Бессмысленно было искать хоть искру жизни в этих грязных, окровавленных, растерзанных телах. Судье даже не надо было выходить из паланкина, чтобы это понять. Он приказал носильщикам не останавливаться.

Стражники открыли двустворчатые ворота ямыня, и кортеж вступил на Большой двор. Сразу же появились восемь охваченных ужасом тюремщиков, которые пали ниц перед паланкином судьи и принялись бить лбами по камням мостовой. Один из них начал тщательно подготовленную речь с мольбой о прощении, но судья не стал его слушать.

— Вам не в чем оправдываться, — сказал он, — Восемь человек, конечно же, не в состоянии сдержать такую толпу. Эту задачу должны были выполнить всадники, за которыми я послал, но, к несчастью, они не смогли прибыть.

Он вышел из паланкина, и его примеру последовали судья Ван и господин Вэнь. Помощники соскочили с коней, и все пятеро прошли в кабинет начальника уезда.

Из прибывших за время его отсутствия бумаг судья взял лежавший на столе большой конверт с печатью губернатора.

— Вероятно, это официальное извещение об отбытии гарнизона, — сказал он судье Вану. — Я очень прошу вас убедиться в этом лично.

Старик судья сорвал печать. Пробежав глазами письмо, он утвердительно кивнул головой и вернул документ судье Ди.

— Скорее всего, это письмо было доставлено вчера вечером, после моего отъезда из присутствия на срочное и секретное расследование, — заговорил снова судья. — Ночь я провел в небольшой гостинице под вывеской «Восемь бессмертных» в северном районе города. Сюда я вернулся до восхода солнца, но был вынужден сразу же отправиться в храм Бесконечного Милосердия и даже переоделся в паланкине, не заходя в кабинет. Я буду очень вам признателен, господин Ван, и вам, господин Вэнь, если вы допросите по этому поводу моих слуг, хозяина «Восьми бессмертных» и солдата, который доставил послание губернатора. Само собой разумеется, — это простая формальность, но я желаю приобщить ваше свидетельство к своему докладу, чтобы никто не смог бы смерть несчастных преступников отнести на счет моей небрежности.

— Будет сделано, как вы того желаете, — ответил судья Ван, — Несколько дней назад я получил письмо от старого друга, живущего в столице. Он сообщает мне, что буддийская клика приобрела большое влияние в правительственных кругах. Эти люди будут изучать ваш доклад с таким же вниманием, как стих одной из своих священных книг! Обнаружив в нем малейший формальный недочет, они попытаются вас скомпрометировать в глазах правительства.

— Обитатели Пуяна очень вам признательны за разоблачение этих мерзавцев, — поспешил добавить господин Вэнь. — Мы испытываем радость и чувство облегчения. Тем не менее досадно, что толпа в своем законном возмущении вела себя столь мало соответствующим закону образом. Я покорнейше прошу господина судью простить моих сограждан.

Судья Ди поблагодарил обоих, и они отправились собирать нужные свидетельства.

Оставшись один, судья взял кисточку, чтобы составить свое воззвание к обитателям Пуяна. В нем самым строгим образом осуждалось избиение монахов, и объяснялось, что только государство имеет право наказывать преступников. Заканчивая, судья предупреждал своих подопечных, что каждый новый акт насилия будет караться казнью на месте.

Все работники ямыня еще находились в храме Бесконечного Милосердия, и судья поручил Тао Гану сделать пять копий его рукописи, причем крупными иероглифами. С искусством подлинного каллиграфа он и сам сделал еще пять копий. Поставив печать суда на эти документы, он попросил секретаря Хуна вывесить их на городских воротах и в различных частях города. Он также приказал Тао Гану поместить останки двадцати монахов в корзины до их кремации.

