Художник У раскрывает свою тайну перед судом; судья Ди повелевает обыскать восточный квартал

Три удара в большой бронзовый гонг возвестили об открытии вечернего заседания суда.

Огромная толпа зрителей собралась в зале: старого генерала хорошо знали в Ланьфане.

Судья Ди взошел на помост. Первым делом он вызвал сюцая Дина.

Когда тот встал на колени перед скамьей, судья Ди молвил:

— Вчера вы появились перед этим судом и обвинили У Фэна в убийстве вашего отца. Я провел немедленное расследование и собрал улики, по которым У Фэн подлежит аресту. Однако в деле все еще остается много неясного. Сейчас мы допросим обвиняемого; призываю вас слушать внимательно. Если вы можете что-то добавить по любому вопросу, говорите, не смущаясь.

Судья написал повеление тюремному смотрителю. Вскоре два пристава ввели У в зал суда. Когда художник подошел к помосту, судья Ди отметил про себя, что на лице его не видно особых следов волнения.

У встал на колени и стал почтительно ожидать вопросов судьи.

— Назовите ваше имя и занятие, — сухо сказал Ди.

— Я, ничтожный, — ответствовал юноша, — зовусь У Фэном. Я сдал экзамен на звание сюцая и занимаюсь художеством по душевной склонности к этому занятию.

— Вы, — сурово сказал судья, — обвиняетесь в убийстве генерала Дин Ху-гуо. Говорите правду!

— Ваша честь, — спокойно отвечал У, — я полностью отрицаю предъявленное мне обвинение. Мне известно имя жертвы и преступление, из-за которого генерал был изгнан с военной службы, поскольку я часто слышал от моего отца рассказы об этой постыдной истории. Но прошу отметить, однако, что с генералом я никогда не встречался и даже не знал, что он проживает в Ланьфане, пока его сын не принялся распространять злостные слухи обо мне, на каковые я даже не обратил внимания, поскольку считал их слишком вздорными, чтобы опровергать.

— Если это так, — холодно сказал судья, — то почему генерал Дин всегда опасался вас? Почему он держал ворота запертыми день и ночь и приговорил себя к добровольному заточению в библиотеке? К тому же, если вы ничего не замышляли против генерала, зачем вы тогда посылали каких-то бродяг следить за его домом?

— По поводу первых двух вопросов вашей чести, — отвечал У, — осмелюсь предположить только, что это — внутренние дела дома Динов, о которых до сих пор я вообще не подозревал, поэтому ничего не могу сказать по этому поводу. Что же касается последнего, то я никогда никого не посылал следить за домом Динов. Я требую, чтобы обвинитель представил хотя бы одного из людей, которых я якобы нанял для этой цели.

— Не будьте слишком самоуверенны, юноша! — холодно сказал судья. — На самом деле я уже схватил одного из этих бездельников. В должное время вы его здесь увидите!

У закричал в гневе:

— Этот негодяй Дин подкупил его, чтобы он лжесвидетельствовал!

Увидев, что У наконец потерял самообладание, судья Ди решил, что теперь самое время застигнуть его врасплох.

Он наклонился вперед в кресле и резко бросил в лицо У:

— Я, уездный начальник, скажу тебе, почему ты так люто ненавидел семью Динов. Вовсе не из-за старой распри между твоим отцом и генералом! Нет, у тебя был свой личный и отвратительный повод. Посмотри на эту женщину!

Говоря эти слова, судья извлек из рукава вырезанный из картины У кусок, на котором было только одно лицо богини Гуан Инь.

Передав его старосте Фану, чтобы тот показал его У, судья все время не сводил глаз ни с обвиняемого, ни с сюцая Дина. Он заметил, что, как только он намекнул, что в деле замешана женщина, оба юноши побледнели. В глазах Дина мелькнул страх.

Внезапно судья Ди услышал рядом сдавленный крик.

Староста Фан стоял, сжимая изображение в руке. Он посерел лицом так, словно только что увидел демона.

— Ваша честь! — вскричал он. — Это моя старшая дочь, Белая Орхидея!

Шепот побежал по толпе, возбужденной этим неожиданным известием.

— Тишина! — воскликнул судья голосом, подобным грому.

Он сам изумился не менее прочих, но ничем этого не выдал и спокойно сказал:

— Староста, покажите рисунок обвиняемому!

От судьи не ускользнуло, что если У был очень взволнован словами старосты, то сюцай Дин вздохнул с видимым облегчением.

У смотрел на картину остановившимся взглядом.

— Говори! — рявкнул судья. — Какие отношения связывают тебя и эту девушку?

У побледнел как смерть, но твердо сказал:

— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос!

Судья откинулся на спинку кресла. Он холодно молвил:

— Похоже, обвиняемый, вы позабыли, что находитесь в суде. Я приказываю вам ответить на мои вопросы.

