Сказать без оговорок, что Атлантида Платона – это затонувшие Атлантические острова, или Америка, или еще что-то в настоящем мире, значит продемонстрировать путаное мышление. Атлантида Платона, строго говоря, была некоей идей в его голове, не больше и не меньше. Платон воплотил эту идею в форме повествования на свитке папируса, который потом, после смерти автора, много раз переписывали, воспроизводили и переводили на другие языки различными способами. В умах людей, читавших диалоги Платона, в свою очередь рождались другие идеи.
Разумеется, в реальном мире должно было существовать нечто, ставшее основой труда Платона, породившее само понятие Атлантиды. Но оно вовсе не обязательно было идентично Атлантиде, описанной Платоном в «Тимее» и «Критий».
Вам, может, кажется, что я разжевываю очевидное, но я делаю это потому, что некоторые атлантологи никак не могут учесть данное различие, чем запутывают всех вокруг. Посему, когда я говорю, что Атлантида «есть» то или это, я подразумеваю лишь, что то или это вошло в разум Платона и подтолкнуло его к сочинению истории об Атлантиде. Эта реалия может быть простой или сложной (то есть сочетанием разных легенд, мифов или фактов), и ей не обязательно выглядеть как законченный продукт.
У философов есть термин «изоморфизм». Он означает, что карта, картинка, описание или другой символ на сто процентов соответствуют другому объекту (тому, что первый объект символизирует). Так вот, рассказ Платона об Атлантиде совершенно очевидно не является полностью изоморфным любому другому повествованию. Мы уже отбросили как вымысел греческих богов и доисторическую Атлантическую империю, теперь же становится понятно, что утонувшие континенты должны последовать за ними как слишком нереальные.
Остается вероятность того, что Атлантида Платона была основана на легендах или слухах о некой далекой цивилизации, которая когда-то достигла расцвета, но впоследствии исчезла, при этом вовсе не обязательно, что она появилась на острове Атлантида. Теория об Атлантиде в Америке как раз это и утверждала. Затем в 1675 г. шведский ученый Олоф Рудбек написал увесистый трактат в нескольких томах, где доказывал, что Атлантида – это Швеция. Он начал с предположения, что платоновская Атлантида и гомеровский остров Огигия – одно и то же. Далее, собрав скудные и смутные данные о направлении плаваний в «Одиссее» и некоторые ремарки далекого от науки Плутарха о форме Земли, Рудбек сделал вывод о том, что Атлантида должна была находиться между широтами Макленберга в Германии и Винилиленда в Швеции. Подчинив поэзию эпохи викингов собственным интересам, он доказал, к собственному удовольствию, что Атлантида и есть Швеция, столица которой находилась недалеко от Упсалы, и, более того, именно она была истоком всех цивилизаций.
Со времен Руд бека Атлантиду аналогичным образом «обнаруживали» в Африке, Испании, на Цейлоне и практически во всех других частях света. Работа Рудбека вдохновила известного французского астронома Бейлли, ставшего жертвой французской революции, на создание еще более невероятной теории о происхождении Атлантиды. В своей «Истории древней астрономии» Бейлли «разработал грандиозную систему расовой миграции, основанную на некоторых повторяющихся ошибках в астрономических таблицах, привезенных миссионерами из Индии». Эти ошибки, заявляет он, «никак не могли возникнуть при наблюдении с территории Индии, зато могли появиться при наблюдении из Центральной Азии на широте 49°». Бейлли заключает, что Атлантида на самом деле – это остров Шпицберген в Северном Ледовитом океане. В древние времена, до того, как Земля остыла до нынешней температуры (идея из трудов Буффона), на Шпицбергене было тепло и уютно, однако его дальнейшее замерзание заставило атлантов переселиться на юг в Татарию. Позднее эта раса великанов обитала на Кавказе в районе Кафа (придуманная гора из иранской мифологии) и стала истоком всех древних цивилизаций Азии.
Будучи евгемеристом (тем, кто полагает, что может получить из мифа исторические сведения, отбросив сверхъестественные детали), Бейлли сделал вывод о том, что Атлас был царем-астрономом Шпицбергена, изобретшим глобус, а Огигия и Гиперборея были частями архипелага Свальбард. По этому вопросу он вел длительную переписку с вежливо скептическим Вольтером. Он подвергся нападкам кельтоманов, пытавшихся доказать, что все цивилизации начались с друидов.
Кельтомания началась в XVII в. с некоего ирландца Джона Толанда, который развил намеки Плиния Старшего и других древних авторов, приплел к ним друидов в белых одеждах с золотыми узорами и дал описание оккультного братства, обладающего тайным знанием древности. Кельтоманы основывали оккультные общества, такие как «Древний орден друидов», чтобы развивать это течение, и создавали поразительные литературные подделки, вроде «Оззианских поэм» Джеймса Макферсона, вышедших в 60-х гг. XVIII в., и «Barzaz-Briez», то есть песен бретонских бардов, Виллемарка, вышедших в 1839 г.
Апогеем мифологов-теоретиков стали XVIII и начало XIX столетия. Тогда любой ученый чувствовал себя в силах создать на основе любой неясной мифологической аллюзии в работах некоторых скучных графоманов времен заката Римской империи новую теорию, потрясающую основы мироздания, о происхождении человечества и цивилизации. Отсюда появились догадки Буффона и Сен-Венсана о том, что Атлантиду смыло сейсмической волной, и Кар ли о том, что ее разрушила комета.
Свой вклад в этот поток умозаключений внес Фрэнсис Вильфорд, который в 1805 г. развил атланто-друидическую гипотезу, по которой Британские острова являются остатками существовавшего когда-то Атлантического континента, где на самом деле происходили события, описанные в Ветхом Завете (а вовсе не в Палестине, как многие думают). Вильфорд был британским офицером в Индии. Узнав об этом увлечении, его индийские знакомые любезно подделали и передали ему огромное количество документов на санскрите – древних стихов и тому подобного, – чтобы он смог доказать свои предположения. Вильфорд опубликовал свое учение в виде статей в английском журнале, но вскоре узнал о том, что его жестоко обманули, и издал статьи в весьма урезанном виде, что делает их совершенно непонятными.
Теорию Вильфорда подхватил неодруидист Вильям Блейк, тот самый набожный, одаренный богатым воображением и достаточно бестолковый, хотя и талантливый художник и поэт. Блейк напичкал гипотезами Вильфорда из разрозненных аллюзий свои напыщенные и нудные апокалиптические вирши, написанные верлибром. По его мнению, царь Альбион повел уцелевших после затопления Атлантиды в Британию, где дал начало народу друидов.
Что бы ни утверждали подобные бредни, друиды древней Британии и Галлии были не лучше и не хуже большинства жрецов-варваров. Как жрецы ацтеков и майя, они часто приносили человеческие жертвы, несмотря на трогательные попытки некоторых современных исследователей, вроде Тальбота Мунди, снять с них это обвинение. Культ неодруидов процветал до той поры, пока в конце XIX в. его не вытеснили из данной ниши оккультные течения-конкуренты, основанные на восточных традициях Египта, Индии и Тибета.
Тем временем другая школа атлантологов, основанная в XVI в. Серранием, заявляет, что Атлантида – это Палестина, то есть ставит с ног на голову теорию Вильфорда и Блейка. Как Косьма, они утверждают, что история Платона есть не что иное, как исковерканный пересказ фрагмента Библии. Беер, швед, живший во Франции, в 1762 г. опубликовал книгу, где доказывал, что Атлантида была Иудеей, Атлантический океан – Красным морем, а Атлас – самим мифическим патриархом Израилем.
В XIX в. Северная Африка стала излюбленным местом поиска охотников за Атлантидой.
