Петляла трасса меж лесов. Мелькали просеки. Смеркалось… Вздувалась шторка – алый парус. Добавил в ровный гул басов спешащий новенький икарус. Экскурсия: усталый гид, шумы плохого микрофона… О чьём-то прошлом нам твердит, а мы с тобой – неугомонны: мы в будущем… Слегка смущённо болтаем. Школьники на вид. Уже три дня – молодожёны. Его рука. Его глаза. Кудрявых туч смешная ватность. Лесов октябрьская нарядность. «Благослови же небеса» — И небеса благословят нас…

Нужна. Как воздух. Это глоток, ожог… Духи, дыханье — вечной цепочки звенья. Душа сгорает, никнет к тебе, и лжёт — опасным, изнуряющим вдохновеньем. Как воздух… О, воспой её, напиши — анфас и профиль, счастье в отдельных видах… Но как разбить, расколоть тайники души на от и до, или явь и сон, или вдох и выдох. На день и ночь, на волну и блик, на стрелу и цель… на жизнь и смерть — и, как водится, чёт и нечет… Она как воздух. А я попал в эпицентр её любви — сумасшедшей воронки смерча. Как ветер… будто влажный платок в жару — к больным глазам и щекам, что горят недужно. Вот без рисовки, просто… уйдёшь – умру: так душно мне придётся. Так безвоздушно.

У любви такое свойство, такое твойство: сколько ни бравируй, ни геройствуй — сдашься, как поверженное войско. Обречённости и невозвратности, как спасению, возрадуйся. Попытайся раствориться, рас твои ться, падать навзничь в эту двойственность, в эту твойственность. В горных кручах будто вырезан лик твой, на дорогах будто выписан лис твой , Попытайся позабыть, отрыдай, о твой . Как ничтожна, как пуста и невозможна вся свобода моя зарёванная, отвоёванная. О твоё ванная.

Птаха малая во саду, Красна девица в терему. С-под венца тебя украду, К сердцу крепко тебя прижму. Кони люты, а степь тиха, Мчат по лунному по мосту, За ухабом топча ухаб, За верстою меся версту. Как стрелой, прошивают степь И врываются в лунный чад, То ли плакать, а то ли петь, То ль молиться, а то ль кричать… Колокольцем звенит земля, Расписная скачет дуга, Хочешь – под ноги соболя, Хочешь – на руки жемчуга! Хочешь – пой, царевна моя, Хочешь – злато моё топчи! Звёзды жаркие, да бурьян, Да каёмка леса в ночи… Кровь ли гордую ветром стужу, Мёд ли, брагу по капле пью, Я жар-птицу в руках держу, Молодую княгиню мою! И не хмель мне глаза слепит, И не удаль дурманит-лжёт, Это сердце моё не спит, Это счастье мне руки жжёт…

Ясноглазая бестия, злоязыкая стерва… Я не верю, что вместе мы, удивляюсь, что – первый. Аутсайдер чахоточный, распоследний романтик! …Ты игривой походочкой отбываешь на пати. Мне – омлет в сковородочке, две подушки в кровати, скука, телик да водочка… Ну а впрочем – плевать мне на мораль и традиции, болтовню и запреты. Мне бы только гордиться бы, что приходишь ты в эту коммунальную комнату без гламурного блеска… Ты. Пока – незаконная. Не жена. Но – невеста.

Недотёпа и непоседа, недотрога и просто – недо… Мы с тобой повстречались в среду — понедельников больше нет. Недотрога и недотёпа, подмастерье научного трёпа, жертва сплетен, интриг и поклёпа… Напишу я тебе сонет… Недопонятый, недопетый, недолюбленный, недо, недо… На стене не огненным светом — просто мелом не библейское «мене, текел…», а житейское, между делом: «Саша плюс…» Люди, люди вы, человеки! Всё подсчитано, как в аптеке… Подсчитай-ка до капли реки, ну а лучше – моря! Люблю! Недотёпу и непоседу, недотрогу и просто – недо… Эх, карету бы нам, карету, и – вперёд, всё равно куда. Недолюбленный, недопетый, недопонятый, просто недо… Это наши с тобою беды. Это наши с тобой города.

Привередлива, неприветлива да спесива. Любит сливы, да щи с крапивой, да булки с корицей, а не всякие там крем-брюле да суфле. Надевает пальто — не манто. Огурцы малосолит в кадушке… Но в глазах затаилось диво. Но идет по земле — воздушна, не идет, а парит жар-птицей… Привередлива, неприветлива? Но зато — не монетка потертая медная, а нетронутый золотник. Ты рискни – вернётся сторицей. Ты рискни…

Она – поэтесса томная, А он – мужичок неотёсанный. Ему все блины-то комьями, как будто состряпаны тещею. А ей-то – книжица тонкая, итог ночей, растревоженных стихами… Стихами! Ах, боже мой! Мечты, соловьи, звездопад!.. Корпит до рассвета над виршами. Он тоже не хочет спать — вовсю увлекается пышными красотками кабаре, что с пивом сидят во дворе. А после в трамвае утреннем зевает и дремлет почти. Он едет в свой ЖЭК к девяти. Она бодрится. И пудрами цветущий вид создает (что?! в люди идти лахудрою?! — колье, каблучки… Вперед!) Готовится завоевать весь мир… Должно повезти! В редакцию ей к девяти. Его похмеляет сват. Подружки завидуют ей. Он хочет картошки и щей. Она обожает паштет… Комедия дель арте, а страсти – будто бы в драме. Читает она Мураками. Сканворды решает он, по нраву – почти лепрекон, она – почти что богиня. Вовек он её не покинет, и верность она сохранит. Любовь, говорят, – магнит, физическое явление. Любовь, говорят, – откровение небесное и земное. Любовь, говорят, – паранойя. Любовь, говорят, – отрава… А если рассудим здраво — быть может, рецепт кулинара? Шербет? Или просто омлет?.. Они, говорят, – не пара. И все-таки вместе полдюжины лет.