Елена Яворская
Цыплёнок жареный
Цыплёнок – тот самый, ну, жареный-пареный –
вдруг вымахал – жареным стал петухом.
А думали: сядем с дружком да стопариком,
пичугу сожрем да покатим во Льгов,
подальше от всякой мудреной политики,
поближе к родне, так сказать, от сохи,
захватим в дорогу «Столичной» поллитрика…
Да вот разлетались в ночи петухи.
Повеяло жутью…
Эх, кабы мы в бархате,
в желудке – коньяк, на губах – шоколад…
А так – что анархия, что олигархи те –
плевать нам на все, чем газеты пестрят!
Хотели – к природе, без всякой там зауми,
без блажи в башке, но с блаженством в душе…
Петух – в небесах, на крутом вираже,
а мы на земле перепугано замерли.
Повеяло жутью, повеяло бедами.
Ну да, проморгали. А кто без греха?
Давно ли цыпленком он был табака?..
Не знали…
Не ведали…
Не пообедали…
Елена Яворская
Философы
(На окраине Диканьки…)
На окраине Диканьки
Мы сидели возле баньки.
Мы – ну то есть я и Данька,
Замечательный дружок.
На скатёрочке – таранка,
Две ватрушки и баранка,
Хлеба черного буханка…
Ну, давай на посошок!
На окраине державы
Пили мы – о век! о нравы! –
Всё горилку, не какао.
Вот – краюшка, вот – рукав.
Занюхнём – да не заплачем,
Эх, задача – незадача!
Эх, удача – неудача!..
Слушай, Данька, ты не прав!..
На окраине вселенной
Мы вещали вдохновенно.
Данька хлопнул по колену –
Содрогнулся старый хлев.
Эх, таранка! Эх, баранка!
Данька, слушай, ты же – Данко!..
А Маруська-басурманка
Всё бранится, обнаглев.
Ей, Маруське, и не светит
Осознать проблемы эти.
У неё по лавкам дети,
Бабка старая и кот.
А в хлеву – свинья и боров.
У Маруськи скверный норов:
«Эй, домой! Без разговоров!»
Ну, пойдём. А то прибьёт…
Вот непруха так непруха!
Расходилась, чтоб тя в ухо!
Даньке-то она – сеструха,
Ну а мне – ох-ох – жена!..
Повздыхали, поворчали:
Как же бабы измельчали!
Ей бы наши, Дань, печали!..
Эх, не знать ей бодуна!
Елена Яворская
Помяну добрым словом…
Помяну добрым словом
Я заморские страны:
Ежедневно готова
Есть на завтрак бананы.
И теперь, без обмана,
В этом деле я профи:
Запиваю бананы
Свежесваренным кофе.
Не желудку в угоду –
Ради мысли высокой
Пью в обед я не воду,
А ликеры и соки.
Нет причины для спора,
Есть страшнее пороки:
Душу греют ликеры,
Тело радуют соки.
Вечер зол и простужен.
Только счастья основа –
Мой тропический ужин,
Мой салатик фруктовый.
Вечно славить готова
Я заморские страны…
Ах, салатик фруктовый!
Ах, а-ля тропикано!
Жаль, что кризис – не тётка.
И, печалям в угоду,
Потребляю селёдку
И жую бутерброды…
Анна Попова
Неудачник, или Чёрная зависть
Давай поговорим. Ответь мне на вопрос,
Что делать, если жизнь пошла наперекос?
Дыханья не щадя, бежал я этот кросс,
На финише стою. И всё – коту под хвост!
А двоечник сосед – уже не бомж, а босс!
Сынок его – премьер! Папашу перерос…
Настюха-нищета… откуда что взялось:
Мужик – миллионер, детишек целый воз,
А Митька Иванов – зазнался хуже звёзд,
По ящику поёт, везде желанный гость!
