1. Чёрный человек
Женщина шла по лесу. Она продиралась сквозь кусты, в кровь разодрала ноги. Наконец, показалась тропа. Женщина остановилась, присела на корточки и облегчилась. Потом пошла дальше.
Все это время Дика следил за ней. Как только женщина скрылась за поворотом тропы, он подбежал и аккуратно соскрёб нечистоты — под ними явственно обозначился отпечаток ноги тапира. Дика даже затрясся от удовольствия. Он бросился в лес, догнал тапира и превратил его в большого чёрного человека.
Женщина уже подходила к дому, когда чья-то тёмная фигура загородила дорогу.
— Куда спешишь? — раздался хриплый голос. — Муж твой мёртв, зато я хочу тебя!
Чёрный человек повалил женщину на тропу. Удовлетворив желание, он поднялся, схватил пленницу за руки и потащил за собой.
Много удивительного довелось повидать женщине на этой неделе. Особенно её поразило, как муж-тапир ловит рыбу. Он заходил в воду и испражнялся. После этого рыба всплывала вверх животом и её оставалось лишь подобрать.
Хотя новый муж хорошо кормил женщину, ей не терпелось домой. Ведь маленькая дочка осталась совсем одна. Однажды ночью женщина убежала. Стараясь не сбиться с тропы, она не раз оступалась и падала, думала порой, что не дойдёт: мешал огромный живот. Казалось, что женщина на сносях, хотя беременность длилась не столь долго. Но вот и дом. Готовясь к худшему, женщина открыла дверь. Дочка лежала в гамаке. Она была жива, но выглядела измученной: по всему телу ползали огромные тапирьи вши. Мать села рядом и стала искать насекомых в голове девочки. Обессилев, мать и дочь слегка задремали. Тогда зашевелилось в утробе ещё не рождённое дитя — ребёнок-тапир. Он высунул наружу похожий на хобот нос, нащупал гениталии девочки и таким необычным образом лишил её невинности.
В хижину ворвался младший брат мужа женщины.
— Я убил тапира, я отомстил ему! — крикнул он.
— Мне пора рожать! — простонала женщина.
Ребёнок-тапир выбрался наружу, разорвав мать пополам.
2. Ящик
Человек пошёл охотиться на вискачей. Пройдя несколько сот метров, он увидел множество зверьков и настрелял их полный мешок. Но вернувшись на то же место в следующий раз, никакой дичи там не нашёл и направился дальше.
В конце концов он добрался до незнакомой деревни. На площади толпился народ: зарезали корову, все готовились к празднику. Люди заметили чужака и стали гадать, кто он такой. Мужчины жарили мясо.
— Пойди спроси, — велели они товарищу, — откуда он; и пригласи к нам — пусть тоже покушает. И пусть к вождю сходит!
Человек боялся идти к вождю, но окружающие принялись его ободрять. Тогда охотник приблизился к дому вождя и прокричал вежливое приветствие.
— Будь любезен, — ответил вождь, — пойди наруби дров. Вот топор. Налей в котёл воды, разожги огонь и заготовь дров. Воду поставь кипятиться. Но топлива принеси побольше, чтобы вода быстрее согрелась. Как закипит, мы бросим тебя в котёл!
Маленький мальчик, стоявший неподалёку, прошептал человеку:
— Постарайся схватить топор, ведь вождь собирается прикончить тебя!
— Как же мне рубить, вождь? — спросил человек, подойдя к дереву.
Вождь стал показывать, а человек ударил его топором по шее и убил. А дальше стал думать, что ему делать с детьми вождя. Он заметил большой ящик и позвал ребятишек:
— Ну-ка прячьтесь скорее сюда, а то сейчас холодный ветер задует!
Дети залезли в ящик, а человек забил крышку гвоздями. Подул холодный ветер, и дети в ящике умерли.
3. Череп
Нофуетома был неплохой колдун. Он много чего исхитрился создать, но вершиной собственной изобретательности считал растение карай. Некоторые думают, что такого растения не существует в природе, ибо, если индейцев спросить, что такое карай, любой из них укажет какую-нибудь свою лиану или траву. Некоторые карам ложные и слабые — с этим не приходится спорить. Однако каждый, кто намажется соком настоящего карам, видит в темноте.
С тех пор, как ночь для Нофуетомы сделалась светлее дня, он стал от заката до рассвета бродить в лесу и выгребать из дупла древесных лягушек, которые ведут ночной образ жизни. Жена потом подавала их в жареном виде вместе с маниоковыми лепёшками. Рыбной ловлей Нофуетома теперь тоже занимался исключительно по ночам: зажигал факел и бил острогой столько рыбы, сколько хотел.
Не удивительно, что по лесу распространялось недовольство. Отомстить Нофуетоме, создавшему колдовское растение, вызвались жабы. Они незаметно проникли в его жилище и устроились, кто под бревном, кто под камнем, кто под брошенной старой корзиной. Всякий раз, когда Нофуетома уходил в лес, жабы вылезали из тёмных углов и окружали хозяйку дома. Медленно переступая, они приближались к несчастной женщине, совершенно терявшей способность двигаться. Жабы забирались на неё и начинали потихоньку объедать. Кожа, мясо и кровь таяли, остов разваливался.
Подходя к дому, Нофуетома имел обыкновение стучать по корню дерева, росшего у тропы. Этим он желал напомнить жене, что пора подавать мужу лепёшки и пиво. Он не знал, что посылает предупреждение жабам. Услышав стук, те восстанавливали женщину из останков и отнимали у неё память. Когда муж входил, она лишь жаловалась на страшную головную боль и, худея день ото дня, отказывалась принимать пищу.
Однажды Нофуетома возвращался с охоты позднее обычного и в спешке забыл ударить по корню. Отворив дверь, он увидел кучу окровавленных костей на полу, а в гамаке — дочиста обглоданный череп. Пока охотник обдумывал, как ему поступить, череп подскочил и вцепился ему в меча. Нофуетома попробовал сбросить череп на пол, но тот укусил его за руку. Каждая новая попытка избавиться от черепа влекла за собой все более жестокое наказание. Нофуетома понял, что сопротивляться глупо — враг перегрызёт ему горло. Оставалось смириться.
— Что, не нравится? — ухмыльнулся череп, видя успех дрессировки. — Привыкнешь! Это тебе за то, что позволил жабам меня сожрать!
Отныне жизнь Нофуетомы превратилась в мучение. Он теперь постоянно испытывал острейший голод, так как череп перехватывал почти всю пищу, которую человек подносил ко рту. Свои нечистоты череп извергал на тело Нофуетомы. Спина и плечо почернели и стали заживо гнить, густой рой мух сопровождал охотника, куда бы он не направился. Когда Нофуетома попробовал смыть грязь, череп больно укусил его в щеку, давая понять, что следующая попытка помыться будет стоить человеку жизни.
Нофуетома чувствовал, что долго не протянет, если не придумает какой-нибудь хитрости. Долгое время все планы спасения терпели неудачу: череп проявлял недюжинную прозорливость и ловкость. И все же Нофуетома не зря слыл колдуном. Однажды ночью он сумел втайне от черепа побеседовать со своими амулетами. Духи-хранители дали совет: обещай накормить череп рыбой, а потом попроси его слезть — мол, надо вершу проверить.
Желание полакомиться пересилило осторожность: череп нехотя соскочил с живого насеста на поваленный ствол дерева. В то же мгновение Нофуетома прыгнул в реку и поплыл под водой, сколько позволяло дыхание. Затем вскарабкался на берег и побежал к дому. Захлопнув дверь, он припёр её жердью. Череп прискакал следом, остановился и вдруг закричал голосом жены: — Отдай мою тёрку для маниоки! Человек приоткрыл дверь и просунул в щель тёрку. Увидев знакомый предмет, череп слился с ним в бесформенный ком. Ком взвился вверх и превратился в ночного попугая, который кричит при луне. Попугай посидел на крыше, затем улетел в лес.
4. Голова
Куйменарэ жил в селении Озайрикасекван со своими двумя жёнами. Они были сестры. Старшую звали Зома-Зомайро, младшую — Камалало. У Зама-Зомайро было трое детей.
Однажды Куйменарэ сказал старшей жене: — Я пойду ловить рыбу. Вернусь на третий день. Смотри за сестрой, чтобы не вступала она в разговор с Акуй-Ха— лава; знаешь, наверное, лесной такой человек — волосы длинные, весь белый, красивый, сам людоед, а поёт амм-лалала, амм-лалала! Он по дороге к нашему огороду обосновался, ест там дикие сливы.
Младшая жена Камалало слышала эти слова. Итак, Куйменарэ ушёл на реку. Чуть позже Зома-3омайро отправилась вместе с детьми на огород. Когда она шла по тропе, Акуй-Халава стал бросать в неё сливовые косточки, но женщина этого будто не замечала.
На следующий день Камалало взяла корзинку и говорит:
— Схожу-ка я теперь на огород.
— Иди, только наш муж велел с Акуй-Халава в разговоры не вступать.
— Ну, что ты, стану я с ним дело иметь! Камалало дошла до дерева, под которым землю ковром устилали плодовые косточки.
— Послушай, Акуй-Халава, — начала молодая женщина, — брось мне сливу, а? Тот бросил вниз пригоршню косточек.
— Нет, я так не хочу, мне слив нужно, — произнесла Камалало игриво. Тот опять бросил косточки.
— Ну, слушай, перестань, тебе что — жалко?
— Хорошо, хорошо, сейчас вправду дам тебе слив. Кушая сладкие сливы, женщина говорила:
— Знаешь, куда я иду? Иду я на огород, накопаю там маниока, сладкого картофеля и ямса, вот как! Вскоре она уже шла назад с полной корзиной.
— Эй, брось ещё нив! — попросила женщина, подойдя к дереву. Акуй-Халава бросил косточки.
— Опять те же шутки! Ну, брось мне слив, трудно что ли!
Лесной человек бросил слив. Запихивая их в рот, Камалало словно бы размышляла вслух:
— Наш муж Куйменарэ ушёл ловить рыбу, два дня его не будет. Мы дома с Зама-Зомайро одни. Может в гостя зайдёшь? Я пиво сварю!
Акуй-Халава ничего не ответил, однако шагая к дому, женщина так и сияла от возбуждения.
