Если бы у Симоны была хотя бы минута, чтобы оценить положение, она, возможно, действовала бы по-другому. Но удар, нанесенный в висок Женевьеве, поверг ее в панику. Кто-то обхватил Симону за талию, чья-то грязная рука зажала ей рот, мешая кричать.

Симона брыкалась, кусалась, отбивалась от невидимого противника, а в это время Арман, с притворной грустью глядя на потерявшую сознание Женевьеву, насмешливо ворковал:

— О, Женевьева, любовь моя, прости.

Правый глаз Армана дергался и временами совсем закрывался. Лицо перекосилось в нервной судороге. Волосы висели липкими прядями, спадая на ворот грязной рубахи. Он выглядел так, как будто несколько дней спал под забором. Наконец отец обратился к Симоне, но его слова мало ее успокоили.

— Порция? — с ужасом прошипел он, но тут же очнулся. — А, Симона! Ты так на нее похожа в этом платье. Я прямо испугался. — И он расхохотался так, словно произнес нечто крайне остроумное.

Симона прекратила сопротивляться, но чувствовала дурноту от обхвативших ее чужих рук. Во рту скопилась слюна, глаза слезились, из носа потекло. Она боялась, что ее вырвет, если не удастся вздохнуть полной грудью.

Арман глумливо зашептал:

— Ты обещаешь вести себя тихо, если я велю Элдону отпустить тебя?

Симона кивнула.

— Отпусти ее, — по-французски скомандовал Арман.

Симона развернулась и увидела толстого здоровяка в вонючем и грязном тряпье.

— Ты должна простить его некоторую нечистоплотность, — хихикнул Арман. — Он прятался за конюшнями, практически в навозной куче. Ждал подходящего момента.

— Я знаю, что ты сделал, отец! — задыхаясь, проговорила Симона. — Знаю! Как ты мог? Как ты мог так поступить с ней и с невинным ребенком?

Одним гигантским прыжком Арман подскочил к дочери и ударил ее по лицу с такой силой, что она отлетела к стене и упала на пол. Из носа потекла кровь. Арман стоял над дочерью и трясся всем телом. Дергались все мышцы лица, искажая его до неузнаваемости. Сейчас он выглядел тем, кем был, — сумасшедшим.

— Прикуси язык, Симона, иначе я его вырву! — с видимым усилием понизил голос Арман и мотнул головой, словно пытаясь вернуть мыслям ясность. Он встал над Симоной на четвереньки, и она вскрикнула от страха. — Я н-не знал, что мальчишка в тот день был в конюшне. Ты, ты, ты должна была отвезти его в Бовиль, далеко, далеко от того, что я собирался сделать! Ты убила его!

Сначала Симона не могла понять смысла его слов. Сама она говорила о Женевьеве и маленьком Тристане. Но тут ее осенило, и страшная правда комом застыла у нее в горле. Симона задыхалась.

Это Арман устроил пожар, в котором погибла ее мать. И маленький Дидье. Ее отец — убийца.

Сейчас Арман схватил ее здоровой рукой и стал трясти, неразборчиво бормоча:

— М-м-мальчик был моей единственной плотью и кровью! Никогда, никогда, никогда бы я не тронул ни одного волоска с его головы! Мой мальчик! М-м-мой!

Он отбросил Симону на пол и поднялся с колен. Симона только сейчас до конца осознала, что он ей сказал.

— Дидье был… он был твоей единственной плотью и кровью?

— Да, да, да! Да! — крикнул Арман. — Я-то думал, что ты и сама уже догадалась. Ты ведь считаешь себя такой умной! Я едва пришел в сознание, когда меня обвенчали с этой шлюхой, твоей матерью. Могу только догадываться, как этот гнусный торговец, этот мерзкий слизняк Рено заполучил ее. Вот почему она так хотела обвенчаться со мной. Семья не позволила бы ей выйти замуж за простолюдина, но тут она забеременела. Ее бы вышвырнули из Сен-дю-Лака! Дали бы по толстой заднице — и прощай.

