Рыдван — иными словами, многоместный экипаж — добирался из Парижа в Тулузу за тридцать дней. В карете, затрачивая на езду от десяти до четырнадцати часов в день, можно было поспеть и за десять, но ценой каких тягот для тех, кто правил упряжкой! В холод, дождь, град или снег они должны были каждую секунду следить и за ухабами на дороге, и за настроением лошадей. Только Луи, сидя в карете, пребывал в относительном комфорте, но и его непрерывно швыряло из стороны в сторону.

Когда они выехали, было еще совсем темно. Подмораживало. Геро ехал верхом на головной лошади, на шее которой висел фонарь. Восседавший на козлах Гофреди также держал масляную лампу с толстым стеклом. Но и этих двух светильников не хватало, чтобы прорезать окружавший их мрак.

В экипаже Луи, завернувшись в плотный плащ, старался согреться перед маленькой жаровней с древесным углем, которая была привязана ремнями к полу кареты.

Они добрались до площади Мобер без особых затруднений. Бесчисленные мулы, на которых магистраты ехали во Дворец правосудия, расступались перед каретой, услышав невнятные ругательства кучера. В назидание тем, кто не сторонился с должной поспешностью, Гофреди звучно щелкал кнутом.

Шарль де Бреш, ожидая их, уже стоял перед своей лавкой с небольшим багажом, обыкновенной сумкой из потертой кожи. Луи усадил его напротив себя. Для разговоров было слишком холодно, и оба задремали, усыпленные скрипом рессоры и покачиванием.

Вплоть до восхода солнца экипаж двигался со скоростью обычного пешехода. Но на выезде из города заметно посветлело, Геро перебрался на одну из задних лошадей и пустил упряжку рысью, а затем галопом.

Обоих пассажиров тут же стало бросать из стороны в сторону. На спусках кучер пускал лошадей с такой скоростью, что порой у Луи возникало жуткое впечатление, будто карета обгонит упряжку и покатится сама по себе. Иногда его швыряло на дверцу, и он цеплялся за сиденье, чтобы не упасть на Шарля де Бреша. Ему удалось вовремя накрыть крышкой жаровню, и вскоре та погасла.

Дорога была прямой и еще почти безлюдной. Ужасная тряска продолжалась уже целый час. Никогда Никола не гнал с такой скоростью, тревожно размышлял Луи. Выдержит ли карета этот адский темп?

Наконец экипаж замедлил ход. Они приближались к деревне. Карета через большие ворота въехала на просторный двор перед домом, стоявшим на краю Большой дороги.

Здесь находились конюшни, стояли чьи-то кареты. Несколько отпряженных лошадей утоляли жажду из двух больших каменных поилок. Это была почтовая станция.

Геро тут же спрыгнул на землю и принялся отдавать распоряжения конюхам. Луи и Бреш также вышли из кареты, пошатываясь, оглушенные невыносимой гонкой, которую им пришлось пережить.

Гофреди уже покрикивал на помощников конюхов, менявших лошадей.

— Не слишком трясло, мсье? — спросил он хозяина, спускаясь с козел.

— Никогда ничего подобного не испытывал! Жуткая езда! — пробормотал Луи.

— Геро свое дело знает, мсье! С ним мы доберемся до Питивье сегодня вечером! Старайтесь крепче держаться, чтобы не ушибиться. Пока дорога неплохая, можно ехать быстро, а через два дня все будет иначе. Идите на постоялый двор и выпейте бульону. Я зайду за вами, когда мы закончим.

— А где Геро?

— На кухне или в общем зале, мсье. Чтобы на морозе поддерживать такую скорость, необходима выпивка!

Луи отдал ему дюжину экю, чтобы расплатиться с хозяином станции.

— Не отходи слишком далеко от кареты, — напомнил он. Сиденьями экипажа служили на самом деле два сундука, которые запирались на ключ. Они были обиты железом, и взломать их было нелегко, однако Луи не желал рисковать. В одном из них находилось оружие, а в другом — багаж, а также железная шкатулка с тысячью ливров. Это были деньги, предназначенные для поездки.

В зале, где завтракали около дюжины путешественников, они обнаружили Геро, опустошавшего бутылку вина. Луи и книготорговец уселись рядом с ним. Фронсак знаком велел служанке подать две миски бульона. Она тут же принесла их — с черным хлебом для обмакивания.

— Карета выдержит, Геро?

— Не беспокойтесь, мсье, она прочная. Если 6 не такие ухабы, я пустил бы лошадей еще быстрее, — хриплым голосом ответил кучер.

— Сегодня вечером мы доберемся до Питивье?

— Если на пути будут свежие лошади, конечно, мсье! Станции здесь через каждые четыре лье. Обычно хорошая упряжка всегда находится, так что я долго смогу держать резвый ход. Следующая остановка через полтора часа.

Он допил вино и встал. Луи заметил, какими пунцовыми стали у него нос и все лицо. От холода или от спиртного?

— Отнесите миску супа и хлеб Гофреди, — сказал он кучеру. — Мы сейчас вернемся к вам.

Он повернулся к книготорговцу:

— Вы готовы править? Гофреди поедет со мной до следующей станции.

— Целиком и полностью! — шутливо ответил Шарль де Бреш. — Уж лучше сесть на козлы, чем оставаться в этом тряском ящике, где чувствуешь себя пробкой в штормовых волнах!

Они доели суп, а затем вернулись к своему экипажу. Лошадей только что запрягли. Геро тщательно проверял сбрую. Луи впервые обратил внимание на его громадные сапоги из толстой двойной кожи черного цвета.

Бреш, который также был в сапогах, забрался на козлы, тогда как Гофреди уселся в карете, напротив хозяина.

Они вновь тронулись в путь. Очень скоро кучер пустил упряжку в галоп, и обоим пассажирам вновь пришлось цепляться за что придется, чтобы их не бросало из стороны в сторону.

Между двумя толчками Луи успел задать Гофреди вопрос о больших сапогах их возчика.

— У них даже железный обруч изнутри, мсье. Там, где сидит Геро, может сильно ударить дышлом. Сапоги защищают ноги от переломов.

Потом они поговорили о том, что будут делать в Тулузе. Фронсак напомнил своему телохранителю, что поселятся они у близкой знакомой Юга де Лиона и что нужно будет украдкой присматривать за Шарлем де Брешем.

Накануне отъезда Луи поделился с Гофреди своими подозрениями относительно книготорговца.

— Не понимаю, зачем вы взяли его с нами, — вознегодовал старый солдат. — Вы совсем не знаете этого человека! Если он попытается убить вас, когда вы окажетесь вдвоем в карете, я даже вмешаться не успею!

— Я прикинусь дурачком и постараюсь завоевать его доверие, — успокоил своего спутника Луи. — Я ни в чем не уверен, но мне кажется, что нам неожиданно предоставился шанс проникнуть в тайну кражи депеш. Я буду без конца расспрашивать его, и у меня есть все основания надеяться, что в какой-то момент он себя выдаст.

