Накануне Жюли вновь съездила к модистке на последнюю примерку. По просьбе мужа она заказала у портного две дюжины полотняных рубашек для него. Ввиду их скорого отъезда мастеру вместе с учеником предстояло явиться в контору утром в эту пятницу, чтобы подогнать их по размеру.

Поэтому Луи провел почти все время до обеда в спальне-библиотеке, примеряя рубашки и отвергая предложения портного, который каждый раз вызывался сшить подходящие к ним камзол, штаны или плащ.

К концу примерки он, уже на пределе сил, объявил Жюли, что, чем общаться с портным, он предпочитает еще раз подвергнуться нападению разбойников в каком-нибудь темном углу. По крайней мере, там у него будет Гофреди, который сможет его защитить, тогда как здесь, упрекнул он жену, она не только не встает на его защиту, но более того — поддерживает обидчика!

— Ты сам говорил, что мы должны соответствовать своему положению, и я всего лишь выполняю твой приказ, — ответила она. — Но не тревожься, я выбрала мастера, предлагающего вполне разумную цену. Как и сапожник, а еще — торговец лентами. Они все скоро придут.

Сапожник явился после обеда и предложил Луи элегантные сафьяновые туфли с подушечкой на пятке. Однако он наотрез отказался сделать кружевной венчик на сапогах, купленных Луи на улице Траверсьер.

— Для такой устаревшей модели это немыслимо, мсье! Чтобы угодить вам, я должен сшить новые сапоги, более узкие и на высоком каблуке. Они должны быть очень высокими и плотно облегать ногу, естественно, за исключением раструба, который имеет форму воронки.

— Пожалуй, мне будет достаточно этих туфель, какие носят всадницы. Пряжка у них прекрасно подчеркивает подъем, — решил Луи, экономный как всегда.

Что касается Жюли, она примеряла элегантные ботиночки со шнуровкой, которые помогал ей надеть подмастерье, светловолосый парень лет двадцати, а в это время горничная Мари Готье внимательно рассматривала деревянную колодку, позволявшую мастеру определять размер и форму ноги.

Ботинки были узкими, а ступни Жюли — широкими. Ей пришлось сделать усилие, чтобы натянуть ботинки. Желая приободрить ее, подмастерье принялся напевать, одновременно подталкивая пятку молодой женщины о свой большой красный фартук:

Обуть красотку я мастак, Никто меня не превзойдет, Ножку вперед, мадам, вот так, Сама собою и войдет!

Именно в этот момент Ришпен возвестил, что к мсье Луи пришел с визитом молодой Паскаль.

— Жюли, я приму мсье Паскаля в соседней комнате. Можешь выбрать то, что тебе по душе, не считаясь с моим мнением, — улыбнулся Луи.

Счастливый, что избавился оттяжкой обязанности, он попрощался с сапожником и подмастерьем, а затем направился в залу для приемов, которую использовали также для званых обедов и ужинов. Ришпен между тем уже вводил сюда гостя.

Блез Паскаль оказался молодым человеком с круглым и застенчивым лицом, высоким лбом и орлиным носом. Хотя ему было не больше двадцати лет, ходил он с трудом, опираясь на трость. Под левым локтем он держал нечто похожее на плоскую медную шкатулку.

— Благодарю вас, что вы пришли так быстро, мсье Паскаль, — тепло обратился к нему Луи и предложил кресло. — Значит, отец Мерсен изложил вам мою задачу?

— Да, мсье маркиз. Он уверил меня, что вас заинтересовала моя счетная машина. Сегодня утром мы с отцом Нисроном сделали кое-какие изменения. Не хотите ли взглянуть? — спросил он, и во взгляде его сверкнула гордость.

Паскаль поставил свой ящичек на стол и открыл его. Луи и в самом деле был заинтригован. Внутри находились зубчатые колесики и пружины.

— Возможно, вы знаете, что я придумал ее для моего отца, — мягким голосом пояснил молодой человек. — Операции по расчету тальи очень утомительны и всегда чреваты ошибками. Нужно много умножать и делить, да и денежная система наша чрезмерно сложна. При двадцати солях в ливре и двенадцати денье в соле машина должна производить деления ливра на двести сорок!

Сделав секундную паузу, он продолжил:

— Смотрите, зубчатые колесики обозначают десять позиций. Каждый раз, когда одно колесико переходит с девятой на нулевую позицию, колесико слева от него передвигается на одну позицию вперед. Это позволяет производить четыре действия и даже показывать промежуточные результаты.

— Как вы производите умножения?

— Путем последовательных добавлений, тогда как деления — путем последовательных вычитаний.

— Изумительная машина!

— Конечно, но чрезвычайно дорогая и очень сложная для производства. Этим я и занимаюсь сейчас с отцом Нисроном. В своем теперешнем виде машина стоит больше четырехсот ливров, и она настолько сложна, что лишь один ремесленник в Руане способен сделать ее. И только если я нахожусь рядом с ним!

Луи склонился над механизмом, словно пытаясь проникнуть в его тайну.