Годрон в 1868 г. основал школу, отстаивавшую теорию о том, что Атлантида находится в Африке, и разместил Атлантиду в Сахаре. Позднее в 1874 г., идя по его стопам, Феликс Берлиоз заявил, что столица Атлантиды располагалась на западном побережье Марокко между Касабланкой и Агадиром, где горный хребет Атлас спускается к морю. Именно здесь, утверждал Берлиоз, а не на каком-то острове, стоял город Атлантида Платона, он же Керне, столица атлантиоев из повествования Диодора Сицилийского. Какое-то время атланты правили великой Североафриканской империей, но в XIII в. до н. э. были разбиты объединенными войсками египтян и финикийцев, а берберы-гетульцы захватили столицу. Оставшиеся в живых атланты стали подневольным народом. Его черты время от времени встречаются в виде светлых волос и голубых глаз у жителей горных районов Северной Африки. И лишь на основе вербального сходства, Медуза и Персей из североафриканских мифов Диодора соотносятся с историческими персонажами индийцами и персами, что является непрочной почвой для доказательства.
Керне встречается повсюду в древней литературе. Незадолго до 500 г. до н. э. карфагенский генерал Ганнон отправился в плавание к западному берегу Африки. К счастью, сохранился перевод его отчета на греческий. Завидев огонь над этим краем, моряки Ганнона испугались. Они не знали, что местные жители выжигают – и по сей день – траву для пастбищ. Команды его кораблей убили трех женщин волосатого народа, которых местные жители называли гориллами (вероятнее всего, это были шимпанзе), привезли их шкуры в Карфаген и повесили в храме.
Ганнон закончил свой поход на маленьком острове, который назвал Керне. Он мог находиться где-то между современным Герне в устье реки Рио-де-Оро и рекой Сенегал. Здесь на протяжении многих столетий торговля велась способом, который в те времена использовался для общения с местными жителями, боявшимися работорговцев. Сначала купец раскладывал товар и удалялся. Потом местные жители приближались к месту торга и, в свою очередь, оставляли то, чем они готовы заплатить за конкурентные предметы. Купец, наблюдавший издали, возвращался и либо забирал предложенную плату, либо отклонял ее. Так продолжалось до тех пор, пока они не приходили к согласию, при этом ни одна из сторон не приближалась к другой ближе, чем на расстояние крика.
Теория о мавританской Атлантиде Берлиоза породила массу последователей, например Пьера Бенуа, написавшего красочный, но унылый роман «Атлантида», один из самых известных среди огромного семейства книг о пропавших континентах.
В «Атлантиде» подробно изложены приключения парочки французских офицеров, нашедших Атлантиду в горах Ахаггар в южном Алжире, краю туарегов, свирепого рослого племени берберов, в котором мужчины, а не женщины носили покрывало. В романе Ахаггаром правит властная юная дама по имени Антинея, как предположительно звали легендарную главу рода туарегов Тин-Хи-нун.
Антинея – типичная героиня (или злодейка) из произведений Райдера Хаггарда, похожая на его Асику из «Желтого бога» (из которого заимствованы некоторые элементы сюжета) и Аишу из книги «Она». Она является последним потомком Посейдона и Клейто и держит ручного леопарда Гирама в качестве охранника. Когда европейцы проникают в ее вотчину, она делает их своими любовниками. Сила ее роковой красоты столь велика, что они, будучи отпущенными на свободу, совершают самоубийство или находят свой конец иными путями. После этого Антинея приказывает покрыть их тела пластинами из орихалка и положить их в ниши в палате из красного мрамора, предназначенной для захоронений. Бенуа, как другой французский антлантолог Клод Ру, предположил, что «погружение» Атлантиды на самом деле было подъемом, спровоцировавшим пересыхание морей Сахары, хотя геологи утверждают, что Сахара была сушей все время еще с кайнозоя.
«Атлантида» имела значительный успех в сравнении с другими романами о пропавших континентах. Ее дважды издавали на английском языке: под названием «Атлантида» в США и «Царица Атлантиды» в Великобритании. Более того, ее дважды экранизировали. Примерно в 1929 г. вышел французский немой фильм с Бриджит Ельм, а в 1949 г. «Сирена Атлантиды» компании «Юнайтед артисте».
Последнее творение, к сожалению, оказалось в высшей степени скучным фильмом. Покойная Мария Мон-тез играла роль Антинеи, без конца меняя сногсшибательные наряды и произнося реплики с испанским акцентом, а Жан-Пьер Омон, бывший в жизни ее супругом, вяло изображал беспомощного французского офицера, которого Антинея обманом заставила убить его лучшего друга, товарища по оружию, который противостоял искусительнице, не поддавшись ее чарам. Хотя сама история имеет большой потенциал для кино, экранизировали ее с таким непрофессионализмом, что результат получился непреднамеренно смешным. Сам фильм стал такой финансовой катастрофой, что весь следующий год сеньорита Монтез судилась с продюсером (человеком, носившим вполне атлантическое имя Небензал) за недоплаченный гонорар и получила от него по решению суда 38 тысяч долларов.
В целом «Атлантиду» нельзя считать хорошим романом. Немного превосходя некоторые произведения об утраченных континентах, он тем не менее является лишь бледным подражанием Хаггарду. А сказки о прекрасной сирене, при одном взгляде на которую сильные мужчины становятся безвольными, в наш несентиментальный век кажутся просто наивным.
Говорят, роман Бенуа вдохновил переменчивого графа Байрона Куна де Пророка отправиться на поиск Атлантиды в Сахару. Де Пророк начинал как знающий археолог, проделавший большую работу на месте раскопок Карфагена. Позднее он, по всей видимости, ударился в тот вид исследований, которые хотя и предоставили менее существенные научные результаты, но обеспечили приключениями и дали материал для его книг. Он намекал на следы атлантов в Сахаре и на Юкатане, а в 1925 г. проник в район Ахаггара. Там де Пророк вскрыл могилу какого-то вельможи Тарки и в возбуждении объявил, что нашел кости самой Тин-Хинан, однако же музейные эксперты в этом вопросе не пришли к согласию.
А в 1893 г. Кнётель поместил Атлантиду в Северной Африке с оговоркой о том, что атланты на самом деле были оплотом жрецов бога Тота – Ораноса – Гермеса, пришедших в эти края из Халдеи.
Между 1908 и 1926 гг. капитан Элджи в Англии и Лео Фробениус в Германии развили другую теорию об Атлантиде в Нигерии, что на западном берегу Африки в нескольких сотнях миль к северу от экватора. Исследователь Фробениус обнаружил некие предметы в Йорубаленде (это район Нигерии), которые убедили его в том, что он разыскал Атлантиду наряду со слонами, пышной растительностью, местными жителями в голубых одеждах и медной рудой. Фробениус сравнивал нигерийского бога Олокона с Посейдоном и подчеркивал, что этот край был родиной мощных народов-мореплавателей по крайней мере с XIII в. Также он убедил себя в том, что культура йоруба содержит множество неафриканских элементов, например короткий лук, татуировки, нумерологию и священный зонтик царя.
Он полагал, что цивилизация зародилась на потерянном континенте в Тихом океане, откуда распространилась в Азию и далее на запад, стимулировав появление таких культур, как египетская и атланто-нигерийская. Тартесс в Испании был аванпостом этой африканской Атлантиды, а Уфаз, упомянутый в Библии наряду с Тартессом (Фарсисом) как источник золота и товаров, и был самим Йорубалендом, чья столица стояла на месте современного Илифе.