Когда его подчиненный отправился исполнять полученные приказания, судья сказал Ма Чжуну и Цяо Таю:

— Насилие порождает насилие. Если мы немедленно не примем нужные меры, могут возникнуть новые беспорядки, начаться грабежи лавок. Без гарнизона в городе порядок будет трудно восстановить, если мы дозволим черни разгуляться. Я займу паланкин генерала и поручу пронести меня по главным городским улицам, чтобы мой вид охладил умы. Вы оба будете меня сопровождать на конях, с луками, готовые поразить любого нарушителя общественного порядка.

Свой первый визит судья нанес в храм Бога — покровителя города. Небольшой отряд состоял лишь из судьи в паланкине, Ма Чжуна и Цяо Тая, гарцевавших с обеих сторон паланкина, двух стражников впереди кортежа и двух других, замыкавших шествие. В открытом паланкине судья был хорошо виден. Со смущенным видом, не выкрикивая приветствий, люди расступались на его пути. Чувствовалось, что они стыдятся своего недавнего поведения.

Прибыв в храм, судья возжег ароматические палочки и в горячей молитве просил божество простить жителям осквернение его города. Хорошо известно, что Бог-покровитель города ненавидит пролитие крови на землю, которую он оберегает, по этой причине место казней отводится всегда за городской чертой.

Затем судья отправился в храм Конфуция, где воскурил благовония перед табличками, представляющими Бессмертного мудреца и его учеников, а оттуда отбыл в храм Бога Войны, где также помолился.

Население выглядело спокойным. Люди только что прочитали его воззвание, и не замечалось ни малейшего признака беспорядков. Избиение монахов успокоило гнев толпы.

Убедившись, что волнений можно больше не опасаться, судья Ди вернулся в ямынь.

Вскоре из храма Бесконечного Милосердия со всеми работниками прибыл генерал Бао. В сокровищницу храма были помещены найденные в храме деньги и драгоценные изделия, включая и вазы алтаря, и на ее двери наложены печати.

— Я взял на себя вольность послать за пиками и саблями из моего личного склада оружия и раздал их двадцати своим людям и десяти стражникам присутствия, поручив им охранять храм, — добавил генерал.

Старый воин был в прекрасном настроении, его привело в восторг это нарушение однообразного существования отставного военного.

Прибыли и господа Ван и Вэнь. Они только что проверили все сообщенные судьей факты и заявили о готовности засвидетельствовать, что узнать содержание письма о передвижении войск было физически невозможно.

Затем все прошли в большой приемный зал, где их ждали разнообразные напитки.

Стражники принесли дополнительные столы и стулья. Все уселись, и под руководством судьи Ди был составлен подробный отчет о событиях дня.

Каждый раз, когда это было необходимо, писцы записывали показания свидетелей. Из своих покоев были вызваны барышни Абрикос и Голубой Нефрит, подробно рассказавшие о своем приключении и оставившие отпечатки больших пальцев на его записи.

Судья Ди добавил особый абзац, в котором объяснял невозможность обнаружить виновных в убийстве монахов в толпе из сотен и сотен человек. А поскольку поведение духовных особ в какой-то мере оправдывало народный гнев, и беспорядки в дальнейшем не повторились, судья в заключение почтительно советовал не принимать мер против жителей Пуяна.

Уже опустилась ночь, когда доклад и все сопроводительные бумаги были наконец закончены. Судья Ди пригласил генерала Бао, судью в отставке и двух глав гильдий разделить с ним вечернюю трапезу.

Неутомимый вояка охотно бы принял приглашение, но остальные трое попросили их извинить, ибо после трудного дня нуждались в отдыхе. Пришлось и генералу Бао отказаться от приглашения. Все четверо распрощались с судьей, который проводил их до паланкинов, где еще раз поблагодарил за бесценную помощь.

Как только они отбыли, судья сменил одежду на более удобную и прошел в свои покои.

В большом зале он застал свою первую жену, главенствующую в окружении госпожи второй жены и госпожи третьей жены, а также барышень Абрикос и Голубой Нефрит за праздничным ужином. Все пятеро поднялись, чтобы пожелать ему добро пожаловать. Он уселся на своем обычном месте и, с наслаждением пробуя вкусные блюда, целиком отдался радости возвращения в сердечную атмосферу, которой ему так недоставало в последние недели.

