I

Зазвонил наручный коммуникатор, и Гордон Грахам оторвался от своих вычислений. Он нажал на клавишу приема и услышал голос своего брата, Айвора:

— Гордон?

— Я. Чего хотел?

— Занят сегодня вечером?

— Есть немного. Надо кое-что подсчитать по Проекту.

— Да ладно тебе. Хватит витать в научных облаках. Сделай передышку. Помоги мне справиться с моими туристами.

— А? Что за туристы? — Гордон Грахам немного забеспокоился.

Он уже попадал в эту ловушку. Однажды пообещал показать ночную жизнь Нью-Йорка одной туристке из группы Айвора, когда тот был занят. А она оказалась человеком-страусом с планеты Тор, с голосом, больше всего напоминающим корабельную сирену, с помощью которой подают сигналы в тумане. И весь вечер, не обращая внимания на достопримечательности, Аеша ван Лир, с навязчивостью незамысловатой популярной мелодии, горько жаловалась в самое ухо Гордона на так называемое разделение их Тора.

Кажется, несколько столетий назад, в эпоху первых межзвездных экспедиций, группа землян купила у местных вождей малонаселенный торский континент. Цена была смехотворной: магнитофон с коллекцией симфонической музыки и ящик ирландского виски или еще какая-то подобная чепуха. Как и следовало ожидать, спиртное быстро выпили, магнитофон сломался, и торианцы потребовали континент обратно. Но не тут-то было. Завязалась небольшая войнушка, в ходе которой туземцев, с их копьями и бумерангами, в очередной раз оставили с носом.

Время от времени торианцы с других континентов снова поднимали этот вопрос, уже более цивилизованными способами, а на спорных землях за прошедшие столетия выросли новые поколения землян, а сама колония бурно увеличивалась и процветала. Межпланетный Верховный суд забеспокоился и решил, что торианцы не вправе изгонять землян, потому что они поселились там вполне законно и много лет жили, никого не трогая. С другой стороны, Межпланетный совет принял постановление, чтобы впредь высоко цивилизованные народы не могли так дурачить дикарей…

Все это торианка Айвора в мельчайших подробностях излагала на своем оглушительном языке прямо в ухо Гордону, пока он почти не сошел с ума.

А однажды Айвор попросил брата сводить одного из своих подопечных в зоопарк. Турист оказался осирианцем, чешуйчатым существом наподобие двуногого динозаврика, на голову выше человека, со сложным рисунком на чешуе. Вроде бы ничего особенного, видали на Земле существ и похуже. Но вот обитатели зоопарка чуть из клеток не повыскакивали. Естественно, служители попросили Гордона и его спутника удалиться, к немалому смущению землянина.

— На этот раз кришнанка, — сказал Айвор. — Девушка. Совсем как человек, она тебе понравится.

— Да ну? Слышали мы эти сказки! Та страусиха с Тора тоже должна была мне понравиться…

— Не, это совсем другой случай. Она из республики Катай-Ихогораи, а это на их планете самое цивилизованное государство, да и отбирали их для путешествия на Землю очень тщательно. В воскресенье остальные простофили будут оттягиваться в «Космо», а я обещал свозить Джеру-Бхетиру — так ее зовут — в Боунтон. Там в квартале, где живут инопланетяне, есть ее родственники. Все бы было о’кей, но она познакомилась с неким осирианцем, который рассказал ей об одном обществе. Историки какие-то… Заседают в Бронксе по вечерам. Она этим обществом заинтересовалась и хочет сходить на их собрание. Ну а ее бой-френд — он изучает земное законодательство в Нью-йоркском университете — занят, поэтому я обещал ее проводить, но забыл, что у меня на тот вечер уже назначено свидание. Так что… э-э… я и подумал… Тем более она такая симпатяшка и вообще интересная особа…

— О’кей, схожу с ней куда надо, — согласился Гордон Грахам. — Где мы встретимся?

— Погоди-ка, посмотрю свои записи… Мы поедем на поезде компании «Лакаванна» по Боунтонской ветке, и он прибывает на станцию К.С.К. без четверти шесть.

— Ладно. До встречи.

Гордон Грахам нажал «отбой» на коммуникаторе, встал и осмотрелся в поисках одежды поприличнее. Заканчивался июнь, стояла ужасная жара, так что без серьезной необходимости влезать в рубашку не хотелось, а ко всяким формальностям он всегда относился с пренебрежением. Поэтому сегодняшний наряд Гордона имел весьма неофициальный вид. Одевшись, молодой человек осмотрел в зеркале свое носатое лицо и задумался, стоит ли ему бриться второй раз за день, но отказался от этой затеи.

Затем он решил снова взяться за дифференциальные уравнения, описывающие движение магмы, но разговор с братом оборвал нить его рассуждений, и минут десять он лишь тупо смотрел на свои записи без единой мысли в голове. В конце концов он все-таки взял себя в руки, вышел из транса и записал несколько уравнений, пока в памяти хоть что-то осталось. Времени до выхода было уже в обрез, и он начал двигаться чуть быстрее, хотя особенно не спешил. Ничего не случится с Айвором и его инопланетной подружкой, если им придется немного подождать…

Наконец он вышел из своего коттеджа на четыре квартиры в Энгельвуде, Нью-Джерси, в котором они с братом снимали одну квартиру на двоих, и направился к станции метро. По пути ему попалась стоянка вертолетов-такси, и он мимоходом подумал, не взять ли один из них. Тогда можно было добраться до станции Коламбус кольцевой линии — чаще ее называли К. С. К. — за десять минут. Но, хорошенько все взвесив, решил, что игра не стоит свеч.

В вагоне метро его мысли блуждали между любимыми уравнениями и предстоящей встречей. Кришнанка могла оказаться весьма симпатичной даже по европейским стандартам, несмотря на зелено-голубые волосы, оттопыренные уши и оперенные слуховые антенны между бровей. И она наверняка умела говорить, а не вырисовывала языковые знаки, как какой-нибудь иштарианец своими щупальцами. Но все равно она не человек — ее внутренние органы…

Что ж, может, это и к лучшему. Потому что Гордон Грахам поклялся самым дорогим и уважаемым для него — именами основателей геофизики, — что никогда больше не влюбится с первого взгляда. Слишком уж много страданий причинили ему три или четыре последних романа. Хорошо Айвору — он человек коммуникабельный, потому и говорит открыто, что хочет жениться. А что делать, если любая зубрила заливается смехом, стоит тебе слово вымолвить?

Он вышел из поезда на станции К. С. К. и, пробираясь подземными переходами, погрузился в более серьезные размышления о проблемах геофизики. Скоро он обнаружил, что зачем-то спускается на эскалаторе к платформе высокоскоростной линии — то есть самому нижнему уровню станции…

Пока эскалатор медленно полз вниз к двум находящимся в глубине платформам, Грахам оценил обстановку, схватился за свисавшую сверху штангу с указателями, подтянулся на ней и легко перебросил свои длинные ноги на соседний эскалатор, движущийся наверх. Глядя на ловкий трюк, другие пассажиры разинули рты, тем более что вид у Грахама был вполне благопристойный, и он никак не походил на человека, для которого такие выкрутасы — обычное дело.

Наконец он нашел вестибюль, в который выходили пассажиры из поездов компании «Лакаванна» корпорации «Северо-Американские железные дороги». Его часы показывали, что поезд № 1752 из Боунтона вот-вот прибудет, и точно — как раз в этот момент диктор объявил о прибытии поезда в соответствии с установленным новым написанием — Буунтон. Сам Грахам постоянно забывал подписывать свои чеки «Гоордон Грейам», из-за чего у него потом возникали проблемы с банками.

Толпа пассажиров устремилась к выходу. Айвор издали выделялся своим высоким ростом. Будучи совсем немного ниже брата, он, в отличие от Гордона, отнюдь не выглядел длинным благодаря широким плечам и атлетическому телосложению. Раньше Айвор был хорошим футболистом, а теперь стал гидом по Нью-Йорку и работал в компании «Бюро путешествий Тилгхмана» («Туры с гидами на все планеты!»).

Выбравшись из потока пассажиров, он представил брату свою спутницу. Кришнанка Джеру-Бхетиру оказалась почти такой же высокой, как Гордон Грахам, — и в этом не было ничего странного, поскольку кришнанцы были едва ли не самыми рослыми из известных гуманоидных рас, что объяснялось меньшей, чем на Земле, гравитацией на поверхности их планеты. У нее были внешние органы обоняния, походившие на пару зелено-голубых перьев или на удлиненные сверхгустые брови, растущие прямо над переносицей. Волосы у нее были зелено-голубыми, глянцевитыми и располагались на голове не совсем как у людей. В облике ее было что-то монголоидное, поэтому, если бы не перья и цвет волос, она могла бы сойти за симпатичную белую американку или за совсем уж восхитительную китаянку или индонезийку. Кожа у нее тоже была зеленоватая, а оттопыренные уши торчали, как у лилипутов в детских книжках. На ней было открытое спереди платье в Миноанском стиле ее родной планеты — наряд, который приковывал взоры даже в таком искушенном городе и в такой век. На спине, вплоть до высокого воротника, платье было закрытым, а спереди открыто до талии — и благодаря этому каждый мог видеть, что его владелица относилась к числу млекопитающих.

Гордон Грахам икнул. Ну и дела! Если и правда в ходе эволюции все виды изменяются, чтобы стать похожими, сойтись в одной точке, то это ее шедевр! Кришнанцы так походили на людей, что два существа этих рас вполне могли бы всласть позаниматься любовью. (Хотя, конечно, без рождения детей, потому что хромосомы у них были слишком разные.) От всех этих мыслей у Гордона Грахама даже в ушах зазвенело, он покраснел и прочистил горло.

— О-очень приятно познакомиться, мисс Бхетиру, — проговорил он, немного придя в себя.

Айвор его поправил:

— Если обращаешься к ней «мисс», то говори «мисс Джеру». Они ставят фамилии перед именами, как китайцы. А я зову ее «Бетти».

— Приятно с вами познакомиться… э-э… о-о… Бетти, — изрек Гордон.

Она радушно улыбнулась:

— Мне тоже приятно с вами познакомиться. Конечно, если вы хотите обращаться ко мне по-приятельски, то на моем родном языке надо говорить Джера-Бхетира. Но я буду счастлива, если услышу «Бетти».

Айвор объяснил:

— Ее папаша — Джере-Лагиле. Ты знаешь, он много лет был представителем Катай-Ихогораи на Земле. Она собирается все в Нью-Йорке осмотреть, а после окончания тура остаться здесь еще на несколько месяцев. Будет изучать нашу детскую психологию. Немного она с прибабахом, а?

Но Гордону так не показалось. Похоже, на этот раз обещания Айвора соответствовали действительности и, может быть, даже с избытком.

Айвор продолжил свою посредническую деятельность:

— Гордон — известный ученый. Работает над проектом Гамановия и инструктирует геофизиков в Колумбии. И вообще отличный парень. Это он только сейчас надулся как мышь на крупу.

— А что это за проект — Гамановия? — спросила Джеру-Бхетиру.

— О, разве ты не знаешь? Есть мыслишка увеличить площадь суши на нашей планете путем создания новых континентов.

— О, мои предки! А как это делается?

— Гордон сам расскажет.

Гордон Грахам снова откашлялся.

— Дело в том, мисс… э-э… Бетти, что мы узнали, как управлять потоками аморфоподобной магматической субстанции…

— Прошу вас! — взмолилась она. — Я не знаю, что значат эти длинные слова! Вы не можете объяснить как-нибудь попроще?

Гордон собрался с мыслями:

— Ну, вы знаете, что если на планете типа нашей опуститься под землю на глубину пятьдесят-шестьдесят миль, там будет раскаленная добела лава, которая, однако, не может свободно течь, потому что находится под ужасным давлением. Но все-таки на нее длительное время действуют разные силы, и она медленно течет, как холодная смола, и это движение вызывает смещения земной коры, которая лежит на поверхности этой магмы. Так и возникают горные хребты и океанские впадины. А теперь мы узнали, что можно взрывать в глубине этой лавы атомные заряды определенной мощности, и тем самым направлять эти магматические течения, как они называются. При этом можно подобрать условия так, что часть океанского дна поднимется на поверхность, а другие части опустятся, однако никакие районы существующей суши под воду не погрузятся.

— А как вы опустите туда эти заряды?

— С помощью особой капсулы, вроде механического крота, управляемого с поверхности… Что там у нас дальше по программе, Айвор? Народ еще не обедал?

Айвор Грахам повел их в ресторан при станции К. С. К., а Гордон, довольный, что его слушают, продолжил распинаться о своей любимой геофизике.

Джеру-Бхетиру спросила:

— А почему проект называется Гамановия?

— Потому что так будет называться первый новый континент. Он должен подняться в Южной Атлантике, вокруг острова Вознесения, и у каждой нации Всемирной Федерации были свои предложения, как его назвать. Большинство предлагали имена своих любимых героев. Например, индусы хотели Нерувию. Кое-кто предлагал Атлантиду, но дело в том, что первоначально Платон считал, будто Атлантида расположена где-то в Северной Атлантике, и, если все пойдет хорошо, мы, возможно, захотим поднять второй континент около Северной Америки, а потому лучше сохранить это название для него.

Бразилия хотела назвать новый континент или именем Васко да Гамы, первого европейца, нанесшего на карту эти воды, или Жоао да Нова, который несколькими годами позже открыл остров Вознесения. Им возражали, что Гамия и Новия будут звучать плохо, и тогда бразильцы только усмехнулись и сказали: «Ладно, синьоры, мы соединим эти два слова вместе и назовем его „Гамановия“. А так как они лидирующая нация на Земле…

— Вот мы и пришли, — сказал Айвор. — Эй, Гордон, ты не хочешь немного привести себя в порядок?

Гордон посмотрел на свои руки и понял, что их в буквальном смысле надо хорошенько помыть — после того как он перепрыгивал с одного эскалатора на другой и хватался при этом за штангу указателя, они были все в грязи. Он отправился на поиски, и лишь с третьей попытки нашел человека, который сказал, что туалетная комната находится этажом ниже.

Дело было в воскресенье, и в ней никого в это время не было. Гордон намылил руки, и в этот момент вошел невысокий смуглый человек и стал нервно пыхать сигаретой. Очевидно, он пришел туда с той же целью. Но неожиданно человек спросил:

— Вы, случайно, не доктор Гордон Грахам?

— А? — переспросил Грахам, погруженный в сладкие грезы о Бхетиру. — Д-да, именно так, хотя я пока не имею степени доктора наук, но я — Гордон Грахам.

— Отлично. Мне надо будет скоро с вами говорить. Вы никуда не собираться сегодня вечером? — Человек говорил с легким славянским акцентом.

— Собираюсь, н-но кто вы?

— Меня зовут Скляр. Потом расскажу подробно.

— А… э-э… зачем вы хотите со мной встретиться?

— Это есть в связь с проектом Гамановия. Поверьте на слово, это есть очень важно. Сейчас не могу говорить о детали. А когда вы завтра вечером быть дома после работы?

— Дайте подумать… понедельник… где-то в полчетвертого.

— Хорошо, тогда и встречаться…

Он оборвал фразу на полуслове и быстро обернулся на звук открываемой двери, в которую вошли два человека. Они быстро двинулись к Гордону и его собеседнику. Один из них держал руку в оттопыренном кармане куртки, словно там был револьвер. Этот человек шагнул к назвавшемуся Скляром незнакомцу. Другой приблизился к Грахаму, приложил кулак к его груди и резко толкнул.

Грахам вздохнул. Так бывало всегда. Люди сами нарываются на неприятности, их вводит в заблуждение его долговязая фигура и очки, и они не могут поверить, что он в колледже занимался боксом. А когда на него начинают катить бочку, он вынужден принимать меры. Он принял их и теперь: снял очки и одновременно левой рукой нанес удар по ребрам, а потом правой — в глаз толкнувшего его человека.

Тот покачнулся и упал на спину, его голова с громким стуком ударилась о кафель.