— С Акуй-Холява беседовала, что ли? — сразу же догадалась сестра. — Кто тебе велел пиво готовить? Решили же послезавтра делать, когда муж вернётся.
Камалало не обратила на эти слова никакого внимания. Она сбегала за водой, стала тереть маниок, послала племянника принести сосуд из тыквы. Как только пиво дозрело, она поставила самый большой сосуд гостю — Акуй-Халава. Убедившись, что все готово, Камалало как следует вымылась и раскрасилась красным соком ачиоте. Солнце клонилось к закату, когда из леса послышалось:
— Амм… лалала, амм… лалала!
— Акуй-Халава идёт, что ли? — спросила Зама-Зомайро. — Ты поэтому такая весёлая?
С этими словами старшая сестра подозвала детей и вместе с ними забралась на высокий помост под крышей, где индейцы пареси спят, если опасаются нападения ягуара.
— Кого пригласила, пожалуйста, принимай одна! — сказала Зама-Зомайро напоследок.
Одна! О таком исходе дела Кама-пало и не мечтала. Вот гость I вошёл, сел. Однако губы у Акуй-Халава были дырявые, поэтому пиво пролилось на пол.
— Пей как следует, что же ты проливаешь! — укоряла женщина.
—Ох, конечно, больше не пролью, — извинился лесной человек.
— А теперь ляжем вместе! — сказала Камбала. Акуй-Холява устроился в ногах женщины и стал их заглатывать.
—Тик… тик… тик…, — послышался звук.
— Что ты играешь, перестань щекотать мои пятки, — воспротивилась Камалало, — давай по-настоящему!
Тогда Акуй-Халава лёг рядом с ней и принялся кушать плечо.
— Опять шутишь, щекочешь только, переходи на другую сторону!
Акуй-Холява перешёл постепенно и съел женщину всю до конца. Одна голова осталась лежать в гамаке. Наконец, лесной человек поднялся, взял самый большой сосуд с пивом и пил, покуда живот его не наполнился. Потом он вышел на улицу и взглянул на небо: как там звезды, близок ли рассвет?
— Камалало сказала, что в доме их двое; надо бы посмотреть! — пришло Акуй-Халава в голову.
Он принялся изучать следы, ведущие в сторону леса — вроде бы никто из селения не уходил. Тогда он вернулся в дом. В это время сверчок запел:
— Зошиши-колита, зошиши-колита, анаши-опали! («Если хочешь съесть потроха, ищи среди маниоковой кожуры!»).
Акуй-Халава разворошил кучу очистков, но ничего не нашёл. «Зачем это сверчок говорит, будто потроха в кожуре? — подумал Акуй-Халава. — Как только съешь какую-нибудь дуру, сразу звёздный дождик идёт!». В действительности это кто-то из детишек написал с помоста. Акуй-Халава вышел во двор и направился к своему сливовому дереву. По дороге он пел:
Амм… лапала, амм… лапала…
Мои длинные волосы, толстые ноги, моя красота — очаровало все это Камалало!
Подумала, дура, что я человек, но теперь увидела, кто я!
Амм… лалала, амм… лалала…
Стало уже совсем светло. Зама-Зомайро и дети спустились с помоста. В гамаке лежала голова сестры и посверкивала глазами.
— Что я тебе говорила! — торжествующе произнесла Зона-Зомайро. — А вы, дети —быстро купаться!
— Я тоже купаться пойду, — заявила голова Камалало.
— Каким это образом? — удивилась старшая сестра. В ответ голова выкатилась из гамака и поскакала к реке, подпрыгивая, будто мячик. Вернувшись, Зама-Зомайро велела детям пива не пить
— его ведь пробовал Акуй-Халава! Поэтому они лишь облизали котёл.
— Бедные детишки мои! — вздохнула Зама-Зомайро. Она испекла лепёшек и сказала:
— Дети, пойдёмте навстречу отцу!
— Я тоже пойду! — опять заявила голова.
— Ну, давай, — ответила старшая сестра. Пустились в путь. Голова снова запрыгала впереди всех. Когда дорогу перегородило упавшее дерево, голова перескочила через него, а Зама-Зомайро с детьми перелезли. Вот и муж.
— Ты хоть и предупреждал, а она пошла… Теперь вот…
И Зама-Зомайро сделала жест в сторону головы. Куйменарэ поставил на землю корзину с жареной рыбой. Все стали есть.
— Я тоже хочу! — сказала голова.
Сестра отдала ей кости и чешую. Голова все это проглотила, но тут же извергла через шею. Жуя рыбу, все направились к дому, голова как всегда впереди.
Только добрались, как Куйменарэ заявил:
— Сейчас пойдёмте снова в лес!
— И я! — откликнулась голова.
И так все время: куда остальные — туда и голова, покоя никому больше не было.
— Что делать станем? — спросила Зама-Зомайро мужа.
— Я скажу ей, что время купаться. Ты сама пойди заранее вперёд, но только, чтобы голова не видела. На дороге написай. Моча обожжёт ей шею. А я пока побуду с детьми.
Зама-Зомайро вышла. Через некоторое время Куймена— рэ крикнула детям:
— Эй, сорванцы, купаться!
— И я, и я! — голова была тут как тут.
— Что же, иди, — ответил Куйменарэ, — сестра твоя уже на берегу.
Голова поскакала, обожглась на тропе и превратилась в птицу. Она перелетела на другой берег и запела:
— Заза, Зомай, вакваха! («Сестра моя, Зомай, давай купаться!»).
5. Попугай
Индеец отправился ловить рыбу, захватив с собой сына. Злой дух супай подсмотрел, как выглядит мальчик, и принял его облик.
— Ой, ой1 — закричал он, подходя вечером к дому. — Муравей укусил меня в пенис? Мать в это время сидела за ткацким станком.
— Ой, больно, больно? — ныл мальчик, стоя в дверях. Его пенис распух и стал большим, как у взрослого.
— Ложись у огня, только не плачь! — утешала мать, собираясь ко сну. Однако всхлипывания продолжались.
— Успокойся, пожалуйста! — воскликнула женщина. — Если хочешь, то ложись рядом с младшим братиком.
Мальчик придвинулся ближе, однако не успокаивался. Пенис его продолжал увеличиваться в размере.
— Мама, мама, никак не проходит! — жаловался мальчик.
— Хорошо, сынок, — отвечала женщина, — ложись рядом со мною'
Плач прекратился и мать, наконец, заснула. Она лежала на спине, лицом вверх. Супай приподнялся, лёг на женщину и пронзил её пенисом всю насквозь, так, что конец сперва вышел у неё изо рта, а потом обвил петлёй шею. Супай хотел унести женщину, но не мог — она оказалась слишком тяжёлой и толстой.
В это время младенец поднял крик. «Как бедняжке не плакать! — думал живший в доме ручной попугай. — Ведь ему давно пора сосать грудь!»
— Тише, тише, малыш! — пробовал успокоить попугай младенца, но тот вопил пуще прежнего.
Тогда попугай взлетел, сел на голову мёртвой хозяйки и с размаху клюнул супая в головку члена. Брызнула кровь. Свернувшись, она потемнела и с той поры у здешних попугаев клюв совсем чёрный.
Наконец, вернулся хозяин дома.
— Что с малышом, он просто зашёлся от плача! — воскликнул отец.
— Супай убил твою жену! — объяснил попугай. — Он побежал вон в ту сторону, а я успел оторвать ему кончик пениса.
Овдовевший индеец выскочил из дома и увидел кровавый след. Собрались соседи. Они поскорее зарыли женщину в землю и направились в лес. Следы привели к пещере, которая зовётся у нас пещерой Летучей Мыши.
Злого духа решили выкурить дымом. Принесли десять корзин жгучего перца, подсушили, развели у входа пещеры костёр и стали бросать перец в огонь. Из глубины горы послышались странные звуки — там был целый город сумев и вот они все начали задыхаться. Как только самки, самцы и детёныши выскакивали наружу, индейцы забивали их насмерть дубинками. Наконец, появился супай, погубивший женщину.
— Я, я виноват! — кричал он, сжимая в руке свой кровоточащий пенис.
— Ах, вот ты где! — отвечали индейцы. Они окружили его и били до тех пор, пока не превратили в кашу.
Одну девушку-супая индейцы повременили убивать. Решили, что из неё получится нянька присматривать за младенцами. Сперва эта девушка делала все, что ей велено, и люди были ей довольны, но затем проявился её злой нрав. Как-то раз все работали в поле. Чертовка тоже работала. Из дома послышался плач ребёнка и няньку отправили последить за младенцем. Вскоре плач прекратился, но девушка почему-то не возвращалась. Обеспокоенная мать пошла глянуть, в чем дело. Ребёнок был мёртв: чертовка скушала у малышки весь мозг, а сама убежала в лес.
6. Хури-хури
В канун Рождества наши предки взяли духовые ружья и пошли в лес. Убили несколько обезьян, мясо стали коптить. Когда мёртвую обезьяну подносишь к костру, от жара её черты искажаются будто в улыбке, руки шевелятся сами собой. Кто-то нашёл, что выражение лица мартышки в этот момент сильно напоминает жену вождя, занятую приготовлением кукурузного пива. Шутка имела успех. Каждый норовил сунуть свою обезьяну ближе к огню некоторые сами от смеха чуть в костёр не попадали. Тальке глухой не участвовал в общем веселье. Бедняга решил, что смеются над ним, обиделся и с досады ушёл в чащу.
Возвращался он поздно вечером. Отблесков костра нигде не было заметно. Не сразу отыскав поляну, на которой располагался лагерь, индеец застал товарищей спящими и, похоже, давно — огонь погас и даже угли остыли. К счастью, он вспомнил, что проходя по лесу, видел в отдалении струйку дыма — примерно там, где над деревьями возвышалась скала. Теперь он заспешил в том направлении, надеясь раздобыть головешку.
Вот и скала, в ней пещера. У костра дремлет старушка. Опасаясь разбудить спящую, индеец приблизился. Костёр был сложен из человеческих костей. Взяв две из них в руки, глухой бросился прочь, но не прошёл и ста шагов, как кости погасли. Он повернул назад, но теперь старуха проснулась.
