Было время, мой приятель,                          Как прельщенный суетой,                          Муз неверных обожатель,                          Я им жертвовал собой;                          Часто резвые мечтанья                          И младых восторгов сны                          На усердные признанья,                          Из эфирной стороны                          Ниспускалися — к поэту                          Легкокрылою толпой;                          Но теперь их нет со мной:                          Мой челнок несется в Лету                          Лени сонною волной,                          И ничтожество немое                          На корме его сидит!                          Ты, которому в покое                          Дни свобода золотит,                          Пой певец уединенный,                          Радость юношеских лет                          А товарищ твой забвенный                          Пусть молчит — он не поэт!

                         О бранный витязь! ты печален,                        Один, с поникшею главой,                        Ты бродишь, мрачный и немой,                        Среди могил, среди развалин;                        Ты видишь в родине своей                        Следы пожаров и мечей.                          И неужель трава забвенья                        Успеет вырость на гробах,                        Пока не вспыхнет в сих полях                        Война решительного мщенья?                        Или замолкла навсегда                        Твоя за родину вражда?                          Твои отцы славяне были,                        Железом страшные врагам;                        Чужие руки их рукам                        He цепи — злато приносили.                        И не свобода ль им дала                        Их знаменитые дела?                          Когда с толпой отважных братий                        Ты грозно кинешься на бой, —                        Кто сильный сдержит пред тобой                        Врагов тьмочисленные рати?                        Кто сгонит бледность с их лица                        При виде гневного бойца?                          Рука свободного сильнее                        Руки измученной ярмом:                        Так с неба падающий гром                        Подземных грохотов звучнее;                        Так песнь победная громчей                        Глухого скрежета цепей!                          Не гордый дух завоеваний                        Зовет булат твой из ножон:                        За честь, за веру грянет он                        В твоей опомнившейся длани —                        И перед челами татар                        Не промахнется твой удар!                          На бой, на бой! — И жар баянов                        С народной славой оживет,                        И арфа смелых пропоет:                        "Конец владычеству тиранов:                        Ужасен хан татарский был,                        Но русской меч его убил!"

                          Как я люблю тебя, халат!                           Одежда праздности и лени,                           Товарищ тайных наслаждений                           И поэтических отрад!                           Пускай служителям Арея                           Мила их тесная ливрея;                           Я волен телом, как душой.                           От века нашего заразы,                           От жизни бранной и пустой                           Я исцелен — и мир со мной:                           Царей проказы и приказы                           Не портят юности моей —                           И дни мои, как я в халате,                           Стократ пленительнее дней                           Царя, живущего не к стате.                           Ночного неба президент,                           Луна сияет золотая;                           Уснула суетность мирская —                           Не дремлет мыслящий студент:                           Окутан авторским халатом,                           Презрев слепого света шум,                           Смеется он, в восторге дум,                           Над современным Геростратом.                           Ему не видятся в мечтах                           Кинжалы Занда иль Лувеля,                           И наша слава-пустомеля                           Душе возвышенной — не страх.                           Простой чубук в его устах,                           Пред ним, уныло догорая,                           Стоит свеча невосковая;                           Небрежно, гордо он сидит                           С мечтами гения живого —                           И терпеливого портного                           За свой халат благодарит!

                        Моя богиня молодая                         Законам света не верна                         И часто говорит она,                         Что умолчала бы другая;                         А это в наши времена,                         Как вам известно, против моды:                         Певцу, и особливо мне,                         Восторгов пламенной свободы                         Любить не должно б и во сне,                         А я свой век позабываю                         И даже в русские стихи                         Рукой небрежною вмещаю                         Мечты, ведущие не к раю,                         И вольнодумные грехи.                         Что делать? Гордыми очами                         Поэт не смотрит никогда                         С горы божественной туда,                         Где быть… но догадайтесь сами!                         Клянусь вам славой и стихами,                         Что много, много мог бы я                         С моею музою счастливой,                         И перед вами не ленивой,                         Как перед ней рука моя —                         Вам принести усердной дани                         На сих листках воспоминаний.                         Вас похвалить не мудрено,                         Но похвалы за похвалами                         Все будут тоже и одно,                         Какими б не было стихами;                         А это наскучает вам                         (Так слышал я и знаю сам).                         Притом: написанное выше                         Велит мне изъясняться тише,                         Чтоб за болтливость укорять                         Мою поэзию не стали.                         И мне… позволите ль сказать?                         Мне хочется, чтоб вы не знали,                         Что я хотел вам написать.

                           От света вдалеке,                          Я моему Пенату                          Нашел простую хату                          В пустынном чердаке;                          Здесь лестница крутая,                          Со всхода по стене                          Улиткой завитая,                          В потьмах ведет ко мне:                          Годов угрюмый гений                          С нее перилы снял,                          И тяжкие ступени                          Избил и раскачал;                          Но зная путь парнасской                          От колыбельных лет,                          С ее вершины тряской                          Не падает поэт;                          Под ним дрожат ступени,                          И тьма со всех сторон,                          Но верно ходит он                          К своей любимой сени.                            Благодарю богов!                          В моем уединенье                          Свобода — paй певцов,                          Живое размышленье                          И тишина трудов.                          Умеренность благая                          Приют мой убрала,                          Здесь роскошь выписная                          Приема не нашла;                          Завесою богатой                          Не занавешен свет;                          Пол шаткой и покатой                          Коврами не одет;                          Ни бронзы драгоценной,                          Ни зеркал, ни картин:                          Все бедно и смиренно,                          Как сирый Фебов сын.                          У стенки некрасивой                          Стоит мой стол простой,                          Хранитель молчаливой                          Всего, что гений мой,                          Мечтатель говорливой,                          Досужною порой,                          Певцу-анахорету                          Наедине внушил                          И строго запретил                          Казать слепому свету.                          Пред ним моя рука,                          Широкими рядами,                          Из полок, меж стенами                          И вверх до потолка,                          Приют уединенный                          Соорудила вам,                          О русские Камены,                          Священные векам!                            Ты здесь, во славе зримый,                          Снегов полярных сын,                          Певец непобедимый                          И гений — исполин,                          Отважный, как свобода,                          И быстрый, как перун,                          Ты строен, как природа,                          Как небо, вечно юн!                            И ты, кумир поэта,                          С высокою душой,                          Как яркая комета,                          Горящей полосой                          На русском небосклоне                          Возникший в дни побед                          И мудрую на троне                          Прославивший поэт!                          Твой голос величавый                          Гремит из рода в род,                          И вечно не замрет                          В устах полночной славы.                            И ты, любимый сын                          Фантазии чудесной,                          Певец любви небесной                          И северных дружин,                          То нежный и прекрасный,                          Как сердца первый жар,                          То смелый и ужасный,                          Как мщения удар!                          Твой глас душе унылой,                          Как ангела привет,                          Внушает тайной силой                          Надежду в море бед;                          В страдальце оживляет                          Покорность небесам, —                          И грустный забывает,                          Что он еще не там!                            Питомцы вдохновенья!                          Вы здесь, — и гений мой                          Мирские наслажденья                          С мирскою суетой                          Презрительно бросает                          Пред музою во прах,                          И зря, как вас венчает                          Бессмертие в веках,                          Приподнимает крылы,                          И чувствует в крылах                          Торжественные силы.                            Счастлив, кто жребий свой                          Из урны роковой                          Сам избирал и вынул,                          И шумный свет покинул                          Для неизменных благ!                          Умеренным богатый,                          В тиши укромной хаты,                          В спасительных трудах                          Он дни свои проводит                          С волшебницей-мечтой;                          За славою не ходит                          И не знаком с молвой,                          Безвестность золотая                          Хранит его от бед,                          И ласковая стая                          Докучливых сует                          Ненужного для света                          Не вызовет на свет.                          О боги! кров поэта                          Да будет вечно тих!                          Я не ищу фортуны,                          Ни почестей мирских:                          Труды, безвестность, струны —                          Блаженство дней моих!                            А ты, моя свобода,                          Храни души покой!                          Мне музы и природа                          Прекраснее с тобой;                          С тобой мечты живее,                          Отважней дум полет,                          И песнь моя звучнее;                          С тобою — я поэт!

                      "Где твоя родина, певец молодой?                       Там ли, где льется лазурная Рона;                       Там ли, где пели певцы Альбиона;                       Там ли, где бился Арминий-герой?"                       — Не там, где сражался герой Туискона                       За честь и свободу отчизны драгой;                       Не там, где носился глас барда живой;                       Не там, где струится лазурная Рона.                      "Где твоя родина, певец молодой?" —                       — Где берег уставлен рядами курганов;                       Где бились славяне при песнях баянов;                       Где Волга, как море, волнами шумит…                       Там память героев, там край вдохновений,                       Там все, что мне мило, чем сердце горит;                       Туда горделивый певец полетит,                       И струны пробудят минувшего гений!                      "Кого же прославит певец молодой?"                       — Певца восхищают могучие деды;                       Он любит славянских героев победы,                       Их нравы простые, их жар боевой;                       Он любит долины, где бились народы,                       Пылая к отчизне любовью святой;                       Где падали силы Орды Золотой;                       Где пелися песни войны и свободы.                      "Кого же прославит певец молодой?"                       — От звука родного, с их бранною славой,                       Как звезды, блистая красой величавой,                       Восстанут герои из мрака теней:                       Вы, страшные грекам, и ты, наш Арминий,                       Младой, но ужасный средь вражьих мечей,                       И ты, сокрушитель татарских цепей,                       И ты, победивший врагов и пустыни!                      "Но кто ж молодого певца наградит?"                       — Пылает он жаждой награды высокой,                       Он борется смело с судьбою жестокой,                       И гордый всесильной судьбы не винит…                       Так бурей гонимый, средь мрака ночного,                       Пловец по ревущим пучинам летит,                       На грозное небо спокойно глядит                       И взорами ищет светила родного!                      "Но кто ж молодого певца наградит?"                       — Потомок героев, как предки, свободной,                       Певец не унизит души благородной                       От почестей света и пышных даров.                       Он славит отчизну — и в гордости сметой                       Не занят молвою, не терпит оков:                       Он ждет себе славы — за далью веков,                       И взоры сверкают надеждой веселой!

                     Богиня струн пережила                      Богов и грома и булата;                      Она прекрасных рук в оковы не дала                      Векам тиранства и разврата.                      Они пришли; повсюду смерть и брань                      В венце раскованная сила;                      Ее бессовестная длань                      Алтарь изящного разбила;                      Но с праха рушенных громад,                      Из тишины опустошенья,                      Восстал — величествен и млад —                      Бессмертный ангел вдохновенья.

                 В стране, где я забыл мирские наслажденья,                  Где улыбается мне дева песнопенья,                  Где немец поселил свой просвещенный вкус,                  Где поп и государь не оковали муз;                  Где вовсе не видать позора чести русской,                  Где доктор и студент обедают закуской,                  Желудок приучив за книгами говеть;                  Где часто, не любя всегда благоговеть                  Перед законами железа и державы,                  Младый воспитанник науки и забавы,                  Бродя в ночной тиши, торжественно поет                  И вольность и покой, которыми живет, —                  Ты первый подал мне приятельскую руку,                  Внимал моих стихов студенческому звуку,                  Делил со мной мечты надежды золотой                  И в просвещении мне был пример живой.                  Ты удивил меня: ты и богат и знатен,                  А вовсе не дурак, не подл и не развратен!                  Порода — первый чин в отечестве твоем —                  Тебе позволила б остаться и глупцом:                  Она дала тебе вельможеское право                  По-царски век прожить, не занимаясь славой,                  На лоне роскоши для одного себя;                  Или, занятия державных полюбя,                  Стеснивши юный стан ливреею тирана,                  Ходить и действовать по звуку барабана,                  И мыслить, как велит, рассудка не спросясь,                  Иль невеликий царь или великий князь,                  Которым у людей отеческого края                  По сердцу лишь ружье да голова пустая.                  Ты мог бы, с двадцать лет помучивши солдат,                  Блистать и мишурой воинственных наград,                  И, даже азбуки не зная просвещенья,                  Потом принять бразды верховного правленья,                  Которых на Руси, как почтовых коней,                  Скорее тем дают, кто чаще бьет людей,                  Но ты, не веруя неправедному праву,                  Очами не раба взираешь на державу,                  Ты мыслишь, что одни б достоинства должны                  Давать не только скиптр, но самые чины,                  Что некогда наук животворящий гений —                  Отец народных благ и царских огорчений —                  Поставит, разумом обезоружив трон,                  Под наши небеса свой истинный закон…                   Мы вместе, милый мой, о родине судили,                  Царя и русское правительство бранили, —                  И дни веселые мелькали предо мной.                  Но вот — тебя судьба зовет на путь иной,                  И скоро будут мне, в тиши уединенья,                  Отрадою одни былые наслажденья.                  Дай руку! Да тебе на поприще сует                  Не встретится удар обыкновенных бед!                   А я — останусь здесь, и в тишине свободной                  Научится летать мой гений благородной,                  Научится богов высоким языком                  Презрительно шутить над знатью и царем:                  Не уважающий дурачеств и в короне,                  Он, верно, их найдет близ трона и на троне!                   Пускай пугливого тиранства приговор                  Готовит мне в удел изгнания позор                  За смелые стихи, внушенные поэту                  Делами низкими и вредными полсвету —                  Я не унижуся нерабскою душой                  Перед могущею — но глупою рукой.                  Служитель алтарей богини вдохновенья                  Умеет презирать неправые гоненья, —                  И все усилия ценсуры и попов                  Не сильны истребить возвышенных стихов.                  Прошли те времена, как верила Россия,                  Что головы царей не могут быть пустые.                  И будто создала благая дань творца                  Народа тысячи — для одного глупца;                  У нас свободный ум, у нас другие нравы:                  Поэзия не льстит правительству без славы;                  Для нас закон царя — не есть закон судьбы,                  Прошли те времена — и мы уж не рабы!

                          Посланник будущих веков!                           Не жди веселого привета                           И ободрительных стихов                           От огорченного поэта.                           Душе унылой не сладка                           Тебя встречающая радость:                           Что ты принес мне? Гадость, гадость!                           Печаль и боль. .!                           Снося горячие недуги,                           Один, безмолвен и угрюм,                           Я порчу сонные досуги                           Тяжелой мрачностию дум;                           Она прошла, пора златая,                           Когда был здрав и весел я,                           И пела муза молодая                           Победы. . !                           И мне дождаться ли возврата                           Телесной бодрости моей?                           Погибну ль жертвою б.                           Под кровом чуждого Пената?                           Еще мне рано увядать:                           Приди ж скорей, былая радость!                           Поэту страшно потерять                           Свою пленительную младость!

                        Скучает воин — без войны,                         Скучает дева — без наряда,                         Супруг счастливый — без жены,                         И государь — без вахт-парада.                         А я, презритель суеты,                         Питомец музы, что скучаю?                         Веселой нет со мной мечты,                         И вдохновенье забываю.                         Как без души — без табаку                         Студент, его любитель верной,                         За часом час едва влеку                         С моей тоской нелицемерной.                         Как часто, в грустной тишине.                         Хожу в карман рукой несмелой:                         Там пусто, пусто — как в стране,                         Где пламя брани пролетело.                         Бывало: с трубки дым летит,                         Свиваясь кольцами густыми,                         И муза пылкая дарит                         Меня стихами золотыми.                         Но все прошло — и все не так!                         Восторги — были сон приятной                         Ох! не призвать мне, о табак,                         Твоей отрады ароматной!                         Сижу один — и вслух дышу,                         Собой и всеми недоволен,                         Я не читаю, не пишу,                         Вполне здоровый, будто болен.                         Так, вечно жадная забав,                         Давно прошедшая Леила                         Сидит печально, потеряв                         Свои румяна и белила.                         Ничто ее не веселит,                         Не милы пышные наряды,                         И взор потупленный блестит                         Слезами горькими досады.

                        Где вы, краса минувших лет,                         Баянов струны золотые,                       Певицы вольности и славы, и побед,                         Народу русскому родные?                       Бывало: ратники лежат вокруг огней                         По брегу светлого Дуная,                         Когда тревога боевая                         Молчит до утренних лучей.                         Вдали — туманом покровенный                         Стан греков, и над ним грозна,                         Как щит в бою окровавленный,                         Восходит полная луна.                         И тихий сон во вражьем стане;                         Но там, где вы, сыны снегов,                         Там вдохновенный на кургане                         Поет деянья праотцов —                         И персты вещие летают                         По звонким пламенным струнам,                         И взоры воинов сверкают,                         И рвутся длани их к мечам!                         На утро солнце лишь восстало —                         Проснулся дерзостный булат:                         Валятся греки — ряд на ряд,                         И их полков — как не бывало!

                      И вы сокрылися, века полночной славы,                         Побед и вольности века!                       Так сокрывается лик солнца величавый                         За громовые облака.                       Но завтра солнце вновь восстанет…                         А мы… нам долго цепи влечь:                       Столетья протекут — и русской меч не грянет                         Тиранства гордого о меч.                         Неутомимые страданья                         Погубят память об отцах,                         И гений рабского молчанья                         Воссядет, вечный, на гробах.                         Теперь вотще младый баян                         На голос предков запевает:                         Жестоких бедствий ураган                         Рабов полмертвых оглашает;                         И он, дрожащею рукой                         Подняв холодные железы,                         Молчит, смотря на них сквозь слезы,                         С неисцелимою тоской!

                         Война, война! Прощай, Сиана!                         Бойцы шумят, бойцы идут;                         Они товарища баяна                         В страну далекую зовут.                            Туда, где бранные пожары                         Дунайски волны озарят,                         Где смертоносные удары                         О шлемы греков зазвенят.                          С врагом сражаяся, как деды,                         Рукой и сердцем славянин,                         Я наши стану петь победы                         И смелость князя и дружин.                          И твой баян, пируя славу,                         Под медью лат дыша тобой,                         Там повторю я Святославу,                         Что пел Сиане молодой.                          Промчится буря боевая,                         Войдет в ножны булат бойца —                         И дева, сердцем оживая,                         Обнимет верного певца.

                       Люблю смотреть на месяц ясной,                        Когда встает он из-за гор;                        Но мне милее светлый взор                        Сияны резвой и прекрасной.                        Люблю, задумавшись, с кургана                        Напевы слушать соловья;                        Но веселей душа моя,                        Когда поет моя Сияна.                        Люблю, как песнь мою внимая,                        Боец хватает свой булат;                        Но слаще струны говорят                        С тобой, красавица младая!                        Люблю на шумном сборе стана                        Приветы ратных и вождей;                        Но я счастливее царей,                        Как улыбнется мне Сияна.

                       Закон: влюбляться лишь душой,                        Друзья, мне вовсе непонятен;                        Пусть говорят: наш век развратен —                        Да не мечта ли век златой?                        Нет сил у твари поднебесной                        Для платонической любви:                        Кто ангел — тот по ней живи,                        Затем, что ангел — бестелесной!                        Души восторги — в мире снов,                        Но есть восторги и для тела,                        И мы оставим ли без дела                        Дары догадливых богов?                        Одной мечты и мудрым мало:                        Мне сказывал археолог,                        Что у Платона. .                      . . . .                        Когда один, в ночной тиши,                        Сей баловень воображенья                        Писал систему наслажденья                        Для человеческой души.                        Души восторги — в мире снов,                        Но есть восторги и для тела,                        И мы оставим ли без дела                        Дары догадливых богов?

                   О, ты, с которым я, от юношеских лет,                    Привык позабывать непостоянный свет,                    Привык делить мечты, надежды, наслажденья,                    И музы девственной простые песнопенья,                    И тихие часы досугов золотых!                    Друг сердца моего и друг стихов моих!                    Завидую тебе: умеренным счастливой,                    Твой дух не возмущен мечтой славолюбивой;                    Ты, гордо позабыв мятежный света шум.                    В уединении, жилище смелых дум,                    Ведешь с науками невидимые годы,                    И жизнь твоя, как ход торжественный природы,                    Покорна мудрости законам вековым.                    Ты счастья не искал за рубежом родным;                    Но верный сам себе и от страстей свободной,                    Нашел его в душе, простой и благородной;                    А я, поверивший надежде молодой,                    Обманут счастием, один, в стране чужой,                    Пою мою печаль — певец, душою сирый —                    Как струны хладные Арминиевой лиры,                    И в тишине учусь душою тосковать.                    Но я еще люблю былое вспоминать;                    Люблю в страну отцов в мечтах переселяться                    И всем утраченным, всем милым наслаждаться,                    И с вами быть душой, родимые друзья!                    О незабвенный край, о родина моя!                    Страна, где я любил лишь прелести природы;                    Где юности моей пленительные годы                    Катились весело незримою струей;                    Где вечно царствуют с отрадной тишиной                    Миролюбивых душ живые наслажденья;                    Страна, где в первый раз богиня песнопенья                    Стыдливою рукой цевницу мне дала,                    Огонь поэзии в душе моей зажгла —                    И я, божественным восторгом оживленный,                    Воспел мои мечты и мой удел смиренный,                    И непритворною, свободною душой                    Благодарил богов за песни и покой!                    Тогда, не знав людей застенчивый мой гений                    Не знал и зависти коварных оскорблений.                    Суд ветреной толпы его не занимал;                    Он пел для дружества и славы не искал.                    Но вы сокрылись, дни счастливого незнанья!                    И чувства новые и новые желанья                    Сменили навсегда покой души моей.                    Отдайте мне, Судьбы, блаженство прошлых дней,                    Отдайте мирные отеческие сени                    И сердце без любви и ум без заблуждений!                    Не тщетно ль радости минувшие зову?                    Уж бремя суеты тягчит мою главу;                    Унылая душа невольно холодеет                    И на грядущее надеяться не смеет;                    И гаснет жизнь моя! — Лишь ты, хранитель мой,                    Одна отрада мне, забытому судьбой!                    Ты можешь, верный жрец богини вдохновенья,                    Родить в моей душе и жажду просвещенья                    И твердость на пути спасительных трудов,                    И оживить мой ум и жар моих стихов.                    Когда ж, от бремени сует освобожденный,                    С собою помирясь, и дружбой ободренный,                    Я полечу в страну, где молодость моя                    Узнает мир души и цену бытия?                    О! сбудутся ль мои последние желанья?                    Клянусь, собрав умом плоды образованья,                    Провесть в кругу родных, на родине моей,                    Остаток счастливый тобой спасенных дней!                    Тогда души моей воскреснут наслажденья.                    Забыв коварный свет, в тиши уединенья,                    Я буду воспевать мой радостный удел,                    Родимые поля, простые нравы сел                    И прадедовских лет дела и небылицы —                    И посвящать тебе дары моей цевницы!

