Сказки

 

Трещины на асфальте

Вы обращали внимание, что некоторые люди — чаще всего, конечно, дети — вдруг странным образом укорачивают или удлиняют шаг? Это они стараются не наступить на трещины в асфальте.

Когда я был маленьким, мне казалось, что глубоко под землей замурован дракон с огромными гребнями на спине. Иногда, в безлунные ночи, он пытается вырваться из заточения, и гребни проламывают асфальт. Вам случалось спотыкаться на ровном месте? Вы потом еще долго недоумеваете: почему? В детстве я никогда не удивлялся. И так ясно — человек споткнулся о гребни дракона. Они же невидимы!

Самое неприятное во всем этом: неизвестно, что за чудище скрывается под землей. Может ему там грустно и одиноко, хочется шума, света и друга, а может это исчадие ада, вечное зло. Увы, про драконов, как и про пчел, никогда заранее не знаешь.

Поэтому дети изобрели универсальное правило: трещины надо перешагивать. Если дракон добрый, то не стоит причинять ему боль, пиная гребни. А если он нехороший — тем более.

Так что, шире шаг, товарищи! А кто наступит — тот дурак.

 

Как появились равнины

Давным-давно, в самом начале, на Земле были только горы и океаны. Не было ни равнин, ни плоскогорий, ни плато. Все ручьи были горными, и реки — горными, и озера, само собой, тоже.

Шло время, горы росли. Днем их освещало Солнце, а ночью — Луна, холодно блистающая в огромном черном небе. И стало горам тесно на земле. Тогда решили некоторые из них перебраться на небо. Долго копили они силы, пока не пришла пора Великого Осеннего Полнолуния. Громадная бледно-желтая луна нависла над горами. И, повинуясь ее зову, они напряглись, и медленно оторвались от планеты. Покачиваясь, осыпая камни со склонов, они поднимались все выше и выше.

И чем выше они поднимались, тем ярче светились их скалы. Еще не кончилась ночь, а горы уже миновали Луну, но продолжали лететь в беспредельной пустоте, сияя, словно тысячи маленьких солнц. Они вдруг обнаружили, что само движение рождает свет, а свет дает им силы для полета.

Так на Земле появились равнины, плоскогорья и плато. А в небе звезды.

 

Новогодняя сказка

Новогодняя сказка потому так и называется, что в ночь с декабря на январь происходит. А эта почему-то появилась на целый месяц раньше.

Однажды, ноябрьским вечером, деда Мороза разбудил радостный крик Снегурочки: «Дедушка! Снежинка прилетела!» Мороз приоткрыл глаза: внучка стояла перед ним, и на ее варежке лежала маленькая пушистая снежинка. «Она же еще совсем махонькая», — пробасил Дед Мороз. «Ну и что! — перебила внучка и подула на снежинку, чтобы та не растаяла. — Смотри зато, какая она пушистая! Как моя варежка». — «Одна снежинка зимы не делает», — пробормотал дед, погружаясь в дремоту. Но не тут-то было. «Дедушка! Дедушка, проснитесь! Опять прособираетесь, ждать вас придется!» — «Ничего. Дети покличут — приду. Куда я денусь?» — «Он еще спорит! Да если я вас сейчас не разбужу, вы всю жизнь проспите! Каждый год та же история… Де-душ-ка!» — «Ох, наказание ты мое! — закряхтел Мороз. — Вот заморожу тебя, будешь знать, как на старших кричать!» Дед Мороз сам испугался своей угрозы и поспешил успокоить внучку: «Не бойся, не бойся, я пошутил». — «Ха-ха! Струсила я, как же! Да такой засоня не то что заморозить, а… Вставайте сейчас же!» — «Ну, встаю, встаю, — сдался дедушка, — Ох-хо-хо, наказание, право слово. Ну, встал, ну и что? До Нового Года, почитай, месяц целый. Что ж мне, целый месяц из угла в угол слоняться? Первая снежинка — велика птица! Да у меня этого добра знаешь, сколько?» — «Сколько?» — хитро улыбнулась внучка. «Много! Где вот мой мешок? Сейчас я покажу тебе, сколько у меня этого добра… Где же он?» — «Кто?» — «Да не кто, а мешок! Мешок мой где? С буранами да метелями, с вьюгами да новогодними подарками. Куда ты его подевала?» — «Никуда я его не подевала, очень надо! Вы сами его каждую весну от меня прячете». — «Вот, вот. А то попади он тебе в руки, ты такого натворишь… Куда ж я его в прошлый раз спрятал? Ты не видела?» — «Не видела». «Может, подглядела случайно, краешком? Ты скажи, я не рассержусь». — «Не имею такой привычки! Вы сами учите, что это нехорошо». — «И правильно учу! Я плохого не посоветую… А все-таки иногда и подсмотреть не грех. Вот где мне теперь мешок искать?» — «Я почем знаю. Сами спрятали, сами и ищите… Да вот же он! Под лавкой!» — «Ах-ты, старая моя голова! А я его ищу…»

