Придворные дамы проводили Яна во Дворец Вечной Весны. Циньский князь сидел в зале возле ширмы. Императрица велела подвести к ней гостя и говорит:

– Я знаю вас лучше, чем других придворных, и всегда рада видеть вас у себя. Жаль, что нам редко приходится встречаться. Сегодня мой зять говорил о вас, и я решила пригласить вас немедленно, чтобы порадовать свое сердце. Простите мне, старой женщине, такую бесцеремонность, но сейчас вы близко, а что будет завтра – неизвестно. Ведь вы все время в разъездах: то спешите с войском на юг, то едете в ссылку, то отправляетесь воевать на север. Скажите, вы никого не потеряли из близких за последние бурные годы?

Ян поклонился.

– Вы очень добры ко мне, ваше величество, ваши заботы безбрежны, словно океан. Благодарю вас, у меня все в порядке.

Циньский князь с улыбкой вмешался в разговор:

– Друг мой, знаете ли вы, что именно беспокоит императрицу?! Она тяжело переживает гибель вашей наложницы Цзя, которую звали еще Феей Лазоревого града, ведь она спасла в дни войны и государыню, и супругу императора. Императрица не может себе простить, что из-за нее вы лишились такой прекрасной возлюбленной. Она предлагает вам выбрать любую из присутствующих здесь дам взамен пропавшей Феи и ввести ее в свой дом. Только тогда сердце государыни успокоится!

Князь Ян улыбнулся и отвечал так:

– Милость ее величества не имеет границ, но я не могу принять это предложение по двум причинам. Во-первых, никакая красавица, как бы ни была она предана мне и родине, не заменит той, что я потерял, хотя я и так не одинок, – у меня есть и жена, и наложница. С другой стороны, не все еще вернулись в родные места после войны. Как знать, а вдруг среди них окажется и моя Фея?! Что я скажу ей, если она вернется и найдет рядом со мной другую?

Тогда циньский князь обратился к императрице:

– Яньский князь отказывается, но, думаю, он просто боится, что ему подсунут кого попало. Давайте все-таки покажем ему ту, какую мы для него выбрали!

С этими словами он подвел Яна к принцессе, что сидела возле императрицы, и попросил ее привести невесту. Принцесса удалилась и скоро ввела Фею в зал.

Улыбающаяся государыня обратилась к Яну:

– Князь, если я сама взялась устроить ваше счастье, если мой зять согласился быть сватом, то можете не тревожиться – дурнушку мы вам не предложим! Смотрите на нее сами. Я вашу невесту люблю, как родную дочь, горжусь ею и не сомневаюсь, что она придется вам по сердцу.

Князь поднял глаза, и душа его затрепетала: перед ним стояла Фея – та самая Фея, о которой он тосковал так долго! Однако он сделал вид, что ничуть не удивлен, улыбнулся и сказал циньскому князю:

– Дорогой друг! Вы обещали сыграть роль Лунного старца и соединить меня красным шнурком с неведомой мне красавицей, но вместо этого соединили разбитое зеркало Сюй Дэ-яня! Ваш подарок оказался даже лучше того, что вы задумали!

Циньский князь весело рассмеялся и оглядел присутствующих.

– И день сегодня на славу, и встреча на славу, так не пригубить ли нам хорошего вина по такому случаю?!

Он распорядился принести угощение, принцесса взглянула на служанок, – и те тотчас внесли столики, уставленные кувшинами с вином, блюдами с изысканными яствами. Циньский князь наполнил большой кубок и обратился к императрице:

– Сегодня Яньский князь не в ладах со своим словом – вот уж на него непохоже! Сначала отказался от вашего предложения, а потом радостно его принял. Теперь он, верно, опасается: а что, если вы возьмете свои слова обратно! Как бы то ни было, он проявил непочтительность к вашему высочеству, и его нужно наказать вот этим кубком!