— Зачем ты сюда явился? — процедила она неожиданно злобно.
— Мне бы огня, а то наш погас, — ответил индеец.
— А ты не смеялся над мёртвыми обезьянами? — перешла старушка на шёпот. Она отвернулась, так что глухой не сразу понял вопрос, догадаться о смысле которого он мог только по движению губ.
— Нет, нет, я не смеялся, я рассердился, сбежал от них в лес, — лепетал он.
— Знаю, знаю, — успокоилась ведьма. — а теперь слушай: сейчас к вам на стойбище сыночки мои придут, хури-хури. Ты как пойдёшь туда, спрячься в какой-нибудь яме, чтобы тебя не заметили!
Глухой послушался. В полночь задул ветер, грянул гром и продолжал грохотать не переставая. Из зарослей выбежали хури-хури, громко и бодро крича:
— Хури-хури-хури-хури!
Они подбежали к спящим, вырвали им глаза и скрылись так же внезапно, как появились.
Утром человек выбрался из укрытия. Слепые беспомощно толкались, падали и просили отвести их домой. Глухой связал их верёвкой и повёл к обрыву над озером, что у подножья горы Сумако.
— А теперь перед вами канава, все разом — прыг! — скомандовал он. Слепые кувырком полетели в воду и превратились в лягушек.
Через некоторое время после того, как случилась эта история, охотники проходили мимо старого дуплистого дерева.
— Хури-хури-хури-хури! — послышалось из дума.
Индейцы кинулись собирать хворост. Обложив валежником ствол и насыпав поверх жгучего перца, подпустили огня. Задыхаясь и кашляя, хури-хури вылезли наружу и падали в пламя. Тех, кто корчился дольше других, добивали палками. Вдруг появилась девушка хури-хури с необычно светлой кожей. Она сумела забраться по стволу вверх и, вцепившись в ветки, принялась молить о пощаде; говорила, будто никого ещё в жизни не убивала. Нашёлся холостяк, который привёл её к себе в дом. Из этого вышло мало хорошего. Молодая жена завела такой обычай: подзовёт какого-нибудь мальчика, якобы, поискать у него вшей в волосах, а сама возьмёт и задушит, а мозг высосет. В конце концов она и у мужа высосала мозг и убежала в лес. Там у неё родился сын. Эта парочка произвела на свет новых хури-хури, расплодившихся взамен прежних.
7. Горшок с мясом
Если стрелы индейца из племени карихона не смочены дом кураре, ему лучше вовсе не думать об охоте на обезьян. Между тем в одной деревне запас кураре иссяк. решили немедленно отправиться за ядом. Идти вызвалось человек пятьдесят.
— Ты тоже пойдёшь! — велел один из воинов пленнику, много лет назад захваченному при набеге на деревню племени уитото, да так и оставшемуся с карихона.
— Надеюсь ты помнишь, собака, что мясная пища не для рабов! Это я к тому, что придётся тебе готовить! — объяснил воин, ухмыльнувшись.
Много ли отравы достали индейцы, где и как её раздобыли — об этом в точности не известно. Но только на обратном пути предводитель отряда начал подумывать, что не худо бы настрелять дичи — запасы все давно съедены. Остановились, выбрали желающего и велели ему быстрее бежать вперёд, да постараться добыть тапира.
— Дом уже близко, — предложил кто-то, — пусть сразу несёт мясо в деревню, а нам оставит только сердце, печень и лёгкие.
На том и порешили, и охотник заспешил по тропе. К концу следующего дня индейцы вышли к берегу речки.
— Смотрите, наш друг не подвёл нас! — указал предводитель на верёвку, один конец который был привязан к корню дерева, а другой уходил в воду.
Подойдя ближе, охотники увидели на конце верёвки какие-то потроха.
Люди повеселели, побросали вещи на прибрежный песок, бросились разводить костёр. Вскоре пленник уже снимал пену с закипевшего бульона.
— Буль-буль-буль, буль-буль-буль! — пел горшок с мясом, а повару почему-то слышалось:
— Отведай меня, отведай меня!
Впрочем на языке карихона эти слова плохо отличимы от бульканья. И тут пленника осенило: горшок хочет, чтобы он, повар, выпил хотя бы отвар, раз уж мясо рабам заповедано. Но почему? Да потому, что в горшке, вероятно, вовсе не потроха тапира, убитого ушедшим вперёд товарищем, а что-то иное.
— Эй, нельзя это есть, выбросим, а ещё лучше пусть так и варится, да только без нас! — пытался образумить слуга хозяев.
Куда там! Его чуть не утопили, обвинив в нежелании кормить народ. В смущенье и страхе повар пригласил охотников к трапезе. Он до последней минуты надеялся, что сопровождавший группу пятилетний мальчик, его добрый приятель, останется не накормленным. Но мальчика разбудили и тот не успокоился, пока не получил своей доли. Все, что мог сделать повар, это отрезать любимцу кусочек поменьше да похуже.
Опасения повара оправдались сразу же после ужина. Отведав мяса, охотники валились на песок один за другим, засыпая мертвецким сном. Повар тянул их за волосы, щипал, щекотал, но те даже не шевелились. Между тем из лесу послышался отдалённый невнятный шум, а затем и могучее:
— Оооох! Оооох!
Повар едва успел положить спящего мальчика на крышу навеса, построенного индейцами для ночлега, как ветви раздвинулись и из лесу вышли два человекоподобных чудовища. У одного спереди сияла широкая окровавленная дыра.
— Смотри, старуха, вот кто съел мои потроха, — обратился демон к жене.
Он обошёл лежавшие на песке тела и вырвал спящим глаза. Потом запихал их к себе в рану и из глаз образовалась новая печень.
— Кусочка не хватает, однако! — пробормотал демон и принялся шарить взглядом по навесу.
— Вот теперь порядок! — заметил он, запуская свои корявые пальцы ребёнку в лицо. Жена демона между тем срезала спящим мясо с голеней — с тех пор у людей на этих местах одна кожа да кости. Закончив дело, чудовища скрылись в лесу, а повар просидел в кустах до рассвета.
Утром проснулись. Повар попытался вставить в пустые глазницы орехи пальм мильпесо, но те не подошли по размеру. А вот плоды под названием «кабаний глаз» пришлись впору. И все было бы хорошо, если б, добравшись до дому, индейцы не начали неумолимо превращаться в диких свиней, точнее в пекари — их американских сородичей. Встав на четвереньки и громко хрюкая, полсотни бывших охотников принялись разорять огород и подрывать столбы, которые поддерживали крыши жилищ. Корзины, в которых несли кураре, превратились в больших муравьедов, а духовые ружья — в змей. Индейцы, остававшиеся в селении, убили одного пекари, а остальные убежали вниз по течению реки туда, где сейчас Бразилия.
От тех прежних пекари произошли нынешние. Однако рассказывают, что в Бразилии встречаются такие пекари, которые от пояса до головы — свиньи, а ниже пояса — люди, без шерсти. Очень свирепые.
8. Смерть Сейсквисбуче
Отцы-первопредки для того и создали женщину Янтауки, чтобы уничтожить Сейсквисбуче, который убил своего отца и жил с его сестрой.
Вообще-то Сейсквисбуче выдал сестру замуж за мудрого Нунулу, но все это была лишь уловка. Когда Нунула переехал к жене, Сейсквисбуче замучил его разной работой —то храм строить, то сеять, то на охоту идти; зато к жене он его так и не подпустил. И это понятно, раз Сейсквисбуче сам с нею постоянно совокуплялся. Когда Нунула завёл о том разговор, Сейсквисбуче ответил, что ходит к сестре просто поболтать, Нунулу он между тем задумал убить.
Однажды Нунула пошёл к реке и забрался на скалу. Появился Сейсквисбуче. Нунула — в воду, под скалу, а Сейсквисбуче схватил здоровенный кол и стал тыкать им туда, где спрятался Нунула. У Нунулы был волшебный камень, способный окрашивать воду в цвет крови. Сейск— висбуче увидел, что вода покраснела, и удовлетворённый, ушёл.
В течение семи лет Сейсквисбуче был жрецом в храме. И вот он почувствовал, будто что-то произошло и велел слуге разузнать новости.
Слуга вернулся с известием, что на холме появилась неизвестная красавица в чистых белых одеждах. Она была очень большая и толстая, а подослал её Нунула, слепив из семи женщин одну. Этого Сейсквисбуче, конечно, не знал. Красавица спустилась с —Холма и говорит:
— Ищу какого-нибудь жреца!
— Я тоже жрец, — отвечает Сейсквисбуче, — у меня есть свой храм, свои слуги. Видно, ты меня ищешь!
Он привёл женщину к себе, а другим запретил с нем встречаться. Из-за своих необычных размеров женщина не могла войти в храм через дверь. Пришлось разобрать часть стены. Если она садилась, подставляли четыре скамьи, да и то не хватало. Сейсквисбуче имел много жён-тараканих. Теперь он их прогнал, хотя и одарил на прощание и даже сказал, что они все очень хорошенькие. Только двоих прежних жён Сейсквисбуче оставил, чтобы стирать одежду и прибирать.
У толстой женщины были густые длинные волосы. Когда она ими трясла, на землю сыпались бананы, фасоль и кукурузные зёрна. «Это прекрасно, — размышлял Сейсквисбуче, — что она сама себя кормит: мне на поле ходить не надо».
Однажды жена сказала:
— Дома я ела мясо каждый день. Если не хочешь, чтобы я ушла, корми меня тоже мясом.
Сейсквисбуче пошёл и поставил капкан, поймал двуутробку.
— Не снимай с меня шкуры, — заявила зверюшка, — а опали чуть-чуть, вынь потроха и зарой, однако, не глубоко. Сердце вынимать не надо.
Сейсквисбуче послушался, но в результате двуутробка ожила и убежала. Он схватил её за хвост, но лишь содрал шерсть, поэтому хвост у опоссума до сих пор голый. Охотник вернулся домой с пустыми руками.
— Я ухожу, — объявила жена.
— И я с тобой! — возразил Сейсквисбуче. — Что понесём тестю в подарок?
— Бусы и резную скамью.
Спустились в ущелье.
— Пойду выкупаюсь, не смотри на меня, — сказала жена.
Сейсквисбуче отвернулся. Раздался свист.