Дед Мороз вытащил из-под лавки большой красный мешок, и начал было развязывать тесемки, но вдруг остановился. «Слышь, внучка, вроде теплом потянуло? Опять, небось, сказочник какой в наши края раньше времени забрел: под дверью подслушивает, в окошки подглядывает».

Почему я, услышав эти слова, не спрятался? Хотел потом, а поздно: стоит на крылечке Снегурочка, руки в боки, и ругает меня почем зря. «Ах-ты, такой-сякой! Не можешь до Нового Года подождать, ровно журналист! Просто никакого сладу с этими сочинителями!»

Покраснел я от стыда и убежал, не дослушав. В самом деле, нечего Новогодние сказки в ноябре придумывать.

 

Ласковые сны

Сны, мечты, огорчения и радости — все это предметы одушевленные. Если не верите, спросите у детей.

В самом деле, у каждой мечты или огорчения свой характер, далеко не всегда схожий с характером человека, к которому они приходят. И это замечательно, иначе я бы не познакомился и с миллионной долей снов, живущих на Земле.

Однажды ко мне в гости пришли Ласковые Сны. Они появились внезапно, не известив телеграммой или телефонным звонком. И застали у меня целую кучу Огорчений. Огорчения пришли как всегда в строгих черных костюмах и темных очках. Они без разрешения уселись за стол, достали из саквояжей большие ложки и принялись методично стучать ими по столу, напоминая, что они проголодались. Причем, кормить их надо со строгой очередности: сначала самых молодых и сильных, потом тех, которые постарше и, наконец, совсем пожилых.

Я как раз выходил из кухни с громадной кастрюлей, когда в комнату ввалились Ласковые Сны. Не успел я опомниться, как мне врезали по локтю, и суп выплеснулся прямо на голову Огорчениям. Те страшно разозлились. Кто-то начал стаскивать с себя пиджак. Но они плохо знали Ласковые Сны. Немало не смутившись, Сны затеяли беготню вокруг стола. Они носились по комнатам, хохотали, показывали Огорчениям «носы». Я понял, что сейчас в моем доме начнется жуткое побоище, и от страха закрыл глаза. А когда вновь их открыл, то не поверил: Огорчения, побросав саквояжи, играли с Ласковыми Снами в догонялки. Я остолбенел! Тем временем гости решили играть в прятки. Голить выпало Снам. «Только, чур, в доме не прятаться!» — закричали они. «Ладно, ладно!» — ответили Огорчения и бросились к дверям. Когда последнее из них скрылось из виду, Сны подмигнули мне и закрыли дверь на ключ. Потом они забрали из-под стола саквояжи Огорчений и растаяли. А я проснулся.

 

Флейта

Есть старая японская легенда. Однажды, остановившись, чтобы напиться воды из горного ручья, человек услышал флейту. Невидимый музыкант играл с удивительным мастерством. В одном звуке он умел соединить печаль и радость, ярость и нежность: грохот водопада и журчание родника; осенний ветер, срывающий листья клена и его весеннего брата, играющего с цветами сакуры. Человеку захотелось увидеть этого чудесного мастера, подойти поближе, устроиться поудобнее, чтобы полнее насладиться мелодией.

Так человек пошел на звук флейты. Он шел час, другой, солнце склонилось к закату, а музыканта все не было видно. На ночь человек расположился у корней громадной сосны. Флейта звучала тихо, но не отдалялась. На другое утро человек продолжил свои поиски. Он шел по лесам и горам, по топким тропинкам в рисовых полях, переплывал реки. Всех встречных расспрашивал он о флейтисте, но никто ничем не смог ему помочь; некоторые даже принимали его за сумасшедшего. Дорога привела человека в большой город, и там, в шуме и криках он потерял звук флейты. Тщетно метался человек по узким кривым улочкам. Понемногу он успокоился. Нанялся работать, женился, построил дом, обзавелся детьми.

