Платон Арианит вышел из госпиталя святого Роха в восемь часов вечера. Он очень устал. Полдня ушло на дифференциальный диагноз больной, поступившей со странным поражением покровов: голова 16–летней девушки, еще неделю назад здоровой и красивой, сейчас напоминала выгоревшую головешку, только почему–то мягкую. Черты лица, когда–то тонкие, изящные, были просто стерты. Бригада вскинулась: не столкнулись ли мы с чем–то истинно чужим? Нет, не столкнулись. Всего лишь молниеносная форма глубокого микоза, вызванная мутантным штаммом вполне земного гриба. Платон поморщился. Ладно, вылечим. И не такое лечили… Ретровирусная терапия, и регенеративная пластика потом. Будет как новая… Штамм этот, однако, придется культивировать. Тоже не такое простое дело… Ладно, сейчас задачи розданы, и можно сделать перерыв на несколько часов… заслужили мы это, ей же богу… Он спустился на лифте, кивнул привратнику, толкнул тяжелую дверь лечебного корпуса и с наслаждением вышел на закат.
Город был полон света. Платон зашагал по Кленовому бульвару в сторону пересечения с проспектом Императора Льва. Очень красивый перекресток, с причудливыми домами вокруг, с фонтаном…
Он совсем забыл, что в городе войска. У фонтана стояли два панцервагена, один из них — с флагом. Обычное имперское знамя, оранжевое с двуглавым орлом. Солдат в шлеме, похожем на мотоциклетный, заступил Платону дорогу и попросил показать документы.
Платон с трудом задавил вспышку темно–желтой ярости. Ублюдки… Чтоб вы глубже Тартара провалились с вашими военными играми… Он показал солдату удостоверение, посмотрел, как тот салютует — «Благодарю вас, господин подполковник, счастливого пути», — и пошел по бульвару дальше. Настроение было испорчено.
Когда он вошел домой, почти стемнело. Последние лучи заката отражались в стеклянных шкафах со старомодными бумажными книгами — квартира располагалась высоко, двадцатый этаж… Платон прошел в кабинет, зажег настольную лампу и запустил ординатор, имевший выход на внутреннюю номенклатурную сеть.
Ника не звонила. Вообще сегодня не звонила и не писала. Почему? Сидит в поместье? Там–то, наверное, все спокойно… А вот все ли? В относительно провинциальную Теофанию вошла, видимо, не меньше чем легкая бригада — это если судить по количеству солдат и машин, попадавшихся на улицах. А уж для Аполлонии–то новая власть наверняка не пожалела целой дивизии. Так… Вот как раз и утренняя новость из этой самой Аполлонии: смерть имперского протохартулария Терентия Мильтиада. От разрыва сердца. Очень мило.
Прежде чем звонить Нике, Платон пробежался по доступным подключениям. Официальных новостей было мало, а большинство каналов связи не действовало. Со своего домашнего комма Платон мог беспрепятственно связаться только с военной администрацией. Так… Аполлония — оперативный район 1–й дивизии… Теофания — 2–й дивизии… Каракка — 4–й дивизии… В Беренике — вообще непонятно что, какая–то армейская группа… Ладно. Сейчас было ясно одно: Аполлония занята мятежниками.
Значит?..
Значит, адмирал Докиан или арестован, или убит. Во всяком случае, он — не в деле. Даже если скрылся… хотя может ли такой человек скрыться?.. Раз он до сих пор никак себя не проявил — значит, нет его. Увы.
Одной большой фигурой на доске меньше.
Только бы не начались бои, подумал Платон. Из доступных данных было совершенно непонятно, все ли войска на Антиохии подчинились мятежникам. Уж лучше бы — да. Потому что если здесь начнутся серьезные бои… Здесь — на планете, которая не то что войн, а и разбойников–то настоящих никогда не видела…
О, черт.
Платон набрал номер Ники и включил оптическую связь. Ему хотелось ее видеть.
И он поразился, увидев ее. Она будто постарела лет на восемь. Черты стали резкими, под глазами легли тени.
— У тебя все хорошо? — спросила она.
Платон виновато улыбнулся.
— Да. Я спокойно работаю. Ты, я надеюсь, в поместье? Не выезжала?
Она устало мотнула головой.
— Как там Теофил? — спросил Платон. Его это не очень интересовало, но обстановку вокруг сестры надо было знать.
Ника пожала плечами.
— Да как… Расстроен. Передвигается как старик. Ты знаешь, что сегодня его друг погиб? Дядя Терентий… я‑то его знала мало, а вот Андроник — с младенчества…
— Знаю. Я о нем кое–что слышал. Очень был достойный человек.
Ника неожиданно всхлипнула.
— Это кончится, — сказал Платон.
Она подняла глаза.
— Ты уверен?..
— Нет, — ответил Платон честно. — Понимаешь… человечество гораздо глупее, чем люди в целом. Иногда оно просто безумно… Ты знаешь, кто такой Генри Луи Фаже?
Ника покачала головой.
— Это североамериканский ученый, который в двадцатом веке изобрел химиотерапевтическое средство от проказы. Не от той, которая у нас здесь, а от самой обычной, земной. Читала, наверное, про такое… Ника, он спас десятки миллионов людей. Просто как химик, своим искусством. Я даже не знаю, как считать — сколько он спас. А ты о нем даже не слышала. И я бы не слышал, наверное, если бы не работал в похожей области… Я почему говорю: он сделал свое открытие чуть ли не в том же году, когда началась Вторая Мировая война. И вот имена стратегов этой войны мы знаем прекрасно, что ты! До сих пор. Константин Каподистрия, Антон Туркул, Эрвин Роммель… все эти кровопийцы, будь они прокляты… Которые только и умели, что убивать. И прославились тем, что убивали хорошо. Ты от меня раньше не слышала таких глупостей, да? Я идеалист. Помнишь, ты мне это однажды в четырнадцать лет сказала? А я обиделся…
Ника вдруг улыбнулась.
— Ты идеалист, — сказала она. — Господи, я так рада, что ты не изменился…
Платон тоже улыбнулся, одновременно подумав, что пора подстричь бороду.