— Дядя… — Симона сглотнула. Нет, больше не дядя. — Жан — мой отец?

— Ну, точно не узнаешь. — Арман пожал плечами и хмыкнул. — Одно могу сказать, твой отец не я. Когда ты родилась, я был едва живой.

Силы оставили Симону, она прикрыла глаза. В голове билась одна мысль: «Слава Богу, слава Богу, он мне не отец».

И тут послышался шорох пергамента и удовлетворенный смех Армана. Симона поняла, что он нашел брачный договор ее матери.

— Ага! — рокотал Арман. — Ну, Симона, мерси. Я знал, что и от тебя может быть польза. Знаешь ли, она ведь пыталась меня отравить, — зашептал Арман, как будто доверяя ей страшную тайну. — Твоя шлюха-мать. Она совсем обо мне не заботилась после того, как… — Арман оглянулся на Женевьеву и скривился, как будто слова причиняли ему боль. — …после несчастного случая со мной. Она думала, я умру. А я не умер! — Он горделиво взмахнул кулаком и замолчал, пережидая судорогу, исказившую его лицо. — Когда я пришел в себя, я даже не знал, кто она такая. А когда понял, что мы женаты, подумал, что она моя союзница. — Он закинул голову и захохотал. У Симоны мурашки побежали по спине от этого скрежещущего звука. — Я быстро догадался, что она хочет моей смерти. Я притворялся, что слабее, чем был, и ночью тайком ходил по замку.

Арман опустился на одно колено и нежно погладил волосы Женевьевы.

— Но к тому времени Порция узнала о вас, миледи. Она стала прятать деньги, увозить их из Сен-дю-Лака, чтобы у меня не было средств искать вас, миледи. О, любовь моя, разве я мог это допустить? Конечно, не мог. У меня уже был сын, Женевьева. Вместо твоего.

Симону охватил настоящий ужас, когда она поняла, как сильно повредился умом Арман дю Рош.

— Что ты собираешься с нами сделать? — спросила она.

— «С нами»? — Арман изобразил непонимание. — «С нами» — ничего, маленькое отродье шлюхи. На берегу меня ждет корабль. Моя прекрасная невеста и я — мы вернемся во Францию. Я верну королю его деньги, и остаток дней мы с Женевьевой будем заниматься любовью в Сен-дю-Лаке.

— Но Женевьева не твоя жена, — прошептала Симона.

— Жена, жена, — расплылся в довольной улыбке Арман. — Нас поженили, и мы легли в одну постель до того, как… — Он показал на шрам у себя на голове. — Ну, ты понимаешь. А теперь, когда ее муж и моя жена отошли в лучший мир, — он подмигнул Симоне, — можно считать, что ничего не было, не было этих лет.

— А я? — Симона пыталась не поддаться панике, которую внушило ей это безумное объяснение. — Что ты сделаешь со мной, па… Арман?

Арман почесал затылок и задумчиво посмотрел на Симону:

— Конечно, я не могу оставить тебя здесь. Ты поднимешь тревогу, натравишь на меня Фицтодда. И не могу взять тебя во Францию, чтобы ты своими сказками отравила моей невесте медовый месяц. — Он шмыгнул носом. — Значит, ты отправишься с нами на берег. Как только мы выйдем в море, можешь ползти к своему барону и рассказывать ему все, что хочешь. — Он подмигнул ей еще раз. — Или я могу взять тебя с собой в море и вышвырнуть за борт.

Симона похолодела. Арман может быть сумасшедшим, но хитрости у него не отнять. Если они с Женевьевой вернутся во Францию, то окажутся под защитой французского короля и французского закона. Николас не сможет до них добраться. Надо согласиться с планом Армана, надеясь, что Николас вернется вовремя, сумеет найти их след и обнаружить спрятанный корабль Армана.

— Я не буду тебе мешать, если ты не причинишь вреда леди Женевьеве, — сказала Симона.

