На следующий день, после полуденного заседания, судья сменил официальный наряд на простое синее платье, затем сел в паланкин и приказал носильщикам доставить его к Линь Фану. Сопровождали его лишь два стражника.

Когда паланкин остановился перед жилищем, судья Ди приподнял занавеску и увидел с дюжину людей, занимавшихся расчисткой развалин слева от большого портала. Сидя на груде кирпича, сияющий и хорошо видный Тао Ган наблюдал за ходом работ.

Едва один из стражников постучал в дверь, как обе ее створки распахнулись, и носильщики прошли во внутренний двор. Выйдя из паланкина, судья увидел высокого, худощавого мужчину, с довольно выразительным лицом, ожидавшего у подножия ведущей в зал приемов лестницы.

Помимо коренастого и широкоплечего человечка, в котором судья угадал управляющего, других слуг не было видно.

Высокий, худощавый мужчина низко склонился перед судьей и глухим голосом произнес:

— Ничтожную особу, имеющую честь обращаться к вашему превосходительству, зовут купец Линь, по имени Фан. Пусть ваше превосходительство соблаговолит войти в мою жалкую хижину.

Поднявшись по ступеням, хозяин и его гость вошли в просторный зал, обставленный просто, но со вкусом.

Как только они сели на кресла из резного черного дерева, управляющий разлил чай, затем принес кантонские сладости.

Состоялся обмен установленными этикетом любезностями. Линь Фан свободно говорил на языке северных провинций, но с заметным кантонским акцентом. Беседуя, судья исподтишка разглядывал хозяина дома.

Линь Фан был одет в строгую длинную рубаху и халат из узорчатой ткани, вроде тех, что любят кантонцы, на голове — простенькая шапочка из черного шелка. Ему около пятидесяти лет, подумал судья. Худое, вытянутое лицо было обрамлено жидкими усами и седой бородкой. Судью особенно поразили его глаза. Странной была их мертвенная застылость, казалось, они двигались только вместе с поворотом головы купца. Если бы не неподвижность холодного взгляда, было бы трудно поверить, что на совести этого хорошо воспитанного и достойного человека насчитывается до дюжины убийств.

— Мое посещение не носит официального характера, — приступил к беседе судья Ди. — Мне просто хотелось частным образом переговорить с вами об одном небольшом деле.

Склонив голову, Линь Фан произнес монотонным голосом:

— Слушающий вас жалкий невежественный торговец целиком в вашем распоряжении.

— Несколько дней назад, — продолжал судья, — пожилая женщина из Кантона по имени Лян явилась в присутствие и рассказала длинную и бессвязную историю, в которой обвиняла вас в разных преступлениях. Мне было трудно ее понять. Позже один из моих работников сообщил мне, что ум этой бедной женщины расстроен. Она передала мне сверток документов, которые я не дал себе труда прочитать, потому что они наверняка заполнены бредом ее больного рассудка. К несчастью, закон не позволяет мне закрыть дело, не выслушав жалобщика хотя бы один раз на открытом заседании суда. Поэтому я решил нанести вам визит — визит чисто дружеский — чтобы в ходе этого неофициального посещения мы могли бы найти возможность внешне удовлетворить старую женщину, при этом не теряя слишком много времени. Конечно, вы понимаете, что действовать так значило бы нарушать все существующие нормы. Но очевидно, что бедная женщина не вполне владеет рассудком, а, с другой стороны, вы — человек всеми признанной безупречной репутации, так что мое решение представляется вполне оправданным.