Много лет спустя, похоронив жену и выдав замуж младшую дочь, человек задумал побывать в своей родной деревне. Напрасно дети и внуки отговаривали его.

День был жаркий, дорога пыльная, человеку захотелось пить, и приметив лес на склоне горы, показавшейся на удивление знакомой, человек решил поискать там воду. Остановившись у горного ручья, он вдруг опять услышал флейту. Грустно улыбнулся человек: он слишком стар и слаб, чтобы как в юности броситься на поиски. Он лег на траву, положил под голову дорожный мешок и закрыл глаза.

А флейта все пела. И звучала она так ясно и чисто, словно музыкант стоял за соседним деревом.

 

Паук и крылья

В подвале одного музея жил паук. Музейный подвал не лучшее жилище для паука: мухи туда залетают редко, не говоря о других насекомых. Но так уж его определили в паучьей школе. Конечно, можно было подняться на первый этаж и ловить там, чего душа пожелает, однако, паук оставался в подвале. Вовсе не потому, что был такой послушный. Он и сразу-то не очень расстроился. Первое время было тяжело, но паук быстро привык жить впроголодь. Дело в том, что любимым его занятием была не охота, а плетение паутины. В этом он не знал себе равных.

Разглядывая его ажурные и необыкновенно прочные тенета, преподаватели восторженно качали головами, и ставили низший балл. «У вас талант! Настоящий паучий талант. Только объясните нам, почему вы поместили сеть в таком странном месте? Разве мы не учили вас определять пути, по которым летают мухи, комары и бабочки?» Паучок сокрушенно вздыхал, а на следующем занятии снова сплетал паутину не там, где нужно. Он прекрасно знал, в чем его ошибка, но ничего не мог с собой поделать. Ведь там, где летают всякие съедобные насекомые, летают птицы, ходят звери и, самое страшное, люди с мокрыми тряпками. Паучку было жалко употреблять свое мастерство только для того, чтобы через день-другой его творение порвали, смяли, уничтожили. Вот и получилось, что при распределении мест охоты и жизни ему — «самому талантливому и самому бестолковому», как сказал директор паучьей школы — достался музейный подвал.

Зато уж здесь паучок развернулся! В подвале не было ветра, не шел дождь, не летали птицы и даже люди туда давным-давно не заглядывали. А если бы заглянули!

Паучок начал с единственного подвального окошка. Ему все-таки было немножко стыдно перед учителями, и свою первую паутину в новом доме он соткал там, где она и должна быть. Правда, постарался сделать ее из тончайших, почти невидимых нитей, но и такое его решение преподаватели несомненно одобрили бы. Надо сказать, именно благодаря этой ловушке паучок не умирал с голоду. Когда у него начинала кружиться голова и подламывались лапки, он подбегал к окошку, и там всегда было, чем перекусить. Паучок тщательно подтягивал ослабевшие петли и убегал, у него были дела поважнее. Он задумал превратить музейный подвал в Дворец Паутины. «Когда-нибудь, — думал паучок, — я приглашу сюда директора паучьей школы и тогда он поймет…»

Паучок знал множество способов плетения паутины. Все пауки мастера своего дела, но, например, в Африке вы никогда не встретите паутину, сотканную как в России. Каждая школа учит одному, иногда двум самым надежным, по мнению учителей, способам. Паучку этого было мало. По крупицам собирал он сведения о том, какие приемы используются его собратьями в других странах. Он пробовал их улучшать, сочетать одни с другими и получал такие удивительные результаты, что сам не уставал восхищаться. Неожиданную красоту паутине придавала обыкновенная пыль. Она приставала к липким нитям, и те обвисали тяжелыми гроздьями невиданных цветов или мохнатыми лапами — щупальцами таинственных существ.

Так прошло несколько месяцев. Однажды дверь подвала заскрипела и открылась. Паучок испуганно забился под какой-то ящик. В дверном проеме показалась человеческая фигура: «А здесь у нас что?» — «Так, разный хлам. Все руки не доходят», — рядом появилась фигура поменьше. «Свет тут есть?» Что-то щелкнуло, и хлопья желтого света упали на стеллажи, коробки и сломанную мебель. «Тц! Сколько мусора! Немедленно убрать!» Ответа паучок не расслышал. Дверь подвала опять заскрипела и с грохотом захлопнулась. Взметнулась волна пыли и останки каких-то гербариев.