— Не слушай! — сказала жена.
В этот момент от неё отделилась первая женщина. Снова свист — отделилась вторая. И так шесть женщин ушли, а осталась седьмая — самого обыкновенного вида.
— Что случилось, почему ты такая тощая! — изумился Сейсквисбуче.
Не сказав ни слова в ответ, жена побежала вверх по склону. Муж схватился за свой посох и упал. Стал искать одежду жены — она превратилась в камень. Он чувствовал, что с каждой минутой теряет силы.
Настала ночь, у Сейсквисбуче распухли яички. Он стал плакать, звал своих жён-тараканих, просил отнести его в храм.
Его отнесли в храм и оставили там. Лишь одна жена-тараканиха не покинула мужа. Вскоре Сейсквисбучс сделалось совсем плохо. Он развалился на части и умер. Следующей ночью в храм пришли разные звери: псы, лесные коты, пумы и ягуары. Они стали грызться между собой, натыкались друг на друга и дрались, лизали кровь.
Кровь начала заполнять внутренности храма, женщине пришлось забраться под самую крышу. С собой она захватила семь больших морских раковин. Всякий раз, когда звери вынюхивали, что вверху на помосте кто-то сидит, женщина бросала вниз раковину и на некоторое время о ней забывали. Последнюю раковину она уронила под утро.
Возня и шум стихли, стало светло, женщина спустилась на землю. На полу была заметна одна единственная капелька крови, да виднелись следы диких зверей. Так не стало Сейсквисбуче.
9. Лесоруб
Молодой парень рубил деревья, расчищая участок под огород. А лягушка кричала:
— Ибух-бух-бух-бух!
Человек возьми да скажи:
— Может, ты подойдёшь, займёмся с тобой кое-чем? Как только он это произнёс, буханье смолкло. Некоторое время только удары топора нарушали тишину, а потом послышались шаги и появилась красавица: зубы чёрные (это она красящие листья жевала), а лицо красное, густо намазанное ярким соком ачиоте. В те времена женщины красились не меньше нынешних. «Вот случай — какая девушка!» — подумал индеец.
— Ты зачем меня звал? — спросила красавица.
— Да просто, не знаю…, — попытался парень оправься но произнесённые слова пришлось повторить.
— И чем же таким должны мы с тобой заняться? — не отставала девушка.
В ответ лесоруб обхватил её руками и начал ласкать.
— Ты такая симпатичная девчушка! — шептал он, обнимая красавицу все сильней.
— Ладно, давай! — заторопила вдруг девушка и они повалились прямо на землю. Однако индеец ничего не смог и совсем растерялся: у его подруги не было того, что есть у всех наших женщин.
— Ах, обманул меня, зря позвал! — пришла незнакомка в ярость.
Вскочив, она ударила юношу ногой в пах и скрылась в зарослях. А мужской орган у индейца начал от удара расти и сделался таким длинным, что нельзя шагу ступить. Парень в отчаянии заплакал, но тут подошёл Уанкани.
— Что с тобой, братец? — спросил он.
— Да вот такая напасть, — объяснил индеец, — и все из-за неё, лягушки!
— Не беда, сейчас я тебя вылечу! — рассмеялся Уанкани.
Он принялся быстро рубить пенис ножом, оставив напоследок кусок ровно такой длины, какую этот орган имеет сейчас у мужчин. Отрезанное Уанкани собрал в корзину, отнёс к себе в лодку и поплыл по рекам и озёрам, разбрасывая куски направо и налево. Все, что было на дне корзины, он высыпал разом в озеро Кулин — ох, там и змей до сих пор! Говорят, среди них плавает сама Змеиная Мать. Через озеро мостик есть. Опытные люди переходят его невредимыми, хоть мост и качается, а если кто идёт в первый раз, то чаще всего удержаться не может и падает в воду — змеям на обед. Кто хочет проверить, пусть возьмёт деревяшку, натрёт своим потом, привяжет верёвку и забросит до середины озера. Змея её сразу хвать! А как отрыгнёт, так деревяшка вся склизкая.
Все змеи появились по вине женщины-лягушки. Раньше их не было.
10. Камни
Морская чайка давно уже овдовела, но у неё подросла прелестная дочь. Коршун влюбился в обеих женщин и привёл их к себе. Так они зажили — коршун и его две жены.
У коршуна были замечательные руки, особенно когда он брался за изготовление костяных гарпунов. Прохожие часто видели, как он сидит на бугре и мастерит гарпун. Когда чайка отправлялась на лодке за рыбой и крабами, муж её обычно сопровождал. А младшая жена оставалась дома.
Два брата-баклана влюбились в неё. Однажды, когда коршун с чайкой ушли, братья незаметно подкрались к хижине. Они вошли внутрь и застали молодую женщину в одиночестве. Речь гостей становилась все более бесцеремонной и в конце концов оба прямо потребовали, чтобы женщина легла с ними. Та возмущённо отказалась. Зная, что скоро должны появиться коршун и чайка, бакланы ушли. Однако они твёрдо решили сломить волю женщины — пусть даже силой. Если же удовлетворить свои желания все-таки не удастся, бакланы договорились жестоко отомстить строптивице.
Как только женщина снова осталась одна, бакланы явились опять.
— Ты ляжешь с нами здесь или нет? — спросил один из них грубо.
— Противный кривоглазый баклан! — прозвучало в ответ.
Это гостя обидело. Баклан уселся лицом к очагу. Он нащупал ногой маленький продолговатый камешек и подтолкнул его в жар.
— Ладно, — повёл свою речь второй брат. — Если ты не согласишься добром, мы попросту уведём тебя силой.
— Нет, не хочу, тебя тоже не хочу! — закричала женщину.
— Кривоглазый баклан, убирайся вон!
Тогда второй баклан повалил женщину на пол и развёл ей ноги, а первый выхватил раскалённый камень из очага и засунул его ей во влагалище, будто это был пенис. Женщина умерла.
— Не хотела нам уступить, — промолвили братья, — так и женой коршуна тебе тоже не быть!
Они покрыли труп шкурами и покинули хижину. По дороге им навстречу попалась возвращавшаяся домой чайка. Завидя её, оба баклана напустили на себя серьёзный вид.
— Что вы такие мрачные и печальные? — спросила женщина.
— Мы только что были около вашей хижины, хотели навестить твою дочь. Так вот что: держи её для себя, а у нас она никаких желаний не вызывает. Мы с ней хотели развлечься, а она нас отвергла, никакого дела с нами не захотела иметь. Ну, пусть, пусть она так при тебе и останется! А мы к твоей хижине больше не подойдём, искать дочь твою не станем!
У чайки возникло страшное подозрение, что бакланы сделали что-то нехорошее —может быть, даже убили её дочь. Она оттолкнула человека от берега и вскоре приплыла к дому.
— Неси корзины! — крикнула она дочери. — У меня полная лодка крабов и ракушек!
Однако никто не появился. Войдя в хижину, чайка увидела дочь на постели — казалось, она спала, закрывшись шкурами.
— Ты поднимешься когда-нибудь, лентяйка! — рассердилась мать. — Сколько можно дрыхнуть!
Чайка потянула за конец шкуры, но молодая женщина так и не шевельнулась. Тогда она сдёрнула все покрывала и увидела, что дочь мертва. Изо рта у лежащей тянулась чуть заметная струйка дыма — камень в её лоне все ещё оставался горяч. Чайка бросилась на пол и зарыдала.
Бакланы дошли тем временем до бугра, на котором сидел коршун, занятый своим ремеслом.
— Эй, ты! — крикнули братья. — Мы как раз заходили к твоей младшей жене. Выпроводила нас равнодушно вон! Да нам она больше и не нужна: она ведь твоя, а не наша!
Потом они подошли и трахнули коршуна дубинкой по голове — та у него до сих пор плоская. Коршун бросился к дому. Старая чайка горько рыдала, вокруг голосили соседки. Они уже знали о происшедшем.
У чайки было немало родственников, друзей и знакомых. Все они собрались на поминки. Оба убийцы тоже пришли, однако остановились поодаль, забравшись на скалу Лашавайя, что на западном берегу острова Хосте. Увидев бакланов, толпа заволновалась. Мужчины достали пращи, но братья находились чересчур далеко, чтобы достать их камнем. А маленького колибри среди пришедших на поминках не было. Между тем именно он пользовался репутацией лучшего пращника, хотя глядя со стороны, колибри и мужчиной-то назвать трудно — внешность совершенно плюгавенькая. Теперь одни стали кричать, что надо немедленно звать колибри, другие — что это бессмысленно. Если здоровым мужчинам не докинуть камень, то куда уж подобному коротышке. В конце концов за колибри послали — уж очень всех возмущало, что некому сбить камнем бакланов.
Колибри явился, хотя и со значительным опозданием. Дорогой он постоянно тренировался в метании камней. Пущенный на юг упал, отколов остров Наварино от острова Хосте. Камень, брошенный к западу, пробил северо-западный рукав Канала Бигля. И так он бросал и бросал, пока вся южная оконечность Огненной Земли не оказалась перерезана проливами и заливами. Наконец, колибри добрался до места и здесь узнал, зачем его звали. Многие стали смеяться, что такой крошка берётся превзойти всех мужчин во владении пращой. Однако тут колибри бросил первый из оставшихся у него трех камней, который, правда, не попал в цель, но просвистел над самыми головами бакланов. Двумя следующими братья были убиты на месте. Все вокруг восхищались и радовались. Затем собравшиеся разошлись по домам.
А два баклана окаменели. Их видно и сейчас на скале Лашавайя. Эту пару валунов обычно называют «Два старца».
11. Гнездо термитов
Старуха решила сжить внука со свету. Под покровом ночной темноты она подходила к спящему мальчику и пускала ему ветры прямо в нос. Никто не понимал, почему ребёнок день ото дня худеет и бледнеет.
— Ты что такой, заболел? — спросил его однажды приятель.
— Не знаю, — отвечал мальчик, — вроде ничего не болит, но слабость страшная, последние силы теряю.
— Будь осторожен, — предупредил приятель, — бабушка выпускает тебе в лицо свои кишечные газы!