Другой человек обернулся на шум, и Грахама осенило, что он сглупил, спровоцировав нападавшего на выстрел. И не стоило из-за такой ерунды…

Однако внезапно Скляр брызнул какой-то струей из кольца, которое он носил, прямо в лицо второму из нападавших. Тот сразу начал моргать, чихать, кашлять и что-то бессвязно бормотать. Скляр быстро подошел к нему вплотную и достал из кармана что-то вроде дубинки. Хрясть! Один удар по черепу, и его жертва тоже качнулась и упала как подкошенная.

Но к этому моменту человек, которого ударил Грахам, начал подниматься. Его открытый левый глаз горел яростью. Скляр попытался ударить и его, но был отброшен взмахом руки, словно веслом. Потом Грахам получил удар кулаком в челюсть, едва не пославший его в нокдаун. Несколько секунд они обменивались ударами. Грахам, которому по-обезьяньи длинные руки давали некоторое преимущество, нанес противнику два-три точных удара по лицу. Хрясть! Этот звук сказал Грахаму, что Скляр сзади заехал своей дубинкой по голове их противника. И хотя, судя по всему, его череп был крепче обычного, он все-таки согнулся и повалился на кафельный пол.

— Надо проверить, что у них при себе, — сказал Скляр, глядя на поверженных противников. Он быстро обыскал тела, достал из кармана у одного из них пистолет и положил в карман своей куртки. — Помоги мне вытащить их отсюда, быстро.

— А? Что вы имеете в виду? А почему не позвать полицейских?

— Я сам полицейский! — нетерпеливо оборвал его коротышка, вытаскивая бумажник. Грахам посмотрел на поднесенное к самому его лицу удостоверение на имя Рейнольда Скляра, констебля второго ранга Всемирной Федерации. (Судя по всему, он был родом откуда-то из Центральной Европы, предположил Грахам.) Скляр продолжил: — Поэтому я не хочу мешать здесь местных полицейских.

Констебль быстро осмотрелся, попыхивая сигаретой, которую закурил еще до начала схватки. В конце туалетной комнаты была зеленая дверца. На ней висела табличка с надписью «Входа нет». Такие двери есть во всех больших современных зданиях, все ходят мимо них, даже не задумываясь, кладовка там, черная лестница или что-то еще. Скляр толкнул ее и открыл.

— Удача для нас, что кое-кто забывает закрывать двери, — сказал он. — Теперь бери их за плечи, они слишком большие, чтобы я сам их отнес. Да поскорее, пока кто-нибудь не зашел.

Грахам, несмотря на некоторое смущение от всего происходящего, сделал что ему было сказано. Нападавшие на них мужчины не приходили в сознание. Грахам и Скляр вдвоем вытащили оба тела через дверцу на узкую — не больше метра шириной — площадку. С нее можно было попасть на небольшую железную винтовую лестницу, которая шла вверх и вниз. Вверху она терялась в переплетении слабо освещенных брусьев, а внизу выходила на одну из посадочных платформ высокоскоростной линии на нижнем уровне К. С. К. Это наверняка был запасной выход.

— Вниз, — тихо приказал Скляр, и они поволокли одно из тел по винтовой лестнице. Уложив его на бетонный пол, они вернулись за вторым. Платформа в конце сужалась, наподобие носа корабля, к тому же в паре метров от лестницы стояла большая квадратная колонна, закрывавшая обзор, и можно было не бояться, что их заметят. Они замерли в тени лестницы. Вокруг была почти полная тишина, только с верхних уровней станции доносился глухой шум поездов.

Грахам прошептал:

— Что все это значит? Что это за типы? Что им от меня надо?

— Расскажу завтра, — бросил Скляр, выглядывая из-за колонны. Внизу поблескивал единственный рельс высокоскоростной линии, в два раза толще обычного, а верхний рельс, поддерживавший вагоны в вертикальном положении, блестел вверху. В нескольких метрах от того места, где они находились, по другую сторону колонны, стояли сцепленные вагоны высокоскоростной линии, похожие на артиллерийские снаряды. В их окнах отражались огни станции. Откуда-то изнутри доносился шум работающих воздушных компрессоров.

— Этот поезд идет до Вашингтона и простоит здесь еще полчаса, — сказал Скляр. — Скоро подойдет другой.

Пока он говорил, с другой стороны платформы послышался щелчок реле, шум моторов, и на пустой путь стал вползать прибывший поезд. Его тупой нос все приближался, пока не остановился у той самой колонны, за которой прятались Скляр и Грахам.

Скляр предупреждающе взмахнул рукой:

— Подожди, пока машинист не выйдет из кабины. Потом положим этих типчиков в почтовый отсек.

Через несколько секунд Грахам услышал стук открываемой двери и звук удалявшихся шагов. Скляр промолвил:

— Отлично! У нас есть две минуты. Помоги мне!

Когда они вытаскивали первое тело из-за колонны, Грахам боялся, что за ней окажется толпа народу: служащие дороги и пассажиры. Но платформа была пуста. Скляр открыл дверь вагона, и они втащили туда тело. Потом повторили ту же операцию со вторым нападавшим. Он, судя по всему, вот-вот должен был прийти в себя, и Скляр для верности еще раз дал ему дубинкой по голове.

— Грахам, — сказал он, — встань у двери. Если кто-то сюда пойдет, скажи мне.

Скляр занялся телами, затыкая им рот кляпами и связывая их носовыми платками, шнурками от ботинок и другими предметами одежды. Похоже, у него был большой опыт в подобных делах.

— Никого нет? — прошептал он. — Хорошо. Придержи его, а я натяну на него мешок.

Когда оба тела были завернуты в мешки для почты и отнесены в угол, Скляр отряхнул руки и сказал:

— Отлично, а теперь пошли отсюда. Твой брат тебя уже потерял. Обо мне — ни слова, сам понимаешь. Завтра днем один будешь у себя в квартире?

— Я… думаю, да. Брат никогда не возвращается раньше шести вечера, а то и еще позже.

— Хорошо. — Скляр в последний раз посмотрел на вагон, в котором они спрятали тела. Мимо них проехала электрическая тележка, везущая мешки с почтой, с эскалатора потянулись на посадку первые пассажиры этого поезда. Скляр добавил: — Все в порядке. Я написал на их мешках «Канзас-Сити», так что никто туда не полезет, пока они через четырнадцать часов не окажутся в Канзас-Сити. Жалко, что поезд не идет в Лос-Анджелес.

Они поднялись по винтовой лестнице обратно в туалетную комнату, где Скляр привел себя в порядок и вымыл руки. Грахам, смотря на него с оттенком благоговейного страха, сделал то же самое.

— Поспеши, Грахам, — поторопил юношу Скляр. — Не хочу, чтобы твои друзья начали тебя расспрашивать. Завтра в полчетвертого, да? Пока. До встречи.

И он ушел.

 

II

— И… э-э… как тебе Земля, Бетти? — спросил Гордон Грахам.

— Слушай, что это у тебя с руками? — поинтересовался Айвор. — Где тебя так уделали? Дрался, что ли?

Гордон отрицательно покачал головой, не в силах оторвать взгляда от Джеру-Бхетиру, которая ответила:

— Изумительно, но здесь так много воды! Мне даже чуть страшновато, что мы всего лишь на острове, окруженном водой.

— У моих осирианских туристов всегда такие ощущения, — сказал Айвор. — У них на планете никаких океанов нет, и плавать они не умеют, даже подумать об этом не могут без содрогания. А вот на планете Тот, наоборот, сплошной океан с разбросанными по нему островами. И тамошние крысоподобные обезьяны…

— Хорошо плавают, — закончил за него Гордон. — Продолжай, Бетти.

— И у вас столько молодежи!

— Продолжительность жизни на Земле большая, поэтому пожилых людей тоже достаточно много. Нам приходится контролировать нашу численность, а иначе здесь протолкнуться будет негде. А как тебе наша культура?

— Я только хотел сказать… — начал было Айвор.

Джеру-Бхетиру словно не услышала, все ее внимание было приковано к его брату. Она воскликнула:

— Культура меня просто очаровала. Мы, кришнанцы, по сравнению с вами бедные и отсталые! И Земля нам кажется восхитительной сказочной страной. Но больше всего меня интересует психология людей. Это мое увлечение — так, кажется, у вас говорят. Во многом вы похожи на нас, а в чем-то различаетесь. Например, мне хотелось бы обследовать тебя.

— Ч-что? — покраснел Гордон. — Ты хочешь сказать, что мне надо лечь на кушетку и рассказать тебе все-все как на духу?

— Не теряй с ним времени понапрасну, — посоветовал Айвор. — Ничего интересного не узнаешь. У него душа чистая как стеклышко. Даже не как у десятилетнего ребенка, а словно ему годика полтора. А теперь мне надо…

— Да не слушай его, Бетти, — отмахнулся Гордон. — Айвор не способен оценить чистоты твоих помыслов. Кушетки наводят его совсем на другие мысли, и с научными исследованиями не ассоциируются.

— Смотря что понимать под научными исследованиями, — сказал Айвор. — Если вы хоть на секунду перестанете есть друг друга глазами, я попробую довести до вашего сведения, что мне пора отваливать по своим делам. Впрочем, я в любом случае ухожу. Вот моя половина платы по счету.

Гордон Грахам и Джеру-Бхетиру смущенно подняли глаза и заставили себя попрощаться с Айвором. Они еще немного поговорили о психологии, и наконец Гордон произнес:

— Пожалуй, он был прав. Лучше нам тоже пойти отсюда.

Она взяла его под руку, и они медленно пошли к выходу, но у самой двери их остановил свист кассира, напомнивший Грахаму, что он не заплатил за обед. Он глуповато рассмеялся, позволил кассиру себя обсчитать, и они с Джеру-Бхетиру вышли из ресторана. Землянин и кришнанка были настолько поглощены друг другом, что натолкнулись на две колонны и пять пассажиров, да и вход в метро отыскали только с третьей попытки.

Для Гордона Грахама мир вокруг превратился в благоухающий райский сад — ему казалось, что он встретил девушку своей мечты. Его прежние зароки? Ерунда! А что подумают его друзья? Если он вздумает жениться на существе другой расы? Пока это его нисколько не заботило. Можно будет поразмыслить над этим завтра. Он нашел редкую по красоте спутницу, которая его понимала и слушала. Какое значение имеет все остальное?

Они проехали по развязке «Конкорс-экспресс» до Бедфорд-парка, а потом двинулись пешком на восток, туда, где дорога Мошолу выходит к парку Бронкса, и заходящее июньское солнце светило им в спины. Среди новых многоквартирных домов там и сям стояли коттеджи, построенные много лет назад.

— Это должно быть где-то здесь, — промолвил Грахам. — Слушай, Бетти, а что это за Черчиллианское общество?

Она ответила:

— Тейерхия сказал мне, что они утверждают, будто бы драматург XX века Джордж Бернард Шоу никак не мог сочинить пьесы, которые ему приписывают, и намереваются доказать, что их автор — известный политический деятель того же периода по имени Уинстон Черчилль.

— Черчилль? Это не он был одним из первых британских лейбористских лидеров, который писал в начале 1900-х годов романы на социальные темы?

— Не знаю, Городон. — (Она всегда произносила его имя с лишней гласной, а ему эта ошибка казалась очаровательной.)

— Ладно, потом узнаем, но не забавно ли, что осирианцы интересуются такими вещами? А кто такой этот Тейерхия?

— Мои друзья в Боунтоне сказали, что он знаменитый предприниматель. Я встретила его на одной вечеринке, вместе с его партнером, торианцем Адзиком. Он носил Адзика на сгибе своего локтя…

— Послушай-ка! Ты точно знаешь, что этот Адзик — торианец? А не тотианец?

— А в чем дело?

— Торианцы слишком большие, чтобы кто-то мог носить их на руке. Мы их зовем людьми-страусами.

— Должно быть, ты прав. Торианец или тотианец — я все время путаю ваши земные названия обитателей других планет. Почему для них выбрали такие похожие названия?

— Так уж получилось. Понимаешь, мы назвали планеты нашей Солнечной системы именами римских богов еще до межзвездных полетов, а когда находили другие планеты, то использовали другие мифологии. Планеты твоей системы названы именами индийских богов; Эпсилона Эридана — скандинавских; Проциона — египетских…

— А почему вы давали собственные имена другим звездам и планетам? Это… немного самонадеянно.

— Понимаешь, когда мы спрашивали их обитателей, как они сами называют свои планеты, то получали ответы на сотне разных языков, и половину этих слов мы даже произнести не могли, а значение их было всегда одно и то же — что-то вроде нашего «дома» или «земли». Некоторые туземцы даже не имели звукового языка, а объяснились при помощи щупалец. Но давай вернемся к Тейерхии.

— Хорошо. Он носил тотианца — я правильно говорю? — на сгибе своей руки, как…

— Как плюшевого медвежонка. Так ты хотела сказать?

— Плюшевого медвежонка? В любом случае, мне не очень нравятся осирианцы, даже Тейерхия, который довольно вежлив. Их острые зубы пугают меня. И еще поговаривают, что они умеют гипнотизировать.

— Не знаю, не знаю, — усомнился Грахам. — Некоторые из них неплохие ребята, несмотря на чешую и свистящий акцент. Они очень импульсивны и сентиментальны, но интеллект у них такой же, как у землян или кришнанцев. Что еще рассказал тебе Тейерхия?

— Не много, потому что он… как это у вас говорят… быстро вырубился.

— Неужели?

— Да. Ты же знаешь, что они не могут пить из наших рюмок и бокалов и пользуются чем-то вроде бутылочек для масла. И когда нам сообщили, что Тейерхия известный предприниматель, он уже распластался в углу, а вокруг него лежала куча таких сосудов с длинными горлышками, и маленький тотианец сокрушенно клекотал по поводу происходящего.

Грахам ненадолго оторвал свой взгляд от Джеру-Бхетиру, чтобы посмотреть на номер дома. Он воскликнул:

О, мы уже прошли дальше, чем нужно. Давай вернемся назад.

Они наконец нашли нужный дом, оказавшийся старым частным особняком.

Из тени подъезда вышел человек и сказал:

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, — ответил Грахам. — Это здесь проходят встречи Черчиллианского общества?

— Совершенно верно. Прошу прощения, это не вы геофизик Гордон Грахам?

— Да, я. А откуда вы узнали?

— О, вы гораздо более известный человек, чем сами думаете, мистер Грахам. И мы очень, очень рады вас видеть. Прошу вас.

В комнате, которая когда-то, видимо, служила гостиной, стояли рядами легкие кресла. В некоторых из них сидели люди, а другие беседовали, стоя кучками. Стены были увешаны большими фотопортретами Уинстона Черчилля, в галстуке и рубашке с накрахмаленным воротничком, как было принято в те давние времена.

Грахам подвел Джеру-Бхетиру к двум свободным креслам, и другой человек, дородный лысый мужчина, сказал:

— Добрый вечер, мистер Грахам.

Гордон был уверен, что ни первого, ни второго из поздоровавшихся с ним людей он никогда и в глаза не видел. Вообще происходило что-то непонятное ему. Сначала эта странная встреча со Скляром, потом схватка с двумя мужчинами, которые на них напали, а теперь еще и эта неожиданная известность. Он не сомневался, что никогда не бывал в этом месте, где сейчас заседали черчиллианцы. У него не возникло даже ощущения «возвратов памяти», или, как их еще называют, дежа-вю.

Лысый толстяк, к которому присутствующие обращались как к «мистеру Варшауэру», призвал собравшихся к порядку. Потом начался занудный разговор о членских взносах, присутствии на собрании членов общества и других столь же неинтересных гостям предметах. (Грахам все это время перешептывался с Джеру-Бхетиру и ловил на себе неодобрительные взгляды соседей.) Потом мистер Варшауэр представил мистера Донахью, невысокого светловолосого человека, как докладчика на этом собрании.

Мистер Донахью вышел вперед и произнес проникновенную речь о близком его сердцу предмете:

— …и что мы знаем об этом Бернарде Шоу, как он себя называл? У нас есть всего несколько биографий, по большей части крайне тенденциозных, которые во многом противоречат друг другу, да еще микропленки с фильмами, которые отсняли известные своей коррумпированностью и ненадежностью журналисты двадцатого века.

