В каком-то смысле я уже умер.

Шесть дней назад прошла церемония прощания с погибшими, и какая-то часть меня навсегда осталась в мавзолее. В том мрачном, независимо от времени суток и года холодном храме мертвых, где покоились урны с прахом всех предыдущих боссов Децемы и их приближенных.

Ритуал прощания проходил под тихий ропот многолюдной толпы: проститься с Олафером пришли не только Децемы, но и главы других кланов. Информационный центр без роздыху отвечал на сообщения-соболезнования и рассылал «похоронки».

Для Децемы настали черные дни траура. Тихие дни. Решивший любезно поинтересоваться моим самочувствием Гай торжественно поклялся не нападать на территории Децемы девять дней, давая ей время разобраться со своими мертвецами и привести в порядок базу.

— Он определил на тот свет половину моего спецподразделения, а мне все равно жалко не своих людей, а вашего старика. Серьезно, очень жалко, — лился его голос из динамика в тот раз. — Но не так, как всех вас. Без Олафера вы совсем скоро загнетесь. Присмотрел уже кого-нибудь на его место?

— Ты убил Эльзу, — прохрипел я в ответ.

— Да-да, прости, но это было необходимо. Не думай только, что я тебя ненавижу. Я и вполовину не испытываю к тебе той злости, какую испытывал по отношению к Иберии. Именно поэтому я не стал убивать тебя, а лишь покалечил твое бывшее тело. Ты должен быть мне благодарен.

— Я тебе этого не прощу.

— Даже не вздумай, — согласился Стокрылый.

Может, он в тот раз хотел добавить еще что-нибудь в своем духе безумно-остроумное, но я первым закончил наш разговор.

После убийства Эльзы, я каждое утро и вечер, словно совершая какой-то молитвенный ритуал, примерял к виску бластер. Слушал чечетку своего сердца, ритм которой ускорялся по мере того, как я мысленно детализировал обстоятельства своей кончины: от боли до того, как лягут мазки крови на дорогой ковер и светлые стены. После того как главный особняк распотрошили взрывы и подчиненные Тиона, я стал жить в уцелевшем летнем домике, который находился неподалеку от круглого озера. Здесь весь нехитрый интерьер изобиловал пастельными тонами, так что контраст был бы — что надо. В какие-то моменты я всерьез начинал верить, что смогу, но прошла неделя, а я все еще представлял из себя ни то, ни сё, не решаясь доделать начатое Гаем. Порой мне казалось, что, померев, я сделаю своему клану огромное одолжение.

Особенно Дису. Вот кто вздохнул бы после такого исхода свободно. Потому что, не доверяя моей шаткой психике, он с некоторых пор играет роль моей тени. А все это началось с того момента, как однажды он застукал меня за этой чокнутой забавой.

Стоит мне всерьез о чем-то задуматься, как я перестаю замечать реальность, хоть бы она с ног на голову перевернулась. Тогда я тоже не заметил, как Десница вошел в мою комнату, когда я методично пытал инстинкт самосохранения. Я сидел на кровати, спиной к двери. Весь ссутулился, но рука моя не дрожала. В глубине души я знал, что это просто игра, но Дис этого знать не мог.

Это был первый раз, когда я видел его слетевшим с катушек. Он ударил меня. Даже сейчас, вспоминая об этом, я думаю, что все это мне приснилось. Какой-то безумный кошмар. Отобрав оружие, он отвесил мне такую оплеуху, что у меня в глазах завели хоровод звезды, прямо как в дурацких мультиках.

Конечно, первые секунды я жутко испугался, если не сказать больше: я его тогда ненавидел. Он ведь ни черта не понимал! Не знал, каково это быть таким, как я, в окружении таких, как он! А теперь, когда я загибался под грузом совести, когда спать не мог из-за осознания, что причина всех смертей, слез матерей, жен, детей заключается в моей недальновидности, беспечности, безрассудности… будь он моим другом, сам бы меня прикончил!