Ян осушил протянутый кубок, заново наполнил его и произнес:

– Благодарю ваше высочество за столь щедрый подарок! Но должен сказать, что циньский князь провинился не меньше моего – он похвалялся своими заслугами в роли свата! Накажем и его тогда!

Теперь циньский князь опрокинул кубок. Вино полилось рекой, и вскоре оба друга изрядно захмелели. Вдруг в зале произошло замешательство: вошел император. Он приблизился к императрице и сел по левую от нее руку. Императрица рассказала о шутке, которую сыграли с Яном, и, вздохнув, добавила:

– Истории известны многие женщины-героини, но ни одну не сравнить с Феей. Я помню, как нас окружили варвары, даже у богатыря дух перехватило бы, руки и ноги затряслись бы, а Фея, слабая женщина, совсем не растерялась. Сказала нам, как следует поступать, и вышла навстречу стотысячному войску сюнну, готовая принести себя в жертву ради нашего спасения! Этому трудно поверить, но именно так было! Некогда ханьский Цзи Синь ценой собственной жизни спас Хань-вана, но то был государственный муж и выполнял он гражданский долг. А Фея – всего только женщина, и у нее нет никаких обязанностей в государстве. Только верность трону послужила ей опорой! «Ищи преданного слугу в почтительном сыне!» – так говорит поговорка. Наша Фея – почтительная наложница своего супруга, а ведь он – наш преданный слуга, князь Ян!

Выслушав такие слова и одобрив их, император обратился к циньскому князю:

– Фея замечательная женщина: она прекрасно играет на цитре, она смело выступила против предателя Лу Цзюня. К этому нельзя не добавить, что Фея – писаная красавица, и брови ее подобны бабочке в полете. Стоит взглянуть на нее, исчезают дурные мысли, в душе рождаются высокие устремления! Несравненной музыкой она сумела устыдить и наставить на правильный путь своего государя, а ведь даже преданнейшему князю Яну это в ту пору не удалось! Мы свидетельствуем: подобной необыкновенной женщины не знала история!

Циньский князь поклоном выказал согласие с мнением Сына Неба.

Наступил вечер. Гости начали собираться чтобы разъехаться по домам. Императрица приказала придворным дамам проводить всех до дверей, а Фею пошла проводить сама. Мать государя, его супруга и придворные дамы прощались с князьями так тепло и долго, словно те отбывали неведомо куда.

Ян и Фея прибыли домой вместе, родители и слуги радостно встретили обоих, обнимали, ахали, не скрывая радости от того, что видят Фею живой и невредимой. Посыльный – «зеленый платок» и служанка Феи рассказали о своей поездке в Цзянчжоу и о тяготах, выпавших на их долю.

Между тем время шло. Минул месяц с тех пор, как Хуан, вторая жена Яна, обосновалась в Цюцзы. Она отказывалась от еды и питья, плакала день и ночь, так что платье ее не просыхало от слез. Красота ее блекла не по дням, а по часам. Госпожу Вэй это несказанно раздражало.

– Что ты без конца ревешь? – говорила она. – Подумаешь, из мужниного дома ее выгнали! Преступницей обозвали! Решила умереть – умирай, только поскорей, а то всю душу истерзала.

Дочь не отвечала, заливаясь слезами еще пуще.

Однажды ночью подул холодный ветер, все небо заволокли черные тучи, тоскливо куковала в безлюдных горах кукушка, под крышей хижины мигали светлячки. Мать и служанка давно спали, а Хуан сидела у светильника, уставившись на огонек невидящим взором, не в силах уснуть. Думала о прошлом и горестно вздыхала. И вдруг – то ли наяву, то ли во сне – три души ее разума и семь душ ее тела вознеслись ввысь, и Хуан очутилась в незнакомом красивом месте: до неба высится прекрасный павильон, перед ним разбит обширный сад, в котором парами на луанях и фениксах летают небесные девы.