                      Не часто ли поверхность моря                       Волнует грозных бурь приход,                       И с валом вал ужасный споря,                       Кремнистые брега трясет!                       Не часто ль день прелестный, ясный                          Скрывает мрак густой!                       Не часто ль человек, среди весны прекрасной.                          Смущается тоской!                         И радость быстро отлетает!                          Страшись печали, милый друг!                         Да счастье всюду провождает                          Тебя чрез жизни луг!                       Люби, но укрощай в душе любви стремленья:                              Ее опасен яд,                       И часто средь цветов прелестных наслажденья                          Змеи ужасные шипят!                         Будь верен, не страшись обмана;                          Страшись, чтобы коварный бог                         Не превратился вдруг в тирана,                       И тщетные к тебе любови не возжег.                       Быть может, там, мой друг любезной,                          Где медяный Рифей                       Чело к стране возносит звездной,                       И крепостью гордясь своей,                       Полет Сатурна презирает,                       Где хлад свирепый обитает,                       Ты, друг мой, в тот ужасный час,                       Как ветром мчится прах летучий,                       Когда луч солнечный погас,                         Покрытый мрачной тучей,                       Когда леса дубов скрыпят,                       Пред бурей страшной преклоненны!                       Когда по челам гор скользят                         Перуны разъяренны,                       Быть может, друг любезный мой,                         В сей бури час ужасной,                       Красу, застигнуту грозой,                         Увидишь ты. — И взор прекрасной                       В плененном сердце нежну страсть                         Воспламенит мгновенно,                       И милая твоя любови власть                         В душе познает восхищенной,                         И для тебя лишь будет жить.                         Тогда, под сенью мирной                       Ты станешь радости с подругою делить;                         Тогда твой голос лирный                         Любовь благую воспоет!                       И песнь твоя молвой к друзьям домчится!                       Тогда во мне, о милый мой поэт,                       Воспоминание протекшего родится;                         Тогда я полечу душой                         К дням резвым юности беспечной.                         Когда я, увлечен мечтой,                       Почувствовал огонь поэзии сердечной,                         Тебе вверять восторги приходил                         И слышал суд твой справедливый.                         О! сколь тогда приятен был                         Мне дружеский совет нельстивый!                         С каким весельем я с тобой                         Поэтов красотой пленялся!                       И, зря в мечтах их тени пред собой,                         Восторгам пылким предавался.                         Какой огонь тогда блистал                         В душе моей обвороженной,                         Когда я звучный глас внимал,                         Твой глас, о бард священный,                       Краса певцов, великий Оссиан!                         И мысль моя тогда летала                         По холмам тех счастливых стран.                         Где арфа стройная героев воспевала.                         Тогда я пред собою зрел.                         Тебя, Фингал непобедимый,                         В тот час, как небосклон горел,                         Зарею утренней златимый, —                       Как ветерки игривые кругом                         Героя тихо пролетали,                         И солнце блещущим лучом                         Сверкало на ужасной стали.                       Я зрел его: он, на копье склонясь,                         Стоял в очах своих с грозою —                       И вдруг, на воинство противных устремясь,                         Все повергал своей рукою.                         Я зрел, как, подвиг свой свершив,                         Он восходил на холм зеленый,                       И, на равнину взор печальный обратив,                         Где враг упал, им низложенный,                         Стоял с поникшею главой,                         В доспехах, кровию омытых.                       Я шлемы зрел, его рассечены рукой,                         Зрел горы им щитов разбитых!..                       Но, друг, позволь мне удержать                         Мечты волшебной обольщенья:                       Ты наделен талантом песнопенья,                         Тебе героев воспевать!                       В восторге устреми к превыспреннему миру                        Быстротекущий свой полет,                        А мне позволь, мой друг поэт,                        Теперь на время бросить лиру!

                      Прошу стихи мои простить!                       Я на Парнасе школьник юный:                       Вас не сумели похвалить                       Мои застенчивые струны;                       Но если праведным богам                       Приятней сердца дар убогий.                       Как драгоценный фимиам,                       То вы поступите, как боги, —                       И сей листок чрез много дней                       Напомнит вам певца младого                       Который не жил для людей,                       В стране чужой не пел чужого,                       Не звал и славы в свой приют                       И за фортуной быстроногой..                       Мирскою пыльною дорогой,                       Не побежал, хоть все бегут.                       За то в душе его смиренной                       Огонь свободы пламенел;                       Он кое-что не худо пел,                       Но божеством не вдохновенный,                       Перед божественным немел.

                        Тебе, который с юных дней                         Меня хранил от бури света,                       Тебе усердный дар беспечного поэта —                         Певца забавы и друзей.                         Тобою жизни обученный,                         Питомец сладкой тишины,                         Я пел на лире вдохновенной                         Мои пророческие сны, —                       И дружба кроткая с улыбкою внимала                       Струнам, настроенным свободною мечтой;                       Умом разборчивым их звуки поверяла                         И просвещала гений мой!                         Она мне мир очарованья                         В живых восторгах создала,                       К свободе вечный огнь в душе моей зажгла,                         Облагородила желанья,                       Учила презирать нелепый суд невежд                         И лести суд несправедливый:                         Смиряла пылкий жар надежд                         И сердца ранние порывы.                         И я душой не изменил                         Ее спасительным стараньям:                         Мой гений чести верен был                         И цену знал благодеяньям!                       Быть может, некогда твой счастливый поэт,                       Беседуя мечтой с протекшими веками,                         Расскажет стройными стихами                         Златые были давних лет;                         И, вольный друг воспоминаний,                         Он станет петь дела отцов:                         Неутомимые их брани                         И гибель греческих полков,                         Святые битвы за свободу                         И первый родины удар                         Ее громившему народу,                         И казнь ужасную татар.                         И оживит он — в песнях славы —                         Славян пленительные нравы:                         Их доблесть на полях войны,                         Их добродушные забавы                         И гений русской старины                         Торжественный и величавый!!                         А ныне — песни юных лет,                         Богини скромной и веселой,                         Тебе дарит рукой не смелой                         Тобой воспитанный поэт!                        Пускай сии листы, в часы уединенья,                         Представят памяти твоей                         Живую радость прошлых дней,                         Неверной жизни оболыценья                         И страсти ветренных друзей;                       Здесь все, чем занят был счастливый дар поэта,                       Когда он тишину боготворил душой,                       Не рабствовал молве обманчивого света                         И пел для дружбы молодой!

                      Смотрите: он летит над бедною вселенной.                         Во прах, невинные, во прах!                       Смотрите, вон кинжал в руке окровавленной                         И пламень тартара в очах!                       Увы! сия рука не знает состраданья,                         Не знает промаха удар!                       Кто он, сей враг людей, сей ангел злодеянья,                         Посол неправых неба кар?                       Всего прекрасного безжалостный губитель,                         Любимый сын владыки тьмы,                       Всемощный, вековой — и наш мироправитель!                         Он — рок; его добыча — мы.                       Злодейству он дает торжественные силы                         И гений творческий для бед,                       И медленно его по крови до могилы                         Проводит в лаврах через свет.

                      Но ты, минутное творца изображенье,                         Невинность, век твой не цветет:                       Полюбишь ты добро, и рок в остервененье                         С земли небесное сорвет,                       Иль бросит бледную в бунтующее море,                         Закроет небо с края в край,                       На парусе твоем напишет: горе! горе!                         И ты при молниях читай!

                      Не стонет дол oт топота копей,                       Не брызжет кровь от русского удара:                       По берегу Дуная, близ огней                       Лежат бойцы — смирители болгара;                       Там юноша, соратник их мечей,                       Исполненный божественного дара,                       Пленяет слух дружины удалой                       Военных струн волшебною игрой.                         Баян поет могучих праотцов,                       Их смелый нрав, их бурные сраженья,                       И силу рук, не знающих оков,                       И быстроту их пламенного мщенья.                       Как звук щита, и ратным, и вождям                       Отрадна песнь любимца вдохновенья:                       Их взор горит, их мысль блуждает там,                       Где билась рать отважного Олега,                       Где Игорев булат торжествовал —                       И гордый грек бледнел и трепетал,                       Послыша гром славянского набега.                       Баян воспел минувших лет дела:                       Баян умолк; — но рать еще внимает.                       Так плаватель, когда ночная мгла                       Лазурь небес и море застилает,                       Еще глядит на сумрачный закат,                       Где скрылося великое светило;                       Так сладостно расставшемуся с милой                       Издалека еще взирать назад!                       Луна плывет в спокойных небесах;                       Молчит Дунай, чернеет лес дремучий,                       И тень его, как тень широкой тучи,                       Мрачна лежит на стихнувших водах.

                       О ночь, о ночь, лети стрелой!                       Несносен отдых Святославу:                       Он жаждет битвы роковой.                       О ночь, о ночь, лети стрелой!                       Несносен отдых Святославу!                         Цимисхий! крепок ли твой щит?                       Не тонки ль кованые латы?                       Наш князь убийственно разит.                       Цимисхий! крепок ли твой щит?                       Не тонки ль кованые латы?                         Дружине борзых дай коней;                       Не то — мечи ее нагонят,                       И не ускачет от мечей.                       Дружине борзых дай коней;                       Не то — мечи ее нагонят.                         Ты рать обширную привел;                       Немного нас, но мы славяне:                       Удар наш меток и тяжел.                       Ты рать обширную привел;                       Немного нас, но мы славяне!                         О ночь, о ночь, лети стрелой!                       Поля, откройтесь для победы,                       Проснися, ужас боевой!                       О ночь, о ночь, лети стрелой!                       Поля, откройтесь для победы!

                      Но кто певец любви не воспевал?                       Какой баян, плененный красотою,                       Мечты бойца с прекрасною мечтою                       О родине и милой не сливал?                       Двойной огонь в душе певца младого,                       Когда поет он деву и войну:                       Так две струи Дуная голубого                       Блестят живей, сливаяся в одну.

                       Войны садятся на коней,                        Баяна дева обнимает:                        Она молчит, она вздыхает,                        И слезы градом из очей.                        Прощай, прощай! иду на битву.                        "Люби меня, моя краса!                        "Молись — услышат небеса                        "Твою невинную молитву!                        "Щита, врученного тобой,                        "Булат врага не перерубит;                        "Тебя певец твой не разлюбит                        "И не изменится душой".                        Они расстались. Пыль густая                        Поля покрыла, как туман.                        Враги! вам полно ждать славян!                        Вам полно спать, брега Дуная!                        Взошла денница; вспыхнул бой;                        Дрожит широкая долина.                        О грек! страшна твоя судьбина:                        Ты не воротишься домой!                        Валятся всадники и копи,                        Булат дробится о булат —                        И пал ужасный сопостат                        При шуме яростной погони!                        Баян отцам не изменил                        На поле гибели и чести:                        Могучий враг ударом мести                        Его щита не сокрушил.                        Гордыня сильного смирилась;                        Ему не праздновать войны…                        И сталь победная в ножны                        По вражьей крови опустилась!                        И рать на родину пришла;                        Баяна дева обнимает,                        Отрадно грудь ее вздыхает,                        И девы радость ожила.

                       Не сталь в груди Услада трепетала,                       Не дикий огнь сверкал в его очах:                       Он знал любовь; душа его питала                       Ее восторг, ее безвестный страх.                       Он твой, он твой, красавица Сиана!                       Ты помнишь ли его златые дни,                       Когда лесов отеческих в тени                       Ласкала ты влюбленного баяна?                       Ты помнишь ли, как бросив меч и щит,                       Презрев войны высокие награды.                       Он пел твои божественные взгляды                       И красоту застенчивых ланит?                       Ты помнишь ли, как песнь его внимая,                       Молчала ты? — Но как любовь молчит?                       То свеж и чист, как роза молодая,                       Твое лицо румянец оживлял;                       То вспыхивал твой взор, то угасал,                       Как в облаке зарница золотая.                       Баян Услад любви не изменял:                       С чужих полей, где рыщет ужас битвы,                       К тебе его надежды и мечты,                       И за тебя сердечные молитвы;                       Он всюду твой! А ты — верна ли ты?

                          Простите мне простое "ты".                           Богиня песен презирает                           Приличий светских суеты,                           И дочь богов не замечает,                           Паря к бессмертным небесам,                           Законов моды беззаконной.                           Но грамматическим цепям                           Она с улыбкой благосклонной                           Младые руки отдает.                           Затем-то вам, среди паренья,                           По правилу местоименья,                           Сказала: "ты" — и тихо ждет                           Греху безгрешному прощенья.

                        Они прошли и не придут,                         Лета неверных наслаждений,                         Когда, презрев высокий труд,                       Искал я счастия во мраке заблуждений.                         Младый поклонник суеты,                         На лире, дружбой ободренной,                       Чуть знаемый молвой и славою забвенный,                         Я пел беспечность и мечты;                         Но гордость пламенного нрава                         На новый путь меня звала,                       Чего-то лучшего душа моя ждала:                         Хвалы друзей — еще не слава!                       Я здесь, я променял на сей безвестный кров                         Безумной младости забавы                       Веселый света шум на тишину трудов,                         И жажду нег — на жажду славы.                         Моих желаний не займут                         Толпы невежд рукоплесканья,                       Оракулы веков душе передадут                       И жар отважных дум, и смелость упованья,                         Когда на своде голубом                         Выходит месяц величавый,                         И вечер пасмурным крылом                         Оденет дерптские дубравы,                       Один, под кровом тишины,                       Я здесь беседую с минувшими веками;                       Героев призраки из мрака старины                       Встают передо мной шумящими рядами,                       И я приветствую родных богатырей,                         И слышу силу их ударов;                       Пред взорами — холмы разорванных цепей                         И море бурное пожаров!                       Какой роскошный пир восторгам и мечтам!                         Как быстро грудь моя трепещет,                         В очах огонь поэта блещет,                           И рвется длань моя к струнам!                       Очистив юный ум в горниле просвещенья,                       Я стану петь дела воинственных славян,                       И яркие лучи святого вдохновенья,                         Прорежут древности туман.                       Ты, радуясь душой, услышишь песнь свободы                         В живой Гармонии стихов,                       Как с горной высоты внимает сын природы                         Победоносный крик орлов.

                                     I                           Обедать я у вас готов —                         Да дело в том, что нездоров:                         Я болен болью головной,                         Сижу, хожу, как сам не свой,                         Я дома скучен, как монах,                         И уверяю, что в гостях                         Я буду вчетверо скучней:                         Теперь мой разум — без мыслей,                         Глаза все на землю глядят,                         Язык молчит, хоть и не рад,                         И даже громкие слова                         Расслышать я могу едва.                         Причина этому ясна                         И для меня весьма важна:                         Теперь я телом и душой                         Неинтересный и плохой.                         Итак меня простите вы,                         Что по причине головы                         Я не могу вас посетить.                         Вас слушать, с вами говорить                         Мне очень весело всегда —                         Да не гожуся никуда,                         А в состоянии таком                         Кто ходит в ваш приятный дом?                         И не подумайте, что лгу:                         Я точно доказать могу                         Всю справедливость этих слов.                         Притом вам скажет Киселев                         (Он будет к вам — так быть должно, —                         Я это угадал давно),                         Что видел сам, как у меня                         Уж голова болит три дня;                         Но если скажет Киселев,                         Что я сегодня уж здоров,                         Вы не поверьте — это ложь:                         Я и сегодня, право, тож,                         Что был вчера. И так… и так —                         Я не могу никак, никак                         Быть сотоварищем ему.                         Мне это больно самому,                         Но что же делать? У судьбы                         Нет либералов: все рабы.                                      II                           Вы извините, что я вас                         Своею просьбой беспокою.                         И признаюсь: на этот раз                         Я недоволен сам собою.                         Но делать нечего: судьбою                         Теперь мне дан такой указ.                         Притом я сам обеспокоен:                         Во мне восторг почти погас,                         Мой ум чувствительно расстроен,                         И задичился мой Пегас,                         Я ничего не сочиняю,                         Я даже писем не пишу —                         И потому-то вас прошу,                         Могу сказать, вас умоляю                         Поэта искренность простить                         И сострадательной рукою                         Мои финансы оживить,                         Давно рассеянные мною.                         Я знаю: деньги — суета;                         И для неложного монаха                         Они едва ль дороже праха,                         Душа не ими занята;                         Но человеку в здешнем мире                         Они так нужны, как в трактире,                         Где в долг не любят никого.                         Я ж человек — итак желаю,                         Но вы уж знаете чего, —                         И, уповая, умолкаю.                                     III                           Благословенному царю                         Не так за ленту благодарен                         Ее не стоющий боярин:                         Я вас душой благодарю.                         Вы мне веселость оживили,                         Моей мечты прогнали мрак                         И вновь поэту возвратили                         Свободу, музу и табак.                         Была пора — я помню живо:                         Свеча задумчиво горит,                         Сижу с тоскою молчаливой,                         Гляжу к земле, перо лежит,                         Лишь изредка возьму бумагу,                         Означу месяц, день;- но вдруг                         Я вспомню денежный недуг,                         И на ладонь главою лягу,                         И томно очи затворю…                         Не вы ли мне возможность дали                         Укоротить мои печали?                         Благодарю, благодарю!

                        О деньги, деньги! для чего                         Вы не всегда в моем кармане?                         Теперь христово рождество                         И веселятся христиане;                         А я один, я чужд всего.                         Что мне надежды обещали:                         Мои мечты — мечты печали.                         Мои финансы — ничего!                         Туда, туда, к Петрову граду                         Я полетел бы: мне мила                         Страна, где первую награду                         Мне муза пылкая дала;                         Но что не можно, то не можно!                         Без денег — радости людей,                         Здесь не дадут мне подорожной,                         А на дороге лошадей.                         Так ратник в поле боевом                         Свою судьбину проклинает,                         Когда разбитое врагом                         Копье последнее бросает:                         Его руке не взять венца                         Ему не славиться войною,                         Он смотрит вдаль — и взор бойца                         Сверкает первою слезою.

                      Там, где в блеске горделивом                         Меж зеленых берегов                       Волга вторит их отзывом                         Песни радостных пловцов,                       И как Нил-благотворитель                         На поля богатство льет, —                       Там отцов моих обитель,                         Там любовь моя живет!                       Я давно простился с вами,                         Незабвенные края!                       Под чужими небесами                         Отцветет весна моя;                       Но ни в громком шуме света,                         Ни под бурей роковой,                       Не слетит со струн поэта                         Голос родине чужой.                       Радость жизни, друг свободы,                         Муза любит мой приют.                       Здесь, когда брега и воды                         Под туманами заснут,                       И, как щит перед сраженьем,                         Светел месяц золотой, —                       С благотворным вдохновеньем,                         Легкокрылою толпой,                       Ты, которая вливаешь                         Огнь божественный в сердца,                       И цветами убираешь                         Кудри юного певца,                       Радость жизни, друг свободы,                        Муза лиры, прилетай                       И утраченные годы                         Мне в мечтах напоминай!                       Муза лиры, ты прекрасна,                         Ты мила душе моей;                       Мне с тобою не ужасна                         Буря света и страстей.                       Я горжусь твоим участьем;                         Ты чаруешь жизнь мою, —                       И забытый рано счастьем,                         Я утешен: я пою!

                          Перед Троицею в будни                          На башне городской,                          В субботу пополудни,                          Пробило час шестой.                          Мы чинно за коляской                          В телеге нанятой                          Поехали рысцой.                          Признаться: было тряско:                          То яма в мостовой,                          То камень неучтивый                          Смущали наш покой,                          И без того плохой.                          Чухонец некрасивый                          То грубым языком,                          То маленьким кнутом                          Гнал маленькую пару                          Неудалых коней:                          Нечуткие к удару,                          Глухие для речей,                          Они передвигали                          Нас тихо по камням; —                          Так Дерпт мы оставляли.                          О чем, не знаю сам,                          Я тосковал душою;                          К[няжевич] тожь грустил                          И взор его бродил,                          Едва не со слезою,                          По крышам, по садам,                          По Дому — и уныло                          Остановлялся там,                          Где было… Что же было?                          Пусть объяснит он сам.                          И вот мы, слава богу,                          На гладкую дорогу                          Попали с предурной:                          За Юрьевским форштатом                          Ни ям, ни мостовой;                          Но я с моим собратом,                          Как прежде, ни гугу:                          Таинственное что-то                          (Назвать я не могу)                          Чувствительной зевотой                          Мне отворяло рот.                          Известно, кто зевнет —                          За ним зевает ближний;                          Что значит? Может быть,                          Всей мудростию книжной                          Не можно объяснить.                          Так мой товарищ милой,                          Задумчиво-унылой,                          Мне дружно подражал:                          Зевал, как я зевал.                          Наверное, не знаю,                          Но что за грех сравнить?                          Как наш Адам из раю                          Изволил выходить —                          И мог ли не грустить                          О счастливом жилище,                          Где он о самой пище                          Заботы не знавал,                          Где все, чего желал,                          Ему приготовляла                          Всевышнего рука —                          Так нам сердца сжимала                          Известная тоска:                          И, признак огорченья,                          Чуть слезы не текли,                          Но вот корчма вдали:                          Adieu! до продолженья.

                          Вечерняя спустилась тьма;                          Пред нами черная корчма;                          Она ужасна издали:                          Поля пустые облегли                          Еe почти со всех сторон.                          Ландшафт ничем не оживлен:                          Ни тихошепчущий поток,                          Ни прохладительный лесок,                          Ни громозвучный водопад,                          Ни пестрота веселых стад…                          Короче: ровно ничего                          Кругом для взора моего                          И для чувствительной души                          Не представлялось в сей глуши;                          И мы вошли в сию корчму —                          Она похожа на тюрьму,                          К которой уж давно, давно                          Не мыто и не метено.                          Порог возвышенный в дверях;                          На потолке и на стенах                          Буграми сажа, пыль и мох, —                          А старый пол — беда для ног;                          Таков дороги вешней вид,                          Когда потоками бежит                          Снегов растаявших вода;                          Так мостовая, где худа…                          По ней печальный пешеход                          Сердито, медленно идет                          И, глядя на негодный путь,                          В мечтах бранит кого-нибудь.                          Две комнаты — одна с другой                          Могли бы спорить духотой.                          Вдоль не очищенной стены,                          Свидетель мрачной старины                          Поставлен долговязый стол.                          Он годен — так К[няжевич] счел —                          К обеду двадцати персон.                          К[няжевич] счетам изучен,                          Я ж в арифметике отстал                          И, как поэт, сей стол считал                          Несносным даже для очей —                          То каково же для гостей?..                          И вдоль стола того — скамья,                          Но чернота и пыль ея                          На ней не позволяют лечь;                          Налево — сумрачная печь                          С широьим, черным очагом;                          Окно с замаранным стеклом,                          Замаранным, как бы затем,                          Чтоб даже сумрачным лучем                          Не освещалася корчма                          И путнику б густая тьма                          Не позволяла разглядеть,                          Что негде будет посидеть                          И телу в тишине ночной                          Дать укрепительной покой.                          Благодаря богов, у нас                          С собою был съестной запас;                          А ужин — дело золотое                          Тому, кто изнурен путем:                          Тогда — двойная жажда в нем                          И аппетит сильнее втрое.                          Притом замечено давно,                          Что все людские наслажденья                          От ожиданий и томленья                          Приятней — так и быть должно!                          Веселья слаще после скуки,                          Отрадней блага после бед,                          Любовь живее от разлуки,                          Вкусней от голода обед.                          Так принесли мы жертву Кому!                          Для нас царица сей корчмы                          Расстлала по полу солому,                          И тихо улеглися мы.                          Сия чухонская Бавкида —                          Простите этот эпизод —                          Непривлекательного вида,                          Как весь Ливонии народ:                          Лицо, которого Гогарту                          Не удалось нарисовать;                          Вам не случалось ли видать                          Унылой Корсики ландкарту?                          Так некрасива и черна                          Была лицом сия жена,                          Живые, сумрачные взгляды                          Из-под нависнувших бровей,                          Волос не перечесть у ней:                          В красе природной, без помады                          От головы, до самых пят                          Они растрепаны висят.                          Ее угрюмая осанка,                          Морщины древнего чела…                          И словом, всем она была                          Страшна, как ведьма киевлянка.                          Подробность лишняя скучна,                          Моя богиня это знает,                          И вкусу вашему верна —                          Здесь непритворно умолкает                          Затем, что спать сама желает                          И скоро бодрствовать должна.

