Об эпохе Михаила Горбачева

Уважаемые господа!

Наверное, после всего здесь сказанного не нужно проводить подробный анализ того, что у нас произошло за последние десять лет. Я выскажу только некоторые соображения по этому поводу, и в частности о том, как я вижу процесс перестройки.

В 1985 г. несколько членов Политбюро, в том числе Горбачев, приняли совершенно неожиданное решение: удивительным образом они вдруг пришли к выводу, что людей нельзя убивать и сажать в тюрьму за мысли и слова и, даже более того, им можно позволить говорить все, что они хотят.

Одного этого решения оказалось достаточно, чтобы “процесс пошел” именно так, как он пошел. Потому что какой-либо концепции или программы не было.

Этого исходного стартового пункта оказалось достаточно, чтобы события начали развиваться именно так, как они развивались. Сначала ситуация раскручивалась медленно. Первыми “появились” газеты, в том числе одной из первых — “Московские новости”. Тогда еще она спрашивала каждый раз разрешение: “Можно ли сегодня написать это, а завтра — вот это?” А ей говорили: “Вы можете писать про то и про это, и еще про вот это”.

Ситуация, однако, менялась довольно быстро, и вскоре перестройка покатилась валом, который сформировал очень своеобразную среду. И в этом смысле я могу сказать, что же дала перестройка всем присутствующим здесь... Она дала всем свободу. Свободу думать то, что хочется, и говорить, что думаешь.

Я могу разделить очень многие претензии, соображения и возражения. Например, относительно того, как развивалась наша экономика. Я могу дать свои объяснения, почему она развивалась именно так. Но хочу повторить, что при всех изъянах и бедах в результате у нас появилась свобода. Появилась в стране, где за свободу говорить, что думаешь, боролось очень немного людей. Совсем немного. А все остальные получили это просто как подарок.

Это было особое время и особое состояние душ.

А то, что из этого произошло дальше, — это уже зависело от нас самих. Какими мы оказались на тот момент — так у нас все и получилось.

Помимо исторических закономерностей, которые невозможно не признавать, были еще и субъективные причины. Одна из них и сегодня, на мой взгляд, является очень серьезной нашей проблемой — это чуть ли не патологическая неспособность смотреть хотя бы чуть-чуть вперед. Совершенная неспособность это делать.

В 1988 г. союзные республики говорили: “Давайте заключим новый союзный договор!” И тогда необходимо было что-нибудь делать в этом направлении, если действительно существовала идея, что страну нужно сохранить. Но в 1989 г., когда меня пригласили работать в правительство, там шли примерно такие разговоры, в частности с Леонидом Ивановичем Абалкиным. Я говорил:

— Леонид Иванович, разве Вы не чувствуете, чтоесли срочно не начать работу над новым, принципиально ином союзном договоре, то дело добром не кончится?!

На это он мне ответил следующее, и эту фразу я запомнил на всю жизнь:

— У Михаила Сергеевича нет времени.

Бесконечные заседания политбюро и секретариата — на работу по договору времени и не оставалось. Потом, правда, в 1990 г. оно появилось, но тогда момент для союзного договора был в политическом смысле упущен. Пришло самое время говорить об экономическом союзе с бывшими республиками СССР.

Кстати, атаки на идеологию, которая закладывалась в программе “500 дней”, были связаны не столько с набором мероприятий по стабилизации экономики и с приватизацией, сколько восходили к соображениям точно такого же плана. Нам прямо говорили: “Если вы сейчас начнете заниматься экономическим договором, то тогда никакого политического договора не будет вообще, потому что республикам от нас будет уже ничего не нужно”.

Мы полагали, что в противном случае у нас не будет никакого договора вообще и все развалится совсем. Но опять встретили абсолютное нежелание посмотреть вперед, осознать, что не мы проводим здесь некую политику. Мы можем только понять, куда идут события, почувствовать, куда идет развитие, куда идут шаги Господа в нашей стране. Это же Россия! В нашей стране можно надеяться только на то, что удастся хоть как-то направлять ход событий, что уж говорить о том, чтобы руководить ими!

Я считаю, что за все то время не было ни одной инициативы перспективного взгляда в будущее, поэтому и с экономическим союзом, который был чрезвычайно важен для решения тех проблем, которые встали перед нами потом, мы снова упустили все возможности. Так мы двигались все это время. И учитывая, что в стране не было гражданского общества, а из всех гражданских институтов у нас была только одна компартия, мы получили результат, который сегодня обсуждаем. Так и должно происходить в странах, где нет национальных гражданских институтов, которые в состоянии менять режимы, но не сохранять страну.

