Даже при условии, что я напился так, что хоть выжимай, моего соображения хватило, чтобы выявить тайный смысл заданного Гаем вопроса. Я чувствовал, как по ложбинке вдоль позвоночника скользит капля холодного пота. Мои обожженные крепким пойлом губы задрожали от напряжения, и эта неумелая попытка скрыть страх вызвала на лице Стокрылого ироничную ухмылку.

Он смотрел на меня сверху вниз, но его взгляд вопреки ситуации не излучал ярости, обещания скорой расправы или же триумфа. Знать бы, что видели эти глаза. Нахлеставшегося, перепуганного мальчишку? Старого знакомого, в котором он разочарован? Бесполезный мусор, который скоро отправится на помойку?

— Так как ты, говоришь, избавляешься от крыс? — повторяет свой вопрос блондин, не повышая голоса и на полтона.

— Закрываю глаза и делаю вид, что их нет, — ведь судя по тому, как много Гаю известно обо мне, я именно так и жил последние недели: не видел, как под меня копают.

— Видимо, эти недоумки пока еще не обнаглели до такой степени, чтобы проворачивать свои грязные дела прямо под твоим носом, думая, что ты их не заметишь, — Гай плавно выпрямился, отворачиваясь от меня. Он протянул меч своему рабу, после чего наклонился вперед, кладя руки на колени, и кивнул в сторону арены, на которой несколько человек спешно убирали последствия закончившегося поединка. — Тогда соизволь обратить внимание на то, как я борюсь с паразитами.

Мое тело стало негнущимся, как доска, но я, стиснув зубы, заставил свою голову повернуться к стеклянной стене. Я знал, что увижу там. Я готовился к этому.

Но боль все равно вырывалась из-за закусанной губы тихим всхлипом: на арену выволокли Раска. Изорванная одежда, пропитанная кровью, облепила его утратившее силу тело. Когда прислужники отпустили его, оставляя в круге, он даже не сразу смог подняться. Вокруг бушевала толпа, предвкушая новое зрелище, которое едва ли продлится долго.

Дис отправил Мышь в логово Гая. Цель оправдывала средства? За что Раск умирает? Ради чего, ради какой такой жизненно необходимой информации я вынужден теперь смиренно наблюдать за парадно шествующей смертью друга, который ввел меня в этот мир? Мир, в котором у меня были семья и цель — то, чего бы я никогда не обрел на Земле.

— Займись им, — кинул Гай Монаху, продолжая смотреть на пошатывающегося, озирающегося, ощетинившегося Раска.

— Дис. Не дай ему даже коснуться Раска! — отдал приказ я, одновременно со словами выхватывая из кобуры бластер.

При входе у нас не отобрали оружие просто потому, что оно воспринималось исключительно, как аксессуар.

Картина реальности изменилась за секунду. Дис оказался перед дверями, загораживая собой выход фехтовальщику, который уже успел обнажить лезвие меча. Четыре телохранителя достали свои игрушки и направили их в мою сторону. Но я и глазом не моргнул, видя перед собой лишь озадаченное лицо Гая. Кажется, я его удивил такой безрассудностью.

— Тебе при экзекуции точно мозг повредило, — пробормотал он недовольно в итоге, бросая пренебрежительный взгляд на нацеленный на него бластер. — Угрожать мне на моей же территории? На такое решится только форменный псих.

Ага, ну или нализавшийся школьник. Меня можно было сравнить с карапузом, который увидел розетку и решил, что она — отличная игрушка для него. Тогда я действительно не понимал весь масштаб своей глупости.

— Ну, вот он я.

Эти слова, прозвучавшие как вызов, заставили брутальный квартет дернуться в мою сторону, даже при отсутствии прямого приказа со стороны Гая. Они просто действовали по инструкции, но их задумку сорвал Олафер. Я бы несомненно хотел убедиться воочию в легендарной силе Императора, которую он опробует на этих глыбах, но дед предпочел выйти из ситуации изящнее.

Оказавшись рядом с прочным стеклом толщиной в палец, Олафер сжал руку в кулак и без размаха ударил. По прозрачной стене побежала волна, после чего от усохшего, покрытого вздутыми жилами кулака по кругу разошлись мелкие трещины.