Когда я очнулся и ошалело взглянул на него, Дис тяжело дышал. Я никогда не видел, чтобы что-то выводило его настолько из состояния равновесия, как физически, так и духовно. В его глазах я прочитал, что он уже сто раз успел пожалеть о содеянном. А еще, что это не он меня не понимал, а я — его. Мои потери нельзя было соизмерять с его потерями.

Мне стало жутко стыдно за свое поведение, и я, как дитя какое, низко опустил голову. Поднял ее лишь когда Десница, забрав предварительно возлежавшую на подставке саблю, подошел обратно к кровати, вкладывая прохладную рукоять оружия в мою ладонь. Я молча следил за тем, как Дис отступает на шаг, после чего закатывает рукав рубашки до локтя на своей здоровой руке, вытягивает ее перед собой и становится на колени.

Честно признаться, до меня дошло не сразу, что могли означать все эти манипуляции.

— Главное — хорошо размахнуться, — посоветовал Дис, вернув себе сдержанность. — Центр перкуссии у этого лезвия там, где заканчиваются долы. Примерься, чтобы удар получился строго вертикальным. Будет досадно, если лезвие соскользнет и застрянет в кости.

— Ага, и тебя с добрым утром, — неловко пробормотал я, поднимаясь на ноги и пряча лезвие в ножнах. — Пойду, навещу Раска. Ты видел его спину? Этот козел Гай испортил ему татуировку ко всем чертям.

То утро было самым бодрящим из пережитых мной. Но не самым запоминающимся.

А самым запоминающимся стало для меня следующее утро. Восемь ушедших дней забрали с собой мрачную, траурную неразговорчивость и остудили лишающий разума гнев. Выдержанная скорбь сплотила клан сильнее. Децема демонстративно заточила когти и ощетинилась.

Тот день обещал быть жарким и напряженным. Пытаясь собраться с мыслями перед советом старейшин, я мерил нетвердыми шагами территорию базы. Путаные размышления завели меня в итоге во внутренний двор главного особняка, там я замер минут на пять, уставившись в землю, на которой чернели пятна крови. Как раз в тех местах, где погибла Эльза и ее убийцы.

Пока совесть пережевывала мое сердце, я смиренно стоял и слушал, как в голове нарастает назойливый шум. Который, как через минуту выяснилось, не сосредоточился исключительно в моей черепной коробке, а исходил со стороны КПП.

Выпрямившись, я повернул голову в сторону разрастающейся суеты, напрягая зрение и слух.

— Быстрый, ублюдок…

— Да стреляйте же!

— Не стрелять! Разнесете особняк, и босс вам бошки открутит!

— Сообщите о ЧП Тартару!

— Не, зовите Десницу!

На нас снова напали, причем неприятель, осмелившийся нарушить границы частной территории, был настолько безумным, что ломанулся в главные ворота, при этом проигрывая численностью. На базу Децемы вторгся один единственный человек.

Я еще даже не успел подумать о том, что было бы неплохо взглянуть на ЧП, когда само ЧП ворвалось во внутренний двор, на секунду остановилось, заметив меня, и вихрем метнулось в мою сторону. Тут действительно необходима была тяжелая артиллерия в виде Бартла или Диса, потому что наведавшийся к нам гость был, как пить дать, из семьи Тиона. Взъерошенное ветром золото волос, неестественно яркие, словно неоновые глаза цвета индиго. На вторженце были лишь грязные, сделанные из какой-то клеенчатой ткани штаны, вроде тех, которые носят местные медики. Его взгляд был диким и дезориентированным, словно парень, объявившийся тут, прибежал сюда прямиком из морга. Забыв не только про одежду, но и про оружие.

Но последний вопрос он быстро решил, со скоростью молнии оказавшись за моей спиной, на ходу выхватывая из моих ножен саблю. Через секунду подтянулось подкрепление, останавливаясь в паре метров от меня. Их излучающие ненависть и страх глаза впились в человека, вставшего за мной. Замерев на месте, я краем глаза видел, как с левой стороны от моей головы вытягивается лезвие сабли.

— Никому не шевелиться, — отдал недвусмысленный приказ нарушитель границ и спокойствия. — Я же сказал, что пришел с миром.