А кем был на самом деле этот так называемый Бернард Шоу? Если судить по отрывочным сведениям, которые можно признать достоверными, он совсем не походил на человека, имевшего выдающихся предков, которые в те времена социального неравенства были абсолютно необходимы человеку, чтобы достичь хоть каких-то высот в своем интеллектуальном развитии. Он был сыном простого булочника — а отнюдь не потомком родовитых аристократов или известных литераторов. Известно, что Шоу, как он себя называет, после того, как ему исполнилось 14 лет, ни разу не переступал порога школы. Более того, как можно говорить, что он своей эксцентричной орфографией предвосхитил современную недостойную реформу правописания, если он отказывался от учебы даже тогда, когда ему предлагали посещать занятия…

Грахам сразу понял, куда клонит Донахью, и больше его не слушал, погрузившись в созерцание профиля Джеру-Бхетиру.

— …пять лет служил клерком в агентстве по недвижимости. Вы можете себе это представить?! Разве мог автор «Пигмалиона» и «Кандида» работать в таких невыносимых условиях? Человек со столь чувствительной душой за неделю бы сошел там с ума! А когда он наконец оставил презренную должность сборщика арендной платы, чтобы попытаться зарабатывать на жизнь литературным трудом, то скоро убедился в отсутствии у него необходимых способностей. За первые девять лет своей новой деятельности он заработал всего шесть фунтов, или около 28 современных долларов Всемирной Федерации. Издатели отвергли один за другим четыре его так называемых романа. В одном из них он продемонстрировал свой дурной вкус, описав нравы дельцов профессионального бокса. Представьте, если можете, автора «Святой Иоанны», описывающего грубых и невежественных драчунов! Разве, наблюдая за их поединками, можно было создать такой неповторимый колорит, так красочно изобразить…

Грахам потряс головой, чтобы не заснуть. Заметив его движение, Донахью резко сказал:

— Вы что-то хотели спросить, молодой человек?

— Н-нет, — покраснел Грахам. — Я… я недавно плавал, и у меня вода попала в уши.

— Ну-ну. Резюмируем: наконец, кое-как научившись владеть пером, этот так-сказать-Шоу занялся самой низкой формой литературы — критикой. И даже здесь он не обнаружил ни малейшей твердости характера, чтобы довести хоть одно свое начинание до конца, но вместо этого бросался от одной публикации к другой…

Грахам позволил своей руке сползти вниз, пока она не нашла руку Джеру-Бхетиру и не сжала ее. Кришнанка не только не попыталась высвободиться, но и ответила ему своим пожатием. Сердце у него бешено заколотилось, и он совершенно не слышал слов мистера Донахью, да и не интересовала его эта лекция …

— Тогда кто же написал эти пьесы, если не так называемый Шоу? Кто на самом деле?

В то время в Британии жил один молодой человек, с поистине блестящим умом и творчески одаренный, но не имевший тогда возможности открыть заявить о своих амбициях ввиду всевозможных социальных и политических табу. А все дело в том, что он был аристократом, сыном лорда и внуком герцога, а сочинительство в те далекие дни не считалось достойным занятием для благородного человека. Для служителей Мельпомены двери аристократических салонов тоже были закрыты. Более того, пьесы, которые он задумывал, могли серьезно повредить его политической карьере, которая была ему уготована как исходя из его собственных выдающихся способностей, так и в соответствии с традициями его семьи…

Таким образом, мы можем — нет, должны! — согласиться с тем, что этот великий человек должен был заключить сделку с пресловутым Шоу, чтобы иметь возможность сочинять пьесы, не подписывая их собственным именем. Шоу, со своей стороны, был совсем не прочь предоставить свое имя для подобного использования, хотя у него самого не было и искры таланта…

В качестве последнего аргумента мистер Донахью написал мелом на доске названия нескольких пьес «так называемого Шоу» и расположил их друг под другом так, что из букв одного вертикального ряда сложились слова УИНСТОН СПЕНСЕР ЧЕРЧИЛЛЬ Дж. Б. Шоу (1856 — 1950), до того, как стал всемирно известным драматургом, действительно долго получал отказы из издательств. В 1925 году ему были присуждена Нобелевская премия по литературе, от которой он отказался, как впоследствии от дворянства и титула пэра. В 1931 году Б. Шоу был в России и встречался со Сталиным. Уинстон Черчилль (1874 — 1965), премьер-министр Великобритании в 1940-45 гг., как и Б. Шоу, в молодости был журналистом, написал много исторических и др. книг. Он был удостоен Нобелевской премии по литературе в 1953 году (не отказавшись от нее). Согласно преданию, Б. Шоу пригласил У. Черчилля на премьеру одной из своих пьес телеграммой следующего содержания: «Посылаю два билета на вечерний спектакль. Один для вас и один для вашего друга, если таковой имеется». Черчилль ответил: «Сегодня вечером прийти не смогу, приду на спектакль завтра, если таковой состоится».

Раздались громкие аплодисменты. Хлопали все, кроме Грахама и Джеру-Бхетиру, которые держали друг друга за руки и не были слишком уж вдохновлены речью мистера Донахью.

Грахаму она показалась крайне неубедительной, хотя он и не слишком хорошо знал литературу и историю Века Катастроф. В одном не приходилось сомневаться: Уинстона Черчилля он путал с двумя-тремя другими известными людьми, и ему надо было обязательно полистать в связи с этим энциклопедию.

Еще сильнее было его удивление, когда, взглянув на часы, он обнаружил, что собрание продолжается уже два часа.

Гости начали подниматься и расходиться. Некоторые окружили Донахью, чтобы поспорить с ним или выразить свое одобрение. Грахам повел Джеру-Бхетиру к выходу, но перед ними нарисовался толстый Варшауэр и произнес:

— Я так рад, что вы наконец у нас появились, мистер Грахам. Мы так вас ждали!

— Правда? — удивился Грахам. Действительно, как они могли его ждать, если он до нынешнего дня слыхом о них не слыхивал, никакими их сумасбродными литературными теориями не интересовался и вообще ничего общего с ними не имел?

— Да, правда, — сказал Варшауэр. — Пожалуйста, пройдемте со мной в правление. Другие руководители нашего маленького общества горят желанием с вами познакомиться.

— Но право, мы очень спешим… — протянул Грахам.

— Что вы, что вы, молодые люди, это всего на одну минуту. Только на одну. У нас есть небольшое предложение, которое наверняка вас заинтересует, а если оно вам не понравится, вы немедленно уйдете.

— Давай послушаем, чего хочет этот приятный человек, Городон, — стала уговаривать Джеру-Бхетиру. — Я совсем не спешу.

Грахам пошел наперекор своим дурным предчувствиям и позволил Варшауэру увести себя в другой конец дома. Там, в бывшей столовой, их ждали еще два человека. Варшауэр представил их Гордону Грахаму и его спутнице:

— Это мистер Лундквист, — (он показал на краснолицего, седого, с отвисшим подбородком человека). — А это мистер Эдвардс (коротышка с редкими рыжими волосами, который встретил Грахама у входа). — Давай, Крис.

— Чрезвычайно рад с вами познакомиться, — сказал Лундквист. — Как дела?

— Спасибо, отлично, — ответил Грахам. — Что это за предложение, на которое намекал мистер Варшауэр?

— Наша деловая беседа может несколько утомить юную леди. Джим, не сочти за труд, проводи ее в соседнюю комнату. — Когда Эдвардс с Джеру-Бхетиру вышли, он продолжил: — Согласитесь, доктор Грахам, что ученые у нас не получают достойного вознаграждения за свои труды?

— Право, не знаю. Но, наверное, вы в связи с этим могли бы привести какие-то аргументы. Зачем?

— Однако вы бы хотели получать больше, не так ли?

— А кто же не хочет? Но причем здесь Бернард Шоу и Уинстон Черчилль? — Грахам подумал про себя, что люди, которые с ним беседуют, не похожи на авантюристов, хотя он не настолько поднаторел в общении с авантюристами, чтобы судить об этом с уверенностью.

Лундквист улыбнулся:

— Совершенно ни при чем, дружище. Мы гораздо больше думаем о сделке в связи с вашей научной работой. Вы наверняка догадываетесь, о чем идет речь, — об этом проекте Гамановия.

— А? А причем тут он?

— Мы сейчас не может посвятить вас во все детали, потому что нашего босса сегодня вечером нет. Могу только сказать, что это дело связано с геофизикой и очень выгодно для вас. А сейчас хотел бы только пригласить вас сюда завтра в это же время, чтобы вы могли побеседовать с нашим боссом.

— А кто босс? Я думал, что это вы.

Лундквист осклабился:

— Не совсем.

Все по-прежнему оставалось очень неясным. Грахам спросил:

— А как вы обо мне узнали? Я ничего не публиковал о Гамановии, да и работаю над этим проектом постольку-поскольку, как консультант.

— О, мы уже давно за вами наблюдали. Между прочим… — Лундквист повернулся к Варшауэру, — что случилось со Смитом и Магаззо? Они около шести вечера позвонили с К. С. К. и сказали, что наблюдают за нашим другом, но их до сих пор нет. Не могли же они раствориться в воздухе.

Грахам частенько по жизни был лопух лопухом, но здесь мгновенно сообразил, что к чему. Лундквист наверняка выследил его усилиями той парочки, которую они со Скляром вырубили и засунули в мешки. Если Скляр тот, за кого он себя выдавал, то с этим Черчиллианским обществом что-то нечисто. Грахам поднялся.

— Прошу прощения, — выдавил он, — н-но мисс Джеру и мне надо идти. Прямо с-сейчас. Если у вас есть для меня какое-то предложение, пишите мне в Колумбийский университет. Бетти!

— Да, Городон? — Она открыла дверь из соседней комнаты. В ней Грахам увидел стол с шахматной доской и расставленными фигурами и два кресла, в одном из которых сидел Эдвардс. Он тоже поднялся и направился к двери. Грахам не торопясь снял очки, положил их в футляр и убрал в карман.

— П-пошли, Бетти, — сказал он и сделал шаг к дверям.

Однако толстяк Варшауэр преградил ему дорогу со словами:

— Ну-ну, один момент, доктор Грахам. Не надо так спешить. Вас не попросят ни о чем, что противно вашим принципам…

Только это он и успел вымолвить, потому что костистый кулак Грахама ударил его в нос, и голова Варшауэра с гулким стуком впечаталась в дверь. Ноги у него подогнулись, он осел на пол и остался сидеть, привалившись спиной к двери и раскинув ноги.

Грахам, однако, обнаружил, что, пока дверь прижата Варшауэром, открыть ее невозможно. Успей он отодвинуть толстяка в сторону, они с Джеру могли бы выскочить до того, как их схватят… Но едва он схватился руками за Варшауэра, как его оттащили назад. Повернувшись, он увидел, что его держит Эдвардс, который оказался весьма сильным коротышкой.

Грахам тем не менее нанес ему два плотных удара под ребра, в то же время крикнув:

— Беги, Бетти! Позвони в полицию! Зови на помощь!

Однако, вместо того чтобы закричать, Джеру-Бхетиру схватила кресло и приподняла его, намереваясь ударить Эдвардса. Но Лундквист выхватил у нее кресло и отшвырнул его в сторону. Потом он одной рукой схватил ее за ладонь, а другой достал из кармана что-то вроде баллончика с краской. Грахам узнал в нем осирианский электрошоковый пистолет.

— Лучше не надо, — предупредил Лундквист, направляя пистолет на кришнанку. — И ты тоже, Грахам. Угомонись, или я ее прижгу.

Грахам осторожно расцепился с Эдвардсом, который стал поднимать на ноги Варшауэра. Последний держал у лица окровавленный платок и бормотал:

— У него кулаки как молоты! Что это за ученые, к чертовой матери, если они одним ударом вырубают?

— А теперь, друзья, — сказал Лундквист, — поговорим о деле. Боюсь, что нам придется ненадолго задержать здесь мисс-как-там-ее, чтобы быть уверенными в продолжении сотрудничества. Будет лучше, если ты все сделаешь добровольно, а если нет, то все равно мы своего добьемся. Во время лекции ты вел себя так, словно эта маленькая осьминожка тебе очень нравится. Я прав?

Грахам, почувствовав, что он и так уже слишком много наболтал, стоял молча.

Варшауэр продолжал бормотать, подтягивая носом кровь:

— Мне надо сходить к врачу за лекарством.

— Полагаю, ты вряд ли захочешь увидеть ее убитой, а? — продолжил Лундквист. — Так что делай, что тебе говорят, приятель. Иди отсюда домой и никому не говори о том, что здесь случилось, и о Черчиллианском обществе тоже, и вообще ни о чем. Держи язык за зубами, усек? А завтра вечером придешь сюда, как я тебе сказал. Мисс-как-там-ее здесь не будет, но мы о ней позаботимся. Ну и будь уверен, что если захочешь что-нибудь выкинуть, то больше ее не увидишь. Понял, что я сказал?

— Ты имеешь в виду, что убьешь ее?

— Не совсем так. Убить можно человека, а она только ходячая помидорина с какой-то захудалой планеты. Но ты правильно понял мою мысль. Лады, дружище?

— О’кей, — устало промолвил Грахам.

Они с Джеру-Бхетиру еще раз обменялись взглядами. Он прочитал в ее глазах призыв броситься на Лундквиста, вырвать у его пистолет и перебить остальных. Грахам, однако, прекрасно понимал, что Лундквист по-прежнему начеку и нажмет на курок немедленно, как только почувствует неладное. В такой ситуации ему не дадут сделать ни шага.

Потом он вышел, слыша, как за его спиной причитает Варшауэр:

— …настоящий молот!

 

III

По дороге к дому Грахам чувствовал себя ужаснее, чем когда-либо в жизни. Он не только всем сердцем ненавидел себя за то, что потерял свою возлюбленную, его вдобавок мучили разные мелкие страхи.

Боже, ну что он ответит Айвору, когда тот спросит, что стало с туристкой? Сказать все как есть нельзя ни в коем случае. Импульсивный брат может таких дров наломать, что Джеру-Бхетиру погибнет. Гордон слишком хорошо знал своего брата, чтобы довериться ему в таком важном деле и в такой сложной ситуации. Лундквист словно держал его на поводке, и не благодаря незаурядному уму, а одной лишь прямолинейной грубостью, которая в некоторых обстоятельствах оказывается куда более действенной; и Грахам решил сделать все, что ему велено. Ну а сами убийцы только больше наглеют, если с ними вступают переговоры, начинают думать, что им в любых обстоятельствах удастся выйти сухими из воды.

И вообще — есть у него голова на плечах или нет? Надо было прикинуться лопухом, со всем согласиться для вида, пока ему с Бетти еще разрешали уйти, а потом…

Айвора дома не оказалось, и Грахам сразу лег в кровать. Если брат придет, можно притвориться спящим. Тогда обойдется без неудобных расспросов.

На следующее утро они, как обычно, встали в одно время. Айвор, однако, казалось, ничего не подозревал. Он весело хлопнул Гордона по спине:

— Братан, ты, похоже, сам не свой от нашей маленькой инопланетянки. Смотри, не влюбись в нее, как в ту девчонку, с которой я тебя в прошлый раз знакомил. Все-таки она не человек. Так что никакого… э-э… союза у вас быть не может, если я сумел правильно это обозначить. Да и не стоит с ней шутки шутить, пытаясь…

Пока Айвор все это излагал, Гордон Грахам виновато улыбался, а потом бочком-бочком — и выскользнул из дома. По дороге к метро он поймал себя на мысли, что считает часы до того времени, когда ему обещал позвонить Скляр. Если кто-то и знал, что делать в такой ситуации, то только констебль. Но можно ли что-то говорить даже Скляру? Вдруг он решит, что его обязанность — немедленно броситься ловить эту банду, не принимая во внимание жизнь туристки? И действительно ли он констебль Всемирной Федерации? Гордон был в таком состоянии, что подозревал всех на свете, начиная с собственного брата.

Весенний семестр закончился, и у Гордона Грахама в Колумбийском университете была только разная бумажная работа. Он быстро управился с делами и поехал на метро обратно в Энгельвуд, даже не заглянув на часок, как обычно, в библиотеку.

Дома он попытался сосредоточиться на недавнем сообщении в Южно-Африканском геологическом журнале о глубинных магнитных полях в магме — и все время краем уха прислушивался, не позвонят ли в дверь.

Наконец звонок раздался.