После того, как со стола убрали и управляющий разнес чай, судья сказал барышням Абрикос и Голубой Нефрит:

— Составляя сегодня пополудни свой доклад, я предложил, чтобы вам был вручен дар в четыре золотых слитка из числа конфискованных в храме Бесконечного Милосердия. Это было бы скромным вознаграждением за помощь, которую вы оказали мне в этом деле. В ожидании одобрения моего предложения я направлю официальное послание начальнику вашего родного уезда с просьбой разыскать ваших родителей. Может быть, благодаря небу они еще живы. В ином случае другие члены вашей семьи будут, несомненно, счастливы вас приютить у себя. Когда в Хунань будет отправляться военный отряд, я поручу вас заботам его начальника.

С благожелательной улыбкой судья продолжал:

— Я вам передам рекомендательное письмо для местных властей. Благодаря вознаграждению от правительства вы сможете приобрести землю или же открыть свое скромное торговое заведение, а в положенное время ваша семья найдет вам достойных супругов.

Обе сестры простерлись перед судьей, четырежды в знак признательности коснувшись лбами пола.

Встав, судья попрощался с женами и двумя молодыми женщинами. По пути в присутствие, пересекая дорожку, идущую от сада к главному порталу ямыня, он услышал за спиной легкие шаги. Оглянувшись, он увидел барышню Абрикос. Она шла одна, опустив глаза.

Ничего не говоря, она низко поклонилась.

— Ну что же, Абрикос, если я могу еще что-то для вас сделать, не стесняйтесь, скажите.

— Конечно, господин судья, все тоскуют по родным местам. Но раз уж милостивая судьба передала нас под вашу защиту, моей сестре и мне было бы нелегко покинуть этот, ставший для нас дорогим, дом. И первая жена соблаговолила нам сказать, что она не возражала бы…

Судья поднял ладонь и, улыбаясь, ее прервал:

— После встречи — расставание, таков закон этого мира! Вы будете куда более счастливы и скоро это поймете, первой женой почтенного крестьянина вашей деревни, чем став четвертой или пятой женой начальника уезда. А пока все устроится, ваша сестра и вы можете считать себя гостями этого дома.

Судья церемонно склонился перед девушкой и решил, что сверкавшие на ее щеках прозрачные алмазы всего лишь порожденный сиянием луны обман зрения.

Придя на Большой двор, он увидел, что помещение присутствия освещено. Вероятно, писцы переписывали набело доклад, подготовленный вечером. Он застал секретаря и трех помощников в своем кабинете, выслушивающими отчет начальника стражи. По приказу секретаря Хуна тот только что опросил различных наблюдателей, расставленных вокруг усадьбы Линь Фан. Никто из них не заметил ничего особенного.

Судья отослал начальника стражи и, усевшись за стол, просмотрел недавно полученные официальные бумаги. Три письма он отложил в сторону и сказал секретарю:

Это отчеты расставленных вдоль каналов военных постов. Они останавливали много джонок с эмблемой Линь Фана, но в их грузах не нашли ничего подозрительного. Боюсь, что мы опоздали и этим способом уже невозможно получить доказательства незаконной деятельности нашего друга!

Просмотрев остальную почту, он на полях некоторых бумаг набросал красной кисточкой указания для первого писца.

Закончив работу, судья выпил чашку чая и выпрямился в кресле.

— Вчера вечером, — сказал он Ма Чжуну, — я, переодевшись, посетил твоего друга Чэн Па. Я воспользовался этим для более внимательного осмотра храма Совершенной Мудрости. И слышал странные звуки. За его стенами должны твориться любопытные дела.

Ма Чжун с тревогой глянул на секретаря. Явно неловко чувствовал себя и Цяо Тай. Лишь Тао Ган спокойно подергивал три волоска своей бородавки. Все хранили полное молчание.