Линь Фан встал и низко поклонился судье в знак своей благодарности. Вернувшись в кресло и опечаленно покачав головой, он сказал:

— Это очень грустная история. Мой покойный отец был лучшим другом покойного мужа госпожи Лян. В течение многих лет я делал все, чтобы продолжить, больше того, чтобы укрепить традиционные узы дружбы, соединяющие оба наших семейства. Временами это было мучительно трудным делом. Вашему превосходительству да будет известно, что, если мои дела процветали, то дела семьи Лян шли все хуже и хуже. Отчасти это было результатом бедствии, против которых ничего нельзя было поделать, но также и отсутствием делового чутья у сына друга моего отца, Лян Хона. Время от времени я протягивал ему руку помощи, но, похоже, само Небо ополчилось на него. Бандиты с большой дороги убили Лян Хона, и дела взяла в свои руки старая госпожа. Результатом совершенных ею просчетов стали крупные убытки. Преследуемая кредиторами, она совершила еще более страшный просчет, связавшись с контрабандистами. Это раскрылось, и все имущество семьи было конфисковано. После этого старая женщина решила переселиться в деревню. Разбойники сожгли ее усадьбу, убили двоих внуков и нескольких слуг. После истории с контрабандой мне пришлось порвать с ней отношения, но несчастье, выпавшее на долю семейства, с которым мое отношение было столь долгие годы дружественным, было таким ужасным, что я не смог этого вынести и предложил высокое вознаграждение тому, кто поможет задержать убийц. Я испытал чувство удовлетворения, когда суд покарал негодяев. Увы, эта цепь испытаний подорвала рассудок госпожи Лян, и в ее больной голове зародилась мысль, что я несу ответственность за выпавшие на ее долю несчастья.

— Какая нелепая мысль! — воскликнул судья Ди. — Вы, ее лучший друг!

С грустью покачал Линь Фан головой и вздохнул.

— Да. Поэтому вашему превосходительству не составит труда понять, что я уехал из Кантона в значительной степени ради того, чтобы скрыться от ее козней. Ваше превосходительство поймет мое положение. С одной стороны, я не мог прибегнуть к защите закона против дружественного мне семейства. С другой, если бы я не отвечал на эти обвинения, мое положение в Кантоне пострадало бы. Я надеялся обрести покой и отдых в Пуяне, но эта женщина преследовала меня и здесь, обвинив в похищении ее внука! Его превосходительство Фон сразу же отверг это обвинение. Несомненно, госпожа Лян его возобновляет?

Прежде чем ответить, судья Ди выпил несколько глотков чая. Затем, не торопясь, он попробовал принесенные управляющим сладости.

— Ах, мне страшно жаль, что я просто не могу отмести ее жалобы! — наконец сказал он, — Но как мне ни горько, поверьте, причинять вам это неудобство, я буду вынужден вызвать вас в присутствие, чтобы выслушать вашу защиту. Само собой разумеется, это чистая формальность, ведь ваша невиновность бросается в глаза.

Линь Фан снова ему поклонился. Его столь странный застывший взгляд остановился на судье.

— Когда ваше превосходительство намерены заслушать меня?

Судья погладил свои бакенбарды.

— Мне трудно сейчас это уточнить. Есть отложенные нерешенные дела, и у меня накопилась масса административной работы. К тому же мой помощник обязан — о, это пустая формальность! — просмотреть переданные госпожой Лян бумажки, чтобы изложить мне их содержание. Мне очень жаль, что я не могу назвать вам точного срока. Но будьте уверены, что мы будем вести дело без всякой волокиты.

— Ничтожный купец, каким я являюсь, будет вам глубоко признателен. Моего присутствия в Кантоне ждут важные дела. У меня было намерение выехать уже завтра, оставив дом на попечение управляющего. Именно в связи с предстоящим отъездом мое жилище выглядит таким заброшенным. Большинство слуг уехало еще на прошлой неделе. По этой же причине столь скудно мое гостеприимство, за что приношу тысячу извинений!

— Постараюсь возможно быстрее все устроить, хотя, признаюсь, сожалею, что вы вынуждены нас покинуть! Пребывание столь выдающегося гражданина нашей богатой южной провинции является большой честью для моего бедного уезда. То, что мы вам можем здесь предложить, так далеко от роскоши и изысканности, к которым вы привыкли в Кантоне. Мне трудно вообще понять, как мог человек вашего уровня избрать наш скромный город местом даже временного уединения!

