Андрей долго шел мимо грузовых причалов, по темным проходам, вдоль высоких бетонных заборов с колючей проволокой поверху, у которых, свернувшись калачиком, спали облезлые собаки. Глянув на часы, прибавил шагу. Ноги уже гудели от усталости, когда он вышел на просторный бульвар, на противоположной стороне которого за черными перистыми кронами пальм высились огромные корпуса круизных лайнеров, освещенные голубоватым галогеновым сиянием. Озаряемая разноцветьем дорогих витрин, вдоль фронта «моллов», «шопов» и «бутиков» курсировала респектабельная, но легко, по-курортному одетая публика. На бетонной плитке широкого тротуара были расставлены толстостенные горшки из фаянса, покрытого китайскими узорами. С горшков свешивались грозди тропических цветов; их холодновато-сладкий аромат далеко разносился бризом.
«Предводитель дворянства жил в пошлой роскоши», — подумал Андрей, оглядевшись.
Черт его знает, может, оно и к лучшему — задержаться в этой стране. Когда еще попадешь в такую экзотику, да к тому же за казенный счет? Как говорил Козьма Прутков, любимый мыслитель капитана Андрея Николаевича Шинкарева: «Если хочешь быть спокойным, не принимай неприятности на свой счет, но всегда относи их на счет казенный».
Встав у одного из горшков, боковым зрением Андрей фильтровал прохожих, а прямым — автомобили. Внезапно одна из машин — крупный темный «Пежо» — дала сигнал поворота и притормозила рядом.
— Давай быстро! — скомандовал Чен с переднего сиденья. Андрей сел назад, машина сразу тронулась, перестроилась, еще раз сменила ряд, стремясь затеряться в густом транспортном потоке. Китаец обменялся короткими фразами с водителем — худощавым вьетнамцем в черных очках и пестрой рубашке, так и не обернувшимся к Андрею.
«Ну, поехали. А это кто, тот самый Вонг?»
В салоне стояла уютная темнота, лишь перед водителем светились цветные квадратики и стрелки приборов. Хрипло бормотала рация, судя по всему настроенная на полицейскую волну.
— Зачем ты звонил своим? Зачем уехал на машине? — повернулся к Андрею китаец.
— А пошел ты... — лениво ответил Шинкарев по-русски и перевел: — Fuck you.
— Ты потерял много времени, — не отреагировав на ругательство, продолжил Чен.
— Слушать блюз не значит терять время.
— Так ты слушал блюз? — Как ни странно, в голосе собеседника послышался интерес.
«Глазел на шлюх и мирно кушал пончик...»
— Слушал блюз, пил виски, — спокойно подтвердил Андрей. — Я бы сказал, день удался.
— Может быть, может быть... — хмыкнув, протянул китаец.
— Выходит, я теперь с вами?
— Будем тебя выводить. — Уже отвернувшись, Чен снова наблюдал за дорогой.
— Вы, значит, добрые?
— Почему добрые? Отправим счет твоему начальству.
— А если наши не заплатят?
— А не заплатят, мы им голову твою пришлем! Курьерской почтой. Шутка.
Но никакой шутки в голосе не чувствовалось. «В чем, интересно, шутка: что голову пришлют или что курьерской почтой?» — подумал Андрей, глядя, как ночной город мелькал меж изгибами автомобильных корпусов. Свернув с бульвара и разогнавшись по спиральному подъему развязки, машина скользнула на многорядную эстакаду и пошла на уровне вторых этажей Даунтауна. Прямоугольные, скошенные, цилиндрические корпуса небоскребов, подсвеченные прожекторами, выступали один из-за другого, разворачивались в ночном небе. Сплошной блеск темного стекла сменяли бетонные плоскости и ступенчатые ряды окон. Между ними струились улицы, словно реки цветного света, заполненные блестящими авто. С «пьяцетт» — площадок у входов в билдинги, взлетали ртутно-серебряные струи фонтанов, раскидистые сине-зеленые пальмы замерли в узких лучах подсветки. Вырываясь из густых черных теней, мимо прошли огромные диагональные кресты на башне Азиатского банка, растянутые между круглыми угловыми столбами, покрытыми блестящей сталью. Перед корабельными надстройками на крыше банка, мигая рубиновыми огнями, летел маленький полицейский вертолет. Китаец до отказа вывернул голову и внимательно отслеживал его полет, одновременно приблизив к уху рацию.