Хуан приблизилась к одной из них и спрашивает:

– Куда это я попала? И чей это дворец? Дева отвечает:

– Вы в Нефритовой столице, а перед вами – Дворец Благочестия, обитает в нем Благочестивая супруга.

– А кто она такая? – недоумевает Хуан.

– Вы не знаете, кто такая Благочестивая супруга? – удивилась дева. – Это же Тай-сы, жена чжоуского князя Вэнь-вана. Нефритовый владыка назначил ее наставницей небесных дев.

Хуан задумалась: «Когда-то мне, помнится, говорили, что Тай-сы – самая добродетельная женщина в мире, образцовая супруга. Хорошо бы с ней повидаться!» Она подошла к дворцу и попросила позволения пройти внутрь. Служанка взялась проводить ее. Миновав двенадцать дверей с бисерными занавесями, они оказались в зале, где три тысячи небесных дев перебирали звенящие бусинки. На яшмовом возвышении восседала величавая женщина строгого вида. Одета она была скромно, в руке держала веер с изображением феникса и облачный флажок. Хуан робко приблизилась к Благочестивой супруге, и та спрашивает:

– Кто вы?

– Я вторая жена Яньского князя, мое имя Хуан. Величавая хозяйка поднялась и подошла к Хуан.

– У нас здесь все как в мире людей. Поскольку на земле вы – княгиня, вы женщина высокого сана и среди нас. Что привело вас сюда?

Благочестивая супруга пригласила Хуан присесть. Та села и начала так:

– Я много слышала о ваших добродетелях и пришла к вам поучиться.

– Стоит ли говорить о моих добродетелях? – рассмеялась хозяйка. – Вы, дама из именитой семьи, супруга князя, значит, не меньше моего знаете о женском достоинстве и обязанностях жены. Не скромничайте!

Хуан в ответ:

– Но меня занимает вот что. Когда вы обитали на земле, то сложили стихи о семейном согласии. В них вы восславили женские добродетели и перечислили все чувства, свойственные женщине, но забыли упомянуть ревность! А если говорить откровенно, ревность сродни всем другим чувствам, которых семь!

– Ревность? Не знаю, что это такое! – растерялась Благочестивая супруга.

– Известно, что жена полностью принадлежит своему мужу, – пояснила Хуан, – но когда, кроме жены, муж берет себе еще и наложницу да переносит на нее всю любовь, тогда жена начинает преследовать наложницу. Это и есть ревность жены!

Услышав такие слова, Благочестивая супруга даже в лице изменилась. Она встала и приказала небесным девам схватить гостью и поставить ее на колени, после чего гневно воскликнула:

– Как смела ты донести до моих ушей подобную мерзость?! Я прожила на земле девяносто лет, но ни разу не слышала этого пакостного слова. Ты нагло заявилась сюда и обнажила свою грязную душонку, пытаясь запачкать меня своими непотребными речами! Таким, как ты, не место в Нефритовой столице! Убирайся обратно на землю и передай там всем женщинам: им нужно держаться скромно и не помышлять ни о какой ревности, иначе мужьям они станут не нужны. Если бы меня когда-нибудь обвинили в ревности, я такого не пережила бы!

С этими словами Тай-сы приказала небесным девам вытолкать Хуан из Нефритовой столицы. Злая и донельзя раздосадованная, пустилась Хуан в обратный путь. Вскоре она оказалась в холодных сырых местах. Откуда-то доносились печальные женские голоса. Она пошла на них и набрела на грязное, зловонное болото. Множество женщин бросались в топь – одни исчезали в ней навсегда, другие показывались на поверхности, кричали, размахивали руками и горько рыдали.

Хуан зажала рукой нос и, не рискуя подойти ближе, крикнула издали:

– Кто вы такие и почему лезете в это болото? Одна из женщин с рыданием в голосе отвечает ей:

– Меня зовут Люй-хоу, я была супругой императора Гао-цзу, из ревности убила наложницу Ци и отравила ее сына Жу-и – за это и терплю теперь невыносимые муки!