Мальчик задумал страшную месть. Он изготовил стрелу, оснастив её острым костяным наконечником. С вечера, дабы не вызвать подозрений, он сделал вид, что храпит, а сам краем глаза следил за старухой. Едва она села над внуком на корточки, как он нацелил стрелу ей в зад и проткнул древко до самого хвостового оперения. Старуха упала мёртвой, однако без видимых повреждений на теле. Мальчик прикрыл её циновкой.
Невестка погибшей должна была утром отправиться вместе с односельчанами глушить рыбу ядом на небольшом озерке. Она взяла своего маленького ребёнка и понесла к свекрови, чтобы та проследила за малышом, пока матери нет.
— Мамочка! — позвала она, отворив дверь.
Заглянув в помещение, она увидела, что старуха спит. Между тем рыболовы бодрым шагом покидали деревню. Женщина бросилась вслед за ними, но никак не могла догнать — мешал висевший за спиной младенец. Тогда мать остановилась, сняла с плеч ребёнка и посадила на развилку толстого дерева. Потом она, не оглядываясь, припустила бегом по траве.
Легко догадаться, как плакал и кричал малолетний ребёнок, оставшись один. В отчаянии он стал призывать злых лесных духов лишить его жизни, пронзив своими острыми палочками, и тем самым наказать мать. Духи, действительно, появились, изранили мальчика с головы до ног и превратили в гнездо термитов. В подобных гнёздах до сих пор видно множество небольших отверстий. Кровь, струйками запёкшаяся на стволе, превратилась в ходы термитов, которые они устраивают, чтобы защититься от света.
Вернувшись с озера и обнаружив вместо сына гнездо насекомых, женщина впала в ярость и бешенство. Она побежала назад и принялась обходить берег в поисках валявшейся там гнилой рыбы. Она жадно заглатывала добычу, а так как рыба была отравлена, то женщину начало рвать. С каждой порцией извержений страшные болезни распространялись вокруг.
Двое из мужчин похрабрее быстренько изготовили хорошую дубинку и убили ту женщину. Один из них отрезал ей голову, другой — ноги. Привязав отрезанные части к шесту, мужчины забросили их подальше в воду. Но несмотря на эту предосторожность, извергнутые болезни до сих пор косят индейцев.
12. Змея
В стране индейцев пах в горной Колумбии много озёр и прохладных чистых источников. Из одного такого источника вышла молодая красивая девушка. Говорят, она была дочерью грома. Девушка спустилась в селение, а люди окружили её, удивляясь, откуда она взялась. Бездетная пожилая пара позвала девушку к себе и удочерила.
Однажды в селение приехал священник. Все собрались в церковь на торжественную обедню. Женщины выбирали свои самые изысканные наряды, надевали лучшие украшения. Дочь грома тоже хотела пойти, но её не пустили.
— Куда такую замарашку! — кричали люди. — Не сумела обзавестись приличной одеждой, так, по крайней мере, дома сиди!
Девушка ничего не ответила. Она пошла как была в лохмотьях к горному ручью, окунулась в него и превратилась в змею. Змея приползла в селение и стала расти. Сделавшись огромной, словно радуга, она кольцом обвила церковь, просунула голову в дверь и сожрала всех присутствующих вместе со священником. Только приёмных родителей выпустила, и они убежали.
Затем змея поднялась до неба, стремясь отыскать там Деву Марию — её она тоже хотела съесть. Но тут прилетели два орла и убили змею, разбив ей клювами голову. Змея упала на землю. Какой-то человек, говорят, англичанин, разрубил тело на части и отвёз на муле в овраг. Там змея сгнила. Только с тех пор обычные змеи расплодились повсюду.
13. Озеро
— Пора поджигать! — крикнул кто-то.
Охотники рассыпались цепью и стали ждать, когда из горящей травы начнёт выскакивать дичь. Левым концом цепь примыкала к берегу озера, которое отрезало животным путь к бегству.
— А все же мне это место не нравится! — вдруг заявил молодой загонщик. — На том берегу можно устроить охоту получше!
Он вышел из общего ряда, направляясь к воде.
— С ума спятил, озеро кишит анакондами! — предупреждали товарищи, но индеец не слушал. Но успел он доплыть до середины, как стал звать на помощь. Однако гул огня заглушал его крики. Вскоре на поверхности плавали одни только деревянные древки стрел.
Вечером люди вернулись в лагерь, нагруженные мясом.
— Все пришли? — спросил старейшина.
— Одного нет, — отвечали другие. — Он собирался плыть на ту сторону. Похоже его анаконда съела.
— Утром пойдём искать. Все пойдут?
— Все, все! — закричали охотники. Прошла ночь.
— Смотрите, там что-то плавает, — заметил высокий индеец, всматриваясь в гладь озера.
— Это анаконда. Она когда проглотит добычу, не прячется.
Люди гурьбой бросились в воду, вцепились в змею и выволокли её на берег. Здесь ей распороли живот. Части проглоченного тела были перетерты и смяты, но опознать их все-таки удалось. Эти раздавленные куски индейцы принесли в лагерь вместе с мясом анаконды. Дома наелись как никогда: съели и змею, и проглоченного товарища.
— Ну, что, отдохнём здесь ещё денёк? — предложил один из охотников, удовлетворённо потирая живот.
И они остались ещё на день.
14. Сон
Утром человек проснулся и говорит:
— Мне приснился тапир.
— Тапир? Это как же — расскажи нам, пожалуйста! — стали упрашивать родственники.
— Вот иду я по лесу, — отвечает индеец, — и вижу: упавшим деревом придавило тапира. Ох, и наелся я мяса!
— Почему бы тебе не попробовать — иди в лес, вдруг вправду найдёшь тапира?
— Пожалуй, — отвечал человек. Он сразу же отправился в лес. Когда он шёл по тропе, ветром повалило дерево. Оно упало и задавило индейца. Родственники ждали его, ждали, пошли искать. Нашли труп.
— А теперь пойдём искать тапира, — решили они.
Искали здесь, искали там, тоже нашли. Это был нехороший тапир.
15. Одноногий
На охоту Хитона пошёл вместе с братом жены. День близился к вечеру.
— Слушай, братец, — сказал Хитева, — темнеет! Может, заночуем, а назад утром пойдём?
Так и решили. Пока солнце садилось, мужчины насобирали хвороста и развели костёр. Подложив под себя кипы листьев, они легли по разные стороны от огня и стали болтать. В полночь Хитева позвал:
— Братец!
— Чего тебе?
— Не спи, рано. Расскажи ту историю, которую я от тебя слышал месяц назад, помнишь?
— Нет, не могу, совсем засыпаю!
— Да подожди ты, не спи, лучше поговорим, успеем спать!
— Да отстань ты, у меня прямо глаза слипаются!
— Ну, ладно, раз так, то пожалуй, и я подремлю. Некоторое время оба лежали молча.
— Братец! — позвал Хитева опять. Тишина.
— Братец, подожди спать!
Ответа не было. Хитева почти поверил, что товарищ крепко заснул. Все же выждав ещё, Хитева позвал в третий раз:
— Братец!
Спутник не отзывался. Он давно проснулся и закрыв глаза, напряжённо ждал. «Пожалуй, больше не стоит спрашивать!» подумал Хитева. «Спит, значит спит». Он подбросил хворост в костёр, пламя вспыхнуло ярче.
Однако прежде, чем сунуть ногу в огонь, Хитева подождал ещё минут десять. Некоторое время полежав неподвижно, он встрепенулся и стал будить спутника.
— Братец, братец, проснись! У меня нога горит!
Лежавший вскочил и помог вытащить ногу из пламени. Затем он лёг снова, по-прежнему наблюдая за Хитевой. Было хорошо видно, как тот осторожно засовывает ногу в самый жар. Вскоре тишину леса вновь нарушил вопль о помощи. Товарищ и на сей раз послушно переложил дымящуюся ногу из костра на землю.
— Я крепко спал и во сне такая беда приключилась! — оправдывался Хитева.
— Да, да, незаметно положил ногу, конечно, конечно? — поддакивал спутник сочувственно.
Прошло ещё время.
— Помоги быстро, нога горит!
Хитева ни разу ещё не кричал так громко. Ночная птица испуганно снялась с ветки и улетела прочь, но молодой охотник по другую сторону костра больше не шевелился. «Спит он или не спит?» размышлял Хитева. Спутник не отрываясь наблюдал за происходящим сквозь прищуренные веки. Нога Хитевы уже порядочно обгорела. Он подтянул её и попробовал переломить. Кость не поддавалась, и Хитева сунул ногу назад. Опять подождав, он ещё раз попробовал, на сей раз удачно. Отломанную ступню Хитева швырнул в сторону стоящего рядом дерева, плоды на котором как раз дозревали и уже начали осыпаться. Ступня повисла в ветвях, сбитые листья прошелестели в воздухе.
— Братец, вставай, вон сколько зрелых плодов, а ну, испечём их в костре, полакомимся! — завопил Хитева в очередной раз.
— Что такое, какие плоды? — спутник делал вид, будто плохо соображал спросонок.
— Да вот же, так и сыпятся, только смотри! Запали факел и беги подбирай!
Товарищ не стал спорить. Он зажёг пучок сухих листьев и пошёл в сторону от костра.
— Врёшь ты все, ничего здесь нет! — крикнул он, озираясь по сторонам в поисках отнюдь не плодов. Наконец, подняв голову, он заметил висящую на ветке ступню. Тогда он вернулся к костру и лёг на своё место.
— Набрал плодов? — раздался вопрос.
— Нет, не набрал.
— Да как же, — причитал Хитева, — они ведь падали именно там, где ты их искал!
Теперь каждый из собеседников хорошо знал, что другой притворяется, но оба продолжали делать вид, будто ничего не случилось. Вскоре они затихли, по-прежнему лёжа по разным сторонам от костра.
На этот раз Хитева ждал очень долго, прежде чем вновь подать голос.
— Братец! — позвал он.
Спутник не отвечал. Тогда Хитева вынул из вещевого мешка острую ракушку, которую держал на случай, если понадобится что-нибудь подстругать или заточить. Отломив затупившийся край, Хитева принялся скоблить обломанный конец берцовой кости, торчавший из его обугленной голени. Спутник следил за движениями одноногого, опасаясь уснуть. Хитева же то и дело отрывался от своего занятия, спрашивал товарища, спит ли тот, всматривался в его лицо. Не замечая ничего подозрительного, он продолжал трудиться над костью. Постепенно ему удалось так её заточить, что получилось острие не хуже любого копья. В последний раз Хитона попробовал разбудить товарища:
— Эй, проснись, костёр гаснет, надо его поправить!