— Вы можете пытать меня хоть до смерти, — ясным голосом отвечал художник. — Ничто не заставит меня отвечать на этот вопрос!

Судья Ди вздохнул и сказал:

— Я обвиняю вас в неуважении к суду.

По знаку судьи два пристава сорвали с У халат. Двое других схватили его за руки и прижали лицом к полу. Затем они вопросительно посмотрели на старосту Фана, который стоял, держа в руке тяжелую плетку.

Староста посмотрел на судью со страдальческим выражением на лице.

Судья Ди понял все. Фан был справедливым человеком и боялся, что в гневе может забить У до смерти. Судья показал на одного пристава крепкого телосложения.

Тот забрал плетку у старосты, затем занес в воздухе мускулистую руку, и плетка с силой опустилась на обнаженную спину У.

Плеть все стегала и стегала спину стонущего художника. После десятого удара кровь хлынула из рассеченного тела. Но У молчал, и было видно, что говорить он не собирается.

После двенадцатого удара У лишился чувств.

Пристав остановил пытку. Судья Ди знаком приказал другим двоим приставам поднять У с пола и поставить его на колени. Они принялись жечь пропитанную уксусом тряпку у него под носом, пока художник не пришел в сознание.

— Посмотри в лицо начальнику! — приказал судья Ди.

Один из приставов схватил У за волосы и запрокинул ему голову. Губы У конвульсивно двигались. Безжизненным голосом он прошептал:

— Я ничего не скажу.

Пристав уже занес тяжелую рукоять плетки, чтобы ударить У по лицу, но судья Ди знаком остановил его и спокойно обратился к У:

— У, вы образованный юноша. Неужели вы не понимаете все безумие вашего поведения? Я знаю о ваших отношениях с бедной заблудшей девушкой гораздо больше, чем вы предполагаете.

У отрицательно покачал головой.

— Я знаю, — бесстрастно продолжал судья, — что вы встречались с Белой Орхидеей в «Приюте Трех Сокровищ», храме возле восточных врат, и что…

Внезапно У вскочил. Он с трудом держался на ногах, и пристав подхватил художника под руку, чтобы тот не упал, но У этого даже не заметил. Он поднял обнаженную правую руку, по которой струилась кровь, и, грозя кулаком судье, пронзительно закричал:

— Теперь она исчезнет навсегда. Это ты, пес чиновный, погубил ее!

Из толпы послышались громкие восклицания. Староста Фан сделал шаг к обвиняемому и тоже стал выкрикивать что-то бессвязное. Приставы не знали, что и делать.

Судья Ди постучал молотком по скамье. Он возгласил громовым голосом:

— Тишина и порядок!

Шум стих.

— Если это повторится, — сурово изрек судья Ди, — я буду вынужден приказать очистить зал! Пусть все останутся на своих местах.

У снова рухнул на пол. Его тело сотрясали рыдания. Староста Фан застыл по стойке «смирно». Он прикусил губу так сильно, что по подбородку заструилась кровь.

Судья Ди медленно пригладил бороду.

Затем его глубокий голос нарушил скованное молчание:

— Сюцай У, вы видите, что вам ничего не остается, кроме как поведать всю историю целиком. Из вашего последнего выкрика следует, что я подверг жизнь Белой Орхидеи опасности, упомянув о ваших тайных свиданиях в заброшенном храме, а значит, это вы ответственны за ее исчезновение. У вас было времени более чем достаточно для того, чтобы предупредить меня.

Судья сделал знак, и приставы поднесли У чашку крепкого чаю. Он осушил ее в один глоток, а затем произнес убитым голосом:

— Теперь ее тайна известна всему городу. Теперь ее не спасти!

Судья Ди сухо заметил:

— Предоставьте суду решать, можно ли ее спасти или нет. Еще раз прошу вас рассказать все, как есть.

У взял себя в руки и тихо начал:

— Возле восточных врат стоит небольшой буддийский храм, называющийся «Приютом Трех Сокровищ». Много лет назад, когда дорога на запад еще лежала через Ланьфан, он был построен монахами из Хотана. Когда монахи ушли отсюда, храм пришел в упадок, люди из соседних домов разобрали двери и мебель на дрова. Но роспись на стенах, великолепная роспись, сохранилась.

Я обнаружил эти фрески случайно, когда блуждал по городу в поисках образцов буддийского искусства. Я стал часто захаживать в храм и перерисовывать там эти росписи. Особенно мне полюбился маленький внутренний садик за храмом; по ночам я пробирался туда, чтобы наслаждаться лунным сиянием.

Как-то вечером недели три тому назад я крепко выпил и отправился в храм, чтобы ночной воздух освежил мою голову.

Сел на каменную скамью и тут вижу — входит в сад девица.

У потупился; в зале царила мертвая тишина.