— Причинить вред леди Женевьеве? — Арман состроил оскорбленную мину. — Глупая девчонка! Я никогда, никогда этого не сделаю. И уверен, что ты не сможешь мне помешать. — Он встал с пола. — Ибо если ты только попробуешь, я тут же тебя убью. — Он оскалился в чудовищной улыбке и повернулся к своему отвратительному помощнику: — Пора, Элдон.

Симона вскрикнула от ужаса, когда он сорвал со стены гобелен, тот самый, на котором изображалось детство Николаса. Она-то надеялась, что Арман станет ждать ночи и кто-нибудь сможет их найти.

— Ты возьмешь эту. — Он указал Элдону на Симону.

С Донегалом все получилось не так гладко. Когда воины Ника построились в боевой порядок и поднялись на гребень, перед ними открылся вид на более чем две сотни вооруженных валлийцев. У Ника засосало под ложечкой, он на мгновение усомнился, правильно ли поступил, отослав королевских гвардейцев.

Численность отрядов была почти равной.

Тристан словно прочитал его мысли:

— Ничего не поделаешь, брат. Мы победим.

Подъехал Рэндалл:

— Будут еще указания, милорд?

Несколько мгновений Ник наблюдал, как строятся валлийцы. Ему вспомнилась улыбка Симоны, ее запах, мягкость ее рук. Да, они победят, потому что дома его ждет любовь. И, целая жизнь. Он посмотрел в глаза Рэндаллу:

— Деритесь, как черти!

— Есть, сэр. — И рыцарь поскакал к своим людям. Ник развернул Великолепного к отряду и поднял меч.

Ряды подровнялись, послышался свист вынимаемых из ножен мечей. Ник дождался, пока все воины, как один, стали в ту же позу, что и их предводитель, набрал полную грудь воздуха и закричал:

— За Обни!

Крик подхватили сотни глоток. Им вторил пронзительный звук рога. Ник ощутил, как кровь застучала в ушах, развернул Великолепного и рванулся к границе.

Женевьева пришла в себя настолько, что смогла самостоятельно сидеть на лошади, привязанной позади лошади Армана. Он связал баронессе ноги, справедливо подозревая, что при первом удобном случае Женевьева попытается сбежать, но оставил свободными руки — такова уж была причуда поврежденного разума. Иногда Женевьева качалась в седле, вызывая у Симоны беспокойство, но Арман постоянно оглядывался, чтобы проверить состояние пленницы. Как ни странно, но ее вид доставлял ему очевидное удовольствие.

Симоне не оставили и этой свободы. Под длинным плащом руки и ноги были крепко связаны, но не это ее заботило. Она не могла не думать о Николасе. Жив ли он? Не ранен ли? Победил ли валлийцев? Перед глазами вставали страшные картины, но Симона отгоняла мрачные мысли. Она должна верить, что Ник вернется в Хартмур живым и невредимым.

После обеда погода улучшилась. Подул свежий ветер, разогнал тучи, и появилось солнце. На лесной дороге они не встретили ни одного путника. Слышался лишь шорох осенних листьев и веселый щебет каких-то птиц. Наконец Женевьева прервала молчание:

— Арман, как… как ты нашел меня?

Арман долго молчал, и Симона уже решила, что он не станет отвечать, а когда дю Рош заговорил, то не ответил, а задал собственный вопрос:

— Любовь моя, ты помнишь ту ночь, когда мы впервые встретились?

Женевьева, запнувшись, ответила:

— П-помню.

Арман ухмыльнулся:

— А я думаю — нет. Ты была так очарована молодым виконтом, что не обращала на меня никакого внимания.

Женевьева оглянулась на Симону: «Слушай, и ты узнаешь то, что я не успела тебе рассказать». Арман продолжал:

— Ты была неотразима. Я никогда не видел таких золотых волос, мягких, как шелк. Таких синих, синих, синих глаз. — Он вздохнул, все его тело передернулось. — Клянусь, я влюбился в тебя в тот же вечер. Когда нас представили друг другу, ты была со мной очень любезна. Но кто я был такой? Просто дворянин, без титула и без тех богатств, которыми обладал твой возлюбленный. — В голосе Армана послышалась горечь. Плечи его задергались с новой силой. Он оглянулся на Женевьеву. Симону поразило его искаженное злобой лицо. — Это он отец твоего сына?