— Все будет хорошо, — сказал он.
Андроник Вардан смотрел на экран монитора, по которому ползли иконки грузовых кораблей, идущих на планету Архелон.
Грузовые корабли — это сильно сказано. Тыловой флот контр–адмирала Теодороса был откровенно ничтожен. Транспортников специальной постройки в группе флотов «Юг» не хватало — при организации снабжения частей, разбросанных по Архипелагу, приходилось импровизировать, мобилизуя все, что попадалось под руку. Доходило до того, что продукты перевозили на фрегатах и тральщиках. Архипелаг Неймана отнюдь не был безлюден, на нескольких его планетах имелось миллионное население. А космические силы Гондваны при отступлении отсюда сожгли и взорвали, кажется, все, что могло взрываться и гореть. И если в системах, имевших свое сельское хозяйство, жизнь еще как–то продолжалась, то планеты, целиком относившиеся к так называемой Безымянной зоне, сразу попали в очень тяжелое положение. Архелон как раз и был одной из таких планет. Никакого производства там не было вообще — был только стратегический космодром и разбросанные по трем континентам лагеря наземной гвардии. К моменту прибытия византийцев все это было выжжено до состояния лунного ландшафта — противнику не оставили не то что складов, но ни одного целого здания. Между тем на Архелоне было население: потомки византийских колонистов, которые последние тридцать лет — с момента захвата этой планеты Гондваной — вели здесь совершенно кошмарную жизнь, прячась по лесам и отчаянно пытаясь сопротивляться. Об этой безнадежной партизанской войне Андроник знал мало и совсем не стремился узнать больше. Судя по всему, она велась с невероятной жестокостью. Андронику очень хотелось найти целенькую базу гондванских «бессмертных» и сжечь ее с воздуха гразерами, так, чтобы в коре планеты на этом месте осталась оплавленная дыра. Он допускал, что такой случай еще представится. Но пока что выжившее население Архелона надо было элементарно кормить, пусть даже привлекая к перевозкам провизии боевые корабли. И массово спуская на грунт корабельных врачей, чтобы они помогли хотя бы тем, кому можно помочь: калек и больных среди колонистов было полно. Оставлять боевые корабли без медиков запрещалось уставом, но Андронику сейчас было плевать на устав…
Дверь командного отсека открылась. Георгий Навпактос вошел бесшумно, как кошка.
— Привет, — сказал Андроник.
Георгий молча кивнул и сел в кресло рядом с пультом.
Радоваться было нечему. После сражения при Пангее в группе флотов «Юг» осталось всего–навсего два линкора: «Беневент», на котором они сейчас находились, и «Неаполь». И еще, конечно, был авиносец «Нарзес». Три корабля основного класса — маловато для наступления на одну из центральных планет противника. И для надежного удержания позиции маловато тоже. Архипелаг Неймана огромен; если смотреть откуда–нибудь с Карфагена — это целое созвездие. Тридцать четыре освоенные системы. Большинство из них, к счастью, чисто промышленные; на такие даже не высаживались, просто окружая их сигнальными маяками. Размеры оборонительного периметра теперь превзошли всякое разумное вероятие. И самое страшное — неизвестность… Неизвестно, какие планы у противника. И неизвестно, что творится на родине. На Антиохии наземные войска входят в города! Официальная информация об этом мелькнула сутки назад, и с тех пор — как отрезало. Связаться с Никой или с отцом Андроник без специальной поддержки со стороны службы связи не мог, а нарушать устав настолько грубо ему пока все же не хотелось…
— Что нового? — спросил Андроник, продолжая глядеть в экран.
Георгий помотал головой.
— Рутина. На Фейсалабаде идет наземная операция — додавливают остатки «бессмертных», которые успели разбежаться. Пленных не берут. Полковник Ленард как посмотрел на то, что они там творили… На грунте война совсем другая, сам знаешь.
Андроник резко повернулся к нему.
Георгий выдержал взгляд.
— Я понимаю, — сказал он. — У меня на Антиохии никого не осталось, так уж получилось. Родители умерли, ты знаешь… Чем я могу помочь?
Андроник перевел взгляд обратно на монитор.
— Ничем. Мы все равно не можем бросить периметр.
— Запроси Докиана, — осторожно предложил Георгий. — Пусть расскажет, что у них там вообще творится…
Андроник вздохнул.
— А ты думаешь, я не запрашивал? Я за последние сутки послал четыре депеши с подобными вопросами. Они все были приняты ординатором главного штаба — реплики на месте. И все… Ну, и что я должен предполагать?
Георгий промолчал, и это молчание было настолько красноречивым, что Андронику стало плохо.
— Давай о противнике, — предложил он. — У тебя какие–нибудь новые данные по системе Шакти есть?
— У Маевского есть, — сказал Георгий. — Что именно тебя интересует?
— Любые признаки активности… Прежде всего — есть ли в системе линкоры.
— А также авианосцы, — добавил Георгий. — Но ты же понимаешь, без радиообмена узнать такое почти невозможно. А устраивать радиообмен у нас под носом…
Андроник устало прикрыл глаза. Да, конечно. Находясь вблизи от фронта и при этом в небоевых условиях, каждый разумный командующий будет осуществлять связь между крупными кораблями не по радио, а при помощи орбитальных челноков. Позаботившись, чтобы этих челноков было много. Виндзор Уайт — командующий разумный…
Черт бы его побрал.
— Ты опять думаешь о нем, — сказал Георгий.
Андроник подавил злость.
— Да, думаю. Ты не находишь, что это интересная тема? Один раз мы его разгромили — причем, если по–честному, в основном благодаря тебе. И два раза он разгромил нас. Варуна, Порт—Стентон и Пангея. Что особенно интересно — ни одно из столкновений не кончилось ничьей. Ну, и что будет дальше? На кого бы ты поставил?
Георгий озабоченно покачал головой.
— Нельзя так, — сказал он.
— Знаю, что нельзя… И знаю, о чем ты думаешь. По–хорошему говоря, меня пора смещать. Нервная устойчивость вышла.
