Императору так понравилось сочинение Яна, что он назвал его первым среди всех. И тут один из придворных сказал:

– Древние мудрецы говорили: «Государю надобно следовать только заветам Яо и Шуня». А Ян Чан-цюй пишет о силе, что есть первая ошибка. В «Книге истории» упоминаются страх и послушание как основы правления страной, но их должны воцарять министры, а не самолично император, – вот вторая ошибка. Прошу ваше величество вычеркнуть имя этого невежды из списков и установить другого победителя.

Это говорил государственный советник Лу Цзюнь, наследник приемов небезызвестного Лу Ци, вельможа ловкий и хитрый, готовый пресмыкаться перед сильным и обливать презрением слабого, умевший провести самого императора, старый завистник, давно уже искавший занять более высокое положение при дворе и пока утвержденный новым императором на прежнем посту в воздаяние хорошего знакомства с делами минувшего царствования и за преклонный возраст. Он не смог промолчать, потому что похвала, полученная Яном от императора, и ученость этого юноши больно ущемили его самолюбие.

Император выслушал его и промолчал. Заговорил другой вельможа:

– Известно, что Ван Бо в эпоху Тан прославился своими стихами уже в возрасте девяти лет, а Цю Цзюню было всего девятнадцать лет, когда он удивлял императорский двор при династии Сун своими обширными познаниями. Издревле способности и талант не зависят от возраста. Слова почтенного Лу Цзюня несправедливы: император спрашивает нашего совета, и каждый обязан дать его в меру понимания и способностей. Действительно, управлять государством в древности и теперь – не одно и то же. Как не считаться с этим? Но сановник Лу Цзюнь боится нового слова, заступает дорогу молодым, отрицает полезность наук и искусства, искажает истину. К тому же он пристрастен. Я готов утверждать: сочинение Ян Чан-цюя напоминает по духу творения Дун Чжун-шу и Цзя И, не уступает в мудрости словам Хань Ци и Фу Би. Своей откровенностью и проницательностью Ян Чан-цюй схож с достойными Цзи Чан-жу и Вэй Чжэном. Небо подарило вашему величеству умного подданного!

Эти слова принадлежали циньскому князю Шэнь Хуа-цзиню, зятю императора и правнуку одного из соратников основателя династии, Шэнь Хуа-юня. Двадцати лет от роду князь уже не имел себе равных в военном и поэтическом искусстве и был выбран в мужья императорской сестре. Мудрый вельможа сразу распознал в Ян Чан-цюе выдающиеся способности и понял коварство Лу Цзюня.

Лу Цзюнь затаил зло, но спорить не стал, а Ян Чан-цюй простерся перед государем.

– Ваше императорское величество, мудрые сановники, может быть, правы, говоря, что я неуч и моя победа на экзамене незаслуженна. Мне нельзя стать вашим придворным, ибо вдруг я не смогу оправдать ваших надежд. К тому же я оказался непочтительным к монарху, посмев давать советы. Мне стыдно и совестно! Прошу ваше величество вычеркнуть мое имя из списков и наказать меня за непочтительность к государю.

Ян Чан-цюю было только шестнадцать лет, его скромные слова пришлись по душе всем и самому императору.

– Хотя он молод, но уже мудр, – произнес Сын Неба.

Император наградил Яна алым халатом и поясом с нефритовыми украшениями, двумя конями, музыкальными инструментами из придворного театра, пожаловал ему звание члена императорской академии и дом в Запретном городе. Отвесив почтительнейший поклон, Ян подпоясал новый халат, сел на одного коня, на другого навьючил инструменты и поехал в свой новый дом. На улицах толпились люди, желавшие взглянуть на молодого красивого вельможу, слышались возгласы восхищения. У ворот своего дома Ян спешился и прошел в покои, в которых толпились важные гости, уже прибывшие с поздравлениями.

Вдруг раздались почтительные восклицания – пожаловал первый министр Хуан. Ян вышел ему навстречу. После приветствий гость сказал:

– Ваши таланты потрясли всех, государь наградил вас по достоинству. Мы рады видеть при дворе такого способного юношу. У меня множество заслуг перед троном, но уверен, что у вас будет их еще больше!

На следующий день Ян делал ответные посещения. Сначала он отправился к первому министру. Тот радушно принял юношу и разговаривал с ним, как отец. Потом, предложив выпить по чарке вина, подсел к юноше и взял его за руку.

– Хочу сделать вам одно предложение: у меня есть дочь, хорошая пара для вас. Вы еще не женаты, так не желаете ли стать моим зятем?

Ошеломленный неожиданным предложением, Ян не сразу нашелся. «Министр Хуан – могущественный вельможа, хорошо знает жизнь и понимает, что мне будет трудно ему отказать. Но ведь Хун прочила мне в жены барышню Инь». Так подумал Ян, а вслух произнес:

– Я не вправе ответить вам, не посоветовавшись с родителями.

– Это понятно, но я хочу знать, что думаете вы сами. Прошу вас об откровенности, – сказал Хуан.

– Женитьба – важное дело, и я обязан прежде спросить отца с матерью.

Вельможа обиженно промолчал.

Не успел юноша отъехать от ворот дома первого министра, как послышались крики скороходов, извещавших прохожих о приближении экипажа знатного сановника Лу Цзюня. Увидев Яна, тот велел придержать лошадей.