Самое слабое место теории Фробениуса (помимо невозможности существования континента в Тихом океане) – это убежденность в том, что он может проследить все ранние миграции человечества путем сравнивания изображаемых символов, ибо степень сходства в произвольной паре символов, спросите любого юриста, специализирующегося на торговых знаках, весьма субъективна.
Вслед за Фробениусом геолог Пауль Борхардт из Мюнхена в 1926 г. взялся отыскать Атлантиду в Тунисе, в районе шоттов, то есть солончаков, что растянулись на запад от залива Табес, который древние называли Маленьким Сиртисом. Самое крупное из этих зловещих болот, Шотт-эль-Джерид, возможно, было когда-то древним озером Тритоний, где Диодор помещал своих амазонок и которое сыграло свою роль в истории с аргонавтами. Это водное пространство, утверждает Борхардт, являлось некогда Атлантическим океаном.
Более того, Борхардт соотносит древнюю гору Атлас не с современным хребтом в Марокко с тем же названием, а с горами Ахаггар. Он пытался найти связь между именами десяти сыновей Посейдона из трудов Платона и названиями современных берберских племен и полагал, что Геркулесовы столбы были на самом деле столбами храма, а не горами по сторонам Гибралтарского пролива. Борхардт считал подтверждением своей теории тот факт, что край солончаков богат полезными ископаемыми, и предполагал, что Атлантида с ее медью и орихалком, медный дворец Алкиноя из «Одиссеи» и медный город из «Тысячи и одной ночи» – одно и то же. Недалеко от Габеса он нашел развалины крепости, которые принял за сам город Атлантиду. Увы, они оказались римскими.
Узнав об этом фиаско, Альберт Герман отправился на поиски Атлантиды в Тунис. Ему показалось, что он нашел ее в деревушке Релиссия, где обнаружились остатки оросительной системы, указывающие на более высокую культуру, нежели существующая там ныне. Герман доказывал, что Платон ошибся трижды. Во-первых, он взял определение Геродота для слова «атлантический», а не более позднее, относящееся к озеру Тритоний. Во-вторых, Атлантида существовала в XIV или XIII в. до н. э., а не в XCVI.
В-третьих и последних, Солон и его жрец, беседуя через переводчика, запутались, переводя египетские меры длины в греческие, и все получилось в тридцать раз больше. После поправок Атлантида Платона, орошаемая долина и все остальное, уменьшается до скромных размеров и без проблем поместилась бы в уголке Туниса.
Герман идет дальше и выводит все цивилизации из Фризии, простой колонией которой и была Атлантида во времена процветания фризийцев.
Еще один апологет афро-атлантической школы, Бутаванд, обошел проблему отсутствия материальных артефактов в Северной Африке, разместив пропавшую Атлантиду на юге залива Габес недалеко от берега. Он предположил, что залив когда-то был сушей, растянувшейся примерно на 100 морских саженей от современной линии побережья. Затем из-за землетрясения этот участок опустился ниже уровня Средиземного моря, и в то же время поднялось дно мнимого моря Сахары, которое после этого вылилось и пересохло. Возможно, Гибралтарский пролив открылся именно тогда.
Наконец, одно из последних и самых разумных толкований Атлантиды в Африке принадлежит Зильберману. Изучив основные теории об Атлантиде, он заметил, что в свете известной хронологии египетской цивилизации и того, что легенды передавались только из уст в уста на протяжении более чем нескольких столетий, платоновскую дату подъема и опускания Атлантиды 9 тысяч лет до времен Солона можно сразу отбросить. Если такая цивилизация существовала, о ней бы напрочь забыли задолго до появления Египта.
Зильберман полагал, что история об Атлантиде изначально была финикийским рассказом о войне с ливийцами в районе солончаков Туниса, которая случилась около 2540 г. до н. э. Он считал, что приблизительно в XI или X в. некий египтянин из Саиса превратил этот рассказ в роман, перенеся события «во времена Хоруса», дату которых Платон истолковал как намного более позднюю, примерно 9600 г. до н. э. Возможно, об этом романе забыли на некоторое время, но вспомнили в 600 г. до н. э., когда Нику II восстановил египетский флот и потребовались книги о Ливии. Сказание также перевели на греческий для саисских греков. Одна из греческих версий стала основой рассказа Солона, а другая – как история атлантиоев Диодора Сицилийского.
Эти теории, хотя подчас и оригинальные, не могут быть истинными. Помимо того что они противоречили друг другу, многие скрывают в себе патриотическое стремление некоторых охотников за Атлантидой, начиная с Руд бека, доказать, что их родина – это колыбель всех цивилизаций. Подобный мотив можно по-человечески понять на уровне сантиментов, однако он не имеет ничего общего с наукой.
Тем не менее погибшая цивилизация, слухи о которой вдохновили Платона на литературные труды, не так уж фантастична. Возможно, основными претендентами на право считаться прототипом Атлантиды являются минойский Крит, Карфаген и Тартесс. Давайте рассмотрим их в этом порядке.
В античные времена Крит был жалкими задворками, где землевладельцы-дорийцы притесняли местных жителей, прибежищем пиратов и территорией для вербовки лучников-наемников. О Крите ходила масса легенд. Говорили, что он был когда-то мощной морской державой, управляемой царем Миносом, сыном Европы и Зевса (который похитил ее, обернувшись быком). Гефест, бог-кузнец, подарил Миносу бронзового робота по имени Талое, который не подпускал чужестранцев к Криту, бросая в них камни.
Однажды Минос обратился к Посейдону с мольбой послать ему быка из вод морских, чтобы принести его ему в жертву. Посейдон даровал ему быка, но тот настолько понравился царю, что он принес в жертву другого быка. В отместку Посейдон заставил жену Миноса Пасифаю (сестру волшебницы Цирцеи) влюбиться в быка. Царица убедила искусного Дедала, бежавшего из Афин, организовать ей встречу с предметом грез. Дедал все устроил, замаскировав Пасифаю под корову. Посейдон наделил быка крайне злым нравом, так что Миносу пришлось вызвать Геракла, чтобы тот его усмирил.
Пасифая же в положенный срок родила младенца Астерия с бычьей головой, более известного под именем Минотавр, которого Минос запер в лабиринте, выстроенном для него покорным Дедалом. Вскоре Минос пошел войной на Афины, поскольку там погиб его сын, и в заключенном мирном договоре потребовал, чтобы семеро юношей и семь девушек каждый год доставлялись на съедение Минотавру. Наверняка вы слышали в детстве, как Тесей положил конец этому издевательству, убив Минотавра при содействии дочери Миноса Ариадны (с которой он сбежал, но впоследствии у него ее отбил бог Дионис) и Дедала, который вскоре осуществил свой знаменитый полет с Крита вместе с сыном Икаром.
На протяжении многих веков ученые пытались понять, какие исторические реалии лежат в основе мифов о Ми-носе, особенно в повторяющемся упоминании быка. Большинство догадок уходили далеко от темы, лишь раскопки Эванса, начатые примерно в 1895 г., доказали, что в основе этого сказания лежат народные зрелища минойского Крита, во время которых юноши и девушки выполняли опасные гимнастические упражнения на рогах живых быков.
Крит находился в расцвете как морская и коммерческая держава на протяжении примерно двух тысячелетий и пришел в упадок во времена переселения народов в конце 2-го тысячелетия до н. э. Не сохранилось почти никакой информации о минойской истории, поскольку все дошедшие до нас минойские записи – это документы вроде складских расписок, а легенды слишком скудны и полны выдумки, чтобы пролить на нее свет. Тем не менее известно, что Крит долго был союзником Египта. Правящий класс в столице Кносс жил в роскоши и изысканности, имея даже ванны, поразительно похожие на современные. Мужчины, невысокие смуглые средиземноморцы, носили корсеты и набедренные повязки; женщины ходили с обнаженной грудью в платьях с пышными юбками, выглядевшими как пародия на наряды Викторианской эпохи.