— Объяснение весьма простое, — ответил Линь Фан. — Мой покойный отец был очень деятелен. Он любил плавать по каналу на наших джонках, проверяя отделения компании. Побывав в Пуяне, он был так очарован его прелестным видом, что решил построить здесь усадьбу к тому времени, когда отойдет от дел. Увы, мой отец ушел воссоединиться со своими предками раньше, чем смог осуществить свой замысел. Поэтому я подумал, что мой семейный долг требует, чтобы дом Линь приобрел владение в Пуяне.

— Какой похвальный пример сыновней преданности!

— Может быть, позднее я целиком посвящу этот дом памяти моего отца. Дом стар, но построен подходяще. Я уже сделал некоторые улучшения, соответствующие моим скромным средствам. Не согласится ли ваше превосходительство, чтобы я показал ему это скромное жилище?

Судья принял предложение, и гостеприимный хозяин провел его во второй двор, где имелся даже больший зал приемов, чем в первом.

Его пол был покрыт плотным, специально для этого зала сотканным ковром. Балки и поддерживающие их колонны украшены резьбой и перламутровой инкрустацией. Мебель сандалового дерева источала нежный аромат, а в окна вместо бумаги или шелка, были вставлены тончайшие пластинки раковин, пропускавшие радужный свет.

На заднем дворе Линь Фан сказал с легкой улыбкой:

— Все женщины уехали, и я смогу показать вам и их покои.

Судья Ди вежливо отказался, но хозяин настаивал, и начальник уезда понял, что Линь Фан хотел его убедить, что скрывать ему нечего.

По возвращении в первый зал судья Ди выпил вторую чашку чая и постарался придать разговору более общий характер. Так он узнал, что Линь Фан открыл кредит некоторым высокопоставленным особам в столице и что у него есть отделения в большинстве крупных городов империи. Когда, наконец, начальник уезда закончил визит, кантонец церемонно проводил его до паланкина.

По возвращении в ямынь судья сразу же прошел в свой кабинет и бегло просмотрел положенные ему на стол вторым писцом бумаги. Ему было трудно сосредоточиться на чем-то, кроме недавнего посещения. У Линь Фана были огромные возможности, это был опаснейший противник. Попадет ли он в расставленную ловушку? Судью начали одолевать сомнения.

Он все еще размышлял над этим, когда вошел управляющий.

— Что тебя привело сюда? — спросил, поднимая голову, начальник уезда, — Надеюсь, что в доме все в порядке?

Управляющий явно чувствовал себя не в своей тарелке. По всей видимости он не знал, как сообщить господину о цели своего прихода.

— Ну, давай же, говори! — нетерпеливо воскликнул судья.

— Ваше превосходительство, три закрытых паланкина только что вступили на третий двор. Из первого вышла пожилая женщина. Она сообщила мне, что по приказу вашего превосходительства» доставила двух молодых женщин. Больше она ничего не захотела мне сказать. Я справился у второй жены и у третьей жены, но они ничего не знают. Поэтому я осмеливаюсь потревожить ваше превосходительство.

Похоже, что известие порадовало судью Ди.

— Устройте этих двух девиц в покоях четвертого двора, — сказал он. — К каждой приставьте служанку. Передай мою благодарность особе, которая их доставила, и скажи ей, что она может возвращаться к себе. После обеда я сам займусь остальным.

Успокоенный управляющий поклонился и вышел.

В обществе архивариуса и первого писца судья провел много часов, разбирая дело о разделе наследства. Было уже поздно, когда он прошел в ту часть ямыня, где находились его личные покои.

Он направился к первой жене, которую застал за проверкой хозяйственных счетов дома вместе с управляющим.