Гофреди качал головой с явным сомнением.

— Если мне покажется, что он вам угрожает, — свирепо заключил он, — я просто его прикончу.

— Пожалуйста, мой добрый Гофреди, пока не убивай его, а наоборот — постарайся подружиться с ним, например, плохо отзываясь обо мне. Быть может, он раскроет тебе свои планы и даже захочет сделать своим сообщником.

— Такая роль мне не слишком нравится, мсье, — проворчал старый солдат.

— Ты уже делал это, когда был на войне, — улыбнулся Луи. — Ты сам мне рассказывал. Уверен, ты сумеешь сыграть эту роль еще разок.

Странным образом бесконечные толчки, в конечном счете, усыпили обоих пассажиров, и проснулись они только на следующей станции.

Этот постоялый двор был побольше предыдущего. Луи вышел из кареты размять затекшие ноги. Солнце сверкало на небе, и стало гораздо теплее. Геро уже отправился в общий зал осушить свой кувшин вина, тогда как Гофреди наблюдал за конюхами. Книготорговец подошел к Луи, чтобы пройтись с ним несколько шагов.

— Кажется, я обрел прежнюю сноровку, — объяснил он со смешком. — Я правил такими упряжками в Италии, два года назад.

— Вы не расскажете подробнее? — небрежно предложил Луи. — Мне хотелось как-нибудь побывать в Риме.

— Я там со многими знаком и мог бы вам помочь, — с готовностью отозвался Шарль де Бреш. — Вы знаете, где мы сегодня заночуем?

— Наверное, в Питивье, если на пути будут станции.

— Их тут полно — до Орлеана недостатка нет. Хозяева почтовых станций покупают свою должность за очень большие деньги, зато получают монополию на лошадей и кареты для пассажиров. Таким образом, они всегда заинтересованы в том, чтобы иметь сменные упряжки. Знаете ли вы, что это ремесло очень выгодно?

— По правде говоря, мне это неизвестно, — ответил Луи, забавляясь про себя.

— Жалованье они получают довольно скромное, примерно двести ливров в год, но имеют бесплатное жилье в станционном доме. Они освобождаются от уплаты тальи, не платят сборы за владение землей, избавлены от участия в дозорах и, главное, от постоя солдат. Я знаю все это, поскольку люблю лошадей, и, будь у меня деньги, охотно купил бы такую должность.

Именно в этот момент появился хозяин станции, желавший получить плату. Он запросил двадцать пять солей за лошадь. Более высокая цена, чем обычно, но Луи без разговоров вручил ему луидор. Хозяин отсчитал сдачу в двадцать солей. Как правило, свежие лошади предназначались только для почтовой службы, однако подобные маленькие уловки приносили хозяину дополнительный доход.

Действительно, в этой части Орлеана оказалось много почтовых станций, а дорога была сравнительно ровной и прямой, так что Геро мог поддерживать свой адский ход. Около двух часов они наскоро пообедали. Лицо кучера становилось все более пунцовым, он выпил уже две бутылки вина.

День прошел в такой же тряске. Компанию Луи составлял иногда Бреш, иногда Гофреди. Только кучер наотрез отказался садиться в карету. Чтобы не задремать, Луи изучал окрестный пейзаж. Обширные плоские равнины, необозримые поля, уходившие за горизонт, там и сям большие укрепленные фермы.

Потом стемнело. Как раз перед тем, как были зажжены фонари, Луи разглядел вдали Питивье, расположенный на выступе над рекой.

Последние два лье упряжка двигалась шагом и через ворота вошла в замощенный булыжником двор большого дома. Луи вышел из кареты. Было холодно, и он без промедления направился в большой зал. Гофреди занялся багажом. По фасаду поднимались лестницы, и в комнаты для проезжающих можно было попасть по деревянным галереям.

Им предоставили две комнаты. В первой расположился Луи с Гофреди, а вторую разделили кучер с книготорговцем. Одна большая кровать на двоих. Такого комфорта Луи не ожидал.

Они с большим аппетитом поужинали в большом зале. Геро выпил больше, чем обычно. Луи встревожился и поделился своими опасениями с Гофреди, который объяснил, что у кучеров так заведено. Они способны выдерживать долгий путь только благодаря спиртному, причем Геро отличается сравнительной воздержанностью, ибо употребляет только виноградное вино, а не бурду из прогнивших фруктов, подобно многим сотоварищам по ремеслу.

Поглощая рагу, Геро предупредил, какое «забавное» зрелище ожидает их завтра, когда они поедут через Орлеанский лес.

— Кражи и убийства здесь настолько часты, что пойманных разбойников вешают прямо на деревьях, дабы путешественники могли убедиться, что местные прево хорошо справляются со своей работой.

В маленьких городах стражи порядка подчинялись прево, в тех, что покрупнее, — начальникам полиции, а в деревнях с преступниками боролись прево-сержанты. Эту военную организацию создал Филипп-Август, и первоначально задачей ее было пресекать бесчинства солдат-дезертиров.

Прево имели право вершить расправу над преступниками, схваченными прямо на месте преступления, в других случаях виновные представали перед гражданским и уголовным судом, а также перед парламентом. Обвиняемых допрашивали, а затем сразу выносили приговор и тут же приводили его в исполнение — как правило, это была казнь через повешение.

Конно-полицейская стража состояла из кавалерийских отрядов, именуемых конными лучниками, хотя на смену лукам давно пришли аркебузы и ружья.

— Завершив разбирательство и осудив разбойников, — со смехом продолжал Геро, — прево приказывает вешать их на придорожном дереве, на том самом месте, где они совершили свое преступление. Дальше ими занимаются птицы. Завтра вы все это увидите. На протяжении целого лье одни только трупы на деревьях, качающиеся на ветру. Раньше мне приходилось часто ездить по этой дороге, какие-то висельники уже казались знакомыми, и я даже здоровался с ними. Но, вы знаете, они никогда не отвечали! Помню, как-то зимой я увидел толстую женщину, которая долго оставалась нетронутой, вот только одежды на ней совсем не было. Ее длинные черные волосы развевались на ветру, и вороны кружили вокруг, сражаясь за эту еще твердую плоть. Зрелище радостное, но, увы, чреватое заразой, которая распространяется вплоть до городских ворот.

Несмотря на жуткий рассказ Геро, Луи спал как сурок. Они выехали до рассвета, не успев ни помыться, ни побриться — только наскоро проглотив на завтрак бульон, в котором смачивали хлеб.

По пути Луи разглядывал иссохшие тела, которых и в самом деле было множество по обеим сторонам дороги. Вороны сидели на головах мертвецов, взиравших на путешественников пустыми глазницами. Луи увидел несколько женских тел и даже маленькие детские трупики.