— Но я пришел вовсе не для того, чтобы обсуждать с вами свою машину, — улыбнулся молодой человек. — Когда отец Мерсен предложил мне зайти к вам, я работал, как уже говорил, вместе с отцом Нисроном. Удивленный его просьбой, я не понял, что именно вы ищете, и, признаться, не испытывал особого желания с вами встретиться. Это отец Нисрон настоял. Он сказал, что вы человек необыкновенный, способный сделать невероятное умозаключение на основе столь незначительных фактов, что никто из обычных смертных просто не обратил бы на них внимания. Это стало для меня решающим доводом. Я пришел в некотором роде из любопытства.

— Отец Нисрон просто пошутил, мсье. Но я действительно обладаю даром связывать воедино, сам не знаю как, неявные предпосылки, на основе которых потом делаю очевидные выводы. У меня есть также склонность к логическим построениям.

— Однако вы должны располагать правильными предпосылками, чтобы не совершить ошибку.

— Совершенно верно! Но я как раз умею наблюдать и подбирать факты, которые остаются не замеченными другими людьми. Затем, почти без всякого усилия, я сопоставляю их, что иногда позволяет найти правильное решение.

— К каким же выводам вы пришли, наблюдая за мной? — с любопытством спросил Блез.

Луи ответил не сразу. Он ничего не знал о характере этого молодого человека и опасался обидеть его своей откровенностью. Но все же предпочел рискнуть:

— Войдя, вы посмотрели на аналой и книгу, которая лежит на нем. Позолоченные буквы названия хорошо видны на корешке.

Чтобы освободить побольше места в библиотеке, Ришпен велел перенести часть полок и два аналоя в залу. На одном из аналоев лежало сочинение Антуана Арно «О частом причастии», которое только что прочел Фронсак-отец.

— Когда вы объясняли мне устройство вашей машины, то несколько раз поворачивались к этой книге, — продолжал Луи. — С другой стороны, вам нравится работать с отцом Нисроном, францисканцем. Однако францисканцы осудили эту книгу и наверняка посоветовали вам даже не брать ее в руки. Но у вас научное мышление, и вы предпочли бы составить собственное мнение о ней.

И он заключил с улыбкой:

— Полагаю, вам хочется прочесть эту книгу.

— Так и есть, — сказал Паскаль бесцветным голосом. — У меня есть друзья, которые знают аббата де Сен-Сирана. Его только что освободили из тюрьмы, как вам, должно быть, известно. Мне настоятельно рекомендовали познакомиться с этой книгой, поскольку, говорят, это изумительное сочинение.

И вновь Луи заколебался, стоит ли продолжать. Но, подумав, а вдруг его умозаключения помогут расположить молодого Паскаля, решился.

— Скажу больше. Вы страдаете, вам трудно передвигаться, поэтому вы сомневаетесь в существовании Бога, спрашиваете себя, по какой причине Он так поступает с вами. Вы знаете, что в книге Арно ставится проблема божественной благодати. Вы разрываетесь между научной истиной, знаниями и верой. И спрашиваете себя, нет ли в этой книге ответа на ваши сомнения, ваши муки.

Блез, бледный от природы, при этих словах просто посерел. Он долго молчал и словно бы молился про себя. Луи встал, взял книгу и вручил ему:

— Мне дала ее герцогиня Энгиенская.

— Вы прочли, мсье?

— Мы все здесь прочли. Хотите, я одолжу вам ее?

— Как же я верну? — прошептал Блез.

— Мы еще увидимся, я в этом уверен.

Молодой человек вздохнул, и на его губах появилась улыбка.

— Провидение наградило вас даром, который мало кому достается, мсье, — сказал он. — У вас тонкий ум, способный проникнуть в то, что от других ускользает, и одновременно ум геометра, позволяющий выносить правильные суждения. Это встречается очень редко: я замечал, что у геометров часто плохое зрение, а тонкие умы не могут постичь принципы геометрии.

Улыбка юноши стала более сердечной.

— Теперь вы объясните мне ваши затруднения? — спросил он.

И Луи понял, что завоевал его доверие.

— Речь идет о проблеме кодирования, — начал он, — о секретном шифре. Пока для меня это всего лишь игра ума. Как вы знаете, обычный способ утаить информацию — это сделать транспозицию, чтобы каждому реальному элементу в документе соответствовал элемент кода. Но вы также должны знать, что одаренные в области математики люди способны раскрыть эти манипуляции, изучив вероятные возможности транспозиции каждого элемента. И я задал себе вопрос: можно ли придумать такой метод, такой механизм, к которому были бы неприменимы правила теории вероятностей?

Молодой Паскаль на мгновение задумался, а потом спросил в упор:

— Вы играете в кости, мсье?

— Очень редко.

— Жаль! Если у вас две кости, как вы думаете, сколько раз следует их бросить, чтобы получить двойную шестерку?

Озадаченный Фронсак поднял брови и не ответил.

— У вас один шанс из тридцати шести, мсье. А чтобы получить семерку, с теми же двумя костями, сколько нужно бросков?

— Думаю, тоже тридцать шесть?

— Отнюдь, всего семь. Это задача, которую мне предложил один из моих друзей, Антуан де Гомбо, шевалье де Мере. Он желал узнать число бросков для двух костей, чтобы прозвучало заветное: «звенит!» Видите ли, все это может показаться просто забавой, — продолжал Блез серьезным тоном, — но для игрока это крайне важно. Я же хотел подчеркнуть следующее: у того, кто знает математические правила, больше шансов победить, нежели у того, кому они незнакомы. Пример с костями прекрасно иллюстрирует теорию вероятностей. Я довольно силен в этой науке, но есть человек, куда более сведущий, перед которым я ничто. По моему мнению, он величайший математик нашего века. Именно к нему вам и следовало бы обратиться.