Увидев мужа, она поспешила подняться. Отослав слугу, судья сел за квадратный стол и сделал знак жене сесть рядом. Он спросил, хорошо ли занимаются дети и доволен ли их учитель. Первая жена ответила со своей обычной вежливостью, но судья видел, что она не поднимает глаз и что-то ее тревожит. После короткой беседы он спросил:

— Вы, конечно, знаете, что сегодня вечером приехали две молодые женщины?

Спокойным тоном она заметила:

— Я подумала, что долг требовал от меня пройти на четвертый двор и проверить, располагают ли вновь прибывшие всем, что им нужно. Я поручила Астре и Хризантеме ими заниматься. Хризантема, к тому же, как вы знаете, очень хорошая повариха.

Кивком судья выразил свое одобрение, и его жена продолжала.

— Возвращаясь с четвертого двора, я спрашивала себя, не было ли лучше, если бы мой господин заранее меня предупредил. Его покорная служанка выбрала бы ему новых жен со всей необходимой тщательностью.

Судья поднял брови.

— Мне жаль, — сказал он, — что вы не одобряете мой выбор.

— Никогда бы не позволила себе критиковать вкусы моего господина, — возразила первая жена несколько холодным тоном, — но мне также надлежит заниматься поддержанием гармоничной атмосферы в вашем доме. Как не заметить, что эти молодые особы весьма отличаются от других ваших жен? И я очень опасаюсь, что пробелы в их воспитании отнюдь не облегчат поддержание доброго согласия, которое царило до сих пор в этом доме.

Судья Ди встал и сухо заметил:

— В этом случае ваш долг совершенно ясен. Вы устроите так, чтобы эти пробелы — а их существование я признаю — поскорее исчезли. Вы лично займетесь обучением вновь прибывших. Пусть они научатся вышиванию и другим искусствам, знакомым женщинам вашего положения. Им следует дать некоторые навыки письма. Повторяю, ваша точка зрения мне вполне понятна. Пока что они будут общаться только с вами. Вы будете меня извещать об их успехах.

Первая жена встала одновременно с судьей. Когда он замолк, она сказала:

— Долг вашей скромной служанки — привлечь внимание господина к еще одному обстоятельству. С тем, что я получаю на хозяйство, мне будет не просто выдержать расходы, вызываемые этим увеличением вашего дома.

Судья извлек серебряный слиток из своего рукава и положил на стол.

— Это на приобретение ткани, необходимой для шитья их платьев, и на другие дополнительные расходы.

Первая жена низко поклонилась.

С тяжелым вздохом судья вышел. Трудности начались!

Миновав множество коридоров, он вышел на четвертый двор, где застал барышень Абрикос и Голубой Нефрит любующимися своим новым жильем.

Упав на колени перед судьей, они поблагодарили его за доброту. Он попросил их встать, и Абрикос почтительно передала ему запечатанный конверт.

Судья вскрыл письмо. Оно содержало расписку в получении денег, внесенных за покупку двух молодых женщин, а также изысканно вежливую сопроводительную записку от управляющего начальника уезда Ло. Письмо он положил в карман, а расписку вернул девице Абрикос, советуя тщательно ее сохранить на случай, если их прежний владелец однажды попробует заявить на них свои права. Затем он добавил:

— Первая жена лично займется вами. Она расскажет вам о наших обычаях и приобретет ткань для ваших платьев. В течение десяти дней, пока ваши новые платья не будут готовы, вы не будете выходить из этих покоев.

Еще несколько минут благожелательно поговорив с ними, судья вернулся в кабинет, где велел слугам постелить ему постель на ночь.

Сон долго к нему не приходил. Его осаждали сомнения в мудрости своих поступков. С тревогой спрашивал он себя, не превосходит ли поставленная им задача его силы. Влиятельный, безмерно богатый Линь Фан будет опасным и беспощадным противником. Его чрезвычайно расстроил и холод, возникший в его отношениях с первой женой, потому что до сих пор семейный очаг был для него мирным укрытием, где он отдыхал от груза официальных обязанностей.

Снова и снова перебирая в уме все поводы для тревоги, он смог заснуть лишь очень поздно.