Пересекая лес, Луи и Гофреди держали оружие под рукой. Геро сунул за пояс пистолет. Но всех разбойников либо уже повесили, либо они не захотели связываться с ними, и путешествие завершилось вполне благополучно. Трудность возникла лишь тогда, когда пришлось переходить вброд реку, и течением едва не унесло одну из лошадей. Однако Геро все-таки принудил животных плыть. Это было единственное происшествие на этапе Ла-Ферте — Сент-Обен протяженностью в двадцать лье.

На следующий день они поехали по дороге в Бурж. Дистанция длиной в двадцать пять лье в провинции Берри. В Клермонском коллеже Луи читал «Комментарии» Цезаря о стране битуригов и сейчас пытался распознать описанные в книге места, поэтому не упускал ни единой детали пейзажа.

Геро по-прежнему гнал упряжку быстро и столь же рьяно выпивал. В одной деревне он едва не опрокинул группу монахов и столкнул в канаву двух путешественников на мулах, не успевших подать в сторону.

На ночь они остановились в грязной таверне, в самом центре Буржа, античном Аварикуме. Луи пожалел, что у него было мало времени до отъезда. Если бы он так не торопился, то успел бы повидаться с герцогом Энгиенским, а тот дал бы ему рекомендательное письмо к своему отцу принцу Конде, губернатору Берри, который наверняка поселил бы их в собственном дворце.

Было еще темно, когда они покинули город. От Шатомейана их отделяла дистанция в двадцать пять лье. Дорога, проходившая в основном через виноградники, была сухой и прямой, поэтому Геро сохранял бешеную скорость.

Между тем, сотрясаясь от резких толчков, Луи все же заметил, что пейзаж постепенно меняется. На юге показались первые хребты Центрального массива, тогда как болота Бренны и Солони остались позади.

На каждой станции Геро воздавал должное всем сортам местного вина. За обедом они пробовали паштеты и пироги. Путешествие имеет и приятные стороны, думал Луи, наслаждаясь тамошней кухней.

Шатомейан оказался городом укрепленным и очень скверно вымощенным. Они добрались до него спустя несколько часов после наступления темноты и в какой-то момент решили, что окончательно заблудились. Гофреди пришлось спрашивать дорогу у фермерши, которая за пару солей послала своего мальчишку, чтобы тот проводил их до постоялого двора.

В течение дня Луи несколько раз заводил беседу с Шарлем де Брешем. Тот поведал ему историю своих юношеских приключений в Италии, сопроводив рассказ множеством деталей и анекдотов, и все это сильно отличалось от версии, изложенной Себастьеном Крамуази. Луи не знал, что и думать. Несмотря на его настойчивые расспросы, книготорговец ни разу не сбился. Он признал, что знаком с братьями Барберини, племянниками Урбана VIII, но главным образом по той причине, что занимался покупкой книг для библиотеки кардинала Франческо Барберини, бывшего вице-легата в Авиньоне и библиотекаря Ватикана. Его Biblioteca Barberina, собранная и описанная Габриэлем Ноде, нынешним библиотекарем Мазарини, включала редкие латинские рукописи, а также множество произведений античной живописи. Франческо Барберини был изысканным литератором и, по словам книготорговца, даже переводил Марка Аврелия.

Бреша не раз приглашали и к брату Франческо, Таддео Барберини, который жил во дворце, построенном Джан Лоренцо Бернини. Таддео, префект Рима, возглавлял папскую полицию и армию. Южную часть его резиденции занимали два брата-кардинала, Франческо и Антонио. Именно там и находилась знаменитая библиотека, которую так хорошо знал Шарль де Бреш.

Книготорговец не слишком часто видел Антонио, легата в Авиньоне, однако год назад, перед возвращением во Францию, он встретился с вице-легатом, Федериго Сфорца, чтобы вручить тому письма братьев Барберини. Из любопытства Луи спросил о Ферранте Паллавичино, чья судьба так тревожила Юга де Лиона, полагавшего, что итальянец находится в тюрьме в Авиньоне.

Бреш ничего не знал об этой истории, что удивило Луи. В любом случае книготорговец никогда не слыхал о Карло Морфи.

Тогда Луи объяснил ему, что церковь преследует Паллавичино за его бунтарские сочинения. Книготорговец покачал головой и сделал гримасу, выразив, таким образом, свое отвращение к методам Рима. Он хорошо знал историю Галилея, который также подвергся преследованиям за свои труды. По словам Бреша, папа Урбан VIII все же предупредил ученого, что его работы по астрономии беспокоят церковь и что его «Диалоги о двух главнейших системах мира», несомненно, будут осуждены доминиканцами. Ученый не внял доброму совету, и ему пришлось предстать перед судом теологов, приговоривших его к тюремному заключению. Чтобы избежать пыток, Галилей был вынужден отречься от своей теории вращения Земли вокруг Солнца, однако после вынесения приговора он негромко сказал: «Eppur, si muove!»

Хотя срок наказания был смягчен, Бреш порицал церковь за участие в этом деле, чем вызвал симпатию у Луи.

Бреш объяснил также, что вернулся во Францию, как только узнал о смерти отца, о котором говорил с благоговением и любовью. Именно отец обучил его искусству книготорговли.

Со своей стороны, Гофреди также несколько раз беседовал с книготорговцем, не стесняясь поносить своего хозяина, как и просил Луи, однако Шарль де Бреш был настолько этим потрясен, что отныне проявлял большую холодность по отношению к неверному слуге.

Итак, ничто не позволяло заключить, что книготорговец шпион и уж тем более их враг.

От Шатомейана до Обюссона двадцать лье: путь шел через дубовые леса и каштановые рощи. Местность теперь стала очень холмистой, а станции встречались гораздо реже, поэтому упряжка часто шла рысью, и животные больше нуждались в отдыхе. На узкой дороге их карета едва не опрокинулась, столкнувшись с громадной телегой, запряженной в шестерку лошадей. На очередную станцию они прибыли очень поздно.

Потом начался Лимузен. Вплоть до Юсселя ландшафт казался диким и враждебным. Геро предупредил их о свирепости здешних разбойников — чаще всего людей настолько обнищавших, что прожить они могли, лишь нападая на путешественников. Гофреди всю дорогу не расставался с оружием, восседая на козлах рядом с Брешем, который правил упряжкой.

От Юсселя до Тюля был очередной этап в пятнадцать лье. Теперь путешественники находились в протестантской стране. В Тюль они приехали довольно поздно, однако нашли такой приличный постоялый двор, что Луи даже смог подровнять бороду, которая стала изрядно клочковатой за несколько дней без бритья.

Особенно тяжким оказался этап от Корреза до Суйака. Горные дороги были крутыми и изрытыми глубокими впадинами, зато участок пути до Кагора был прямой и куда более ровный.

Луи чувствовал себя обессиленным, у него все болело от бесконечных толчков, мучивших его тело с самого начала путешествия. Бреш тоже устал. Теперь он почти не разговаривал. Только Геро выглядел таким же бодрым. И пил ничуть не меньше.