Горько плача, другая женщина говорит:

– А я жена цзиньского Ван Дао, звать меня Ма. В своей прошлой жизни я приревновала к наложнице мужа, опозорила его семью, теперь расплачиваюсь за прегрешения!

Еще одна жалуется:

– Я из рода Ван, была супругой цзиньского князя Цзя Чуна. Из ревности отравила его детей – и вот кара Неба настигла меня!

И тут многие женщины заговорили разом:

– Все мы из благородных знатных семей, и все оказались в этом болоте потому, что нарушили своей неуемной ревностью устои семьи и брака.

Выслушав их рассказы, Хуан испугалась не на шутку: руки и ноги у нее затряслись, язык прилип к гортани. Размазывая по щекам слезы, она бросилась прочь от страшного места, а женщины кричат ей вслед:

– Куда ты, жена князя, не убегай! Раздели с нами ужасные муки – ты ведь такая же, как и мы!

Они помчались за ней, забросали комьями грязи и чуть было не догнали. От страха Хуан громко закричала – и проснулась: то был только сон! Она дрожала от холодного пота, даже одеяло и подушка пропитались насквозь. Ей было и стыдно и страшно. Она долго ворочалась, пытаясь уснуть, но не могла. Ее терзали мысли: «Что же я такое? Чем я хуже Благочестивой супруги? Как она, я из благородной, знатной семьи, у меня такие же, как у нее, рот и нос, глаза и уши, те же шесть внутренностей и пять частей тела! Но ее почитают, доверяют ей воспитание небесных дев, а меня обрекли на изгнание и позор! Но самое обидное вот что: женщины, которые бросались в болото, посчитали меня такою же, как они сами, а все наше сходство только в том, что с детства я тоже жила в богатом, всеми уважаемом доме, хотя он и стал для меня вроде тюрьмы». От этих раздумий Хуан задрожала, как лист на ветру.

Неожиданно налетел холодный ветер, ворвался в окно и задул светильник, в последнем блике от которого на улице мелькнула чья-то тень. Хуан вскрикнула и упала без чувств. Миновала уже четвертая стража, началась пятая, луна вышла из-за западных гор и заглянула в комнату. А там, разбуженные громким криком, госпожа Вэй и служанка бросились к постели Хуан, начали ее тормошить и расспрашивать, что случилось. Едва придя в себя, Хуан прошептала:

– Мама, я видела за окном старуху!

– Какую старуху? Что ты городишь?! – отшатнулась госпожа Вэй.

Дочь ничего не ответила, она снова впала в беспамятство, повторяя в бреду:

– Матушка, Фея ни в чем не виновна! Не убивайте ее! Прогоните старуху!

Госпожа Вэй зажгла светильник и наклонилась к дочери.

– Доченька, проснись, приди в себя! Это я, твоя мать! Нет здесь никакой старухи!

С той ночи так и пошло: во сне Хуан чего-то пугалась и кричала, а когда ее будили, заливалась горькими слезами. Она исхудала и выглядела тяжело больной. Однажды подозвала мать и сказала:

– Наверно, я умру, матушка. Но этого я не страшусь: жаль только расставаться с вами, родителями, да уходить из жизни опозоренной и виновной перед супругом. Умоляю вас: забудьте обо мне, недостойной, берегите себя и отца. Я была плохой дочерью, не жалела вас, за что не будет мне нигде покоя!

Проговорила, вскрикнула и снова потеряла сознание. Заливаясь слезами, мать схватила Хуан за руки.

– Ты у меня родилась поздно, всю жизнь мечтала я видеть тебя знатной, богатой и счастливой, чем же виновата я, что попался тебе дурной муж и довел до гибели? Лучше бы мне умереть вместо тебя и не видеть твоих страданий!