Георгий пожал плечами.
— Об этом пока знаю только я. То, что ты попался в ловушку у Пангеи — не показатель. В нее попался бы любой наш адмирал. Кроме Ангела, может быть…
И тут экран мигнул, и изображение Архелона на нем сменилось панорамой, по которой бежала красная точка. И запищал зуммер. Тревога!
— Неопознанный объект на входе в систему, — доложил вахтенный, корветтен–капитан Шереметьев, по громкой связи (она включилась автоматически). — Направление входа — запад–север–север–надир. Судя по массе, легкий крейсер или средний транспорт. Судя по ускорению — крейсер. Движется к планете. На запрос «свой — чужой» ответ есть, корабль византийский. Текстовый запрос пошел. Бортовой системой корабль опознан как легкий крейсер «Калипсо». Есть ответ на текстовый запрос… — Шереметьев прервался и продолжил через полминуты. — Капитан «Калипсо» сообщает, что он пришел с орбиты Антиохии. Просит стыковки с флагманом. Давать?
— Да, — сказал Андроник.
Георгий откинулся на спинку кресла, его лицо стало неестественно спокойным.
— Будет у нас через полчаса, — сообщил Шереметьев. — Дополнительные указания?
— Капитана — сразу ко мне, — сказал Андроник. — В кают–компанию.
— …Вот что мне приказали передать, — командир «Калипсо» корветтен–капитан Гарц, высокий седоватый блондин, сидел в кресле очень прямо. Ему было неуютно. Андроник это прекрасно видел, но помогать гостю не спешил.
— Благодарю вас. «Калипсо» может занять позицию согласно схеме, которую уже переслали вам на рабочий комм. Честно говоря, еще один крейсер нам здесь очень кстати.
Гарц наклонил голову, не выражая никакого восторга. Андроник понимал его. Еще бы. Однако выбора у корветтен–капитана не было: перейти в распоряжение командования группы флотов «Юг» было ему однозначно предписано.
Вот только кем предписано, черт возьми? О человеке по имени Рудольф Бертольд Андроник до сего момента ничего не знал. Если бы не одна деталь…
— Если это все, вы можете быть свободны, — сказал Андроник как можно мягче. — Заданий у вас в ближайшие двое суток, скорее всего, не будет. Отдохните.
Гарц поднялся и выбросил руку в имперском салюте. Вестовой открыл перед ним дверь.
Андроник потер виски.
Георгий Навпактос, сидевший в стороне, вопросительно поглядел на него.
— Похоже, что все правильно, — сказал Андроник сквозь зубы. — Понимаешь, фраза, которую он заучил наизусть и мне передал… этого никто не мог знать, кроме Терентия Мильтиада. Ну, отец еще, а больше — ни один человек. Это из детства.
Георгий поднял голову.
— То есть ты действительно должен считать, что получил приказ самого Терентия?
Андроник поморщился.
— Не приказ… То, что мы слышали — не приказ, а просьба. Просьба о помощи. Терентий мне так и сказал… Да, я могу считать, что меня попросил он. Эту фразу Терентий мог передать только тому, кому он передал и все остальное…
— Включая полномочия, — закончил Георгий.
Андроник кивнул.
— Терентия жалко, конечно, — сказал он. — Ладно. Надо решать, что делать.
— То есть решать, какие корабли ты возьмешь с собой, а какие оставишь здесь?
Андроник посмотрел на Георгия.
— Это и так ясно. Со мной идут оба линкора, вместе с группами прикрытия, и все десантные корабли, которые я смогу взять. Все три «диплодока». Все остальное… — Он покусал губу. — Все остальное — тебе.
— Что–о–о? — Георгий даже привстал.
Несмотря на серьезность ситуации, Андроник не сдержал улыбки, глядя на него. Действительно же проблема. Кроме самого Андроника, адмиралов в группе флотов «Юг» осталось двое: контр–адмирал Теодорос, командующий транспортным флотом, и контр–адмирал Лебедев, командующий крейсерами. Брать их с собой Андроник не собирался. Но и оставлять командование группой флотов кому–то из них он не собирался тоже. Доверить это он мог только Георгию. Но Георгий до сих пор пребывал в чине фрегаттен–капитана, то есть был ниже контр–адмирала на две ступени. Затерялись где–то в столичных штабах посланные уже давно депеши о производстве, вот беда… а может, и придержали их… А практики присвоения временных званий в космофлоте Византии не было. Задачка…
— Ты, — повторил Андроник. — За командующего группой флотов «Юг» останешься ты. Это — мое решение.
Георгий передернулся.
— Теодорос и Лебедев старше меня лет на десять. Как минимум. И у меня нет опыта командования соединениями, я был только на штабных должностях. Как ты это себе представляешь?
— Привыкай, — посоветовал Андроник. — Командные полномочия у тебя будут, дальше сам разбирайся. Необычное решение, конечно, но… у меня есть право его принять. И я его принял. Если с востока сюда полезет какая–нибудь тварь, ее должен встретить человек, которому я доверяю, как себе.
Георгий откровенно почесал в затылке.
— Ну, спасибо тебе, — сказал он. — Значит, я здесь остаюсь только с крейсерами…
— Можешь брать малые транспортники и переделывать во вспомогательные крейсера, — сказал Андроник. — Не очень просто, но реально. Все необходимое тут есть. Теодоросу бы это и поручить…
Георгий покрутил головой, как бы избавляясь от кошмара.
— Они меня сожрут, — сказал он.
— Это зависит от тебя.
— Понимаю…
— Если ты справишься, я обещаю, что тебя повысят в звании. Постараюсь, чтобы до контр–адмирала.
— А если не повысят?
— Тогда я сам тебя произведу.
Георгий открыл рот. Нет, Андроник не шутил…
Или все–таки шутил?
— Ты шутишь?
— Пока что да, — Андроник ответил в тон, негромко. — Но я не знаю, как все обернется.
Он не продолжил, и Георгий тоже промолчал. Потому что дальше шли вещи, о которых они оба боялись не то что говорить — даже думать.