                          Благотворная денница                          Разорвала ночи мрак,                          И пустынная синица                          Пела утро кое-как.                          Мы меж тем, как запрягали                          Ободрившихся коней,                          По окрестностям гуляли                          И цветочки собирали —                          Будто с ними веселей.                          Здесь К[няжевич] осмерную                          Незабудочку сыскал…                          Он задумался, сказал:                          (Я его не критикую,                          Но, что слышал, говорю)                          "Сей цветок, осьмое чудо,                          Но кого им подарю?                          Неприятно, скучно, худо                          Быть, как я…"- И кончил сим.                          Я не понял, и уныло                          Он мне дал цветочек милой                          С красноречием немым.                          Я в бумажнике, как должно,                          Нежный дар сей разложил;                          Но — какой неосторожной!                          Видно, где-то уронил.                          Кони ржут — пора в дорогу!                          День прекрасный: без жаров,                          Без слепней и комаров,                          И за это — слава богу!

                          Еще корчма — об ней ни слова!                          Она, как прежняя, худа —                          Я ж не охотник до худова,                          И муза юная горда:                          Неблаговидного труда                          Она чуждается правдиво;                          Насилу и одну корчму                          Я описал вам терпеливо:                          И то — не вопреки ль уму?

                          Вид прекрасный недалеко                          На равнине, из садов                          Нам открылся одинокой                          Белокаменной, высокой,                          С головой до облаков,                          Оберпален, замок древний.                          Жаль, что он среди степей:                          Не картинные деревни,                          Не роскошный вид полей,                          Лишь чухонские харчевни                          Окружают замок сей.                          Если вам уже знакомы                          Достопамятные томы,                          В коих мудрый Карамзин,                          Ученик бессмертной Клии,                          Описал войны России                          Средь Ливонии долин —                          Вам известен Оберпален.                          Он теперь не то, что был,                          И пустынен и печален.                          Там, где гордый рыцарь жил,                          Где певались песни славы,                          Где гремела медь и сталь —                          Спят безмолвные дубравы,                          И живет какой-то Валь.                          Так века переменяют                          Обитателей земли:                          Ныне витязи в пыли,                          А пигмеи поживают.                          В Лету наши дни втекают,                          Не слыхать великих дел,                          Мир мирскому покорился,                          Просветился, простудился                          И ужасно похудел.                          Мы взошли на возвышенный                          Бельведер, смотрели вдаль:                          Все кругом уединенно                          И печально, как печаль.                          Речка, мельница, долины —                          Все уныло, все молчит.                          Сад прекрасный и старинный —                          Но кого он приютит?                          Густолиственные вязы                          Хороши, но кто на них                          Начертит от сердца фразы?                          Кто в аллеях вековых                          Станет с тихими мечтами,                          Чуть приметными шагами                          Пред денницею гулять,                          Восхищаться филомелой                          И душой осиротелой                          С темной горлинкой вздыхать?                          Так мечтанья волновали                          Мне чувствительную грудь.                          Мы пришли: нас кони ждали —                          Добрый день и добрый путь!

                         Вы знакомы с красотою                              Той корчмы,                          Где пред троицей святою                              Спали мы.                          Мы в корчме — в ней мрачность та же,                              Пыль и мох,                          Пол избит, а стены в саже,                              Воздух плох;                          Слишком душен, для дыханья                              Нездоров;                          Сверх того здесь дом собранья                              Комаров.                          Их здесь много, очень много:                              Чу, жужжат!                          А народ сей долгоногой                              Людям рад;                          Он живет лишь кровопийством.                              Мы за всех                          Стали мстить ему убийством:                              То не грех!                          Но что пользы? Все осталось                              Много их,                          И заснуть нам не досталось                              Ни на миг.                          Счастлив, кому судьбина                          Определила сон                          Под кровом балдахина;                          Как тих, спокоен он!                          Комар не блокирует                          Его ушей и щек,                          Он с мошкой не воюет;                          А наш — несносный рок!                          Ах! мы… Что было с нами,                          Читайте: ваш пиит                          С закрытыми глазами                          На ложе сна лежит…                          Вдруг писк, неугомонной                          Комар ко мне летит —                          Пищит… умолк… пищит…                          Вот будто сел… все спит —                          И я рукою сонной                          Ловлю его, ловлю…                          Хоть как, так увернется!                          Опять пищит и вьется…                          И я — опять не сплю!                          Когда б я был не скован                          Мирскою суетой,                          И больше образован                          Ученостью прямой, —                          Клянусь самими вами,                          Клянуся небесами,                          Я б написать готов,                          Иль прозой, иль стихами,                          Geschichte комаров —                          Не ученик педантов,                          Огромных фолиантов                          Не стал бы сочинять,                          Не стал бы измерять                          Комарий хобот, ноги;                          Но, ритор неубогий,                          В истории моей                          Я описал бы живо:                          Их дух браннолюбивой,                          Вражду против людей,                          Отважность их полета,                          Увертливость в боях                          И спящих тайный страх;                          Я б разбудил для света                          Из сумрака веков                          Героев-комаров.                          (У них героев тучи,                          Сам Лафонтен сказал,                          Что даже лев могучий                          Пред комаром упал!)                          И в славном переплете,                          У дам, на туалете,                          Лежал бы томик мой;                          И летом, в час досужной,                          В своей беседе дружной,                          В саду, в тени густой,                          Они б меня читали                          И часто награждали                          Улыбкой иль слезой.

                       Итак, поэт унылый мой!                        Тот скоро час примчится,                        Когда тебе с родной страной,                        С друзьями должно разлучиться;                        Лететь туда, куда ведет                        Рука судеб неумолимых;                        Туда, где страшный гор хребет,                        Среди степей необозримых,                        Чело скрывая в облаках,                        Стоит снегами увенчанный;                        Где лютая зима на грозных высотах                        Поставила свои чертоги льдяны;                        Туда, туда, поэт — друг мой!                        Там скалы дикие и пропасти ужасны,                        И мрак дубрав чужой,                        Услышат лиры глас прекрасный!                        Туда и музы прилетят,                        В Сибирь, в жилище хлада,                        Поэт! богинь не устрашат                        Ни даль, ни мраз, ни льдов громада:                        Они, оставивши Парнас,                        В твою смиренную обитель                        Придут внимать твой мирный глас,                        Любимец их и их любитель!                        Тогда ты лиры золотой                        Ударишь в звонки струны                        И с них блестящею струей                        Польется звук перунный!                        Тогда ты будеть вспоминать                        О родине своей, о тех местах священных,                        Где дней твоих не смели возмущать                        Страстей порывы разъяренных;                        Где верных ты имел друзей,                        Как с ними время протекало,                        Как златострунной их твоей                        Бряцанье лиры восхищало,                        Как с ними радость разделял,                        Мечты и тягость скуки,                        Как их печальный оставлял,                        Как простирал к ним руки.                        Чтобы в последний раз обнять,                        Сказать прости и удалиться.                        Ах как приятно вспоминать                        О том, с чем тяжко разлучиться!                        Мой друг! Что может быть милей                        Бесценного родного края?                        Там солнце кажется светлей,                        Там радостней весна златая,                        Прохладный легкий ветерок,                        Душистее цветы, там холмы зеленее,                        Там сладостней журчит поток,                        Там соловей поет звучнее,                        Там все нас может восхищать,                        Там все прекрасно, там все мило,                        Там дни, как молния, летят,                        Там нет тоски унылой                        Там наше счастие живет,                        Там только жизнью наслаждаться!                        А ты, любезный, мой поэт,                        Ты должен с родиной расстаться!                        Дай руку! Милый друг, прощай!                        Но там, в стране той отдаленной,                        Твоих друзей не забывай;                        Живи надеждой озаренный,                         Что некогда увидишь их,                        Что грозный рок к тебе смягчится,                        И что блаженство возвратится                        И позлатит ток дней твоих!

                          Боже! вина, вина!                           Трезвому жизнь скучна                              Пьяному рай!                           Жизнь мне прелестную                           И неизвестную,                           Чашу ж не тесную                              Боже подай!                           Пьянства любителей,                           Мира презрителен                              Боже храни!                           Души свободные,                           С Вакховой сходные,                           Вина безводные                              Ты помяни!                           Чаши высокие                           И преширокие                              Боже храни!                           Вина им цельные                           И неподдельные!                           Вина ж не хмельные                              Прочь отжени!                           Пиры полуночные,                           Зато непорочные                              Боже спасай!                           Студентам гуляющим,                           Вино обожающим,                           Тебе не мешающим                              Ты не мешай!

                         Кому достанется она                          Нерукотворная Мария?                          Она для неги рождена:                          Глаза, как небо, голубые,                          И мягкость розовых ланит,                          И все — готовое для счастья —                          К ней соблазнительно манит                          Живую жажду сладострастья!                          Блажен, кто первый обоймет                          Ее красы на ложе ночи,                          Ее прижмет, еще прижмет,                          И задрожав, закроет очи!

                         Когда в моем уединенье                          Не существует ни гроша,                          Грустит мое воображенье                          И то же делает душа;                          Когда у господа — финансов                          Я умилительно прошу                          И ни студенческих романсов,                          Ни важных песен не пишу;                          Сии минуты роковые,                          В их безотрадной тишине,                          Напоминают часто мне                          Кармана радости былые,                          И вдохновение, и вас;                          Я не забыл, как мой Пегас,                          Слуга живой и неизменной,                          Необходимости служил —                          И мне отраду приносил                          От доброты незаслуженной!                          0! сильно чувствует поэт!                          В душе, лишь гению послушной,                          Притворства нет, и лести нет,                          И нет надежды малодушной.                          Неблагодарность все века                          Открыто славилася в мире                          И в одеянье бедняка,                          И в императорской порфире, —                          И свет таков, каков он был.                          Но в длинных летописях света                          Скажите: кто же находил                          Неблагодарного поэта?                          Один, с поникшей головой,                          В моем приюте одиноком,                          Сижу в молчании глубоком                          И в светлый час, и в час ночной —                          Мечты чуть живы, не играют,                          И часто с утра до утра                          По Дерпту целому летают                          Искать бумажного добра —                          И ничего не обретают!                          Без денег с немцами — беда:                          Они приятны для досугов,                          Но их приятность никогда                          Не лечит денежных недугов!                          Но вы, которые ко мне —                          За что, не знаю — благосклонны…                          У вас мой дух неугомонный,                          Как на родимой стороне,                          Отраду чистую находит;                          Не к вам ли, скучная порой,                          С непринужденною тоской                          Моя поэзия приходит?                          О, будьте духу моему                          Благотворителем, как были —                          И то, и то, и то ему                          Простите — если не простили!

                         В стране любимой небесами,                          Где величавая река                          Между цветущими брегами                          Играет ясными струями;                          Там, где Албертова рука                          Лишила княжеского права                          Неосторожного Всеслава;                          Где после Грозный Иоанн,                          Пылая местью кровожадной,                          Казнил за Магнуса граждан                          Неутомимо беспощадно;                          Где добрый гений старины                          Над чистым зеркалом Двины                          Хранит доселе как святыню                          Остатки каменной стены                          И кавалерскую твердыню.                          В дому отцовском, в тишине,                          Как цвет Эдема расцветала                          Очаровательная Ала.                          Меж тем в соседней стороне,                          Устами Паткуля, к войне                          Свобода храбрых вызывала;                          И удалого короля                          Им угнетенная земля                          С валов балтийских принимала.                          Когда, прославившись мечем,                          Он шел с полуночным царем                          Изведать силы боевые,                          Не зная, дерзкой, как бодра                          Железной волею Петра                          Преображенная Россия.                          Родитель Алы доходил                          К пределу жизненной дороги;                          Он долго родине служил.                          Видал кровавые тревоги,                          Бывал решителем побед;                          Потом оставил шумный свет,                          И, безмятежно догорая,                          Прекрасен был, как вечер мая,                          Закат его почтенных лет.                          Но вдруг — и кто не молодеет?                          Своим годам кто помнит счет,                          Чей дух не крепнет, не смелеет.                          Чья длань железа не берет,                          И взор весельем не сверкает,                          И грудь восторгом не полна,                          Когда знамены развевает                          За честь и родину война?                          Он вновь надел одежду брани,                          Стальную саблю наточил —                          Казалось, старца оживил                          Священный жар его желаний!                          Он позвал дочь и говорил:                          "Уже лишен я прежних сил                          Неумолимыми годами;                          Прошла пора, как твой отец                          Был знаменитейший боец                          Между ливонскими бойцами,                          Свершал геройские дела;                          Все старость жадная взяла.                          Не все взяла! Еще волнует                          Мою хладеющую кровь                          К добру и вольности любовь!                          Еще отрадно сердце чует                          Их благодетельный призыв,                          Ему, как юноша, внимаю                          И снова смел, и снова жив                          Служить родительскому краю.                          Проснитесь бранные поля,                          Пируйте мужество и мщенье!                          Что нам судьбы определенье?                          Опять ли силы короля                          Подавят милую свободу?                          Или торжественно она                          Отдаст ливонскому народу                          Ее златые времена?                          Победа — смерть ли — будь что будет!                          Лишь бы не стыд! Пускай же нас                          К мечтам, хотя в последний раз,                          Глас родины, как неба глас,                          От сна позорного пробудит!"                          Сказал, и взоры старика                          Мятежным пламенем сверкали,                          И быстро падала рука                          На рукоять военной стали:                          Так в туче реется огонь,                          Когда с готовыми громами                          Она плывет под небесами,                          Так, слыша битву, ярый конь                          Кипит и топает ногами.                          Так незастенчивый для вас                          Давно я начал мой рассказ,                          Давно мечтою вдохновенной                          Его я создал в голове,                          Ему длина тетради в две,                          Предмет — девица, шум военный,                          Любовь и редкости людей;                          Наш Петр, гигант между царей,                          Один великий, несравненный,                          И Карл, венчанный дуралей —                          Неугомонный, неизменный,                          С бродяжной славою своей.                          Высоким даром управляя                          По вдохновенью, по уму                          Я ничему и никому                          На поле муз не подражая                          Певец лихих и страшных дел                          Я буду пламенен и смел,                          Как наша юность удалая,                          И песнь торжественно живая                          Свободна будет и ясна,                          Как безмятежная луна!                          Как чистый пурпур небосклона,                          Стройна, как пальма Диванона,                          И как душа моя скромна!                          Вчера, как грохот колокольный                          Спокойный воздух оглашал                          В священный час, небогомольный                          Я долг церковный забывал!                          Мечты сменялися мечтами,                          Я музу радостную звал                          С ее прекрасными дарами —                          И не послушалась она!                          А я — невольно молчаливый                          Смирил душевные порывы                          И сел печально у окна.                          Придет пора и недалеко!                          Я для Парнаса оживу,                          Я песнью нежной и высокой                          Утешу русскую молву;                          Вам с умилительным поклоном                          Представлю важную тетрадь                          Стихов, внушенных Аполлоном,                          И стану сердцем ликовать!

                   "Ты знаешь ли, витязь, ужасную весть? —                    В рязанские стены вломились татары!                    Там сильные долго сшибались удары,                    Там долго сражалась с насилием честь,                    Но все победили Батыевы рати:                    Наш град — пепелище, и князь наш убит!"                    Евпатию бледный гонец говорит,                    И, страшно бледнея, внимает Евпатий.                    "О витязь! я видел сей день роковой:                    Багровое пламя весь град обхватило:                    Как башня, спрямилось, как буря, завыло;                    На стогнах смертельный свирепствовал бой,                    И крики последних молитв и проклятий                    В дыму заглушали звенящий булат —                    Все пало… и небо стерпело сей ад!"                    Ужасно бледнея, внимает Евпатий.                    Где-где по широкой долине огонь                    Сверкает во мраке ночного тумана:                    То грозная рать победителя хана                    Покоится; тихи воитель и конь;                    Лишь изредка, черной тревожимый грезой,                    Татарин впросонках с собой говорит,                    Иль вздрогнув, безмолвный, поднимет свой щит,                    Иль схватит свое боевое железо.                    Вдруг… что там за топот в ночной тишине?                    "На битву, на битву!" взывают татары.                    Откуда ж свершитель отчаянной кары?                    Не все ли погибло в крови и в огне?                    Отчизна, отчизна! под латами чести                    Есть сильное чувство, живое, одно…                    Полмертвого руку подъемлет оно                    С последним ударом решительной мести.                    Не синее море кипит и шумит,                    Почуя незапный набег урагана:                    Шумят и волнуются ратники хана;                    Оружие блещет, труба дребезжит,                    Толпы за толпами, как тучи густые,                    Дружину отважных стесняют кругом;                    Сто копий сражаются с русским копьем…                    И пало геройство под силой Батыя.                    Редеет ночного тумана покров,                    Утихла долина убийства и славы.                    Кто сей на долине убийства и славы                    Лежит, окруженный телами врагов?                    Уста уж не кличут бестрепетных братий,                    Уж кровь запеклася в отверстиях лат,                    А длань еще держит кровавый булат:                    Сей падший воитель свободы — Евпатий!

                           Как скучно мне: с утра до ночи                            Лежу и думаю: когда                            Моя окончится беда,                            Мои яснее будут очи.                            Бывало: пылкая мечта                            Ко мне веселая летала,                            И жизни тихой красота                            Мою надежду чаровала.                            Бывало: позднею порой                            Прекрасный ангел песнопений                            В тиши беседовал со мной                            И ободрял мой юный гений.                            Но быстро, быстро пронеслось                            Мое веселье золотое:                            Теперь что вздумаю — пустое,                            Теперь стихи мои — хоть брось!                            Но все пройдет как сновиденье:                            Я буду счастлив и здоров,                            И вновь святое вдохновенье                            Проснется для моих стихов.                            Такие чувствует печали                            Богач, которого казну                            Его завистники украли:                            Он грустно помнит старину;                            Но мысль надежная сверкает                            В его печальной голове,                            И он — в Управу посылает                            Сказать о важном воровстве:                            Его сокровища найдутся,                            Тоска исчезнет, как мечта —                            И благовидно улыбнутся                            Уже спокойные уста.

                          Еще ты роком не замечен.                           Тебе прекрасен божий свет;                           Не зная мук, не зная бед,                           Ты всем доволен и беспечен;                           Твои безоблачные дни,                           Как милый сон, мелькают живо;                           Да не закатятся они                           С порою младости счастливой!                           Она пройдет, — но пусть она                           Немрачный путь тебе укажет,                           Пробудит силы ото сна                           И ум для доблести развяжет,                           Научит родину любить,                           Добро и честь любить душою,                           За них беды переносить,                           И не бледнеть перед судьбою.

                        Твоя прелестная стыдливость,                         Твой простодушный разговор,                         И чувств младенческая живость,                         И гибкий стан, и светлый взор —                         Они прельстят питомца света,                         Ему весь рай твоей любви;                         Но горделивого поэта                         В твои объятья не зови!                         Напрасно, пылкий и свободной                         Душой невинный, он желал                         В тебе найти свой идеал                         И чувство гордости народной.                         Ищи неславного венка —                         Ты не достойна вдохновений,                         Простая жажда наслаждений                         Жрецу изящного — низка.

                         Как очаровывает взоры                          Востока чистая краса,                          Сияя розами Авроры!                          Быть может, эти небеса                          Не целый день проторжествуют;                          Быть может, мрак застигнет их,                          И ураганы добушуют                          До сводов, вечно голубых!                          Но любит тихое мечтанье                          В цветы надежду убирать,                          И неба в утреннем сиянье                          Прекрасный день предузнавать.                          Твои младенческие годы                          Полетом ангела летят;                          Твои мечты — мечты свободы,                          Твоя свобода — мир отрад;                          В твоих понятиях нет рока…                          Несильной жертвы не губя,                          Еще завистливого ока                          Не обратил он на тебя;                          Но будет час, он неизбежен,                          Твоим очам откроет он                          Сей мир, где разум безнадежен,                          Где счастье — сон, беда — не сон.                          Пусть веры кроткое сиянье                          Тебе осветит жизни путь;                          Ее даров очарованье                          Покоит страждущую грудь;                          Она с надеждою отрадной                          Велит без ропота сносить                          Удары силы непощадной,                          Терпеть, смиряться и любить.

                     Не встанешь ты из векового праха,                      Ты не блеснешь под знаменем креста,                      Тяжелый меч наследников Рорбаха,                      Ливонии прекрасной красота!                      Прошла пора твоих завоеваний,                      Когда в огнях тревоги боевой,                      Вожди побед, смирители Казани,                      Смирялися, бледнея, пред тобой!                      Но тишина постыдного забвенья                         Не все, не все у славы отняла:                      И черные дела опустошенья,                      И доблести возвышенной дела…                      Они живут для музы песнопенья,                      Для гордости поэтова чела! —                      Рукою лет разбитые громады,                      Где бранная воспитывалась честь,                      Где торжество не ведало пощады,                      И грозную разгорячало месть, —                      Несмелый внук ливонца удалого                      Глядит на ваш красноречивый прах…                      И нет в груди волнения живого,                      И нет огня в бессмысленных очах!                      Таков ли взор любимца вдохновенья,                      В душе его такая ль тишина,                      Когда ему, под рубищем забвенья,                      Является святая старина?                      Исполненный божественной отрады,                      Он зрит в мечтах минувшие века;                      Душа кипит; горят, яснеют взгляды…                      И падает к струнам его рука.

                       Скажи, как жить мне без тебя?                        Чем врачеваться мне от скуки?                        Любя немецкие науки,                        И немцев вовсе не любя,                        Кому, собою недовольной                        Поверю я мои стихи,                        Мечты души небогомольной                        И запрещенные грехи?                        В стране, где юность странным жаром                        Невольной вольности кипит,                        Где жизнь идет, а не летит,                        Где любят в долг, дарят не даром,                        Где редки русские умы,                        Где редки искры вдохновенья, —                        Где царь и глупость — две чумы —                        Еще не портят просвещенья, —                        Любили вместе мы делить                        Веселой младости досуги                        И страсть правительство бранить                        За всероссийские недуги. —                        Мелькали быстро дни мои:                        Я знал не купленное счастье                        В раю мечтательной любви                        И в идеальном сладострастье;                        Но я предвижу, милый мой,                        Что скоро сбудется со мной.                        Живя одним воспоминаньем,                        Я лучших дней не призову, —                        И отягчит мою главу                        Тоска с несбыточным желаньем.                        Мои свободные мечты                        И песни музы горделивой                        Заменит мне покой сонливой;                        И жизни глупой суеты                        Меня прельстят утехой лживой, —                        И прочь прекрасное! Но ты —                        Свидетель милой наготы                        Моей поэзии шутливой…                        Пускай тебе сии мечты                        В веселый час представят живо                        Лихие шалости любви…                        О! вспомни вольного собрата                        И важной дланью дипломата                        Моих стихов не изорви!