А Сашка Кузнецов пошёл, собака, в рост,
Уже не зам, а зав, супруге выбил пост,
А сын его, Иван, в отличниках, небось –
Родители суют конверты вкривь и вкось,
Петров купил жильё, хапуга и прохвост,
Семёнов, подхалим, всё пашет наизнос,
Ах, чтоб ты, негодяй, к компьютеру прирос!
Эх, высидел диплом… доцент, молокосос!
И с Машкою с моей любовь и дружба врозь,
На курсы как пошла, так всё и началось,
Директорша теперь… Ишь, задирает нос,
А выпить не даёт. Обидно – аж до слёз!
…Ну, что же ты молчишь? Ответь мне на вопрос,
Что делать, если жизнь пошла коту под хвост?!
Елена Яворская
Утреннее
Утро.
Утроены силы.
Спит интеллект.
Смотрит вполглаза светило.
Щурится с карты валет.
Грустно шестерка и дама
Мокнут в тарелке с борщом.
Кот промяукал: беда, мол.
Что-то случится ещё,
Что-то опять повторится,
словно в дурацком кино.
ёкнул пескарик на дно,
скоро зачахнет синица.
Чашка.
Разбитая рюмка.
Вилки и ложки вразброс.
Кот покосился угрюмо.
Что-то опять не срослось…
Утро опять обещает
и ухмыляется: «Щаз!»
Снова котлеты с хрущами,
пиво – не пиво, а квас.
Утро.
У трона патрона
хмуро молчишь.
Он – словно злая ворона,
ты – будто маленький чиж.
Были бы слёзы – утёр бы,
но не избыть маету.
Вот она, участь шестёрки –
Чертополох на меду.
Утро как утро. Любое.
(Мастер погладит любовно
Старенький добрый копир).
Утро.
Наш быт утрамбован.
Утро.
Утрирован мир.
Елена Яворская
В сезон отпусков
Сезон отпусков. Беспардонная бурая муха,
На солнышке млея, тихонько жужжит о своём.
Взбираюсь на офисный стол. Поддавайся, фрамуга!
Мы с мухой дуэтом о главном… о вечном споём!
О том, как прекрасны пустые песчаные пляжи,
Как трепетно ластится к сердцу взволнованный бриз,
Как солнце в глазах восхищенных дурашливо пляшет
И всё удается тебе – ну за что ни берись.
Наряды мои поражают изысканно-белым,
И весь в изумрудном сиянии дальний атолл…
…А принтер противно жужжит, и фрамугу заело,
И шаток трудами замученный офисный стол.
Анна Попова
Трудовой день в нашей конторе
До чего же мне охота
На любимую работу,
Просто кайф и позитив!
Не работа – санаторий!
А ещё у нас в конторе
Расчудесный коллектив!
С тёти Нины взятки гладки,
Принимает шоколадки,
Кто ж работает за так?
Иванов сидит в курилке,
А ему несут бутылки,
То ликёрчик, то коньяк.
А Галина, секретарша, –
Кадровик с огромным стажем,
У неё подход простой:
– Поскорее? Это можно…
Сложно… Нет, уже не сложно… –
И коробку тянет в стол.
Посетитель. Это к Машке.
– Подмахните мне бумажки.
Глядь, и розу ей суёт.
Во, а это мне букетик.
– Ну, давайте ваш пакетик.
Всё оформим в свой черёд.
Наш начальник, Тумакова,
Тоже действует толково,
У неё всегда народ,
Раз конвертик, два конвертик,
И попробуйте проверьте,
Что и как она берёт.
А Петрова, наша замша,
Вечно в золоте и в замше,
Строит загородный дом.
А её племянник Вася
С посетителями квасит,
Клеит ласты за кордон.
Наша новенькая, Катя,
Загребает будьте-нате,
Всё себе, в родной карман…
Полшестого, между прочим…
Вот и кончен день рабочий,
Так, пора и по домам.
В двух руках несём пакеты,
В них бутылки и конфеты,
Каждый хапнул, сколько смог.
Катька с Васькой все подарки
Загрузили в иномарки…
Эх, удачный был денёк!