В Кагоре Гофреди рассказал хозяину популярную легенду о средневековом мосте с тремя укрепленными башнями, который местные жители называли дьявольским. Строился он так медленно, объяснил старый солдат, что архитектор продал душу дьяволу при условии, что тот выполнит все его желания. И вот когда мост с помощью дьявола был завершен, архитектор дал ему решето и попросил принести воды для каменщиков. Дьявол двадцать раз пытался сделать это, но вода все время вытекала из дыр. Тогда архитектор напомнил сатане, что тот потеряет все права на его душу, если не выполнит уговора. Тут бедный дьявол понял, что его обвели вокруг пальца!

Слушая своего спутника, Луи думал, что если бы Блез Паскаль был архитектором, он попросил бы у дьявола найти число, которое в степени, превосходящей вторую, равнялось бы сумме двух аналогичных степеней. Загадка, которую даже дьявол не смог бы решить!

Наконец они приехали в Монтобан. Этот предпоследний этап насчитывал всего пятнадцать лье. На постоялом дворе в Драпье, где экипаж остановился на ночлег, они смогли выспаться в удобных постелях, а Бреш с Луи — принять горячую ванну. Геро никогда не осквернял себя водой, а Гофреди мылся лишь тогда, когда считал себя грязным, иными словами, редко.

Недалеко от Тулузы Геро указал им на огромную виселицу, окруженную невысокой стеной из розового кирпича. На железной перекладине были кольца — двадцать шесть, уточнил кучер, — на которых висели иссохшие тела. Они поворачивались на ветру, а вокруг кружили птицы. Сюда привозили тела мужчин и женщин, повешенных на площади Сален.

В Тулузу они въехали через ворота Матабьо в субботу 19 декабря. Их карета обогнула город по объездной дороге, идущей вдоль старой полуразрушенной крепостной стены вплоть до собора Сент-Этьен. Отсюда они поехали прямо по улице Сент-Этьен, затем по улице Трините, а потом свернули налево, на Гранд-Рю, особо забитую в этот предвечерний час.

Совсем рядом с перекрестком выставлял напоказ свою пышность и древнюю родовитость фасад дворца Кастельбажак со стрельчатыми готическими окнами и выступающей башенкой с ужасными желобами для стока воды. Над полукруглыми воротами из розового кирпича красовался маскарон с гербом Кастельбажаков: крест под тремя лилиями.

Геро спрыгнул с козел и постучался в калитку. Луи также вышел из кареты, утомленный долгой дорогой. Ворота открылись, и появилась сильная женщина лет пятидесяти. Темноволосая, задумчивого вида, с усиками на верхней губе, она окинула их недоверчивым взглядом. Луи выступил вперед, а Геро обратился к ней на провансальском языке. Женщина, похоже, удивилась и посмотрела на Луи с уважением. В свою очередь он объяснил ей по-французски:

— Меня зовут Луи Фронсак, я кавалер ордена Святого Михаила, приехал из Парижа, имею рекомендательное письмо от мсье Юга де Лиона и хотел бы увидеть маркизу де Кастельбажак.

Женщина была в длинном платье из грубого сукна темного цвета, поверх которого надела более светлый фартук. Раскатывая букву «р», она предложила им завести карету во двор, пока сама она предупредит свою хозяйку.

Геро взял под уздцы головную лошадь, понуждая ее двинуться вперед, а Гофреди присматривал за остальной упряжкой. Бреш также держал за повод одну из лошадей. Луи стал осматриваться. Женщина исчезла в восьмиугольной башне из розового кирпича, расположенной в углу двора. Несомненно, там была лестница.

В другом углу небольшого дворика росла акация, укрывая листвой уборную. Рядом находилась большая поленница. В конюшне Луи заметил небольшую плетеную карету и двух лошадей. Недалеко был запертый винный погреб и кухня. Через окно с матовым стеклом он различил фигуры двух женщин, хлопотавших у очага.

Усатая служанка вскоре вернулась в сопровождении другой, сорокалетней женщины в самом расцвете.

— Меня зовут Жанна, — сказала она с приветливой улыбкой и грациозно присела перед Луи. — Я провожу вас к хозяйке.

Она направилась к лестнице в восьмиугольной башне. Луи последовал за ней.

На втором этаже начиналась галерея, чьи стрельчатые окна выходили в сад за домом. Заходящее солнце освещало широкий проход. Служанка тихонько постучалась в предпоследнюю дверь. Они вошли, и Луи оказался в большой зале для приемов.

На парадной кровати возлежала темноглазая женщина небольшого роста, лет примерно сорока, с одутловатым лицом, высоким лбом, мясистыми губами и круглым расплющенным носом. Несмотря на румяна, кожа у нее была тусклой. Красотой она не отличалась, и Луи с каким-то неприятным чувством ощутил, что это лицо ему знакомо. На ней было тяжелое домашнее платье из ярко-красной парчи. В большом алькове в глубоком кресле сидела другая женщина, на вид ровесница первой, но гораздо более стройная и красивая, в атласном платье с шелковым корсажем, полностью закрывавшем грудь.

— К вам гость, мадам, — объявила служанка, тогда как Луи, кланяясь, незаметно оглядывался вокруг.

Мраморный камин испанской работы источал приятное тепло одновременно с густым дымом. На подставке возвышался терракотовый бюст женщины в короне из цветов.

Комната была уставлена многочисленными стульями из плетеной соломы зеленого цвета или затянутыми в зеленую кожу. Два кресла были набиты конским волосом. Дополняли меблировку большой шкаф, два сундука, комод и маленький секретер. Полы состояли из цветных квадратиков. Одну из стен украшал бергамский ковер. Две большие портьеры оливкового оттенка, должно быть, закрывали двери. Зеркало в черной раме отражало слабый свет двух стрельчатых окон фасада. Никакой роскоши, но выглядело все удобным и уютным. Очевидно, мадам де Кастельбажак была не слишком богата, однако жила в достатке и в свое удовольствие.

Луи приблизился, держа шляпу в левой руке, а письмо Юга де Лиона в правой.

— Мадам, — сказал он, еще раз поклонившись, — мне совестно за столь неожиданный визит. Я приехал из Парижа. Мсье Юг де Лион настоял, чтобы я посетил вас во время моего пребывания в Тулузе. Он вручил мне это послание, адресованное вам.

Он протянул маркизе де Кастельбажак письмо, которое та взяла с непроницаемым выражением лица.

Сидевшая рядом женщина подала ей лежавший на столике кинжал. Луи с удивлением заметил, что там же находился и пистолет с колесиком.

Мадам де Кастельбажак долго изучала печать, желая удостовериться, что письмо не вскрывали, затем разрезала его одним взмахом клинка. Послание она прочла молча, затем несколько раз перечитала и наконец, передала своей компаньонке:

— Прочтите и вы, Франсуаза.

Потом она взглянула на Луи:

— Добро пожаловать, шевалье. Значит, вы приехали из Парижа?