— Будь готов еще и к тому, что я тебя вызову, — сказал Андроник. — Так что — наладь тут дело и будь готов ко мне присоединиться. Ничего крупнее легкого крейсера в этом случае с собой не бери. Кто его знает, что там творится в системе Карфагена… но и здешний периметр совсем оголять нельзя. Ладно. Дожить еще надо…
Андроник потянулся в кресле.
— А теперь вызови ко мне Маевского, — сказал он.
Машина подъехала к усадьбе в час ночи, когда Ника уже ложилась спать. Сначала она подумала, что звук мотора ей чудится. Потом, когда он стал явным — пересилила себя и подошла к окну. Да. Фары…
Она не знала, что в таких случаях следует делать. Чтение классики… да… Сенека в кровавой ванне… Тьфу, что за чушь, — одернула она себя. Скорее всего — это обычный ночной арест. Вломятся, покажут приказ…
Если он у них есть. Хуже всего, если письменного приказа нет. Это будет означать, что пришли не арестовывать, а убивать.
Она постаралась сдержать воображение. Еще раз выглянула в окно — в комнате Теофила Вардана зажегся свет. Тоже проснулся… Есть ли у него оружие? Идиотский вопрос… конечно же, есть, и, конечно же, оно не поможет… Ника схватила расческу, прошлась по волосам, прихватила заколкой. Надо быть хотя бы в порядке.
Машина рыкнула под окном и встала.
Размышлять было поздно. Ника, не чувствуя ног, сбежала по лестнице, и уже на ходу услышала дверной звонок. И услышала, как Теофил — он, оказывается, спустился раньше — открывает дверь…
В атриуме она увидела троих. Теофил Вардан в подпоясанном темно–красном халате. Светловолосый юноша в простом пиджаке, с совершенно ледяными голубыми глазами. А рядом с ним стоял человек, которого Ника прекрасно знала. Капитан Маринетти из космофлота, старый приятель Андроника. И что самое удивительное — он был в форме. В повседневной черной форме космического офицера, со всеми регалиями.
— Здравствуйте, ваше могущество, — сказал молодой человек, обращаясь к Теофилу. — Меня зовут Рудольф Бертольд. Вы, несомненно, знаете, кто я такой… на всякий случай удостоверение — вот, — он показал черную кожаную книжечку с золотым орлом. Теофил сделал отстраняющий жест. — Этот человек — сослуживец вашего сына, фрегаттен–капитан Маринетти, — офицер коротко поклонился. — Мы приехали, чтобы сообщить вам новость. Вернее, две новости. Первая — ваш сын послезавтра будет здесь…
— На Антиохии? — хрипло спросил Теофил.
— Скорее на ее орбите. Но будет он там недолго. Его флот забирает верные императору части и уходит на Карфаген. Операция должна занять не больше суток, иначе мы не успеем.
Теофил долго молчал.
— Кем принято это решение? — спросил он.
— Если бы вы узнали, что его принял ваш друг Терентий Мильтиад, вам стало бы легче?
Теофил на секунду закрыл глаза.
— Терентий убит, — сказал он.
По лицу Рудольфа Бертольда прошла судорога. Очень быстрая.
— Да, он убит. Но за несколько дней до смерти он передал мне все свои полномочия. Именно на этот случай. Вам нужны доказательства?
Теофил медленно покачал головой.
— Нет. Не нужны. Говорите дальше.
— У нас полчаса, — сказал Бертольд. — Берите самое необходимое, и поедем. В тридцати лигах отсюда нас ждет самолет. Подлетать прямо к усадьбе я уж не рискнул, извините…
Терентий опять покачал головой.
— Вы просто с ума сошли. Вы лично приехали сюда? В оккупированную мятежниками зону? Зачем?
Бертольд неожиданно засмеялся.
— За вами, ваше могущество. И, разумеется, за госпожой Княженикой. Мятежники пока, в общем, не трогают гражданских. Но семья адмирала Вардана должна быть в безопасности. Слишком много от него зависит. Я не слишком циничен?
— В самый раз, — сказала Ника.
Все трое мужчин повернулись к ней.
— Я прошу прощения за такое бесцеремонное начало разговора, — сказал Маринетти. — А также и за то, что вас не предупредили. Мне объяснили, что так… лучше.
Ответить на это было нечего. Ну, просто нечего. Ника повернулась к Теофилу.
— Мне надо одеться.
— Мне тоже… Не волнуйся.
Ника чуть не фыркнула. Скользнула взглядом по гостям — они вполне равнодушно ждали.
— Я быстро, — сказала она и побежала наверх.
Прошла в комнату Андроника. Открыла нижний ящик письменного стола, вынула деревянную коробку.
Пистолет «атлант», давний подарок Теофила Вардана сыну.
Очень давний. С Никой Андроник познакомился лет через пять после того, как получил от отца этот пистолет.
Смешно: она вдруг заревновала…
Андроник никогда не брал его с собой на фронт. Нет нужды, говорил он. Не бывает более полной безопасности, чем на своем корабле…
Теперь надо взять.
Ника открыла коробку — впервые в жизни сделала это сама. Полюбовалась на строгие линии пистолета. На внутренней стороне крышки была матовая пластинка с надписью, которую она давно знала наизусть.
«Надейся только на своих друзей и на свое оружие. Друзья тебе помогут, оружие тебя защитит».
— Понятно, — сказал Андроник. — Значит, наземная армия перешла на сторону мятежников, но не вся. И линия фронта, наверное, уже сформировалась. А теперь ответьте на главный вопрос: зачем нас вызвали?
— Чтобы избежать боев на планете, — сказал Маевский. — Отвоевание городов Побережья технически возможно, но приведет к большим разрушениям. Очевидно, люди, которые нас вызвали, приняли решение эвакуировать силы в безопасное место и поискать политическое решение.
— Я понимаю, — сказал Андроник. — Но почему вы в этом так уверены? Проще говоря: что, если бои как раз–таки начнутся, и нам прикажут вести огонь по поверхности планеты? Вы исключаете такой вариант?
— Да.
— Почему?