Критская империя была союзом городов-островов, подчинявшихся Кноссу. Колонии на материковой части Греции, в Микенах и Тиринсе, приобрели такую значимость, что после разрушения Кносса землетрясением примерно в 1400 г. до н. э. они приняли на себя лидерство в союзе. Затем, когда мощь империи пошла на убыль, нецивилизованные греки (они называли себя «ахайвои», позднее – «ахайои» или «ахейцы») отняли власть у местных правителей подобно тому, как 1500 лет спустя немцы постепенно захватили Западную Римскую империю.
Вероятно, Гомер дает романтический портрет жизни в тот период, когда варвары, выработавшие в себе вкус к прелестям цивилизации, завладели контролем над Критской империей и вкусили ее роскоши.
В начале XX столетия англичанин К.Т. Фрост заметил поражающее сходство между Атлантидой в описании Платона и Критом в описании археологов. Оба они были островными царствами, морскими державами, столкнувшимися с внезапной гибелью от руки людей из Греции. К эгоцентричным египтянам, продолжал он, слухи о Крите дошли через микенских захватчиков с материковой части Греции, которые позднее возникли среди завоевателей-варваров, побежденных Рамсесом III приблизительно в 1190 г. до н. э. Ничего больше не зная о микенцах, которых, в свою очередь, покорили ахейцы, египтяне заключили, что Крит исчез, и придумали легенду о затоплении, чтобы это объяснить.
Но не следует принимать теорию Фроста всерьез, хотя Болч и Магоффин разделяли его мнение. Во-первых, нам не известно наверняка, что микенцы завоевали Крит. Во-вторых, вряд ли египтяне за 600 лет вынесли бы Крит за пределы Средиземного моря, увеличили в сто раз и отбросили бы на 8 тысяч лет назад. Тем не менее всеобщие зрелища и церемонии с быками на Крите вполне допустимы. Может быть, они вошли в сказание об Атлантиде в качестве эпизодов, которые Платон перенял и подсознательно вплел в свое повествование. Спенс объясняет сходство минойской и атлантической цивилизаций тем, что Крит подчинялся Атлантиде или был ее колонией; но мы уже исключили гипотезу Спенса по геологическим соображениям.
Несмотря на то что Спенс аналогичным образом развенчивает альтернативную теорию об Атлантиде в Карфагене, от него не так просто отмахнуться. Карфаген, в отличие от Крита, находился в верном направлении от Греции и, более того, был не только империалистической морской державой, но также и городом, план которого напоминает о городе Атласа.
«Низкий обнесенный стеной холм Бирсы, или цитадели, на котором стоял прекрасный храм Эскулапия в Карфагене, был упрочен со стороны суши тремя болыпими валами, растянувшимися на всю ширь полуострова и укрепленными башнями. Под рыночной площадью и Домом Сената большой водоем, 1066 футов в ширину, был вырыт вокруг островка, на котором расположена штаб-квартира адмирала. Доки, окружавшие этот водоем, были закрыты крышей на мощных ионических колоннах и способны принимать самые крупные боевые корабли». Из этого водоема «на юг в торговую гавань шел узкий канал 1396 футов длиной. Высокая дамба закрывала его вход и защищала от нападения вражеского флота. Топи окружали береговую часть, пресную воду доставляли из огромных цистерн с ближайшего холма, которые, очевидно, использовали еще и как бани».
Карфаген основала примерно в 850 г. до н. э. тирийская царевна Эллиса (Дидо), дочь царя Муттона I, сбежавшая от тирании своего брата Пигмалиона. Карфаген не был первым финикийским поселением в Северной Африке, однако рос быстро и после завоевания Тира Навуходоносором в 573 г. до н. э. встал во главе Западного Средиземноморья. Для обеспечения контроля над западной торговлей, особенно над оловянным регионом юго-западной Британии, военные корабли карфагенян останавливали торговые суда других народов и сбрасывали их команды за борт. Эта жесткая монополия, нерушимая до начала Пунических войн, объясняет туманность знаний греков о Западном Средиземноморье во времена Платона.
И греки, и карфагеняне колонизировали Сицилию и прилагали немало усилий, чтобы вытеснить оттуда друг друга. Карфагенянин Мальхус почти завоевал весь остров в 550 г. до н. э., но войны продолжались с перерывами на отдых и местные революции еще три века. Гамилькар снова почти заполучил остров в 480 г. до н. э., но войска Сиракуз и Агригента разбили его при Гимере в крупной битве, имеющей такое же решающее значение в мировой истории, как победа греков над персами при Саламисе в том же году. У Платона была возможность близко познакомиться с угрозой со стороны Карфагена во время пребывания в Сиракузах. А богатство и алчность карфагенской купеческой аристократии (или, если уж быть честным, богатство и алчность, приписываемые им их врагами, греками и римлянами) могли вылиться в гипертрофирование этих пороков в Атлантиде. С другой стороны, Карфаген был республикой (а не царством, как Атлантида) и во времена Платона, задолго до своего исчезновения, все больше укреплял свою власть.
Последним претендентом на роль прототипа Атлантиды остается Тартесс – библейский Фарсис, цель Ионы – город-государство или регион на юго-западе Испании, недалеко от современного Кадиса.
Первое упоминание о Тартессе находим в Книге пророка Исайи, где пророк, проповедуя о падении Тира, говорит: «Рыдайте, корабли Фарсиса, ибо он разрушен». Эрриан, вероятно, ошибался, утверждая, что Тартесс – финикийская колония. С другой стороны, происхождение его народа доподлинно не известно. Предлагались некоторые варианты. Слово Тартесс созвучно названиям этруссков, данным им другими народами: греки называли их тиренцами, а египтяне – турша. В античные времена говорили, что этрусски вышли из Ливии. Однако их самоназвание было расенна, что совсем не похоже на Тартесс.
Практически единственной археологической находкой, связанной с Тартессом, является кольцо, на котором нанесены следующие символы:
Снаружи:
Внутри:
Его нашел Шультен во время раскопок в 1923 г. Алфавит, вероятно, родственен греческому и этрусскому. Надпись на внутренней поверхности представляет слово из четырех букв, повторенное три раза, – возможно, оно звучит как «псонр» или «хонр», хотя значение его не ясно. Повторение подразумевает магическое заклинание, вроде «трах-тибидох-тибидох». Дороманская Иберия пользовалась двумя алфавитами, и ни один из них до сих пор не расшифрован.
Каким бы ни было его происхождение, Тартесс долгое время процветал как торговый город, вокруг которого велась добыча полезных ископаемых. Финикийцы, прибывшие примерно в 1000 г. до н. э., обнаружили, что серебро здесь настолько доступно, что для вывоза платы за оливковое масло и другие товары им пришлось выковать из него даже якоря. В X в. до н. э., когда царь Соломон и царь Тирский Хирам вели плодотворное сотрудничество, их объединенный флот каждые три года ходил в Тартесс, возвращаясь с «золотом и серебром, и слоновой костью, и обезьянами, и павлинами». А Иезекииль, сокрушаясь о падении Тира, говорит: «Фарсис, торговец твой, по множеству всякого богатства, платил за товары твои серебром, железом, свинцом и оловом». Эти металлы добывались в шахтах южной Испании, где город шахтеров на Рио-Тинто до сих пор называется Тарсис. «Обезьяны» могли быть привезены либо из Африки, либо с Гибралтара, где они обитают по сей день. «Слоновую кость», возможно, получали от марокканских слонов, некрупном подвиде африканских, использовавшихся карфагенянами в боевых действиях и истребленными во времена Римской империи. «Павлины» же, «тукиим», могли быть представителями ныне немногочисленных конголезских павлинов, или это слово спутали с «суккиим», то есть «рабы». Упоминание Геродотом «тартесских куниц» предполагает торговлю мехом. Позднее Тартесс экспортировал медь в Грецию.