Тон был любезным, но особого тепла в нем не ощущалось.

— Да, мадам. Я пробуду в Тулузе очень недолго.

— Кузен Юг пишет о вас много хорошего, шевалье, и просит оказать гостеприимство вам и вашим людям, что я сделаю с удовольствием. Однако мой дворец не слишком велик. Всего три этажа. На этом находятся моя спальня и прихожая, а также библиотека и кабинет для туалета. На третьем только четыре спальни. Первую занимает мадам де Лепинас. — Жестом она представила свою компаньонку, которая одарила Луи теплой улыбкой. — Вторая предназначена для двух моих горничных, третья для Бертранды, нашей привратницы. Вместе с ней спят кухарка и юная девушка, которая ей помогает. Таким образом, лишь четвертая служит гостям. Вам придется разделить ее с вашими людьми. Сколько вас?

— Нас трое, мадам, но мы проведем у вас всего две ночи.

— Тогда Бертранда принесет два соломенных матраса в вашу спальню, где только одна кровать. Это вас не смущает?

— Никоим образом, мадам.

— Вам понадобится что-нибудь еще, мсье?

Луи понял, что нужно дать какие-то объяснения своему приезду.

— Я прибыл в Тулузу, чтобы встретиться с одним магистратом. Его зовут Пьер де Ферма, он советник парламента. Речь идет о математической задаче, которую я хочу предложить его вниманию.

— Математической задаче? — удивилась маркиза. — Вы проделали такой путь зимой ради математической задачи? Я знаю мсье де Ферма, он живет недалеко отсюда. Действительно, этот человек славится своими познаниями, но одновременно он крайне дотошный правовед.

— Как вы думаете, могу ли я передать ему письмо уже сегодня вечером?

— Конечно, Клеманс возьмет это на себя. Это одна из моих горничных.

Повернувшись к своей компаньонке, она добавила:

— Франсуаза, вы не могли бы показать шевалье наш дворец и представить слуг?

Мадам де Лепинас с улыбкой поднялась.

— Еще два слова, шевалье. В этом доме живут одни женщины. Они не любят мужчин и не желают, чтобы их беспокоили. Пусть ваши спутники хорошо ведут себя с ними.

Луи кивнул, сбитый с толку этим предупреждением с легким оттенком угрозы. Он вновь поклонился маркизе и последовал за своей провожатой.

Франсуаза де Лепинас повела его в галерею. Она показала ему двери других комнат и сад, в который выходили окна, а потом предложила спуститься во двор за багажом.

Каков был реальный статус мадам де Лепинас в доме маркизы? Подруга, компаньонка, родственница Луи не мог это определить, а она сама его на сей счет не просветила.

По пути они встретили другую служанку. Франсуаза представила ее: это была Клеманс, которой предстояло отнести Пьеру де Ферма послание, как только Луи напишет его.

Во дворе Гофреди, Геро и книготорговец ждали под бдительным взором привратницы. Франсуаза де Лепинас подошла к ней:

— Мсье шевалье и его друзья поселятся у нас, в спальне на третьем этаже. Вы принесете им два соломенных матраса и предметы туалета. Они должны также умываться. Мсье Фронсак, если у вас есть грязное белье, отдайте его одной из наших горничных… Но вы ведь сказали мадам маркизе, что вас трое?

— Геро, наш кучер, здесь с нами расстается. Гофреди — мой компаньон и телохранитель, Шарль де Бреш — книготорговец, который нас сопровождает.

Луи расплатился с кучером, который остался чрезвычайно доволен и своим жалованьем, и в особенности щедрым вознаграждением на чай.

По-прежнему в сопровождении Франсуазы де Лепинас и привратницы, подхватившей сумки Луи, они поднялись на третий этаж. Гофреди нес свою сумку и оружие в дополнение к тому, что уже имел на себе. Луи забрал из кареты только два пистолета и решил оставить на месте шкатулку с деньгами. Сундук, служивший сиденьем, был прочным и запирался на ключ. Луи не был уверен, что во дворце сможет найти для своих денег столь же надежное место.

Их комната оказалась большой. Там стояла одна кровать с занавесками, несколько стульев, сундук и стол. Но камина не было, и холод царил ледяной.

— Клеманс принесет вам горячие грелки на ночь, — вздрогнув, сказала мадам де Лепинас. — Бертранда, принесите воду для умывания и ночные горшки. Потом достаньте с чердака два соломенных матраса и не забудьте постельные принадлежности, а также теплые одеяла из гусиного пуха. Я схожу за пером и чернильницей для вас, мсье Фронсак. Когда вы напишете письмо, Клеманс отнесет его мсье Ферма.

— Полагаю, в вашем городе есть парильни, мадам? — спросил Луи.

— Да, на берегу Гаронны. Хотите пойти туда?

— После такого долгого путешествия испытываешь потребность помыться!

— Я сама регулярно там бываю, — улыбнулась она. — Могу вас проводить, это недалеко. Вам нужно что-нибудь еще?

— Спасибо, не думаю. Мы будем устраиваться. Наша карета может остаться во дворе?

— Конечно. Бертранда отведет ваших лошадей на конюшню. Они будут в тесноте, зато под крышей. Ужин подадут в шесть часов. Я зайду за вами.

Они быстро разобрали вещи. Гофреди разложил шпаги, пистолеты и мушкеты на сундуке, так чтобы они были под рукой. Что до Шарля де Бреша, тот быстро распрощался с ними. Была суббота, и он спешил повидать своего книготорговца. Бреш предупредил, что вернется поздно и не сможет ужинать вместе с ними у маркизы де Кастельбажак.

Луи принялся за письмо к Ферма, как только получил бумагу, перо и чернила. Очень короткое послание, в котором он сообщил, что приехал лишь сегодня, поселился во дворце Кастельбажак и просит о встрече.

Письмо он вручил Клеманс, а затем мадам де Лепинас проводила его до ближайшей парильни. Луи нашел компаньонку очаровательной, хотя и поразительно сдержанной. Она не задала ему ни единого вопроса.

Вернувшись из парильни, он получил ответ, на который надеялся. Пьер де Ферма просил передать, что охотно примет его завтра, в воскресенье, после четырех часов.

Пока хозяин отсутствовал, Гофреди занимался лошадьми. Он вычистил их, покормил, проверил сбрую и помыл карету, поставленную возле акации.

Ужин был сервирован в прихожей второго этажа, превращенной в столовую. Луи и Гофреди усадили напротив мадам де Кастельбажак и мадам Лепинас. Приготовленные Жанной и Клеманс блюда были чрезвычайно показательными. Маркиза объяснила, что голуби, тушенные в соусе, — с ее собственных земель, а вино и груши — из поместья в Гийемери. Она ничего не рассказывала о своей жизни, как и мадам де Лепинас, которая, хоть и улыбалась все время, в разговор почти не вступала. Гофреди, по обыкновению, молчал, но замечал каждую деталь. Луи знал, что старый рейтар, невзирая на солдафонские манеры, прекрасно пользовался столовыми приборами, а также умел читать и писать. Совсем недавно молодой человек с изумлением обнаружил, что его телохранитель знает латынь! Все чаще и чаще он задавал себе вопросы о прошлом этого солдата удачи.