– А я разыскиваю вас, – что за удача! Мой дом отсюда неподалеку, не согласитесь ли зайти ко мне? – воскликнул хитрый вельможа.

Ян без большого желания последовал за ним. Проведя гостя в свои покои, Лу Цзюнь начал с извинений:

– Во дворце я дурно отозвался о вашем сочинении, но теперь понял, что был неправ. Вы уж не обижайтесь на старика – всякое бывает!

Ян пожал плечами.

– Разве достойно молодым обижаться на старших?

– Есть старинный обычай: после успеха на экзамене обзаводиться женой. Я слышал, что вы холосты, верно? – с улыбкой сказал Лу Цзюнь.

– Да.

– А у меня есть сестра, очень милая и добрая женщина. Она стала бы вам хорошей супругой.

– Это уж как скажут мои родители, сам в таких делах я не волен. Как будто они уже подыскали мне невесту.

Лу Цзюнь понял, что говорить о женитьбе нет смысла, и беседа прервалась. Он был раздосадован: сначала ему не удалось опорочить Яна перед императором, теперь, когда он задумал прибрать молодого академика к рукам, женив на своей сестре, сорвалось и это. Расставанье было холодным.

У себя дома Ян задумался: «Лу и Хуан желают породниться со мною. Если не сделать решительного шага, они сумеют окрутить меня. Нужно немедля повидать военного министра Иня и выведать его намерения относительно дочери, а потом навестить родителей и заодно получить их согласие на брак с барышней Инь».

Он тут же отправился к военному министру. Тот принял его радушно и, приветливо улыбаясь, спросил:

– А вы меня помните?

– Как я могу забыть вас, если в Павильоне Умиротворенных Волн вы были так благожелательны к моим стихам?

– Ваше лицо сияет, как полная молодая луна. Похоже, вы собрались жениться! Откройте тайну – на ком? – с веселым смехом произнес министр.

– Я не богат, не родовит, где уж мне жениться! – потупился Ян.

После недолгого молчания министр сказал:

– Вы ведь давно не видели отца с матерью. Когда к ним собираетесь?

– Как только Сын Неба даст разрешение, поеду сразу.

– А вы попросите государя об этом, – посоветовал министр Инь.

Ян, не откладывая, направился во дворец и подал прошение об отпуске. Император вызвал его к себе и сказал:

– Мы только что взяли вас на службу, и нам прискорбно расставаться с вами. Но родители ваши нуждаются в сыновней заботе, придется отпустить вас. Навестите их и через месяц-другой возвращайтесь ко двору. Такова наша воля.

Рано утром следующего дня проститься с Яном заехали и министр Инь, и вельможный Хуан. Оба пробыли недолго и, пожелав Яну благополучия в дороге, стали раскланиваться. Военный министр перед самым уходом шепнул юноше:

– Поговорить по душам так и не удалось. Когда вернетесь, тогда все и обсудим.

Уложившись, Ян велел мальчику-слуге подавать экипаж. Скоро столица осталась позади, но и за ее пределами Ян повсюду слышал:

– Смотрите на него – совсем недавно был бедняком, а сегодня стал важным придворным. Вот что значит судьба!

Ян торопился. Через десять дней путешественники очутились у развилки дорог, одна из которых вела в Сучжоу, другая – в Ханчжоу. Слуга говорит:

– Если ехать через Ханчжоу, дадим крюку пятьдесят ли.

Ян подумал немного и сказал:

– По пути в столицу я останавливался в Ханчжоу. Не годится забывать прошлое, едем туда!

Повернули к Ханчжоу. Чем ближе к городу, тем красивее окрестности, тем приятнее в обращении люди. Вот заблестела водная гладь. На берегу реки, чистой, словно озеро Сиху, высится красивый павильон. Ну, конечно, это Ласточка и Цапля. Как и тогда, поникшие ивы влажны от дождя и снега. Ян, хоть и не был чувствителен, едва удержал слезы… Расположившись на знакомом постоялом дворе, молодой вельможа уселся перед светильником и предался грустным воспоминаниям: «В этом доме я повстречал прекрасного юношу из западных краев и провел с ним за беседой ночь под яркой луной. А теперь некому утешить меня, развеять мою тоску! Если бы Хун была духом, она явилась бы ко мне во сне в облике императрицы Ли и разделила мою печаль».

Ян прилег в надежде уснуть, как вдруг пожаловал здешний правитель с вином и музыкантами и пригласил его на пир. Ян отказался. Тогда правитель приказал одной немолодой гетере наполнить кубок и спеть в честь гостя. Вот что она исполнила:

Еще сильнее загрустил Ян, слушая песню. Он вспомнил стих, начертанный на веере Хун, и спросил:

– А кто сочинил эту песню?

– Гетера Хун, – ответила певица. – Она была талантливой поэтессой, очень тосковала по настоящей любви и, увидев раз юношу, проезжавшего через город, сложила эту песню.