                             Далеко, далеко                              Красив, одинок,                              На Волге широкой                              Лежит островок —                              Туда я летаю                              На крыльях мечты;                              Я помню, я знаю                              Его красоты:                              Тропинки извивы                              Под сводами ивы,                              Где слышно: куку,                              Ведут к озерку.                              Там берег песчаный…                              На нем пред водой:                              И стол деревянный                              С дерновой софой,                              И темные сени                              Старинных дерев —                              Прибежище лени,                              Мечтательных снов.                              Налево — беседка,                              Как радость, мила:                              Природа-кокетка                              Ее убрала                              И розой, и маком,                              И свежей травой,                              Прохладой и мраком,                              А ночью — луной.                              Туда, как ложится                              На Волгу покой                              И небо глядится                              В утихших водах,                              Приходит… садится                              С тоскою в очах                              И в сердце с тоскою                              Девица-краса;                              Глядит в небеса,                              Чуть-чуть головою                              Склонясь на ладонь —                              И взоры прекрасной                              То нежны н ясны,                              Как божий огонь,                              То мрачны и томны,                              Как вечер худой,                              Безлунный и темный,                              Иль сумрак лесной.                              Когда же рассветом                              Горят небеса                              И с птичкой-поэтом                              Проснутся леса,                              Росистой тропинкой                              Девица спешит                              С прелестной корзинкой,                              Где книга лежит,                              В беседку… Вот села,                              Тиха и бледна,                              А все не без дела:                              Читает она —                              Поэта Светланы,                              Вольтера, Парни…                              А Скотта романы —                              Ей праздник они.                              Она отмечает                              Идей красоты                              И после — в листы                              Альбома включает:                              Так сушит цветы                              Цветов обожатель.                              О, счастлив писатель                              В руках красоты!                              Далеко, далеко                              Красив, одинок                              Лежит островок.                              Когда же, о боги!                              Поэт и студент                              Для дальней дороги                              Получит патент?                              Когда он, веселый,                              Узрит не в мечтах                              Знакомые селы                              При светлых водах?                              Когда он похвалит                              Таинственный рок?                              Когда он причалит                              Свой легкий челнок                              Под тенью прохладной                              Туда, к островку,                              И с думой отрадной                              Взглянув на реку,                              "О радость! воскликнет,                              Я здесь, я живу!"                              И снова привыкнет                              Там жить на яву?

                         Прощай, краса чужого края,                          Прощайте, немцы и друзья:                          Уже лечу в телеге я,                          Часы мечтой перегоняя!                          Со мной дорожное перо,                          Со мною книжка путевая;                          Моя богиня молодая                          В ней пишет худо и добро:                          Коней чухонских охуждает,                          Бранит смотрителей дурных                          И анекдоты вымышляет,                          Не очень лестные для них.                          Но если памятник победы                          Напомнит славные века —                          Вдруг, благородна и пылка,                          Она поет, как бились деды,                          Как била русская рука                          Или чухну, иль поляка…                          Тогда девица вдохновенья                          Живым огнем воображенья                          Мои стихи одушевит;                          И — дань священного обета —                          К вам скоро, скоро полетит                          Тетрадь дорожного поэта.

                         Синее влажного ветрила                          Над Волгой туча проходила;                          Ревела буря; ночь была                          В пучине зыбкого стекла;                          Порой огонь воспламенялся                          Во тьме потопленных небес;                          Шумел, трещал прибрежный лес                          И, словно Волга, волновался.                          "Гремят и блещут небеса;                          Кипит отвага в сердце нашем!                          Расправим, други, паруса                          И бодро веслами замашем!                          Не чуя страха средь зыбей,                          Душой не слушаясь природы,                          Мы бьемся как-то веселей                          При диком вое непогоды!                          "В лесах, в ущельях наши дни                          Всегда свободны, беззаботны;                          Как туча, сумрачны они,                          Зато, как туча, быстролетны!                          Гремят и блещут небеса;                          Кипит отвага в сердце нашем!                          Расправим. Други, паруса                          И бодро веслами замашем!"                          Такая песня раздавалась                          На скате волжских берегов,                          Где своевольных удальцов                          Станица буйная скрывалась.                          Заране радуясь душой,                          Они сбирались на разбой;                          Как пчелы, шумно окружали                          Продолговатые ладьи,                          И на ревущие струи                          Их дружно с берега сдвигали.                          Могучи духом и рукой,                          Закон и казни презирая,                          Они пленительного края                          Давнишний рушили покой:                          Не раз пожары зажигала                          В соседних селах их рука;                          Не раз бурливая река                          Погонь за ними не пускала,                          И жертвы мести роковой                          Непобедимою волной                          На дно песчаное бросала.                          Многоречивая молва                          Об них далеко говорила;                          Уму несмелому их сила                          Казалось даром волшебства;                          Их злочестивые слова,                          Их непонятные деянья,                          Угрозы, битвы, предсказанья                          Пугали старцев и младых;                          Им жены с трепетом дивились,                          И прослезались, и крестились,                          Рассказы слушая о них.

                         Конрад одевается в латы,                          Берет он секиру и щит.                          "О рыцарь! о милый! куда ты?"                          Девица ему говорит.                          — Мне время на битву! Назад                          Я скоро со славой приеду:                          Соседом обижен Конрад,                          Но грозно отмстит он соседу!                          Вот гибельный бой закипел,                          Сшибаются, блещут булаты,                          И кто-то сразил — и надел                          Противника мертвого латы.                          Спустилась вечерняя мгла.                          Милее задумчивой ночи,                          Красавица друга ждала,                          Потупив лазурные очи.                          Вдруг сердце забилося в ней —                          Пред нею знакомый воитель:                          "О рыцарь! о милый! скорей                          Меня обними, победитель!"                          Но рыцарь стоит и молчит.                          "О милый! утешься любовью!                          Ты страшен, твой панцырь покрыт                          Противника дерзкого кровью!"                          "Но сердцем, как прежде, ты мой!                          Оно ли меня разлюбило?                          Сложи твои латы и шлем боевой;                          Скорее в объятия милой!"                          Но рыцарь суровый молчит,                          Он поднял решетку забрала:                          "О боже! Конрад мой убит!"                          И дева без жизни упала.

                         Красой небесною прекрасна,                          Печальна, сумрачна она;                          Она, как мертвая, безгласна,                          Она, как мертвая, бледна.                          Склонив заплаканные очи,                          Поникнув на руку челом,                          Она сидит во мраке ночи                          На белом камне гробовом.                          При ней, как тихий житель рая,                          Унылый сын ее стоит,                          И грудь невинного, вздыхая,                          На груди матери дрожит.                          На утро взор поселянина                          Увидел с раннею зарей                          Два трупа — матери и сына,                          И их оплакал, как родной.

                    "Ты видишь ли, барин, вдали дерева?                     Под ними измята младая трава!"                     — Но кто же младую траву там измял?                     Какой дерзновенный, злодей и нахал?                     "Вчера, как сгустилась вечерняя мгла,                     Там был твой конюший — и дева была.                     Они пролежали там целую ночь —                     А дева, как слышно, боярская дочь.                     Кисейное платье белело на ней,                     Две алые розы в извивах кудрей;                     И серьги с алмазом, кушак голубой,                     И цепь золотая, и крест золотой.                     Я видел, как в терем входила она,                   . . . . ."                     И барин, бледнея, очами сверкал:                     Свою он невесту в той деве узнал!

                                     1                         — "Зачем изорванный сертук                        Ты, милый, надеваешь?"                         — Я на комерс иду, мой друг,                        А прочее ты знаешь.                         "На небе тучи — посмотри!                        Останься лучше дома!"                         — Я пропирую до зари                        И не услышу грома.                         "Какой-то мудрый говорит:                        "О люди, прочь от хмеля!"                         — Кто наслаждаться не велит,                        Тот, верно, пустомеля!                         Студент большую трубку взял                        И юную Лилету                         Семь раз взасос поцеловал,                        Сказав ей: "Жди к рассвету!"                                      2                        Студент идет — шумит гроза                         И мрак на лике Феба:                        Надвинув шапку на глаза,                         Студент не видит неба.                        Илья гремучий четверней                         По облакам промчался,                        Пожары в небе, дождь рекой —                         Студент не испугался.                        Ему, как милая звезда,                         Огонь вдали сияет;                        Студент спешит, студент туда.                         Где радость достигает.                        Он сел за стол, в руке стакан,                         Он пьет вино, как воду,                        Он выпил семь — еще не пьян,                         Еще поет свободу.                        И долго веселился он.                         Уж свечки догорели;                        Заря взошла. Друзьям поклон:                         Пора ему к постели.                                      3                         Но что же делает она,                        Души его супруга?                         Ей ночь несносна и длинна                        Без молодого друга.                         Она. лежит — и снится ей                        Товарищ сладострастный;                         Она кричит:. .                      . . . .                         Но вдруг проснется — и печаль                        Проснется в деве жадной:                         Ей времени пустого жаль,                        На друга ей досадно!                         И вот пришел ее герой,                        Разделся, помолился —                         Он жаждет радости ночной                        И к милой обратился.                         Ей поцелуй; она легла                        С улыбкою довольной:                         Студента бодрость ей мила                      . . . .                         Друзья, пожалуй, мой рассказ                        Зовите небылицей,                         Но верьте: пьяный во сто раз                        Бодрее. . .

                        Что делал с Евою Адам,                         Когда ему на вызов милый                       . . . .                         Вчера я был в гостях у Лилы.                         Была вечерняя пора;                         Меня девица приласкала;                         Ее рука в моей лежала.                         "Какая жаркая пора!"                         Что было после, о друзья!                         Вы, верно, сами отгадали,                         Коль с райской цели бытия                         Покров завистливый снимали.                         Попы твердят: "любовь — мечта!"                         Не то питомцы Епикура:                         Им богородица Амура                         Любезней матери Христа.                         Кому ж душа моя должна                         Минутой сладких упоений?                         О, други, верьте: бог вина                         Есть бог и прочих наслаждении.                         Оно восторги нам дает,                         Оно в нас кровь разгорячает:                         Блажен, кто Бахуса встречает,                         Когда к прелестнице идет!

                         О, слава богу, слава богу!                        Я не влюблен, свободен я;                        Я выбрал лучшую дорогу                        На скучной степи бытия:                        Не занят светом и молвою,                        Я знаю тихие мечты,                        И не поклонник красоты,                        И не обманут красотою!

                        Как рада девица-краса                         Зимы веселому приходу                         Как ей любезны небеса                         За их замерзнувшую воду!                         С какою радостью она,                         Сквозь потемнелого окна,                         Глядит на снежную погоду!                         И вдруг жива и весела                         Бежит к подруге своей бальной                         И говорит ей триумфально:                         Зима пришла! Зима пришла!                         Воспитанник лесной Дианы                         Душою радуясь, глядит,                         Как помертвелые поляны                         Зима роскошно серебрит:                         Порою осени унылой                         Ходить с ружьем совсем не мило:                         И льется дождь и ветр шумит,                         Но выпал снег, прощай терпенье!                         Его охота ожила                         И говорит он в восхищеньи:                         Зима пришла! Зима пришла!                         Казны служитель не безвинной,                         Как рая зимней ждет поры:                         Плохой барыш с продажи винной                         Весной и в летние жары:                         Крестьяне заняты работой;                         Он зрит с печальною зевотой                         Цереры добрые дары;                         Но вот зима — и непрестанно                         Торговля ездить начала —                         И он кричит, восторгом пьяной:                         Зима пришла! Зима пришла!                         Питомцу музы не отрада                         И пылкой музе не сладка                         Зимы суровая прохлада:                         В лесу мороз, стоит река,                         Повсюду мрачное молчанье —                         И где ж певцу очарованье,                         Восторг и мирты для венка!?                         Он взглянет на землю — пустыня,                         На небо взглянет — небо спит;                         Но если юноше велит                         Душой и разумом богиня                         Прославить зимние дела:                         В поэте радость оживает                         И вдохновенный восклицает:                         Зима пришла! Зима пришла!

                          Еще молчит гроза народа,                           Еще окован русский ум,                           И угнетенная свобода                           Таит порывы смелых дум.                           О! долго цепи вековые                           С рамен отчизны не спадут,                           Столетья грозно протекут, —                           И не пробудится Россия!

                         Любовь, любовь! веселым днем                          И мне, я помню, ты светила;                          Ты мне восторги окрылила.                          Ты назвала меня певцом.                          Волшебна ты, когда впервые                          В груди ликуешь молодой;                          Стихи, внушенные тобой,                          Звучат и блещут золотые!                          Светлее зеркальных зыбей,                          Звезды прелестнее рассветной.                          Пышнее ленты огнецветной,                          Повязки сладостных дождей,                          Твои надежды; но умчится                          Очаровательный их сон;                          Зови его — не внемлет он,                          И сердцу снова не приснится.

                         Не улетай, не улетай,                          Живой мечты очарованье!                          Ты возвратило сердцу рай —                          Минувших дней воспоминанье.                          Прошел, прошел их милый сон,                          Но все душа за ним стремится                          И ждет: быть может, снова он                          Хотя однажды ей приснится…                          Так путник в ранние часы,                          Застигнут ужасами бури,                          С надеждой смотрит на красы                          Где-где светлеющей лазури!

                         Скажи, воротишься ли ты,                          Моя пленительная радость?                          Уже ль моя погаснет младость,                          Мои не сбудутся мечты?                          Еще не ведал я страданий,                          Еще я жизнь не разлюбил;                          Был чист огонь моих желаний…                          И он ли небо оскорбил!                          Не укорял бы я судьбины,                          Я ждал бы смерти в тишине;                          Но трепещу… ужасны мне                          Забвенья черные пучины.                          Дары поэзии святой!                          Уже ль вы были сновиденье?                          Ты, жажда чести вековой,                          И ты, к высокому стремленье?

                            Скажи: когда,                             С улыбкой страстной,                             Мой друг прекрасной,                             Мне скажешь: "да"?                             Я жду, я таю,                             Мечтаю днем,                             Во сне мечтаю —                             И все об том!                             Вчера приснилась                             Ты, Лила, мне —                             И в тишине                             Расположилась…                             Я лобызал                             Нагое тело,                             Я чуть дышал,                             Я млел — и дело                             Уж начинал…                             Но вдруг, отрадный                             Исчезнул сон;                             И, страстно жадный                             Разгорячен,                             Я пробудился,                             Лилету звал:                             Не возвратился                             Мой идеал!                             Зевнув протяжно,                             Я снова лег,                           . .                           . .                             Скажи, когда ж,                             Моя Лилета,                           . .                           . .                             Душа поэта                             Давно твоя;                             Дождусь ли я                             Любви ответа?                             Что мне мечты? —                             Мечты — не ты!                             Когда ж, Лилета?..

                            Ах, как мила                             Моя Лилета!                             Она пришла,                             Полуодета,                             И начала                             Ласкать поэта                           . . [4]                             Любви награда                             О жизни рай —                             Мне через край,                             Лилась отрада!                             И замерла                             Душа поэта…                             Ах, как мила                             Моя Лилета!

                            Ее очей                             Огонь и живость,                             Ее грудей                             Полустыдливость,                             И жар ланит,                             И ножки малость, —                             Все к ней манит                             Амура шалость.                             О бог любви!                             Благослови                             Ее желанья;                             Всю ночь она,                             Без упованья,                             Грустит одна.                             Надзор суровой                             Ее мертвит,                             И нездорово                             Девица спит.                             Амур! отраду                             Ей дать спеши:                             В ночной тиши                             Ты затуши                             Ее лампаду,                             Окно открой:                             И безопасно                             Пусть молодой,                             И сладострастной                             И телом твой                             Войдет к прекрасной.                             Пускай она,                             Пылка, жадна,                             Дрожит и бьется                             На ложе сна,                             И пусть проснется                             Утомлена.

                            Что слышу я?                             Мне изменила                             Душа моя,                             Младая Лила;                             Она вчера                             К попу ходила                             И прогостила                             Там до утра.                             Наш поп, я знаю,                             Не слишком свят                             И, верно, рад                             Земному раю.                             Воображаю,                             Как он ласкал                             Мою Лилету:                           . . [5]                             Я вижу: вот,                             Она встает,                             Полуживая,                             И отряхая                             Ночной капот,                             Домой идет!                             О, сын Киприды,                             Мой Саваоф!                             Твои обиды                             Тошней стихов                             Телемахиды.                             Что делать мне?                             Теперь без Лилы                             Теряю силы                             Наедине;                             Томлюсь во сне                             Любви мечтами.                             В моих глазах                             Тоска и страх, —                             А под глазами                             Как в небесах!..

                            Звонят к обедни —                             Пойду ли я?                             Мне святцы — бредни,                             А ектинья —                             Галиматья,                             И для поэта                             Она всегда                             Скучна, как Лета                             И господа                             Большого света.                             Притом наш поп                             Тебя, Лилета,                           . .                             И литургия                             Мила ли мне,                             Когда во сне                             Я, как Россия,                             Едва живой,                             Страдал и бился,                             И, сам не свой,                             В мечтах бранился                             С моим царем?                             О боже, боже!                             С твоим попом                             На грешном ложе.                             В субботний день,                             Вчера грешила                             Младая Лила!                             Кому ж не лень,                             Итти молиться                             Перед попом,                             Который днем                             И в рай годится,                             А вечерком                             Чужим живится?                             Нет! пусть звонят:                             Не приманят                             Меня к обедни:                             Там служит поп —                           . . .                             Мне святцы — бредни                             И ектинья —                             Галиматья!

                         Свободы гордой вдохновенье!                          Тебя не слушает народ:                          Оно молчит, святое мщенье,                          И на царя не восстает.                          Пред адской силой самовластья,                          Покорны вечному ярму,                          Сердца не чувствуют несчастья                          И ум не верует уму.                          Я видел рабскую Россию:                          Перед святыней алтаря,                          Гремя цепьми, склонивши выю,                          Она молилась за царя.

                         Зачем божественной Хариты                          В ней расцветает красота?                          Зачем так пурпурны ланиты?                          Зачем так сладостны уста?                          Она в душе не пробуждает                          Святых желаний, светлых дум;                          При ней безумье не скучает,                          И пламенный хладеет ум.                          Стихов гармония живая                          Невнятно, дико ей звучит;                          Она, очами не сверкая,                          Поэта имя говорит.                          Кто хочет, жди ее награды…                          Но, гордый славою своей,                          Поэт ли склонит перед ней                          Свои возвышенные взгляды!                          Так след убогого челна                          Струя бессильная лобзает,                          Когда могучая волна                          Через него перелетает.

                         На петербургскую дорогу                          С надеждой милою смотрю                          И путешественников богу                          Свои молитвы говорю:                          Пускай от холода и вора                          Он днем и ночью вас хранит;                          Пускай пленительного взора                          Вьюга лихая не гневит;                          Пускай зима крутые враги                          Засыплет бисером своим,                          И кони, полные отваги,                          По гладким долам снеговым,                          Под голубыми небесами,                          Быстрей поэтовой мечты,                          Служа богине красоты,                          Летят с уютными санями!                          Клянусь моими божествами!                          Я непритворно вас зову:                          Уж долго грешными стихами                          Я занимал свою молву;                          Вы сильны дать огонь и живость                          Певцу, молящемуся вам,                          И благородство и стыдливость                          Его уму, его мечтам.                          Приму с улыбкой ваши узы;                          Не буду петь моих проказ:                          Я, видя вас, — любимец музы,                          Я только трубадур без вас.

                        Каким восторгом ты пылаешь,                         Как сладостны твои мечты,                         Когда подарок красоты,                         Устами жадными лобзаешь!                         Душа кипит, душа полна                         Живой надеждой наслажденья.                         И ей доступны вдохновенья,                         И возвышается она;                         А я — напрасно я Киприду                         Моей богиней называл:                         Одну печаль, одну обиду                         Мне подарил мой идеал.                         Дай руку: с гордостью спокойной                         На победителя смотрю                         И, стиснув зубы, говорю                         Обет, изменницы достойный.

                       Мой брат по вольности и хмелю!                        С тобой согласен я: годна                        В усладу пламенному Лелю                        Твоя Мария Дирина.                        Порой горят ее ланиты,                        Порой цветут ее уста,                        И грудь роскошна и чиста,                        И томен взор полузакрытый!                        В ней много жизни и огня;                        В игре заманчивого танца                        Она пленяет и меня,                        И белобрысого лифляндца;                        Она чувствительна, добра                        И знает бога песнопений;                        Ей не годится и для тени                        Вся молодая немчура.                        Все хорошо, мой друг, но то ли                        Моя красавица? Она —                        Завоевательница воли                        И для поэтов создана!                        Она меня обворожила:                        Какая сладость на устах,                        Какая царственная сила                        В ее блистательных очах!                        Она мне все: ее творенья —                        Мои живые вдохновенья,                        Мой пламень в сердце и стихах.                        И я ль один, ездок Пегаса,                        Скачу и жду ее наград?                        Разнобоярщина Парнаса                        Ее поет на перехват —                        И тайный Глинка и Евгений                        И много всяческих имен…                        О! слава богу! я влюблен                        В звезду любви и вдохновений!

                         Не вовсе чуя бога света                          В моей неполной голове,                          Не веря ветренной молве,                          Я благосклонного привета —                          Клянусь парнасским божеством,                          Клянуся юности дарами:                          Наукой, честью и вином                          И вдохновенными стихами —                          В тиши безвестности, не ждал                          От сына музы своенравной,                          Равно-торжественной и славной                          И высшей рока и похвал.                          Певец единственной забавы,                          Певец вакхических картин,                          И…. ских дев и… ских вин,                          И прозелит журнальной славы,                        . . . .                        . . . .                        . . . .                          Так я тебя благодарю.                          Бог весть, что в мире ожидает                          Мои стихи, что буду я                          На темном поле бытия,                          Куда неопытность моя                          Меня зачем-то порывает;                          Но будь, что будет — не боюсь;                          В бытописаньи русских муз                          Меня твое благоволенье                          Предаст в другое поколенье,                          И сталь плешивого косца,                          Всему ужасная, не скосит                          Тобой хранимого певца.                          Так камень с низменных полей                          Носитель Зевсовых огней,                          Играя, на гору заносит.

                          Одну минуту, много две,                           Любви живые упованья                           Кипят, ликуют в голове                           Богоподобного созданья:                           Разгоряченная мечта                           Прогонит сон души усталой,                           Напомнит время и места,                           Где нас ласкала красота,                           Где небывалое бывало.                           Но сей чувствительный собор                           Надежд, восторгов и загадок                           Заносит в душу беспорядок,                           Или меняющийся вздор,                           Хоть сам пленителен и сладок,                           Хоть сам блестит как метеор.

                         Прекрасно озеро Чудское,                          Когда над ним светило дня                          Из синих вод, как шар огня,                          Встает в торжественном покое:                          Его красой озарена,                          Цветами радуги играя,                          Лежит равнина водяная                          Необозрима и пышна;                          Прохлада утренняя веет,                          Едва колышутся леса;                          Как блестки золота, светлеет                          Их переливная роса;                          У пробудившегося брега                          Стоят, готовые для бега,                          И тихо плещут паруса;                          На лодку мрежи собирая,                          Рыбак взывает и поет,                          И песня русская, живая,                          Разносится по глади вод.                          Прекрасно озеро Чудское,                          Когда блистательным столбом                          Светило искрится ночное                          В его кристалле голубом:                          Как тень, отброшенная тучей,                          Вдоль искривленных берегов                          Чернеют образы лесов,                          И кое-где огонь пловучий                          Горит на челнах рыбаков;                          Безмолвна синяя пучина,                          В дубровах мрак и тишина,                          Небес далекая равнина                          Сиянья мирного полна;                          Лишь изредка, с богатым ловом                          Подъемля сети из воды,                          Рыбак живит веселым словом                          Своих товарищей труды;                          Или — путем дугообразным —                          С небесных падая высот,                          Звезда над озером блеснет,                          Огнем рассыплется алмазным                          И в отдаленьи пропадет.