Он быстро открыл дверь, думая, что это Скляр, которому наконец решил рассказать о своих злоключениях. Однако на пороге стоял молодого вида кришнанец в земном костюме, но с антеннами и зелеными волосами, ростом не ниже Грахама, но шире его в плечах. Ни дать ни взять, красавец.

— Гордон Грахам? — спросил гость.

— Да. А что…

— Тогда что ты сделал с Джеру-Бхетиру? — Посетитель бесцеремонно прошел мимо Грахама в квартиру. Его английский был заметно лучше, чем у Скляра.

— Ничего. В любом случае, кто вы и что вам нужно?

Кришнанец упер руки в бедра:

— Я — Варнипаз бад-Саварун, главный законовед, — думаю, у вас бы сказали, министр юстиции, — при дворе принца-регента Ферриана бад-Арджанакского из Сотаспе, острова на планете Кришна. А Джеру-Бхетиру — моя… э-э… невеста, да будет тебе известно.

— Ик, — вырвалось у Грахама, когда он переварил эту новость. Должно быть, это тот самый бой-френд, о котором говорил Айвор. И почему брат прямо не сказал: «невеста»? Тогда хоть можно было лучше подготовиться…

Варнипаз продолжил:

— Она остановилась в отеле «Космо» в Нью-Йорке, вместе с остальными членами туристической группы, а прошлым вечером ушла куда-то с тобой. Так что не морочь мне голову. Меня не волнует, что она ушла с тобой; у нас с ней нет любви или еще каких-то таких глупостей. Но когда сегодня утром я позвонил ей в отель, мне сказали, что она не возвращалась. Твой брат, который водит этих туристов по Нью-Йорку, тоже не знает, что с ней сталось. Ну? Будешь говорить?

— Рад бы, если бы мне было что сказать. Но я понятия не имею, где она сейчас.

— ЧТО С НЕЙ СЛУЧИЛОСЬ? — Голос чужеземца возвысился до крика.

— Право, ничего не могу помочь. Если… э-э… вы немного подождете…

— Подождать, пока ты придумаешь, как получше соврать? Ты это хочешь сказать? Мистер Грахам, или вы мне немедленно расскажете все, что знаете, или…

— Или что? — Грахам снял очки.

— Тогда увидишь. Будешь говорить?

— Н-нет. Я…

Грахам нырнул под летящий в него кулак Варнипаза и сразу нанес ему сильный удар левой, отбросив инопланетянина назад. Потом Грахам собирался нанести убийственный удар правой. Надо было только приблизиться на нужную дистанцию…

Но через мгновение Грахам не мог и двинуть рукой. Вместо того чтобы сделать нырок или блокировать удар, Варнипаз шагнул к нему и обхватил его.

Тр-рах! Они зацепили висевшую на стене картину и упали на пол, сжимая друг друга и вовсю работая локтями и коленями. Грахам сумел высвободить руку и пару раз ткнул по тому месту, где у Варнипаза должны были находиться почки — если только они располагались у кришнанцев там же, где и у людей, что было очень и очень сомнительно.

Варнипаз в ответ схватил большой палец левой руки Грахама и едва его не вывернул. Грахам вырвался, они мгновенно расцепились и поднялись на ноги. Грахам отбросил Варнипаза серией из двух ударов, при этом стоявший на полу торшер разбился вдребезги. Грахам шагнул вперед, готовясь нанести нокаутирующий удар. В этот момент Варнипаз покачнулся, но снова перешел в клинч и довольно ловко схватил Грахама. Они снова упали, колотя и стискивая друг друга. Больше всего досталось креслу. Потом противники снова поднялись, не прекращая драться.

— О-ой! — воскликнул Грахам, когда Варнипаз вцепился зубами в его руку. — Сейчас я тебя сделаю! — И он ударил Варнипаза коленом, целя в живот. Тот, однако, уловил это движение и изогнулся, так что пинок пришелся ему по бедру. Грахам сообразил, что если у него есть преимущество в боксировании, то у его соперника — в борьбе. Решив, что нюхательные антенны должны быть очень чувствительными, он потянулся к ним…

— О’кей, разошлись в разные стороны! — послышался голос со стороны двери.

Оба соперника оглянулись и увидели Скляра, стоявшего в дверях. На нем была сдвинутая набекрень шляпа, он попыхивал неизменной сигаретой, а одну руку держал в кармане, который характерно оттопыривался.

— Лучше и правда разойтись, — сказал Грахам. — С ним шутки плохи.

Они осторожно расцепились, внимательно наблюдая друг за другом, чтобы не пропустить неожиданный удар. У Варнипаза все сильней темнел глаз, а у Грахама на руке виднелись следы укусов и порезы от стекла. Он начал понемногу наводить порядок в комнате.

— Похоже, бой шел из-за прекрасной дамы, — заметил Скляр. — Что все это значит?

Грахам и Варнипаз, перебивая друг друга, пустились в объяснения. Через несколько минут Скляр поднял руку:

— У меня уже давно в голове вертится одна мыслишка. Мистер Грахам, может, вы на самом деле расскажете, что произошло вчера вечером?

— И он будет здесь? — Грахам кивнул в сторону Варнипаза. — Я думаю, это связано с… э-э… вы знаете, с этим происшествием на станции.

— Тогда все в порядке. Я знаю о Варнипазе и думаю, что ему можно доверять.

— Может, вы меня и знаете, — возразил Варнипаз, — а я вас — нет. Назовите себя, пожалуйста.

Скляр достал бумажник и показал кришнанцу удостоверение, добавив:

— Слушаем вас, мистер Грахам.

Гордон начал с того, что сходил на кухню за корзиной для мусора и стал собирать осколки стекла. Одновременно он пересказал свои вчерашние приключения в Черчиллианском обществе, опустив только то, что по уши влюбился в Джеру-Бхетиру и надеется на ответную симпатию. Несмотря на удивительное замечание Варнипаза о том, что между ним и его нареченной нет любви, говорить о чувствах в его присутствии показалось молодому человеку бестактным.

Грахам закончил:

— …а теперь, может, вы объясните, что все это значит? Я — самый миролюбивый на свете человек, с малых лет мухи не обидел. А за последние двадцать четыре часа мне пришлось три раза драться, меня оскорбляли, вовлекли в похищение кришнанки, и один Господь знает, что еще. Что, черт возьми, происходит?

Скляр сунул в рот очередную сигарету, закурил и ответил:

— Этим бандитам, как ты их называешь, кое-что нужно. А что — я предполагаю выяснить. Тут есть какая-то связь с проектом Гамановия, как ты уже сам знаешь, и, по слухам, здесь замешаны какие-то инопланетяне. Какие именно — понятия не имею. Есть у вас какие-то соображения, принц?

Варнипаз протестующе махнул рукой:

— На Земле я обхожусь без титула — вы же тут сплошь республиканцы. Кроме того, люди путают меня с моим кузеном Феррианом, принцем-регентом. Что касается вашего вопроса, то я ничего не знаю. Если не считать других туристов из группы мистера Грахама, на Земле сейчас находится не больше двадцати кришнанцев, и я лично знаком с большинством из них. Вы, люди, очень внимательно следите за соблюдением технологической блокады. Но я не могу понять, кого так заинтересовал проект Гамановия, — у нас нет никаких океанов, чтобы вылавливать в них, словно рыбу, новые континенты.

— А то, что этот Лундквист использовал… осирианский электрошоковый пистолет… Не замешаны ли здесь осирианцы? — предположил Грахам.

— Возможно, — согласился Скляр. — Земляне редко используют электрошоковые пистолеты, потому что от них в городах мало пользы. Дальность их действия только несколько метров. Но нам от этого ни жарко ни холодно. У осирианцев ведь совсем нет океанов?

— Насколько я помню, нет. Сухая планета.

— Ладно, а кому же тогда понадобился проект Гамановия?

— А не мог кто-то решить, что увеличение суши на Земле увеличит наш военный потенциал и это будет нарушением соглашений об ограничении вооружений?

Скляр отрицательно покачал головой:

— Бред сивой кобылы, если позволите мне так выразиться. А этот остров в середине будущего континента? На котором у вас установлено все контрольное оборудование? Кому он принадлежит?

— Остров Вознесения? Одному испанцу по имени Теофило Марч. Он там черепах разводит.

— А как ему удалось заполучить остров? Ведь кучу денег, небось, стоит?

— Когда-то Всемирная Федерация взяла под свой контроль все стратегически важные острова и водные пути вроде Гибралтара, Панамского канала или острова Вознесения. А несколько лет назад эти земли продали с молотка, и синьор Марч купил остров. Но недавно был подписан договор, согласно которому остров будет выкуплен обратно до создания нового континента. Так как Марч во время заключения этой сделки никаких возражений не выдвигал, не вижу причин в чем-то его подозревать.

— А какое правительство управляет Вознесением?

— Никакое, — буркнул Грахам.

— Как это — «никакое»?! Если ни одно национальное правительство им не владеет, он должен находиться под юрисдикцией ВФ — Всемирной Федерации.

— Нет, тут все гораздо забавнее. Согласно Конституции ВФ, она контролирует только определенные земли, вроде заповедника Калахари или Антарктиды. Когда ВФ отказалась от острова Вознесения, он должен был вернуться к Великобритании, но она отказалась. Дескать, себе дороже будет держать на этом куске застывшей вулканической лавы какую-то администрацию.

— Выходит, этот Марч может при желании присвоить себе титул императора острова Вознесения?

— Полагаю, может. Но хватит переливать из пустого в порожнее, давайте вернемся к Черчиллианскому обществу. Почему бы нам не захватить их врасплох?

Скляр только хохотнул:

— Во-первых, мы возьмем только мелких сошек. У них хватит ума устроить все так, чтобы правая рука не знала, что делает левая. Во-вторых, они могут убить Джеру-Бхетиру, как угрожали. Вы этого, что ли, хотите?

— Нет! — воскликнули оба юноши одновременно.

— Поэтому нам надо исходить из имеющихся возможностей. Ты понимаешь, Грахам, что неразумно беспокоить их открытым вызовом, пока юная леди находится у них в руках. Тебе следует согласиться, что…

— Это я теперь знаю, — сокрушенно промолвил Грахам. — А вчера дал маху! Словно первокурсник какой-то… Но мне никогда не приходилось сталкиваться со всякими бандюганами.

— Понимаю-понимаю. Но они тоже не супермены, могут и ошибаться. Как известно, большинство сражений выигрывает та сторона, которая совершает меньше ошибок. Вот этот пистолет, например, явная ошибка. И еще они напрасно упомянули о той парочке, что напала на нас накануне в ресторане — ты же уловил связь между этими двумя событиями?

— Кстати, а что со Смитом и Магаззо? — поинтересовался Грахам.

— Надеюсь, что в Канзас-Сити организовали комитет для их торжественной встречи. Надо будет задержать их на несколько дней по какому-нибудь поводу. А если арестовать их в Нью-Йорке, то дружки-бандиты об этом пронюхают.

— Все это хорошо, все эти рассуждения, — сказал Варнипаз, — но что нам делать? Я не могу сидеть здесь и вести отвлеченные разговоры о преступниках и наказаниях, когда мерзкая земная банда убивает мою невесту. Дома я бы взял свой лучший меч, вскочил на быстроногую айю лучших кровей и галопом поскакал на выручку. Но что мне делать на Земле, где все вопросы решаются нажатием кнопочек?

Скляр подумал с минуту и спросил:

— Вы хотите мне помочь? Оба?

— Да! — в один голос воскликнули они.

— Хорошо. Мне тоже нужна ваша помощь, и я достаточно хорошо вас знаю, чтобы вам доверять. Можно зачислить вас агентами прямо сейчас. Не могу обещать вам жалованья, пока вы не пройдете аттестацию и курс обучения, но вы получите право носить оружие и производить аресты. Есть у вас свободное от основной работы время?

— Да, — снова ответ был единодушным.

— Отлично. Поднимите свои правые руки и повторяйте за мной…

— …а теперь вы знаете, что с вами случится, если вы нарушите клятву Всемирной Федерации, — сказал Скляр. — Перейдем к вашим обязанностям. Варнипаз, тебя я думаю послать в Рио, где находится штаб-квартира проекта Гамановия. Говоришь по-португальски?

— Достаточно, чтобы путешествовать на кораблях компании «Вигенс Интерпланетарис», но не очень хорошо. Забавная штука: мы с моей невестой должны говорить на португальском или английском, потому что она не владеет ни сотаспийским, ни близким к нему гозаштандским, а я ни слова не могу сказать на ее раката-радхогора. Когда мы поженимся, надо будет что-то с этим сделать. Но прошу прощения, я отнимаю ваше время.

— Итак, — подытожил Рейнольд Скляр, — послать тебя туда можно только как Americano do Norte. Но старайся, чтобы тебя не вынуждали говорить по-английски: вляпаешься по самое некуда со своими согласными и гнусавостью. А тебе, Грахам, надо вернуться сегодня вечером в этот черчиллианский дом, понял? А раз они могут оказаться осирианцами, надо принять кое-какие меры предосторожности. Так как за твоим домом могут следить, пойдемте ко мне. А по пути обсудим наши действия.

Час спустя новоиспеченные помощники констебля смотрели друг на друга и на собственные отражения в зеркале Скляра (у него был номер в дешевеньком отеле). Гордон Грахам выглядел почти по-прежнему, только наголо постригся, а на голове у него был шлем в виде тонкой серебристой шапочки, прикрытый париком, как две капли воды похожим на его собственные волосы.

С другой стороны, Варнипаз превратился в настоящего землянина, его антенны спрятались под лоскутами искусственной кожи, закрывавшими лоб. Его зеленую шевелюру прикрывал коричневатый парик, достаточно густой, чтобы скрыть торчащие уши.

Скляр объяснил:

— Никто толком не знает, как действует так называемый гипноз осирианцев — то ли это какие-то лучи, то ли что-то еще. Но он точно существует, а единственная защита — такие шлемы. Они также немного защищают от ударов по голове, но особенно на это не рассчитывай. Ну, все поняли? Помни, Грахам, в случае чего орудуй дубинкой, а не кулаками. Не пытайся со мной связаться, если только тебя не захватят, по крайней мере пока их босс думает, что ты под гипнотическим контролем. И безо всяких там доблестных подвигов. Мы сами займемся спасением девушки. Понял? Тогда до встречи.

Грахаму надо было как-то убить час времени, и он отправился с Варнипазом в транспортное агентство, где кришнанец собирался купить билет на самолет до Рио-де-Жанейро. По пути он спросил:

— Я слышал, ты изучаешь земные законы? А какие именно?

— О, у принца Ферриана передовые взгляды на законодательство, и мне поручено хорошенько познакомиться с Основным международным сводом законов, общим правом Англии, Кодексом Наполеона, японской конституцией 2028 года и еще несколькими документами подобного рода. Ты знаешь о соглашении, по которому Тот допущен в Межпланетный совет?

— Нет.

— Так как их законодательство не соответствует минимальным стандартам Межпланетного совета, хотя в остальном они высоко цивилизованные существа, им в ходе судопроизводства надлежит следовать всем прецедентам Основного международного свода законов, с учетом необходимых поправок на их двуполость и тому подобное. А теперь Ферриан решил, что когда-нибудь у нас на Кришне тоже будет общепланетное правительство, и мы подадим заявку на вступление в Межпланетный совет. А к тому времени он хочет установить на Кришне передовые законы, чтобы мы могли сами контролировать ситуацию. Забавно будет посмотреть, как он собирается соединить очень демократическую конституцию Японии с его, так сказать, филантропическим деспотизмом.

— А что тебя сильнее всего поражает в наших земных законах?

Варнипаз задумался:

— Думаю, то, как ваши конституции защищают права граждан от государства. Почему это?

— У нас есть кое-какой печальный опыт — когда государство пользовалось безграничной властью над личностью. И ничего хорошего из этого не вышло.

— А если случатся чрезвычайные события и одному из этих государств придется превысить свои полномочия?

— Тогда конституция будет изменена. Хотя сделать это довольно сложно.

— Почему? — поинтересовался Варнипаз.

— Потому что благодаря успехам гериатрии продолжительность человеческой жизни удвоилась, и средний возраст землян намного больше, чем столетия назад.

— И это сделало вас консервативнее?

— Именно так. А что еще ты заметил?