Когда пыль осела, паучок побежал проверить: не порвалась ли где-нибудь паутина. И вдруг увидел гигантскую яркую бабочку. Она запуталась в самом центре кружевной розетки, сотканной на стене. Откуда она взялась? Увы, это оказались лишь крылья бабочки. Восстанавливая испорченный узор, паучок задумался. Недавно у него возникла идея подвесить посередине подвала большую паутину. Он даже знал, как это сделать. Нужно протянуть из углов тонкие нити и на них опереть паутину, чтобы та казалась парящей в воздухе. Паучок попробовал выпускать нити, пробегая по потолку, но они запутывались. «Если бы у меня были крылья, — как-то подумал паучок, — я бы смог пролететь от стены до стены». Теперь у него были крылья, и какие роскошные! Справится ли он с ними? Прочными паутинками он привязал их к спине и еще приделал специальные петельки, в которые можно просунуть лапки. С трудом поднялся на верхнюю полку стеллажа: крылья были тяжелые и постоянно за что-то цеплялись. Закрыл глаза и прыгнул. Упруго ударил воздух. Паучок несколько раз перекувыркнулся, но в последний момент успел выправиться и неуклюже спланировал на пол. Затем опять вскарабкался наверх.

На другой день он уже мог два-три раза взмахнуть крыльями, но до настоящего полета было далеко. Лапки подкашивались от усталости, в брюшке, казалось, сидит какой-то ком, но паучок продолжал тренироваться. Радость, испытываемая им даже от простого парения, пересиливала все неприятные ощущения. Он теперь понимал, почему и такие хитрые насекомые, как мухи, попадают в ловушки: счастье полета заглушает инстинкты.

Очень скоро паучок вполне освоился с крыльями. Он подолгу летал меж стеллажей, кружил в танце с пылинками. Однажды, пролетая мимо подвального окошка, паучок захотел вылететь на улицу и подняться вместе с потоком теплого воздуха высоко-высоко, к самому солнцу. Он заложил крутой вираж, чутко прислушиваясь к тому, как напряглись и изогнулись крылья. Неожиданно что-то цепко схватило его. Паучок сначала испугался, а потом догадался — это же его паутина. «Отпусти меня! — приказал он. — Это же я, твой хозяин». — «Мой хозяин паук, а ты — бабочка», — ответила паутина и накинула еще одну петлю.

На следующее утро в подвал пришли люди с тряпками и вениками. Они вытерли, вымыли, разобрали подвальный хлам. Одним из этих людей был я. Что-то привлекло меня в окошке. Я подошел поближе и увидел обвисшую в паутине яркую тропическую бабочку. Осторожно освободив легкое тельце, я поднес его к глазам. Это оказалась не бабочка, а паучок с крыльями! Только приглядевшись, я заметил почти истаявшие паутинки, которыми крылья сначала привязывали.

 

Игрушки на свалке

АВТОР: История эта произошла в маленьком городке под названием Литлтаун. Даже не в самом городке, а на городской свалке, куда взрослые выбрасывают ненужные вещи, а дети — надоевшие игрушки. Так очутились на свалке и наши герои: Акробат с вывернутыми в разные стороны руками и ногами, старый кожаный ремень и кукла с оторванной рукой.

Кукла: Сколько времени? Да ответьте же кто-нибудь, сколько времени?

Ремень: Уже больше двух месяцев.

Кукла: Больше двух?! Сколько же мне еще валяться на этой куче? Когда меня заберут отсюда? Эй, Акробат, ты лежишь повыше, там не видно детей? На прошлой неделе они играли так близко. Вдруг я им понравлюсь? И они…

Акробат: Нет, никого не видно.

Ремень: Какие сейчас дети? Они приходят, когда нет бульдозериста. Слышите, как он работает? (шум бульдозера.) Мусор сгребает. Сегодня еще ближе, а скоро и до нас доберется. Скорей бы! Тогда я, наконец, освобожусь от этого проклятого утюга. Придавил так, что и шевельнуться невозможно!

Кукла: Вам очень больно?

Ремень: Вздор! Я привык. Жалко только, что теряю гибкость. Да, видно, больше никого не удастся выпороть.

Кукла: Разве можно быть таким злым?

Ремень: На свалке все можно.