— Все нормально? — спросил Андрей.
Чен не ответил. Немного снизив скорость, машина свернула на спиральный спуск очередной развязки и, проскочив в тени между мощными косыми опорами, выехала на нижнее шоссе, уводящее из города.
«Красиво все-таки... Мираж какой-то. Нет, определенно в кайф, что остался!» Лучше бы, конечно, закатиться сюда свободным человеком, да чтоб бабок полны карманы. Но такова уж судьба курьерская — ешь что дают, как говорится. Даунтаун тем временем остался позади, в мутной ночной мгле показались черные кубы жилых многоэтажек, расчерченные пунктирами светлых окон. «А в сон-то тянет... Двое суток почти не спал...»
— Ты как? — снова обернулся Чен.
— Нормально.
— Можешь спать, если хочешь. Ехать долго.
— Куда мы едем?
— К Крысе, помимо прочего. Если тебя это интересует.
Шинкарев промолчал.
— Интересует ведь? — переспросил китаец. Глупый вопрос. Стук сердца прорвался сквозь тренированный самоконтроль.
— Интересует... отчасти.
— От какой, интересно, части?
«Остряк хренов! К Крысе, значит... Это меняет дело, причем неизвестно, в каком отношении. Скорее всего, во многих сразу».
— А почему ты ее так зовешь?
Давно хотел спросить, а у самой Крысы как-то неловко. Да и то сказать, больше им делать было нечего, как выяснять, почему Крысу зовут Крысой!
— Не только я, — спокойно ответил Чен. — Глупость, в общем-то. Перед первым приездом сюда, пару лет назад, она отправила нам факс и подписалась сокращенно от Патриции: Pat. Прошло с какими-то пятнами, и подпись оказалась с лишней закорючкой, что-то вроде Rat. Отсюда и пошло. Насколько я знаю, по досье она тоже «Крыса».
«Ну, разумеется».
— Ей самой-то нравится?
— А кто ее спрашивает? Так, смеется. Говорит, что и по гороскопу она Крыса.
«Это сколько ж ей тогда, если по гороскопу?.. Хотя какая разница, раз девушка смеется. Что ж, приятно будет повидаться. Полагаю, что приятно».
***
С Крысой Андрей должен был встретиться несколько месяцев назад, в Хельсинки. Андрей часто выезжал в Финляндию — это было удобное и безопасное место передачи товара. Кроме того, в финских институтах и лабораториях его фирма регулярно размещала заказы в области R&D[4] — термин, даже внутри России окончательно заменивший советскую аббревиатуру НИОКР, вместе с исчезновением минимальных возможностей этих самих НИОКРов.
А поскольку своих возможностей не было, приходилось кормить чухонцев — «Нокиа», АББ, «Бенефон» и прочих, подвизавшихся в области шифровки и коммутации управляющих сигналов, предназначенных для передачи через компьютеры и мобильные телефоны.
В тот хмурый зимний день, побывав в научно-исследовательском комплексе «Нокиа», Андрей направился в центр Хельсинки, на перекресток Маннерхей-минтие и Алексантеринкату (то бишь дороги маршала Маннергейма и улицы царя Александра Второго). Здесь, напротив «Свенскатеаттери» (Шведского театра) его и должна была ждать Патриция. К тому времени минимальная легитимность их свиданий была закреплена явочным порядком — по крайней мере, пули в затылок от своих он не ожидал, — но бдительности терять не следовало. Андрей стоял, засунув руки в карманы просторной куртки толстого серого сукна, время от времени поглаживая ладонью коротко стриженые волосы на крепкой круглой голове. С низкого неба падал снег, пешеходы густо шли по слякотному тротуару, который блестел в свете фонарей и реклам. Прошло десять минут после назначенного времени, но Крысы — дамочки вообще-то по-американски пунктуальной — все еще не было. Шинкарев достал сотовый, когда кто-то вежливо тронул его за рукав. Андрей обернулся — перед ним стоял молодой китаец в длинном черном пальто.