Ян опустил голову на грудь. Гетера с удивлением взглянула на него. Но тут раздался крик петуха, потускнела Небесная Река – наступил рассвет. Ян велел мальчику приготовить деньги, вино, фрукты для жертвоприношения и отправился на берег реки Цяньтан. В прибрежных селеньях ни души, холодом веет от луны и утренних звезд, над водой стелется туман. Ян возжег благовонные курения и прочитал поминальное слово:

– Член императорской академии Ян Чан-цюй, возвращаясь милостью Неба в родные края, достиг реки Цяньтан в такой-то день такой-то луны и здесь, подняв кубок с вином, воззвал к душе красавицы Хун: «О возлюбленная Хун! Сегодня еще раз говорю тебе, что сердце мое затвердело от горя, как камень. Зачем было мне ехать в Ханчжоу, зачем было мне приходить на берега реки Цяньтан? Мысли мои стремятся к тебе, но ты стала духом реки, а ее воды убегают и исчезают бесследно… Свистит ветер в зарослях крапчатого бамбука, пронизывает тело и душу. О моя Хун! Я потерял тебя, и сегодня только луна, повисшая над горами, отражается в моем бокале с вином. Каждое мое слово к тебе я мог бы написать своими слезами, и не хватает мне слов и слез, чтобы высказать все, что у меня на душе!»

Умолкнув, Ян разрыдался. Заплакали все вокруг: и мальчик-слуга, и сопровождавшие Яна правитель, музыканты, гетеры. Старая певица поняла все и говорит:

– Да, Хун погибла, но мечта ее сбылась!

А Ян бросил приношения в воду и, немного придя в себя, приблизился к старой гетере.

Ты так хорошо пела, возьми у меня немного денег.

– На что они мне? Я рада уже тому, что вы не забыли нашей подруги, – ответила та и отказалась от дара.

К вечеру Ян был уже на постоялом дворе, где провел несколько дней после того, как его ограбили разбойники в лесу. Навстречу знатному вельможе выбежал испуганный хозяин и принялся в пояс кланяться, но, узнав старых постояльцев, радостно заулыбался.

– Я твой должник, за еду, за одежду, – приветливо сказал ему Ян и вручил сто цзиней серебра.

Как ни отказывался хозяин принять деньги, Ян настоял на своем. Утром следующего дня путешественники поднялись на горный перевал.

– Это здесь на нас напали разбойники и обобрали до нитки, помните? Здесь ли они теперь или перебрались куда-нибудь? – проговорил мальчик.

Присмотревшись, Ян узнал знакомое место, правда, дорога стала шире, сушняк вырубили, и на перевале появились постоялые дворы.

Приближались родные края. Не в бедном платье и не верхом на ослике возвращался домой молодой сановник.

Радость предстоящей встречи с родителями подгоняла его: только поздним вечером путешественники остановились на ночлег, чтобы чуть свет снова пуститься в путь. И вот настал день, когда мальчик-слуга, подняв кнутовище, воскликнул:

– Вон он, наш Белый Лотос!

Ян остановился и долго смотрел на родные горы. Потом велел мальчику бежать вперед и сообщить отцу с матерью о своем прибытии. Старый Ян и его жена не могли прийти в себя от счастья. С бамбуковыми посохами они вышли к воротам и обомлели – перед ними стоит вельможа в алом халате с поясом, украшенным нефритом, на шапке у него красуется коричный цветок, знак отличия на государственных экзаменах. И этот господин с величественными манерами, прибывший в легком изящном экипаже, – их собственный сын Чан-цюй! Отец и мать протянули сыну руки.

– Только на пятом десятке мы уверовали, что род Янов не прервется. Нам хотелось думать, что ты прославишься и станешь знатным. Наконец ты вырос, и что мы видим сейчас? Придворного сановника! Верить ли нам своим глазам?

Ян обнял родителей.

– Не сетуйте на меня, дорогие отец и мать! Знаю, как тяжело пришлось вам без моей помощи, ведь на целых полгода я отлучился.

Затем Ян рассказал о милостях, которыми осыпало его Небо: он имеет теперь чин и звание и собственный дом в столице, сам император приглашает родителей прибыть к нему на прием, и этот экипаж послан за ними. Быстро собрали счастливцы свой нехитрый скарб, распрощались с соседями и отбыли с сыном.

А министр Инь, расставшись с юным академиком, вернулся домой и говорит госпоже Шао, своей жене:

– Я давно ищу хорошего мужа для нашей дочери и наконец-то нашел – у меня на примете Ян Чан-цюй, тот, что стал первым на государственных экзаменах. Хотя род его беден и никому не известен, он может стать для нас прекрасным зятем. Скоро он прибудет в столицу вместе с родными. Я хочу послать к нему в дом доверенную женщину – пусть выведает их намерения.

Госпожа Шао в ответ:

– Увы, повывелись хорошие свахи. Разве что послать к Янам мою кормилицу. Она хоть стара и плоховато соображает, но зато предана нам всей душой.

Министр не возражал.

Лянь Юй, стоявшая у окна, слышала разговор от слова до слова. С радостью восприняла она весть, что Ян Чан-цюя прочат в мужья барышне Инь, и подумала: «Если Ян станет супругом моей новой госпожи, дух незабвенной Хун успокоится. Надо поспособствовать этому делу, только как?» И вот однажды, когда служанка ставила на столик светильник в спальне барышни Инь, из ее кофты как бы ненароком выпало письмо. Барышня взяла его в руку, повертела перед глазами и спрашивает: Это письмо выпало из твоей кофты. Кому оно?