Раздавшийся в ответ храп окончательно успокоил одноногого. Смотря в сторону своего спутника, лежавший лицом к небу, Хитева заговорил:
— Когда во всей деревне устраивают облаву на тапира когда собаки находят след и с лаем гонят животное в мою сторону, когда сидя в засаде, я уже слышу топот тяжёлых ног и треск валежника, — тоща я становлюсь на изготовку. И когда тапир совсем уже близко, и громко звучат голоса загонщиков, направляющих его на меня, тогда, тогда… — я делаю так!!!
С этими словами одноногий подпрыгнул как кузнечик и со всего размаху вонзил свою смертоносную ногу в землю. Удар пришёлся точно туда, где секунду назад лежал спутник Хитевы, успевший отстраниться и вскочить на ноги.
Увидев, что промазал, нападавший метнулся от костра. Он на ходу превратился в маленькую двуутробку и забрался в термитник.
— Ах, ты злой дух, сейчас я тебе покажу! — кричал спутник.
Схватив пылающую головню, молодой охотник забегал вокруг, пытаясь увидеть врага. Но Хитева тем временем вновь принял человеческий облик и скрылся. Охотник же, проведя остаток ночи в бесплодных поисках, утром вернулся домой.
— Где ты оставил моего мужа? — спросила сестра.
— Он задержался, — отвечал брат мрачно, — я шёл впереди и не видел его.
Хитева с той поры стал настоящим чудовищем. Если он отправлялся с кем-нибудь вдвоём на охоту, то возвращался неизменно один. Своих спутников он бил насмерть отточенной костью всегда в тот момент, когда они устраивали засаду на зверя и охота поглощала все их внимание. Случалось так много раз, и в конце концов индейцы начали относиться к Хитеве с большим недоверием. Время от времени мужчины предлагали его убить, а одноногий между тем становился все беззастенчивее. Например, он пробрался ночью на площадку, где под открытым небом спали подростки, готовые к посвящению во взрослых охотников, и переколол ребят одного за другим. А когда люди собирались посидеть при свете костра, одноногий подкрадывался сзади, вонзал свою берцовую кость кому— нибудь между лопаток и убегал.
— Что-то надо делать, — сказал однажды какой-то старик,
— ведь он уничтожит нас всех до единого!
— Верно! — поддержал другой.
— Я предлагаю изготовить куклу из коры пальмы. Если сделать ей руки и голову и как следует укрепить в земле, одноногий примет фигуру за человека, нанесёт удар и застрянет!
План показался удачным. Из свёрнутой коры индейцы сделали туловище, сверху прикрепили изображение годовым рук. Кукла вышла отличная, мужчины приготовились к решающей схватке. Поздно вечером деревенская площадь опустела, все спрятались. Показался одноногий. Он подбежал к одинокой фигуре и нанёс свой обычный удар. Кость застряла в мотке коры. Пока нападавший скакал на одной ноге, пытаясь освободиться, мужчины бросились на него и убили.
Подвели старика опознать труп. Мальчик перевернул убитого лицом вверх, старик наклонился и с удивлением произнёс:
— Ох, дети мои, вы может думали, что это кто-то другой, а это ведь наш Хитева!
16. Хаби Вехоройда
Бесконечны болота и пальмовые рощи в устье реки Ориноко. В одной из таких рощ жила группа индейцев варрау. Когда один из сородичей умер, остальные покинули это место. Однако уже через несколько дней после печальных событий двое братьев совсем перестали думать о них. Выйдя на заре из дома, они бродили теперь по равнине, внимательно осматривая упавшие пальмовые стволы. В гниющей древесине обычно заводятся крупные жирные личинки — излюбленное лакомство всех индейцев Ориноко. Поблизости от брошенной деревни личинок оказалось особенно много. Мужчины не только наелись, но и решили сделать запасы.
Тем временем солнце клонилось к закату, надо было срочно искать пристанище.
— Здесь и заночуем, — заметил один из братьев, указывая на ряд невысоких хижин среди пальм.
Братья выбрали для ночлега самую большую и прочную. Разведя огонь в очаге, принялись жарить личинок. Наполнив ими корзины, братья повесили гамаки в разных концах дома, чтобы меньше беспокоить друг друга. Младший заснул сразу же, старшему не спалось. Ведь там, где они так уютно устроились, совсем недавно умер их сородич! Поздно ночью дверь заскрипела, вошёл покойник.
— Ох, как я замёрз, согреться бы! — бормотал он.
Тут он заметил людей в гамаках, но не обратил на них большого внимания и лишь мимоходом отметил:
— Две ящерицы! Вот бедняжки! Мертвец подсел к костру, стал греть руки и удовлетворённо покрякивать.
— Ну-ка, переломаю я себе пальцы! — проговорил ночной гость, принимаясь хрустеть костями.
Младший брат проснулся от этого звука, а мертвец, входя в раж, продолжал:
— А теперь руки, руки себе сломаю, вот умру, наконец!
Это зрелище и сопровождавший его хруст окончательно прогнали у юноши сон. Покойник между тем стал трещать позвонками.
— Шею, шею надо ломать, вот когда я умру! — повторял он, стараясь отвернуть себе голову.
— Ооооо! — послышалось дальше. — Теперь время спину ломать, вот уж умру!
С этими словами мертвец снова подсел к костру.
— А все же пора домой, — принялся он размышлять вслух, протягивая руки поближе к пламени. — Дома — жарко, пот течёт, и не хочу я туда — а все же надо, ибо живу я не здесь, да и поздно уже.
Он заковылял к двери и пропал в темноте. Братья остались лежать в гамаках, не в силах пошевелиться и не надеясь дождаться рассвета.
Прошло немного времени, с улицы послышались тяжёлые шаги и рычание. Это двуглавый ягуар явился в покинутое селение. Подходя по очереди к хижинам, он стучал лапой в дверь каждой, а затем, навалившись, опрокидывал одну за другой. К дому, в котором укрылись братья, ягуар подошёл в последнюю очередь. Он начал с того, что выломал столбы, поддерживавшие крышу с одной из торцовых сторон. Стропила рухнули, накрыв гамак старшего брата, а ягуар прыгнул с разбегу на эту гору брёвен и пальмовых листьев. Испуская дух, старший брат все пытался хоть чем-то помочь младшему.
— Защищайся, ты же не женщина, — хрипел он.
Младший выбрался из гамака и забился в щель между слоями листьев в простенке между столбами. Ягуар же принялся разгребать упавшую кровлю, пока не добрался до придавленного тела. Он жадно рвы мясо, а затем поволок труп в сторону, то и дело возвращаясь назад и слизывая пролитую кровь.
Младший брат попробовал осторожно раздвинуть листья и стал всматриваться в темноту. Ягуара не было видно. Тогда он выбрался из помещения прямо через дыру в стене и пустился бежать. Когда до родного селения оставалось совсем немного, юноша почувствовал, что ягуар его нагоняет. Собрав остатки сил, он сделал последний рынок достиг крайней хижины и упал на руки подхвативших его людей. Очнулся он в гамаке, закашлявшись от густого табачного дыма. Над ним склонился деревенский шаман который его окуривал. Повернувшись к собравшимся шаман уверенно произнёс:
— Парень будет жить!
Через несколько часов младший брат уже сидел у огня а столпившиеся вокруг родственники, затаив дыхание слушали рассказ о его приключениях. В углу лежал пёс принадлежавший погибшему старшему брату. Хозяин называл его Хаби Вехоройда и чрезвычайно ценил за выносливость и сметливость. Едва пёс услышал о смерти хозяина, как стал бешено рваться с цепи. Индейцы бросились его успокаивать.
— Тише, тише, — говорили они, — ты обязательно отомстишь ягуару! И знаешь, кого получишь в помощники? Чёрного карлика!
Этот чёрный карлик был очень силён, хоть и мал, помещаясь в тыквенной скорлупе. Люди сплели для него гамак и подвесили псу на шею. Карлик взял в руку нож, самолично сделанный им из обломков стального мачете, лёг в гамак и сказал псу, что готов. Хаби Бехоройда стрелой помчался к покинутому селению. Когда до цели оставалось недалеко, карлик велел остановиться. Он вылез из гамака и пргложил ухо к земле. Он ясно услышал рык Двуглавого, причём казалось, будто разом кричат сотни ягуаров. Карлик и пёс содрогнулись, но решили не отступать. Они вошли в селение, увидели своего врага и первыми бросились на него. Карлик ловко отсек ножом одну голову, а пёс откусил вторую. Туловищ у чудовища тоже было два, причём левое — из чистой кости. Карлик пронзил их оба стальным ножом и разнёс в куски.
Домой герои отправились порознь. Карлик вернулся быстро, а пёс, грязный и окровавленный, добрался лишь на четвёртый день. Хаби Вехоройда встретили с почестями. Его вымыли, повесили колокольчик на шею и посадили на красивую цепь. Плохо только, что его забыли покормит. День за днём индейцы с раннего утра уходили собирать кусных личинок, а пёс сидел на цепи с пустым животом. На пятый день дети не пошли вместе со взрослыми. остались дома. Они вдоволь наелись мяса, а псу бросали лишь дочиста обглоданные кости. К счастью для Хаби Бехоройда, самый маленький ребёнок неосторожно к нему приблизился и псу удалось его поймать. Съев мальчика, он утолил свой ужасный голод.
Вечером хозяева вернулись. Когда отец погибшего ребёнка вошёл в хижину, в руках у него как раз был топор. Индеец бросился к псу и зарубил бы его, если бы не подоспевшие сородичи. Пса вывели из дома, посадили в лодку и повезли вниз по реке. Достигнув места, где Ориноко впадает в море, его продали на первый же проплывавший мимо корабль. С тех пор на европейских судах можно встретить удивительно здоровенных собак. Все потомки Хаби Бехоройда.