Греки познакомились с Тартессом приблизительно в 631 г. до н. э., когда самианский корабль под командованием Колайоса, направлявшийся в Египет, сбился с курса из-за сильной бури с востока и пришвартовался в Тартессе, совершив рекордно длинный окольный путь. Самианцы заработали за свою поездку 7 талантов, огромную сумму по тем временам, эквивалентную современным 75 тысячам долларов или даже более. Следом пришли люди из Фокаи, что в Ионии, которые также открыли Адриатику и Тирренское море для греческой торговли и основали Марсель. Для торговли с тартессианцами они использовали не бочкообразные торговые суда той эпохи, а быстроходные узкие пятидесятивесельные пентаконторы, которые, хоть и отличались меньшей грузовместимостью, имели больше шансов ускользнуть, когда карфагенская галера появлялась на горизонте, словно гигантское насекомое, намеревающееся отправить незаконных торговцев за борт.
Первые фокианские торговцы прибыли в Тартесс в правление царя Аргантония («серебряный замок»), хотя не стоит верить Геродоту в том, что этот царь прожил 120 лет, из которых 80 провел на троне. Гости так понравились ему (возможно, торговля в тот момент пришла в упадок, поскольку Тир уже пал, а Карфаген еще не достиг своего расцвета), что он предложил им всем переехать к нему, если персы станут слишком притеснять их на родине. Когда они отказались, царь даровал им денег, на которые можно было выстроить защитную стену вокруг города.
Однако в 546 г. до н. э. Цирус Персидский послал своего генерала Гарпагона с приказом захватить Фокию. Жители города, отчаявшиеся выдержать осаду до конца даже за своими крепкими стенами, убедили Гарпагона отступить на некоторое время, пока они обдумывают условия сдачи. Затем они взошли на борт своих кораблей и отбыли со своей азиатской родины. Узнав, что долгожитель Аргантоний скончался, фокианцы отправились не в Тартесс, а на Корсику. Здесь они поссорились с карфагенянами и этрусками, объединенный флот которых с трудом разбили в битве 536 г. Уцелевшие забрали свои семьи на двадцать оставшихся кораблей и основали поселение на берегу Лукании в Италии.
Во времена своего расцвета Тартесс был главным городом юго-западной Испании, называвшейся тогда Тартессис. Народ этого региона, турдетаны или турдулы, считался самым цивилизованным в Испании. Их общество делилось на касты, они владели алфавитом, с помощью которого записывали стихи, законы и исторические хроники, рассказывавшие, как эфиопы когда-то заполонили Северную Африку, а некоторые из них остались в Атласских горах. Эти турдулы, видимо, жили среди народа Иберии до того, как кельты из Галлии заняли ее в те времена, когда историю только-только начали записывать. Не причисленный ни к одной группе язык басков является наследием тех доиндоевропейских иберов. Если мы сможем прочитать дороманские иберийские надписи, такие как на шультеновом кольце, вероятно, некоторые из них окажутся на наречии, близком к баскскому.
Тартесс стоит у устья реки Тартессис или Бетис, ныне Гвадалквивир. Это равнинный песчаный регион, граничащий с морем, которое опасно сильными приливами и мощными волнами. В наши дни он малонаселен, живущие там люди смуглые и более высокорослые и широкоплечие, чем остальные испанцы. В древние времена река заканчивалась большим заливом, который врезался в сушу до Испалиса (Севильи). Тартесс находился на крупном острове рядом с устьем залива, поэтому у Гвадалквивира было два устья. В исторические времена залив частично заилился, в нем появились острова, что напоминает нам об отмелях, оставленных Атлантидой. Сейчас залив превратился в малярийное болото, Лас-Марисмас, а северный приток реки пересох.
Побывав в Тартессе, греки включили его в свои легенды. Они переняли у финикийцев целый цикл сказаний о Геракле, тиренце Мелькарте, возможно, члене широко распространенного ближневосточного семейства мифических героев – победителей львов, представленного шумерским Гильгамешем и иудейским Самсоном. Геракл-Мелькарт неизменно ассоциировался с Дальним Западом. Помимо странствий в ту сторону, где он добыл яблоки Гесперид и укротил адского сторожевого пса Цербера, он также отправлялся туда пасти коров Гериона, великана с тремя телами, жившего на острове Эритея. Геракл остановился в Тартессе, где установил две колонны, иногда идентифицируемые с холмами Гибралтара и Сеуты, а иногда с парой настоящих колон в храме Геракла в Гадесе. Перегревшись на солнце, он погрозил светилу своим луком. Бог Солнца, впечатленный отвагой Геракла, одолжил ему золотой челн, в котором совершал ежедневный путь вокруг Земли. Геракл добрался до Эритеи, убил Гериона, его пастуха и пса, загнал коров в челн и отплыл к Тартессу, где вернул его владельцу. Вот почему с той поры тартессианцы поклонялись Гераклу.
Хотя Тартесс, по мнению Шультена, следует относить к неолиту, у него появился соперник в исторические времена. Примерно в 1100 г. до н. э. финикийцы основали колонию на другом острове (позднее превратившемся в полуостров) в 20 милях от Тартесса, в устье реки Гвадалит. Своему поселению они дали название «Хагадир» – «изгородь» или «забор», от которого произошел античный Гадес и современный Кадис. От того же корня образованы название современного города Агадир в Марокко и имя Гадейроса, одного из сыновей Посейдона из повествования Платона.
Тартесс и Гадес сосуществовали до расцвета Карфагенской империи. Между 533 и 500 гг. до н. э. карфагеняне вели активные действия в районе Геркулесовых столбов. Они послали Ганнона к африканскому берегу, подчинили Гадес и в 509 г. выбили из Рима мирный договор, подтверждавший их монополию на западе. В то же самое время они отправили другого адмирала, Гимилкона, «исследовать внешние берега Европы». Как его коллега Ганнон, Гимилкон по возвращении издал отчет, который известен нам по краткому стихотворному изложению позднероманского поэта Руфуса Фестуса Авьения. Очевидно, Гимилкон намеревался привести своих читателей в ужас. По его словам, он посетил Оловянный остров, на котором торговали тартессианцы, кружной путь занял четыре месяца – не из-за дальности, а вот почему:
Чтобы уж наверняка донести устрашающую мысль до будущих исследователей, Гимилкон говорит, что если проследовать дальше, то попадешь в края непроглядного тумана. Этот отчет озвучен в легенде о липкой воде, которую Пифей слышал на севере, а злосчастный Сатаспий в тропиках, о ней он поведал по возвращении в Персию из неудавшегося плавания вокруг Африки. В те времена если исследователь трусил, то нередко потом оправдывался тем, что его корабль застрял в вязких водах.
Некоторые географы полагают, что мелководье с водорослями, описанное Гимилконом, – это Саргассово море, эллипсообразный участок между Флоридой и западным берегом Африки, примерно тысячу миль с севера на юг и 2 тысячи с запада на восток, где чаще всего можно встретить плавающие водоросли. Эти водоросли, растущие у американских берегов Атлантического океана от залива Кейп-Код до реки Ориноко, отрываются от корней на побережье и уплывают в море, держась на плаву благодаря маленьким воздушным пузырькам. В таких условиях оторвавшийся стебель живет очень долго, продолжая расти с одного конца, при этом сгнивая с другого, и служит пищей для богатой фауны, представленной необычными видами крабов и рыб, приспособившихся жить среди водорослей. Вся эта масса сбивается в большое облако, гонимое Гольфстримом и Северным экваториальным течением, и дрейфует кругами год за годом, пока наконец не утонет. Подобный участок есть и в Индийском океане.