Итак, беседу пришлось поддерживать Луи. Он сообщил дамам о заговоре Важных, умолчав о роли, которую сам сыграл. В двух словах описал свое участие в битве при Рокруа, что вызвало у маркизы де Кастельбажак проблеск интереса, а у Франсуазы де Лепинас непритворное восхищение.

Ужин завершился в тягостном молчании, поскольку Луи исчерпал темы для разговора, а маркиза де Кастельбажак не давала себе труда поддерживать беседу.

Когда они пришли в свою спальню, Шарль де Бреш только что вернулся с одной из книг, которую давно искал. Показав ее Луи при свечах, он сообщил, что его книготорговец должен отправиться за остальными в свой загородный дом и за ними придется зайти завтра. Луи нашел издание весьма посредственным.

Им уже принесли соломенные матрасы и складные кровати для Гофреди и Бреша, а также постельные принадлежности и покрытые глазурью ночные горшки. Клеманс пришла с горячими грелками. Луи устроился в своей постели и попытался заснуть, размышляя о мадам де Кастельбажак и ее компаньонке.

По какой причине Юг де Лион направил его в этот дом, где живут одни женщины?

Утром они плотно позавтракали в большой кухне на первом этаже. Им подали суп, хлеб и варенье. После этого они намеревались послушать мессу в кармелитской церкви на Гранд-Рю.

Луи, Бреш и Гофреди долго сидели на кухне, перед очагом, где висели на крюках большие пахучие котелки. Они до мозга костей промерзли ночью в своей ледяной спальне.

Привратница Бертранда объяснила, как найти дом Пьера де Ферма: нужно спуститься с улицы Филатье, где находится дворец Кастельбажак, до площади Сален.

— Там стоит большой эшафот, — сказала она с грубым смешком. — Сейчас на виселице болтается женщина — служанка, что воровала дрова у своего хозяина! Уж она-то такой конец точно заслужила! Перед площадью Сален вы и увидите кармелитскую церковь, раз уж вам так хочется послушать мессу!

Луи догадался, что она была гугеноткой, как ее хозяйка, и не одобряла приглашения в дом папистов.

— Выйдя из церкви, пройдете переулком, который приведет вас на улицу Сен-Ремези. Это узкий проход, идущий параллельно улице Филатье. Названа улица по таверне «Старый виноград», которую вы легко узнаете по вывеске в форме виноградной грозди. Дом мсье де Ферма стоит чуть в стороне — любой вам покажет.

После мессы Луи и Гофреди направились к площади Сален. Действительно, на виселице качалось несколько трупов, и среди них одна женщина — несомненно, та самая служанка, воровавшая дрова. Они немного погуляли по окрестным улицам, прежде чем пойти обедать в таверну «Старый виноград». У кармелитов прозвонили два часа. В таверне Луи и Гофреди подали разные сорта рыбы из Гаронны: форели, лососи и даже окуни. Все блюда они запивали старым вином.

Когда они встали из-за стола, было почти четыре часа. Хозяин таверны объяснил им, как найти дом Ферма, куда они сразу и направились. Это было кирпичное здание прошлого века, с медальонами на окнах и кариатидами на фасаде.

Слуга открыл двухстворчатую дверь. Очевидно, он поджидал гостей и, когда Луи назвал свое имя, повел их к большой прямой лестнице, ведущей на второй этаж. Здесь хорошо пахло воском. Слуга постучал в дверь, а затем пригласил их пройти в большой приемный зал, одну стену которого занимали книжные полки.

Луи огляделся. Перед окном возвышался большой стол, заваленный бумагами. За этим столом сидел человек в черной одежде. Он отложил перо, когда они вошли. На других столах и столиках стояли разнообразные измерительные и оптические приборы.

Пьеру де Ферма исполнилось сорок два года, он был среднего роста, с одутловатым и скорее невыразительным лицом. Жидкие волосы падали ему на плечи.

— Мсье Фронсак? — нерешительно осведомился он, встав со своего места и обогнув стол. — Вы друг моего друга Блеза Пасшаля? Как его здоровье?

— Мсье Паскаль обладает большим мужеством, — сказал Луи. — Он приехал ко мне — я живу рядом с Шантийи, — невзирая на все тяготы путешествия в такую пору, чтобы доставить ваш ответ. Благодарю вас, что вы согласились так быстро принять меня. Моего спутника зовут Гофреди. Я ему полностью доверяю.

— Садитесь же, господа. Крайне сожалею, что не пригласил вас на обед, но вот уже много лет мы делим трапезу с председателем палаты прошений, советником которого я состою. Он поручил мне вести весьма тягостный процесс. Обвиняется некий священник. Если суд признает его виновным, канонику уготовано сожжение на костре.

Он указал им на кресла, а сам уселся на простой стул, прямо перед ними.

— Блез изложил мне вашу проблему очень кратко и, несомненно, частично, — вновь заговорил Ферма. — Признаюсь, не совсем понимаю, что вы ищете и почему решили обратиться ко мне. Вы, конечно, знаете, что я особенно интересуюсь геометрией, подобиями и дистанциями. Впрочем, несколько лет назад я издал вот это сочинение.

Он встал, чтобы взять с полки книгу, и протянул Луи, который открыл ее на титульной странице. Название было латинским: Ad locos pianos et solidos isagoge.

— Совсем недавно я проникся настоящей страстью к максимальным и минимальным значениям. Мы даже повздорили с мсье Пасшалем по поводу соприкасающихся кривых! Не уверен, что смогу быть вам полезным, как я и писал Блезу.

— Речь идет о проблеме, связанной с теорией вероятностей и, точнее, с системой кодов, — ответил Луи. — Вы позволите мне объяснить?

— Конечно!

— Прежде чем начать, я вынужден предупредить вас, что речь идет о сугубо конфиденциальной просьбе. Она касается шифровки дипломатических депеш королевства. Все сказанное мною должно остаться строго между нами.

— Я понял это из письма моего друга. Вы же знаете, я чиновник на королевской службе. Ни одно слово из того, что вы скажете, не выйдет за пределы этой комнаты.

Луи начал со своего расследования в шифровальном бюро: рассказал о краже депеш и нападениях, жертвой которых стали он сам и его друг.