— Во–первых, вы не подчинитесь. Во–вторых, Рудольф Бертольд, который переслал вам данное сообщение и эвакуировал вашу семью, является человеком Мильтиада.
Андроник подождал, но Антон Маевский ничего не добавил. Сидел себе спокойно в кресле, помаргивая рыжими ресницами. Свет в комнате совещаний был притушен, кроме них двоих тут никого не было.
— Почему вы так верите Мильтиаду?
Маевский молчал так долго, что Андроник уже стал считать свой вопрос лишним.
Странный человек…
Но он все–таки ответил.
— Три года назад я был арестован Корпусом кавалергардов по обвинению в измене. Причиной были неосторожные высказывания — если позволите, я не буду говорить, какие именно. Мильтиад узнал об этом почти случайно, по семейным каналам. Знаете, как это у нас бывает. Я до сих пор не знаю — с кем он говорил, какие средства пустил в ход, кого шантажировал… Я был под следствием две недели. Меня уже пытали. Еще день–другой, и я подписал бы им любые признания. Утопил бы всех, кого они велели. Кавалергардский корпус — самая подлая организация на свете… И вдруг меня отпустили, как будто и не было ничего. Что это дело рук Терентия — мне сказали потом. Одновременно со мной были арестованы еще два человека: офицер моложе меня и девушка. Их он спасти не смог. Тем не менее, с тех пор я его агент.
— Почему?
Маевский понял вопрос. Растянул губы в улыбке.
— Нет, я не считал, что за спасение жизни обязан ему пожизненной службой. Отнюдь. Но я поговорил с ним. Вы знаете, я плохо разбираюсь в людях. То, что обычный человек вроде вас чувствует сразу, мне приходится просчитывать. Зато я и ошибаюсь реже. Терентий сказал: ты мне ничего не должен, но если хочешь делать так, чтобы этого больше не было — вот тебе возможность. И я сказал: «Да». Я ему поверил. С тех пор при нем и состою. Хотя он очень старался, чтобы этого никто не знал.
— Вы очень не любите кавалергардов, — сказал Андроник утвердительно.
Маевский поморщился. Андроник чуть ли не впервые увидел у него на лице какую–то мимику.
— Они… серые. Серые мундиры. И вокруг них — тьма.
Андроник промолчал. Такие поэтические откровения его все же несколько удивили.
— Я ненавижу их, — сказал Маевский неожиданно. — Тупая сила, готовая сожрать все, что шевелится. Все, что случайно попадется… — Казалось, он с трудом подбирает слова. — Империя заражена жестокой косностью. Я не знаю, можно ли это вылечить. Я не специалист по внутренней политике. Золоченая кровля — и гнилое нутро…
Андроник перевел дух. Он вдруг устал от общества этого человека.
Но упускать момент не следовало.
— Значит, вас не удивляет то, что происходит с Империей сейчас?
Маевский покачал головой.
— Но сейчас вам придется стрелять в ту же сторону, что и кавалергардам, — напомнил Андроник. — Командование Кавалергардского корпуса — на нашей стороне. Причем именно благодаря Мильтиаду, если я правильно понял. Вас не смущает это?
— Нет, — сказал Маевский. — Как инструмент можно использовать что угодно, в том числе и кавалергардов. Это вопрос умения.
— По–вашему, дядя Терентий… Мильтиад считал так же?
Маевский пожал плечами.
— Я не знаю, что было у Мильтиада в мыслях. Я знаю только, что он делал. В нашем положении стоит хвататься за любого союзника.
Андроник внимательно посмотрел на собеседника.
— Вы — человек без предрассудков…
Маевский еще раз пожал плечами.
— Возможно.
— У вас интересный взгляд на вещи, — сказал Андроник. — Позвольте спросить: как вы видите нашу конечную цель? Мы сможем прекратить гражданскую войну и вернуть все, как… Как было?
— Нет, — сказал Маевский. — Я думаю, что процесс необратим. Наша задача — развалить империю так, чтобы как можно меньше народу задавило обломками. Внешняя война, разумеется, сильно усложнит эту процедуру. Но я подозреваю, что другого выхода у нас просто не будет.
— Что тебе сказал Красовски? — спросил Аттик Флавий.
Рудольф вздохнул.
— Он не пойдет в подчинение к людям, которые младше его по званию. Это было буквально первое, что он сказал, как только узнал, от кого я. К мятежу он относится так же, как мы. Очень сожалеет, что лишен возможности связаться с императором. Он даже готов согласовывать действия. Но…
— Но — при условии, что главным будет он?
Рудольф махнул рукой.
— Он не выразился прямо так. Он вообще не говорил ничего резкого. Я бы сказал, что он даже старался быть дипломатичным. Не в этом дело. У меня осталось впечатление.
— Да?
— Да, — Рудольф сел. — Он… Я видел таких людей, правда не близко. От него энергия идет. Энергия власти. Чувствуется, что он привык отдавать приказы… и привык, чтобы их выполняли. В том числе в боевой обстановке. Аура военного вождя. Вот у вас, например, этого нет…
— Понимаю. Так ты поэтому решил, что с ним не договориться?
— Ну… В целом да. Поэтому. Он интеллектуал, да. Но в то же время — прирожденный доминант. С таким каши не сваришь.
— Да, я понимаю… Такому человеку действительно тяжело принять подчиненную роль. Особенно если подчиняться придется двум людям младше его по званию. И особенно если один из них тыловая крыса, а другой — тоже крыса, но полицейская… О том, что мы собираемся уйти с планеты, ты сказал?
— Да — как об одном из возможных планов. Без подробностей.
— Реакция?
— Как я и ожидал, отрицательная. Он считает, что надо вести борьбу на Антиохии, если мы хотим чего–то добиться.
— И какой вывод?
— Очевидный. С планеты он не уйдет. Нет смысла уговаривать.
— Это два разных утверждения, — сказал Аттик Флавий мягко. — Что он не уйдет с планеты и что его нет смысла уговаривать. И вот в связи с этим мне интересно: почему ты все–таки не стал его дожимать?
Рудольф Бертольд ответил не сразу.