Существуют довольно странные представления о Саргассовом море, навеянные увлекательным романом Т.Э. Жанвьера «В Саргассовом море», написанным в 1896 г., в котором он описывает этот район как непроницаемый спутанный клубок водорослей, крепко держащих останки погибших кораблей разных времен, начиная от испанских галеонов. К сожалению, это живописное представление крайне далеко от настоящего Саргассова моря, в котором водоросли распределены так негусто, что пассажиры судов, проходящих здесь, их даже не замечают. А вот, например, Бермудские острова расположены в области с максимальной плотностью этих водорослей.
Бэбкок предполагал, что команда какого-то финикийского корабля зашла в Саргассово море и, решив, что эти плавающие водоросли растут, как все обычные, из дна, сделала вывод о том, что это отмель или банка. Отсюда и отчет Гимилкона, и отмели от Атлантиды у Платона. Возможно, это и допустимо, но маловероятно в свете невысокой мореходности античных кораблей. Средиземноморская трирема времен Гимилкона была как-никак в два раза меньше одного из крупнейших катамаранов, ошибочно названных «каноэ», в которых полинезийцы странствовали по Тихому океану. Даже если финикийцы знали о существовании Азорских островов, в чем нет уверенности, их корабль, ушедший с этих островов, должен был бы пройти под парусом почти тысячу миль наперекор западным ветрам, чтобы добраться до района густых водорослей. А это невероятный подвиг для древнего судна с одним-двумя прямыми парусами, без центрального руля и компаса, с помощью которого можно держаться курса, когда небо закрыто облаками.
Скорее всего, эта байка про отмели возникла из карфагенских небылиц, выдуманных для отпугивания конкурентов. В любом случае она широко распространилась в Греции, была принята без всяких сомнений Платоном и Аристотелем, упоминалась и другими авторами.
А что же Тартесс? Никто не знает, что с ним сталось. После путешествия Гимилкона о нем ничего не было сказано. Можно предположить, что Гимилкон уничтожил его, как соперника, в ходе своих странствий. Впоследствии географы иногда путали Тартесс с Гадесом, а также с небольшими городами Кальпе и Картея рядом с Гибралтаром.
Атлантида еще больше напоминает Тартесс, чем Карфаген или Крит. Тартесс, как и Атлантида, находился на Дальнем Западе, за Геркулесовыми столбами; был невероятно богат, особенно полезными ископаемыми, и вел оживленную торговлю в Средиземном море; он ассоциировался с отмелями; за ним простиралась большая равнина, а за ней – горы; он исчез таинственным образом. Хотя не известно, проводили ли тартессианцы церемонии с быками, этот регион был и остается животноводческим.
В 20-х гг. XX в. профессор Адольф Шультен из Эрлангена со своим помощником Бонсором и геологом Джессеном вели раскопки Тартесса. Помимо кольца Шультен нашел кирпичи из каменной кладки, которые, по его мнению, доказывали существование двух городов, одного примерно с 3000 г. до н. э., другого – с 1500 г. до н. э. Высокий уровень грунтовых вод не позволил им копать глубже. Исследователи с неохотой заключили, что прочие остатки Тартесса давным-давно ушли в землю в дельте Гвадалквивира.
Шультен также указал место храма Мелькарта в Гадесе – на крошечном островке Санти-Петри, с двумя родниками, упомянутыми Полибием, которые наводят на мысль об источниках в храме Посейдона в Атлантиде. Теория Шультена, распространенная доктором Рихардом Хеннигом, состояла в том, что все необходимые материалы для повествования Платона находились как раз в Испании.
Приблизительно в то же время Эллен Вишоу (вдова археолога Бернгарда Вишоу, которого сменила на посту директора Англо-испано-американской школы археологии) нашла артефакты в той же области, что дало ей основание полагать, что некогда существовала великая испано-африканская культура, «либитартессианская». Она, например, узнала, что в середине XIX в. «в пещере-усыпальнице эпохи неолита, известной под названием пещера Летучей мыши, в Гранаде были обнаружены 12 скелетов, сидящих вокруг скелета женщины в кожаной тунике. У входа в пещеру оказались еще три скелета, на одном была корона и туника, тщательно сотканная из травы альфа. Помимо человеческих останков здесь нашли мешки с обуглившейся пищей и другие с маковыми коробочками, цветами и амулетами; маковые головки были разбросаны повсюду на полу пещеры. Среди прочих предметов были небольшие глиняные диски, которые, по словам археологов, служили шейными украшениями, связанными с культом Солнца. Их нашли в гавани Ньебла и в строительном рве рядом с Севильей».
Скелеты, предположительно, принадлежали членам царской семьи и их приближенных, которые по какой-то причине совершили групповое самоубийство, приняв опиум. Миссис Вишоу привела еще одно доказательство своей либитартессианской культуры, а именно: обнаруженную под Севильей чашку эпохи неолита, украшенную фигуркой женщины, одетой так же, как женский скелет в пещере Летучей мыши, и сражающейся с двумя воинами; доисторические иберийские могилы; современные испанские обычаи, указывающие на древнее матриархальное общество, похожее на берберское. Она утверждала, что Тартесс был не самой Атлантидой, как думал Шультен, а ее колонией – Атлантидой Платона, затопленным островом и так далее. Но, как мы уже говорили, геология (наука, в которой миссис Вишоу, по ее собственным словам, ничего не смыслит) отрицает эту точку зрения.
Остается еще один ряд сравнений для связывания этой массы умозаключений в аккуратный пучок – аккуратный настолько, насколько позволит непослушный материал. Это сравнение Атлантиды Платона и реально существовавшего Тартесса, с одной стороны, и Схерии, земли феаков или феакийцев из гомеровской «Одиссеи», – с другой.
До прибытия в Схерию герой Гомера Одиссей отплыл от острова Огигия, «в самом центре (дословно на «выпуклости» или «пупке») моря», где восемь лет, полных тоски по дому, однако возмещенной ласками, его удерживала нимфа Калипсо, дочь Атласа. Когда же боги наконец заставили ее опустить Одиссея, он выстроил плот и поплыл «до Схерии <…> плодородной, где обитают феаки, родные бессмертным», что предположительно заняло двадцать дней.
Тут мы сталкиваемся с интересным совпадением. По-гречески плот, на котором уплыл Одиссей, назывался «схедия». Это слово, видимо, имеет финикийские корни и означает либо плот, либо понтонный мост. Кроме того, существовали как минимум две финикийские колонии – центры торговли с названием Схедия: одна на северном побережье острова Родос, другая – на побережье Египта рядом с Александрией. А «рынок» по-финикийски – «схера»… Изучение Атлантиды нередко преподносит такие сюрпризы с совпадениями, которые могли быть весьма полезны, указывай они в одном направлении, а не в разных.
Следуя инструкциям Калипсо идти, оставляя Большую Медведицу слева, Одиссей проделал большую часть пути без происшествий. Но на восемнадцатый день, когда цель уже появилась на горизонте, его выследил Посейдон, вернувшийся с празднеств эфиопов. Посейдон, «колебатель земли», разгневанный на Одиссея за то, что тот ослепил его сына Полифема, разбил его плот. Одиссей утонул бы, если бы нимфа Левкотея не сжалилась над ним и не одолжила ему свое покрывало в качестве волшебного спасательного круга.