— Я говорю об этом, чтобы вы ясно понимали, мсье: существует партия могущественных врагов королевства, возможно связанных с Испанией, которые убивают без колебаний с целью раздобыть нужные им сведения. Именно по этой причине мсье Гофреди всюду сопровождает меня. Положение в шифровальной службе мсье Россиньоля таково: осталось только два шифровальщика, и я в них совсем не уверен. Не могу сказать также, какую часть реестров для кодирования предатели передали Испании. Минимальную, конечно, но, попав в руки талантливых логиков, она позволит им, быть может,

расшифровать все наши послания. Это было бы катастрофой, поскольку в Мюнстере начинаются переговоры о мире в Европе и разделении земель между воюющими сторонами. По моему мнению, решением стал бы новый код, который нельзя раскрыть на основе системы вероятностей. Я говорил об этом с отцом Мерсеном, он послал меня к мсье Паскалю, а тот посоветовал обратиться к вам.

— Теперь я понимаю лучше, — промолвил Ферма. — И полагаю, что сумею вам помочь. Я немного знаком с методами Антуана Россиньоля. Их недостаток состоит в том, что используются реестры из целых слов. Следовало бы отказаться от такого подхода и прибегнуть скорее к реестру из слогов, сохранив при этом несколько необходимых букв. Шифровка была бы тогда более быстрой, а реестры — не столь громоздкими. Достаточно ограничиться гласными в окружении согласных. Хотите убедиться на примере?

— Разумеется.

Ферма встал и вернулся к рабочему столу. Схватив листок бумаги и обмакнув перо в одну из стоявших перед ним чернильниц, он очень быстро что-то написал, а затем протянул листок Луи:

— Я представил здесь простейший реестр. К какому-нибудь числу добавляется слог…

Луи увидел следующие строки:

22en

46mi

124 les

125 ne

345 s

25le

65roi

17est

80mort

300 vi

290 ve

123 le

— Теперь дайте мне на секунду этот листок.

Луи протянул ему бумагу, Ферма быстро добавил одну строчку и вернул листок гостю.

— Я написал фразу из чисел, вы понимаете ее?

Луи изучил каждое число, сверяясь с реестром.

— Вы написали: 124 22 125 46 345. Дайте-ка я посмотрю… Это означает: les ennemis. Враги.

— Верно!

— Но этот код можно раскрыть, если наши противники узнают часть реестра. Не вижу разницы с методом Россиньоля.

— Вы правы! Итак, теперь нужно обезопасить нашу фразу. Мсье Фронсак, знаете ли вы, что такое скитал?

— Мсье Россиньоль объяснил мне этот способ, — сказал Луи, не понимая, куда клонит Ферма. — Необходима палка или свиток, но это не слишком практично…

— Согласен, но скитал, в сущности, всего лишь инструмент, облегчающий транспозицию. Есть и другие. Простейший представляет собой таблицу, решетку с поперечными и продольными линиями, в которую мы поместим наши слоги. Затем можно нарушить порядок расстановки, чтобы сделать текст совершенно непонятным. Это я называю взаимозаменой или транспозицией. Сейчас вы убедитесь сами. — Взяв в руки листок, Ферма продолжил: — Зашифровав с помощью реестра текст и выбрав таблицу с установленным заранее числом колонок, мы записываем его таким образом, чтобы каждая цифра, означающая слог, находилась в одной ячейке. Затем посылаем текст колонками, и для расшифровки получатель должен произвести обратную операцию. Вот вам пример: возьмем фразу «Le roi est mort vive le roi» и применим наш реестр. Таблица у нас будет из трех колонок, но количество их значения не имеет. Итак, мы получим…

Пьер де Ферма написал несколько слов, нарисовал таблицу, заполнил ячейки, а затем отдал листок Луи.

Выглядело все это следующим образом:

le (25)roi (65)est (17)

mort (80) vi (300) ve (290)

le (123) roi (65) 0

Конечное послание: 25 80 123 65 300 65 17 290 0

Пьер де Ферма ликующе продолжил, как только увидел, что Луи понял:

— Размеры таблицы могут меняться для каждой депеши и устанавливаться по предварительной договоренности. Например, исходя из определенной даты. Можно также усложнять кодификацию посредством ключевого слова, но с этим мсье Россиньоль справится и без моей помощи. Тем не менее, я приготовил бы для вас несколько способов транспозиции посредством квадрата, в которых используется один ключ для создания нового алфавита внутри самой таблицы. Можно также использовать позиции в строчках и колонки букв в тексте для шифрования. Таким способом каждая буква текста будет представлена двумя шифрами, записанными вертикально. Эти две кодировки затем подвергаются транспозиции, замещая друг друга на одной строчке. Это немного сложновато, признаю, зато весьма эффективно. Хотите, я запишу для вас все?

— Буду вам очень признателен. Пока мне удается следить за вашей мыслью, и, думаю, я смогу объяснить все это мсье Россиньолю, но, конечно же, предпочтительнее дать ему письменное описание.

— Я занесу его вечером во дворец Кастельбажак. Вас это устроит?

— Было бы прекрасно, тогда мы сможем выехать в Париж завтра… — Помолчав, Луи продолжил: — Мсье Паскаль желает получить от вас еще одно…

— Знаю! Мое решение теоремы Диофанта?

— Куб никогда не может быть суммой двух кубов, четвертая степень никогда не может быть суммой двух четвертых степеней, и в целом ни одна степень, превосходящая вторую, не может быть суммой двух аналогичных степеней, — с улыбкой процитировал Луи.

— Вы, оказывается, любитель этих небольших загадок с числами? — насмешливо осведомился Ферма.

— Не совсем, однако, мсье Паскаль долго объяснял мне эту теорему, и, признаюсь, она меня заинтриговала. Но должен признаться, главным образом меня интересует, как вы сумели доказать ее.

— Существует несколько способов найти решение задачи, будь то математика… или криминальная история. Простейший метод — раздобыть очевидное доказательство, выявленное путем дедукции на основе неоспоримых фактов. Да только это не всегда возможно. Евклид первым предложил доказать, что существует бесконечное множество простых чисел, заранее зная, что это абсурд. Такой подход называется reduction ad absurdum, доказательство путем абсурда, когда некое положение становится верным при изначальном постулате, что оно ложно. Я же разработал иной метод, по-моему, столь же элегантный. Быть может, вы знаете: я увлекаюсь тем, что называю числом изменения количества относительно другого, образующего тангенс кривой. Я попробовал применить его к теореме Диофанта и достиг поставленной цели. Мне удалось доказать, что не может существовать никакого триплета в кубе, никакого триплета в четвертой степени, и так далее. Путем индукции я обобщил мое заключение. Правда, оно оказалось довольно длинным. Я начал было записывать его на полях моей книги «Арифметика» Диофанта, но прекратил за недостатком места. Все изложено на этих листочках.

Он указал на толстую пачку бумаг, лежащую на одной из полок его библиотеки:

— Можете забрать их, если хотите. У меня, конечно, где-то осталась копия.

Пьер де Ферма передал Луи для Паскаля свое решение теоремы Диофанта, иными словами, примерно двести рукописных страниц, а кроме того, пообещал прислать вечером во дворец Кастельбажак несколько примеров шифровальных кодов. Беседа была завершена. Луи рассыпался в благодарностях и покинул математика.