— Как ограничена власть Всемирной Федерации. Например, я думал, что всемирное правительство может контролировать перемещения людей с одного континента на другой, но нет, это могут делать только несколько стран.

— Для этого есть причины. Несколько наиболее экономически развитых стран — Бразилия, Соединенные Штаты, Австралия — боятся, что к ним хлынут иммигранты из государств, где выпустили из рук контроль над численностью населения. Поэтому другим странам пришлось согласиться на такие условия, а то их не приняли бы в Федерацию.

— Я так понимаю, что Федерация создана для отражения нападения других планет?

— Совершенно верно. Кроме того, после Третьей мировой войны у нас неодобрительно относились к идее полновластного всемирного правительства.

— Понимаю. Но законы — это сущий ужас! Если человек попал в беду — сколько разных древних законов надо учесть, чтобы что-то сделать… Жаль, что эти черчиллианцы не у нас на Кришне! — Варнипаз сымитировал удар кулаком и нырок.

Гордон Грахам простился с Варнипазом и пошел на станцию метро. Хотя кришнанец и горячо извинялся за то, что утром начал драку, он все еще вызывал у него подозрения у Грахама. Может, он был слишком многословен, чтобы можно было поверить в его искренность. И так ли хорошо разобрался во всем Скляр, или позволил себя облапошить? Земляне очень гордятся своими демократическими традициями, но на деле рады-радешеньки завязать знакомство с каким-нибудь титулованным инопланетянином.

Когда поезд увозил его прочь, Грахам чувствовал себя так, словно его закрыли в одной из капсул проекта Гамановия, и она падает в раскаленную добела магму под земной корой, с ядерным зарядом на борту.

 

IV

Когда Гордон Грахам подходил к старому дому, где накануне встречались черчиллианцы, сердце его учащенно билось. Найти там Джеру-Бхетиру он не надеялся, но, по крайней мере, шел по ее следу.

Что бы это могло быть за таинственное предложение, о котором вчера ему так настойчиво говорили? Чего можно вообще хотеть от проекта Гамановия, в котором не было никакой оборонной подоплеки, а наоборот, он был открыт миру и целью его было дать больше места жителям перенаселенной Земли? Он не видел в этом никакого смысла.

До нужного ему дома, по воспоминаниям Гордона, оставалось около квартала.

Через несколько минут он что-нибудь об этом деле узнает или хотя бы сможет спросить. А дадут ли ему ответ — пока не так важно.

Как нескладно все получилось! А почему? А потому, что стоит человеку урвать хоть кусочек власти, и он сразу начинает думать о себе невесть что. И вокруг полно таких же ребят, на все готовых, лишь бы обрести свою долю крутости, зачастую мнимой! Глупо, черт побери!

В нем все сильнее закипала ярость против Скляра, полицейских сил Всемирной Федерации и всех прочих правоохранительных органов. Если дело зашло так далеко, неужели нельзя было отказаться от этой их несчастной конспирации? На что они вообще годны, если позволяют всяким проходимцам прямо у них под носом собираться и вынашивать разные дьявольские планы, направленные против мира и спокойствия на Земле, против простых граждан, против него лично, в конце концов!? И вместо того, чтобы самим взяться за дело всерьез, хватают ни разу не нюхавшего пороха простачка, вроде него, и заставляют его делать за них всю грязную работу. Ни дать ни взять, сыщики из детективов, которые вертятся волчком, суетятся с умным видом, а убийца тем временем отправляет на тот свет одну жертву за другой.

Часть его раздражения коснулась даже Джеру-Бхетиру. Если бы он не запал на эту девчонку, если бы не слушал развесив уши Айвора и не дал втянуть себя в это дело, которое его совсем не касается…

Но тут его досада улетучилась, и ей на смену пришла нежность. Джеру-Бхетиру сама не знала, куда влипла, она-то уж совсем ни при чем, и не за что ему ее обвинять. Она инопланетянка с чужой планеты, а бандиты — его, Гордона, соплеменники. Это Адам из Книги Бытия оправдывался перед Господом, что вкусил запретного плода: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел». Ему должно быть стыдно за одни такие мысли.

А вот, наконец-то, и место встречи — обшитый досками двухэтажный дом.

Сейчас он все узнает. А может, появится шанс освободить ее — в лучших романтических традициях. Или сообщить все Скляру, который быстренько ее вызволит. Конечно, если его раньше не продырявят насквозь. Так или иначе, Лундквист действовал как-то непонятно. Если намеревался его убить, то почему не сделал это сразу, а терял время, насмехаясь над будущей жертвой или рассказывая ей о своих планах, пока жертва искала пути к спасению. Надо было просто оторвать ему голову, безо всяких разговоров.

Он начал подниматься по ступенькам. В окнах дома света не было, словно в нем никто не жил. Для полноты картины не хватало только нескольких летучих мышей или сов под карнизом крыши.

Он нажал на кнопку звонка и услышал за дверью слабое треньканье. Потом он некоторое время стоял, приподнявшись на цыпочки, вытянувшись вперед и повернув голову ухом к двери, чтобы уловить малейший звук, словно цапля, высматривающая в воде рыбешку.

Но никакого звука приближающихся шагов он не услышал. Позвонил еще раз. И снова ответом была тишина.

«Что же мне теперь делать?» — подумал он, осматривая замок. К сожалению, учеба в университете и подготовка к получению степени бакалавра, а затем и магистра геофизики не способствовала обретению навыков, необходимых для кражи со взломом.

По улице за его спиной урча мотором проехала машина, случайный прохожий прошел мимо. Темнота сгущалась. До этого тихого района шум большого города еле доносился. Где-то на соседней улице кричали дети.

И на третий звонок ответа не последовало. Грахам встревожился, что он перепутал дом, но взглянув на номер, понял, что все правильно. Или вчерашний вечер вовсе ему привиделся? Нет, ссадины на костяшках пальцев и лице остались, как и синяки на теле.

Сунув руки в карманы, он задумчиво спустился по покосившимся ступенькам и побрел по улице. Ситуация была преглупейшая. Словно он долго набирался смелости, чтобы сунуть голову в логово льва, а царя зверей не оказалось дома.

Пройдя немного, он оглянулся. На фоне вечернего неба, кое-где уже украшенного звездами, темнел силуэт загадочного дома. И что теперь? Доложить обо всем Скляру и ждать новых его указаний?

— Садись, Грахам, — приказал низкий голос за его спиной.

Гордон резко повернулся. За ним, у обочины, стояла машина — длинный серый «ксензов». Рядом с ней стоял человек. Грахам не мог сказать с уверенностью, но подумал, что узнал в полумраке жилистого коротышку Эдвардса из прошлого вечера.

— О’кей, — вздохнул он и, согнувшись чуть не вдвое, залез в машину.

Внутри автомобиль оказался вместительным, на заднем сиденье свободно расположились два человека — в общем, машина не для бедняков. Судя по вертолетному оборудованию, ее можно было быстро переоснастить для полетов.

Грахам сел между двух незнакомцев, а Эдвардс примостился на откидном сиденье. Не успел Грахам рассмотреть водителя, как кто-то нажал кнопку и снизу поднялась матовая перегородка, отделившая переднюю часть машины от задней. Настоящий лимузин, не фуфло какое-нибудь. Окна машины выглядели так, словно они покрыты инеем. Разглядеть, куда его везут, не было никакой возможности.

Грахам почувствовал ускорение — видимо, они тронулись с места, хотя шума мотора слышно не было. Должно быть, за машиной хорошо следят, подумал он, потому что двигатели большинства автомобилей, несмотря на все старания инженеров, пока не пройдут несколько тысяч километров, все-таки издают небольшой шум. В матовых окнах смутно высвечивались фары встречных машин. «Ксензов» сделал несколько крутых поворотов и остановился.

Эдвардс быстро выскочил, Грахам успел увидеть огни посадочной площадки, пока дверца не захлопнулась. Два других человека сохраняли многозначительное молчание.

По механическому стуку снаружи Грахам понял, что Эдвардс и кто-то еще — вероятно, водитель — прикрепляли к машине винты и хвостовую стрелу. Слышались голоса, приглушенные оконными стеклами. Грахам уловил слова: «Проверь еще раз эту гайку…»

Потом Эдвардс снова сел в машину. Она слегка задрожала, и послышался шум вращающихся винтов. Слегка усилившееся давление сиденья снизу сказало Грахаму, что они поднимаются. Огни в матовых стеклах исчезли, а салон внутри погрузился во мрак. Эдвардс нажал еще на одну кнопку и включил небольшую красную лампочку, закрытую плафоном, света которой хватало только для того, чтобы различать профили сидящих в машине.

После этого ничего не происходило, только иногда машину вело в сторону, когда она попадала в воздушные потоки. Так они летели примерно полчаса…

Легкий толчок сообщил Грахаму, что они приземлились. Шум винтов стих. Эдвардс снова вышел, и, судя по металлическому стуку, винты и хвостовая стрела были отсоединены. Потом Эдвардс сел обратно в машину, и они поехали дальше.

После нескольких поворотов и изменений скорости машина остановилась. Дверца открылась в темноту. Кто-то велел:

— Быстро выходи, Грахам.

Он вылез из машины и пошел по бетону к старому дому, похожему на тот, от которого его увезли в Бронксе. Хотя было и одно различие: вместо городского шума слышался рокот прибоя, и в воздухе пахло морем. Дом этот был одним из множества точно таких же зданий, расположенных на почтительном расстоянии друг от друга фасадами к улице, на которой стоял «ксензов». Под ногами у Грахама похрустывал лежавший кое-где на бетоне песок, над головой светились звезды, но луны видно не было. Участок вокруг дома наводил на мысль, что здесь пытались изобразить пейзаж в виде дюн, но ничего хорошего не добились. Был десятый час времени. Все это значило, что его доставили в один из ближайших городков на побережье — но в какой именно, он сказать не мог.

Дверь открылась, и Грахам, окруженный сопровождавшими его людьми, вошел внутрь. Несколько секунд они все вместе стояли в холле, пока кто-то не включил свет.

Грахам увидел рядом с собой небольшой столик с настольной лампой. Она освещала медный поднос с пачкой писем на нем. Какая неожиданная удача! Сопровождавшие его люди немного задержались, и он успел бросить взгляд на верхнее письмо с адресом:

«Мистеру Джозефу Аурелио

1400 Южно-Атлантическое авеню

Бей-Хед, Нью-Йорк»

Имя Аурелио показалось ему немного знакомым. Но задуматься над этим он не успел, потому что его повели наверх, в спальню. Там сопровождавшие его люди опустили шторы и зажгли свет.

— Хотим тебя обыскать, — произнес Лундквист.

Быстрые руки пробежались вдоль его тела, отобрали нож, ключи, видеофон — все, что у него было, за исключением носового платка и расчески.

— А теперь, — сказал Лундквист, — постарайся отключиться от всего и немного поспи. Босс прибудет сюда утром. Но только без шуток, дружище. Твоя девчонка все еще у нас, сам знаешь. А если что-то понадобится — постучи в дверь.

— О'кей, — ответил Грахам.

Все вышли, и он остался один. Когда дверь закрылась, он наконец смог осмотреться. Небольшая кровать была сделана из металлических трубок. Будь прокляты те, кто придумал такие короткие кровати! Его ноги, например, будут свисать с края. В комнате также стояло расшатанное кресло и небольшое старое бюро, совсем пустое. И все. Ничего для манипуляций с замками, даже если бы он умел их вскрывать.

Он поднял шторы и увидел, что окна изнутри закрыты прочными металлическими решетками, прочно прикрепленными к раме сверху и снизу. Между прутьями было шесть или семь сантиметров. Беглый осмотр показал, что гайки и болты привинчены так туго, что без специального инструмента решетки не снять.

Он выключил свет, чтобы выглянуть наружу. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел, что окно выходит к океану, относительно спокойному в этот вечер, с волнами не выше метра. Слева берег перерезало что-то темное и тянулось дальше на север параллельно линии прибоя. По дороге к дому Грахам не заметил никаких дощатых настилов для ходьбы и решил, что это должен быть забор, ограждающий участок пляжа для нудистов.

Это догадка навела его на мысль, где он раньше слышал имя «Аурелио». Рекламный щит в одной низинке в Нью-Джерси, мимо которого он часто проезжал на поезде, гласил:

«Роскошные грудные парики

Джозеф Аурелио и Кє

Ньюарк, Нью-Йорк»

На рекламном щите были изображены три купальщика на пляже. Двум из них природа не подарила никаких волос на груди, а третьей была соблазнительных форм девица. Один из двух мужчин, с париком от компании мистера Аурелио «Роскошные грудные парики», приковывал взоры девицы, а другой, на котором не было ни естественной, ни искусственной растительности, в досаде уходил прочь.

Грахам задумался. Очевидно, его привезли в летнюю загородную резиденцию мистера Аурелио. Судя по прочным решеткам на окнах, банда, скорее всего, пользовалась домом с ведома и одобрения хозяина. Оставалась одна загадка: что в проекте Гамановия могло заинтересовать производителя грудных париков? Может, он надеялся мошенническим путем получить эксклюзивную лицензию на торговлю своим товаром на пляжах нового континента? Если так, то его ждало жестокое разочарование: берега новых земель наверняка будут усыпаны камнями из глубин океана и покрыты тиной, так что много лет по ним и ходить будет невозможно, не говоря уже о купании в прибрежных водах.

Однако всем своим видом дом не производил большого впечатления. Старый и ветхий. Производитель грудных париков Аурелио, судя по всему, преуспевал, но вкладывать деньги в данный объект недвижимости не спешил.

Однако если строение достаточно ветхое, наверное, приложив силу, что-то можно предпринять для освобождения. Грахам схватился за два прута решетки и надавил на них. Нет, дом еще не настолько одряхлел — решетка не поддавалась. Он, однако, смог просунуть руки между прутьями и открыть окно, чтобы проветрить душную комнату.

Снова выглянув наружу, он увидел человека, медленно прохаживающегося перед домом. Очевидно, это один из членов банды охранял вход.

Грахам еще раз внимательно осмотрел комнату в поисках чего-то, что могло послужить отмычкой или еще как-либо помочь ему вырваться из этой тюрьмы, но безрезультатно. Тогда он предположил, что в таком старом доме, как этот, окна должны быть закрыты стеклами, но глухой стук сказал ему, что это пластик. А значит, не было надежды заполучить хотя бы осколок острого стекла в качестве инструмента.

Хотя он и не собирался бежать раньше, чем выяснит планы банды и узнает, не здесь ли они держат Бетти…

Наконец, не придумав ничего лучшего, он бросился на короткую кровать и уткнулся головой в угол, свесив ноги с противоположного конца. Под убаюкивающий шум прибоя он скоро заснул.

На следующее утро, вскоре после пробуждения, ему принесли сэндвич и стакан молока. Пока он завтракал, Эдвардс стоял рядом. На все вопросы Грахама он только пожимал плечами и говорил:

— Придется тебе немного подождать, пока приедет босс.

После этого Гордона оставили одного и только каждый час заглядывали в комнату, чтобы убедиться, что он ничего не вытворяет.

Обед прошел точно так же. На пляж начали понемногу подтягиваться люди, хотя большей частью, видимо, они предпочитали южную часть Бей-Хеда (ближе к Мантолокингу, насколько он помнил географию этих мест). Так что здесь было совсем мало купальщиков, да еще несколько человек пришли на нудистский пляж.

Однако все они находились слишком далеко, чтобы можно было рискнуть и позвать их на помощь, сейчас или позже. К тому же сильно шумел прибой, и вздумай Грахам закричать, его в первую очередь услышали бы в доме, а не на пляже.

Конечно, сезон только начинался и вода оставалась прохладной, несмотря на прогревшийся воздух. Как обычно, у берега целый день стоял рыбак в сапогах до пояса и, судя по тому что мог видеть Грахам, за весь день ничего не поймал, да какой-то юнец нырял на своем вертолете в воздушных течениях всего в нескольких метрах над головами купальщиков.

После обеда Гордон Грахам, умирая от скуки, решил немного вздремнуть. Ужин оказался хорошим, еду принесли, как и раньше, прямо в комнату. А вскоре откуда-то снизу послышались слабые звуки, говорившие о том, что приехал кто-то еще.

Дверь открылась, и Эдвардс сказал:

— Пошли со мной.