Не жалея сил, плыл скиталец по жестоким волнам и добрался до «устья реки светлоструйной». Он стал молиться речному богу, который «тотчас теченье поток прекратил и волну успокоил. Гладкою сделал поверхность пред ним и спас его этим около устья реки». Выбравшись из воды и собравшись с духом, утомленный Одиссей бросил покрывало Левкотеи в воду, и «быстро оно на волнах понеслось по теченью» к нимфе.
Толкователи Гомера искали в этих отрывках географические подсказки о местоположении Схерии. Хотя сказано, что эта земля «в море», а следовательно, она остров, наличие реки указывает на большую территорию суши. Обратный ход воды у устья реки может быть описанием океанического прилива, тогда Схерия находилась за пределами Средиземного моря, в котором приливы исчисляются дюймами.
Гомер рассказывает немного о феаках: как их царь Навсифой (сын Посейдона) увел их из «Гипереи пространной невдалеке от циклопов, свирепых мужей и надменных» на теперешнее место «вдаль от людей, кто питается хлебом». Это кажется бессмыслицей, поскольку единственная в истории Гиперея – это фонтан в городе Фе-рай, на юго-западе Фессалии, рядом с Иолкосом, связанным с аргонавтами. Однако обычная эвгемеристическая трактовка «Одиссеи» соотносит Полифема с горой Этна, а землю циклопов – с Сицилией.
Как бы там ни было, Навсифой умер…
На следующий день после того, как Одиссей выбрался из моря, Афина внушила дочери Алкиноя, белорукой Навсикае, взяв служанок, поехать к реке на царской повозке с бельем, чтобы его постирать. После стирки девушки стали играть в мяч и криками разбудили Одиссея. Голый скиталец, с несвойственной греку скромностью прикрывшись веткой, выломанной в кустарнике, обратился за помощью к Навсикае, которая не убежала, как остальные, завидев его.
Прекрасная царевна вернула своих подруг, дала ему одежду и велела следовать за ней в город. Навсикая объяснила, что оказался он «средь богоподобных феаков», которые «живут ото всех в стороне, у последних пределов шумного моря, и редко их кто из людей посещает». Их город обнесен высокой стеной, была в нем превосходная гавань, прекрасный храм Посейдона и дворец для собраний из огромных камней. «Ибо феакам нужны не колчаны, не крепкие луки, надобны им корабли равнобокие, весла и мачты; радуясь им, испытуют они гладь моря седого», – говорит девушка.
Во дворце Алкиноя Одиссей был поражен медным порогом, золотыми дверями, серебряными косяками, медными стенами и золотыми статуями юношей, держащих факелы. Он обратился к царю и был принят с радушием. Одиссей узнал, что корабли феаков «быстроходны как птицы или сама мысль»; что они, подобно циклопам, состоят в родстве с богами; и самой удаленной точкой, где они побывали, является остров Евбея у восточного берега Греции, куда феаки возили Радаманта в гости к его родственнику Титию. В греческой мифологии Радамант был братом критского царя Миноса. Благодаря его прямоте боги после смерти назначили Радаманта одним из судей над умершими и позволили жить на Елисейских полях, которые находились, как и Огигия Гомера, и край киммерийцев, где-то на Дальнем Западе. Феаки жили в роскоши, любили всем сердцем «пиры, хороводные пляски, кифару, ванны горячие, смену одежды и мягкое ложе».
Алкиной, старый кутила с веселым нравом, согласился отправить Одиссея домой. На следующий день он закатил пир в честь чужеземца с выступлениями атлетов и танцами. Певец Демодок исполнил на форминге балладу о любовных утехах богов. После праздника Одиссея упросили назвать свое имя и поведать о странствиях после Трои. Его рассказ, занявший песни с IX по XII в «Одиссее», является самой известной частью этого произведения. В нем говорится о том, как его флот был отброшен к Фракии, где его люди победили киконов, но затем киконы их одолели и изгнали; после попали они в земли лотофагов, питающихся лотосами, в Северной Африке; далее в край циклопов; на плавучий остров Эос с медной стеной; к каннибалам лестригонам; на остров Ээя волшебницы Цирцеи; в страну киммерийцев на берегах реки Океан, где Одиссей беседовал с призраками своих товарищей; мимо острова сирен и утесов Планктов, иначе Сталкивающихся; через пролив Сциллы и Харибды к острову Тринакрия, где его команда убила множество овец и коров Гелиоса, чем окончательно погубила экспедицию, поскольку от нее остался всего один корабль. В конце рассказа Одиссей влезает на бревно от своего разбитого корабля и плывет по течению к острову Калипсо.
На следующий день Алкиной отправил Одиссея на одном из волшебных феакийских кораблей с богатыми дарами. За одну ночь доставил странника корабль, быстрый как полет ястреба, к берегам его родной Итаки, где он расквитался надлежащим образом с ухажерами Пенелопы. Однако Посейдон, недовольный тем, что феакийский корабль безнаказанно прошел по его морю, и взбешенный тем, что Одиссей вернулся домой невредимым, бросил корабль на камень, когда тот входил в порт. Более того, Посейдон пообещал «город горой окружить им». Чтобы предотвратить это последнее бедствие, феаки отказались от своего дружелюбного обычая отвозить домой всех чужеземцев, оказавшихся в их городе.
Итак, что же такое Схерия? Ее соотносили с не меньшим количеством мест, чем Атлантиду.
Аполлодор, Страбон и другие античные авторы полагали, что это Корфу (также называемый Керкира или Корцира), служивший когда-то летней резиденцией кайзера Вильгельма II. Некоторые современные исследователи творчества Гомера придерживаются этого традиционного взгляда. Шотландец Шиван, например, считал, что это Корфу, населенный финикийцами или критянами. Однако на Корфу не бывает приливов, нет рек, и он находится не «далеко в шумном море», рядом с Елисейскими полями, а рядом с Лефкасом, одним из группы островов, входящих во владения Одиссея. Чтобы перевезти его с Корфу домой, вряд ли понадобился бы волшебный корабль, разве что, как думал Шиван, феаки просто хвастались, говоря о своем морском волшебстве.
Кроме того, у Корфу есть конкуренты. Лиф считал, что это был Тафос, вотчина царя Мента, помянутого в первой песни «Одиссеи», в противовес общепринятому мнению о том, что Тафос есть исторический Тафиос, островок к востоку от Лефкаса.
Рис. 15. Царство Одиссея, западный берег Греции и острова, упомянутые Гомером
Другие, например Лойц-Шпитта и Хенниг, выдвинули гипотезу о том, что Корфу – не что иное, как сама Итака Одиссея. У западного побережья Греции, сгрудившись у входа в Коринфский залив, расположился архипелаг из четырех крупных и множества мелких островов. В наши дни четыре крупных называются (если идти с юга на север) Закинф или Занте, Кефалиния или Кефалония, Итака или Тиака (наименьший из всех четырех) и Лефкас или Санта-Мора. В античные времена их именовали Закинф, Кефалиния, Итака и Лефкас или Левкадия соответственно. (Помните богиню Левкотею?) Идем дальше, Гомер неоднократно говорит, что владения Одиссея состоят из «Закинфа, Дулихия, Зама и Итаки». Кажется, несложно соотнести эти четыре названия с четырьмя обсуждаемыми островами.