Подняв голову, художник посмотрел перед собой невидящими глазами и продолжил:

— Показалась она мне самой богиней Гуан Инь, сошедшей на землю, облачившись в тонкий халат из белого шелка, накинув на голову белый шелковый платок. На ее прелестном лице застыла глубокая, невыразимая печаль, слезы блестели на бледных щеках. Божественные черты ее навсегда запечатлелись в моей памяти, я буду помнить их до самой смерти.

У закрыл лицо ладонями, а затем бессильно опустил руки.

Странное свидание У Фэна в храмовом саду

— Кинулся к ней, лепеча какие-то бессвязные слова, а она отшатнулась испуганно и прошептала: «Не смей говорить со мной, уходи! Я боюсь тебя!» Тогда я упал перед ней на колени, умоляя поверить мне.

Она запахнула плотнее халат и молвила тихим голосом: «Мне велено не покидать дома, но сегодня ночью я выскользнула наружу. Сейчас мне пора назад, иначе меня убьют! Никому не рассказывай обо мне. Я еще вернусь!»

Тут набежавшее облачко закрыло луну. В темноте я услышал звук легких, поспешно удалявшихся шагов.

В ту ночь я до самой зари обыскивал весь храм и его окрестности. Но она исчезла бесследно.

У замолчал. Судья Ди знаком повелел, чтобы ему дали еще одну чашку чая, но У нетерпеливо помотал головой.

— С того самого незабываемого вечера я ходил в заброшенный храм каждый вечер. Но она так больше и не пришла. Очевидно, ее держат где-то взаперти. Теперь, когда все узнали об ее ночном визите в храм, тот, кто похитил девушку, наверняка убьет ее.

И У снова разразился рыданиями.

После небольшой паузы судья Ди заговорил снова:

— Теперь вы убедились сами, юноша, как опасно не договаривать до конца. Суд сделает все возможное для того, чтобы отыскать девицу. А вы между тем расскажите нам, как вы убили генерала Дина!

— Я поведаю вам все, что угодно, ваша честь, но не сейчас! Умоляю вас, пошлите людей, чтобы спасти эту девушку, пока еще не слишком поздно!

Судья Ди пожал плечами и сделал знак приставам, которые схватили У и поволокли его обратно в застенок.

— Сюцай Дин, — молвил судья, — дело приобрело неожиданный оборот, который, впрочем, не имеет касательства к убийству вашего отца. Ясно, однако, что дальнейший допрос обвиняемого сейчас бесполезен. Посему я прекращаю слушание на некоторое время. — С этими словами судья встал и сошел с помоста.

Толпа зрителей медленно растеклась из присутствия, оживленно обсуждая между собой последние волнующие новости.

Переодевшись в домашний халат, судья Ди повелел десятнику Хуну позвать старосту Фана.

Ма Жун и Дао Гань уселись на скамеечки возле стола судьи.

Когда староста вошел, судья Ди сказал:

— Староста, я понимаю ваше душевное потрясение. Какое несчастье, что я не показал вам эту картину раньше, но я не мог и предположить, что она имеет какое-то отношение к вашей старшей дочери. И тем не менее это первое известие о ней за все время.

Произнося эти слова, судья взял кисть, алую тушь и выписал три повеления.

— Сейчас вы, — продолжал он, — возьмете двадцать вооруженных людей и немедленно направитесь в «Приют Трех Сокровищ». Ма Жун и Дао Гань покажут вам путь. Опытней их нет у меня сыщиков, они знают свое дело. Эти бумаги позволят вам входить в любой дом в квартале и проводить обыск!

Судья приложил большую печать управы к бумагам и вручил их Ма Жуну. Ма Жун поспешно сунул их в рукав, после чего все трое удалились.

Судья Ди тем временем повелел служителю принести чайник с горячим чаем. Отхлебнув из чашки, он обратился к десятнику Хуну:

— Мне отрадно, что староста теперь хоть что-то знает о своей пропавшей дочери. Теперь, когда известно, что это она изображена на картине, я начинаю находить в ее чертах сходство с младшей дочерью Фана, Черной Орхидеей. Как я этого сразу не заметил!

— Единственный, кто обратил на это внимание, ваша честь, — лукаво заметил десятник, — был наш славный боец Ма Жун.

Улыбка тронула губы судьи.

— Это может означать, — сказал он, — что Ма Жун разглядывал Черную Орхидею внимательнее, чем ты или я!

Тут же лицо судьи приняло обычное строгое выражение. Он сказал, взвешивая каждое слово:

— Одно Небо знает, в каком состоянии мы найдем бедную девочку, если вообще найдем. Если перевести описание, данное нашим восторженным приятелем-художником, с поэтического языка на язык обычных смертных, то в храм она явилась в одной ночной рубашке. А это означает, что ее держат взаперти в доме неподалеку от храма. Кто — неизвестно, возможно, какой-нибудь преступный сластолюбец, который, узнав, что она тайно покидала его дом, вполне мог убить ее. И в один прекрасный день мы найдем ее тело в пересохшем колодце…

— Между тем, — заметил десятник, — все это нисколько не приближает нас к разгадке убийства генерала Дина. Боюсь, придется подвергнуть У пыткам.