Гордон спустился вслед за коротышкой вниз по лестнице в гостиную, а все, кто был в доме раньше, расселись кругом по ранжиру, словно специально для встречи с ним. Он узнал трех человек, с которыми у него была схватка двумя днями раньше: Лундквиста, Эдвардса и Варшауэра, на носу которого красовался пластырь. Рядом с ними расположились еще два незнакомых человека и, наконец, двое инопланетян: похожая на динозавра рептилия с Осириса, возвышавшаяся над остальной компанией, с раскрашенными в голубой и золотистый цвета чешуйками, и покрытая мехом крысоподобная обезьяна с Тота (другой обитаемой планеты системы Проциона), не выше метра ростом, с семью пальцами на каждой конечности.

— Вот он, босс, — сказал Лундквист осирианцу.

— Ну-ну, — промолвила рептилия. — Подойди и посмотри на меня, мистер Крахам!

Грахам, внимательно слушая, все же с трудом мог разобрать смысл фразы из-за свистящего акцента, делавшего половину произносимых звуков непонятными. Полагаясь на шлем под париком, он выполнил приказание. Два больших зеленых глаза чужака злобно уставились на него. Щетина под париком у Грахама встала дыбом, а комната словно поплыла.

— Повторяй за мной, — сказал осирианец. — «Я, Кордон Крахам…»

— Я, Гордон Грахам.

— Принимаю тебя, ша-акфи Тейерхию…

— Принимаю тебя, ша-акфи Тейерхию… («В мои жены, что ли?», — подумал Грахам. Боже, какая чушь лезет в голову!)

— В качестве моего абсолютного повелителя.

— В качестве моего абсолютного повелителя.

— Пока не буду освобожден тобой от этой клятвы.

— Пока не буду освобожден тобой от этой клятвы.

— И буду честно выполнять все приказы.

— Что? — спросил Грахам.

— И буду честно выполнять все приказы! Ты что, не понял, турак!

— Сразу не смог…

— Тебе не нравится мой анклийский? — злобно зашипело существо, обнажив крокодильи зубы. — Я говорить на совершенный анклийский! Никакой акцент!

Грахам решил не вступать в дискуссию по вопросу, который, судя по всему, был больной мозолью осирианца, и просто сказал:

— И буду честно выполнять все приказы.

— Даже ценой шизни.

— Даже ценой жизни.

Так вот в чем дело! Наверное, именно этого осирианца встретила Бетти на вечеринке в Боунтоне, и это он был окружен длинногорлыми кружками-бутылками. Известный предприниматель и его партнер тотианец — как там его по имени? — Адзик. Не напейся тогда Тейерхия, многое могло бы повернуться по-другому. Ша-акфа наверняка бы присутствовал на заседании Черчиллианского общества, или хотя бы сидел где-нибудь в соседней комнате и руководил происходящим. А его бандиты не допустили бы всех тех ошибок, которые привели к создавшейся ситуации.

И что теперь делать? Как ведут себя люди под действием осирианского гипноза? Грахам помнил только эпизод из фильма «Опасная планета», где героиня, которую играла Ингрид Демитриу, попала в лапы к злодею, которого играл знаменитый осирианский актер Факхисен.

Как и загипнотизированная героиня фильма, Грахам театрально вскинул руки к голове и издал громкий стон, словно нашел грубую ошибку в своих недельных вычислениях, которые только что закончил. Он устало промолвил:

— Нельзя ли мне на минуту присесть? Кажется, у меня слегка болит голова.

— Так и толжно быть. Будешь тшуствовать себя лутше через некоторое время, — довольно изрекла рептилия.

Когда минута прошла, Грахам увидел, что все встали и выжидательно смотрят на него. Осирианец скакнул вперед и схватил его за плечо своими когтистыми лапами:

— Это ты Кордон Крахам, кеодезист проекта Камановия, или не ты?

Теперь надо было действовать осторожно.

— Я, господин. То есть один из геодезистов.

— И ты знаешь, кде в океане должны опускаться друкие капсулы, или не знаешь?

Информация об этом публиковалась в сотне изданий и не составляла никакой тайны.

— Да, — сказал Грахам.

— А тогда я хотшу знать, какие капсулы будут взрывать и по чей приказ, чтобы поднять Камановия над поверхность до двадцать девятое ноября этот код!

Так вот в чем дело! Но зачем, ЗАЧЕМ? В этом по-прежнему не было никакого смысла. Именно с 29 ноября начинал действовать договор Всемирной Федерации с Теофило Марчем. Ясно, что тут была какая-то связь. Если континент поднимется до этой даты, то, скорее всего, возникнет небольшая неразбериха, хотя квалифицированные юристы Всемирной Федерации наверняка найдут выход.

В любом случае, надо было обязательно со всем этим разобраться. Поэтому он ответил:

— Не знаю.

— О, все ты знаешь, — не отступался Тейерхия. — Ты будешь коворить, или мы найдем способ тебя заставить?

Грахам все равно лишь отрицательно потряс головой.

Лундквист заметил:

— Похоже, он нарывается, босс. Быстро у него язык развяжется, когда ты им займешься.

— Всяко может быть, — усомнился Варшауэр, гнусавя из-за поврежденного носа. — Иногда, когда приказ вступает в противоречие с намерениями человека и он сопротивляется слишком сильно, то даже после обработки трудно заставить его что-то сделать.

Лундквист предложил:

— Не знаю, насколько я понял причудливый язык Арти, но скоро все выяснится. Дайте мне только немножко вывернуть ему руку…

Тейерхия взмахнул когтистой лапой:

— Нет, у меня есть метод лутше. Иди и приведи еще одна наш кость.

— О, сейчас, — согласился Лундквист, и Грахам услышал в его словах оттенок садистской насмешки.

Лундквист с Эдвардсом вышли и через несколько минут вернулись с закованной в наручники Джеру-Бхетиру.

— Городон! — воскликнула она. — В чем дело? Что они собираются делать с нами?

— Не знаю, Бетти. Они хотят … выудить у меня кое-что мне неизвестное.

— Ты имеешь в виду, что говоришь, будто неизвестно, — поправил его Лундквист. — Вы, два придурка, держите ее покрепче. А вы двое, сходите на кухню за старым столом. И за резаком.

Когда все требуемое принесли, Лундквист сказал:

— О'кей, приятель, я теперь смотри сюда, если ты все позабыл про свои капсулы. И каждую минуту, пока ты будешь вспоминать, я буду отсекать твоей милашке по одному суставу пальцев, пока от них ничего не останется. Все готово?

Они прижали ее руку к старому столу. Она закричала, но на нее не обращали никакого внимания. Лундквист, с плотоядно поблескивающими глазками, посмотрел наверх. Проследив за его взглядом, Грахам увидел звуконепроницаемый потолок. Один из бандитов не спеша достал на всякий случай из кармана пистолет.

Лундквист поднял резак.

 

V

— Подождите, — крикнул Гордон Грахам.

— Да? — отозвался Тейерхия.

Грахам лихорадочно искал выход. Если есть причины верить, что у этих остолопов совсем съехала крыша и они собрались взорвать Землю, или завоевать Солнечную систему, или сотворить еще какое-то сумасбродство, то, может, и следует пожертвовать и собой, и Джеру-Бхетиру. С другой стороны, незачем было позволять ее калечить, только чтобы предотвратить небольшое мошенничество или воровство, которое, скорее всего, и намечалось. Конечно, если он ошибется… Он внутренне содрогнулся и отбросил эту мысль. Пока нужно было сделать все возможное, чтобы как-то взять ситуацию под контроль.

А, вот что можно им предложить!

Его следующее заявление даст ему преимущество, потому что будет почти правдивым.

— Я сказал, что не знаю, — заметил он. — Но я не говорил, что не могу это узнать. Вы же не думаете, что у меня в голове записаны тридцать страниц всяких распоряжений?

— Тавай дальше, расскажи, что ты имеешь в виду, — поторопил Тейерхия.

— Я имел в виду, что если вы дадите мне мои записные книжки и таблицы, я смогу через несколько дней кое-что подсчитать. И потом, вы просите такие данные, для получения которых надо мне и еще дюжине специалистов работать целый год не покладая рук.

Осирианец продолжал настаивать:

— А почему ты просто не сообщишь нам план взрыва капсул? Какая разница, если взрывать их сейчас или в слетующий октябрь?

— Большая разница, — объяснил Грахам. — Надо учесть положение Солнца и Луны, периодичность вращения магмы и кучу других вещей. Вы же не хотите, чтобы ваш новый континент сразу нырнул обратно? Или чтобы побережье Бразилии и Западной Африки погрузилось в воду после землетрясения?

— Отшень корошо, — заключил Тейерхия. — Варшауэр, дай ему бумагу и ручку, пусть составит список того, что ему нужно.

Грахам тщательно все записал, включая не только необходимые справочники и калькулятор, но также большую карту Южной Атлантики и набор чертежных инструментов.

— Возьмите все это у меня в квартире, — посоветовал он. — Только приходите в середине рабочего дня, когда моего брата нет дома. Вот ключ от входной двери.

— Корошо, — одобрил Тейерхия. — А теперь отведите наших костей в их комнаты.

Джеру-Бхетиру увели первой. Грахам шел за ней и, нарочно немного замешкавшись, увидел, что ее комната находится через две двери от той, в которую поселили его.

Уже на следующий день Варшауэр и человек, к которому все обращались как к Хэнку, принесли все, что он просил. С ними пришел Лундквист и сообщил:

— Вот тебе все, приятель. А теперь побыстрее шевели мозгами и не доставляй нам больше хлопот, а то мы в конце концов с тобой разделаемся.

Они стояли рядом, пока он раскладывал бумаги и книги на столе, который тоже ему принесли, и начал свои вычисления. Через час им это наскучило, и они ушли, как обычно, закрыв дверь на замок.

Грахам, наконец, получил возможность осмотреть свой чертежный инструмент. Вот болваны — сперва так тщательно его обыскали и забрали все, что он может использовать как отмычку, а теперь сломя голову бросились выполнять его просьбу и принесли целую гору полезных вещей…

Но так ли они глупы, как кажутся? Нет, надо соблюдать осторожность. Могут нагрянуть в любую минуту и застать его врасплох. И в любом случае они полагаются на гипноз Тейерхии. Думают, что, пока держат заложницей Джеру-Бхетиру, опасаться им нечего.

Он подошел к окну, просунул руку между прутьев решетки и стал ощупывать стену. Дом был снаружи покрыт такой старой штукатуркой, что она начала осыпаться. Может, отковырнуть целый пласт? И тогда удастся сбросить всю оконную раму, вместе с решеткой и прозрачным пластиком? По крайней мере, попробовать стоило.

Он начал осторожно расковыривать циркулем штукатурку. На крышу нижнего этажа во время этой операции посыпалась мелкая серая крошка. Грахам надеялся, что внешний вид дома Аурелио не настолько заботил бандитов, чтобы они это заметили.

Он расковыривал штукатурку довольно долго, пока его не ударила мысль, что охранники могут в любой момент зайти в комнату и проверить, чем он тут занимается. Часы у него забрали, но так или иначе пора было немного передохнуть — что было вполне простительно, так как у него болели руки от напряжения и неудобной позы. В следующий раз он будет считать, сколько штукатурки отковырнул, чтобы иметь представление о прошедшем времени.

Он продолжил заниматься своими вычислениями, пока к нему не заглянул один из стражей, а потом прикинул, как обстоит дело со штукатуркой. Он уже сделал в стене вокруг рамы глубокую борозду, дюймов в десять длиной. Если дело так пойдет дальше… Надо браться за работу. Слава Богу, у него длинные руки!

Через два дня борозда проходила уже вдоль всей рамы. Грахам взялся за прутья и потянул на себя. Рама со скрежетом подалась на два сантиметра, а на подоконник полетели куски штукатурки.

Однако дальше рама не двигалась. Ощупав ее снаружи, Грахам, который раньше понятия не имел об установке оконных рам, открыл, что деревянные наличники снаружи мешают втянуть раму внутрь комнаты. А значит, надо было эти плашки удалить.

Грахам снова осмотрел свой инструмент и решил, что удобнее всего будет орудовать рейсшиной. У ее титановой перекладины были острые углы. Конечно, после таких манипуляций рейсшина сильно потеряет в цене как чертежный инструмент, но с этим уже ничего не поделать. Надо браться за работу.

К следующему дню все четыре плашки наружного обрамления были отломаны, втянуты в комнату через отверстия между прутьями и положены под матрас. Грахам надеялся, что снаружи не очень заметно, как изменился внешний вид окна.

Потом он снова подергал прутья. На этот раз рама подавалась на него настолько, насколько он хотел.

Хотя снимать ее немедленно не следовало. Он задумался, что делать после того, как окно будет открыто: выбраться на свободу, найти ближайший телефон и позвонить Скляру? Или добраться до Джеру-Бхетиру и предупредить ее о своих действиях? Или попытаться взять ее с собой? А может быть, разумнее бежать одному, не связывая себя лишней обузой? Позвонить Скляру и скрытно вернуться назад в комнату, пока все шито-крыто?..

Наконец он решил хотя бы попробовать вызволить Джеру-Бхетиру во время своего бегства. Потому что, если он сбежит один и это обнаружится до того, как он сумеет вызвать полицию, с девушкой здесь может случиться что угодно. Бандиты могут убить ее просто в отместку, или она погибнет в схватке, или, узнав о его отсутствии, они могут забрать Бетти с собой, как уже увезли ее из дома в Бронксе.

Обдумав все, Грахам убрал штукатурную пыль с пола и дождался, пока ему принесли ужин. При этом Эдвардс поинтересовался:

— Как там у тебя с вычислениями? Босс начинает проявлять нетерпение.

— Через пару дней дам ответ, — отозвался Грахам.

Поздно вечером Грахам дождался, пока охранявший вход человек, помаячив какое-то время перед домом, ушел спать. Потом он осторожно потянул на себя решетку и полностью снял раму. Она, вместе с пластиком и прутьями, оказалась куда тяжелее, чем он предполагал, настолько, что у него чуть руки не отвалились, пока он медленно опускал ее на пол. К счастью, звуконепроницаемый потолок ему помог — если он приглушал шум, идущий в комнату Грахама, то же происходило и с шумом, идущим изнутри.

После этого он положил циркуль в карман и перекинул ногу через подоконник. На его удачу, уклон крыши был всего около тридцати градусов, и по ней можно было передвигаться, не рискуя сломать себе шею.

Окно рядом с его комнатой было открыто настежь. Пустовала ли эта соседняя комната, или кто-то в ней наблюдал за ним?

Сунуть ненадолго голову в окно и проверить, кто там есть, или окликнуть снаружи не было возможности. Ни эта, ни какая-то другая подобная идея, которая могла осенить такого практичного молодого ученого, как Грахам, не пришла ему в голову. Поэтому он осторожно сполз к нижнему краю крыши и, дюйм за дюймом, пополз по кровельной дранке мимо окна.

По-прежнему стояла тишина. Волосы у него на голове за несколько дней немного подросли, и кожа под шлемом сильно зудела, но почесаться он никак не мог.

Он вскарабкался по скату крыши к окну Джеру-Бхетиру и тихонько постучал в стекло.

— Городон? — послышался свистящий шепот.

— Да. В-возьми это. — И он передал ей циркуль. — Подумай, как тебе высунуть руку наружу и расковырять штукатурку, пока за тобой не наблюдают, чтобы снять окно.

— Не знаю, — сказала она. — Дай я попробую. — Она высунула руку и начала царапать штукатурку, как делал раньше он.

Однако скоро стало ясно, что и сил ей не хватало, и работала она медленнее. Кроме того, иголка циркуля за последние дни затупилась. Грахам сказал:

— С такой скоростью тебе и шести месяцев не хватит, чтобы снять окно, а я не могу так долго водить их за нос.

— А ты не можешь каждую ночь приходить сюда и немного отковыривать?

— Тоже ничем не лучше, они наверняка рано или поздно меня поймают. Подумай сама, тот, кто охраняет вход в дом, может появиться здесь в любую минуту.

— Ну и что же тогда?

Несколько секунд они молчали. Наконец Грахам сказал:

— Если вынудить их привести тебя в мою комнату, мы могли бы убежать через мое окно. Ты не можешь к кому-нибудь из них подластиться? Навешать лапши на уши?