Лянь Юй притворилась напуганной и отвечает:

– Это письмо одного юноши к моей покойной хозяйке, госпоже Хун.

– Мы с тобой никогда не обманывали друг друга, а сейчас у тебя что-то на уме, – я это вижу! Что же, не верить тебе больше?

– Простите меня, – расплакалась Лянь Юй. – Я вовсе не хочу вас обманывать, потому выслушайте всю правду. Вы ведь знаете, какой необыкновенной женщиной была моя погибшая хозяйка. Во всей округе не находилось мужчины, достойного ее. Но однажды она повстречала господина Ян Чан-цюя родом из Жунани. Как увидела его в Павильоне Умиротворенных Волн, сразу поклялась твердой, как скала, клятвой быть ему верной до последних дней жизни. Но случилась беда – и все исчезло, как быстротечная весна. Не сбылись мечты госпожи Хун… От нее осталась у меня единственная память, вот это письмо. С ним связаны все надежды на то, что дух моей Хун наконец обретет покой, когда исполнится воля покойной…

Дочь министра принялась утешать Лянь Юй. А та, утерев слезы, уселась перед светильником и вдруг улыбнулась.

– Чему же ты улыбаешься? – удивилась барышня Инь.

Служанка опустила голову и молчит. Госпожа рассмеялась.

– Знаешь что, выкладывай-ка все как есть, хватит таиться!

– На днях я нечаянно услышала возле спальни вашей матушки ее разговор с вашим отцом: вас хотят выдать за академика Яна, который и есть тот самый Ян Чан-цюй! – проговорила Лянь Юй.

– Ах ты, бессовестная! – покраснев, воскликнула барышня Инь. – Как правду открыть, ты вертишь, а как подслушивать – ты тут, наготове, и еще улыбаешься! Служанка обиделась и отвернулась.

– Я улыбаюсь, потому что близится исполнение моей заветной мечты. Вы хотите узнать ее, а сами ругаетесь, лучше уж я тогда промолчу!

– Ну, ладно, ладно, скажи, какая же у тебя мечта? Видя, что Лянь Юй продолжает дуться, барышня Инь пообещала:

– Не буду больше тебя ругать! Говори!

И служанка, всхлипывая, сказала ей:

– Академик Ян – это Ян Чан-цюй, возлюбленный моей погибшей госпожи, она много раз говорила ему о ваших достоинствах и советовала взять вас в жены. Этот юноша всегда соглашался с нею – я своими глазами видела, как он кивал головой. Если вы станете женой академика, я порадуюсь и буду счастлива. Но вы видите у меня на глазах слезы – это потому, что, женившись на вас, он навеки забудет мою Хун!

Что было ответить барышне Инь?!

Тем временем Ян Чан-цюй привез родителей в столицу. Все подряд завидовали счастью старого Яна и его жены. Когда на приеме во дворце отставной чиновник благодарил императора за оказанные его сыну и ему самому почет и милости, Сын Неба вдруг прервал его:

– Я понял, что вы презираете мирскую суету, но вы человек благородный, а такие нам нужны – поступайте-ка вновь на службу!

Старый Ян склонился до самой земли.

– Я не достоин такой чести: у меня нет никаких заслуг перед государством, я слабоват в чиновничьем деле и не сумею оправдать доверие вашего величества.

– Вы подарили стране ученейшего мужа, а говорите, что у вас никаких заслуг, – улыбнулся император. – Нам было бы приятно видеть отца такого человека на государственной службе.

Придя домой, старый Ян написал прошение на высочайшее имя с просьбой освободить его от службы. Но поскольку император уже принял решение, ему пришлось написать не одну такую бумагу, пока в конце концов от старика не отступились, и он занялся в тиши своего дома игрой на цитре и чтением книг.

Однажды, когда Ян был на половине родителей, госпожа Сюй робко взглянула на мужа и проговорила:

– Нашему мальчику уже шестнадцать, он получил и чин и звание. Не пора ли ему обзавестись женой, как вы думаете?

Отец промолчал, а сын сказал:

– Я, конечно, еще молод и глуп, но у меня уже есть суженая.

И он рассказал, как по дороге в столицу на него напали разбойники, благодаря чему он познакомился с Хун и полюбил ее, как она посоветовала ему остановить свой выбор на дочери правителя Иня – а его возлюбленная хорошо разбиралась в людях и не могла советовать случайно, – наконец, как сватался к нему сановный Хуан. Родители очень разволновались.

– Если бы женитьба на этой девушке сладилась, Небо оказало бы нам величайшую милость. Но ведь военный министр Инь – важный вельможа и не захочет породниться с нами, бедными и незнатными людьми.

Сын в ответ:

– Я знаю министра Иня – он не кичится своим положением, в отличие от других придворных, и то, о чем вы говорите, не станет преградой.

Старый Ян с сомнением покачал головой, а госпожа Сюй сказала:

– Нет несчастнее человека, чем тот, который любил и из-за своей любви погиб. Мы должны пожалеть бедняжку Хун и сделать все, чтобы умиротворить ее дух.