Елена Яворская
День первый, день последний
Первый день на новой работе. Точнее, на первой в моей жизни работе. Осознание этапного момента вступления во взрослую жизнь (приятно и немножко страшно). Мне нравится мой кабинет, достаточно просторный и при этом довольно-таки уютный. Правда, самую малость раздражают обои в цветочек. Мне хочется работать. Но работы, как назло, нет: середина лета – мёртвый сезон для учреждения дополнительного образования. Как хорошо, что я по студенческой привычке ношу в сумке книгу! На этот раз и книгу я подобрала сообразно моменту – справочник по истории авиации. Правда, я ещё сомневаюсь, позволительно ли читать на рабочем месте, а спрашивать как-то неудобно. Поэтому, когда входит директор, быстро прячу книгу в верхний ящик стола и по-школярски складываю руки перед собой.
– Ну что, осваиваешься? – заботливо спрашивает директор.
– Осваиваюсь, – дисциплинированно докладываю я.
– А чего на обед-то не идёшь? Уж десять минут, как перерыв…
Возвращаюсь за десять минут до конца перерыва. В пищеводе в поисках пути к желудку слепо шарится наскоро проглоченный бутерброд. Протолкнуть бы его горяченьким чайком… Но по правилам ТБ электрочайник включать нельзя. Это мне сразу объяснили. Что ТБ в данном случае – нифига не тяжелый бомбардировщик, я интуитивно поняла. Но звучит всё равно очень внушительно и даже зловеще, как любая непонятная аббревиатура. Интересно, если включать нельзя, для чего же сей агрегат вообще тут стоит? Спросить опять-таки стесняюсь. Наливаю в стакан холодную воду, с отвращением пью.
До конца рабочего дня утешаюсь книжкой, при каждом шорохе – прячу. Уровень адреналина в крови не позволяет впасть в дремоту.
Половина шестого. Радостно бегу домой, предчувствуя сытость и отсутствие непоняток.
День последний. Нет, я ещё не знаю наверняка, что последний. Пока что – просто предотпускной. Но вокруг нашего домика рыщут подозрительного вида полярные зверьки, а по безоблачному небу время от времени пролетают на бреющем петухи, распространяя в воздухе тревожный запах жареного. Успокаиваю нервы чтением любовного романа. А что, дела не так уж и плохи. Тепло, светло, книжка прикольная… Правда, очень раздражают обои в цветочек, многократно подклеенные моими руками, но всё равно отклеивающиеся по швам. Скотчем, что ль, залепить? А-а-а, лень! Совсем не отвалились – и ладно.
– Ле-ен!.. – кричит на весь коридор директор, аж эхо тревожно мечется.
– Что-о?.. – поддразниваю директора и эхо я.
– Подь сюды!
Лениво всовываю ноги в шлёпанцы, лениво шуршу по коридору.
– У тебя все отчетность за учебный год сдали? – спрашивает директор.
– Не-а. Двое ещё в провисе. Но сдадут. Не сегодня, так завтра.
– Ну чо за дела? – выразительно печалится директор. – Ладно, шут с ними. Ты чего на обед не идёшь?
– Влом.
– А остальные?
– Да тоже, вроде, не хотят. Мы чайник поставили, – меланхолично созерцаю сбитые носки шлёпанцев. – Алексевна в булочную собралась… почти.
– В какую-такую булочную? Отпуска ж начинаются! Значит, так. Собирай по полтиннику с ры… с человека, и пусть, что ли, кто-нибудь в гастроном сгоняет.
У нас у всех уровень адреналина в крови превышает норму – очень уж нервирует соседство песцов и жареных петухов. Утешаемся проверенным способом.
Шесть. Вот уже полчаса, как кончился рабочий день. Уже полчаса, как официально я в отпуске. А уходить совсем не хочется.
Елена Яворская
О «зайчиках» и о дружбе
Дружба русских и белорусов – одна из немногих вещей, в которые я верю безоговорочно. И вот с каких пор.