— Даже не знаю. Этого Эдвардса не назовешь очень симпатичным.

— Ну, может… скажи ему, что я твой любовник и ты с ума сходишь, если не… видишь меня несколько дней. Скажи поубедительнее. Предложи ему свое прекрасное гипсовое тело, если понадобится.

— Предложить ему — ЧТО? Я думала, что гипс — это минерал.

— Не важно. Пусть будет побольше разных женских хитростей. Ты ведь знаешь, что это такое, не правда ли?

— Думаю, у меня получится. А когда надо это сделать?

— Лучше всего в середине дня, когда они все торчат на пляже. Если мы вылезем из моего окна, то спрыгнем с крыши и перебежим на нудистский пляж.

— Что за нудистский пляж?

— Загородка для людей, которые любят плавать нагишом. Такие есть на всех пляжах. Надеюсь, мы оттуда сможем позвонить по телефону, да и вообще там достаточно много народу, чтобы бандиты не решились нас преследовать или поднять стрельбу.

— Очень хорошо. Я попробую.

После этого Грахаму представилась возможность взять Джеру-Бхетиру за руку, прижать ее к губам и поклясться в вечной любви на манер Ромео. Но ему пришло в голову, что ни его любовь, ни он сам долго не протянут, если его в этот момент увидит охранник бандитов. Поэтому он удовольствовался простыми словами:

— В-вот и хорошо. До встречи.

Пробраться обратно в комнату ему удалось без происшествий. Он только начал ставить окно на прежнее место, как услышал, что дверь открывают.

Грахам сильно толкнул раму, втолкнув ее в проем с глухим стуком, и вытянулся на кресле как раз перед тем, как дверь открылась. Когда Варшауэр просунул голову в комнату, Грахам был погружен в вычисления так же, как обычно.

— Все в порядке? — спросил Варшауэр.

— О… да, конечно.

— Мне послышался какой-то шум…

— Может, и был шум, но не здесь. — Грахам забеспокоился, понимая, что пол покрыт пылью после водружения рамы на прежнее место, а убрать ее у него времени не хватило. Варшауэр наверняка заметил, что его подопечный немного не в себе, а самому Грахаму, с его воспаленным воображением, горстки пыли казались россыпями каменного угля на чистом снегу. Он старался не смотреть в ту сторону.

— Ладно, тогда о'кей, — буркнул Варшауэр и ушел.

Зуд на голове беспокоил Грахама все сильнее, но он не решался снять защитный шлем и почесаться. Не то чтобы он принял близко к сердцу предостережения Скляра, просто боялся, что не сможет надеть шлем обратно соответствующим образом. Хорошо хоть, он успел убрать крупные куски штукатурки, упавшие из оконного проема.

На следующий день время, как обычно, тянулось медленно. После обеда Грахам навострил уши. Вдруг Джеру-Бхетиру удалось убедить Эдвардса, что ей необходимо побывать у ее так называемого любовника? Хотя почему «так называемого»? В старом, романтическом смысле он и был ее любовником.

К несчастью, небо затянуло облаками, и пляж почти пустовал. Вскоре после обеда заморосил дождичек и прогнал немногих оставшихся смельчаков. Но еще через час ветерок унес тучи, и выглянуло солнце. Грахам предпочел бы подождать до следующего дня, но не имел возможности перекинуться хоть словом со своей подругой по несчастью. Он пожалел только, что не сделал попытки к побегу раньше, в хорошую погоду. А теперь, если зарядят дожди, удобный случай представится не скоро…

Прошло еще несколько томительных часов. Никаких признаков Джеру-Бхетиру, дочери Джере-Лагиле из Катай-Ихогораи, не было.

Потом замок щелкнул, и вошла девушка, а за ней Эдвардс.

— Д-дорогая! — воскликнул Грахам, протягивая к ней руки. Они заключили друг друга в объятия, а Грахам отметил про себя, что рассказы об эффекте, который производят поцелуи кришнанок, далеко не выдумки. Грахаму не было нужды притворяться, да и Джеру-Бхетиру, судя по жару, исходившему от ее тела, тоже. Он и без крайней нужды с удовольствием занимался бы этим каждый день…

Наконец он нашел в себе силы прервать очередной длинный поцелуй и сказал Эдвардсу:

— Почему бы тебе… э-э… не подождать немного за дверью?

Эдвардс с легкой улыбкой посмотрел на кровать, потом перевел взор на Грахама:

— Не, не выйдет. Босс этого не любит. Если хотите чем-то заняться, делайте это при мне.

А может, и правда? Среди французов, например, в незапамятные времена не считалось зазорным заниматься любовью на людях, хотя иностранцы над ними и посмеивались.

Пока он раздумывал, что делать дальше, Джеру-Бхетиру напряглась в его руках и с выражением ужаса на лице обернулась к окну.

— Что это такое? — прошептала они, отталкивая Грахаму и бросаясь к окну. — О, мои предки! Что происходит?

— В чем дело? — рявкнул Эдвардс, двинувшись за ней.

Грахам быстро оценил ситуацию и взялся за свою чертежную доску. Подняв ее боком, чтобы не мешало сопротивление воздуха, он со всей силы опустил край доски на рыжую голову Эдвардса. Тот краем глаза успел увидеть опасность и потянулся рукой к кобуре, но было слишком поздно. Раздался треск раскалывающегося дерева. Когда Эдвардс рухнул на пол, Грахам обнаружил, что довольно прочная доска раскололась пополам.

Он оттолкнул тело с дороги, даже не посмотрев, жива его жертва или нет, и схватился за прутья решетки. Сильный рывок — и рама подалась внутрь.

— Давай сюда, — тихо сказал он. — Двигайся быстро, но без шума. — Он перелез через проем и спустился на скат крыши. — Не прыгай с края! Держись за водосточный желоб руками, как я, потом повисни на руках и разожми их. До земли останется не больше метра.

Он слез первым и, стоя на песке двора Аурелио, поймал ее. Потом, держась за руки, они побежали к берегу, а затем повернули налево. У входа на участок для нудистов они немного перевели дух и посмотрели назад. Никаких признаков погони не было.

Вход на участок для нудистов представлял собой проход между двумя заборами в виде буквы L, чтобы человек, стоящий снаружи, не мог увидеть, что происходит внутри. Они прошли по этому повороту и увидели в нескольких метрах еще один внутренний заборчик, заканчивающийся рядом запирающихся шкафчиков и стойкой, за которой сидел человек. Дальше на песке лежали несколько не успевших толком загореть купальщиков.

— Эй, — окликнул их человек за стойкой. — Здесь так нельзя! Сюда не принято заходить в одежде! Оставьте ее в этих шкафчиках.

— Ладно-ладно, — успокоил его Грахам. — Я только хотел…Пу-уф… Пу-уф… — Он никак не мог отдышаться.

— Чего вы хотели?

— Позвонить по теле… Пу-уф…

Он замолк, и они со служителем пляжа замерли, постепенно узнавая друг друга. Это был один из членов банды Тейерхии, которого звали Хэнком.

Не успел Грахам и глазом моргнуть, как рука Хэнка скользнула куда-то вниз. Через секунду он направил на беглецов пистолет, загораживая происходящее спиной, чтобы купальщики ничего не могли увидеть.

— Не двигайтесь, — сказал он. — Стойте как стоите. — Потом он набрал номер на своем наручном телефоне. Послышались обрывки разговора: — …придите-ка посмотрите … да… держу на мушке…

Через пять минут Гордон Грахам и Джеру-Бхетиру шли обратно к дому Аурелио в сопровождении Лундквиста и Варшауэра, прятавших под пиджаками направленные на беглецов револьверы.

В доме их отвели в гостиную, где находились Тейерхия, Адзик и один человек, имени которого Грахам не знал.

— Ну? — спросил Лундквист. — Как там Джим?

— Отдал контссы, — прошипел Тейерхия.

— Фуф, — охнул Лундквист. — Что ж, эти двое за него заплатят. — Он поставил револьвер на предохранитель и взял его за ствол.

— Нет, — остановил его Тейерхия. — Они нам еще нужны…

Но, несмотря на эти слова рептилии, рукоятка револьвера просвистела в воздухе и опустилась на голову Грахама с глухим, но отчетливым металлическим «бонк!». У Грахама искры из глаз посыпались, он покачнулся, хотя шлем и тонкий слой резины под париком немного смягчили удар.

— Остановись! — резко крикнул Тейерхия. — Может, потом, но не сейчас!

Лундквист опустил руку и внимательно посмотрел на Грахама. Через пару секунд он проговорил:

— Непонятки какие-то. Что-то у этого подонка с головой. — Он подошел поближе и постучал по черепу Грахама костяшками пальцев. — Так и есть. — Он начал водить пальцами у края волос, пока не подцепил ногтями парик. Лундквист резко дернул, шлем и парик с хлопком слетели с головы неудачливого беглеца.

Грахам поднял руку. По крайней мере, теперь он мог почесаться. У него отросли жесткие волосы, примерно в полсантиметра длиной, и к тому же они были покрыты остатками клея, которым Скляр прикрепил шлем.

— Итак, — сказал Тейерхия, — теперь знаем, почему он ничего для нас не сосчитал. Я получил указания от Свана, и он дал нам последний шанс. Поэтому рисковать нельзя. Убей их.

— То есть прямо сейчас? — уточнил Лундквист. — Почему бы немного не подождать и не позабавиться?

— Откладывать рискованно. Этот человек опасен. Он сильнее, чем кажется. Закрой окна и застрели их прямо сейчас. А если тебе это не нравится, я и с тебя шкуру спущу.

Джеру-Бхетиру бросила отчаянный взгляд на Грахама. Он решил, что так просто им не дастся, а сначала бросит в них что-нибудь или попробует одного из них придушить, даже если его в это время убьют. Он напрягся для прыжка.

Лундквист начал закрывать окна, а молчавший до того Адзик подал голос:

— Подождите.

Затем последовал оживленный диалог тотианца с его приятелем-рептилией на неизвестном Грахаму языке.

Наконец Тейерхия произнес:

— У нас есть идея получше. Теперь он без своего шлема, и мы можем его использовать. — Осирианец придвинул свою чешуйчатую морду к лицу Грахама. — Крахам!

— Да? — отозвался Грахам. Эти зеленые глаза, казалось, прожигали его насквозь. Все вокруг словно погрузилось в серый туман, и остались только эти глаза, смотрящие на него через узкие щелочки.

— Повторяй за мной: я, Кортон Крахам…

Последовала прежняя процедура принесения клятвы, но с некоторыми отличиями. Теперь после каждой фразы Грахам чувствовал, словно какие-то невидимые, но прочные оковы парализуют его волю к сопротивлению. Он напрягал все душевные силы, пытаясь противостоять этой атаке, но сделать это ему было не легче, чем обычному человеку застрелить собственную мать.

— А теперь, — сказал Тейерхия, — ударь Тшеру. Сильно.

Грахам не хотел выполнять этот приказ, но что толку? Так столкнувшийся с опасностью человек только бессильно моргает, не в силах что-то предпринять. Грахам шагнул к Джеру-Бхетиру и, несмотря на ее пронзительный взгляд, замахнулся и нанес ей сильный удар в челюсть. Хлоп! Она упала и осталась недвижно лежать на полу.

— Вот теперь он все понял, — сказал Тейерхия.

— Все равно может притворяться, — процедил сквозь зубы Лундквист.

— Нет, точно коворю. — Тейерхия выразительно постучал себя когтем по шишковатому черепу. — А теперь, Крахам, расскажи нам, кто тебя сюда послал с этой штуковиной на твоей колове.

— Рейнольд Скляр. Констебль Всемирной Федерации.

— Отшен хорошо. Сейчас ты поедешь с моими людьми до окраины корода. Потом ты пойдешь в кород, найдешь Скляра и убьешь его. Ты понял?

— Понял. — Хуже всего, что он действительно понял, что это приказ, который надо выполнить. Он знал, что теперь убьет Скляра при первой же возможности, не гнушаясь никакими средствами, и не сможет никаким образом предупредить свою жертву.

— А кокта убьешь Скляра, — продолжил осирианец, — то сразу же после этого убьешь себя. Тебе ясно?

— Да, — сказал Грахам.

И его вывели. Он даже не оглянулся на распростертую на полу девушку, которую недавно так любил.

 

VI

Гордон Грахам вышел из метро и, как робот с дистанционным управлением, пошел в район 50-х улиц, к отелю, в котором жил Скляр. Основная часть его сознания была занята предстоящим убийством. Например, следовало быть осторожным, не волноваться и не выпустить в констебля всю обойму, оставить для себя хоть один патрон. И в себя он должен выстрелить правильно, под ухом. Иногда люди стреляют себе в висок и остаются жить, только слепыми…

Между тем другая часть его сознания, словно узник в клетке, настойчиво, хотя и тщетно, пыталась установить контроль над телом, но вынуждена была довольствоваться ролью безучастного зрителя и лишь наблюдать со стороны, как это преступное тело безропотно подчиняется приказу. В чем бы ни заключался так называемый осирианский гипноз, он подействовал, это и дураку было ясно. А другие члены банды Тейерхии? Не находятся ли они тоже под воздействием гипноза? Когда-то Айвор Грахам рассказывал Гордону, что осирианцы обещали не использовать на Земле без разрешения свои сверхъестественные способности. Но если они нарушили эту клятву, нет никакой возможности физически им противостоять.

До отеля оставалось совсем недалеко.

А почему они не сделали то же самое с Джеру-Бхетиру? Но он тут же вспомнил, как читал где-то, что из всех по-настоящему разумных существ земляне легче всего поддавались такому воздействию. А кришнанцев можно было загипнотизировать лишь на короткое время…

— Нет, — покачал головой клерк за стойкой отеля «Балдвин», — мистера Скляра сейчас в номере нет.

— Я подожду, — сказал Грахам и сел в одно из видавших виды кресел.

Прошло несколько часов.

По-прежнему независимая часть сознания Грахама билась о стены его психологической тюрьмы, а другая половина терпеливо ждала свою жертву. Снаружи давно стемнело, а его желудок все настойчивее просил пищи, но он сидел, спокойный как статуя, в изъеденном молью кресле и ждал.

Наконец вошел Рейнольд Скляр. Он и Грахам увидели друг друга одновременно. Констебль изумленно вскинул брови, но тут же шагнул вперед, протягивая руку в приветствии.

— Добрый вечер, приятель! — воскликнул он. — Не ждал тебя так скоро. Пойдем в мой номер, поболтаем, а?

Грахам улыбнулся, механически ответил: «Привет» и поплелся за констеблем к лифту. Пока все шло легко. А когда лифт начнет подниматься, надо будет просто вытащить пистолет и выстрелить в Скляра — несколько раз. В обойме лежало девятнадцать патронов, и любого из них было достаточно, чтобы оторвать у человека руку, поэтому нескольких выстрелов вполне хватит. Затем — дуло к уху, и его мозги разлетятся по кабинке лифта, а приказ тем самым будет выполнен до конца.

СТОЙ! ПОДОЖДИ! ОДУМАЙСЯ! — кричала другая его половина, но тщетно. Эта часть его сознания так же не имела сил повлиять на происходящее, как зритель в кинозале — на происходящее на экране.

Двери лифта открылись. Грахам вспомнил, что не должен вызвать никаких подозрений.

Скляр посторонился и пропустил Грахама, потом зашел вслед за ним и нажал кнопку 9-го этажа. Двери медленно закрылись, и лифт начал подниматься.

Грахам вытащил из кармана правой рукой пистолет, но не успел он нажать на курок, как перед его глазами мелькнула дубинка в руке Скляра, потом опустилась ему на голову со скоростью нападающей змеи…

Когда он очнулся, голова у него болела так, словно кто-то ввел в нее капсулу проекта Гамановия и взорвал атомный заряд. К тому же у него во рту было такое ощущение, словно туда спускал свои отходы нефтеперерабатывающий завод. Он лежал на койке лицом вверх. Когда он попытался повернуть голову, то понял, что к ней привязано проволокой что-то, ограничивающее движения.

— Лежите спокойно, — произнесла женщина рядом с его кроватью. Потом она — должно быть, это сиделка, понял Гордон, — позвала: — Мистер Скляр!