Акробат: А я думаю, что даже на свалке мы должны помнить, что мы игрушки и наше предназначение приносить радость детям.

Ремень: Если я кому и доставлял радость, то это родителям.

(поет)

Вот один мальчишка и выбросил меня на свалку. Никогда не прощу этого детям! Сопляки бесштанные!

Кукла: Да как вы смеете так говорить о детях! Если вы не перестанете, я уйду!

Ремень: Куда? На другую кучу мусора? Счастливого пути, красотка! Кстати, сама-то ты как здесь оказалась?

Кукла: Ну и что! И оставьте меня, пожалуйста, в покое. Я не желаю больше с вами разговаривать!

Ремень: Ах, какие мы недотроги!

(Пауза. Шум бульдозера.)

Кукла: Акробат, эй, Акробат!

Акробат: Что?

Кукла: Что делаешь?

Акробат: Смотрю на облака.

Кукла: Они красивые?

Акробат: Ага.

Кукла: Как давно я не видела облаков! Эта ржавая кастрюля закрывает мне все небо.

Акробат: Так отойди в сторонку.

Кукла: Не могу.

Акробат: Почему?

Кукла: (смущенно) Я здесь домик себе сделала.

Ремень: (фыркает) Из отходов.

Акробат: (Кукле) Давай я помогу тебе отодвинуть кастрюлю. Мы, игрушки, даже на свалке должны помогать друг другу.

Ремень: Каким образом ты собрался это сделать? Ты же тряпичный!

Акробат: Зато у меня внутри проволочный каркас.

Ремень: Который внутри давным-давно сломан. Иначе бы тебя не выкинули.

Кукла: А вас не спрашивают!

Ремень: Пожалуйста, могу и помолчать. Только без меня вам вдвоем будет скучно.

Кукла: Ничего, как-нибудь переживем.

Акробат: Осторожно! Я сейчас скачусь!

(Слышится шум, потом грохот кастрюли.)

Кукла: Ой, небо, небо!

Акробат: Ага, небо.

Кукла: Акробатик, миленький, спасибо тебе!

Акробат: Да чего там.

Ремень: Сами-то вы на небо смотрите, потому и веселые. И раньше с вами в песке играли. На улице. А я всю жизнь провисел в чулане и солнце видел только когда меня вытаскивали, чтобы наказать какого-нибудь непослушного мальчишку или капризную девчонку. А теперь вот этот утюг!

Кукла: Бедненький, вам очень плохо?

Акробат: Может, мы сможем вам помочь?

Ремень: На что вы способны, калеки!

Кукла: Слушай, Акробат, давай не будем с ним разговаривать. Только его пожалеешь, как он начинает издеваться.

Акробат: А зачем жалеть? Надо просто помочь ему освободиться — и все. А жалость, по-моему, всегда обидна… Скажи, ремень, у тебя есть мечта?

Ремень: При чем здесь это?

Акробат: Просто спросил.

Кукла: А что, нельзя?

Ремень: Нельзя! (Акробату) Была когда-то. Я ведь сделан из отличной кожи. Вот я одно время мечтал быть не ремнем, а футбольным мячом.

Кукла: А я хотела бы оставаться куклой. Только куклой-мамой. Я так любила нянчить пупсиков.

(поет)

А вот теперь у меня нет руки (всхлипывает) и я уже никогда-никогда не смогу стать куклой-мамой! (плачет)

Акробат: Не плачь, мы что-нибудь придумаем.

Ремень: Чего тут придумывать? За этим проклятым утюгом валяется рука какой-то куклы, по размерам вроде бы подходит.

Акробат: Где?

Ремень: Вот тут. Ничего, лезь через утюг, ты легкий.

Акробат: Осторожно! Я лезу!

Кукла: Не упади, акробатик… а если не подойдет?

Акробат: Должна подойти… А ну-ка, примерим.

Кукла: Ой! Подошла! Подошла! (хлопает в ладоши) Ремешок, миленький, спасибо тебе! Огромное-преогромное.

Ремень: Отстань, матрешка!

Кукла: За что ты так? (всхлипывает)

Акробат: Извинись сейчас же!

Ремень: И не подумаю.

Акробат: Тогда я объявляю тебе бойкот!

Ремень: Ну и пожалуйста! Плевать я на вас хотел с высокой кучи мусора.

Кукла: Придавленник!

Ремень: Дура!

Акробат: Еще одно слово, и я накрою тебя кастрюлей.