Теперь хотелось бы сказать несколько слов об экономических механизмах, которые управляли перестройкой. Наш анализ показывает, что начало было положено в 60-х годах. Именно тогда экономическая система, созданная в 30-е и 40-е годы, начала претерпевать изменения, которые со временем привели ее к нынешнему состоянию.

Ключевое изменение, о котором я говорю, заключается в малозаметном на первый взгляд факте. До середины 50-х годов государство централизованно определяло и пересматривало нормы производства. Но затем было принято удивительное с точки зрения прежней экономической системы решение: отныне нормы должны были пересматриваться на предприятиях, а платить по ним вменялось государству.

Через десять лет в экономике неизбежно наступил новый этап. Следующим шагом стали известные реформы Косыгина и Либермана. Предприятия получили самостоятельность при отсутствии ответственности, которой не было, поскольку предприятия не являлись собственниками.

Почувствовав смягчение режима, директора предприятий решили двигаться к независимости. Они не могли смириться с тем, что десяток человек в Кремле, в политбюро принимают решения по всем вопросам хозяйственной жизни в стране.

В результате изменений, известных как реформы 60-х годов, в результате многочисленных колебаний и широкомасштабных экспериментов система все больше смещалась к положению “между двумя стульями”. Она все больше уходила от старой схемы, но не могла работать по новой, что вполне естественно.

Наступил 1991 г. С моей точки зрения, главное и решающее сопротивление августовскому путчу в целом по стране оказали производственные группы. Директора поняли, что если произойдет коренная смена режима, то все то, что они уже номинально имеют и чем, при уменьшении контроля сверху, они могут пользоваться и распоряжаться все свободнее, они получат в свои руки сразу, а не в результате длительной трансформации. Так это и произошло на самом деле.

Теперь остается главный вопрос: куда сегодня направляет развитие нашей страны этот вектор? Учитывая, что отсутствуют экономическая среда, свойственная рыночной экономике, конкуренция, а музыку заказывают сверхмонопольные производственные структуры; учитывая, что наше правительство является не общественным и публичным, а выражает интересы нескольких сверхмонополизированных групп.

Принимая во внимание все эти факторы, можно утверждать, что у нас созданы все предпосылки для того, чтобы наша страна за короткое время превратилась в корпоративное олигархическое государство — в государство со слабой экономической системой, весьма опасное по своей политической сути, подверженное постоянной политической дестабилизации, переворотам, скандальным разборкам на высшем и среднем политических уровнях.

На самом деле таких стран в мире довольно много, и мы должны воспользоваться уроками, которые даетих опыт. Мне кажется, что самая важная задача, которая стоит сегодня перед демократическими силами в нашей стране, — использовать те шансы, которые у нас еще остались, чтобы мы все же свернули с той дороги, по которой двигаемся. Предпосылки для изменения траектории у нас в принципе существуют, но это тема для особого разговора.

Хочу немного отвлечься от нашей темы и указать на следующий парадокс: бессмысленно обсуждать некоторые вопросы в нашем политическом кругу. Бессмысленно потому, что, когда обращаешься к своим сторонникам, знаешь, что они и так уже думают то же самое. А когда говоришь с оппонентами, то убеждаешься, что они думают иначе, и поэтому ничего не слушают и слушать ничего не хотят. Так что смысл наших выступлений весьма эфемерный. Одних убеждать не нужно, других — бесполезно.

И, тем не менее, я должен сделать следующее заявление: утверждения о том, что сегодня нам нужна не частная, а коллективные формы собственности, что нам нужно идти по югославскому или же китайскому пути, не имеют никакого отношения к действительности. Паллиативные решения и пути приведут нас к очередному краху.

Дело в том, что экономика — строгая наука с довольно жесткими закономерностями. Если мы уже поняли, что прежняя система разрушилась, и если мы хотим добра нашим гражданам, нашему народу, мы не должны больше заводить их ни в какие непроверенные и выдуманные схемы. Потому что на самом деле эффективная экономика — это обязательно одна из тех, что уже существуют и работают на самом деле, а не на бумаге или в воображении. И это экономика, построенная на частной собственности и конкуренции. Это — исходная позиция, у нее много недостатков. Ноу жизни вообще много недостатков. Не бывает идеальных систем.

Рассмотрим еще один вопрос. Тезис о социальной справедливости — один из самых опасных тезисов, которые могут существовать. Множество раз доказано, что борьба за социальную справедливость рано или поздно кончается страшными трагедиями.