— Подходите все разом, — злорадно посмеиваясь провоцировал их Император. — Я вас всех уважу.

— Стойте на месте! — одернул своих людей Гай. — Старик — не ваш уровень. От вас четверых будет слишком много крови.

— Тогда, может, Стокрылый сам решит составить мне компанию? Или ты будешь слишком занят, меняя своим подружкам пеленки?

Черт его дери, я не ожидал услышать от Олафера нечто настолько смелое и язвительное. Но факт есть факт — дерзкое предложение было озвучено его голосом.

— Тебе за мной не угнаться, дед. И ты это знаешь, — ухмыльнулся в ответ Гай, после чего снова обратился ко мне: — Твои псы плохо обучены, вклиниваться в разговор своего начальства — дурной тон, Эла. Но, как говорится, горбатого могила исправит.

— Прости, Гай, — мой голос звучал искренне, — но я не могу просто смотреть на это. Раск — моя семья. Ты бы…

— Я бы поступил на твоем месте точно так же, — заверил меня мягко глава Тиона, а затем кинул Монаху: — ты заставляешь меня ждать. Убей эту крысу.

Фехтовальщик кинулся в противоположную от выхода сторону, врезаясь всем корпусом в растрескавшееся стекло и вылетая на арену. Куски стекла глубоко застряли в его руках и лице, но парень даже глазом не моргнул, вставая на ноги, выпрямляясь. Дису не надо было повторять приказ дважды: краем глаза я заметил пронесшуюся мимо нас черно-белую вспышку.

В нашу ультрасовременную театральную ложу ворвался азарт беснующейся толпы.

— Порви этого снежка!

— Руби, мать твою!

— Пятьдесят либранов на то, что Монах снесет ему башку!

Скорее страх, чем любопытство требовал меня повернуть голову в сторону кровавой сцены, но вопреки эмоциональному порыву я продолжал смотреть Гаю в глаза.

— Каков дуралей. Наставлять на меня оружие — поступок слишком безрассудный даже для такого несмышленыша. Тебе мама не говорила, что с огнем не играют?

— Нет. Я сирота.

— Точно. Запамятовал, — Гай посмотрел на арену. Ничто в этом человеке не говорило о волнении или сомнении, как бы я ни хотел найти следы этих эмоций в его взгляде, движениях, голосе. — Несмотря на то, что я испытываю своего рода слабость к отчаянным идиотам, не привыкшим пользоваться тормозами, выставлять себя на своей же территории кретином мне не с руки, — скосив глаза, в которых читался приговор, на меня, мужчина мимолетно улыбнулся. — Похоже, сегодня я принесу домой хорошие новости. А ведь все могло бы иметь другой, лучший для тебя исход. Если бы ты согласился смиренно понести свое наказание, потери были бы минимальными: ты лишился бы одного бойца. Погоревал, но с легкостью нашел бы на его место другого. Возможно, на этот раз, ты подобрал бы его не на помойке. Да, я бы тебя отпустил, Эла, на твою детскую площадку, при условии, что ты больше не будешь путаться у меня под ногами. Теперь тебе это, конечно, не светит. Но сначала я хочу, чтобы ты увидел, как Монах поднимет отрубленную голову Десницы. Ты должен заглянуть в его мертвые глаза.

— Он не проиграет, — убежденно, тихо заявляю я.

— Нет смысла надеяться, Эла. Дурачина! Ты ничему не учишься, — наигранно разозлился Гай. — Сто раз говорил тебе о вреде пустых мечтаний! Мой раб непобедим. Это совершенная машина по производству смерти, не знающая боли, не ведающая жалости, скорость регенерации которой позволяет называть Монаха бессмертным.

— Это не важно. Дис не проиграет. Он никогда не проигрывает.

Я был в этом убежден так же, как и в том, что Земля круглая, что на моей руке пять пальцев, а лёд холодный. Но раздавшийся после моего заявления хохот вынудил меня усомниться в своей правоте.