— Ты Эндрю? — спросил он по-английски.
— Я. — Отпираться вроде не было причин. — А ты кто?
— Она не придет, — не представившись, сообщил китаец.
— Кто «она»?
— Крыса. Если ей звонишь, не звони.
— Это она так решила?
— Нет, — отрицательно помотал головой китаец. — Не она. Ши-фу.
«Вот как. Ши-фу». Андрей знал, что «Ши-фу» — по-китайски «Мастер» или «Учитель», прежде всего мастер боевого искусства либо какой-нибудь эзотерической школы. Но Андрей еще очень мало знал о Крысе. Новость о каком-то Мастере ставила лишь новые вопросы. Чему, скажите на милость, она там учится — по-китайски ноги раздвигать?! (Как выяснилось впоследствии, в том числе и этому). И вообще, чего ради респектабельная полуфранцуженка-полуамериканка из международной электронной компании завела подозрительные шашни с китайцами? Впрочем, чего на свете не бывает. Как заметил еще Козьма Прутков: «Глядя на мир, нельзя не удивляться».
Интересно, мелькнула мысль, с какими именно китайцами спуталась Крыса: с островными, континентальными, эмигрантскими? Может, вообще ни с какими — часто разведки подходят к клиенту «под чужим флагом». Это даже считается высоким классом агентурной работы. Скажем, нравятся лоху «имярек» самураи с сакурой, ему и подводят натурального японца-вербовщика, предлагающего потрудиться на Страну восходящего солнца. А японец-то, несмотря на свою узкоглазую «харизму», поставляет информацию вовсе не в Японию, а, скажем, в Израиль, а то и вовсе в страну Буркина-Фасо, что в переводе с африканского значит «Родина честных людей». Вот Крыса, например, честный человек — une femme de bien (Порядочная женщина (фр.)). Во всяком случае, она ни разу не пыталась вербовать Андрея.
— Так она что, сама мне позвонит? — спросил он китайца.
— Может, позвонит, может, нет, не знаю. Как Ши-фу скажет. — Пожав плечами, китаец произнес это, словно нечто само собой разумеющееся.
Для Андрея не было само собой разумеющимся, что какой-то хренов Ши-фу указывает его женщине, куда ей ходить и кому звонить. Но мнением Андрея, похоже, интересовались меньше всего.
— Ну, ребята, у вас прямо волюнтаризм какой-то! — Шинкарев все же высказал свое мнение хотя бы этому китайцу. — Ладно, пошел я. Ши-фу вашему привет, пусть живет, не кашляет.
Андрей повернулся уже, намереваясь двинуться вниз по Алексантеринкату поужинать в какой-нибудь, как говорят финны, «kapakka». Жаль, конечно, что в одиночестве, но ничего не поделаешь, сам таких выбрал — и женщину, и жизнь.
— Постой! — послышался сзади резкий голос китайца.
— Чего надо? — буркнул Шинкарев.
«В лоб хошь, Маугли?» Но внешне он не дал волю раздражению. Опять же центр Хельсинки не то место, где можно за здорово живешь давать в лоб, хотя бы и китайцу. Как заметил тот же К. Прутков: «Полиция в жизни каждого государства есть». В Финляндии полиция начеку, только ее не видно до поры до времени. А потом аннулируют Шенгенскую визу, физиономию внесут в компьютер, и пожалте из курьеров в дворники-с. Шинкарев переспросил, уже спокойнее:
— Чего тебе?
— Не мне. Тебе. — Китаец вручил Андрею дискету. — Отдай своему главному.
— Что там? — усмехнулся Шинкарев. — Сибирская язва?
— Почему так? — не понял китаец. — Отдай, и все.
С тем они и расстались тогда. Дискетку Андрей передал по назначению, именно из нее и родился контракт, выполняя который он только что доставил электронный каталог комплектующих некоего изделия российской оборонной промышленности в содружестве с прикладной физикой. А теперь вот едет неизвестно куда и зачем. Одно, впрочем, известно: туда, где можно встретиться с Крысой. «Как в анекдоте: пока мне это нравится, подумал человек, пролетая мимо двадцать пятого этажа...»