— Кто же этот изумительный человек?

— Советник тулузского парламента, которого зовут Пьер де Ферма. Должно быть, ему чуть больше сорока лет. Сначала он заинтересовался геометрией, подобиями, инверсиями, дистанциями. Эта сфера близка к тому, что интересует вас. Вот уже несколько лет он посвятил себя поиску максимумов и минимумов в формах и, в частности, проблеме соприкасающихся кривых. Я состою в переписке с ним и полагаю, что никто в Европе еще много лет не сможет понять его открытия в науке чисел.

— Тулуза? Черт возьми, чтобы встретиться с ним, мне пришлось бы поехать туда…

— Разумеется. Хотите, я напишу ему? Расскажу о вас и курьерской почтой получу ответ примерно через три недели.

— Я буду вам очень признателен. Скажите ему, что я могу отправиться в Тулузу даже в это время года, тяжкое для путешествий.

— Весной в Тулузе гораздо приятнее. Ваша задача не может подождать?

Луи вновь поколебался, но тут же прогнал свои опасения. Он ощущал полное доверие к молодому человеку.

— Нет. Я должен также обратиться к вам с просьбой. Мои поиски имеют строго конфиденциальный характер, речь идет о безопасности королевства. Вы понимаете, что это означает?

Помолчав, Блез решительно обещал:

— Я не скажу об этом никому, даже моему отцу. И с отцом Нисроном не буду говорить о вас, даже на исповеди. Вы, однако же, утверждали, что это чисто личное дело…

— Так и есть, но если я получу результат, оно перестанет быть только моим личным делом. Я подам рапорт в высокие инстанции.

— Быть может, какому-нибудь министру? — спросил молодой человек, преисполненный любопытства.

— Королю, мсье.

Паскаль опустил глаза, смущенный тем, что задал нескромный вопрос.

— Как только получу ответ от мсье Ферма, тут же заеду к вам и верну книгу. Вы живете здесь?

— Нет, в Мерси, это восемь лье от Парижа. Сейчас я вам объясню…

После ухода Блеза Луи не захотел вновь встречаться с сапожником Жюли. Раз уж они решили завтра вернуться в Мерси, он мог бы заглянуть к Шарлю де Брешу и купить «Галантные похождения герцога д'Оссона».

Как и накануне, Гофреди поехал вместе с ним в карете, на козлах которой сидел Никола.

И, как и в прошлый раз, они не заметили ни мальчугана, бежавшего за каретой и порой прыгающего на задок, чтобы прокатиться, ни музыканта с барабаном и флейтой, который издали следовал за ребенком. Этот музыкант вел себя довольно странно: когда экипаж останавливался из-за пробок, он начинал играть сицилийскую песенку, которую тут же прекращал, едва карета трогалась с места.

Шарль де Бреш был счастлив вновь увидеть Луи и сразу же пошел за «Галантными похождениями герцога д'Оссона», отложенными для него в задней комнате лавки.

— У вас есть труды Марена Мерсена? — спросил Луи.

— Думаю, у меня найдется его перевод «Механики» Галилея, — сказал книготорговец, указывая на одну из верхних полок. — Но должен вас предупредить, что это сочинение трудно читать. Сверх того, мое издание принадлежит к числу довольно редких.

— Я возьму его, — решил Луи. — А других трудов отца Мерсена нет?

— Сейчас посмотрю.

Бреш поднялся по лесенке, чтобы добраться до самого последнего ряда книг.

— Там я держу издания, которые меньше всего спрашивают, — сказал он извиняющимся тоном. — Или самые редкие, чтобы их не трогали попусту.

Порывшись на полке, он объявил:

— У меня и в самом деле есть «Неслыханные вопросы, или Отдохновение для ученых мужей». Хотите посмотреть?

— Да, пожалуйста, и не забудьте, что я также беру «Механику».

Шарль де Бреш спустился, держа в руках два издания ин-октаво, и протянул одно из них Луи.

Фронсак открыл его. Титульный лист выглядел следующим образом:

LES

MECHANIQVES DE GALILEE MATHEMATICIEN & Ingenieur du Due de Florence.

AVEC PLVSIEVRS ADDITIONS rares, & nouvelles, vtiles aux Architectes, Ingenieurs, Fonteniers, Philosophes, & Artisans.

Traduites de l'ltalien par L.P.M.M. A PARIS,

Chez HENRY GVENON, rue S. Iacques, pres les Iacobins, a 1'image S. Bernard.

M. DC. XXXIV. AVEC PRIVILEGE ET APPROBATION. [67]

Книготорговец объяснил Фронсаку:

— L.P.M.M — означает Le Pere Marin Mersenne, отец Марен Мерсен. Вы же знаете, францисканцы отличаются скромностью. Они ставят только свои инициалы.

— Я беру книгу, — сказал Луи. — Ваша цена?

— Как я уже говорил вам, это довольно редкое издание. Шесть ливров не много для вас?

— Пусть будет три экю вместе со второй книгой Мерсена.

— Договорились.