Ремень: Ох, испугал, сломанный каркас!

Акробат: Вот и не сломанный. У меня шарнирные крепления и проволочки просто выскочили из гнезд. А когда я скатился, чтобы помочь кукле, они встали на место. Вот так!

Ремень: Ну и катись отсюда. Давай-давай, мотай отсюда вместе со своей разнорукой красоткой!

Акробат: Я тебя не слушаю. Перестань плакать, Кукла, лучше помоги. Берись за ремень, попробуем вытащить его из под утюга. Хватит плакать! Ведь ремень нашел тебе руку, а теперь ты помоги ему. Мы, игрушки, всегда должны помогать друг другу. Ухватилась?

Кукла: Да.

Акробат: Раз-два, взяли. Еще раз, взяли! Немножко осталось.

(слышен слабый хлопок)

Кукла: Ура, вытащили!

Акробат: Как ты себя чувствуешь. Ремень?

Ремень: А где облака? Вот это?

Кукла: Правда, красивые?

Ремень: Вон то, смотрите, на футбольный мяч похоже…

Акробат: Точно! А те два облака — большое и маленькое — словно дочка с мамой!

Кукла: У дочки бантик, видите? Смотрите! Облако крутится, как акробат!

Ремень: Здорово. Если бы я не хотел стать футбольным мячом, я бы хотел превратиться в облако.

Акробат: (поет)

(все вместе)

Акробат: Осторожно! Бульдозер!

(Громкое рычание мотора)

АВТОР: Игрушки испуганно замолчали и прижались друг к другу. Но бульдозер вдруг остановился. Бульдозерист выбрался из кабины и устало потянулся. Потом он подошел к мусорной куче и увидел Акробата и Куклу. «Кто это выкинул такие славные игрушки? — подумал рабочий. — Отнесу-ка я их домой, вот ребятишкам радости будет. А это что? — он поднял Ремень. — Отличная кожа. Пожалуй, из нее можно будет выкроить неплохие заплатки на футбольный мяч — сынишка его совсем изорвал». И рассовав игрушки по карманам, бульдозерист отправился домой. Вот так и закончилась эта история, происшедшая на свалке в маленьком городке под названием Литлтаун.

 

Непойманные сказки

 

Сказку сочинить нельзя. Я могу утверждать это с полной определенностью, опираясь на последние достижения современной науки. Сказка «придуманная» нежизнеспособна, как всякое искусственное создание. Она будет ковылять туда-сюда, размахивать руками, бормотать смешную и жалкую нелепицу, но не будет жизни в ее глазах.

Сказку можно только поймать. Ее можно приручить до некоторой степени, как кошку. Но придумать! Сказки, легенды и притчи живут рядом с нами. Греются на солнышке, плавают в озерах и реках, кочуют с перелетными птицами. Одни и те же сказки замечали в самых отдаленных уголках Земли. Откройте, например, сборник русских народных сказок Афанасьева и индийские сказки. Разумеется, у Афанасьева действуют Иван-дурак и Лиса, а у индийцев какой-нибудь Радж Капур и Обезьяна, но в остальном истории удивительно схожи. Секрет прост — это одна и та же сказка. Ее сначала поймали в Индии, а потом она улетела в Россию.

Как поймать сказку? О, есть много способов! Многие секреты, к сожалению, утрачены, но в каждом веке люди изобретают новые. Оно и верно: сказки существа вольные и, раз попавшись, предупреждают других. Поэтому сказочники бродят по свету, разыскивая непуганные сказки, приманивают на метафоры и разные вкусные словечки. Или поступают как братья Гримм: один брат сидит в засаде с чернильницей, а другой медведем ломится через кусты, громко читая газетные передовицы. Сказки в ужасе бросаются прочь от штампов и — хоп! — они в чернильнице. Остается только выслушать их, записать и: лети, родная!

Часто случается и так: тебе кажется, что ты ухватил сказку за хвост, ты начинаешь осторожно пододвигать тетрадку и ручку, а сказка — фьють! — и улетела, оставив лишь несколько разноцветных перышек.

Вот я и решил: напишу, что есть, вдруг сказки вернутся и расскажут остальное. Вдруг они прилетят?

