Нет. Никогда. Только не доносчиком. Она хочет, чтобы я доносил на других. Изображать из себя друга и обманывать людей. Доносить ради своего «богатого и счастливого будущего»? Как плавно она подвела меня к этому: «Ты умный юноша… Я хочу, чтобы ты следил за врагами народа». Не дала мне даже возможности отказаться. А если бы и дала, хватило бы мне духу на это?

Эти мысли крутились у меня в голове, как испорченные пластинки пана Коваля. Доносчиком я не буду. Но… если я не буду отчитываться Боцве, то сам стану подозреваемым …врагом народа.

Выхода нет. Директриса перехитрила меня, загнала в западню. Моё молчание означало согласие. С течением дней меня начало душить чувство безвыходности. Почему я? Почему она решила, что из меня выйдет хороший доносчик? Боясь, что меня кто-то услышит, я мысленно ругал директрису последними словами.

Во мне нарастала потребность рассказать об этом кому-нибудь, но в то же время неверие всем и каждому. Сначала я думал, что в классе должен быть хотя бы один информатор, но потом начал подозревать всех, даже Богдана, своего наилучшего друга.

Богдан последнее время вёл себя странно ― казалось, он избегал меня. Раньше после уроков мы просто шли к нему и там часами играли в шахматы. Когда пан Коваль выезжал на проверку, а эти поездки становились всё более длительными и частыми, мы играли допоздна и я оставался переночевать. В таких случаях я иногда встречал его старшего брата Игоря, старшеклассника из нашей школы. Но эти встречи были очень короткими, потому что он всегда куда-то спешил. Он редко ночевал дома. Зато мать Богдана всегда была в нашем распоряжении, несмотря на свой напряжённый график работы. Она делала нам горячий чай, а когда я у них оставался, готовила ужин ― кашу, иногда даже с молоком. Сама она, наверно, ела немного, потому что была очень худая. Богдан говорил, что это через волнение ― она боялась, что после экспроприации дома её выгонят из квартиры и вышлют на принудительные работы в Сибирь. Как жена адвоката и бывшая хозяйка дома, в глазах власти она была кандидатом на врага народа.

Теперь, через неделю после встречи с директрисой, я ещё ни разу не играл с Богданом в шахматы, из школы уходил один и часами шатался по городу. На улице я чувствовал себя более свободным.

Обычно, выйдя из школы, я шёл на бывшую улицу Сапеги, потом поворачивал на улицу Техническую, где до освобождения работал пан Коваль. Оттуда я выходил на улицу Мицкевича ― самую крутую в городе, что спускалась около парка. Именно по ней во время своих «милицейских деньков» спустили «Мерседес» отца Ванды.

Около подножья простирался центр города, там я шел в пассаж Миколяша. Перед войной в нем бесцельно прогуливалось много людей ― от старого до малого, хотя в основном молодёжь. Этот пассаж со стеклянным верхом был каким-то особенным.

Когда я пересекал его сегодня, на ум мне пришёл Тарзан и его приключения в джунглях. Перед войной в пассаже был магазинчик комиксов, а рядом с ним продавали мороженное. Я часто заходил сюда с Богданом чтобы купить или обменять комиксы, съесть мороженное, посмотреть киножурнал новостей или просто бездельничать. Теперь тут был магазин военной книги.

Я зашёл туда, не задумываясь для чего, и сразу ощутил, что я не туда пришёл, но дальше направлялся к полкам, словно имел определённую цель. Полки по обе стороны комнаты были заставлены книжками в чёрных и белых обложках. В них описывались истории войн, знаменитые битвы, о полководцах и генералах, но наиболее в глаза лезли тома Ленина и Сталина ― вождей пролетарской революции, которых считали такими же незаменимыми для революции, как Тарзан для комиксов.

На полках на балконе пассажа расположились брошюры и книги на разнообразную военную тематику. Моё внимание привлекли книги «Пособие по ручным гранатам» и «Военная топография». Я решил их купить.

Книгу по топографии я выбрал, потому что любил карты. Все в классе знали, что я могу от руки нарисовать контуры Европы и Азии со всеми главными реками и горными хребтами. А зачем мне нужно было «Наставление по ручным гранатам», я и не знал. В любом случае, приятно было зайти в книжный магазин и что-нибудь купить, так как в большинстве магазинов, особенно в продуктовых и магазинах одежды, по полкам гулял ветер.

Когда я шёл к кассе, меня остановила продавщица. Я ещё раньше заметил, что она за мной наблюдает.

― Что ты тут делаешь? ― спросила она.

Я ожидал этот вопрос, так как был тут единственным в гражданской одежде. Другие покупатели были в тяжёлых зимних ботинках и в шинелях. Большинство из них, судя по меховым шапкам с красной звездой, серпом и молотом, были офицерами.

― Книги покупаю, ― ответил я.

― Но это ведь военный книжный магазин, ― сказала она, забрала у меня из рук книги, и осмотрев меня, строго спросила: ― Ты не слишком мал для этих книг?!

― Нет, ― ответил я, удивляясь своей смелости. ― Я прохожу курс военной подготовки.

― Где?

― В средней школе № 1.

Нашу школу считали самой лучшей в городе, и я правда ходил на занятия по военной подготовке, но они в основном заключались в умении оказать первую медицинскую помощь. Военная топография, а тем более ручные гранаты не имели к этому никакого отношения.

― Ты комсомолец?

― Ещё нет. Но я ― активист! ― ответил я, сделав ударение на последнем слове, ведь быть активистом ― необходимое условие, чтобы стать членом Коммунистического союза молодёжи.

― Кто твой директор?

― Товарищ Валерия Боцва, ― ответил я, очень торжественно, словно гордясь, что имею такую директрису.

― О, Валерия, мой товарищ по партии…― выражение её лица смягчилось.

Я заплатил 6 рублей 45 копеек ― меньше, чем десятая часть цены за килограмм сахара на чёрном рынке.

Когда я выходил, продавщица улыбалась мне, хотя её улыбка была не очень естественной.

Вернувшись домой, я застал пана Коваля уже в кровати, хотя он ещё не спал. Он плохо себя чувствовал ― схватил радикулит. В квартире стоял запах салициловой мази. Мне было жаль пана Коваля. У него была хорошая работа, а из инспекционных проверок он привозил немного масла, сала, домашнего хлеба и делился со мной. Однако, после освобождения, жизнь его полностью изменилась. Он стал затворником. Никаких женщин, никакого чая с ромом, которым он так любил их угощать. Для него остались разве что пани Шебець с её длинной тонкой шеей и выпуклыми глазами под пенсне.

Перед тем, как пожелать спокойной ночи, я приготовил пану Ковалю стакан горячего чая и сказал, что перед сном несколько часов буду делать уроки. На самом деле я взялся за купленные книги. Меня целиком захватило «Наставление по ручным гранатам». Я читал и перечитывал его страницы, изучал рисунки и закончил, когда в лампе выгорел керосин ― её свет начал быстро мигать, а затем полностью погас.

К удивлению, на следующий день на уроках мне совершенно не хотелось спать, но с тех пор я не мог серьёзно относится к своим учителям. Я решил, что все они ― доносчики. Единственное, что меня интересовало, ― ручные гранаты. Я чётко представлял себе каждую деталь всех трёх типов гранат, которые применялись в Красной армии. Мысленно я их собирал, заряжал, включал таймер, взрывал. Не хватало только настоящей гранаты.