После того как Луи вернулся в контору, но уже поздним вечером, уличный оборвыш, который на протяжении двух дней следовал за каретой Фронсака, давал отчет Шарлю де Барбезьеру в таверне «Малыш-мавр».

Мальчик сообщил, что дворянин, за которым он следил, днем отправился к книготорговцу с площади Мобер, в лавку «Под эгидой Рима». Как и накануне, его сопровождал старый рубака с рукой на перевязи.

Ребенок не обратил никакого внимания на флейтиста, который проводил его до самой таверны, и уж тем более не заметил, что этот музыкант сложением очень схож с трубочистом, следившим за ним накануне!

На следующий вечер тот же мальчишка известил Барбезьера, брата Прекрасной Блудницы, что интересующий его дворянин покинул контору на улице Катр-Фис в большой карете. С ним уехали горничная и молодая женщина. Пожилой рубака сопровождал их верхом. Они свернули на улицу Тампль и, судя по всему, направились за пределы Парижа.

Барбезьер вручил оборвышу серебряный экю и добрый час просидел в таверне, опустошив несколько кувшинов с вином. Он был так поглощен своими мыслями, что не заметил перчаточника, усевшегося неподалеку от него, — того самого, что два дня ходил по пятам за мальчишкой в обличье флейтиста и трубочиста.

Значит, Фронсак убрался! — с досадой размышлял Барбезьер. Он предусмотрел все, кроме такого быстрого отъезда. И был вполне уверен, что раньше или позже представится новая возможность покончить с этим докучным человеком! Он уже сколотил крепкую банду разбойников, которым велел дожидаться в мерзком притоне, где собирались судейские клерки, висельники всех мастей и, главное, солдатские подстилки. Подвальчик этот располагался на дороге, ведущей к холму Святой Женевьевы, в нескольких шагах от «Малыша-мавра». Если бы возникла подходящая ситуация, мальчуган мог сразу предупредить его, а он бы созвал своих людей меньше чем за час.

Но за два дня ничего так и не подвернулось, Фронсак был слишком осторожен. А теперь вообще уехал из Парижа!

В таверне было уже полно народу, когда туда вошел маленький человечек, жирный, скрюченный, горбатый и на редкость уродливый. Несмотря на столь отталкивающую внешность, никто из посетителей таверны не позволил себе отпустить какое-нибудь нелестное замечание. Ибо вновь пришедший изумлял не только своим увечьем, но и невероятно злобным выражением лица. Сверх того, он был, несомненно, очень богат, ибо из-под его роскошного вышитого плаща виднелось шелковое одеяние и выглядывала тяжелая шпага дуэлянта с серебряной рукоятью.

Горбун направился к столу, за которым сидел Барбезьер. Те, кто знал его, кланялись, опуская глаза со страхом и почтением. Маркиз — этот чудовищный карлик был маркизом — славился в квартале и своим богатством, и безжалостной жестокостью.

Он занял место напротив брата мадемуазель де Шемро и, заказав сомюрского вина, с чрезвычайным вниманием выслушал рассказ Барбезьера.

Помолчав какое-то время, чтобы выработать другую стратегию, он дал новые инструкции.

— Больше нет необходимости следить за конторой Фронсаков, — скрипучим голосом распорядился он. — Держитесь незаметно в течение нескольких недель, затем вы и ваша сестра сможете вернуться в свет, но только чтобы в «Азаре» вас не видели.

Барбезьер кивал, донельзя обрадованный тем, что не навлек на себя гнев хозяина. Тот встал и, ни на кого не глядя, вышел из таверны.

Перчаточник выскользнул вслед за ним.

Прихрамывая, калека направился к элегантному фасаду дворца, большие ворота которого были украшены дорическими колоннами и пилястрами.

Он поселился здесь в апартаментах, предоставленных ему другом, Франсуа де Ларошфуко, принцем де Марсийяком.

На самом деле громадный дворец с внутренними двориками и садами принадлежал не герцогу, а его дяде маркизу де Лианкуру, герцогу де Ларош-Гюйон и пэру Франции, который уступил особняк племяннику.

Человек в шелковом камзоле размышлял, медленно поднимаясь на третий этаж дворца, где находились его апартаменты.

Провалившаяся попытка убить Фронсака на улице Пти-Шан сначала привела его в состояние неописуемой ярости, но сейчас гнев прошел, тем более что неудача эта имела неожиданные благоприятные последствия. Поскольку Фронсак уехал, необходимость расправы с ним отпала, а маркиз ненавидел бесполезные злодейства. Главное же, отъезд Фронсака означал, что расследование бывшего нотариуса либо закончено, либо прекращено.

Карлик в шелковом камзоле полагал, что правильно истолковал перемещения Фронсака согласно рассказу Барбезьера, которому приносил сведения уличный мальчишка.

На следующий день после нападения Фронсак и Тийи отправились во дворец Ле Телье. Несомненно, с целью встретиться с тем, кто дал им поручение. Должно быть, Бриен обнаружил утечку в шифровальном бюро и известил Ле Телье, а тот с согласия Мазарини попросил Фронсака разоблачить шпиона.