 

Сказка о дорогах

Вдали от городов и заводов лежал на высоком холме клубок дорог. Во все стороны торчали из него узкие горные тропинки и бетонные автострады, пыльные проселки и тенистые аллеи. И вот однажды…

 

Сказка о старой скамейке

В глубине городского парка под кустом сирени стояла скамейка. Ножки ее вросли в землю, одна доска была отломана, кое-где вылезли гвозди, одним словом, это была не та скамейка, которую можно поставить на центральной аллее…

 

Сказка о том, как расцветают розы

В древнем лесу, в таком древнем, что еще лень и скука играли там детьми в догонялки, есть поляна, на которой начинает свой путь ручей жизни. На окраине поляны высится скала с пещерой у подножия. И в этой пещере жил Пан, Хранитель Любви.

Был Пан стар и мудр, а нить его судьбы столь длинна и запутана, что даже Парки не смогли бы отыскать ни начала, ни конца…

 

Легенда о поющем доме

В одном городе стоял обычный серый дом. Днем он ничем не отличался от своих типовых соседей, но когда наступала ночь…

Сначала хрупким дискантом запоют антенны, посеребренные луной. Их подхватывает чердак своим охрипшим баритоном. Этаж за этажом, ступенька за ступенькой набирает силу хор. И, наконец, протодиаконским басом бухает подвал…

 

Сказка о письмах

Когда поседевшая Фея Осени в последний раз взмахнула волшебной палочкой, в лесу в старой мышиной норке проснулся ветер. Поеживаясь от утреннего холода, он выбрался наружу и, отряхнувшись от песка и жухлых листьев, полетел в город.

— Последний день, — напевал ветер, — Последний день!

Город, казалось, не замечал, что наступил Последний День Осени. Равнодушно дымили трубы, люди с озабоченно-сонными лицами сновали между людей, машины глупо таращили слепые фары на светофоры.

— Ну, это вам так не пройдет! — обиделся ветер, — Вы у меня узнаете!

И принялся хулиганить. Он срывал шляпы, засыпал горожан опавшими листьями и пылью, хлопал форточками так, что разбивались стекла. И до тех пор раскачивал светофоры, пока те не перепутали все цвета. Неизвестно, до чего еще доигрался бы ветер, но вдруг он случайно опрокинул почтовый ящик и белые бумажные прямоугольнички со смешным названием письма…

 

Пещера

Темнота вышла из леса и, мягко ступая по снегу, подкралась к самой пещере. Поднялась на задние лапы, словно медведь перед последним смертельным броском, нависла над входом и застыла, выжидая.

Костер, горевший в центре пещеры, вздрогнул, почувствовав холодное дыхание тьмы, затрещали мокрые сучья, взметнулись искры к низкому закоптелому каменному своду и, словно в ответ, тревожно затрепетали ожившими тенями олени и охотники, нарисованные на стенах.

Хранитель Огня поднялся с груды облезлых шкур и поплелся к костру. Ночь наступила, теперь за огнем должен следить только он.

Но и все остальные обитатели пещеры вылезли из своих углов, потянулись к теплу. Хранитель Огня неприязненно покосился на них. Где ты, былое могущество племени? Где вы, отважные воины и ловкие охотники? Где нежные и мудрые женщины? Нет их больше. Осталось лишь несколько молодых и глупых, да рядом стоят и настороженно посматривают по сторонам новые. Кто они, эти новые? Кого привели силой, кто сам прибился во время охоты, кто пришел в пещеру на запах дыма и свет костра в надежде найти тепло и пищу. Да, в пещере тепло. Не то, что в прежние времена, когда от жара трескались камни, но огонь, разожженный в те давние годы, еще могуч, еще ярок…

 

Художник и музыкант

Встретились как-то на ярмарке Художник и Музыкант, разговорились. И, слово за слово, решили они выяснить, чье искусство важнее и ближе к жизни.

Взяли они на прокат в овощном ряду весы и принялись взвешивать доводы друг друга. Музыкант, порывшись в памяти, кинул на свою чашу журчание ручья и соловьиную трель. Художник уравновесил это весенними полевыми цветами. Музыкант добавил гром и шорох травы, а Художник — туман над рекой и багровый закат…

Весы уже начали прогибаться, соперники раззадорились, раскричались. На шум, конечно, сбежался народ. У спорщиков появились сторонники. Кто-то начал заключать пари…

 