                          Когда, гремя и пламенея,                           Пророк на небо улетал —                           Огонь могучий проникал                           Живую душу Елисея:                           Святыми чувствами полна,                           Мужала, крепла, возвышалась,                           И вдохновеньем озарялась,                           И бога слышала она!                           Так гений радостно трепещет,                           Свое величье познает,                           Когда пред ним гремит и блещет                           Иного гения полет;                           Его воскреснувшая сила                           Мгновенно зреет для чудес…                           И миру новые светила —                           Дела избранника небес!

                          Я не исполнил обещанья:                           Не все и плохо написал;                           Но я прекрасного желал,                           Но я имею оправданья                           Во глубине моей души.                           Они довольно хороши:                           Я жажду славы и свободы.                           Но что пророчат мне мечты?                           — Предвижу царство пустоты                           И прозаические годы…

                          Благодарю вас; вы мне дали                           Надежды лучшие мои,                           Пустые радости любви                           Любви прелестные печали;                        Всегда я помнил вас, один среди друзей,                           Мечты о вас мне чаровали                           Часы бессонницы моей,                           Часы трудов и сатурналий,                           И редко ль рабствовала вам                           Моя богиня молодая,                           Все, что не вы, позабывая                           И сладко радуясь цепям?                           Но гордость пламенного нрава                           Ее достойное взяла:                        Опять меня зовет пленительная слава                           На вдохновенные дела;                           Опять мне душу оживила                           К добру, к высокому любовь,                           И поэтическая сила                           Во мне владычествует вновь.

                       Увижу родину моих стихотворений,                        Увижу Дерпт, там крылья развернет,                        Покинет мир сует мой своевольный гений,                           И будет смел его полет.

                         "Поэт свободен, что награда                          Его торжественных трудов?                          Не милость царственного взгляда,                          Не восхищение рабов!                          Служа не созданному богу                          Он даст ли нашим божествам                          Назначит мету и дорогу                          Своей душе, своим стихам?"

                         Я виноват, прошу прощенья!                          Быть может, некогда мой глас                          Будил холодные сомненья                          И мысли скучные для вас.

                         Я сердца вашего не знаю,                          Но я надеюсь — так и быть —                          Вы мне изволите простить                        Мечты, летавшие к языческому раю.                          Я притворялся, я желал                          Любви кипучей, невозможной,                          Ее певал неосторожно,                          А сам ее не понимал.                        Теперь горжусь моим признаньем,                            Теперь возвышен мой обет:                        Не занимать души бесславным упованьем.                            Не забывать, что я поэт!

                        Забуду ль вас когда-нибудь                         Я, вами созданный? Не вы ли                         Мне песни первые внушили,                         Мне светлый указали путь,                         И сердце биться научили?                         Я берегу в душе моей                         Неизъяснимые, живые                         Воспоминанья прошлых дней,                         Воспоминанья золотые.                         Тогда для вас я призывал,                         Для вас любил богиню пенья;                         Для вас делами вдохновенья                         Я возвеличиться желал;                         И ярко — вами пробужденный,                         Прекрасный, сильный и священный —                         Во мне огонь его пылал.                         Как волны, высились, мешались,                         Играли быстрые мечты;                         Как образ волн, их красоты,                         Их рост и силы изменялись —                         И был я полон божества,                         Могуч восстать до идеала,                         И сладкозвучные слова,                         Как перлы, память набирала.                         Тогда я ждал… но где ж они,                         Мои пленительные дни,                         Восторгов пламенная сила                         И жажда славного труда?                         Исчезло все, — меня забыла                         Моя высокая звезда.                         Взываю к вам: без вдохновений                         Мне скучно в поле бытия;                         Пускай пробудится мой гений,                         Пускай почувствую, кто я!

                       Скажу ль тебе — кого люблю я,                        Куда летят мои мечты,                        То занывая, то ликуя                        Среди полночной темноты?                        Она — души моей царица —                        И своенравна и горда;                        Но, при очах ее, денница                        Обыкновенная звезда.                        На взоры страстные, на слезы                        Она бесчувственно глядит;                        Но пламенны младые розы                        Ее застенчивых ланит.                        Ее жестоко осуждают:                        Она проста, она пуста;                        Но эти перси и уста, —                        Чего ж они не заменяют?

                        Живые, нежные приветы,                         Великолепные мечты                         Приносят юноши-поэты                         Вам, совершенство красоты!                         Их песни звучны и прекрасны,                         Сердца их пылки, — но увы!                         Ни вдохновенья сладострастны,                         Ни бред влюбленной головы,                         Не милы вам! Иного мира                         Жизнь и поэзию любя,                         Вы им доступного кумира                         Не сотворили из себя.                         Они должны стоять пред вами,                         Безмолвны, тихи, смущены,                         И бестелесными мечтами,                         Как страхом божиим, полны!

                        Как живо Геспер благосклонный                         Играет в зеркале зыбей;                         Как утомительны и сонны                         Часы бессонницы моей!                         Одно — и жгучее — желанье,                         Одна — и тяжкая — мечта —                         Безумных дней воспоминанье —                         Краса великого поста —                         Меня тревожит непощадно…                         Склонивши на руку главу,                         Богиню песен я зову,                         Хочу писать — и все нескладно!                         В моей тоске едва, едва                         Я помню мысли, и слова,                         Какими, пламенный, когда-то                         Я оживлял стихи мои —                         Дары надежды тароватой —                         Гремушки ветренной любви.                         Любовь покинул я; но в душу                         Не возвращается покой:                         Опять бывалого я трушу,                         И пустяки — передо мной!                         Как живо Госпер благосклонный                         Играет в зеркале зыбей;                         Как утомительны и сонны                         Часы бессонницы моей!

                      Несется тройка удалая,                       Бренчат колеса, пыль столбом,                       Из-под телеги вылетая,                       Бежит за пыльным седоком.                       Очам отрадная картина:                       Волнуясь жатвой золотой,                       Необозримая равнина                       Вдали шумит передо мной.                       Добро природы благосклонной                       Готово — но зачем оно?                       Его сберет чухонец сонной —                       И променяет на вино!                       Налево зрелище иное:                       Как оживленное стекло,                       То млечное, то голубое —                       Волнами озеро Чудское                       Полгоризонта облегло.                       Меня палит несносным жаром:                       "Вези в корчму — я пить хочу".                       Так я извозчику ворчу,                       Неоскорбительным ударом                       К его притронувшись плечу.                       Он понял, — плеткою лихою                       Коней задумчивых стегнул —                       И я отраднее вздохнул                       Перед булыжною корчмою.                       Вхожу в нее — она полна.                       Не милы лица, одеянья                       Сего незнатного собранья:                       Здесь виден и плохой чухна,                       И некрасивая чухонка,                       И бедный жид — с ним два жиденка,                       И грязная его жена,                       И православные солдаты,                       И трое нищих, и один,                       Знать арендатор, знать богатый,                       В сафьяной шляпе господин.                       Я пить спросил — рукой немытой                       Хозяйка кружку мне дала, —                       Вода нечистая была:                       Душа питья не приняла,                       И я с поспешностью сердитой                       Корчму покинул и лечу.                       Несносный жар! я пить хочу!

                       Я обещал — и был готов —                        Вам объяснить — слуга покорной —                        И тайный смысл моих стихов,                        И горе музы непритворной;                        Тогда — вы помните когда?                        Надежде юной доверяя,                        Я пел: мой рай, моя звезда, —                        И не годилась никуда                        Моя богиня молодая.                        На это скажете вы: да!                        Теперь прошли мои припадки,                        Как бредни жаркой лихорадки,                        Как пир студентов, где шумят,                        Где все не видят, не внимают,                        И своевольно рассуждают,                        И поневоле говорят!                        Однакож, смею вам признаться,                        Еще не вовсе я здоров:                        Не помню я хороших слов,                        Не силен сильно выражаться:                        И вам известно: мой предмет                        Совсем не кроток — и конечно                        Я постыжуся, как поэт,                        Потолковать о нем беспечно.                        Ум квартирует в голове,                        А голова моя недавно                        Страдала слишком не забавно;                        И так пождите благонравно:                        Через неделю, через две                        (Не очень долгое терпенье!)                        Я вам доставлю объясненье                        Из Петербурга — все равно —                        Я там исправлюсь понемногу                        И не забуду вас, ей-богу!                        Не так ли? Так и быть должно.

                       Счастливый милостью судьбины,                        Что я и русской, и поэт,                        Несу на ваши именины                        Мой поздравительный привет.                        Пускай всегда владеют вами                        Подруги чистой красоты:                        Свобода, радость и мечты                        С их непритворными дарами;                        Пускай сияют ваши дни,                        Как ваши мысли, ваши взоры,                        Или пленительной Авроры                        Живые, свежие огни.                        Где б ни был я — клянусь богами, —                        В стране родной и неродной,                        Любим ли ветреной судьбой,                        Иль сирота под небесами,                        За фолиантом, за пером,                        При громе бранного тимпана,                        При звуке лиры и стакана,                        Заморским полного вином —                        Всегда услужливый мой гений                        Напоминать мне будет вас                        И Дерпт, и славу, и Парнас                        И сада Радсгофского тени.                        Вот вам пример: в России — там,                        Где величавая природа,                        Студент-певец, я жил с полгода.                        Моим разборчивым очам                        Являлись дивные картины:                        Я зрел, как ранние снега                        Сребром ложились на вершины                        И на широкие луга,                        Как Волги пенились пучины,                        Как трепетали берега,                        Как обнаженные дубравы                        Осенний ветер волновал                        И в пудре по полю гулял;                        Я видел сельские забавы,                        Я видел свадьбу, видел свет —                        И что же чувствовал поэт?                        Полна спасительного гнева,                        Моя открытая душа,                        Была скучна, не хороша,                        Как непонятливая дева.                        Она молила небеса                        Исправить воздух и дорогу                        И слава богу — слава богу,                        Я здесь. — Мой рай, моя краса,                        Царица вольных наслаждений,                        Где ты, богиня песнопений?                        Приди! Возвышенный твой дар                        Меня наполнит, очарует,                        И сердце юношеский жар                        К труду прекрасному почует!                        Пример не краток: нужды нет,                        Я обвиняюсь перед вами,                        Что замечтался;- но мечтами                        Живет и действует поэт,                        И дело: в мире с юных лет,                        Богатый творческою силой,                        Он пламенеет страстью милой,                        Душой следит свой идеал —                        И вот нашел… Не тут-то было!                        Любимец музы прозевал,                        (Прощай, пленительное счастье!)                        Пред ним в обертке божества                        Одни бездушные слова,                        Одно холодное участье.                        Кого ж ему любить? Мечты!                        Он ими сердце оживляет                        И сладко, гордо забывает                        Свой плен и райские черты                        Лица и мозга красоты.                        Ах, я забылся! От предмета                        Куда стихи мои летят?                        Простите вашего поэта,                        Я право прав, а виноват,                        Что разболтался невпопад.                        Так было б лучше во сто крат                        В моем таинственном журнале                        Об непонятном идеале                        Писать, что здесь говорено.                        Но будь как есть, мне все равно!                        Я знаю вашу благосклонность!                        Не удивит, не тронет вас                        Мой неодуманный рассказ,                        Моей мечты неугомонность!                        Пора мне кончить мой привет                        И скуку вашего терпенья;                        Когда в душе чего-то нет,                        Когда не сладки наслажденья,                        Когда любимая звезда                        Для вдохновенного труда                        Неверно, пасмурно сияет,                        Певец обманутый скучает                        И без отрады Пиэрид,                        Без пиитической отваги                        Повеся голову сидит                        И томно смотрит на бумаги.                        Теперь сердечно признаюсь —                        Я для Парнаса не гожусь!                        И будь не ваши именины,                        Я промолчал бы, как молчу,                        Когда без цели и причины                        Распространяться не хочу.                        Довольно! Нет! еще мой гений                        Вас просит, кланяяся вам:                        Не скоро ждите объяснений                        Его загадочным словам;                        Настанет время — после мая                        Подробно он расскажет сам,                        Какая сила роковая,                        На зло Парнасу и уму,                        Апрель попортила ему;                        Еще он просит: бога ради,                        Без Гарпократа никому                        Вы не кажите сей тетради.

                     Не раз, не два Ливония видала,                      Как, ратуя за веру христиан,                      Могучая рука твоя, Аран,                      Из вражьих рук победу вырывала;                      Не раз, не два тебя благославлял                      Приветный крик воинственного схода,                      Когда тобой хвалился воевода                      И спелого, как сына, обнимал.                      Винанд любил и уважал Арана:                      Его всегда убийственный удар,                      Среди мечей неутомимый жар,                      Усердие к законам Ватикана,                      Железное презренье к суетам,                      Высокий нрав, решительность деяний. —                      Все красоты воспитанника брани                      Казалися магистровым очам                      Посланием небесной благодати                      Для слабого владения Христа,                      Где не смирял враждебных предприятий,                      Недавный гром крестового щита.                      Но мнилося — любовь и наслажденье,                      А не войну и славу на войне,                      Араповой пленительной весне                      Назначило уделом провиденье.                      Аран! твои ланиты и уста,                      Румяные, как пурпуры денницы,                      Твоих очей лазурь и быстрота,                      Их милый взор, их длинные ресницы,                      Твой гибкой стан и черные власы —                      Как сладостно, и пламенно, и живо                      Мечталися в полночные часы                      Красавице надменной и стыдливой!                      В стране, где ты, как радость, расцветал,                      Где Везер льет серебряные воды, —                      В стране, где сын отчизны и свободы,                      Возвышенный Арминий побеждал.                      Как яркий луч божественного света,                      Как мощного воителя стрела,                      Как творческий и смелый дух поэта                      И горний лет победного орла:                      Дни юноши легки и быстротечны,                      Когда, пленен высоким и благим,                      Мечтательный, живой, простосердечный,                      Он весь дался надеждам золотым —                      И новый мир яснеет перед ним,                      Для подвигов прекрасных бесконечный!                      Так молодость Арапова текла:                      Уж полон чувств и бодрых упований,                      Он был готов десницею для брани,                      Готов душой на славные дела.                      Его мечта туда переносила,                      Где божий свет крестом преображен:                      Где Иордан, Голгофа и Кедрон,                      Где высоты Ермона и Кармила;                      Там юноша, при ратных знаменах,                      Наместником Петра благословенных,                      Горел, алкал прославиться в боях                      Красою дел отважных и священных.                      Не то ему на подвиг бытия                      Назначило отцовское желанье:                      Он полетел в ливонские края                      Свершить одно и страшное деянье.                      Обманутый любимою мечтой,                      Лишен отрад надежды величавой;                      Кляня судьбу и перед нею правый,                      Он мог разить нещадною рукой,                      Он мог нести всю тяготу условий,                      Предписанных для рыцарей меча —                      И на него надета епанча,                      Где крест и меч, как вылиты из крови,                      Являлися на светлой белизне;                      Он в них узнал свое знаменованье,                      Сокрыл свой род, отчизну и названье                      И стал служить магистру и войне!                      Задумчивый, угрюмый, молчаливый,                      Как часто, длань простерши на кинжал,                      Аран души ужасные порывы                      Насильственным упорством побеждал.                      "Я совершу безжалостное мщенье!                      Передо мной родителев кинжал;                      Но седины, но доблесть, но смиренье!.."                      Так думал он — и плакал, и дрожал.                      На синеве безоблачного свода                      Светило дня прекрасное горит;                      Труба на сбор воителей манит;                      Надел броню их старец-воевода…                      Они стеклись — наточенный булат                      Звучит, блестит; геройские воззванья,                      Веселые текут из ряда в ряд;                      У всех одни надежды и желанья,                      Все бранными восторгами кипят.                      Закрыв лицо решеткою забральной,                      На рукоять поникнув головой,                      Один Аран, безмолвный и печальной,                      Не веселел, не ликовал душой…                      Когда магистр, готовяся на битву,                      Сложив шелом пернатый и стальной,                      Произносил сердечную молитву                      Спасителю и деве пресвятой;                      Когда, подняв трепещущие длани                      И слезный взор к бессмертным небесам,                      Он призывал внимающим полкам                      Великую защиту бога брани;                      Когда клялся не холодеть в боях,                      Блюсти мечом апостолов державу                      И возвещать в языческих странах                      Всевышнего трисолнечную славу —                      Что чувствовал ты, воин молодой,                      Вождя побед глазами озирая,                      То яркими, как пламень громовой,                      То мрачными, как туча громовая?                      Простертые на бархате полян,                      В безмолвии окрестность наблюдая,                      Ливонцы ждут прихода христиан;                      Они без лат: меч, стрелы и чекан,                      Копье и щит — их сбруя боевая…                      Блеснула рать знакомая вдали;                      Трескучий зык сзывающего рога                      Их взволновал: столпились, потекли —                      И началась кровавая тревога.                      Не облака ль сверкают и гремят?                      Не озеро ль Чудское расшумелось?                      Не облака сверкают и гремят,                      Не озеро Чудское расшумелось.                      Враги Христа с Винандовым полком                      Сшибаются; воинственные крики,                      То слабые, то яростны и дики,                      Разносятся на поле боевом.                      Ужасный вид! там рыцаря пронзает                      Смертельная ливонская стрела:                      Его рука на стали замирает,                      Холодный пот на бледности чела,                      Воитель стих и падает с седла;                      Свободный конь бежит между толпами,                      Ржет, прядает, могучими ногами                      Разит и рвет кровавые тела. —                      "Не убивай меня, великодушный воин!                      Мне подари остаток бытия,                      Счастлива мной прекрасная семья,                      Я крест приму и буду вас достоин!                      Старик бойцу, спасаяся, кричит:                      "Ах! удержи неправедное мщенье.                      Не убивай меня! Смотри: бросаю щит, —                      Жесток же ты! постой, еще мгновенье                      На небеса, на землю дай взглянуть!"                      Не слушает боец освирепелой,                      Летит, настиг и в старческую грудь                      Орудие злодейства заскрипело.                      Там общий бой; толпа толпу теснит,                      Пирует смерть, кровь брызжет, сталь звенит.                      Тот меч занес и, не свершив удара,                      Оцепенел, разрубленный мечем;                      Тот в ярости губительного жара                      Не слышит ран и рубится с врагом;                      Иной копье из тела вырывает,                      И в судоргах влачится по земле;                      Тот навзничь пал — и язва на челе:                      Тот, жалостно стоная, издыхает,                      Подавленный израненным конем;                      Кто смерть зовет, кто битву проклинает:                      Обширный ад на поле боевом!                      Уж месяц встал блестящий и багряный                      Над зеркалом балтийской глубины;                      Уто потекли росистые туманы                      По бepeгам лазоревой Двины…                      Бурливый лес, чернея, утихает,                      Певец зари умолкнул соловей                      И ночь свои покровы расстилает                      И тьма легла на поприще мечей.                      Бой перестал. Огни в долине стана;                      Воители на рыцарских щитах                      Несут в шатер полмертвого Арана:                      Он весь в крови; мерцание в очах,                      И широко запекшаяся рана.

                          Когда петух,                           Неугомонной,                           Природы сонной                           Певец и друг,                           Пленял просонки                           Младой чухонки —                           Вчера я встал,                           Смотрели очи,                           Как звезды ночи,                           На мой журнал;                           Вблизи чернила                           И тишина!                           Меня манила                           К мечтам она.                           С улыбкой долгой                           Перо я взял                           И час летал                           Над тихой Волгой.                           Она текла…                           Ах как мила!                           Очарованье                           Моих очей!                           В стекле зыбей                           Зари сиянье,                           Как в небесах;                           Струи дрожали                           Они играли                           В ее лучах…                           Вдали дубравы                           По берегам, —                           И память славы —                           Не нашим дням —                           Ряды курганов                           Из мглы туманов                           Вставали там,                           Питомец света                           Не любит их;                           Но для поэта,                           Для дум живых —                           Их вид старинный,                           Их славный прах…                           Что за картины                           В моих мечтах!                           Тоскливей ночи,                           Как день, мила,                           Потупя очи,                           Идет… пришла                           И тихо села                           Там на курган                           И вдаль смотрела:                           Вдали туман,                           Река яснела…                           И в тишине                           Девица пела…                           И слышно мне!                           Она вздыхала,                           Порой слеза                           В глазах сияла…                           Что за глаза!                           Они прекрасны,                           Как полдень ясный,                           Или закат:                           И голубые                           И неземные                           И говорят!                           А голос нежной                           Весь дол прибрежной                           Очаровал;                           Он призывал                           Бойца и брата,                           Который пал                           От сопостата…                           И я вздыхал!                           Душа стремилась                           Туда, туда…                           И мне явилась                           Красы беда…                           "Ко где же встанет,                           Подумал я,                           Страна моя!                           И местью грянет                           Тиранам в страх?                           Они гуляют                           На сих полях                           И забывают                           О небесах:                           Где меч для кары?                           Он славен был,                           Кто ж притупил                           Его удары?"                           Так говорил                           Язык сердечной;                           И вам конечно                           Мечта — ясна:                           Сии тираны                           Моголов ханы,                           И старина!                           Но все молчало…                           Конец мечтам,                           Однакож вам                           Их будет мало                           И вот начало                           Другим стихам:                          Ужасен глас военной непогоды                          Питомцу нег и деве молодой;                          Но мил тому, кто любит край родной,                          И доблести возвышенной свободы,                          И красоту награды роковой:                          Как острый меч, героя взгляд сверкает                          Восторгами живыми грудь кипит,                          Когда война знамена развивает                          И грозное орудие гремит,                          Уже взошла денница золотая                          Над берегом широкого Дуная.                          Яснеет лес, проснулся соловей                          И песнь его то звучно раздается                          По зеркалу серебряных зыбей;                          То тихая и сладостная, льется                          В дубравной мгле, как шепчущий ручей,                          Но скоро ты умолкнешь, сладкогласный!                          Тебе не петь и завтрашнего дня!                          Здесь будет бой и долгий и ужасный                          При заревах военного огня;                          Ты улетишь, как зашумев листами,                          Пойдет пожар трескучий по ветвям,                          И черный дым огромными столбами                          Поднимется к высоким небесам!                          Так я в поэме начинаю                          Вторую песню, где должна                          Случиться страшная война,                          Где многих, многих убиваю.                          И признаюсь, хотелось мне                          Вам сообщить и продолженье;                          Но в петербургской стороне                          Меня пугает осужденье!                          И так пускай в уединенье                          Лежат стихи мои; они                          Имеют даже и терпенье:                          Для них счастливейшие дни                          Придут едва ли прежде мая.                          Дай бог чтоб и тогда пришли!                          И ждет надежда золотая                          Чего-то белого вдали.

                       Когда любви незнаменитой,                        Мятежной, беглой и живой,                        Я посвящал души открытой                        И беспокойство и покой;                        Когда надеждою виновной;                        В часы общественного сна,                        Невольно мучилась она                        И в мир поэзии любовной,                        Уединенна и нежна,                        Летала с музой многословной,                        Когда рогатая луна,                        Богиня женских упований,                        И ночи мрак, и вздор желаний —                        Мою нестройную мечту,                        Как сон волшебный, чаровали                        И пустяками занимали                        Младого сердца пустоту:                        Чужим исполненный предметом,                        Я обещался вам тогда                        Все объяснить;- но вот беда:                        Я право не гожуся летом                        Для вдохновенного труда.                        Теперь свободнее мой гений:                        Он рад, попрежнему, для вас                        Забыть оковы сонной лени,                        Увидеть радостный Парнас,                        Непринужденными стихами                        Вниманье ваше утомлять                        И откровенно — перед вами —                        Великий пост воспоминать.