Дочь открыла глаза, пристально посмотрела на мать, сдвинула брови, горестно вздохнула, застонала и умолкла. Сурово обошлась жизнь с несчастной: все годы была Хуан коварной и злобной, мечтала убрать всех со своего пути и только перед смертью отбросила дурные помыслы, стряхнула с себя грязь ревности и обрела благочестие. Печальный конец, но разве не заслужено возмездие Неба?!

Решив, что дочь умерла, госпожа Вэй ударила себя в грудь, зарыдала и лишилась чувств. И то ли в беспамятстве, то ли въяве видит вдруг женщину, которая кричит ей:

– Подними голову, негодная, да посмотри на меня! Госпожа Вэй послушалась и что же видит: перед нею стоит почтенная Ма, ее давно умершая мать.

– Матушка! – воскликнула госпожа Вэй в радостном изумлении. – Вы ли это?! Вот уже сорок лет я живу без вас, но образ ваш всегда у меня перед глазами. Как вы здесь оказались?

Сказала, и слезы хлынули у нее из глаз.

– Значит, ты еще не забыла меня? – холодно вопросила госпожа Ма.

У дочери даже голос задрожал.

– Как же могу я забыть вас: вы меня родили, вырастили, воспитали, всю жизнь заботились обо мне!

– За какие-то прегрешения, – прервала ее госпожа Ма, – у меня в прошлой жизни долго не было детей, но наконец появилась ты. Я ходила за тобой, как нянька: на третьем году жизни научила тебя правильно говорить, на четвертом и пятом – шить, на десятом – почитать будущего мужа и его родителей. Все ночи я проводила возле тебя, не жалея сил и надеясь, что, когда ты выйдешь замуж, люди скажут: «У госпожи Ма не было сына, зато выросла хорошая дочь – она принесет счастье в семью мужа!» Если бы так случилось, душа моя была бы сейчас спокойна и всем довольна. Но сегодня я думаю иначе: напрасно я родила тебя, на горе людям! И нет покоя душе моей, не могу не думать об этом, не могу забыть! Горе мне, горе! Мало того что ты, супруга высокого сановника и дочь благородных родителей, сама вела себя недостойно, ты же вдобавок искалечила жизнь своей дочери, причинила зло семье ее мужа! Если тебе в самом деле дорога мать, зачем позоришь ее? Если тебе в самом деле дорога дочь, зачем ее губишь?

Вэй хотела было что-то сказать в свое оправдание, но госпожа Ма возвысила голос: «Бездушная тварь, ты всю свою жизнь обманывала Небо, а теперь задумала и мать обмануть!»

Она подняла с земли палку и несколько раз ударила дочь. Почувствовав боль, госпожа Вэй вскрикнула и очнулась. Глядит: она – на постели, рядом заплаканная служанка, а дочь не подает признаков жизни.

Госпожа Вэй ощупала себя: все тело болит, словно и в самом деле ее избили. И очень стыдно ей стало! Она подумала: «Удивительный сон! Если все последние сорок лет дух матушки знал о моих бедствиях, почему же не получила я помощи? Почему не полегчало мне в часы страданий? Потому, видно, что сама была слаба волей, ни одного дела до конца не довела!» Мысли путались у нее в голове, она закрыла глаза – и тут же снова увидела мать. Госпожа Ма на сей раз явилась в сопровождении старца в белых одеждах. Указав ему на дочь, она произнесла:

– Вот она, моя неразумная дочь. Нрав у нее злобный. Мои заботы и воспитание не пошли ей на пользу. Прошу вас, учитель, сделайте ее сердце добрым, а нрав мягким!

Старец пристально посмотрел на Вэй, вынул из-за пояса какое-то снадобье и подал ей – она проглотила пилюлю и тотчас ощутила в груди невыносимую боль, словно ее ножом резали. Из горла госпожи Вэй хлынула кровь, и все шесть внутренностей вышли из ее тела. От ужаса и боли она закричала, умоляя спасти ее, не дать умереть.