Поэтому для нашей страны правильным был бы тезис не о социальной справедливости, а о социальной приемлемости. Это динамическое положение, которое предполагает, что на разных этапах, в разных условиях общество может соглашаться с теми или иными социальными издержками. Особенно в период реформ.

И если, вместо того чтобы организовать эффективное хозяйство, мы снова начнем добиваться справедливости, понимая при этом, что ее не существует, что это абстрактный тезис, мы вновь и вновь будем подталкивать людей к постоянным конфликтам.

Конечно, идею социальной справедливости можно выгодно использовать в политической борьбе, но я думаю, что достаточно сильные аргументы и здравый смысл наших граждан позволят переосмыслить реальную возможность достижения этого.

И наконец, последнее. Здесь много говорят о Китае и китайском опыте. Уважаемые друзья, мы с моими коллегами специально изучали этот вопрос, ездили в Китай, смотрели, что и как там делается, специально встречались с членами политбюро коммунистической партии Китая.

Так вот, в России нет ни одной из предпосылок, которые есть в Китае. Его опыт для нас абсолютно, стопроцентно непригоден.

Первое. В Китай вложены гигантские иностранные инвестиции, десятки миллиардов долларов. Это деньги хуацяо — китайцев, проживающих по всему миру. 80 % иностранных инвестиций приходят от китайцев из Гонконга, Тайваня и Сингапура. Они вкладывают свои деньги в развитие своей страны.

Так что когда у нас начинается очередная эйфория по поводу создания свободных экономических зон, то первое, что нам нужно для этого, — российские хуацяо. А раз их нет (а их нет, потому что никто к нам в таких масштабах деньги не повезет), значит, нет и разговора.

Второе. В Китае фантастически низкая цена рабочей силы. Уровень эксплуатации китайских работников на совместных и иностранных предприятиях уму непостижим. Про такие ужасы только у Маркса можно прочитать об эксплуатации в прошлом веке. В Китае девочек берут на “желтую” сборку компьютеров, на которой они больше трех месяцев работать не могут, потому что через три месяца слепнут. А про продолжительность рабочего времени вообще лучше не знать.

Третье. В Китае такой политический режим, которого в нашей стране уже никогда не будет.

Да, китайцы достигли огромных успехов, они за 15 лет в два с половиной раза подняли уровень жизни миллиардного населения. Но они это сделали за счет тех механизмов и средств, которые мы использовали уже давно.

Например, в сельском хозяйстве они перешли от коммуны к семейному подряду и, естественно, получили колоссальный скачок производства. Потом они пытались использовать систему стимулов, которой мы тоже пользовались с середины 60-х годов. Та тоже принесла свои плоды. Вспомните пятилетку после 1965 — 1966 гг., она была сравнительно весьма и весьма успешной. Сейчас в Китае пользуются многими механизмами, которые мы использовали в конце 80-х годов: кооперативы, индивидуальная трудовая деятельность и пр. Но и в Китае есть предпосылки появления тех же самых проблем, которые есть сейчас у нас: неплатежи, невыплаты зарплаты (хотя еще не в массовом порядке), колоссальная социальная расслоенность, огромная дифференциация между регионами. Например, существует серьезная опасность движения к очень существенному кризису в свободных экономических зонах центрального и западного Китая.

Исходя из всего этого, мы не сможем воспользоваться и даже не должны пытаться воспользоваться опытом, который нам совершенно чужд.

Нам нужно принять честное решение по нескольким вопросам. Мы должны признать, что существует некоторый принцип работы экономической системы, который наиболее эффективным образом использует ресурсы. Мы должны решиться эту экономическую систему реализовать. Мы должны признать, что существуют некоторые разумные базовые принципы функционирования политической системы, без которых она не может быть ни стабильной, ни безопасной. И мы должны решиться реализовывать эти принципы. Если мы это сделаем, то через некоторое время наша страна сама ответит на вопрос, как и по каким моделям она будет развиваться.

Скорее всего по своим собственным, скорее всего она не будет похожа ни на кого. Но это произойдет потом, когда мы выполним задачу, которая выпала на долю нашего поколения: мы должны дать возможность нашим гражданам построить ту политическую систему, создать такую экономику, какие подсказывают история и традиции нашей страны.

Для того чтобы это случилось, мы должны предоставить России возможности сделать свой выбор. В число этих возможностей входит экономическая свобода и политическая демократия.

Спасибо.