                       Пора любовной лихорадки,                        Невозвратимая пора!                        Еще я помню, как вчера,                        Моей Камены беспорядки,                        Мои немые вечера,                        И цвет прославленной перчатки,                        И почерк нежного пера!

                       Ты прав, ты прав, о сын Давида!                        Все суета, все суета!                        Как безрассудна, как пуста                        Нам присужденная Киприда!                        С каким доверчивым огнем                        Краев жеманной и надменной                        Мы чувство сильное даем                        Души впервые пробужденной!                        Как часто юноша-певец                        Для ней восторгами играет                        И мирты слабости вплетает                        В свой олимпический венец!                        Она манит поэта взгляды,                        Внимает сладостным стихам;                        Но где награда за награды                        И фимиам за фимиам?                        Чужда божественного дара,                        Питая чувственным свой ум,                        Она ласкает, как фигляра,                        Творца могущественных дум.

                       Поэту радости и хмеля,                        И мне судил всесильный рок                        Узнать практического Леля                        Нравоучительный урок.                        Я испытал любви желанье,                        Ее я пел, ее я ждал:                        Безумно было ожиданье,                        Заманчив был мой идеал!                        Моей тоски, моих приветов                        Не понял слепок божества —                        И все пропали — без ответов                        Мои влюбленные слова.                        Но был во мне, и слава богу,                        Избыток мужественных сил:                        Я на парнасскую дорогу                        Опять мой ум поворотил,                        Я разгулялся понемногу —                        И глупость страсти роковой                        С души исчезла молодой!                        Так с пробудившейся поляны                        Слетают темные туманы,                        Так, слыша выстрел, — кулики                        На воздух мечутся с реки!

                       Но где ж она, и кто ж она,                        Моя прошедшая царица?                        Есть знаменитая страна,                        Есть знаменитая столица;                        На берегу веселых вод,                        В дыму торжественных сражений,                        России всемогущий гений                        Ее воздвиг среди болот.                        И ныне градом просвещенья                        Она по северу слывет,                        Торгует, блещет и растет,                        Имеет даже наслажденья;                        Но только эта сторона                        Не пробуждает вдохновенья,                        Для душ высоких — негодна —                        И там-то место, где она,                        Душа сего стихотворенья!

                       Моей Камены беспорядки —                        Здесь говорится о стихах,                        Которых множество мой гений                        В минуты сладких заблуждений                        Писал на миленьких листах:                        Мечты, элегии, — безделки,                        Они и все — не хороши.                        В них мысли — вздор, а чувства мелки                        И нет ни вкуса, ни души.                        Так поднебесная Венера                        За месяц вздохов и тоски                        Внушила мне лишь пустяки.                        Вот вам отрывок для примера                        Как заблуждался мой Пегас:                        "Любовь, любовь, я помню живо                        Счастливой день, как в первый раз                        Ты сильным пламенем зажглась                        В моей груди самолюбивой!                        Тогда все чувства бытия                        В одно прекрасное сливались                        Они светлели, возвышались,                        И гордо радовался я!"                        Как это вяло, даже темно,                        Слова, противные уму,                        Язык поэзии наемной                        И жар негодный ни к чему!                        Как принужденны и негладки                        Четыре первые стиха!                        Как их чувствительность плоха,                        Как выражения не кратки!                        Конец опять не без греха:                        В одно прекрасное сливались —                        Они светлели, возвышались.                        Какая мысль! и что оно                        Тут неуместное одно?                        И как они сюда попались?                        Тогда все чувства бытия —                        Какие, спрашиваю, чувства?                        Тут явная галиматья                        И без малейшего искусства!                        И гордо радовался я —                        К чему, зачем такая радость,                        И что она, и где она,                        В уме иль в сердце? — Здесь видна                        Нерассудительная младость                        И сумасшедшие мечты                        Без нежности и красоты.

                       Мои немые вечера —                        Здесь разумеются часы,                        В тиши потерянные мною,                        Когда я прихотям красы                        Усердно рабствовал душою.                        Бывало: месяц золотой                        Едва над Ембахом зажжется,                        Иду по улице кривой,                        И сердце прыгает и бьется;                        Пришел — сажусь, по сторонам                        Брожу влюбленными глазами,                        И односложными словами                        Ласкаю любопытству дам.                        Дадут огня. . .                      . . . .                      . . . .                      . . . . "                        Один из этих вечеров                        Вам верно памятен доселе:                        Он был на Фоминой неделе.                        Тогда задумчив, нездоров,                        Я много слушал голосов,                        А сам молчал красноречиво,                        Смотря на краску потолка.                        Глаза тускнели — и лениво                        Держала голову рука.                        Мечты Камены и Амура                        Порой рождалися во мне;                        Меж тем в почтенной тишине                        Читались сказки Дарленкура.                        Я чувствовал, я понимал.                      . . . .                      . . . .                      . . . .

                       И цвет прославленной перчатки —                        Перчатка палевого цвета,                        Весьма красива и нежна.                        С руки прекрасного предмета                        Она была подарена                        В любви сопернику поэта;                        За то обиженным певцом                        В посланье гордом и живом                        Тогда же мстительно воспета.                        Счастливой юноша хранит                        Сию прелестную перчатку,                        Подарок матери Харит,                        Души значительную взятку.                        Он, верно, глядя на нее,                        Воображение свое                        Надеждой сладкою ласкает                        И в очарованных мечтах                        На славных Невских берегах                        При свете месяца гуляет.

                       И почерк нежного  пера —                        Не знаю как — и может быть                        Мне и не должно, и опасно                        Стихами шутки непристрастной                        И здесь, и с вами говорить                        Об этой истине прекрасной:                        Питомцы низменных отрад,                        Судьи подсолнечного света                        Нередко скромного поэта                        За мысли чистые бранят;                        Теперь божественная муза                        В делах и чувствах невольна,                        Как век священного союза,                        Как М….. нова жена.                        И посему-то — на молчанье                        Решился я переменить                        Мое усердное желанье                        И этот стих вам объяснить.                        Безумно было ожиданье —                        Прошу заметить, как правдивы,                        Естественны и глубоки,                        Как удивительно-учтивы                        Слова и мысли сей строки!                        Безумно было ожиданье! —                        Тут много сказано, тут есть                        Самостоятельная честь                        И благородное признанье                        В непоэтических делах,                        Стихотвореньях и мечтах.                      . . . .                      . . . . [7]                        Еще заметьте слово: было.                        Недаром сказано оно:                        Им навсегда умерщвлено                        Все, что недавно и давно                        Мне сильно голову кружило,                        Все, что поэта научило,                        Желать, не ведая чего,                        И дар священный Аполлона                        С холмов возвышенных его                        Сводить к подошве Геликона.                        Но, слава господу! прошла                        Любви могучая тревога;                        Огонь Дельфического бога                        Опять живит мои дела,                        Опять спокойна и светла                        Моя житейская дорога!

                       Довольно я наговорил,                        Довольно ясны объясненья!                        Я знаю — в них я погрешил                        Против общественного мненья,                        Против Кипридиных детей.                        Быть может — юношеских дней                        Мечты нескрытные, живые                        Где-где веселости моей                        Внушали мысли удалые.                        Я виноват; но знаю — вы                        Поэта вашего поймете                        И шутку вольной головы                        Невинной шуткой назовете.

                        Молю святое провиденье:                         Оставь мне тягостные дни,                         Но дай железное терпенье,                         Но сердце мне окамени.                         Пусть, неизменен, жизни новой                         Приду к таинственным вратам,                         Как Волги вал белоголовой                         Доходит целый к берегам!

                         Я знаю, друг, и в шуме света                          Ты помнишь первые дела                          И песни русского поэта                          При звоне дерптского стекла.                          Пора бесценная, святая!                          Тогда свобода удалая,                          Восторги музы и вина                          Меня живили, услаждали;                          Дни безмятежные мелькали;                          Душа не слушалась печали                          И не бывала холодна!                          Пускай известности прекрасной                          И дум высоких я не знал;                          Зато учился безопасно                          Зато себя не забывал.                          Бывало, кожаной монетой                          Куплю таинственных отрад —                          И романтически с Лилетой                          Часы ночные пролетят.                          Теперь, как прежде, своенравно                          Я жизнь студентскую веду;                          Но было время — и недавно!                          Любви неметкой и неславной                          Я был в удушливом чаду;                          Я рабствовал; я все оставил                          Для безответной красоты;                          Простосердечно к ней направил                          Мои надежды и мечты;                          Я ждал прилежного участья:                          Я пел ланиты и уста,                          И стаy, и тайные места                          Моей богини сладострастья;                          Мне соблазнительна была                          Ее супружеская скромность,                          Очей загадочная томность                          И ясность белого чела, —                          Все нежило, все волновало                          Мою неопытную кровь,                          Все в юном сердце зажигало                          Живую первую любовь.                          Ах! сколько….. сновидений,                          Тяжелых вздохов, даже слез,                          Алкая полных наслаждений,                          В часы полуночных явлений,                          Я для надменной перенес!                          Я думал страстными стихами                          Ее принудить угадать,                          Куда горячими мечтами                          Приятно мне перелетать.                          И что ж? Она не разумела,                          Кого любил, кому я пел.                          Я мучился, а знаком тела                          Ей объяснить не захотел,                          Чего душа моя хотела.                          Так пронеслися дни поста,                          И, вольнодумна и свята,                          Она усердно причастилась.                          Меж тем узнал я, кто она;                          Меж тем сердечная война                          Во мне помалу усмирилась,                          И муза юная моя                          Непринужденно отучилась                          Мечтать о счастье бытия.                          Опять с надеждой горделивой                          Гляжу на Шиллеров полет,                          Опять и радостно и живо                          В моей груди славолюбивой                          Огонь поэзии растет.                          И призиаюся откровенно,                          Я сам постигнуть не могу,                          Как жар любви не награжденной                          Не превратил меня в брюзгу!                          Мои телесные затеи                          Отвергла гордая краса. —                          А не сержусь на небеса,                          А мне все люди — не злодеи;                          А романтической тоской                          Я не стеснил живую душу,                          И в честь зазорному Картушу                          Не начал песни удалой!                          Сия особенность поэта                          Не кстати нынешним годам,                          Когда питомцы бога света                          Так мило воспевают нам                          Свое невинное мученье,                          Так помыкают вдохновенье,                          И так презрительны к тому,                          Что не доступно их уму!                          Но как мне быть? На поле славы                          Смешаю ль звук моих стихов                          С лихими песнями аравы                          Всегда отчаянных певцов?                          Мне нестерпимы их жеманства,                          Их голос буйный и чужой…                          Нет, муза вольная со мной!                          Прочь жажда славы мелочной                          И легкий демон обезьянства!                          Спокоен я: мои стихи                          Живит не ложная свобода,                          Им не закон — чужая мода,                          В них нет заемной чепухи                          И перевода с перевода;                          В них неподдельная природа,                          Свое добро, свои грехи!                          Теперь довольно, до свиданья!                          Тогда, подробней и ясней                          Сего нестройного посланья,                          Я расскажу тебе доянья                          Любви поконченной моей!

                         Напрасно я любви Светланы                          Надежно, пламенно искал;                          Напрасно пьяный и непьяный                          Ее хвалил, ее певал.                          Я понял ветренность прекрасной,                          Пустые взгляды и слова —                          Во мне утихнул жар опасной,                          И не кружится голова!                          И сердце вольность сохранило,                          За холод холодом плачу;                          Она res publica, мой милой,                          Я с ней бороться не хочу!

                         Вчера гуляла непогода                          Сегодня то же, что вчера —                          И я, от утра до утра                          Уныл и мрачен как природа.                          Не то, не то в душе моей                          Что восхитительно и мило,                          Что сердце юноше сулило                          Для головы и для очей:                          Болезнь встревоженного духа                          Мне дум высоких не дает                          И, как сибирская пищуха,                          Моя поэзия поет.

                       Теперь мне лучше: я не брежу                        Надеждой темной и пустой,                        Я не стремлюсь моей мечтой                        За узаконенную межу                        В эдем подлунной и чужой.                        Во мне уснула жажда неги:                        Неумолимый идеал                        Меня живил и чаровал —                        И я десятка с два элегий,                        Ему во славу, написал.                        Но тщетны миленькие бредни:                        Моя душа огорчена,                        Как после горестного сна,                        Как после праздничной обедни,                        Где речь безумна и длинна!

                      Свободно, высоко взлетает орел,                       Свободно волнуется море;                       Замедли орлиный полет,                       Сдержи своенравное море!                       Не так ли, о други, к отчизне любовь,                       Краса благородного сердца,                       На битве за вольность и честь                       Смела, и сильна, и победна?                       Смотрите, как пышен, блистателен день!                       Как наши играют знамена!                       Не даром красуется день,                       Не даром играют знамена!                       Виднее сражаться при свете небес;                       Отважней душа и десница,                       Когда перед бодрым полком                       Хоругви заветные плещут.                       Гремите же, трубы! На битву, друзья,                       Потомки бойцов Ярослава!                       Не выдадим чести родной —                       Свободы наследного права.                       Что вольным соседей завистных вражда                       И темные рати Андрея?                       К отчизне святая любовь                       Смела, и сильна, и победна!                       Свободно, высоко взлетает орел,                       Свободно волнуется море:                       Замедли орлиный полет,                       Сдержи своенравное море!

                         "Искать ли славного венца                          На поле рабских состязаний,                          Тревожа слабые сердца,                          Сбирая нищенские дани?                          Сия народная хвала,                          Сей говор близкого забвенья,                          Вознаградит ли музе пенья                          Ее священные дела?                          Кто их постигнет? Гений вспыхнет —                          Толпа любуется на свет,                          Шумит, шумит, шумит — затихнет:                          И это слава наших лет!"                          Так мыслит юноша-поэт,                          Пока в душе его желанья                          Мелькают, темные, как сон,                          И твердый глас самосознанья                          Не возвестил ему, кто он.                          И вдруг, надеждой величавой                          Свои предвидя торжества,                          Беспечный — право иль не право                          Его приветствует молва —                          За независимою славой                          Пойдет любимец божества;                          В нем гордость смелая проснется:                          Свободен, весел, полон сил,                          Орел великий встрепенется,                          Расширит крылья и взовьется                          К бессмертной области светил!

                         Потупя очи, к небесам                          Мою десницу поднимаю,                          Стою, как вкопанный, — и вам                          Благоговейно присягаю.                          Я ниженазванный клянусь                          Тем вечным промыслом, тем богом,                          Который правит нашу Русь                          И помогает ей во многом,                          Что я хочу и должен я                          На всей дороге бытия                          Лишь вам одной повиноваться,                          Что будет кровь моя для вас                          Во всякой день, во всякой час,                          Как повелите, волноваться;                          Что ваши милые права,                          Самодержавные проказы,                          Желанья, прихоти, указы                          Мне будут пуще божества,                          Святее всякого закона,                          И вам живая оборона —                          Моя рука и голова.                          Когда узнаю стороною,                          Что вам на поприще сует                          Грозит убыток или вред,                          Я охраню и успокою                          Мой поэтический предмет.                          Когда таинственное дело                          Вы мне поверите, — я вам                          Уберегу его так цело,                          Что будет любо небесам.                          Клянусь и должен: сей присяге                          Ни на словах, ни на бумаге,                          И вообще не изменять;                          Но православно и повсюду                          Душой и телом помнить буду                          Мой долг и вашу благодать;                          И так под вашею державой                          Я дни подданства проведу,                          Что даже страшному суду,                          Не перепуганный и правый,                          Ответы умные найду.

                         Прощайте, миленькие бредни                          И мой почтенный идеал!                          Не первый я, не я последний                          Вас и творил и прославлял,                          Но первый я вас разгадал.                          Мне будет сладко и утешно                          В другие годы вас читать,                          Мой жар безумный и безгрешной —                          Мою любовь воспоминать;                          Тогда с улыбкою унылой                          На ваши строки посмотрю                          И молвлю: господи помилуй!                          И тихо книгу затворю.

                       О память, память, — дар счастливой!                        Ты гонишь прочь былого мрак!                        Еще с тобой я помню, как                        Инбирное варится пиво.                        Такому пиву научил                        Поэта химик в Петрограде —                        Он часто сам его варил                        Томленье летнего к отраде                        И с гордой радостию пил.                        "Бутылкой, штофом, — как хотите,                        Двенадцать мерок у наяд,                        В сосуд, где воду кипятят,                        Рукою чистою возьмите;                        Туда, изрезавши сперва,                        Лимонов добрых — счетом два —                        И не скупяся, подсластите;                        Потом два унца инбирю,                        Который прежде искрошили…                        И так варить, как я варю                        И как алхимики варили.                        Когда сварится — с жару снять,                        Поставить в холод для простуды                        И осторожно разливать                        В довольно крепкие сосуды,                        Затем, что может иногда                        Сия инбирная вода                        И пробку вытолкнуть худую                        И разорвать сосуд худой…                        Туда же счетом по одной                        Изюму класть рекомендую                        И ждать с неделю, а потом                        С ней поступают, как с питьем".                        Так говорил мне в прошлом годе,                        Июля первого чиста                        Ученый химик — в огороде,                        В минуту жаркого тепла.                        Его я слушал с наслажденьем                        И не забыл премудрых слов                        И здесь в каникулы, готов                        Заняться сладостным вареньем.                        Сия вода — не то, что квас;                        Она мила, она игрива                        И право лучше во сто раз                        Здесь покупаемого пива.

                         Краса полуночной природы,                          Любовь очей, моя страна!                          Твоя живая тишина                          Твои лихие непогоды,                          Твои леса, твои луга,                          И Волги пышные брега,                          И Волги радостные воды: —                          Все мило мне, как жар стихов,                          Как жажда пламенная славы,                          Как шум прибережной дубравы                          И разыгравшихся валов!                          Всегда люблю я, вечно живы                          На крепкой памяти моей                          Предметы юношеских дней                          И сердца первые порывы;                          Когда волшебница-мечта                          Красноречивые места                          Мне оживляет и рисует:                          Она свежа, она чиста,                          Она блестит, она ликует.                          Но там, где русская природа,                          Как наших дедов времена,                          И величава и грозна                          И благодатна, как свобода, —                          Там вяло дни мои лились,                          Там не внимают вдохновенью,                          И люди мирно обреклись                          Непринужденному забвенью.                          Целуй меня, моя Лилета,                          Целуй, целуй! Опять с тобой                          Восторги вольного поэта                          И сила страсти молодой,                          И голос лиры вдохновенной!                          Покинув край непросвещенной                          Душой высокое любя,                          Опять тобой воспламененный,                          Я стану петь и шум военный,                          И меченосцев, и тебя!

                       Все негой сладостной объемлет                        Царица сумрака и сна —                        Зачем душа моя не дремлет,                        Зачем тревожится она?                        Я сам себя не понимаю:                        Чего то жажду, что то есть,                        В чем сердце я разуверяю,                        Чего ему не перенесть.                        Опять тоска, опять волненье!                        Надолго взор ее очей                        Зажег мое воображенье                        И погасил в груди моей                        К любви давнишнее презренье.                        Морфей! Слети на Трубадура                        Дай мне спасительную ночь,                        И богородицу Амура,                        И думы тягостные прочь.                        NB. Не всякому слуху веруйте; но испытуйте                        духи; есть бо дух божий и дух льстечь.

                         Вчера, как сумраки по небу                          Туманный вечер расстилал,                          Я в тишине молился Фебу,                          Я вдохновенье призывал;                          Уже душой, ему покорной,                          Неукротимый, животворной                          Его огонь овладевал;                          Мечты кипели, разгорались,                          Росли, блистали и сливались                          И видел я — мой идеал:                          Чело, и очи, и ланиты,                          Уста, и локоны, и грудь,                          И стан божественной Хариты                          Непринужденно, как-нибудь                          Одеждой легкой перевитый.                          Как мил и жив мой идеал!                          Я млел, я таял, я стыдился,                          Я задыхался и дрожал,                          И утомленный — пробудился!

                        He долго на небе горела                         Мне благосклонная звезда,                         Моя любовь мне надоела —                         Я не влюблюся никогда!                         Ну к чорту сны воображенья!                         Не раз полночною порой                         Вы нестерпимые волненья                         В душе будили молодой;                         Не раз надеждою неясной                         Страдал доверчивый певец —                         Я зарекаюсь наконец                         Служить волшебнице прекрасной;                         Я прогоню мою тоску,                         Я задушу мой жар безумной                         И снова музе вольнодумной                         Стихи и сердце обреку.                         Уже божественная лира                         Почти молчит, почти мертва                         Для безответного кумира                         И не кипят ее слова;                         Так после бахусова пира                         Немеют грудь и голова.

                    Вы скоро и легко меня очаровали,                     Не посмотрели вы на то, что я поэт,                     И самовластно все мечты мои смешали                     В одну мечту, в один любовный бред!                     И много брежу я: с утра до самой ночи                     Я полон вами: вы даруете мне сны;                     Мне дивный образ ваш сверкает прямо в очи                     В серебряном мерцании луны.                     Цветущий младостью, прелестный, светлоокий,                     С улыбкой на устах и сладостном челе                     Как мил он мне тогда, как действует глубоко                     На сердце в тихой, лунной полумгле!                     Томленье нежное на сердце он наводит                     И пробуждает он полночную мечту,                     И перед ним она шалит, и колобродит,                     Так и летит на вашу красоту —                     И что ж? Весь этот рай желаний сладострастных,                     И треволнение и жар в душе моей                     Вы сделали одной улыбкой уст прекрасных                     И мигом черных, пламенных очей!

                        Мне очень жаль, что я сегодня                         У вас обедать не могу.                         (Как христианин, я не лгу                         На случай праздника господня).                         Теперь мне скучная пора:                         Я занят письмами большими;                         Еще с вчерашнего утра                         Сижу задумчиво над ними,                         А все не вижу им конца.                         Нельзя ж оставить без ответа                         От Киселева письмеца                         И от приятелей привета?                         Итак — надеюся, что вы                         Мне одолжите извиненье                         В не очень важном прегрешенье                         Не очень важной головы!

                        Как цвет небесного эфира,                         Как безмятежная луна,                         Моя поэзия ясна.                         Но суете земного мира                         Порой покорна и она.                         Пускай божественного света                         Восторги сладостны уму                         Самолюбивого поэта:                         Он все не бог, и все ему                         Нужна подлунная монета —                         Удел но славный, не святой!                         Но так судьба определила,                         И все мы ходим под судьбой.                         Вы понимаете в чем сила!                         Благодарю — и бог со мной.

                       В последний раз в семестре этом —                        Пускай за деньги — так и быть —                        Я притворяюся поэтом                        И вас могу благодарить;                        Не раз, не два вы прогоняли                        Мои карманные печали                        И тайным подвигом добра                        И дух и здравие пера                        Певцу-студенту оживляли.                        Все слава богу — мне пора                        Скакать дорогой к Петрограду:                        Найду там братскую отраду,                        Найду поэтов и друзей; —                        Но, верьте богу вдохновенья,                        Я не забуду здешних дней,                        И вашего благотворенья,                        И благодарности моей!