— Посплю я, пожалуй, — Андрей откинул голову на спинку сиденья, — двое суток не спал.
— Спи, конечно. Нет, подожди... — Чен явственно посопел, принюхиваясь, сунулся в бардачок и протянул Андрею хрустящий целлофановый пакет — Это возьми.
Шинкарев и сам все понял, когда скинул узкие туфли. Ничего удивительного — весь день ходил, бегал, дрался. Только мертвые не потеют, а у живых, оно конешно... шибает-с. В пакете нашлись чистые носки и две гигиенические салфетки. Он сунул старые носки в пакет, плотно закрыл его и запихал в карман на дверце. Обтер гудящие от усталости ноги, потом руки, торс под рубашкой — по машине поплыл легкий запах лимона. Со стороны китайца что-то щелкнуло, зашипело, и он снова обернулся, протягивая Андрею банку пива.
— Зачем ты стрелял в полицейского? — спросил тот и спокойно посмотрел Чену в глаза.
— Это были не настоящие полицейские. — Китаец уверенно выдержал взгляд.
— По мне, так слишком даже настоящие. Ну хорошо, а кто тогда?
— Долго объяснять. У вас они тоже есть.
— Где это — у нас?
— В России.
— Даже так! А нам-то что делать? В данный момент?
— Для начала исчезнуть из города. Встретиться с... некоторыми людьми, передать, что ты привез. Потом дальше ехать, в горы.
— И я поеду? Дальше-то?
— Много спрашиваешь. Ты спать хотел? Спи, пожалуйста, ехать долго.
— И то верно — меньше знаешь, лучше спишь.
С рокотом мотора машина уходила от центра города. Проскочив окраины, плотно застроенные жилыми многоэтажками и фабричными корпусами из волнистого кровельного железа, по гладкому шоссе на большой скорости она вошла в горы. Допив пиво, Андрей снова откинул голову, закрыл глаза. На грани яви и сна ему почему-то привиделся дядя.
...Родной дядя Андрея был награжден монгольским орденом за участие в войне на монголо-китайской границе в начале 70-х. Та война осталась малоизвестной. Она была маневренной: наши патрули гонялись на «газиках» за китайскими конными разъездами, и наоборот. Попав в окружение, откидывались гранатами, за перерасход которых дядя, как взводный, получал взыскание. Больше всего ему запомнилась бешеная езда по пустыне Гоби — без дорог, в любом направлении, — да монгольские монастырские пещеры. Из пещер можно было забирать сколько угодно старых книг и бронзовых статуэток Будды, сидящего с детской улыбкой, — никто не запрещал, хозяев не было. За изнасилование монгольской женщины, даже замужней, наказания не полагалось (у монголов низкая рождаемость), зато сифилис гарантировался стопроцентно. А вот за кражу седла или иной упряжи — многолетняя отсидка в земляной яме.
Когда к власти пришел Горбачев и началось «ускорение», дядя снял с пиджака два ордена Боевого Красного знамени, но монгольский орден оставил — за монголов ему не было стыдно. Был он чем-то похож на цыгана — невысокий мускулистый брюнет с темными усами. Не в их породу — светловолосую, по-северному сероглазую.
Андрей на мгновение приоткрыл глаза, вырвался из сна. Нельзя верить китайцам, вот что говорил дядя... и когда все готовились воевать с ними, и потом, когда начиналась дружба. Правда, он встречал только одних китайцев — маоистов, с автоматами и цитатниками. А Шинкарев всяких навидался...
В полусне он глянул вперед: на обрез капота с шорохом набегала лента асфальта, вырванная из тьмы светлыми кругами фар. На фоне дороги виднелся силуэт головы Чена; сбоку мелькали отражатели на дорожном ограждении, за ними все обрывалось в темноту, лишь круглые вершины выделялись на фоне чуть посветлевшего неба — с востока незаметно подбирался рассвет.