Тогда старец достал из рукава сосуд с родниковой водой, промыл ее внутренности, поместил их на места в ее утробе и говорит: «Злоба засела у тебя не только во внутренностях, но и в костях! Теперь их надо очистить от скверны!»

С этими словами он вынул нож, срезал плоть и начал скрести кости несчастной. Вэй закричала, призывая на помощь мать, – и проснулась. С той ночи госпожа Вэй стала совсем другой: пыталась что-нибудь делать – ее охватывал страх за содеянное, вспоминала прошлое – с трудом верила, что все это было с ней. Что ж, человек рано или поздно, но может осознать свои заблуждения. Только слабый духом не в силах их исправить, только себялюбец не желает их исправлять. Есть, конечно, и такие, кто ловко скрывает свою суть, кто упорствует в своих заблуждениях. Но, попав в трудное положение, такие люди обычно ведут себя лучше, и нельзя отказывать им в снисхождении.

Когда весть о раскаянии госпожи Вэй дошла до императрицы, она тотчас послала придворную даму Цзя удостовериться в том, что это правда. Прибыв в Цюцзы, дама увидела у подножия горы одинокую глиняную хижину, открытую всем ветрам, изгородь из колючего кустарника, в котором успели свить гнезда птицы. На стрехе лачуги висит паутина, даже не верится, что тут кто-то живет. Она вошла в дом – на постели стонет госпожа Вэй, рядом, запрокинув голову, мечется в беспамятстве ее дочь. У дамы Цзя было жалостливое сердце, она всплакнула, подсела к Вэй и Хуан и взяла их за руки со словами:

– Поняли ли вы, за что посланы вам эти страдания?

– Это я во всем виновата, – всхлипнула госпожа Вэй. – Я замышляла убийство, и вот оно – возмездие! Когда я думаю о прошлом, оно кажется мне сном, и я не могу сама в себе разобраться. Вы пришли к нам и спрашиваете меня, но это доставляет мне мучения еще более сильные!

– Вижу, что вы раскаялись в своих дурных делах, – утешила ее дама Цзя. – Небо зачтет вам это, верьте мне и не убивайтесь так! Но что у вас здесь произошло? Что за болезнь вас поразила?

Госпожа Вэй поведала о своих снах и снова заплакала, потирая ноющее тело.

– Обычно раны со временем затягиваются, – проговорила дама Цзя, – но следы кары небесной остаются навсегда. Вот вам целебное средство, оно снимет боль!

Все это время Хуан лежала, отвернувшись к стене, закрыв лицо одеялом, и не произнесла ни словечка.

– Дочь моя страдает какой-то непонятной болезнью, – снова заговорила госпожа Вэй, – и сны она видит какие-то странные. Если поблизости есть буддийский храм, я бы очень хотела вознести молитвы о ее выздоровлении, может, недуг и покинет ее?!

– В десятке ли отсюда, – улыбнулась дама Цзя, – находится монастырь Горный Цветок, в нем есть изображение Трех святых, а возле монастыря стоит Храм Десяти Бодисатв. Там вы сможете помолиться.

Получив разрешение, госпожа Вэй воспрянула духом, собрала бумажные деньги, положила в сумку ароматные курения, украшения и шелка и велела служанке загодя отнести все это в дар монастырю.

А дама Цзя, вернувшись в столицу, рассказала обо всем увиденном императрице и заверила ее, что и Вэй и Хуан в самом деле стали другими людьми, сказала, что обе тяжело переживают прежние свои прегрешения, и попросила государыню простить обеих, разрешить им возвратиться домой и излечить болезни, одолевшие их в изгнании.

– Я не менее тебя рада за Вэй и ее дочь, – улыбнулась императрица, – рада, что они раскаялись. Но ума не приложу, что делать с Хуан, ведь Яньский князь выгнал ее из дому! Надо постараться убедить князя простить ее.

Дама Цзя согласно кивнула. А удалось ли убедить князя, вы узнаете из следующей главы.