Клода Абера наверняка заподозрили очень быстро и выследили его вплоть до «Азара». Какую ошибку тот совершил, чтобы вызвать подозрение? Карлик не знал, но это очевидным образом было связано с визитом Фронсака и Тийи в «Азар» — визит, за которым он сам наблюдал через щель, замаскированную в зеркальной раме. Как бы там ни было, опознав мертвого Абера среди трупов на улице Пти-Шан, Фронсак должен был прийти к заключению, что тот и есть преступник. И закрыть расследование.

Итак, жертва Абера не была напрасной. Теперь до него, маркиза, никто не доберется. Правда, он лишился доступа к депешам Бриена. Стало быть, надо привлечь кого-то другого. Либо Гарнье, либо Шантлу. Гарнье молод, возможно, Прекрасная Блудница сумеет соблазнить его. Что касается Шантлу, то он святоша — мадемуазель де Шемро не получит власти над ним, хотя маркиз прекрасно знал, что среди святош часто встречаются отъявленные распутники!

Однако некоторые факты объяснения так и не получили. Например, визит Фронсака к его старым друзьям-францисканцам. Возможно, эта поездка никак не связана с расследованием бывшего нотариуса.

Более тревожным выглядело убийство другого служащего шифровального бюро. Возможно ли, чтобы еще одна сеть проявляла интерес к депешам Бриена? В день своей гибели и подготовки засады Абер рассказал, как Фронсак приходил допрашивать клерков шифровального бюро и сообщил им, что Шарля Мансье убили, попытавшись представить его смерть как самоубийство.

Карлик решил, что этот пункт следует прояснить до конца. Быть может, намеченная им вылазка в резиденцию нунция даст нужный ответ.

Увидев, что скрюченный горбун исчез во дворце Лианкур, перчаточник рассудил, что узнал достаточно. Он вернулся назад и вошел в небольшой дом напротив таверны «Малыш-мавр». На втором этаже он обнаружил своего помощника Исаака, следившего за входом в таверну.

В углу комнаты безмолвно сидела за шитьем старая женщина. Накануне он обещал ей серебряный экю, если она разрешит ему и его другу наблюдать за таверной. Старуха согласилась, не задавая лишних вопросов.

— Фронсак уехал из Парижа, дело наше завершено, и я узнал, кто командует Барбезьером, — сказал перчаточник своему товарищу. — Можно уходить отсюда.

Исаак взял свой плащ. Перчаточник, обратившись к женщине, расстроенной потерей исходившей от него манны, строго сказал:

— Вот вам луидор. Никому ни слова. Возможно, нам еще понадобится ваше жилище.

Старуха забормотала слова благодарности. Дочь так обрадуется этой золотой монетке, теперь она сможет купить теплые вещи внучонку.

На лестнице перчаточник объявил Исааку:

— Я должен отчитаться перед Его преосвященством. Вы можете возвращаться к себе.

В парадной галерее, примыкавшей к рабочему кабинету монсеньора Мазарини, первого министра королевства, перчаточник Томмазо Гандуччи излагал события дня властителю Франции. Как все итальянцы, Гандуччи любил театральные эффекты, поэтому лишь в самом конце рассказа он назвал того, кто на его глазах вошел во дворец Лианкур:

—.. Луи д'Астарак, маркиз де Фонтрай, монсеньор.

— Фонтрай! Значит, за всем этим снова стоит он! — с удивлением произнес Мазарини. — Мне следовало бы догадаться. Кто еще в этой стране обладает таким талантом, чтобы выкрасть шифры Россиньоля!

Задумавшись на мгновение, он продолжил:

— Это означает, что здесь замешана также герцогиня де Шеврез. И возможно, кто-то из уцелевших Важных… Ларошфуко, почему бы и нет?

— Вы собираетесь арестовать Фонтрая, монсеньор? Это будет легко сделать, теперь мы знаем, где он живет.

— Легко? Без сомнения! А вот держать его в тюрьме гораздо труднее! И как напасть на дворец Лианкур, на Франсуа де Ларошфуко, одного из самых верных друзей королевы? На человека, который вместе с ней принимал участие в заговоре Сен-Мара? Это было бы неразумно! Впрочем, теперь, когда я знаю, кто мой противник, враг становится предсказуем и, следовательно, не опасен. Полагаю, дело это закрыто, мой славный Томмазо. Шифровальщик, изменивший нам, мертв. Фронсак вернулся домой, а Фонтрай отныне не представляет угрозы.

— Фронсак по-прежнему ищет код, который нельзя раскрыть, — возразил флорентиец.

Мазарини скептически улыбнулся и пожал плечами:

— Эта химера на время развлечет его. Нам остается еще два дела, Томмазо: выяснить, зачем пожаловал в Париж Фабио Чиджи, и найти того, кто предал и выдал папе Ферранте Паллавичино. Виновник должен поплатиться кровью.

— Вы можете рассчитывать на меня, монсеньор, — обещал перчаточник.

Сразу по приезде в Мерси Луи призвал Марго и Мишеля Ардуэна, чтобы сообщить им о своих планах. Из двадцати тысяч ливров, полученных от Мазарини, он решил выделить пятнадцать на установку большого колеса, благодаря которому можно будет подвести воду в замок, и строительство временного моста через Изьё. Ардуэн мог уже сейчас приступить к делу и произвести необходимые замеры, чтобы начать работу с приходом весны.