Меж тем госпожа Шао, прослышав о прибытии в столицу семьи Яна, вернулась к намерению послать в их дом кормилицу, чтобы та разузнала о видах на брак с молодым академиком. Она позвала старушку и говорит:

– Сумеешь выведать у Янов, кого они метят в жены сыну?

– Я на свете уж семьдесят лет, все мне открыто – любого с одного взгляда распознаю, – усмехнулась та.

– А как вы это сумеете? – рассмеялась стоявшая рядом Лянь Юй.

– А вот как: добрые намерения люди слышат глазами, а плохие чуют носом. Я свои старые глаза протру, в глаза жениху гляну, носом потяну – и, любо-дорого, его мысли узнаю!

Все расхохотались. Госпожа Шао наказывает:

– Теперешние свахи много языком болтают. А ты, когда придешь к Янам, побольше молчи, хорошенько слушай, да смотри не говори, что пожаловала от Иней.

Старушка кивнула.

– А если спросят, от кого я, что отвечать?

– Как о чем-нибудь трудном вопрос встанет, вы притворяйтесь глуховатой! – посоветовала Лянь Юй.

– Смотри, не открывайся чересчур перед ними, в наших делах большая нужна осмотрительность, – строго сказала госпожа Шао.

Старая кормилица опять закивала.

– Знаю, знаю, только, беда, врать не умею!

Она направилась было к двери, но остановилась.

– А о чьей женитьбе речь-то идет?

Госпожа Шао только руками развела, а Лянь Юй расхохоталась.

– У Янов нет невесты, а у Иней – жениха. Сообразите, бабушка!

Кормилица подумала, подумала и молча вышла. Госпожа Шао подмигнула Лянь Юй.

– Ступай за нею следом. Если что напутает, помоги ей выкрутиться.

Девушке наконец представился случай побывать у Яна, о чем она давно мечтала. Госпожа Сюй встретила гостей приветливо.

– Кто вы? По какому делу? Старушка в ответ:

– Я просто так, сваха, но не от Иней.

– Не упоминайте больше имени Иней, – шепнула Лянь Юй.

– Да я уже сказала, что не от Иней, – громко повторила кормилица.

Госпожа Сюй продолжает:

– Вы сказали, что пришли сватать – за кого же? Старушка помолчала немного и говорит:

– Ныне свахи много врут, а я отродясь этого не умею. Вот вам чистая правда: у военного министра Иня есть дочка, и он хочет отдать ее за богатого и знатного человека. Мать барышни меня послала, но не велела открывать, что я от Иней. А я думаю так: женитьба – дело полюбовное, молодым самим свое счастье устраивать.

Я кормилица госпожи Шао, а эта девушка, звать ее Лянь Юй, она служанка нашей барышни. А барышня у нас добрая, красивая, образованная. И в женском рукоделии равных ей нету. В сравнении с нею и Мэн Гуан, и жена Чжугэ Ляна – образины черномазые. Если после свадьбы отыщете в невесте хоть какой изъян, сажайте меня в тюрьму!

Отец и мать Яна изрядно посмеялись. Потом госпожа Сюй говорит:

– А вы настоящая сваха. Но только мы и бедны и незнатны против министра Иня. Сладится ли свадьба?

Кормилица в ответ:

– Главное, чтобы родители молодых были добрые, жених и невеста пригожие. Я вас увидела и теперь знаю, что у нашей барышни будут добрые свекор и свекровь. Чего еще-то надо?

Госпожа Сюй поднесла старушке бокал с вином.

– После свадьбы три бокала вам выпить! Растроганная старушка поклонилась. Тут вышел Ян Чан-цюй и увидел Лянь Юй.

– С каким делом к нам?

Лянь Юй потупилась, а мать шепотом рассказала сыну обо всем. Ян слушал и довольно улыбался.

Когда кормилица вернулась домой, то рассказала госпоже Шао:

– Обычная сваха попусту ходит да ходит, без толку болтает да болтает, а дело ни с места. А я вот один раз побывала в доме жениха – и, любо-дорого, все уладила!

Лянь Юй, улыбаясь, пересказала то, что было у Яна в доме.

Старушка слушала и головой кивала:

– А зачем мне врать, барышне нашей вредить? Появилась невеста. Старушка взяла ее за руки и говорит:

– Все хорошо, милая, будешь счастлива.

– Что ты такое болтаешь? – удивилась та и отняла руки.

– Ладно, пусть болтаю, – обиделась кормилица. – Зато когда вы с Яном и с детками проживете до старости в счастье и благополучии, тогда ты мне за эту болтовню спасибо еще скажешь!

Девушка смутилась, а старушка остановиться не может.

– Видела я твоего академика Яна: глаза у него широкие, лицо красивое, – пылкий, видно, мужчина! И про мать его скажу: добрая, без норову женщина, хорошей свекровью тебе станет!

– А вы, бабуся, говорили, помнится, что глазами слабы. Как же вы все это разглядели? – давясь от смеха, спросила Лянь Юй.

Старушка обиженно покосилась на служанку и продолжала :

– А еще вот что запомни: твой академик больно ласково поглядывал на эту ветреницу, – ты ее подальше от него держи, верней будет!

Невеста улыбнулась и ушла к себе. На другой день министр Инь посетил Янов и после взаимных приветствий сказал:

– Я слышал о вашей семье много лестного, но дела мешали познакомиться с вами лично. Теперь знакомство наконец состоялось, – я очень рад.