Женевьева вскинула голову:

— Он.

Арман отвернулся.

— Когда мы через несколько месяцев встретились, дела мои уже поправились. Твой виконт отсутствовал. Должно быть, ты помнишь как раз этот случай.

— Да, в доме моих родителей. Тебя привел отец.

— Точно. — Арман явно обрадовался, что Женевьева вспомнила эту встречу. — Ты была уже в том возрасте, когда родителям хочется выдать дочь замуж. Я был самоуверенным и очень настойчивым юнцом. Я говорил твоему отцу, что сумею разбогатеть на королевской службе. — Арман снова оглянулся. На сей раз его лицо озарилось счастливой улыбкой. — В тот вечер на тебе было платье цвета золота. Ты светилась как солнце… — Он развернулся. — Я был на седьмом небе, когда твой отец позволил мне свататься, но только после того как я заработаю состояние. И ты смотрела на меня благосклонно.

— Смотрела, — призналась Женевьева. — Мой отец был человеком жестоким, и рука у него была тяжелая. Конечно, в то время я возлагала надежды на другого, но он скоро должен был жениться, а я так хотела избавиться от отцовской власти.

— Ясно, — пробормотал Арман. — Теперь я понимаю твое поведение. Но и ты должна понять, почему я пришел в такой гнев, когда вернулся.

— Тебя не было девять лет, Арман.

— Это не моя вина! — взревел он с такой силой, что птицы поднялись в воздух и беспокойно закружились над лесом. — Я… я был… — Он замотал головой. — Я рисковал жизнью, пытаясь заработать столько денег, чтобы твой отец отдал мне твою руку.

— Я не вышла замуж.

— Потому что тот хлыщ отказался от тебя и от твоего сына. — Арман обернулся и ткнул в нее пальцем, потом остановил коня и преградил Женевьеве дорогу. — Ты легла с ним, надеясь, что он женится на тебе, а не на другой.

— Я была молода, думала, что, может быть…

Хлестким ударом по щеке он прервал ее объяснения.

Симона вскрикнула от ужаса. Арман бросил на нее злобный взгляд.

— Маленькая потаскуха! — Он развернул коня и снова поскакал вперед, потом оглянулся и глумливо спросил: — Любовь моя, как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, — вскинула голову Женевьева.

У Симоны выступил холодный пот. Этот человек явно был сумасшедшим. Он потерял всякий контроль над собой и в таком состоянии легко мог убить любую из них.

— Все сложилось очень удачно, — как ни в чем не бывало продолжал Арман. — Из-за твоего легкомыслия твой отец был рад от тебя избавиться. Никто, кроме меня, не хотел на тебе жениться. Я пошел даже на то, чтобы смыть пятно позора с твоего щенка.

— Его зовут Тристан! — гневно выкрикнула Женевьева. — Ты украл его у меня!

— А ты украла мои д-деньги!

— Это были мои деньги! — обвиняющим тоном проговорила "Женевьева. — Я думала, мой сын мертв. Я думала, что и ты мертв.

— Ну, на самом деле это были деньги короля. — Арман оглянулся. — Успокойся, женушка, а то ты подурнеешь. А ведь ты меня чуть не убила, а твоего сына тебе вернули. Я встречал его в Лондоне, хотя не знал, что это он. Настоящий бык.

Женевьева молчала. Симону потрясло, как хладнокровно говорит Арман о похищении Тристана.

— Когда король узнал… о моих неприятностях, в его сердце проснулось сострадание и он женил меня на Порции Сен-дю-Лак. Ее родители недавно умерли, и поместье должно было отойти короне, если бы она не вышла замуж. В обмен на сохранение поместья в семье король возложил на нее заботу обо мне. Я тогда не знал, что она была уже беременна от простого торговца Жана Рено. Похоже, такая уж моя судьба — жениться на беременных. Что касается ничтожных сумм, которые мне выделяла Порция, то я на эти деньги объехал всю Европу, разыскивая тебя, любовь моя. Однако напрасно. Но наконец, — Арман выразительно поднял вверх палец, — судьба улыбнулась мне. Как-то я проводил вечер в таверне, и один старый морской бродяга рассказал о самой красивой женщине, какую он когда-либо видел, — «волосы из золота, глаза как тропическое море». Я сразу понял, что это вы, любовь моя. И узнал, куда вы сбежали.