По окончании первого курса собрались три подруги навестить друзей, живущих совсем рядом, рукой подать, – в замечательном городе Брянске. Между Орлом и Брянском курсирует поезд, именуемый пригородным, то есть билет на него можно купить без предъявления паспорта. А раз никто не требует – значит, и с собой брать ценный документ не имеет смысла, дома сохраннее будет. Порешив так, безалаберная компашка храбро отправилась в путь, не предвидя, впрочем, никаких приключений. Знаете ли, Бильбо Бэггинс тоже приключений не искал, просто имел неосторожность открыть дверь незнакомцу…
Надо такому случиться – на следующий день одному из наших брянских друзей понадобилось прокатиться к знакомым. За границу. В Гомель. В машине были свободные места. Аккурат три. На халяву – оно всегда по пути, даже если лично тебе туда совсем не надо. А если кошке с мышкой по пути… (и далее по тексту).
Соблазнившись даровой экскурсией, мы с ветерком и с песнями двинулись по направлению к российско-белорусской границе. Такая вот новая модификация зайчиков, только не безбилетных, а беспаспортных. Правда, мы об этом горестном обстоятельстве всё ещё не вспоминали. «А доку́менты у вас есть?» – на полпути спохватился предусмотрительный (хи-хи!) Вовка. Увы, мы не могли предъявить даже усов и хвостов… Мы приуныли: назад – далеко, а что впереди – у-у-у!.. Изобретательный Вовка принялся сочинять Жутко Мрачный Повод, по которому мы едем в Гомель, позабыв и удостоверяющие наши личности документы, и мозги. Напридумывал такого – Брэм Стокер отдыхает. На всякий случай предложил сделать лица попроще – авось разжалобим погранцов. Мы, в меру наших скромных актерских способностей, разыграли мимическую сценку «Как я на ёжика сел… бе-е-едный ёжик!!!» А Вовка-негодяй так проникся, что за два метра от границы запел, громко и оглушающе фальшиво: «На границе тучи ходят хмуро, край суровый тра-ля-ля-ля-ля…» (ему-то чего, он при паспорте… ну, или паспорт при нём…) И в этот самый патетический момент к машине приблизился пограничник…
…Ой, мамочки! Приплыли, швартуемся! Здесь мой причал, тра-ля-ля-ля-ля-ля…
…Пограничник радушно улыбнулся и задал самый неожиданный из когда-либо слышанных мною вопросов:
– Ребят, а вы «зайчиков» на рубли поменять не хотите?
– Не-а… – испуганно выдохнули мы.
– Тогда проезжайте. Счастливого пути.
Дальше ехали в полном молчании. Даже вредина Вовка озадаченно помалкивал. Впечатлился, значит.
Вот она – дружба народов. Так сказать, в действии. И зайчики на белорусских рублях реально симпатичные, и волки замечательные, и зубры, и вообще…
А паспорт я с тех пор всегда с собой ношу – мало ли какая еще даровщинка обломится? Как и старина Бильбо Бэггинс, я не люблю приключений, но отказаться от халявы – выше моих сил.
Елена Яворская
Производственный роман
Родись он в былые времена, его могли бы произвести в рыцари. Ему случалось производить впечатление – просыпалось в нем иногда что-то эдакое, бесшабашно-героическое, что так нравится писателям и женщинам. На менее чувствительные натуры он производил впечатление человека… Просто человека – и всё. Хомо сапиенса, каких дюжина на десяток.
Родители произвели его на свет с нетрезвой головы. Он стал головной болью сначала для соседей, потом для учителей, потом для заводского начальства. А ведь мог бы стать видным производственником! Но, увы, его производительные силы не соответствовали рамкам производственных отношений. Так и жил бы он – ни то, ни сё, вроде бы человек, а присмотришься – так, производная. Но новые времена произвели его из мелких расхитителей социалистической собственности в предприниматели, из бракованных винтиков – в несущие (всё и отовсюду) конструкции. И он, мня себя венцом творения, лучшим из произведений, созданных природой, в меру сил производит произвол.