А вот Марго Луи объяснил, что не станет покупать пастбища и поля аббатства Руайомон. Конечно, это была излишняя предосторожность, но он знал, что предстоят еще большие расходы, и опасался, что урожай будет плохим, поскольку все предвещало дождливую зиму.

Марго неохотно согласилась с ним. Она настолько близко к сердцу принимала интересы хозяина, что не стеснялась порицать его решения, если считала их неправильными. Вот и сейчас ей было досадно, что он упускает выгодную сделку.

Пока она дулась, супруг ее объяснил, что уже начал восстанавливать мост. Он и Марго договорились с одной семьей в Мерси, которая согласилась взять в аренду их новые земли.

— Им понадобятся амбары и хлев на вашей ферме, мсье. Но мы заплатим за право пользования и внесем нашу долю за лес, необходимый для строительства моста, — поспешил уточнить Мишель.

— Я полностью доверяю вам обоим, — ответил Луи. — Все эти расчеты вы покажете Жюли. У меня же есть просьба к вашей жене…

На обратном пути из Парижа в Мерси, пока Жюли дремала, Луи много размышлял о деле, которое успешно завершил. Конечно, шпион Клод Абер обезврежен, а смерть Мансье получила объяснение. Брат и сестра де Шемро находились отныне под наблюдением Гастона и, несомненно, тайной службы Ле Телье. Однако оставались неясные моменты. Почему Шантлу пытался утаить свой визит к Шарлю де Брешу, когда Гофреди выслеживал его? И неужели Фабио Чиджи, будущий полномочный представитель Святого престола в Мюнстере, зашел к этому же книготорговцу только ради покупки нескольких изданий?

Недоумевал Фронсак и по поводу Мазарини. Многое было неясно в его поведении. Почему кардинал прислал за ним Исаака де Порто, а потом наговорил банальностей и заставил беседовать со своим перчаточником? И кем на самом деле был этот перчаточник-парфюмер?

На вопросы, касающиеся Мазарини, он так и сумел ответить. Зато в том, что имело отношение к Шарлю де Брешу, ему поможет Марго.

— Вы знаете, что от вас у меня тайн нет, — сказала молодая женщина, радуясь, что больше не надо сердиться.

— Я купил несколько книг у одного книготорговца, Марго. Вероятно, вы знакомы с ним, ведь ваш отец занимался этим ремеслом. Его зовут Шарль де Бреш.

— Мой отец вел дела с книготорговцем по имени Жан де Бреш, с площади Мобер.

— Должно быть, это его сын.

— Насколько я помню, сын книготорговцем не был. Кажется, он оставил отца и уехал искать приключений в Италии.

— Он и в самом деле упоминал о путешествии в Италию.

— Есть человек, который просветит вас лучше, чем я. Вы знаете Себастьена Крамуази?

— Имя его слышал, но никогда с ним не встречался.

— В семействе Крамуази — несколько поколений книготорговцев и печатников. Брат, сын и внук Себастьена тоже книготорговцы и держат лавку на улице Сен-Жак, ибо сам он вот уже три года возглавляет Королевскую типографию Лувра, где начал публикацию целой серии, посвященной античным авторам. Он был другом Ришелье и всегда поддерживал хорошие отношения с иезуитами, будучи их постоянным издателем. По этим причинам у него никогда не было больших столкновений с Университетом, тем более что он, несомненно, величайший в Париже знаток греческих и латинских текстов. Крамуази в некотором роде возглавляет корпорацию парижских книготорговцев и печатников. Он знает их всех, и если вы хотите получить сведения о сыне Бреша, вам следует обратиться именно к нему. Работая со старшим Крамуази, я часто встречалась и с ним, и с его сыном. Они должны меня помнить.

— Я посещу его, как только вновь приеду в Париж, — решил Луи. — А теперь, Марго, я хочу показать вам книги, которые купил у де Бреша. Вы мне скажете, правильную ли цену я заплатил.

Совершенно забыв о своей обиде, она весело пошла за ним в библиотеку.

Четыре книги, купленные у Шарля де Бреша, все еще лежали на столе.

Марго сначала изучила два тома ин-кватро: это были «Галантные похождения герцога д'Оссона» и «Экстравагантный пастух».

— Прекрасные издания, мсье. Сафьяновый переплет высокого качества. Позолота и медальоны безупречны. Единственный недостаток — печать курсивом, но к этому прибегают все чаще с целью экономии бумаги. Пьер Роколе, издавший «Герцога д'Оссона», и Туссен де Брэ, выпустивший «Экстравагантного пастуха», — люди очень известные. Последний, кстати, держит лавку на улице Сен-Жак, недалеко от Себастьена Крамуази.

Положив книги на стол, она спросила:

— Сколько же вы отдали за них?

— Примерно экю за каждую.

— Цена скорее низкая. Я бы запросила с вас больше.

Тогда Луи показал ей два тома ин-октаво различного размера, в цельных кожаных переплетах.

— Зато вот эти мне обошлись дороже, Марго!

Она открыла книгу Мерсена «Неслыханные вопросы, или Отдохновение для ученых мужей».

— Это первое издание, печатня Жака Вийери, 1634 года. Затем Марго рассмотрела «Механику» Галилея.

— Это очень ценная книга. Думаю, найти ее нигде нельзя.

— Я приобрел обе за три экю, вместе с «Галантными похождениями».