Кошка

Привет. Решил написать тебе о том, что со мной произошло. Не хочу звонить. Не люблю телефонов, а междугородних особенно. Помнишь, мы никогда не могли долго разговаривать по телефону. Начинало казаться, что мы рядом, достаточно протянуть руку и коснешься губ. И через двадцать минут я уже стоял у твоего подъезда. В твоей комнате гаснет свет, а у меня обрывается сердце: вдруг свет погас совсем по другой причине? Но вот я слышу перестук твоих каблуков на лестнице, и мы почти сразу идем в парк к кошке. Помнишь, как мы с ней познакомились? Мы забрели в этот парк случайно, в поисках потаенной скамейки, и за нами тут же увязалась кошка. На какую бы дорожку мы не сворачивали, она то забегала вперед, то кралась вдоль, по кустам. Даже когда мы нашли подходящую скамейку, кошка пристроилась рядом и начала умываться, искоса посматривая на нас. Поцеловаться толком не дала! А когда мы пошли домой, она провожала нас до последнего дерева парка и долго сидела в его тени, не отводя своих круглых глаз от наших спин. Ты еще назвала ее «духом парка». И вот, недавно…

 

Облака

Однажды люди проснулись и поняли: облака ничего не значат.

Сколько человек в разные века смотрели на них; сколько раз писатели пытались наделить их безостановочное движение магической силой; сколько раз метеорологи раскрывали тайный смысл перемещения облачных масс, а всякие поэты зарифмовывали свои разоблачения. Для чего? Зачем? Вот тучи и туман — это да! А эти финтифлюшки, эти рюши и бутончики, это небесное мещанство, кому нужны? Люди ходили по дорогам и улицам планеты, изредка иронично поглядывая на проплывающие по небу облака…

 

Мусор

Однажды Земля решила: «Хватит! Надоело мне тащить на себе этот человеческий мусор. Перед Вселенной стыдно! Если хоть один фантик кто-то бросит мимо урны…»

В следующую секунду на землю мимо урн обрушилось двести пятьдесят тонн фантиков, окурков, бутылочных пробок и полиэтиленовых пакетов. Но, ни один грамм не коснулся планеты. Наоборот, эти двести пятьдесят тонн, да еще миллиарды тонн мусора, брошенного раньше, взлетели на высоту тридцать тысяч километров, закрыв солнце.

И наступила мусорная ночь…

 

Легенда об упавшем Икаре

Он летел над проезжей частью, осторожно помахивая крыльями. Может, боялся зацепить за троллейбусные провода, а может, просто опасался, что рассыпятся крылья.

Крылья, действительно, были сделаны торопливо и неряшливо. Вот горделиво блеснуло под фонарем орлиное перо, там нефтяным пятном переливаются вороньи перья, а тут, наверное, затыкая дыру, топорщится целый ворох воробьиных…

 

Разговоры из сказки без названия

— Это как утренний холод. Солнце еще не согрело землю, но главное — оно появилось.

— И один камень может вызвать лавину. Но для этого камень нужно сдвинуть с места.

— Глаза устают не от солнца, а от темноты. Потому что в темноте они ищут свет, а найти хоть один солнечный лучик во тьме очень трудно.

— Эй, ночь! Лети сюда! Я тебе насыпал целую кучу звезд. Клюй скорей, а не то их отберет заря.

— А ты мне ничего не приготовила?

— Конечно, нет! Ведь ты завтракаешь в одном месте, обедаешь в другом, а ко мне заявляешься только под ужин!

— Что ж делать, если я люблю покушать! Зато самые лакомые кусочки я приберегаю напоследок!

— Что это?

— Воспоминания. Это полоски цветной бумаги — застывшие песни и танцы. А это — уснувший карнавальный ветер.

— Он проснется на будущий год?

— Он проснется гораздо раньше и полетит надувать паруса и крутить крылья мельниц. Ему надо набраться сил.

— Набраться сил для отдыха?

— Для Карнавала.

 

Весенняя сказка

Выгляни в окно, читатель. Там иногда бывает весна. Вот такая, как сегодня. Весенний ветер делает утреннюю гимнастику после долгого сна: кувыркается в пыли и играет в догонялки с воробьями. Уже и летние облака возвращаются из Африки. Вон они плывут, белые, как снега Килиманджаро, щекочут по-весеннему бледное, словно потерявшее за зиму прошлогоднюю синеву небо. А оно ласково жмурится от щекотки и сладко потягивается: «Весна!» Выгляни в окно, читатель, сказки сегодня там, а не в комнате. Выгляни в окно!