— Но откуда ты узнал, где меня искать, — настойчиво спросила Женевьева. — Как узнал о Николасе? После того как я вышла замуж за Ричарда, я почти не выезжала из Хартмура, не бывала в Лондоне.

— Уверяю тебя, просто удачное совпадение, — ухмыльнулся Арман. — Когда Симона вышла замуж за барона Крейна, я понятия не имел, что ты его мать. Выяснилось это уже после их отъезда из Лондона. Я бросился следом, чтобы убедиться, чтобы увидеть тебя, моя незабвенная любовь. — Он вдруг остановил лошадь. — Вот мы и приехали. Подходящее место.

Симона была так захвачена страшным рассказом Армана, что сквозь деревья не сразу разглядела суровые стены Уитингтонского монастыря. Она помнила, что сразу за цепью деревьев находится трактир, но до него далеко. Добежать туда не получится.

Арман спешился и помог спуститься Женевьеве.

— Здесь мы отдохнем, а ночью проедем через деревню и отправимся дальше.

Элдон бесцеремонно стащил Симону с лошади и прислонил ее к ближайшему дереву. Арман шутовски поклонился Женевьеве:

— Мы с Элдоном позаботимся о пропитании. — И он присоединился к Элдону, который уже собирал сучья для костра.

— Арман, — позвала Симона. — Нельзя ли мне сбегать в лес, мне нужно.

— Ну нет, маленькая змея. Когда мы разведем костер, то сопроводим тебя. Деревня слишком близко, нельзя подвергать молодую девушку опасности. — И Арман гаденько хихикнул.

Симона оглянулась на Женевьеву. Баронесса выглядела ужасно — на лице запекшаяся кровь, волосы взлохмачены. Женевьева и сама казалась сумасшедшей.

Хейт вошла в спальню Минервы с Изабеллой на руках. Минерва спала среди разбросанных подушек. Хейт поразило, какая она маленькая и хрупкая. Две толстые восковые свечи разгоняли вечерний сумрак. Краешком глаза Хейт заметила, как полупрозрачный серый призрак Дидье бросился к ней из-под потолка. Она инстинктивно подняла руку, чтобы защититься. Серебристое облачко снова отлетело в дальний угол. Хейт облегченно вздохнула, чувствуя, как колотится сердце.

Изабелла захныкала.

— Тише, малышка, тише, — рассеянно проворковала Хейт, подошла к кровати и тронула Минерву за плечо. — Минерва, — шепотом позвала она. Старуха зашевелилась и что-то забормотала по-гэльски. — Минерва!

Колдунья с трудом открыла глаза.

— Что такое, племяшка? Парень меня совсем вымотал.

— Я знаю, прости, — сказала Хейт, стараясь не терять самообладания. — Ты не видела леди Симону и леди Женевьеву? Я обыскала весь дом. Их нигде нет. Комната Женевьевы была заперта изнутри, но баронессы там нет.

— О боги! Ты же понимаешь, я спала и ничего не знаю, — проворчала старуха. — Я не видела их со вчерашнего дня. — Изабелла снова расплакалась. — Что это с нашей крошкой?

— Сама не знаю, никак не успокоится, — сказала Хейт, продолжая укачивать дочку, но Изабелла не замолкала, а кричала все настойчивее. Конечно, Хейт беспокоилась о свекрови и невестке, но ее снедала другая тревога. Наконец, не в силах сдержаться, она проговорила: — Минерва, мне нужна твоя помощь. — Хейт сглотнула, пытаясь унять боль в груди. — Я думаю, что-то случилось с Тристаном.