— Ты даже этого не знаешь? Он тебе не сказал, да? Ты даже… можно ли в это поверить? Ты даже не знаешь, кто тебе служит? — продолжал смеяться Гай. Не картинно и фальшиво. Ему, похоже, было в самом деле весело. — Никогда не проигрывает? Ха-ха, Олафер, старик, ты это слышал? Эла, ты хоть в курсе, как он оказался в Децеме?

Даже угроза смерти не произвела на меня такого впечатления. Сказать, что я был потрясен и напуган его словами, означало сильно преуменьшить масштабы творящегося в моей душе хаоса.

— Конечно, зачем ему трижды проходить через один и тот же ад, — разглагольствовал Гай. — Ведь он уже, вероятно, поведал тебе свою историю, когда ты еще стоя ссать не умел и носил юбки. Хочешь, я тебе расскажу, а? Слышал про Цитру? — за меня ответили мои округлившиеся глаза. — Знаешь, что это за местечко? Это Рай и Ад разом. Если ты при деньгах — первое, если ты то, что покупается за эти деньги, — второе. Нетрудно догадаться по виду твоего Десницы, в какую именно категорию из представленных двух он входил.

Когда я еще только подбирался к своему совершеннолетию, Тион сотрудничал с Децемой, за штурвалом последней в то время стоял Паймон. Однажды мой отец назначил деловую встречу на нейтральной территории — на Цитре. Он частенько совмещал приятное с полезным, в комбинациях такого рода старик был настоящим мастером. Например, он нередко брал меня на разного рода переговоры, приобщая к семейному делу. В тот раз я тоже был с ним. На Цитре-то мы и познакомились с твоим заместителем.

Стокрылый предался воспоминаниям, тень которых накрыла и меня. Лишь крики, раздававшиеся с арены, заставляли меня вздрагивать и перебирать взмокшими пальцами на рукоятке бластера.

— Знаешь, любовь к кровавым зрелищам передается у нас из поколения в поколение. Потому, после утомительного улаживания многочисленных вопросов, в которые я не вникал, отец предложил Паймону и сопровождающему его Олаферу посетить знаменитые на всю галактику бои, которые происходили на арене Фомальгаут. Сказать, что я был в восторге, это все равно, что назвать Амальтею большой, понимаешь? Отец взял меня впервые на мероприятие, достойное настоящих мужчин. Дис в то время еще не носил это имя, и вообще мало чем походил на человека. Скорее, он был похож на мифическое чудовище. Эта внешность и легенды, связанные с датой его рождения… но я ухожу от сути. В Фомальгауте он сделал себе репутацию живучего и весьма способного ублюдка, и это с учетом того, что он был немногим старше меня. Лично мне он показался надменным, обнаглевшим уродом. Техника его боя была груба и не отточена, он все делал не планируя, а словно подчиняясь секундному порыву. Понимаю, конечно, бои без правил — не шахматы, но в сражениях с его участием не было никакой красоты. Может, именно это и привлекало элиту, у которой от роскоши уже начали портиться зрение и вкус?

Скажу откровенно, я был, когда надо, очень хорошим мальчиком, мой папаша во мне души не чаял. Потому, когда этот мутант победил своего третьего противника, а арбитр предложил любому желающему из высокочтимой публики схлестнуться с этим никчемным отбросом, на которого жизнь пожалела даже краски, я попросил отца пустить меня на арену. Я к тому времени получил неплохое образование по части владения холодным оружием и рукопашной. Так что я мог не только за себя постоять, но и зарвавшегося отброса, считающего себя чемпионом Фомальгаута, на место поставить.

Отец мне, однако, отказал. Мараться о нечто подобное? Старшему сыну главы Тиона? Он меня иногда совершенно не понимал. Отец решил, что я просто хочу, чтобы этот гордый червяк был раздавлен, неважно кем. Потому он, смеясь, рассказал о моем желании увидеть раба заливающим арену своей кровью, Паймону. Тот попросил о таком одолжении своего спутника. Да, именно Олафер был тем, кто почти выбил из Диса душу. Конечно, ты скажешь, что тут нечем хвастать: противником старика был мальчишка-самоучка, чье тело вдобавок не проходило через долгую и дорогостоящую модернизацию. Вероятно, так же подумал и Паймон: Дис продержался против Олафера целую минуту, это, действительно, стоит особо отметить. Но я тогда ничему значения особо не придавал, я был порывистым юнцом, которому исключительно понравился эпилог чемпионской карьеры ничего не стоящего мусора. Конечно, с моей стороны вести себя так было глупо, но я был ребенком. Теперь я уважаю Диса, серьезно. Вряд ли кто-нибудь другой смог бы выживать в таком месте, как Фомальгаут, не имея при этом никаких планов на завтрашний день, кроме как снова выжить.