Старый Ян в ответ:

– Для меня, жителя глухих мест, высокая честь – знакомство с вами. Ведь я очутился в столице только благодаря милости Неба – оно споспешествовало моему сыну. Сам я по здоровью вынужден отказаться от государевой службы. Однако сын мой часто бывает у его императорского величества на приемах. Не посоветуете ли, как ему себя держать, чтобы не лишиться благосклонности государя?

– Член императорской академии Ян – надежда страны. Обласкан государем, его уважают при дворе. Я же всего-навсего обычный министр, чиновник, – мне ли поучать ученого?

Старому Яну пришлась по душе скромность гостя, а тому в свой черед понравились любезность и прямодушие хозяина. Оба тотчас расположились друг к другу.

– Ваш сын – достойный мужчина, и он вполне созрел для супружества. У меня же есть дочь. Пусть она не так образованна и не имеет таких благородных манер, как ваш сын, но знает место женщины и в семье и на людях, согласна послушать родителей в делах замужества. Предлагаю свою дочь в жены вашему сыну, – что вы на это ответите? – произнес министр.

Старый Ян почтительно запахнул поплотнее халат.

– Глупому юнцу из небогатого рода вы предлагаете такую девушку! О чем тут говорить – это для всех нас счастье! Сын мой и вправду уже взрослый, шестнадцать лет исполнилось, должность хорошую получил. Пора ему остепениться. Давайте выберем благоприятный день для свадьбы!

Старый Ян и министр Инь, исполненные самых лучших и добрых чувств один к другому, начали тонкую и приятную беседу. И тут доложили, что прибыл сановный Хуан. Министр Инь откланялся, а хозяин вышел встретить вельможу. Поздоровавшись, тот сразу приступил к делу.

– Я уже говорил с вашим сыном о женитьбе на моей дочери и слышал его ответ. Но решил побеседовать все-таки с вами. К счастью, вы наконец прибыли в столицу. Род мой хоть и не очень знатен, зато не очень беден; дочь моя хоть не достигла высот в образовании и женских искусствах, зато не дурнушка и знает весь придворный этикет. Значит, будет хорошей парой вашему сыну. Мне кажется, все ясно. Не станем попусту тратить время на разговоры – когда сыграем свадьбу?

Старый Ян был человек скромный и деликатный, его покоробило от бесцеремонной чванливости гостя. И к тому же он успел дать слово министру Иню. Поэтому ответил уважительно, но вместе с тем твердо:

– Благодарю ваше превосходительство за лестное для нашей семьи предложение, однако должен сообщить вам, что мы уже дали согласие на брак нашего сына с дочерью господина военного министра Иня. Вы запоздали.

– Как это запоздал, – возмутился вельможа, – если я уже договорился с вашим сыном?

– Мой негодник ничего не сказал мне об этом, – взволнованным голосом произнес старый Ян. – Видно, он сам решил за родителей. Значит, я плохо его воспитал. Раскаиваюсь, но это – моя вина.

Сановник холодно усмехнулся.

– Вы ошибаетесь, ибо отец и сын – одна плоть, и они должны мыслить одинаково. Воспитанные и образованные люди обязаны держать данное слово во всех случаях жизни. Я возмущен донельзя! Имейте в виду: моя дочь состарится, но я не выдам ее ни за кого другого, кроме вашего сына.

Сказав так, он повернулся и ушел. Старый Ян хоть и посмеивался про себя над неудачливым сватом, но на душе у него стало неспокойно.

А министр Инь, вернувшись домой, сообщил жене о согласии семьи Янов на брак с их дочерью. И вот точно в назначенный день все приготовления к брачной церемонии были закончены. Молодой академик в алом халате, украшенном нефритом, подъехал к дому Иней с деревянным гусем в руках. Манеры и внешность Яна привлекали к нему взгляды всех прохожих на улице. Бесчисленные гости поздравляли Иней с прекрасным зятем. Довольный министр улыбался, а госпожа Шао с материнской радостью любовалась красавцем юношей.

Вот и встретились жених и невеста. Блестят украшенные драгоценностями роскошные одеяния, играют на солнце расшитые серебром седла, пестрят цветы, которыми разубран экипаж, трепещут на ветру шелковые занавеси и флаги, слепит сияние позолоченных шнурков и кистей – это свадебное шествие движется от дома Иней к дому Янов. На голове у невесты нарядный убор с лентами, по которым вышиты семь благопожелательных символов долголетия и счастья, одета она в кофту с разноцветными рукавами и юбку с изображениями мандаринских селезня и уточки. Старый Ян со своей супругой, приготовив все, что положено для свадебного пиршества, выходят встретить невесту и принять от нее подарки. А она чиста и прекрасна, как ясная луна в безоблачном небе, как лотос, раскрывший свои лепестки в изумрудных водах реки. Вся она – сочетание девической нежности и женственной томности, поистине воплощение невинности!

Несказанные наслаждения принесла молодым супругам брачная ночь, только воспоминания о Хун печалили обоих.