— Это бессмысленно, — сказал он.
Флавий таким ответом не удовлетворился. Он удобнее расположился в плетеном кресле, закинул ногу на ногу и посмотрел на Рудольфа очень внимательно.
— Вот так, да? Не невозможно, а именно бессмысленно?
— Бессмысленно. Да, — Рудольф начал злиться. — Пусть бы мы привлекли Красовски на нашу сторону, как–то уговорив… он стал бы торговаться, скорее всего. Ладно. Допустим, мы бы убедили его уйти с нами на Карфаген. Не факт, что его войска влезут в наши транспорты… но если закрыть глаза даже на это. В плюс — две дивизии. В минус — мы приобретаем постоянный источник претензий, борьбы за субординацию и черт знает еще чего. Зачем нам тащить с собой на Карфаген второй центр власти, который будет с нами же конкурировать? И к тому же… — Рудольф замялся. — Эскадра Андроника Вардана сейчас идет сюда на полной скорости. Они будут в окрестности системы Антиохия через восемнадцать часов. Противник их увидит — и, голову наотруб, сразу поймет, зачем они пришли. Пока эскадра подойдет, чтобы нас забрать — а она ведь будет еще какое–то время двигаться к планете, потом маневрировать — нам постараются помешать. Ох, как постараются. Причем мешать будут в основном здесь, на поверхности… я, как и вы, очень надеюсь, что до этого момента к ним силы космофлота еще не подойдут, иначе нас просто выжгут дотла, и уже над нашими руинами будет космическая битва… — У Рудольфа дернулась щека. — Красовски может их отвлечь, — сказал он.
Аттик Флавий усмехнулся.
— Ты страшный человек, Рудольф, — сказал он. — Ты бросаешь корпус Красовски, зная, что его тут уничтожат. Для того, чтобы он прикрыл нашу погрузку, и еще для того, чтобы избавиться от — как ты там выразился? — второго центра власти. Не могу сказать, что я не согласен с таким решением. В конце концов, я просто военный специалист. Но я люблю, чтобы все было ясно и честно.
— Может быть, его и не уничтожат…
— Уничтожат. Если нам удастся уйти, Негропонти и те, кто с ними, получат войну на два фронта. Они изо всех сил постараются выключить хотя бы один. Вплоть до огня из космоса. К ним ведь тоже космофлот подойдет рано или поздно… Конечно, если такое случится, причиной всему будет только баранье упрямство генерала Красовски. Жаль его.
Они помолчали.
Рудольф посмотрел в большое окно, на запад. Там, над устьем Роэны, тлел сиреневый закат.
— Вы думаете, я неправ?
Флавий шевельнулся.
— Нет, не думаю. Ты принял вполне разумное решение.
— Но вы рады, что принимать его пришлось не вам…
— А это уже неважно. Скажи лучше, откуда ты знаешь, что Вардан будет здесь именно через восемнадцать часов?
— Сценарий такой… Ну, просто я внимательно смотрел разработки, которые оставил нам Терентий. Эффективная скорость на сверхсвете, как правило, зависит от многих переменных, но есть постоянные трассы, для которых она рассчитывается довольно легко. И Вардан, слава всем богам, прислал мне именно тот ответ, которого я ждал… На который надеялся. Они должны успеть.
Флавий кивнул и задумался. Сейчас он был похож не на античного императора, а на старую болотную птицу.
— Вас что–то еще беспокоит, — сказал Рудольф, скорее утверждая, чем спрашивая.
Флавий слабо фыркнул.
— Можно сказать и так. Сейчас меня беспокоит то же самое, что и тебя — а именно отсутствие информации о связях, которыми располагает в космофлоте наш противник. Здесь у вас с Терентием белое пятно. И у кавалергардов тоже, при всем моем к ним уважении… В то, что заговорщики вообще упустили космофлот из зоны внимания, я не верю абсолютно. Они сумасшедшие, но не идиоты. Но вот — никаких массовых вербовок… точно никаких, потому что это обязательно было бы кем–то из вас замечено… Значит — что? Значит, они завербовали кого–то на самом верху, так надежно, что этого достаточно? У тебя есть другие версии?
Рудольф покачал головой.
— А предположения?
— Я плохо знаю, что происходит в космофлоте.
— Я тоже, — сказал Флавий. — И я уже молю богов, чтобы эта карта поскорее открылась.
Молчание стало глухим, как вата. Рудольфу захотелось открыть окно.
— Вы допускаете, что они уже сюда идут?
— Я допускаю почти все, но это ничего не значит… Но скажу точно: когда на границе системы Антиохии покажется флот — я буду очень надеяться, что это именно флот Вардана.
В этот раз Кирилл чувствовал себя в матовом зале увереннее. Он больше не гость. За ним — пусть небольшое, но дело. Новый Алжир замирен. Без единого выстрела. Сам дед «спасибо» сказал…
В глубине души Кирилл прекрасно понимал, что с этим делом справился бы на его месте почти любой. Генерал Аммон легко поддался на уговоры, потому что был к этому готов. Куда бы он еще делся? Ладно… Все хорошо, что хорошо кончается, подумал Кирилл и приготовился слушать.
Белый граф, он же Кириллов дед, развернул свое кресло так, чтобы видеть всех трех присутствующих.
Кирилл мельком глянул на Вишневецкого. Осунулся Вишневецкий за последние дни. Постарел. Видимо, даже он до последнего момента надеялся, что до войны все–таки не дойдет…
— Обстановка на Антиохии, — сказал граф, как всегда, совсем без интонации. — Филипп, прошу.
Вишневецкий прокашлялся.
— Боев сейчас нигде нет. Это, пожалуй, главное. Побережье контролируется нами плотно и теперь уже целиком. Остальная планета нейтральна. За исключением двух очагов. Первый — это район города Оксиринх, где собраны силы кавалергардов, и туда же подтягивается мятежный корпус Флавия. Корпус — громкое название, фактически это одна дивизия… Второй очаг находится в южной части лесной зоны. Это — квартиры корпуса Красовски, который отказался нам подчиниться категорически. Впрочем, никаких движений он пока не делает. Все остальное — спокойно.