Мы с отцом покинули Цитру в тот же день, а через месяц мне стало известно, что Паймон притащил отброса с собой на Амальтею и чуть ли не начал относиться к нему, как к собственному сыну. Но это уже иная история.

Опуская все эти бесполезные подробности, я хотел тебе сказать вот что, Эла. Если бы ты хотел выйти отсюда живым, ты бы поставил против Монаха Олафера. Тогда шанс на победу увеличился бы с нуля до… одной сотой.

Способность моего мозга воспринимать новую информацию хромала на обе ноги. И все же, опустив бесполезный бластер, я поблагодарил Гая.

— Рассказать это для меня ничего не стоило. Это просто прихоть. Блажь.

Да, я уже успел уяснить, что все его поступки — просто прихоть, независимо от степени важности принимаемого решения. И когда я решился на слова, я руководствовался именно этой особенной чертой характера Гая. Собирался уцепиться за последний шанс — азарт, непостоянную натуру владыки Тавроса, несмотря на то, что у того были все права лишить меня жизни на месте.

Потому что Гай был не только хозяином, гостеприимство которого я благополучно попрал, наставив на него оружие. Не только главой мафиозной семьи, в дела которого Децема решила влезть. Прежде всего Гай был тем, кто носит отобранную у Иберии корону. Децема могла считать себя и зоны своего влияния независимыми от его власти, не платить ему дань, ни в чем не отчитываться и даже время от времени забывать о его существовании. Но вне зависимости от этого, Стокрылый оставался главой первого клана в Эндакапее и в любой момент мог решить сделать первый единственным, объединив земли под своей властью. Тем паче теперь, когда он может законно, по инструкции объявить о таком своем намерении вернувшемуся главе Децемы, то бишь мне, воспользовавшись службой доставки цветов. Треклятая роза подоспела бы аккурат к моим похоронам.

— Дис снесет твоему Монаху башку, — мой голос звучал тихо, но уверено. — И после этого ты нас отпустишь.

— Своим детским упрямством ты меня раздражаешь, — усмехнулся кривовато Гай, наливая в свой бокал еще больше той убийственной отравы, которая сейчас разъедала мой желудок, — и напоминаешь брата. Хочешь пари? — да, еще как, мать твою, хочу! — Пожалуй, твою самонадеянность, которую ты выдаешь за веру, не стоит так быстро сбрасывать со счетов. Если уж Дис смог одолеть Индру, вероятно, он и против Монаха продержится… минут десять.

Лязг сражения и крики зрителей терзали меня какофонией звуков все настойчивее. Но я продолжал смотреть на главу Тиона, ожидая его жеста королевского волеизъявления: он должен был сказать «по рукам».

Медленно, играя на моих нервах с мастерством виртуозного садиста, Гай пригубил «греческий огонь».

— Если Монах сольет твоей «правой руке», я не только отпущу вас, приглашенных гостей, но и того, кого я не приглашал, — неторопливо, демонстративно благосклонно произнес в итоге Стокрылый. — В случае победы Диса, ты заберешь свой осточертевший мне зверинец, Эла, и уберешься восвояси целым и невредимым. Я тебе даже счет за выбитое стекло не пришлю. Смотрю, ты оживился. Не стоит, радоваться пока слишком рано. Я ведь еще не сказал тебе, что будет в противном случае. Мы ведь поднимаем ставки, не так ли?

От озвученного далее перечня действий, по сравнению с которыми казни египетские показались бы дарами, кровь в моих венах перестала течь. Самое страшное во всем озвученном Гаем было то, что его голос звучал спокойно, бесстрастно. Он не пытался меня запугать. Он просто говорил, как поступит в случае моего проигрыша.

Моя потяжелевшая голова повернулась к выбитому стеклу, а взгляд устремился на арену.