Тряхнув головой, она состроила удивленную гримасу.

— Чрезвычайно дешево, мсье! Этот Шарль де Бреш хотел сделать вам подарок?

— Не знаю, — ответил Луи и внезапно задумался.

Три недели пролетели незаметно. Почти все дни он проводил на воздухе, вместе с Мишелем Ардуэном, выбирая лучший путь для будущего водопровода, а вечерами читал труды Мерсена и Галилея.

В субботу, 5 декабря, ближе к вечеру, когда уже начало темнеть и Луи с Мишелем завершали осмотр развалившегося моста через Изьё, на идущей из аббатства Руайомон дороге показалась маленькая карета с парой серых лошадей.

Экипаж остановился перед ними, и молодой Паскаль, открыв дверцу, радостно поприветствовал их.

— Два дня назад я получил письмо от мсье де Ферма, — сказал он Луи, — и сразу выехал из Руана, чтобы вручить его вам.

Луи оставил Мишеля Ардуэна, чтобы проводить Паскаля до замка. Молодой человек приехал один, на козлах сидел кучер его отца. Марго и горничная приготовили ему одну из спален, куда принесли соломенный матрас. Они позаботились также о кучере.

Для начала Блез солидно подкрепился в присутствии супругов Фронсак. Он признался, что целый день ничего не ел, торопясь добраться до наступления темноты.

Наконец он вынул из кармана камзола письмо и с обезоруживающей улыбкой протянул его Луи.

— Я написал мсье де Ферма на следующий же день после нашей встречи, — сказал он. — Объяснил ему вашу идею, разумеется, в самых общих чертах, поскольку знаю, что курьерскую почту часто вскрывают. Я также рассказал о вас и вашем желании встретиться с ним.

Луи прочел послание. Ученый писал о некой теореме Диофанта, которую Паскаль и Ферма, несомненно, обсуждали ранее. Только одна строчка, в самом конце, имела отношение к Луи:

Я с большим удовольствием приму мсье Фронсака, чтобы он изложил мне свою задачу, хотя не уверен, что смогу найти удовлетворительное решение.

Даже эта чрезвычайно короткая и ни к чему не обязывающая автора приписка много значила для Луи. Он с облегчением вздохнул. Это была настоящая победа. Показав письмо Жюли, он объявил:

— Завтра или послезавтра я отправляюсь в Тулузу.

За ужином, состоявшимся немного позднее, Блез Паскаль завладел вниманием всех обитателей дома, рассказав несколько занимательных историй о числах и их тайнах.

Когда слуги покинули комнату, за столом остались только Марго, Мишель, Жюли, Луи и Блез Паскаль. Им подали на десерт засахаренные фрукты и миндальные пирожные.

Гофреди ушел в оружейную комнату, чтобы подготовить все необходимое для поездки в Тулузу, а Паскаль заговорил о своей машине для подсчета налогов, тщетно пытаясь объяснить ее достоинства.

— Я спрашивал себя, — сказал Луи, — возможно ли создать такую машину для шифровки писем. Достаточно было бы иметь одну машину при отправке и вторую при получении. Вставить текст депеши, который машина преобразует посредством кода, и отослать уже зашифрованное послание. В пункте назначения вторая машина произвела бы обратную операцию.

— Луи, — воскликнула Жюли, — ты смеялся надо мной, когда я утверждала, что когда-нибудь сделают такие магические зеркала, как в «Экстравагантном пастухе», а теперь сам выдумываешь машины, не менее фантастические! — Повернувшись к Блезу Паскалю, она пояснила: — Речь идет о зеркалах, позволяющих видеть на расстоянии и следить за частной жизнью соседей. Они описаны в романе мсье Сореля де Сувиньи.

— Не знаю, мадам, сделают ли когда-нибудь такие зеркала, но что касается машины для шифрования, предложенной мсье Фронсаком, трудности представляются мне непреодолимыми.

Зубчатые колесики понадобятся не только для чисел, но и для букв. Система пружин будет невероятно сложной, и я сомневаюсь, что найдется мастер, способный создать подобный механизм.

— Это всего лишь фантазия, мсье Паскаль, — извиняющимся тоном произнес Луи. — Я и сам думаю, что такая машина никогда не появится.

Жюли вновь пустила по кругу блюдо с засахаренными фруктами, и на мгновение все сотрапезники умолкли. Паскаль не притронулся к сладостям. Луи неприметно наблюдал за ним. Блез выглядел взволнованным, беспокойным. Наконец молодой человек робко обратился к Фронсаку:

— Я хочу попросить вас об одной услуге, мсье.

— Если это в моих силах, охотно, — улыбнулся Луи.

— В моих глазах мсье де Ферма — величайший математик, после Пифагора и Евклида. Кстати, он уже давно страстно увлечен той же темой, что и Пифагор, — дружественными числами.

— Неужели у чисел есть друзья? — фыркнул Мишель Ардуэн, который ненавидел их, поскольку справлялся с ними с большим трудом.

— В друзьях у них другие числа, мсье! Дружественные числа — это пары, в которой каждое представляет сумму делителя другого. Пифагор доказал, что это относится к числам 220 и 284. Делителями 220-ти являются 1,2,4,5,10,11,20,22,44,55 и 110, их сумма составляет 284. А делителями 284-х являются 1, 2, 4, 71 и 142, что дает в сумме 220. Ферма же открыл, что 17 296 и 18 416 — также дружественные числа!