17. Охота на обезьян
Жил человек. Каждую ночь он выходил из дому и охотился на обезьян. С тех пор, как индеец обнаружил дерево, где обезьяны устраиваются на ночлег, он ни разу не возвращался без добычи. Охотник залезал на дерево, подкрадывался к спящим обезьянам, бил их дубиной по голове и сбрасывал вниз. Иногда он приводил с собой зятя чтобы тот помогал собирать обезьяньи тушки и нести их домой.
Однако всему приходит конец. Видя, что охотник готов уничтожить все стадо, обезьяний хозяин созвал совет. Решили снять с человека кожу. Когда вечером охотник полез, как обычно на дерево, обезьяны подкараулили его, отняли дубину, зажали рот и начали сдирать кожу. Покончив с этим делом, они расчленили тело и принялись швырять куски вниз. Зять, стоявший у подножья ствола, ничего не заметил и ждал завершения охоты.
— Вот летит первая обезьяна! — донёсся из листвы голос охотника.
В тот же момент на землю упала окровавленная человеческая нога.
— А вот и вторая!
Неподалёку шмякнулась часть грудной клетки с левой рукой. Под конец голос с вершины проговорил:
— Это были не обезьяны, а муж твоей сестры; можешь скушать его дома, если понравится!
Обезьяны захохотали и, перескакивая с ветки на ветку, пропали в лесу, а молодой охотник стоял и не знал, что ему теперь делать.
— Что стоишь! — услышал он властный голос, доносившийся из-под ног.
— Да-да, это я, голова мужа твоей сестры. За тобою корзина, быстро собери в неё мои останки и неси домой!
Юноша не осмелился ослушаться. Собрав окровавленные куски, он зашагал по тропе. Лишь пройдя некоторое расстояние, он обратил внимание на чавканье и хруст: голова проделала в корзине дыру и продолжала грызть
— Ой, как я мёрзну! — вдруг завопила она. — Сплети новую корзину, пожалуйста!
Для каждой очередной корзины человек искал лианы покрепче, но это не помогало. Вот уже пять корзин съедено, пора плести шестую. И тут молодой охотник наткнулся на осиное гнездо.
— Что ты время тратишь, беги! — прожужжала оса. — Принесёшь голову домой, —конец, сожрёт и тебя и всех домашних. Если голова станет тебя искать, мы, осы, ответим ей твоим голосом. А потом договоримся с лягушкой — она тоже ответит, если голова докатится до ручья!
Человек побежал, а голова, потеряв много времени, достигла ручья и застряла в прибрежном иле. Она лопнула и из неё выросла пальма. Из мягких тканей лица получились съедобные плоды, а из волос — листья. Человек же добрался домой и поведал сестре, каков был конец её мужа. Однако женщина не поверила и обвинила брата в убийстве. Ему пришлось бежать из дому, ища себе новый дом, но это уже другой рассказ.
Добавим лишь, что старший брат этого человека в дальнейшем погиб так же, как его дядя. Он повадился охотиться на больших лягушек. Однажды он с двоих лягушек содрал кожу, рассмеялся и бросил несчастных назад в пруд. Тогда хозяин лягушек принял человеческий облик, поймал юношу и освежевал его самого. Наказав жестокого мальчика, хозяин превратился в огромную чудовищную лягушку, поскакал к берегу и скрылся в воде. А подросток со снятой кожей вернулся к родителям и вскоре умер.
18. Речной вождь
Хотя Камайвало была очень хорошенькой девушкой, однако с мужчинами отказывалась иметь дело. Не следует удивляться, что именно ей, явной девственнице, индейцы племени пареси доверили варить пиво для великого Энорз. В особой хижине, куда женщинам вход запрещён под угрозой смерти, бога поили прекрасным напитком. Для этого пиво лили в отверстия хранившихся в хижине священных флейт.
Однажды обитатели деревни устроили большой праздник. Прибыли гости из самых дальних селений. После танцев и обильного угощения люди разошлись. По дороге домой они не переставали осуждать красоту Камайвало и её непристутоюсть. Наслушавшись подобных рассказов, Ибай заявил:
— Уж я-то с вашей девицей как-нибудь разберусь! В следующий раз Ибай пошёл на праздник вместе с другими. Без всякого приглашения он явился в дом Камайвало. Девушка сидела в гамаке, наблюдая за тем, как варится пиво. Ибай сел в соседний гамак.
— Что за пиво готовишь? — поинтересовался он. Вместо ответа хозяйка поднялась, помешала в котле и молча вернулась на прежнее место.
Ночью Камайвало повесила свой гамак над гамаком родителей. Ибай превратился в колибри и совокупился с ней. Он сделал это совершенно бесшумно, девушка ничего не заметила. Утром она отправилась купаться. Вскоре у неё случились обычные кровотечения.
На следующий же день после начала месячных, Камай— вало снова пошла купаться. Речной вождь заметил её и коснулся рукой её женских органов. Подобно Ибаю, он тоже принял облик колибри и стал навещать свою избранницу каждую ночь. По прошествии времени живот Камайвало округлился, груди налились молоком. Её беременность сделалась предметом оживлённых пересудов. Варить пиво для бога поручили, естественно, другой девушке. Камайвало ходила грустная и понурая.
— С кем ты сошлась? — допытывалась мать.
— Не знаю, ни с кем, — отвечала дочь.
Однажды ночью речной вождь явился Камайвало во сне. «Ребёнок, которого ты родишь — от меня, — предупредил он. — Чтобы нашему сыну не было голодно, я собираюсь подарить вам кукурузу особого сорта. Однако с условием: никто посторонний пробовать её не должен!»
Как только мальчик родился, на огороде Камайвало выросла странная кукуруза. Огромные красные и жёлтые початки покрывали стебли от земли и до самого верха. Камавайло попросила брата сорвать один из початков. Смешав зерно с тёртыми клубнями маниока, она приготовила пиво, налила его в сосуд из тыквенной кожуры и поставила на пол около главного опорного столба жилища. На следующий день отец ребёнка пришёл попить своего пива. Так жена впервые увидела наяву своего мужа, а тёща — зятя. Этого же пива попробовал брат Камавайло и его жена.
Вскоре кукуруза совсем созрела. Початки собрали и повесили сушиться над очагом. Приходили разные люди, чтобы похитить необыкновенную кукурузу и развести потом у себя. Нередко сверчок перегрызал верёвку, початки падали, но Камайвало их каждый раз собирала. Она зорко следила за тем, чтобы все зёрнышки до единого оказались на месте.
В тот раз, когда в доме заночевал Эрою, сверчок опята, перегрыз верёвку. Одно зерно упало прямо на гостя. Он спрятал его за своей крайней плотью. Утром Камайвало принялись дотошно осматривать всех присутствующих Дошла очередь до Эрою. Она заглянула ему в рот. осмотрела подмышки и волосы.
— А ну-ка, оттяни крайнюю плоть! — велела хозяйка. Пришлось повиноваться. Зерно предстало глазам женщины, но ей стало противно дотрагиваться до него и она разрешила Эрою уйти.
Родственники Эрою посадили зерно и оно взошло. В ответ речной вождь послал сильный ветер, уничтожившим огород. Однако некоторые початки к тому времени уже успели созреть и люди посеяли волшебную кукурузу заново. Пришлось обрушить на похитителей такую бурю с дождём, что от поля даже следов не осталось.
Между тем сын Камайвало подрос, стал ходить. Речной вождь то и дело посылал ему и жене свежее мясо Охотиться он велел своему слуге, который на суше принимал облик зверя, похожего на ягуара, но поменьше ягуарунди, называют его в Южной Америке. Индейцы отличали этого ягуарунди от других и не трогали. Один Ибай остался в неведении. Он и о судьбе Камайвало представления не имел: уйдя в тот раз от девушки, Ибай совсем перестал о ней думать. Так что увидев ягуарунди с большой птицей в зубах, Ибай не колеблясь выстрелил. Дома он не сразу сообразил, почему родственники и соседи не рады добыче.
— Что ты наделал, — причитали они, — убил слугу речного вождя, да ещё когда он нёс мясо!
Ибай всем этим рассказам не поверил. Раз Камайвало в тот раз забеременела и родила — неужели не ясно, от кого? Разве кто-то другой способен превращаться колибри! Ибай зашагал по тропе, ведущей к селению Камайвало, явился в дом и протянул отбитую у ягуарунди птицу:
— На, — сказал он, — приготовь нашему мальчику!
Женщина ничего не ответила и помрачнела.
— Это тебе, — обратилась она к матери, передавая птицу ей, — зажарь и съешь!
Над лесом сгущались тучи. Речной вождь пришёл в бешенство.
— Камайвало отправьте немедля ко мне, иначе всех уничтожу! — передал он жителям деревни.
Пришлось женщине уйти к водяному мужу. Наверное поэтому буря обошла деревню стороной. Все окрестные селения были начисто сметены потоками дождя и порывами ураганного ветра.
19. Жена двоих мужей
Окиро имела сразу двоих мужей. Тоберарэ был молод, упитан, красив. Авломенарэ — стар, тощ, большерот, большеголов, длинношей и длинонос. Окружающие считали его воплощением безобразия.
Женщине нравился только молодой муж, а старого она и близко не подпускала. Авломенарэ это порядочно надоело. Обидно было, что собственная супруга к нему так относится. Вот он однажды и говорит:
— Пойду нарежу тростника, а то древки стрел делать не из чего.
Миновав заросли, Авломенарэ зашагал дальше к дому зимородка. Хозяина не было, гостя встретила его жена утка.
— Ты пришёл, Авломенарэ? — приветливо спросила она.
— Я пришёл, — учтиво подтвердил гость. — Я своей жене Окиро больше не нравлюсь, она со мной дела иметь не хочет. Поэтому и явился. А твой муж где?
— Муж рыбу ловит. Ложись в гамак, подожди, пока я испеку лепёшки.
Утка захлопотала по хозяйству, а её короткая юбочка совсем съехала на бок. Зрелище ничем не прикрытых женских прелестей возбуждало желание.
— Можно я с тобой лягу? — спросил Авломенарэ.
— В общем-то можно, но не сейчас: муж перед уходош связал мне на вульве волоски, так что в дырочку не попасть.
— Волоски развязать не трудно, — заметил гость устраиваясь с хозяйкой в одном гамаке. Когда они закончили, утка сказала:
— Теперь посыпь себе на головку члена золой, а у меня завяжи волоски как было. Авломенарэ все исполнил. Вскоре вернулся муж.