Сановный же Хуан, прибыв в свой дом, рассказал о своем неудачном сватовстве жене, госпоже Вэй. Та была дочерью советника министра чинов Ли Вэнь-фу и госпожи Ма, племянницы вдовствующей императрицы. Царственная особа любила свою племянницу за кротость и доброту. Госпожа Ма родила дочь далеко не в молодые годы и вскоре после того скончалась. Поэтому императрица взяла на себя заботу о сироте, теперешней супруге Хуана, которая, увы, не отличалась достоинствами своей матери. Выслушав мужа, госпожа Вэй усмехнулась.

– Не нужно так огорчаться – мы выдадим дочь замуж!

– Да я даже не о дочери беспокоюсь, – вздохнул Хуан, – а о себе. При жизни твоих родителей императрица принимала в тебе участие, а от ее милостей и мне перепадало. Но стоило умереть твоей матери, как императрица про нас забыла.

– Тут нужно действовать с умом, – подумав, сказала госпожа Вэй и велела служанке пригласить в гости придворную даму Цзя. Та была приближенной императрицы и подругой покойной госпожи Ма. Получив приглашение, придворная дама решила без промедления разделаться с малоприятным свиданием и тут же отправилась в дом вельможного Хуана.

– Простите мою бесцеремонность, – усадив гостью, начала госпожа Вэй, – но вы совсем нас забыли, перестали делиться с нами новостями двора.

– У меня много дел в последнее время, – улыбнулась придворная дама. – Только из уважения к вам я оставила их и ненадолго покинула дворец.

Госпожа Вэй подала вино и закуски, вздохнула и говорит:

– Я хотела повидать вас по очень важному делу, о котором умоляю вас доложить государыне императрице. Вы знаете, что у меня есть дочь, ей пятнадцать лет, она неглупа и хорошо воспитана. Мы решили выдать ее замуж и получили согласие на брак от члена императорской академии Ян Чан-цюя. Мы даже договорились с ним о дне брачной церемонии, правда не получив согласия из дома жениха. Теперь вдруг узнаем, что Ян Чан-цюй изменил свое решение и женится на дочери военного министра Иня. Каково моей отвергнутой доченьке? Муж от огорчения заболел и слег, дочь от стыда не может в глаза людям смотреть, помышляет убить себя. А мне за что такое горе на старости лет?! Право, я тоже не хочу больше жить! Мне придется просить императрицу, памятуя о ее неизменно милостивом отношении к нашей семье, наказать молодого академика за нарушение данного слова, а министра Иня – за то, что бесцеремонно пренебрег чужим счастьем и принятыми обычаями. Во власти императрицы сделать мою дочь первой женой академика, а дочь этого недостойного Иня – второй. Умоляю вас передать ее величеству, что я буду вечно благодарна ей за прежние и грядущие милости.

Придворная дама Цзя выслушала эту речь и покачала головой.

– Вы затеваете серьезное дело. Хорошо ли вы подумали?

– Если бы жива была моя матушка, – зарыдала госпожа Вэй, – вы без колебаний исполнили бы мою просьбу. На ее могиле еще не успела увянуть трава, а вы уже готовы примириться с тем, что нас втаптывают в грязь! Так и быть, я передам ваши слова императрице, но не знаю, выйдет ли что-нибудь из этого. – Сказав это, придворная дама отправилась к своей госпоже и все рассказала ей. Императрица нахмурилась.

– В память о достойной госпоже Ма я приняла участие в судьбе этой Вэй, но какое мне дело до замужества ее дочери? Жена высокого сановника, а ведет себя, как торговка! Была бы в живых ее мать, я не услышала бы таких просьб!

Придворная дама передала слова императрицы госпоже Вэй. Услышав их, сановный Хуан запричитал:

– Увы нам, императрица отказала в помощи! Все погибло!

– Успокойтесь, – сказала госпожа Вэй, – я знаю, что надо делать.

Со следующего дня вельможа повел себя так, как подсказывала ему жена. Сказался больным, никого не принимал, перестал появляться во дворце на приемах. Император ежедневно справлялся о здоровье своего почтенного подданного и даже посылал ему лекарства. Наконец, по прошествии времени, вызвал больного к себе. Представ перед императором, сановник отвесил глубокий поклон и произнес:

– Подданные моего возраста в былые времена уже уходили на покой, а я, старый и больной, по сю пору верой и правдой служу вашему величеству, хотя силы мои на исходе и в любой час я могу оставить этот мир. Вот почему я перестал бывать при дворе, если уж не говорить о других моих горестях. Прошу вас, государь, освободите меня от службы, позвольте уехать в родные края и умереть там, вдали от мирской суеты.

Император весьма удивился просьбе и спросил, что это за другие горести и не они ли причина прошения об отставке. Роняя слезы на тощую седую бороду, Хуан начал жаловаться:

– В древних книгах сказано: «Государь – отец, подданные – его дети». Могу ли я утаить от отца свое сыновнее горе?! Мне уже семьдесят лет, у меня двое детей. Сын по имени Хуан Жу-юй служит вашему величеству в округе Сучжоу правителем. Дочь же моя была помолвлена с академиком Ян Чан-цюем, но академик нарушил данное мне слово и поспешно вступил в брак с дочерью военного министра Иня. И теперь моя дочь не может от стыда смотреть людям в глаза, помышляет убить себя, жена слегла, встать не в силах. На старости лет такой позор на мою голову, такая беда в доме! Как не мечтать о смерти, как не страдать, не сетовать!