                         Свободен я: уже не трачу                          Ни дня, ни ночи, ни стихов                          За милый взгляд, за пару слов,                          Мне подаренных на удачу                          В часы бездушных вечеров;                          Мои светлеют упованья,                          Печаль от сердца отошла,                          И с ней любовь: так пар дыханья                          Слетает с чистого стекла!

                         Я знал живое заблужденье,                          Любовь певал я; были дни —                          Теперь умчалися они,                          Теперь кляну ее волненье,                          Ее блудящие огни.                          Я понял ветреность прекрасной,                          Пустые взгляды и слова —                          И в сердце стихнул жар опасной                          И не кружится голова:                          Гляжу с улыбкою, как прежде,                          В глаза кумиру моему;                          Но я не верую надежде,                          Но я молюся не ему!

                         Моя Камена ей певала,                          Но сила взора красоты                          Не мучала, не услаждала                          Моей надежды и мечты;                          Но чувства пылкого, живого —                          Любви не знал я: так волна                          В лучах светила золотого                          Блестит, кипит, — но холодна!

                          Меня любовь преобразила:                           Я стал задумчив и уныл;                           Я ночи бледные светила,                           Я сумрак ночи полюбил.                           Когда веселая зарница                           Горит за дальнею горой,                           И пар густеет над водой,                           И смолкла вечера певица,                           По скату сонных берегов                           Брожу, тоскуя и мечтая,                           И жду, когда между кустов                           Мелькнет условленный покров,                           Или тропинка потайная                           Зашепчет шорохом шагов.                           Гори, прелестное светило,                           Помедли, мрак, на лоне вод:                           Она придет, мой ангел милой,                           Любовь моя, — она придет!

                        Мечты любви — мечты пустые!                         Я верно знаю их: оне                         Не раз победы удалые                         И рай предсказывали мне.                         Я пел ее, и ждал чего-то —                         Стихам внимала красота —                         И отвечали мне — зевотой                         Ее пурпурные уста;                         Я произнес любви признанье —                         И скучен был наш разговор!                         Все суета! Улыбка, взор —                         Прекрасно ваше предвещанье;                         Но вы, почтеннейшие, вздор!                         Мечты любви — не стоят горя:                         Прельстят, обманут хуже сна.                         И что любовь? Одна волна                         Большого жизненного моря.

                         Она меня очаровала,                          Я в ней нашел все красоты,                          Все совершенства идеала                          Моей возвышенной мечты.                          Напрасно я простую долю                          У небожителей просил,                          И мир души, и сердца волю,                          Как драгоценности, хранил.                          Любви чарующая сила,                          Как искра Зевсова огня,                          Всего меня воспламенила                          Всего проникнула меня.                          Пускай не мне ее награды;                          Она мой рай, моя звезда                          В часы вакхической отрады,                          В часы покоя и труда.                          Я бескорыстно повинуюсь                          Порывам страсти молодой,                          И восхищаюсь и любуюсь                          Непобедимою красой.

                         Прощай, красавица моя!                          Известен мне любимец неги,                          С кем на дороге бытия                          Ты делишь тайные ночлеги.                          Я верил нежностям пустым,                          Я ждал любви и наслаждений,                          Я много светлых вдохновений                          Означил именем твоим;                          Обманут я: иную долю                          Мне провидение дает,                          Но… путник свищет и поет,                          Идя по сумрачному полю…                          И я рассею грусть мою,                          Мою сердечную неволю:                          Я весел снова и пою!

                       Счастлив, кто с юношеских дней,                        Живыми чувствами убогой,                        Идет проселочной дорогой                        К мете таинственной своей!                        Кто рассудительной душою                        Без горьких опытов узнал                        Всю бедность жизни под луною,                        И ничему не доверял!                        Зачем не мне такую долю                        Определили небеса?                        Идя по жизненному полю,                        Твержу: мой рай, моя краса,                        А вижу лишь мою неволю!

                         Моя любимая страна,                          Где ожил я, где я впервые                          Узнал восторги удалые                          И музы песен, и вина!                          Мне милы юности прекрасной                          Разнообразные дары,                          Студентов шумные пиры,                          Веселость жизни самовластной,                          Свобода мнений, удаль рук,                          Умов небрежное волненье                          И благородное стремленье                          На поле славы и наук,                          И филистимлянам гоненье.                          Мы здесь творим свою судьбу,                          Здесь гений жаться не обязан                          И Христа-ради не привязан                          К самодержавному столбу!                          Приветы вольные, живые                          Тебе, любимая страна,                          Где ожил я, где я впервые                          Узнал восторги удалые                          И музы песен, и вина!

                         Милы очи ваши ясны                          И огнем души полны,                          Вы божественно прекрасны,                          Вы умно просвещены;                          Всеобъемлющего Гете                          Понимаете вполне,                          А не в пору вы цветете                          В этой бедной стороне.                          Ни ко вздохам вещей груди,                          Ни к словам разумных уст                          Не чувствительны здесь люди,                          Человек здесь груб и пуст:                          Много вам тоски и скуки!                          Дай же бог вам долго жить —                          Мир умнеет: наши внуки                          Будут вас боготворить.

                         Когда-нибудь, порою скуки,                          Бродя очами по листам, —                          Где сердца радости и муки                          Я бескорыстно славил вам,                          Где жаром страсти небывалой                          Я песни сонные живил,                          Когда мне чувств не доставало,                          А ум и в ум не приходил —                          Над безобразными строками                          Вы бегло вспомните о мне,                          Поэте, созданном лишь вами                          В непоэтической стране.                          Прошу стихи мои улыбкой,                          Их не читая наградить:                          В них музы нет, не может быть,                          Они написаны ошибкой.

                         Теперь прощайте — бог дороги                          Пусть вас покоит и хранит                          И лошадей чухонских ноги                          Проворным бегом одарит;                          Не видя туч, не слыша грома,                          Стрелой неситесь по полям                          И будьте веселы, как дома —                          А впрочем, как угодно вам!

                     Теперь, когда пророчественный дар                      Чуждается моих уединенных Лар,                      Когда чудесный мир мечтательных созданий                      На многотрудные затеи мудрований                      О ходе царств земных, о суете сует,                      На скуку поминать событья наших лет,                      Работать для молвы и почести неславной,                      Я тихо променял, поэт несвоенравной, —                      Мои желания отрадные летят                      К твоей обители, мой задушевный брат!                      Любезный мыслитель и цензор благодатной                      Моих парнасских дел и жизни коловратной.                      Так я досадую на самого себя,                      Что, рано вольности прохладу полюбя                      И рано пред судом обычая крамольным,                      Я приучил свой ум к деятельности вольной,                      К трудам поэзии. Она же, — знаешь ты —                      Богиня, милая убранством простоты,                      Богиня странных дум и жизни самобытной;                      Она не блестками заслуги челобитной,                      Не звоном золота, не бренною молвой                      Нас вызывает в путь свободный и святой.                      И юноша, кого небес благословенье                      Избрало совершить ее богослуженье,                      Всю свежесть, весь огонь, весь пыл души своей,                      Все силы бытия он обрекает ей.                      Зато от ранних лет замеченному славой,                      Ему даровано властительное право                      Пред гордостью царей не уклонять чела                      И проповедывать великие дела.                      Удел божественный! Но свет неугомонный,                      Неверный судия и часто беззаконный,                      В бессмертных доблестях на поприще Камен                      Он видит не добро, а суету и тлен.                      Я знаю, может быть, усердием напрасным                      К искусствам творческим, высоким и прекрасным,                      Самолюбивая пылает грудь моя,                      И славного венка не удостоюсь я.                      Но что бы ни было, когда успех недальной                      Меня вознаградит наградою похвальной                      За прозу моего почтенного труда                      И возвратит певца на родину — тогда,                      Пленительные дни! Душой и телом вольной                      Не стану я носить ни шляпы трехугольной,                      Ни грубого ярма приличий городских,                      По милости богинь-хранительниц моих:                      Природу и любовь и тишину златую                      Я славословием стихов ознаменую,                      И светозарные, благословят оне                      Мои сказания о русской старине.                      Я жду, пройдет оно, томительное время,                      Чужбину и забот однообразных бремя                      Оставлю скоро я. Родительский Пенат                      Соединит меня с тобою, милый брат;                      Там безопасные часы уединенья                      Мы станем украшать богатством просвещенья                      И сладострастием возвышенных трудов;                      Ни вялой праздности, ни скуки, ни долгов!                      Тогда в поэзии свободу мы возвысим.                      Там бодро выполню, — счастлив и независим —                      И замыслы моей фантазии младой,                      Теперь до лучших лет покинутые мной,                      И дружеский совет премудрости врачебной:                      Беречься Бахуса и неги непотребной.                      Мне улыбнется жизнь, и вечный скороход                      Ее прекрасную покойно понесет.

                        Теперь я в Камби, милый мой!                         Для поэтических занятий,                         Для жизни дельной и простой                         Покинул я хмельных собратий                         И цепь неволи городской.                         Брожу, задумчивости полный, —                         И лес шумит над головой,                         И светлые играют волны                         И жатвы блещут предо мной!                         Здесь муза — нежная подруга                         Уединенного досуга —                         Под мой отшельнический кров                         В прохладе вечера приходит:                         Легко потоки дум и слов                         Струятся в образы стихов;                         Не слышен скорый бег часов —                         И луч востока нас находит                         В раздолье сладостных трудов!                         Здесь миловидная, как роза,                         Моя поэзия цветет:                         Ей не мешает мир забот,                         Ни лень друзей, ни жизни проза.                         И ревностно готовлюсь я                         В тиши беспечного житья,                         Самостоятельно и смело                         Свершить возвышенное дело;                         Хотя нередко, милый мой,                         Раздумья гордого порой,                         Мне говорит богиня слова:                         "Себя изведай и смирись!                         Взгляни, как Федоров Борис                         Срамит Бориса Годунова!"                         Но что? Кипит душа моя                         И жаждет чести Геликона                         И "жребий брошен" молвлю я —                         И бух на воды Рубикона!

                        О ты, чья дружба мне дороже                         Приветов ласковой молвы,                         Милее девицы пригожей,                         Святее царской головы!                         Огнем стихов ознаменую                         Те достохвальные края                         И ту годину золотую,                         Где и когда мы: ты да я,                         Два сына Руси православной,                         Два первенца полночных муз,                         Постановили своенравно                         Наш поэтический союз.                         Пророк изящного, забуду ль,                         Как волновалася во мне,                         На самой сердца глубине,                         Восторгов пламенная удаль,                         Когда могущественный ром                         С плодами сладостной Мессины,                         С немного сахара, с вином,                         Переработанный огнем,                         Лился в стаканы-исполины?                         Как мы, бывало, пьем да пьем,                         Творим обеты нашей Гебе,                         Зовем свободу в нашу Русь,                         И я на вече, я на небе                         И славой прадедов горжусь?                         Мне утешительно доселе,                         Мне весело воспоминать                         Сию поэзию во хмеле,                         Ума и сердца благодать.                         Теперь, когда Парнаса воды                         Хвостовы черпают на оды,                         И простодушная Москва,                         Полна святого упованья,                         Приготовляет торжества                         На светлый день царевенчанья, —                         С челом возвышенным стою,                         Перед скрижалью вдохновений,                         И вольность наших наслаждении.                         И берег Сороти пою!

                        Мой друг, учи меня рубиться:                         Быть-может, некогда и мне,                         Во славу Руси, пригодится                         Рука, привычная к войне.                         Питомец скромных наслаждений,                         Доселе в мире ведал я                         Одни безделки бытия:                         Приволье Бахуса и лени,                         Утехи вялой тишины,                         Амура приторную сладость,                         Да пробудительные сны,                         Да усыпительную радость.                         И что я пел? Любовь, мечты!                         Я посвящал рукой безбожной                         Цветы поэзии подложной                         Очам подложной красоты.                         Теперь служу иному чувству,                         Пылаю жаждою иной:                         Учи ж меня, товарищ мой,                         Головоломному искусству!

                         Я твой, я твой, Аделаида!                          Тобой узнал я, как сильна,                          Как восхитительна Киприда,                          И как торжественна она!                          Ланит и персей жар и нега,                          Живые груди, блеск очей,                          И волны ветреных кудрей…                          О друг! ты Альфа и Омега                          Любви возвышенной моей!                          С минуты нашего свиданья                          Мои пророческие сны,                          Мои кипучие желанья                          Все на тебя устремлены.                          Предайся мне: любви забавы                          И песнью громкой воспою                          И окружу лучами славы                          Младую голову твою.                          А ты, кого душою страстной                          Когда-то я боготворил,                          Кому поэзии прекрасной                          Я звуки первые дарил,                          Прощай! Меня твоя измена                          Иными чувствами зажгла:                          Теперь вольна моя Камена                          И горделива и смела,                          Я отрекаюсь от закона                          Твоих очей и томных уст                          И отдаю тебя — на хлюст                          Учебной роте Геликона!

                        Во имя Руси, милый брат,                         Твою главу благословляю:                         Из края немцев, гор и стад,                         Ты возвращен родному краю!                         Позор событий наших лет,                         Великих сплетней и сует                         Тебя не долго позабавил:                         Ты их презрел, ты их оставил —                         И на добро, на божий свет                         Живые помыслы направил.                         Любезный гражданин Москвы,                         Теперь ни славы заграничной,                         Ни росказней молвы столичной,                         Ни государственной молвы                         Не слушаешь; отцовским Ларам                         Твои часы поручены;                         Ты пьешь приволье тишины,                         Подобно счастливым боярам                         Веселонравной старины.                         На свежих розах Гименея,                         В чело, и очи, и в уста,                         То замирая, то краснея,                         Тебя лобзает красота.                         Кипят, пылают наслажденья,                         Их негу верность бережет,                         И быстро вечный скороход                         Уносит легкие мгновенья!                         А я, гуляющий поэт,                         У врат святилища науки,                         Брожу и жду, пройдут иль нет                         Мои томительные скуки?                         Блеснет ли вновь передо мной                         Звезда любви и вдохновений,                         И жажда славы песнопений                         В груди забьется молодой,                         И благозвучными стихами                         Означу сладостные дни?                         Напрасно! дни бегут за днями —                         И в Лету падают они.                         Она прошла — пора златая,                         Восторгов пламенных пора!                         Владеют мной тщета мирская,                         И лень, и грусть, и немчура!                         Теперь святому провиденью                         Я говорю одну мольбу:                         Да не предаст оно забвенью                         Мою грядущую судьбу,                         Да возвратит мне мир свободы,                         Мечты и песни прошлых дней,                         Поля, холмы и непогоды,                         И небо родины моей!                         Тогда, надеждами богатый,                         Спеша от лени и забот,                         Я посещу твои палаты                         На бреге москворецких вод.                         Красноречивые рассказы                         Про жизнь альпийских пастухов,                         Про горы выше облаков                         И про любовные проказы                         В виду потоков, скал и льдов                         Часы летучего досуга                         Нам очаруют в тишине;                         Моя веселая подруга,                         Камена, улыбнется мне,                         И песнью лиры вдохновенной                         Тебе радушно воспою                         Утехи жизни просвещенной                         И долю мирную твою!

                        Почтенный старец Аполлона!                         Как счастлив ты: давным-давно                         В тенистых рощах Геликона                         Тебе гулять позволено.                         Еще теперь, когда летами                         Твоя белеет голова,                         Красноречивыми хвалами                         Тебя приветствует молва, —                         И поздний глас твоей цевницы                         Восторгом юным оживлен…                         Так блеском утренней зарницы                         Вечерний блещет небосклон.                         Слуга отечественной славы,                         Ты пел победы и забавы                         Благословенного царя,                         Кубры серебряные воды,                         И ужас невской непогоды,                         И юга бурные моря.                         Ты украшал, разнообразил                         Странноприимный наш Парнас,                         И зависти коварный глаз                         Твоей поэзии не сглазил.                         А я… какая мне дорога                         В гурьбе поэтов-удальцов?                         Дарами ветреных стихов                         Честим блистательного бога;                         Безделья вольного сыны,                         Томимы грустью безутешной,                         Поем задумчивые сны                         И грезы молодости грешной;                         Браним людей и света шум,                         И с чувством гордости ленивой                         Питаем, лакомим свой ум                         Самодовольный и брюзгливой.                         Что слава? Суета сует!                         Душой высокой и свободной                         Мы презираем благородно                         Ее докучливый привет;                         Но соблазнительные девы                         За наши милые напевы                         Дарят нам пару тайных слов,                         Иль кошелек хитросплетенный —                         Иль скляночку воды бесценной,                         Отрады ноющих зубов.                         Вот наш венец и вся награда                         Текучим сладостным стихам!                         Но, люди… горькая досада                         На свете ведома и нам!                         Нас гонит зависть, нам злодеи —                         Все записные грамотеи;                         И часто за невинный вздор,                         За выраженье удалое,                         Нас выставляет на позор                         Их остроумие тупое!                         О, научи меня, Хвостов!                         Отречься буйного союза                         Тех утомительных певцов,                         Чья — недостойная богов —                         У касталийских берегов                         Шальная вольничает муза.                         Дай мне классический совет                         Свой ум настроить величаво:                         Да увенчаюсь доброй славой                         Я на Парнасе наших лет!

                        Мой ангел милый и прекрасной,                         Богиня мужественных дум!                         Ты занимала сладострастно,                         Ты нежила мой юный ум.                         Служа тебе, тобою полный,                         Не видел я, не слышал я,                         Как на пучине бытия                         Росли, текли, шумели волны.                         Ты мне открыла в тишине                         Великий мир уединенья;                         Благообразные ко мне                         Твои слетали вдохновенья;                         Твоей прекрасна красотой,                         Твоим величьем величава,                         Сама любовь передо мной                         Являлась пышная, как слава…                         И весело мои мечты,                         Тобой водимые, играли,                         Тебе стихи мои звучали                         Живые, светлые, как ты.                         Так разноцветными огнями                         Блестит речная глубина,                         Когда торжественно мирна,                         В одежде, убранной цветами,                         По поднебесью ночь идет                         И смотрится в лазури вод.

                  Свет Родионовна, забуду ли тебя?                   В те дни, как сельскую свободу возлюбя,                   Я покидал для ней и славу, и науки,                   И немцев, и сей град профессоров и скуки —                   Ты, благодатная хозяйка сени той,                   Где Пушкин, не сражен суровою судьбой,                   Презрев людей, молву, их ласки, их измены,                   Священнодействовал при алтаре Камены, —                   Всегда, приветами сердечной доброты,                   Встречала ты меня, мне здравствовала ты,                   Когда чрез длинный ряд полей, под зноем лета,                   Ходил я навещать изгнанника-поэта,                   И мне сопутствовал приятель давний твой,                   Ареевых наук питомец молодой.                   Как сладостно твое святое хлебосольство                   Нам баловало вкус и жажды своевольство!                   С каким радушием — красою древних лет —                   Ты набирала нам затейливый обед!                   Сама и водку нам, и брашна подавала,                   И соты, и плоды, и вина уставляла                   На милой тесноте старинного стола!                   Ты занимала нас — добра и весела —                   Про стародавних бар пленительным рассказом:                   Мы удивлялися почтенным их проказам,                   Мы верили тебе — и смех не прерывал                   Твоих бесхитростных суждений и похвал;                   Свободно говорил язык словоохотной,                   И легкие часы летели беззаботно!

                        Свободны, млады, в цвете сил,                         Мы весело, мы шумно жили:                         Нас Бахус пламенный любил,                         Нас девы хищные любили;                         В обгон летели наши дни,                         Светились ярко наши ночи…                         Так в туче реются огни,                         Так блещут радостные очи!                         И где ж она, товарищ мой,                         Сия волшебная година?                         Где наши песни, наши вина                         И праздник жизни удалой?                         Все миновалось!.. На разлуку;                         Задумчив, тих, твоей руке                         Мою протягиваю руку;                         Предвижу сон, предвижу скуку                         В моем пустынном уголке,                         Где мы, надежд могучих полны,                         Пивали сладость бытия, —                         И где вчера еще, как волны,                         Шумели бурные друзья.                         Но, милый мой, пройдет ненастье:                         Когда-нибудь и где-нибудь,                         Хотя на миг, земное счастье                         Украсит жизненный наш путь:                         Я обниму тебя, как брата,                         Под кровом доброго Пената                         С твоим сольется мой досуг;                         Тогда, мой друг, тогда, мой друг,                         Последний грош ребром поставлю,                         Упьюсь во имя прошлых дней                         И поэтически отправлю                         Поминки юности моей!

                        Любимец музы и науки!                         Оставь на время пыльный град                         Сует, профессоров и скуки                         И прозаических отрад;                         От горя жизни коловратной,                         От беспокойного труда,                         От груды книг, уйди сюда,                         Где воссияла благодатно                         Моей поэзии звезда:                         Здесь дремлют темные дубравы                         По скатам горных берегов,                         Здесь ярко месяц величавый                         Играет в зеркале прудов;                         Здесь ночь таинственная мирно                         Проходит в ясности эфирной;                         Здесь пышен солнечный восход                         Над благовонными полями,                         Над мраком леса, над горами,                         И над лазурью светлых вод;                         Здесь полдня жаркою порою                         Мою усталость я покою                         На лоне девственных дриад,                         И дерева шумят, шумят,                         Шумят над вольной головою;                         Или по долам и горам                         Влачу беспечно там и там                         Поэта гордую свободу,                         Мечтаю в сладкой тишине                         О православной старине,                         О музе песен, о вине                         И пью железистую воду!

                       Невольный гость Петрова града,                        Несчастный друг веселых мест.                        Где мы кистями винограда                        Разукрашаем жизни крест;                        Где так роскошно, так свободно,                        Надеждой сладостной горя,                        Мы веселились всенародно                        Во здравье нового царя,                        И праздник наш странноприимный,                        Шумя, по городу гулял;                        Стекло звенело, пелись гимны;                        Тимпан торжественный бряцал!                        Прощай! Когда рука судьбины                        Благоволит перед тобой                        Стакан поставить пуншевой                        Иль утешительные вины,                        И вспомнишь юности лихой                        Красноречивые картины, —                        Как мы пивали, пей до дна;                        Пируй по нашему на диво…                        И вновь пленительно и живо                        Тебе привидится она!