— Тут твой зять Авломенарэ пришёл, — сообщила утка.
— Он утверждает, будто Окиро не желает с ним больше спать.
— Ты пришёл, зять? — обернулся зимородок к Авломенарэ.
— Пришёл, тесть.
— Я сейчас отправлюсь купаться. Может быть, вместе пойдём?
— Конечно, — согласился Авломенарэ. На берегу зимородок спросил:
— Ты вроде бы говорил моей жене, что Окиро с тобой вместе спать не желает. Это что — правда?
— Чистая правда.
— Хм, однако хотелось бы самому посмотреть. Не сполоснёшь ли головку своего члена?
Авломенарэ сделал, как ему было велено. По воде поплыла зола.
Зимородок решил, что это грязь, накопившаяся за крайней плотью, и удовлетворённо заметил:
— Да, действительно, ты давно не совокуплялся в женой.
— А ты, тесть, со своей уткой тоже не совокуплялся? — вдруг поинтересовался Авломенарэ.
— Я тоже — нет, — утвердительно кивнул зимородок.
— А покажи! Зимородок вымыл член, по воде поплыла грязь.
— Верно, и ты не совокуплялся, — подытожил Авломенарэ.
Мужчины вернулись в дом зимородка.
— Все верно, Окиро больше не любит мужа, — заявил хозяин.
И добавил:
— Сейчас приготовь рыбу — такую, чтоб повкусней. А из голов свари уху.
Утром зимородок снова обратился к жене:
— Возьми уху, что вчера приготовила, пойдём сейчас все вместе на берег. Наваром обмой Авломенарэ!
На берегу утка смочила рыбьим наваром рот гостю — рот изменил форму, сделался правильным. Смочила глаза — они тоже похорошели. Смочила нос, шею, все тело — урод превратился в красавца.
На следующее утро Авломенарэ возвратился к себе домой. Немного не доходя до деревни, он нарезал тростника, а затем направился к хижине, в которой хранились священные флейты. Односельчане при его виде останавливались: надо же так измениться! Мужчины окружили Авломенарэ, наперебой приглашая его играть в мяч. В этой игре делались ставки, проигравший лишался вещей, которые выставил.
Авломенарэ поставил свои древки для стрел и сразу же проиграл.
— Эй, — крикнул он матери, — дай мне какую-нибудь вещицу, чтобы я мог продолжать игру!
— Возьми мой браслет из хвоста броненосца, — вмешалась Окиро, протягивая мужу руку.
— Нет, — ответил тот, — я хочу взять материнскую вещь, вот хоть клубок ниток.
— Держи, у меня есть! — закричала Окиро. Однако Авломенарэ сделал вид, будто вовсе не слышит её.
— Мама, принеси мне пиво поставить на кон!
— Да вот же пиво! — снова вмешалась жена.
Но муж не обращал на неё больше внимания.
Игра продолжалась до вечера, после чего все отправились на реку.
— И я с вами! — закричала Окиро.
— Нет, ты останешься здесь! — отрезал муж.
Ночью он повесил гамак над гамаком родителей. Когда Окиро забралась на гамак тёщи и стала оттуда перебираться в гамак Авломенарэ, муж так пихнул её ногой, что женщина свалилась на пол. Больше Авломснарэ с Окиро не знался.
Между тем на следующий день после возвращения Авломенарэ Тоберарэ тоже отправился резать тростник иначе говоря, пошёл к зимородку и застал там утку одну. Лёжа в гамаке, он смотрел, как сползает на сторону юбочка хозяйки, приоткрывая вульву. После соития, утка предупредила:
— Не забудь пенис посыпать золой, а мне волоски завязать!
— Что за чушь! — ответил Тоберарэ, — не стану я ничего подобного делать! Вернулся зимородок.
— Твой племянник Тоберарэ утверждает, будто Окиро и с ним вместе не спит, — сообщила утка. — Теперь к нам явился.
Зимородок не слишком поверил в эту историю, однако вежливо поздоровался:
— Ты пришёл, племянник?
— Пришёл, пришёл, дядюшка!
— Купаться пойдём?
— С удовольствием, дядюшка!
На берегу зимородок стал расспрашивать Тоберарэ, спит ли с ним Окиро. Тот отрицал.
— А ты со своей женой совокупляешься? — в свою очередь спросил Тоберарэ хозяина.
— Я тоже с женщинами не знался, — ответил зимородок и в доказательство вымыл член. Когда же Тоберарэ окунул свой член в воду, головка оказалась чистой и красной. Дома зимородок приказал жене так:
— Для Тоберарэ свари суп из червей, которых я для наживки употребляю. Протухшей рыбы туда можешь бросить. Нам свари, конечно, отдельную приличную уху.
Утром он позвал всех на реку, велел жене захватить приготовленную накануне похлёбку.
Стоя на берегу, утка смазала наваром губы Тоберарэ и рот у него сразу же искривился. Смазала глаза — те сделались большими навыкате. Смазала голову — голова большой стала. Нос — он уродливо вытянулся. Так она обработала все его тело. На следующее утро односельчане разглядывали урода.
— Кажется, будто Тоберарэ и Авломенарэ поменялись внешностью, — говорили они.
От стыда Тоберарэ спрятался в хижине, где хранятся священные флейты. Но его упросили выйти наружу и поиграть в мяч. Все, что он оставил на кон, Тоберарэ получал от матери. Окиро его больше знать не хотела.
Вечером Тоберарэ повесил гамак над гамаком родителей. Он забрался в него и стал ждать Окиро. Так и ждёт до сих пор.
20. Магеллановы облака
Утром мать и сын обнаружили, что дома нечего есть. Взяв корзину, женщина пошла к родственникам в другое селение, надеясь раздобыть у них маниоковых клубней. Сын отправился на охоту. Вернулся, когда уже стало темнеть. Бросив на землю тушки убитых броненосцев, юноша лёг, ожидая возвращения матери. Ночь выдалась душная и тёплая. Взгляд юноши был обращён к небу. «Как хороши эти звезды! — думал он. — Если бы обе они спустились и стали моими жёнами!» В тот же момент две девушки-звезды оказались рядом с охотником.
На следующий день они повстречались ему, когда он проходил по селению.
— Ты же хотел нас ночью, — завели девушки разговор.
— Но я не думал, что вы вправду спуститесь.
— Поднимемся с нами, дом наш не так далеко!
— Шутите, — засомневался юноша.
— Какие там шутки, пошли!
— Но мать станет искать меня.
— С ней уже все улажено!
И вот они поднялись. Дом, куда звезды привели своего избранника, оказался пуст. Братья девушек обычно пропадали целыми днями на площадке для игры в мяч. Ожидая их возвращения, звезды и юноша так развеселились, что их хохот был слышен на всю деревню.
— Что происходит? — спросили игроки, входя в дом.
— Этот молодой человек, — ответили сестры, — пробовал сам себе сделать мяч и смотрите, что получилось, ха-ха-ха!
— А не собираетесь ли вы взять этого молодого человека в мужья?
— Отнюдь! — отрицали все девушки.
— То-то же. А теперь пусть пойдёт поиграть с нами!
— Поиграть? Вот уж нет.
— Отчего же?
— Оттого, что убьёте его и съедите — в первый раз, что ли!
— Этого человека мы убивать не станем.
— Точно?
— Точно.
— Ну, пусть тогда сходит.
Однако игра закончилась, не успев толком начаться. Тяжёлый мяч сразу же попал молодому человеку в голову и тот свалился наповал. Братья-звезды развели костёр, разрезали тело на куски, зажарили и съели. Бедные девушки проплакали целую ночь.
— Стоит нам привести себе мужа, — рыдали они, — как его тут же съедают! Что же нам делать?
Утром они взяли большую корзину и пошли в лес. Собрали разных плодов и орехов, насыпали целую кучу, поплевали, подули сверху — и вот уже вместо орехов получилось стадо диких свиней.
— А ду-ка — хрю-хрю-хрю!! — закричали девушки, и стадо бросилось в кусты.
Удовлетворённые тем, что их замысел, кажется, удаётся, сестры поспешили домой.
— Вас ждёт исключительная добыча, лес полон диких свиней!
— ещё издали объявили они своим братьям.
Те похватали копья, бросились в чащу, долго скитались, никого не нашли, заблудились и умерли.
Но у небесных людей ещё оставались жены. Сестры предупредили их, что к возвращению охотников подготовиться надо заранее: ведь мяса будет чрезвычайно много. Носить воду, таскать дрова — за все следует приниматься немедленно! Женщины послушно взялись за дело. Вот что с ними стало.
Одна женщина обламывала ветки сухого дерева, ствол треснул, повалился и придавил её. Вторая начала разводить огонь и тоже неудачно: пламя охватило её и сожгла дотла. Третья рубанула себя по ноге каменным топором и вскоре скончалась. Четвёртой острая щепка отскочила в глаз, пятая напоролась на колючку — обе женщины умерли. Шестая несла сосуд с водой, поскользнулась и сломала себе шею. Укус собаки оборвал жизнь седьмой. Остальные пошли искать пропавших охотников, споткнулись о пень и, падая, раскололи о него свои головы. Одна девушка как крикнет в ухо какому-то мальчику:
— Пошли!
Тот от испуга лишился жизни. Оставшиеся дети затеяли возню, повалились один на другого и тоже все умерли. Этих детей вместе с родителями можно сейчас наблюдать на Млечном Пути. Теперь девушки остались одни. «Мы ещё совсем юные, — размышляли они, слушая заунывные крики ночной птицы. — Не жить же в совершенном одиночестве! Быть может, нам утопиться или дать змее себя укусить? Или сжечь себя? Или же прыгнуть в глубокую яму?»
В конце концов старшая из сестёр решила развести в яме костёр и прыгнуть в него с высокого дерева.
— Мысль неплохая! — согласилась младшая. Когда все было готово, старшая говорит младшей:
— Залезай и прыгай первой!
— Нет, лучше ты.
Старшая согласилась, залезла и прыгнула. Младшая последовала за ней. Большое Магелланово Облако — дым от сгоревшей старшей сестры. Малое — дым от младшей.