Император, уже слышавший об этом деле от матери, успокоил старого Хуана.

– Это легко поправить, мы сами выдадим вашу дочь за молодого академика.

Он повелел тотчас вызвать молодого Яна с отцом во дворец. Когда те явились, император посуровел.

– Первый министр Хуан пережил двух государей, он верный наш подданный. Нам стало известно, что почтенный вельможа пожелал породниться с вами, но вы предпочли ему министра Иня. Нам ведомо, что с древности не возбранялось мужчине иметь нескольких жен. Потому мы повелеваем нашему подданному Ян Чан-цюю не мешкая взять себе вторую жену.

Молодой Ян низко поклонился императору и сказал:

– Отношения в супружестве входят в число пяти устоев, на которых держится все в мире. Даже последнего простолюдина не годится понуждать жениться против его желания, он вправе сделать свой выбор по доброй воле. Ныне первый министр Хуан И-бин, забыв о своем почтенном возрасте и положении, вмешивается в чужие семейные дела, лживыми речами и притворными слезами добиваясь государевой милости, только чтобы пристроить свою дочь. Я не в силах этого понять! Прошу вас, ваше величество, не неволить меня и переменить ваше высочайшее решение!

Император разгневался.

– Да как смеешь ты, мальчишка, чернить старого вельможу и противоречить нашей воле? В тюрьму – нету у нас для тебя прощения!

Когда отец и сын, поклонившись, ушли, выступил вперед сановник Лу Цзюнь.

– Воистину, дерзость, что Ян Чан-цюй так позорил первого министра Хуана перед троном. Этому юнцу пойдет на пользу ссылка, она послужит назиданием и для других гордецов. А верный слуга двух государей, смею надеяться, найдет у вас утешение!

Император приказал Ян Чан-цюю отправиться в Цзянчжоу и обратился к Хуану с такими словами:

– Мы наказали дерзкого Ян Чан-цюя, который по недомыслию и молодости посмел оскорбить вас. Мы обещали также устроить счастье вашей дочери, и мы сдержим слово, можете быть уверены!

Сын Неба удалился во внутренние покои и рассказал матери о том, что произошло. Та спрашивает:

– Неужели вы так дорожите своим первым министром?

– Да нет, – рассмеялся император, – к старости он совсем оскудел разумом, но просьба его законна, а молодой академик вел себя чересчур заносчиво.

Меж тем Ян Чан-цюй, получив приказ отбыть в ссылку, стал прощаться с родителями.

– Ах, сынок, сынок, – запричитала госпожа Сюй, – не успел ты получить должность, как в наш дом пожаловала беда. Уж лучше бы жить нам всем возле Белого Лотоса да возделывать землю!

– Вины моей в этом деле нет, я скоро вернусь, – утешает сын несчастную мать. – Поберегите себя, а обо мне не тревожьтесь.

– Цзянчжоу местность сырая, недобрая к людям. Но ты не поддавайся тоске, у тебя еще все впереди, – успокоил сына отец.

Низко поклонился Ян отцу с матерью, и тронулся в путь, и через десять дней добрался до назначенного ему места, где поселился в небольшой хижине. Прошло несколько месяцев, в продолжение которых его никто ни разу не побеспокоил. Однажды хозяин спрашивает своего постояльца:

– Отчего вы целыми днями все дома да дома, никуда не ходите, как другие опальные? А ведь в наших краях есть на что посмотреть, – места красивые.

– Я провинился перед государем, до гуляний ли мне? И потом, я не люблю бродить без дела.

А время шло. Миновало лето, подошла осень. Завыли холодные ветры, багряными сделались клены, потянулись к югу стаи гусей, посыпались с ветвей листья. Старикам и тем в такую пору тоскливо, каково же молодому изгнаннику? Загрустил, загоревал академик: «Пусть невиновен я, но мне от этого не легче. Тяжелая у меня доля! Но сдаваться никак нельзя. Нужно отказаться от затворничества, попытаться развеять тоску прогулками, как делают другие изгнанники. Может, красота здешних гор да полей принесет облегчение?!»

Ян обратился к хозяину:

– Ты говорил, что у вас здесь красиво. Скажи, куда мне пойти.

Хозяин в ответ:

– Неподалеку отсюда течет большая река, что зовется Сюньянцзян, а на берегу павильон. Очень красивое место!

Взяв с собой мальчика, Ян поднялся в павильон над рекой. Павильон не отличался изяществом, но был хорошо расположен, и вид с его террасы открывался прекрасный. Наступил вечер, сумрак понемногу окутал окрестные холмы, журчание воды навевало покой…

Яну так понравилось здесь, что он стал приходить в павильон каждый день. В шестнадцатый день восьмой луны Ян вышел на террасу после захода солнца, желая полюбоваться сиянием Небесной красавицы. Осень шуршит в камышах возле берега. Словно далекие звездочки, поблескивают огни рыбацких лодок, кукушка будит печальные воспоминания, тоскливо кричат обезьяны… Опершись о перила, Ян погрузился в невеселые размышления, – и вдруг порыв ветерка донес до него неясный звук. Ян прислушался… А что он услышал, об этом в следующей главе.