                         Нам было весело, друзья,                          Когда мы лихо пировали                          Свободу нашего житья,                          И целый мир позабывали!                          Те дни летели, как стрела,                          Могучим кинутая луком;                          Они звучали ярким звуком                          Разгульных песен и стекла;                          Как искры брызжущие с стали                          На поединке роковом,                          Как очи, светлые вином,                          Они пленительно блистали.                          В те дни, мила, явилась мне                          Надежда творческая славы,                          Манила думы величавы                          К браннолюбивой старине:                          На веча Новграда и Пскова,                          На шум народных мятежей,                          В походы воинства христова                          Противу северных князей;                          В те дни, мечтательно-счастливой,                          Искал я взглядов красоты,                          Ей посвящал я горделиво                          Моей поэзии цветы.                          Вы помните беседы наши,                          Как мы, бывало, за столом                          Роскошно нежимся втроем,                          И быстро чокаются чаши,                          И пьем, и спорим, и поем?                          Тогда восторжен перед вами,                          Чью душу я боготворил,                          Чье имя я произносил                          Благоуханными устами?                          Она — мой ангел. Где ж она?                          Теперь, друзья, иное время:                          Не пьяной сладостью вина                          Мы услаждаем жизни бремя;                          Теперь не праздничаем мы, —                          Богаты важными трудами,                          Не долго спим порою тьмы,                          Встаем по утру с петухами:                          Минувших лет во глубине                          Следим великие державы,                          Дела их в мире и войне,                          Их образованность, их нравы.                          Их управление, уставы,                          Волненья бурные умов,                          Торговлю, силу и богов,                          Причины бед, причины славы;                          Мы по науке мудрецов                          Свободно хвалим, порицаем,                          Не любим, любим, и порой                          Скрижали древности седой                          О настоящем вопрошаем.                          Работа здравая! На ней                          Душа прямится, крепнет воля,                          И наша собственная доля                          Определяется видней!                          Так мы готовимся, о други,                          На достохвальпые заслуги                          Великой родине своей!                          Нам поле светлое открыто                          Для дум и подвигов благих:                          Желаний полны мы живых;                          В стране мы дышим знаменитой,                          Мы ей гордимся. Покажи                          В листах чужих бытописаний                          Ряд благороднейших деяний!                          Жестоки наши мятежи.                          Кровавы, долги наши брани;                          Но в них является везде                          Народ и смелый и могучий,                          Неукротимый во вражде,                          В любви и твердый и кипучий,                          Так с той годины, как царям                          Покорна северная сила,                          Веков по льдяным степеням                          Россия бодро восходила —                          И днесь красуется она                          Добром и честию военной:                          Давно ли наши знамена                          Освободили полвселенной?                          О, разучись моя рука                          Владеть струнами вдохновений!                          Не удостойся я венка                          В алмазном храме песнопений!                          Холодный ветер суеты                          Надуй и мчи мои ветрила                          Под океаном темноты                          По ходу бледного светила,                          Когда умалится во мне                          Сей неба дар благословенный,                          Сей пламень чистый и священный —                          Любовь к родимой стороне!                          Во прах, надежды мелочные,                          И дел и мыслей мишура!                          У нас надежды золотые                          Сердца насытить молодые                          Делами чести и добра!                          Что им обычная тревога                          В известном море бытия?                          Во имя родины и бога                          Они исполнятся, друзья!                          Ладьи, гонимые ветрами,                          Безвестны гибнут средь зыбей,                          Когда станица кораблей,                          Шумя обширными крылами,                          Ряды бушующих валов                          Высокой грудью раздвигает                          И в край родимый прилетает                          С богатством дальних берегов!

                        Благословенны те мгновенья,                         Когда в виду грядущих лет,                         Пред фимиамом вдохновенья                         Священнодействует поэт.                         Как мысль о небе, величавы.                         Торжественны его слова;                         Их принимают крылья славы,                         Им изумляется молва!                         Но и тогда, как он играет                         Своим возвышенным умом,                         Он преисполнен, он сияет                         Его хранящим божеством,                         И часто даром прорицанья —                         Творящей прихоти сыны —                         Его небрежные созданья,                         Его мечты одарены.                         Быстрее, легче сновиденья                         Пройдут твои младые дни,                         Но благодетельно: они,                         Служа богине просвещенья,                         Игривый ум твой разовьют,                         И сердца с чувством безмятежным,                         Как яркий звук со звуком нежным,                         В одну гармонию сольют.                         Тебя полюбят мир и счастье;                         Не возмутят груди твоей                         Порывы буйные страстей,                         Не охладит ее бесстрастье;                         Прекрасна будет жизнь твоя:                         Светла, свободна и спокойна,                         Души божественной достойна,                         Достойна чести бытия.

                    На месте священном, где с дедовских дней,                         Счастливый правами свободы,                     Народ Ярославов, на воле своей,                     Себе избирает и ставит князей,                         Полкам назначает походы                     И жалует миром соседей-врагов —                     Толпятся: кудесник явился из Чуди…                     К нему-то с далеких и ближних концов                         Стеклись любопытные люди.                     И старец кудесник, с соблазном в устах,                         В толпу из толпы переходит;                     Народу о черных крылатых духах,                     О многих и страшных своих чудесах                        Твердит и руками разводит;                     Святителей, церковь и святость мощей,                     Христа и пречистую деву поносит;                     Он сделает чудо — и добрых людей                         На чудо пожаловать просит.                     Он сладко, хитро празднословит и лжет,                         Смущает умы и морочит:                     Уж он-то потешит великий народ,                     Уж он-то кудесник чрез Волхов пойдет                         Водой — и ноги не замочит.                     Вот вышел епископ Феодор с крестом                     К народу — народ от него отступился;                     Лишь князь со своим правоверным полком                         К святому кресту приложился.                     И вдруг к соблазнителю твердой стопой                         Подходит он, грозен и пылок;                     "Кудесник! скажи мне, что будет с тобой?"                     Замялся кудесник и — сам он не свой,                         И жмется и чешет затылок.                     "Я сделаю чудо". — "Безумный старик,                     Солгал ты!" — и княжеской дланью своею                     Он поднял топор свой тяжелый — и в миг                         Чело раздвоил чародею.

                      Не в первый раз мой добрый гений                       Кидает суетную лень,                       Словами дара песнопений                       Спеша приветствовать ваш день;                       Не в первый раз восторгом блещет                       Сей дар, покорствующий вам,                       И сердце сладостно трепещет,                       Свободным тесное мечтам.                       Всегда вы мило принимали                       Мои приветы — и живей,                       Смелее, краше ликовали                       Надежды юности моей.                       И ныне вами пробужденный,                       Я вам по прежнему несу:                       Мою любовь, мою красу —                       Стихи Камены откровенной.                       Но что же петь моим стихам                       На праздник вашего рожденья?                       Молить ли руку провиденья,                       Да покровительствует вам?                       И воссылаю к небесам                       Благочестивые моленья:                       Желать ли, да украсят вас                       И ум, и прелесть, и наука;                       Да вас пленяет сладость звука                       И стихотворческий Парнас?                       Да процветают ваши годы                       Под кровом милой тишины,                       Как мир божественной свободы,                       Как поле радостной весны?                       И я желаю, но едва ли                       Я не наскучу небесам,                       Моля, чтоб вам они послали                       Уже дарованное вам?

                         Служи тоске уединенной,                          Любви младенческой мечтам,                          Поэта неге вдохновенной                          И мирно спорящим друзьям.                          Когда ж изменница Аглая…                          Переломись — пускай она                          Язык прикусит, дева злая,                          И встанет мертвенно-бледна!

                       Не вы ль, убранство наших дней,                        Свободы искры огневые —                        Рылеев умер, как злодей! —                        О вспомяни о нем, Россия,                        Когда восстанешь от цепей                        И силы двинешь громовые                        На самовластие царей!

                          Померкла неба синева,                           Безмолвны рощи и поляны;                           Там под горой, едва, едва                           Бежит, журчит ручей стеклянный.                           Царица сна и темноты,                           Царица дивных сновидений!                           Как сладостно ласкаешь ты                           Уединенные мечты                           И негу вольных вдохновений!                           Он отдыхает, грешный свет:                           Главу страдальца утомило                           Однообразие сует,                           Страстей и чувственности милой.                           О ночь! пошли ему покой,                           Даруй виденья золотые,                           Да улелеянный тобой                           Забудет он и шум дневной,                           И страхи, и надежды злые.                           Но ты лампады не туши,                           Не водворяй успокоенья                           Там, где поэт своей души                           Свершает стройные творенья;                           Пускай торжественный восход                           Великолепного светила                           Его бессонного найдет,                           И снова дум его полет                           Подымет божеская сила!

                      Не лес завывает, не волны кипят                        Под сильным крылом непогоды;                       То люди выходят из киевских врат:                        Князь Игорь, его воеводы,                       Дружина, свои и чужие народы                        На берег днепровский, в долину спешат:                       Могильным общественным пиром                        Отправить Олегу почетный обряд,                       Великому бранью и миром.                       Пришли — и широко бойцов и граждан                        Толпы обступили густыя                       То место, где черный восстанет курган,                        Да Вещего помнит Россия;                       Где князь бездыханный, в доспехах златых,                        Лежал средь зеленого луга;                       И бурный товарищ трудов боевых —                        Конь белый — стоял изукрашен и тих                       У ног своего господина и друга.                       Все, малый и старый, отрадой своей.                        Отцом опочившего звали;                       Горючие слезы текли из очей.                        Носилися вопли печали;                       И долго и долго вопил и стенал                        Народ, покрывавший долину:                       Но вот на средине булат засверкал.                        И бранному в честь властелину                       Конь белый, булатом сраженный, упал                        Без жизни к ногам своему господину.                       Все стихло… руками бойцов и граждан                        Подвигнулись глыбы земныя…                       И вон на долине огромный курган,                        Да Вещего помнит Россия!                       Волнуясь, могилу народ окружал,                        Как волны морские, несметный;                       Там праздник надгробный сам князь начинал:                        В стакан золотой и заветный                       Он мед наливал искрометный,                        Он в память Олегу его выпивал;                       И вновь наполняемый медом,                        Из рук молодого владыки славян,                       С конца до конца, меж народом                        Ходил золотой и заветный стакан.                       Тогда торопливо, по данному знаку,                        Откинув доспех боевой,                       Свершить на могиле потешную драку                        Воители строятся в строй;                       Могучи, отваги исполнены жаром,                        От разных выходят сторон.                       Сошлися — и бьются… Удар за ударом,                        Ударом удар отражен!                       Сверкают их очи; десницы высокой                        И ловок и меток размах!                       Увертливы станом и грудью широкой,                        И тверды бойцы на ногах!                       Расходятся, сходятся… сшибка другая —                        И пала одна сторона!                       И громко народ зашумел, повторяя                        Счастливых бойцов имена.                       Тут с поприща боя, их речью приветной                        Князь Игорь к себе подзывал;                       В стакан золотой и заветный                        Он мед наливал искрометный,                       Он сам его бодрым борцам подавал;                        И вновь наполняемый медом,                       Из рук молодого владыки славян,                        С конца до конца, меж народом                       Ходил золотой и заветный стакан.                       Вдруг, — словно мятеж усмиряется шумный                        И чинно дорогу дает,                       Когда поседелый в добре и разумный                        Боярин на вече идет —                       Толпы расступились — и стал среди схода                        С гуслями в руках славянин.                       Кто он? Он не князь и не княжеский сын,                        Не старец, советник народа,                       Не славный дружин воевода,                        Не славный соратник дружин;                       Но все его знают, он людям знаком                        Красой вдохновенного гласа…                       Он стал среди схода — молчанье кругом,                        И звучная песнь раздалася!                       Он пел, как премудр и как мужествен был                        Правитель полночной державы;                       Как первый он громом войны огласил                        Древлян вековые дубравы;                       Как дружно сбирались в далекий поход                        Народы по слову Олега;                       Как шли чрез пороги под грохотом вод                        По высям днепровского брега;                       Как по морю бурному ветер носил                        Проворные русские челны;                       Летела, шумела станица ветрил                        И прыгали челны чрез волны;                       Как после, водима любимым вождем,                        Сражалась, гуляла дружина                       По градам и селам, с мечом и с огнем                        До града царя Константина;                       Как там победитель к воротам прибил                        Свой щит, знаменитый во брани,                       И как он дружину свою оделил                        Богатствами греческой дани.                       Умолк он — и радостным криком похвал                        Народ отзывался несметный,                       И братски баяна сам князь обнимал;                        В стакан золотой и заветный                       Он мед наливал искрометный,                        И с ласковым словом ему подавал;                       И вновь наполняемый медом,                        Из рук молодого владыки славян,                       С конца до конца, меж народом                        Ходил золотой и заветный стакан.

                         Аминь, аминь! Глаголю вам:                          Те дни мне милы и священны,                          Когда по Сороти брегам,                          То своенравный, то смиренный                          Бродил я вольно там и там;                          Когда вся живость наслаждений                          Во славу граций и вина,                          Свежа, роскошна, как весна,                          Чиста, как звуки вдохновений,                          Как лента радуги ясна,                          Во мне могучая кипела, —                          И я, счастливец, забывал:                          Реку, где Разин воевал,                          Поля родимого предела,                          Симбирск, и кровных, и друзей,                          И все, что правилось когда-то                          Моей фантазии крылатой,                          Душе неопытной носи.                          И та, кого моим светилом                          И божеством я называл,                          Кому в восторге нежно-милом                          Стихи и сердце отдавал;                          Та красота, едва земная,                          Та знаменитая жена,                          Многоученая, святая,                          Которой наши времена                          Сияют радостнее рая;                          Та, для кого не раз, не два                          Моя порочилась молва;                          Та красота, которой много                          Российской жертвовал Парнас…                          Когда туманною дорогой                          Брела поэзия у нас,                          Та благосклонная… вот чудо!                          Под вашим небом и во сне                          Она не грезилася мне,                          И вообще я помнил худо                          О достопамятной весне…                          Так луч денницы прогоняет.                          Пары с проснувшихся полян;                          Так возмутительный стакан                          Мечты и мысли возвышает.                          Благословенная пора!                          Она жива мне, как вчера.                          Бывало, звезды тихой ночи                          Глядятся в зеркале пруда…                          Как чаровались мне тогда                          Душа и сердце, слух и очи!                          Самодовольные, во мне                          Надежды пылкие вставали,                          Играли весело oнe,                          И в даль ни разу не летали                          Надежды лучшие мои!                          А дом, а сад густозеленой,                          Пруды и Сороти студеной                          Гостеприимные струи!                          А вид на долы и на горы                          И сень прибережной горы!                          А мост, а пышные дары                          Помоны, Бахуса и Флоры!                          А вольномыслящий поэт,                          Наследник мудрости Вольтера!                          Ни тени скуки, ни сует,                          И с полным жаром юных лет                          В свободу сладостная вера!                          Все это радует меня,                          Все мне пленительно доныне,                          Здесь, где на жизненной пучине                          Нет ни ветрила ни огня.                          О! я молюсь, мой добрый гений!                          Да вновь увижу те края,                          Где все достойно песнопений,                          Где вечный праздник бытия!

                          Благодарю вас за цветы:                           Они священны мне; порою                           На них задумчиво покою                           Мои любимые мечты;                           Они пленительно и живо                           Те дни напоминают мне,                           Когда на воле, в тишине,                           С моей Каменою ленивой,                           Я своенравно отдыхал                           Вдали удушливого света,                           И вдохновенного поэта                           К груди кипучей прижимал!                           И ныне с грустию утешной,                           Мои желания летят                           В тот край возвышенных отрад                           Свободы милой и безгрешной.                           И часто вижу я во сне:                           И три горы, и дом красивый,                           И светлой Сороти извивы                           Златого месяца в огне,                           И там, у берегя, тень ивы —                           Приют прохлады в летний зной,                           Наяды полог продувной;                           И те отлогости, те нивы,                           Из-за которых вдалеке,                           На вороном аргамаке,                           Заморской шляпою покрытый;                           Спеша в Тригорское, один —                           Вольтер и Гете и Расин —                           Являлся Пушкин знаменитый;                           И ту площадку, где в тиши                           Нас нежила, нас веселила                           Вина чарующая сила —                           Оселок сердца и души:                           И все божественное лето,                           Которое из рода в род,                           Как драгоценность, перейдет,                           Зане Языковым воспето!                           Златые дни! златые дни!                           Взываю к вам и где ж они?                           Теперь не то: с утра до ночи                           Мир политических сует                           Мне утомляет ум и очи,                           А пользы нет, и славы нет!                           Скучаю горько и едва ли                           К поре, ко времени, пройдут                           Мои учебные печали                           И прозаический мой труд.                           Но что бы ни было — оставлю                           Незанимательную травлю                           За дичью суетных наук, —                           И, друг природы, лени друг, —                           Беспечной жизнью позабавлю                           Давно ожиданный досуг.                           Итак, вперед молюся богу,                           Да он меня благословит,                           Во имя Феба и Харит,                           На православную дорогу;                           Да мой обрадованный взор                           Увидит вновь, восторга полный,                           Верхи и скаты ваших гор,                           И темный сад, и дом, и волны!

                         Плоды воспетого мной сада,                          Благословенные плоды:                          Они души моей отрада,                          Как славы светлая награда,                          Как вдохновенные труды.                          Прекрасных ряд воспоминаний                          Они возобновляют мне —                          И волны прежних упований                          Встают в сердечной глубине!                          Скучаю здесь: моя Камена                          Оковы умственного плена                          Еще носить осуждена;                          Мне жизнь горька и холодна,                          Как вялый стих, как Мельпомена                          Ростовцева иль Княжнина;                          С утра до вечера я занят                          Мирским и тягостным трудом.                          И бог поэтов не помянет                          Его во царствии своем.                          И долго сонному забвенью                          Мой не потухнет фимиам;                          Но я покорен провиденыо                          И жду чего?.. Не знаю сам…                          Я утешаюсь горделиво                          Мечтой, что в вашей стороне                          Самостоятельное живо                          Воспоминанье обо мне.                          И благодарен вам душою                          За ваш подарок и в ответ,                          Из края скуки и сует,                          Вы, благосклонною рукою,                          Мои убогие дары                          Примите: пару книжек модных                          Произведений ежегодных                          Словоохотной немчуры.                          Мои ж стихи да будут знаком,                          Что скоро и легко для вас                          Мой пробуждается Парнас                          И что поэт Языков лаком                          Везде, всегда воспоминать                          Свой рай и вашу благодать.

                         Счастлив, кому дала природа                          Непоэтическую грудь,                          Кто совершает как-нибудь                          Труды земного перехода;                          Мирским довольствуется он!                          Слегка печаль его печалит,                          Полувлюблен — когда влюблен,                          Он вечно рад — и бога хвалит!                          Ты, друг, иначе сотворен:                          Через долину испытанья                          Твоя дорога; с юных дней                          Душе не дремлющей твоей                          Знакомы жгучие желанья;                          Ты любишь сильно. Знаю я,                          Тобою избранная дева,                          Мила, как радостная Ева                          При первом блеске бытия;                          Еще в ней ясны выраженья                          Великой мысли божества,                          Взор полон свежестью творенья,                          В устах гармония жива!                          И что ж? О друг, какое чувство                          Во мне кипит и бесит кровь,                          Когда возьмется за любовь                          Мое священное искусство?                          Мне странно: что я ни начну                          На этой области Парнаса —                          Всегда летучего Пегаса                          С дороги в сторону сверну;                          Играю, вольничаю, тешусь,                          И вдруг направо перевешусь                          И знаменитую жену                          Стихом за…. ущипну!                          И здесь готовил я сравненье                          На зло красавице моей —                          Да нет: твое воображенье                          Не терпит шалостей. — бог с ней!                          Постигнут холодом измены                          И я, как ты, кой милый друг,                          Люблю глаза моей Елены,                          Люблю мой пагубный недуг.                          Мы оба пламенны доныне,                          В нас верны мысли и мечты:                          Так на лазоревой пучине,                          Под океаном темноты,                          Пловца порою путеводит                          Звезда пустынная; она                          Вдали чуть-чуть ему видна                          А он очей с нее не сводит.

                         Ты мой приятель задушевной:                          Мы поэтически живем,                          Мы вольно учимся и пьем,                          Мы рассуждаем ежедневно                          Об идеальном и благом;                          Однако ж дело не о том!                          Скажи: кого порою ночи                          Твои приветствуют мечты,                          Чьи возмутительные очи                          Звездами называешь ты?                          "Она мила, она далеко,                          Она изменит"- так не раз                          Тебя встревожит сердца глас                          В часы печали одинокой.                          Откройся мне: как ты, мой друг                          Любви я знаю самовластье:                          Пусть охладит мое участье                          Твой соблазнительный недуг;                          Знакомый с девами и светом,                          Тебя утешу я вполне                          Иль романтическим советом,                          Или посланьем о вине.

                        В делах вина и просвещенья,                         В делах Амура, мой Орест,                         Прощай! Защите провиденья                         Я поручаю твой отъезд.                         В России, ради Аполлона,                         Поэта-друга вспомяни:                         Туда с тобою два поклона                         Я посылаю — вот они:                         Один Москве перводержавной —                         Она поэзии мила;                         В ней слава Руси благонравной                         И прозябала и цвела;                         Другой поклон иного рода —                         Куда?… Ты можешь угадать,                         Кому работала полгода                         Моей Камены благодать;                         Кем, незлопамятный, доселе                         Я восхищаюсь и горжусь;                         О ком три раза на неделе                         Святому образу молюсь;                         Чья победительная сила,                         Давно, и в яве и во сне,                         Меня мертвила и живила                         И воцарилася во мне!                         Ты помнишь, друг, ее певали                         Мои элегии: она                         Мила, как ангел, но едва ли                         Так непритворна и скромна.                         Ее чело, ее ланиты,                         Ее власы, ее уста                         И очи — словно у Хариты,                         Все хорошо, все красота…                         Ей поклонись, скажи два слова                         И мне в усладу напиши,                         Как поживает, как здорова                         Сия звезда моей души?

                         Из страны, страны далекой,                          С Волги-матушки широкой,                            Ради сладкого труда,                            Ради вольности высокой                            Собралися мы сюда.                          Помним холмы, помним долы,                          Наши храмы, наши села,                            И в краю, краю чужом                            Мы пируем пир веселый                            И за родину мы пьем.                          Благодетельною силой                          С нами немцев подружило                            Откровенное вино;                            Шумно, пламенно и мило                            Мы гуляем заодно.                          Но с надеждою чудесной                          Мы стакан и полновесной                            Нашей Руси — будь она                            Первым царством в поднебесной,                            И счастлива и славна!

                          Всему человечеству                            Заздравный стакан,                           Два полных — отечеству                            И славе славян                           Свободе божественной,                            Лелеющей нас,                           Кругом и торжественно                            По троице в раз!                           Поэзии сладостной                            И миру наук,                           И буйности радостной,                            И удали рук,                           Труду и безделию,                            Любви пировать,                           Вину и веселию                            Четыре да пять!                           Очам возмутительным                            И персям живым,                           Красоткам чувствительным,                            Красоткам лихим,                           С природою пылкою                            С дешевой красой,                           Последней бутылкою                            И все из одной!                           Кружится, склоняется                            Моя голова,                           Но дух возвышается,                            Но громки слова!                           Восторгами пьяными                            Разнежился я.                           Стучите стаканами                            И пойте, друзья!

                        Под склоном сетчатых ветвей                         Чрез груды камней и корней                         Играют, скачут, силы полны,                         Твои серебряные волны;                         Светло и пышно луч дневной                         Скользя на грани водяные                         На быстрине твоей живой                         Дробится в искры огневые.                         Лежу — дерев нагорных тень                         Мою задумчивую лень                         Своей прохладой осеняет;                         В вершинах леса, там и там,                         По шепотливым их листам                         Мгновенный шорох пробегает —                         И смолкнет вдруг, и вдруг сильней                         Зашевелится мрак ветвей,                         И лес пробудится дремучий,                         И в чаще ходит шум глухой —                         Здесь и тогда, ручей гремучий,                         Твой говор слышен волновой!                         Люблю его; ему внимая,                         Я наслаждаюсь — и во мне                         Мечта яснеет золотая                         О незабвенной стороне…                         Бегите дни, как эти воды,                         Бегите дни быстрей, быстрей,                         Да вновь священный луч свободы                         В душе заискрится моей!