— Но для чего все это нужно? — спросила Жюли, одновременно восхитившись и поразившись.

— Ни для чего, мадам! — казалось, пришел в раздражение Паскаль. — Только для того, чтобы понять, как Господь управляет нашим миром и как ему нравится порой показать нам себя посредством чисел. — Он повернулся к Луи. — Вот в чем состоит моя просьба, мсье. В письме, присланном мне Ферма, вы могли заметить параграф на тему, которую мы уже много раз обсуждали. Речь идет о теореме Диофанта. Вы ее знаете?

— Должно быть, мы изучали ее в Клермонском коллеже, но я ничего не помню, — ответил Луи.

Паскаль вежливо обратился к другим сотрапезникам и пояснил:

— Диофант Александрийский скончался примерно за триста пятьдесят лет до рождения Господа нашего Иисуса Христа. Этот человек страстно увлекался логикой и задачами с числами. Чтобы вам стало понятнее его увлечение, я процитирую — по памяти — один текст, который он велел выгравировать на своем надгробье: «Бог разрешил ему быть мальчиком одну шестую часть его жизни, а во время двенадцатой покрыл ему щеки пушком. Он зажег перед ним лампу Гименея после седьмой, а через пять лет после свадьбы подарил сына. Увы, бедный мальчик достиг лишь половины возраста своего отца. Утешаясь в течение четырех лет наукой о числах, он затем покончил с собой». Ну, как, угадали, сколько лет было Диофанту, когда он умер? — с улыбкой спросил молодой человек.

Мишель Ардуэн изумленно вытаращил глаза и в знак бессилия выпятил губы, Жюли с трудом удержалась от смеха, а Луи просто развел руками и объявил:

— Нет!

— Он скончался в восемьдесят четыре года. Но оставил нам нечто более важное, чем эта маленькая загадка: изумительное сочинение под названием «Арифметика», где содержатся в основном математические теоремы, которые он не сумел решить или не захотел привести решение. Хотите, я приведу вам один пример?

— Конечно! — шутливо ответила Жюли. — Как же я засну без этого?

— Существуют ли два числа, разность между которыми равняется разности их кубов?

— По правде говоря, я никогда не задавалась таким вопросом, мсье Паскаль, — сказала она, рассмеявшись.

— Не сомневаюсь, мадам, — улыбнулся Блез, — но ваш муж говорил мне, что вы интересуетесь архитектурой. Следовательно, вы наверняка знаете теорему Пифагора.

— Это так.

Тут Паскаль повернулся к Луи:

— Пифагор, который был учителем Диофанта, доказал, что сумма двух квадратов двух чисел может быть равна квадрату одного числа. Например, пять в квадрате равняется четырем в квадрате плюс трем в квадрате. Когда этот принцип применяют к сторонам треугольника, получается прямой угол. Такую группу чисел называют пифагорейским триплетом, и Евклид доказал, что число пифагорейских триплетов бесконечно. А вот Диофант задался вопросом, существуют ли подобные триплеты для степеней, превосходящих квадрат. Он не обнаружил их и предположил, что их может не быть вовсе. Эта тема увлекла мсье де Ферма, который заявил в письме к отцу Мерсену, что будто бы нашел доказательство предположения Диофанта: «Куб никогда не может быть суммой двух кубов; четвертая степень никогда не может быть суммой двух четвертых степеней, и в целом ни одна степень, превосходящая вторую, не может быть суммой двух аналогичных степеней».

— Чем это может заинтересовать нас, — в свою очередь спросил крайне озадаченный Луи. — Теорема Пифагора являет собой фундаментальный принцип в архитектуре, однако предположение Диофанта кажется мне совершенно бесполезным…

— Оно и в самом деле бесполезно, мсье! В этом-то и состоит интерес! — с наслаждением улыбнулся Паскаль. — Математики обожают такого рода безделки, которые просто доказывают нам, что мир управляется высшими законами… и, следовательно, Бог существует. Я представлю вам еще одно доказательство существования Бога: известно ли вам, что Пьер де Ферма открыл уникальность числа 26?

— Уникальность? — удивился Ардуэн.

— Да, поскольку оно стоит между 25 и 27.

— Верно, — улыбнулся Луи. — Я тоже это знаю!

Паскаль с торжеством взглянул на него:

— Двадцать пять — квадрат, мсье Фронсак: пять в квадрате. Двадцать семь — куб: три в кубе. Двадцать шесть — единственное число, которое стоит между квадратом и кубом!

Все примолкли, слегка пристыженные, а юный гений продолжал:

— До Ферма никто этого не видел. Возвращаясь к теореме Диофанта… никто не сумел ее доказать! Однако Ферма в своем письме сообщает мне…

Вынув из кармана послание, он прочел:

— «Я нашел изумительное доказательство предположения Диофанта, которое мы обсуждали, но не могу привести его в письме, поскольку доказательство это слишком длинное. Как только мы встретимся, я передам вам его».

— И вы хотите, чтобы я привез вам его? — спросил Луи, начиная понимать, чего желает этот молодой человек, которому так тяжело двигаться.

— Всем сердцем, — ответил Блез, и глаза у него заблестели.