Тем не менее выяснилось, что утверждать это с уверенностью можно лишь относительно Закинфа. Кефалиния могла быть либо Дульхием (описанию которого она отвечает), либо Замом (поскольку там есть одноименный город). И соответственно, наоборот, Лефкас соответствовал бы либо Заму, либо Дульхию. Итака, несмотря на название, не отвечает полностью описанию родины, данному Одиссеем Алкиною: «Плоская наша Итака лежит, обращенная к мраку, прочие все – на зарю и на солнце». «Зофос», в переводе «мрак» или «тьма», здесь употреблен как поэтический оборот речи, означающий, вероятно, «запад», но, возможно, и «север» или даже «северо-запад». А современная Итака лежит ровно в центре всей группы. Кроме того, о ней сказано «хтамале», «низкая» или «плоская», а Итака сплошь покрыта скалистыми холмами до 2645 футов высотой.
Драгайм и Дёрпфельд предположили, что Лефкас является Итакой Гомера. Другие этому возражали, утверждая, что Лефкас был вовсе не островом, а полуостровом, поскольку от материка его отделяет лишь мелководный брод. И как будто этой и без того непроглядной завесы названий было не достаточно, Гомер также упомянул в «Одиссее» кефалленцев, не пояснив, где они живут. Вероятно, нам лучше вообще не втягиваться в сей древний спор, который тянется 2400 лет, да так и не дал ответа на вопрос. Может быть, Гомер, описывая эти острова по слухам, слегка запутался в географии и спутал Итаку, Лефкас и Корфу друг с другом.
Волтер Лиф отказался от поисков Схерии, сказав: «Нет, если брать измерения из реальной карты, Корфу не является Схерией. Но Схерия существует на карте поэзии и воображения. И там, я считаю, ее можно идентифицировать. Чем не гомеровское название для платоновской Атлантиды? Если мы хотим обнаружить связь с миром действительности, давайте вспомним оригинальную и притягательную идею, которая находит в Атлантиде отголоски былой славы Минойской империи, и подумаем, не напоминают ли нам феаки, которым, по словам Навсикаи, «нужны не колчаны, не крепкие луки, надобны им корабли равнобокие, весла и мачты», в некоторой степени людей из Кносса, которые, утвердив свою власть на море, не позаботились об укреплении своего дворца с суши?» Но Крит не подходит на роль Схерии, ибо Схерия была хорошо укреплена, а Крит славился мастерством стрельбы из лука. Более того, в «Одиссее» появляется само название «Крит» – Одиссей упоминает его, беседуя с Алкиноем. (Аналогичная ситуация с Сицилией. Долгое время ее соотносили с краем циклопов, но в «Одиссее» упомянута и сама Сицилия под старым названием «Сикания».)
Не может Схерия быть и Карфагеном, ибо он был основан во времена написания гомеровских поэм. Некоторые исследователи творчества Гомера обнаруживали ее в Палестине, Тунисе, Гадесе, на Сицилии, Канарских островах и на острове Сокотра в Аравийском море. Другие считают ее сказочной страной, чистым вымыслом.
Если бы Схерия соответствовала чему-то в реальном мире, что мы, вероятно, никогда не будем знать наверняка, тогда и Тартесс не казался бы нам невероятным. Серебряный Тартесс, о котором говорили не очевидцы, а греки, наслушавшиеся туманных рассказов финикийцев. Тартесс находится в правильном направлении. Если посмотреть из Греции на запад, он был «у последних пределов шумного моря»; располагал большими запасами металлов, приписываемых Схерии, – Полибий даже говорил о богатом иберийском царе, который «соперничал по богатству с феаками». Город располагался у устья крупной реки, на берегу, омываемом сильными течениями и мощными приливами. Наконец, Схерии угрожало обнесение высокой горой, что напоминает реальную судьбу Тартесса, который затерялся среди высоких холмов ила, намытых Бетисом, и отдаленно судьбу Атлантиды.
Я не утверждаю, что Схерия – это Тартесс, разве что в том аспекте, о котором я говорил в начале главы. Как и Атлантида, Схерия – это литературная выдумка, которую использовали в качестве фона для вымышленного повествования. Посему ее автор, не являвшийся серьезным историком, мог позволить себе не придерживаться фактов. Его книжная страна могла быть собирательным образом из нескольких настоящих стран, развитым его поэтическим воображением.
С тех пор как эта книга была впервые опубликована, открытия в Эгейском море пролили больше света на происхождение Атлантиды. В шестидесяти милях к северу от Крита находится островок Тера (итальянское название Санторин), имеющий форму полумесяца. Еще несколько островков разбросаны по его вогнутой стороне. Эта группа имеет вулканическое происхождение. По меньшей мере шесть извержений произошли в этом месте за прошедшие 2 тысячи лет.
За последние десятилетия были собраны доказательства того, что Тера является руинами главного вулкана, который когда-то взорвался во время катастрофического извержения, как Кракатау в 1883 г. После него осталось эллипсовидное облако пепла, «санторинская тефра», размером 150 на 300 миль. Оно накрыло большую часть Крита и Эгейского моря.
В 1939 г. греческий археолог Спиридон Маринатос предположил, что это извержение спровоцировало падение Минойского Крита, затопив прибрежные города с их жителями цунами и завалив остров пеплом. С развитием радиоуглеродного анализа стало ясно, что это случилось в XV в. до н. э. (Также нашлись доказательства более мощного извержения примерно 25 тысяч лет назад, но это не имеет отношения к нашей теме.)
В 60-х гг. XX в. греческий сейсмолог Ангелос Гагалопулос связал извержение на Тере с платоновской Атлантидой. Разницу во времени и размерах между Атлантидой и существовавшей в действительности Терой можно объяснить, по его утверждению, тем, что при передаче этой истории кто-то увеличил все цифры в десять раз. Из-за этой ошибки Атлантида Платона стала в десять раз больше и старше Минойской Теры. В 1967 г. греческие и американские археологи в самом деле нашли покрытые тефрой хорошо сохранившиеся руины минойского города на Тере, которые датируются 1500–1400 гг. до н. э., на месте современной деревни Акротири.
Теория об Атлантиде на Тире, похоже, вписывается в факты лучше почти всех других. Если она верна, тогда в рассказе Платона могут оказаться данные из предания, услышанного Со лоном в Египте.
Однако сказать, что Тера и есть Атлантида, значило бы создать семантическую путаницу. Атлантида Платона все равно останется понятием выдуманным, связанным с богами, мифическими героями и чудесами. Извержение на Тере могло послужить одним из основных источников фактов, на которых Платон построил свое повествование, наряду с Тартессом, землетрясением у Аталанте и другими событиями, обсуждавшимися в этой книге. А как Платон получил эту информацию и какова была для него значимость различных источников, мы вряд ли когда-нибудь узнаем доподлинно.
Если это действительно так, могла ли существовать великая погибшая цивилизация, не обнаруженная во время раскопок? Все может быть. Археологи прочесали Европу, обе Америки и Северную Африку достаточно тщательно, поэтому очертания доисторической эпохи достаточно четки.
В Африке к югу от Сахары, в Австралии и на островах Тихого океана, по всей видимости, не было никаких культур в доисторические времена. Хотя псевдоученые давно рассуждают о загадочных укреплениях в Зимбабве и Родезии, археологи утверждают, что их возвел местный народ банту, начиная примерно с VI в. н. э. Разрушенный город-канал Нан-Матол на острове Понапе в группе Каролинских островов приводился в качестве доказательства тихоокеанской Лемурии. Но Пауль Гамбрух, изучавший руины в 1908–1910 гг. и опубликовавший объемный отчет об острове, утверждает, что этот город построен между XVI и XVIII вв. н. э. в качестве церемониального центра для поклонения богу-черепахе и оставлен людьми менее двух веков назад.
Однако большая часть Азии остается недостаточно изученной. В последние полвека была обнаружена доисторическая цивилизация долины реки Инд, в пустынях Сейстана нашли руины городов бронзового века. Надо думать, нас ожидают и новые открытия.