Старец моргнул.
— Таким образом, у нас есть две проблемы. Какие будут мысли?
— Если позволите, — этот жуткий, будто не человеку принадлежавший голос Кирилл слышал далеко не впервые, и все равно его как–то знобило.
Старец утвердительно кивнул.
— Конечно, Тиресий. Говорите.
— В корпусе Красовски достаточно много тайных уранитов, — сказал серый мешок. — Мы можем сделать его небоеспособным в течение часа. Просто по радио.
Кирилл заметил, что Вишневецкий облегченно вздохнул.
Старец не шевельнулся, но каким–то образом стало ясно: он тоже доволен.
— Очень хорошо, — сказал он после паузы. — Будьте, пожалуйста, готовы привести этот план в действие по нашей просьбе. Но не раньше, чем нужно. А насчет остального — я хотел бы выслушать твое мнение, Кирилл. Как ты считаешь, что нам нужно сделать в первую очередь?
Кирилл даже не слишком опешил. Чего–то подобного он ждал.
— Мне кажется, что в первую очередь надо решить проблему Оксиринха. Зачем–то ведь они стягивают туда силы. Если Красовски — это просто непокорный генерал, с которым мы так или иначе разберемся, то в Оксиринхе что–то более серьезное. Насколько я понял из разведывательных данных, они тащат к нему все, что можно, и быстро. Всех солдат, всю технику. И всех гражданских, которые желают туда уйти — благо мы им пока не препятствуем. Все это тянется прямо в город. Зачем? Собираются удерживать его, как крепость? Я не военный специалист, но мне это кажется глупостью. Или… — Кирилл пожал плечами. — На самом деле, они ведут себя так, как будто готовят эвакуацию. Я только не понимаю, куда. Ждут транспортов с Южного континента?.. В любом случае — не стоит позволять им этим заниматься. Нужно, во–первых, понять их план, и во–вторых — сделать что угодно, чтобы нарушить его.
Старец слушал. Его черепашьи веки были прикрыты.
— Они ждут не транспорт с Южного континента, — сказал он совсем тихо. — Они ждут эскадру.
— Какую?! — Кирилл и Филипп задали этот вопрос хором, не успев даже переглянуться.
— Космическую. Вероятнее всего, это адмирал Вардан. И, вероятнее всего, он сюда уже движется.
Кирилл просто не знал, что сказать.
— Нужны контрмеры, — Вишневецкий прорезался. — Ваша светлость… я знаю, что вопросами космофлота у нас занимаетесь только вы…
Старец поднял голову, и — Кирилл понял — Вишневецкий вдруг увидел его глаза. Холодные, серые, живые, широко открытые глаза молодого человека…
Ничего страшного, впрочем, не произошло.
— Вы правы, Филипп, — сказал граф с подчеркнутой дикцией, и Кирилл с изумлением заметил, что у него и голос теперь стал как у молодого. — Вы правы. Вопросами связи с космофлотом в нашем консорциуме занимаюсь я. Именно поэтому я три часа назад отдал приказ связаться с вице–адмиралом Ангелом. Он принял мою просьбу и уже движется сюда, в сопровождении флота линейных кораблей.
Одним из самых странных эпизодов в истории Византии было правление императора Леонтия Второго. Назвать этого государя просто эксцентричным — значило бы польстить ему. Изменение очертаний континентов на планете Ираклий и введение всеимперского культа бога Аполлона были еще не самыми странными его проектами. Между тем посетителей Леонтий принимал охотно, и естественно, что всевозможные оригиналы, прожектеры и просто жулики слетались к его двору, как мухи на сладкое вещество. Одним из таких энтузиастов был Генрих фон Штокхаузен, бывший барон, фальшивый доктор и большой пропагандист арийских идей. Он умудрился войти к императору в доверие, увлечь его своей историософией и убедить, в частности, создать в армии особые соединения, состоящие только из германцев и, следовательно, исполненные нордического духа. Генералитет взвыл: стирание национальных границ было одним из приоритетов византийской армии еще со времен великого Константина Двенадцатого. Но с волей императора не поспоришь, и в результате были сформированы две чисто германские пехотные дивизии: «Варангьяр» и «Беллона».
В отличие от всей остальной византийской наземной армии, солдаты этих дивизий носили не серую форму, а черную — как у космофлота. Иногда их даже путали, и совершенно зря. Если византийский космофлот унаследовал свои цвета от одной из русских белогвардейских дивизий, то «Варангьяр» и «Беллона» — от лейб–гусар Прусского королевства. На их мундирах не было никаких белых кантов, зато были серебряные погоны. А на фуражках и пилотках вместо имперского орла красовалась адамова голова, древний символ смерти и возрождения.
Прошли годы. Леонтий Второй умер от пьянства. Генрих фон Штокхаузен был отправлен на каторжную планету за банальную растрату казенных денег. А дивизии «Варангьяр» и «Беллона» продолжали существовать. При одном из следующих императоров их объединили в пехотный корпус, который сразу получил крылатое название: Корпус варягов. Возникнув как жаргонное, это название понемногу проникло в документы и стало официальным.
Набирали в Корпус варягов по–прежнему одних германцев — теперь это была уже просто традиция. Точно так же в Российской империи когда–то старались набирать в Павловский гвардейский полк курносых солдат, в Московский — рыжих, а в Финляндский — белобрысых.
При императоре Константине Двадцать втором в состав Варяжского корпуса включили авиационную эскадру, и это вышло очень вовремя, потому что как раз тогда началась Война двух империй.
На войне Варяжский корпус выдвинулся быстро. Он был элитным соединением. Его солдаты и офицеры раз за разом делали почти невозможное. Труднейшее трехлетнее сражение за планету Фортуна вели в основном именно варяги. В этом сражении корпус понес тяжелейшие потери, а после его победного завершения был отведен для доукомплектования и отдыха в тыл. В самый глубокий тыл. На уютную планету Антиохия, где никогда ничего не случалось…
Убедившись, что на Антиохии начинается война, командующий Варяжским корпусом генерал–полковник фон Красовски вызвал на экран карту континента и завис над ней, привычно оценивая обстановку. Связи с императорской ставкой не было, решения предстояло принимать ему самому. Что ж, он это всегда умел.