Столь очевидное отсутствие восторга не встревожило судью.

— Эти здания возбуждают мое любопытство, — сказал он. — Сегодня утром мы пережили весьма своеобразное приключение в буддийском храме. Почему бы разнообразия ради нам теперь не заняться даосским святилищем?

Ма Чжун размял колени своими огромными ладонями и с принужденной улыбкой ответил:

— В честной схватке я никого не боюсь в этом мире, благородный судья. Но когда речь идет об общении с существами иного мира…

— Я не неверующий, — остановил его судья, — и был бы последним, кто утверждает, что при определенных обстоятельствах обитатели Адских областей не имеют возможности вмешиваться в нашу жизнь. Но, с другой стороны, я глубоко убежден, что человеку с чистой совестью не приходиться опасаться призраков или духов. Справедливость оставляет за собой последнее слово как в невидимом, так и в видимом мире. К тому же, мои верные друзья, не скрою от вас, что сегодняшние события и время ожидания, которое им предшествовало, вывели меня из равновесна. Думаю, небольшое расследование в районе даосского святилища принесет мне пользу.

Секретарь Хун задумчиво подергивал свою бородку.

— Если мы туда отправимся, что подумают Чэн Па и его шайка? Особенно, если наше посещение должно оставаться тайным.

— Я подумал об этом. Тао Ган, сейчас же иди к главному смотрителю квартала. Вели ему пойти к храму Совершенной Мудрости и приказать Чэн Па немедленно убираться. Эти люди отнюдь не стремятся к конфликту с властями, и вся шайка исчезнет прежде, чем старший смотритель закончит говорить! Но из предосторожности передай начальнику стражи, чтобы шел туда с десятью своими людьми на случай, если понадобится применить силу. Тем временем мы переоденемся в одежду, которая не будет привлекать внимания, а когда вернется Тао Ган, сядем в обычные паланкины. Я беру с собой только вас четверых и никого больше, но не забудьте взять с собой бумажные фонари и побольше свечей!

В помещении охраны Тао Ган приказал начальнику стражи собрать десятерых своих людей.

Застегивая пояс, тот, удовлетворенно улыбаясь, заметил своим подчиненным:

— Любопытно, как общение человека моего опыта может благоприятно влиять на начальника уезда! По приезде его превосходительство желал изо всех сил заняться пошлым убийством на улице Полумесяца, где нельзя было бы подобрать и одной монеты. Но заметьте, сразу же затем его превосходительство интересуется буддийским храмом, который можно сравнить с дворцом самого Бога богатства! Между нами говоря, я не был бы огорчен, если бы смог вернуться туда поработать, когда высокие инстанции примут свое решение.

— Думаю, что ваш обход сегодня вечером у усадьбы Линь Фана также не был для вас бесполезен, — лукаво заметил один из его людей.

— Речь шла о простом обмене любезностями, — возразил начальник стражи. — Управляющий господина Линь Фана захотел доказать мне, что умеет оценить вежливость моего отношения.

— Звук голоса этого управляющего был поразительно серебрист, — напомнил товарищ первого стражника.

Со вздохом извлек начальник стражи из своего пояса серебряную монету и бросил. Она была ловко подхвачена на лету.

— Можете ее поделить между собой, я не жадюга, — продолжил он. — Но раз уж ничего не ускользает от вашего внимания, расскажу вам все до конца. Этот управляющий вложил мне в руку несколько серебряных монет, спрашивая, не соглашусь ли я завтра взять у него письмо для одного из друзей. Я ответил: «Конечно, если завтра буду на месте». Но завтра меня здесь не будет, и я не смогу забрать письмо. Таким образом, я не нарушу приказов его превосходительства и не обижу этого столь любезного управляющего, отказавшись от вежливо предложенного подарка. Одним словом, я остаюсь верен правилу строгой честности, которое я раз и навсегда сделал своим.

Его люди единодушно сочли подобный подход чрезвычайно разумным, и сообща пошли догонять Тао Гана.