Судья сделал вид, что не слышал второй половины сказанного Хуном, и произнес:

— Занятная вещь: когда я упомянул в присутствии о том, что в дело замешана женщина, то побледнели и Дин и У. Как только Дин узнал, что речь идет о дочери старосты, он тут же успокоился. Это означает, что в убийстве генерала тоже каким-то образом замешана женщина, очевидно, та самая, которой Дин писал свои страстные послания.

Кто-то негромко постучал в дверь.

Десятник Хун встал и открыл. В кабинет вошла Черная Орхидея.

Она отвесила судье почтительный поклон и сказала:

— Я не смогла найти отца, поэтому я осмелилась потревожить вашу честь, чтобы сообщить новость.

— Заходите, не волнуйтесь, сударыня, — сказал радостно судья Ди. — Мы как раз беседовали об усадьбе Динов. Скажи мне, не удалось ли узнать, где молодой господин Дин проводит время, когда он не дома?

Черная Орхидея отчитывается перед судьей Ди

Черная Орхидея отрицательно покачала головой.

— Увы, ваша честь, — отвечала она, — слуги говорят, что они бы сами хотели, чтобы он почаще выходил из дома. По большей части Дин слоняется по усадьбе день-деньской, присматривая за челядью и распекая их при малейшей оплошности!

— Как он воспринял мое неожиданное посещение сегодня утром? — спросил судья.

— Я была в комнате молодого хозяина, когда слуга объявил о вашем прибытии. Он в это время сидел со своей женой и считал, во что обойдутся похороны генерала. Молодой хозяин очень обрадовался, что ваша честь пришли снова. Он сказал жене: «Разве я тебе не говорил, что в первый раз они очень плохо осмотрели отцовскую библиотеку? Какая радость, что судья вернулся, уж теперь-то он ничего не упустит!» Жена возразила ему мягко, что он зря считает себя умнее господина уездного начальника, а затем Дин побежал встречать вашу честь.

Судья беззвучно сделал глоток из чашки, а затем сказал:

— Спасибо тебе за твою службу, девица. У тебя зоркие глаза и чуткие уши. Возвращаться в усадьбу Динов тебе не обязательно. Сегодня мы кое-что разузнали про твою старшую сестру, и твой отец отправился на ее поиски. Отправляйся к себе: я уверен, что отец твой вернется с добрыми вестями.

Черная Орхидея тут же ушла.

— Странно, — заметил десятник Хун, — что сюцай так редко выходит из дома по ночам. Где же его любовное гнездышко, в котором он встречается с этой незнакомкой?

Судья Ди кивнул и сказал:

— Конечно, это могла быть старая история, которая давно уже позади. Чувствительные люди имеют несчастливый обычай сохранять воспоминания об угасших страстях. И все же, сдается мне, письма, которые принесла Черная Орхидея, были написаны совсем недавно. Сумел ли Дао Гань распознать в них какое-нибудь указание на то, кто эта женщина?

— Нет, — отвечал десятник, — но работа Дао Ганю понравилась. Он переписал письма своим лучшим каллиграфическим почерком и при этом все время посмеивался.

Судья Ди снисходительно улыбнулся. Он порылся в бумагах на столе и отыскал сделанные Дао Ганем копии, чисто выписанные на узорчатой бумаге для писем.

Откинувшись на спинку кресла, судья принялся читать. Через некоторое время он сказал:

— Все об одном и том же, хотя и на разный лад. Сюцай Дин влюбился по уши. Как будто у поэзии нет других тем! Вот, послушай:

Дочитав стихи, судья швырнул листок бумаги на стол.

— Размер есть, — буркнул он, — вот и все, что я могу сказать об этом.

И он принялся в раздражении теребить бороду.

Внезапно судья снова схватил прочитанный листок и жадно впился в него глазами.

Десятник Хун понял, что судья что-то нашел. Встав, он подошел к начальнику и заглянул к нему через плечо.

Судья изо всех сил ударил кулаком по столу.

— Дайте мне показания домоправителя во время допроса в усадьбе Динов! — приказал он.

Пристав принес кожаную коробку с бумагами, касающимися убийства, и извлек из нее показания, заверенные печатью.

Судья Ди быстро пробежал документ глазами, положил его обратно в коробку, встал с кресла и принялся прохаживаться по кабинету.

— Как глупы бывают влюбленные! — внезапно воскликнул он. — Я наполовину разгадал убийство генерала. Какое гнусное, отвратительное преступление!