— Вальтер? — адъютант заглянул в комнату на голос. — Вызови ко мне на совет Эрнста, Леопольда и Дитриха. И Курта еще. Через полчаса. Если хочешь, возьми кофе — ты мне бодрый нужен.
Все четыре вызванных офицера появились в кабинете командующего даже раньше, чем через тридцать минут. Видимо, они не спали. Командир ударного танкового полка «Беллоны», главный авиатор, начальник разведки и заместитель командующего корпусом по техническому обеспечению. Все — старые коллеги, прошедшие Фортуну от звонка до звонка. Белая кость. Красовски просто показал им карту и предложил полюбоваться.
Первым подал голос танкист — Леопольд фон Бабенберг, называвший себя графом.
— Спать все–таки хочется, — сказал он. — Давайте проще, экселенц. Если можно. В чем наша задача, если она у нас есть?
Красовски ожидал именно такого поворота разговора.
— Наша задача сейчас — сделать выбор. Связи со ставкой нет. Мы должны самостоятельно принять одно из двух решений. Даже, вернее, из трех. Или мы остаемся нейтральными — но это означает, что те, кто сейчас оккупирует города Побережья, потребуют от нас гарантий лояльности. Они меня уже запрашивали… Или мы подаемся на запад и переходим в подчинение тех, кто сидит в Оксиринхе. Со мной, как некоторые из вас знают, говорил их представитель. Или же, наконец, действовать самостоятельно… Лично я — сторонник третьего варианта. Поддерживать мятежников я не считаю возможным. С Оксиринхом можно было бы разговаривать, но, насколько я понял, они планируют не сражаться за Антиохию, а уходить с помощью космофлота куда–то в эвакуацию… мы точно этого хотим?.. Лично я остаюсь здесь и соблюдаю присягу. Уверен, что рано или поздно порядок восстановится, и нас поддержат. Но когда — не знаю. Тем, кто пойдет со мной, я могу предложить только неизвестность. Поэтому ничего пока не приказываю. Жду ваших вопросов.
— Да какие уж тут вопросы, — вежливо сказал летчик Эрнст Брандт. — Эти деятели из так называемого Регентского совета — вообще темные лошадки. Никакого желания с ними сотрудничать у меня нет. Кисло, конечно, что нам, похоже, никто в ближайшее время не поможет. Но это ненамного сложнее ситуаций, в которых мы уже бывали, — Красовски увидел, что Леопольд в этом месте кивнул.
— Так… Господа, я рад, что вы так на это смотрите. И все–таки давайте порассуждаем реально. Может ли один наш корпус освободить всю планету?
— Во–первых, да, — сказал Леопольд. — На иные планеты хватало и дивизии. Во–вторых, вся планета — это слишком сильно сказано. На Южном континенте вон вообще непонятно что происходит… А если вы говорите о битве за Побережье, то я считаю, что ее мы вполне можем провести. Если не освободить целиком, то взять под контроль значительный кусок с двумя–тремя городами. И держать его, пока не придет помощь.
— А если помощь не придет вообще? — этот вопрос задал Дитрих Ленц, разведчик.
Леопольд пожал плечами.
— Тогда договариваться. Хотя я в такое не верю… Но и договариваться скорее будут с реальной силой.
— Так, — сказал Красовски. — Дитрих, я бы хотел узнать твое мнение.
— У меня мнения особого нет. Мои люди колдуют над спутниковой сетью, если нам удастся часть ее переключить на себя или хотя бы вообще отключить — это будет здорово, сами понимаете… С тем, что сказал Леопольд, я в целом согласен. Но у меня есть замечание.
— Да?
— На стороне этого поганого Регентского совета выступают жрецы уранитов. Вот это — не просто темные лошадки, а очень темные. Как конь вороной из Апокалипсиса, если читали такую книжку. У них довольно большая агентурная сеть, в армии — особенно. И, поскольку наша контрразведка даром хлеба не ест… в общем, у нас в корпусе тайных уранитов — около ста человек. В основном солдаты и унтер–офицеры. Два лейтенанта. Никакие боевые действия невозможны, пока эти люди на свободе. Список их у меня есть…
Красовски кивнул.
— Неприятно, — сказал он. — Неприятно, но придется действовать. Считай, что у тебя есть моя санкция. Итак… Леопольд — будь готов вывести свои машины в любую секунду. Эрнст — ну, ты сам все понимаешь. Раз уж так получилось, сыграем белыми… Карты южных районов у тебя, я полагаю, готовы?
Летчик кивнул.
— Основные силы у них не в городах, — сказал он. — Конечно, они не совсем кретины и технику в одну кучу не собирают, но все–таки у штурмовиков будет шанс. Особенно при внезапности.
— Да, — сказал Красовски. Он грузно поднялся, отодвинул штору на окне, посмотрел на часы: почти восемь утра. Красное солнце уже поднялось над зубчатой кромкой Северного леса. Простор…
Впрочем, действия современной авиации от освещенности не зависят.
— Очевидно, что ближайших целей у нас две. Теофания и Каракка. Между ними можно выбирать, но я считаю, что к концу первой недели мы должны контролировать их обе. А перенос сил между этими двумя векторами как раз послужит для нас фактором маневра. Эрнст, это в первую очередь к тебе. По одной из целей ты наносишь отвлекающий удар, по другой — главный. Но так, чтобы их можно было поменять местами. И уже по результатам авиаудара выберем маршрут движения техники… А теперь — прошу к ординаторам. Расчеты всех возможных трасс я жду от вас к двум часам дня. И не позже шести — начинаем.
«В шесть часов вечера после войны», вспомнил ни с того ни с сего Эрнст Брандт, выйдя из домика командования и глядя в небо. Была на Земле такая поговорка. Интересно, а эта война вообще когда–нибудь кончится? Ох, непохоже… Он оборвал ненужные мысли и зашагал через поле к своим самолетам.