— Засунь себе свой мир в задницу! — крикнул кто-то смелый.

— Тионы лживые ублюдки, все до одного! — рявкнул другой голос из собравшейся вооруженной толпы.

— Мы тоже с миром Гаю твою голову вышлем, паскуда!

— То-то он обрадуется твоему возвращению, Бритва.

Я не удивился. Едва этот человек возник перед моими глазами, я уже тогда понял, что своим визитом нас почтил никто иной, как Чери. У этого Стокрылого морального урода Гая шла какая-то несправедливая полоса удач: весьма успешное нападение на Децему, возвращение младшего брата из заключения. Страшно подумать, что будет дальше.

— Тихо, — призвал я своих подчиненных к молчанию, взглядом кося на блестящее у левого виска лезвие. — Если ты правда пришел с мирными целями, мы выслушаем тебя, Чери. Но сначала верни мне саблю.

Он не ответил и саблю мне не вернул. Под возмущенными, ошарашенными взглядами свидетелей, Чери обвил меня правой рукой, прижимая к себе, после чего уткнулся в мою макушку.

— Ты не застрелился, — бормотал он, как заклинание, — не застрелился. Я так боялся опоздать.

Сей весьма смущающий момент выбрал для своего появления Дис. Расступившаяся толпа опасливо переводила взгляд с Десницы на прилипшего ко мне Чери. Трудно себе представить, какие мысли вызвала у моего заместителя явившаяся его грозному взору сцена, но судя по тому, как он сжимал в здоровой руке кастет, это были мечты об убийстве.

— Погоди… — я остановил его, вытянув перед собой руку. — Эй, парень… ты че, мать твою, делаешь?

Чери поднял голову, но меня не отпустил. Я понял, что их с Десницей взгляды скрестились.

— На этом самом месте Алекс едва не погиб. Когда ему угрожала опасность, тебя не было поблизости, — заговорил он медленно, со значением. — Какой из тебя паршивый телохранитель, Дис. С этих самых пор я буду защищать Алекса, а ты просто стой в сторонке.

Все знали, что Чери никогда нельзя было назвать слабаком, но бросать вызов Дису, упрекать его в недогляде и бесполезности, претендовать на его место… даже со стороны лучшего фехтовальщика Эндакапея это было самоубийством.

— Эльза? — догадка потрясла меня. — Иди ты к черту! Я не верю в это! Эльза была правшой!

Чери наклонился ниже, зашептав:

— Когда нас только перевели в Битерси, ты с первого взгляда по уши втрескался в Соню, старшеклассницу, блондинку. Она занималась в драмкружке, на репетиции которого ты ходил, как на работу. Однажды ты вызвался добровольцем помогать с декорациями, которыми тебя благополучно завалило. С тех пор ты туда не совался, а когда…

— Да-да, можешь не продолжать! — оборвал я его, стыдливо заикаясь. Мои уши горели, а озадаченный взгляд уперся в землю. — Я не могу… поверить в это, понимаешь? Я видел, как они… — закусив губу до крови, я закрыл глаза, позабыв об окруживших нас людях, — …видел, как они убили ее. А я ничего не мог сделать. В тот раз я просто…

Убрав руку, Чери повернул меня лицом к себе. Брат Гая был таким рослым, что, когда он встал на колени, то я оказался немногим выше. Мой рот сложился в жалкую, дрожащую линию, когда я заглянул в эти непривычные, но искрящиеся благожелательностью глаза.

— Больше тебя никто не посмеет обидеть, Алекс, — убежденно проговорил Чери, после чего протянул мне саблю. — Ну что, примешь меня в свою семью?

Вряд ли кто-нибудь до меня испытывал подобное внезапное чувство всеобъемлющего покоя: вина в смерти лучшего друга, поедающая меня живьем день за днем, ослабила хватку своих остро наточенных зубов. Несмотря на абсурдность происходящего, я с радостью ему поверил, ведь появление Чери оправдывало меня, снимало с меня мучительный грех. Проигнорировав вопрос и возвращаемое мне оружие, я на глазах у своего клана крепко обнял врага, восхваляя божье милосердие.