В сопровождении безмолвного Гофреди Луи возвращался во дворец. Сердце его переполняла радость. Он привезет Бриену шифровальный метод, который значительно усилит безопасность секретных депеш. Антуан Россиньоль сумеет усовершенствовать его, и, вкупе с корпусом гонцов Мориса де Колиньи, переписка Мазарини с полномочными представителями в Мюнстере станет абсолютно надежной.

И, как венец его трудов, он отдаст Паскалю решение теоремы Ферма. Положительно, поездка оказалась на редкость удачной. Теперь Луи думал только о возвращении домой и о счастье вновь увидеть Жюли.

Что до Фонтрая, все его козни в очередной раз завершились крахом.

Во дворе дворца Кастельбажак они убедились, что их карету завели на конюшню и поставили впритык к маленькому плетеному экипажу. Луи объявил Гофреди, что завтра, в понедельник, они уезжают. И старый рейтар должен вывести карету, как только встанет.

В это время они увидели, как по лестнице угловой башни поднялся Шарль де Бреш с любезной улыбкой на устах.

— Ваши встречи оказались удачными, мсье?

— В высшей степени, друг мой. Мы сможем выехать завтра, если вы завершили свои дела.

— Я получил, наконец, все свои книги, сейчас я вам их покажу. К тому же книготорговец предложил мне очень хорошую цену, когда узнал, что я живу во дворце мадам д'Астарак. Все благодаря вам!

Луи смертельно побледнел, и его пронизала ледяная дрожь.

— Как вы сказали? — прошелестел он бесцветным голосом. Бреш, казалось, удивился вопросу:

— Мне предложили очень хорошую цену…

— Нет, вы упомянули мадам д'Астарак, — резко перебил его Фронсак.

— В самом деле, это девичья фамилия мадам де Кастельбажак. Горничные по-прежнему ее так называют. Она дочь барона де Фонтрая. Он был сенешалем Арманьяка, а мать ее из рода Монтескье, как мне сказали. Мадам д'Астарак пользуется большой любовью и уважением, как и ее брат, маркиз де Фонтрай, который живет в Париже.

Луи словно оцепенел, слушая эти объяснения. Когда Бреш умолк, он почувствовал головокружение, и в мозгу у него все смешалось. Наконец он пролепетал:

— Вы уверены в том, что говорите?

— Конечно, — удивился книготорговец, заметив бледность собеседника. — Спросите у Жанны или Клеманс, если не верите мне!

— Подождите минутку! — выдохнул Луи. — Мне… мне нужно пройтись…

Он вышел со двора вместе с Гофреди. Ему хотелось удостовериться в том, что Бреш не ошибается, но в глубине души он уже знал, что это правда.

Недаром лицо мадам де Кастельбажак показалось ему таким знакомым! Она была похожа на маркиза де Фонтрая, которого он видел всего дважды, когда тот хотел убить его. Разумеется, лицо маркизы было гораздо приятнее отвратительной физиономии Фонтрая, но черты и выражение — те же, и кожа такого же оттенка.

— Нужно бежать, мсье, — объявил Гофреди. — Если останемся — погибнем. Письмо, которое дал вам мсье де Лион, несомненно, содержало инструкции против нас. Маркиза, должно быть, уже наняла нескольких головорезов, и сегодня вечером мы окажемся в их власти. И на помощь нам никто не придет!

— А вдруг Бреш ошибся? Я должен знать наверняка, — сказал Луи. — Пойдем в кармелитскую церковь, скоро вечерняя служба.

Монастырь был в нескольких шагах. Церковь имела портик в пять туазов шириной, который открывался на Гранд-Рю. Они вошли. Неф был поперечным, то есть находился под прямым углом к хорам. Вероятно, было еще рано, церковь оказалась пуста. Они пересекли неф и дошли до больших яслей, установленных к Рождеству, а затем направились в прилегающую внутреннюю галерею. Она была двухэтажной, с парными мраморными колоннами на первом этаже, поддерживающими аркады.

Луи заметил двух монахов, которые вели негромкий разговор, и подошел к ним.

— Отец мой, — обратился он к более пожилому, устремившему на него вопросительный взор, — я в вашем городе только проездом, но хотел бы сделать пожертвование вашей церкви, для ваших бедняков.

— От имени наших прихожан благодарю вас, сын мой.

Луи вручил ему четыре золотых экю с солнцем и добавил:

— Я католик, искренне почитающий Деву Марию, отец мой. Живу недалеко отсюда, у мадам д'Астарак, которая, увы, хоть из моей семьи, но приняла гугенотскую веру. В обмен на этот дар помолитесь за спасение ее души.

— Изабо де Кастельбажак могла бы стать святой женщиной, если бы покаялась, наконец, в своих заблуждениях, — сурово ответил священник. — Однако я вознесу молитву, чтобы Господь наш просветил ее.

— В Париже мне довелось встретиться с ее братом, — вставил Луи.

Второй монах поморщился:

— Луи д'Астарак, виконт де Фонтрай и маркиз де Мартан! Мы здесь его совсем не видим. Этот человек не верит ни во что! Любая религия для него враг, а не утешение. Но не отец его в том виноват. Барон де Фонтрай, сенешаль Арманьяка, братья его и сестры были протестантами, однако в 1618 году супруга его Маргарита де Монтескье и ее сестра обратились в католичество. Сенешаль сделал то же спустя несколько дней. Увы, сын Астарака отказался отречься. Две его сестры какое-то время колебались, затем Изабо вышла замуж за гугенота и укрепилась в своей ложной вере.

— Я знаю, отец мой, все это весьма печально. Помолитесь же за ее спасение.

Луи осенил себя крестом, еще раз поклонился и вновь вошел в церковь. Гофреди по-прежнему неотступно следовал за ним.

Теперь, когда первый шок прошел, Луи обдумывал последствия этого открытия.

Итак, Юг де Лион заманил его в ловушку! Секретарь Мазарини всегда был сообщником маркиза де Фонтрая! Он подло изменил своему господину и благодетелю! Означало ли это, что Луиза Муайон и ее братья также служили маркизу? Очень вероятно… Вместе с тем она, без всякого сомнения, спасла жизнь и ему и Гастону. Стало быть, она могла и не знать о предательстве Юга де Лиона.

А вдруг она работает на голландских протестантов? Фонтрай действовал в пользу Испании, и Луи вспомнил, что Бриен сказал ему: Голландия и Испания желали заключить сепаратный мир, пусть даже и за счет Франции.

Луи проклял свою слепоту! Он заподозрил даже этого беднягу Шарля де Бреша, который только что, — конечно, сам того не зная, — открыл ему истину!

— Мы угодили в западню, друг мой, — сквозь зубы сказал Луи, выходя из церкви, — а уехать не можем, пока мсье де Ферма не передаст мне памятную записку о своем коде. Сегодня вечером мы запремся в нашей комнате. Приготовь оружие: несомненно, ночью на нас нападут!