— Иду, — ответил знакомый энергичный голос.

Сиделка добавила:

— Только лежите спокойно, мистер Грахам, чтобы мы могли снять с вас психоинтегратор. — Послышались металлические звуки, и с его головы сняли какой-то шлем.

Он сел на койке, чуть не упав на пол от головокружения.

— Ч-что… — еле слышно пробормотал он.

Волосатая мускулистая рука поддержала его за плечо.

С большим трудом Грахам промолвил:

— Как… как ты узнал…

— По твоим коротким волосам. Я сразу понял, что на тебе больше нет парика, и ждал, что ты что-то такое выкинешь.

— Н-никогда не думал, что буду так рад, когда меня ударят по голове. С-сейчас я в безопасности?

— Конечно. Для того мы и включали психоинтегратор. Классная штуковина. Ты лежишь в больнице Бюро расследований Всемирной Федерации на Лонг-Айленде. А теперь давай быстро расскажи мне, что с тобой случилось и где прячется эта банда.

Грахам сдвинул брови и напряг свою память. Ему казалось, что все последние события случились давным-давно.

— Дай подумаю… Дом Джозефа Аурелио, что-то вроде Атлантик-авеню в Бей-Хеде, Нью-Джерси… — И он начал рассказывать обо всем, что с ним приключилось.

Не успел он произнести и нескольких фраз, как Скляр набрал на своем телефоне номер и отдал несколько распоряжений.

— С-собираешься туда? — спросил Грахам.

— Да, конечно.

— Возьми меня тоже с собой.

— Ничего не получится. У тебя все еще неустойчивое сознание, можешь не выдержать.

— О, нет, я выдержу! Ты забыл, что моя девушка все еще у них.

— О-ох. Пускай пошло все прахом, но с нами будет Грахам… Ладно, поехали.

Небольшая группа машин Бюро расследований Всемирной Федерации шла на небольшой высоте над заливом Барнегад — сверху он казался блеклой полоской на фоне темной земли. Грахам видел другие машины только благодаря их полетным огням.

Он то и дело вспоминал недавние события и восклицал:

— Ну что же я сделал неправильно?

— Ты держался молодцом. Для человека без специальной подготовки ты на редкость хорошо все усвоил. Никак не ждал от тебя такой прыти. Мне казалось, что ты весь витаешь в облаках. А тот случай на нудистском пляже, когда вы наткнулись на члена банды, просто нелепая случайность. Сам-то я не уверен, что на твоем месте попытался бы спасти и девушку, но ты такой молодой и романтичный! Я и Варнипаза послал в Южную Америку только потому, что он для такой работы слишком романтичен, будь он проклят.

— Так ты не думал, что он что-нибудь сделает?

Скляр издал горловой хе-хекающий звук:

— Этот остолоп? Нет. Сам подумай: он и на Земле как следует не освоился, хотя и провел здесь два года. К чему лишние хлопоты? Вот я и решил, что проще всего отослать его куда подальше, чтобы не путался под ногами. А что касается тебя, то через пару лет тренировок и пробных заданий мы можем сделать из тебя полноценного констебля. Как тебе этот вариант?

— Даже не знаю, — усомнился Грахам. — И потом, я уже столько лет готовился стать геофизиком.

— Конечно-конечно. Не надо бросать это дело. Жаль, неизвестно, кто у них этот Сван, о котором говорил Тейерхия. Если бы мы только это знали! Ты уверен, что он сказал «Сван»?

— Да, по крайней мере, это звучало как «Сван». Конечно, с его акцентом это могло быть и другое слово.

— Разумеется. От этих ящериц хорошего английского не дождешься, совсем как от меня, человеческое произношение им в принципе недоступно. «Сван», говоришь? Скажи-ка, сколько человек из проекта Гамановия ты знаешь?

Грахам задумался:

— Знаю всех из нашего Колумбийского университета, и со многими встречался в Рио. Это было прошлой зимой. Я познакомился с Соузой, их большим начальником, с Бенсоном, Ногами, Абделькадером и ван Шаком… Пока могу вспомнить только эти имена.

— Умница, опять хорошо поработал головой. Вот мы и прибыли. Помни, если мы приблизимся к ним, и среди них окажется этот осирианец, не встречайся с ним взглядом.

Машины маневрировали четко, как на параде. Три из них зависли над домом Аурелио, а другие четыре спустились на ближайшие улицы. Когда винты остановились, из машин вылезли люди в униформе и стали скрытно приближаться к дому.

Скляр и Грахам шли сразу за ними. Скляр прошептал:

— Только не волнуйся и не выстрели в спину кому-нибудь из наших. Очень получится некрасиво. Вообще, стрелять можно только для спасения собственной жизни или для предотвращения побега преступников.

— Не буду стрелять, — пообещал Грахам.

— А теперь постоим здесь немного, — сказал Скляр. — Скоро поймешь, что ожидание еще хуже самого боя.

Грахам стал ждать, сердце его бешено колотилось.

Примерно четверть часа ничего не происходило. Где-то за соседним домом, невидимый, шумел прибой. Над головой по-прежнему глухо рокотали двигатели машин.

Потом тишину разорвал свист. Сразу вспыхнуло множество огней: прожектора машин в небе, фонарь на парашюте и несколько фонарей на земле. Прозвучали выстрелы, раздался звук лопнувшего пластика в окне — вроде разбитого стекла, только глуше.

Потом снова наступила тишина, а дом так же был освещен огнями. Захлопали открывающиеся окна в соседних домах, их хозяева недоуменно переговаривались.

— Что это было? — спросил Грахам.

— Газ. — Скляр посмотрел на часы. — Хотя боюсь, что его разогнали своими винтами наши ребята наверху. О'кей, пошли. На-ка, прижми это себе к носу поплотнее и старайся не дышать ртом, а то сам не заметишь, как потеряешь сознание.

Послышался треск дерева, когда эмфэбээровцы начали ломать входную дверь. Между тем Грахам, держась позади Скляра, подошел к дому, наполненному — несмотря на хорошую звукоизоляцию — топотом ног по лестницам и этажам и звуками производимого обыска. Свет уже был везде включен. От газа у Грахама жгло в глазах.

— Никого нет, — сообщил человек в униформе.

В следующие полчаса Грахаму не оставалось ничего другого, как стоять в сторонке, чтобы не мешать снятию отпечатков пальцев, осмотру мебели и другим поискам каких-то следов пребывания бандитов.

Наконец, не выдержав, он сказал Скляру:

— Сдается мне, что они оставили этот дом вроде ловушки для нас.

Скляр, попыхивая своей обычной сигаретой, пожал плечами:

— Конечно, мы это сразу поняли, как только сюда вошли. Но ты же понимаешь, нам все равно надо здесь все проверить.

Грахам, уже сильно уставший и приунывший, поднялся по лестнице. Тело Эдвардса было убрано, хотя кем и когда, оставалось неизвестным. Треснувшая чертежная доска все еще лежала на полу, где ее и оставили.

Грахам прошел в комнату, которую занимала Джеру-Бхетиру, надеясь найти какие-то ее следы, которые пропустили сотрудники службы безопасности.

Но в ее комнате так же не оказалось ничего существенного, как и во всех остальных. Кровать была отодвинута к стене, а коврик отброшен во время осмотра в сторону детективами, которые потом ушли отсюда по другим своим делам.

Тем не менее, Грахам внимательно обследовал комнату. Он осмотрел пол, и его внимание привлекли еле заметные полоски там, где лежал коврик.

Грахам повертел в разные стороны головой, чтобы пока не нашел точку, при которой блики от лампы под потолком помогали лучше разглядеть блеклые буквы, нанесенные каким-то пигментом немного отличного от пола цвета. Он прочитал слово:

РИО

— Эй, Скляр! — крикнул он. — Иди сюда!

Констебль быстро взглянул на надпись, наклонился и осветил ее карманным фонариком.

— Кровь, — сказал он. — Должно быть, твоя подружка нарочно порезалась и написала это для нас. Хорошая малышка. Эй, кто там осматривал эту комнату?

Через несколько секунд шкафообразный детектив пролепетал:

— Я, сэр.

— Твое имя? — угрожающе спросил Скляр.

— Шиндельхейм. Полицейский, первого разряда.

— Вот это, — указал на пол Скляр, — будет включено в рапорт о твоем служебном несоответствии. Что там еще?

— Мистер Скляр, — доложил кто-то, — один из местных полицейских прилепил уведомления о штрафе за то, что мы оставили на улице машины с прикрепленными винтами.

Скляр нетерпеливо повел плечами:

— Займешься этим, Рот. Мы возвращаемся в город, а потом летим в Рио. Пошли, Грахам. Сколько тебе нужно времени, чтобы собраться в Южную Америку? Можешь встретиться со мной в аэропорту завтра в полседьмого? Вот и отлично.

 

VII

Самолет летел с достоинством парящего в воздухе тяжеловесного кондора, и в иллюминаторе рядом с Грахамом показался огромный залив Гуанабара. Ему доводилось бывать раньше в Сан-Себастьяно Рио-де-Жанейро, но он никогда не мог сдержать трепета, приближаясь к красивейшему мегаполису мира.

Внизу и впереди, подобная огромному вееру, раскинулась бухта, с грядами островов на переднем плане и чередой мелких бухточек за ними. Дальше лежал сам город, протянувшийся от неровной линии берега до лесистых долин и предгорий, переходящих в торчащие как зубцы гребенки горы. Когда самолет пошел на посадку, Корковадо и другие вершины заслонили горизонт.

Даже Рейнольд Скляр, чувствительность которого Грахам оценивал на уровне черепах Теофило Марча, проговорил:

— Это нечто, парень!

Скоро стала хорошо видна белая полоса пляжей и за ней четко прорисованные диагонали улиц с рядами сверкающих небоскребов. Прямо перед ними вытянулся взлетно-посадочной полосой в залив, словно приветственно протянутая рука, аэропорт. Когда самолет опустился еще ниже, город в виде карты преобразился в непрерывную череду домов, освещенных ярко-розовым восходящим солнцем, и зеленые нитки прибрежных бульваров, по которым скользили тысячи блестящих точек — автомобилей. С другой стороны стрекотали направлявшиеся к посадочной площадке машины-вертолеты, вращая винтами, словно гигантские стрекозы, послушные своим владельцам.

Наконец красоты посадки остались позади, и к самолету подали трап. Скляр и Грахам прошли по переходу в зал ожидания, где их встретил высокий, широкоплечий, улыбающийся молодой человек ярко выраженной восточной внешности, с густой шевелюрой. После секундного замешательства Грахам узнал Варнипаза бад-Саваруна, все еще в его земном облике.

Когда они обменялись рукопожатиями, Варнипаз поинтересовался:

— Вы уже завтракали?

— Нет, — ответил за двоих Скляр.

Они прошли в ресторан и сделали заказ.

— Ну, — спросил Скляр, — что ты тут нарыл?

— Сначала, — стал рассказывать Варнипаз, — я связался с местной полицией, как и было приказано. Потом просчитал варианты. Если эта банда в Северной Америке воспользовалась для своего прикрытия неким культом, то и здесь, в Южной Америке, как мне показалось, она могла прибегнуть к такому же приему. Поэтому я обошел в городе все собрания разных мелких группировок и культов — космотеистов, бразило-израилитов, индуистское общество абсолютной истины, союз за отмену кофе и тому подобную дребедень. — Он сокрушенно покачал головой. — Вы, земляне, можете называть нас, кришнанцев, отсталыми, но у вас здесь тоже порой творятся странные вещи… Ладно, так или иначе у меня есть списки некоторых из этих обществ. — Он достал из сумки толстую пачку бумаг. — Думаю, если сравнить эти списки с перечнем специалистов проекта Гамановия, можно найти что-то любопытное.

— Должен попросить у тебя прощения, — заметил Скляр, просматривая бумаги.

— За что?

— Ляпнул как-то, что не бывать тебе констеблем Всемирной Федерации. По-настоящему тебя надо было звать Шерлок бад-Холмс. Если только захочешь подать заявление на прием в нашу школу… На-ка, возьми, Грахам. Тебе ведь известно, кто работал над проектом.

— Всех не знаю, — предупредил Грахам, — но в любом случае посмотрю. — Он начал просматривать списки и скоро воскликнул: — Хомер Бенсон! Ну, Хомер Бенсон — правая рука Соузы, я его оч-чень хорошо знаю. То есть если это тот самый Бенсон.

— Возможно, он, — сказал Скляр. — Вряд ли в Рио много людей с такими именами. Что это за список?

Грахам посмотрел на заголовок:

— Соци… Как это прочитать?

Скляр взял у него бумагу:

— Sociedade Homagem ao Cortereal. Общество почитателей Кортереала. А кто он такой?

Варнипаз объяснил:

— Жоао Вас Кортереал, мореплаватель. Кое-кто считает, что он открыл Америку до Колумба. Они относятся к подобным идеям очень серьезно. Когда я попытался им объяснить, что в Америке еще раньше побывали скандинавские викинги, они отказали мне в приеме в это общество.

Скляр спросил Грахама:

— Есть в этих списках еще кто-то из проекта?

Грахам некоторое время молча просматривал бумаги. Дойдя почти до конца, он сообщил:

— Вроде узнал двоих: Виейра и Вен.

— Кто они?

— Гаспар Виейра — один из местных, химик. Вен Пан-джао — китайский математик. Познакомился с ними обоими, когда был здесь в прошлом году. Хотя вообще знаю их мало.

Скляр побарабанил пальцами по столу:

— Пойдемте со мной, оба. Надо мне зайти в местную полицию, а времени у нас в обрез.

Они поймали такси. Скляр велел водителю ехать к штаб-квартире проекта Гамановия на Прая-де-Фламенго в районе залива Ботафого. По пути он попросил Грахама:

— Проверь еще раз списки. Там могут быть и другие.

Одна из знаменитых автомобильных пробок Рио задержала их на полчаса, благодаря чему Грахам успел просмотреть все бумаги.

— Б-больше никого не нашел, — заявил он, — но это ничего не доказывает. Нам нужно получить в отделе персонала проекта Гамановия список всех сотрудников и потом проверить все эти списки заново.

— Это не проблема, — отозвался Скляр. — Мы как раз приехали.

Они вошли в здание, назвали свои имена в приемной и через несколько минут сидели в кабинете Соузы. А в это время его личная секретарша и еще шесть девушек в соседней комнате начали сверять списки.

Пока то да се, Соуза и его гости немного побеседовали. Грахам с трудом улавливал суть разговора, потому что Скляр по-португальски тараторил очень быстро, но с неважным произношением, а португальский Варнипаза, как и его английский, был даже слишком правильным. Сам же Грахам мог на языке Рио только читать, а говорил едва-едва. И когда рядом слышались носовые португальские звуки, он становился беспомощным.

Скоро вошла секретарша Соузы с пачкой бумаг.

— Синьор Пауло, — отчиталась она, — в одном из списков Механофилософского общества мы нашли имя синьора Гессинга.

— Что? — переспросил Скляр.

Варнипаз объяснил:

— Там собираются почитатели машин. Можешь сходить на одну их службу и посмотреть: на алтаре стоит какая-то механическая штуковина, со всякими там шестеренками, расчалками и разноцветными лампочками. Насколько я заметил, там ничего особенного не происходит. Они просто кружатся на одном месте, а потом падают на колени и молятся. Но каким-то образом благодаря этому приходят в экстаз. Вы, земляне…

— Это все? — перебил Скляр.

— Все, — ответила секретарша.

— Хорошо. У меня есть небольшой метаполиграф — детектор лжи — и его можно подсоединить проводами сразу к четырем испытуемым. Синьор Пауло, пригласите, пожалуйста, сюда синьоров Бенсона, Гессинга, Виейру и Вена.

В ожидании прихода этих сотрудников Скляр занялся своим метаполиграфом. Он спросил Соузу:

— Не возражаете, если поставлю его на ваш стол?

— Ну… не возражаю.

— Obrigado. Сейчас мы этот орешек расколем, потому что и короткий, и долговременный гипноз против этого устройства бессильны.

Один за другим пришли вызванные эксперты. Добродушный старый Бенсон появился первым, за ним в дверь протиснулся громадина Вен с его словно приклеившейся к губам улыбкой. Следующим пришел толстяк Виейра, а последним прибыл лысый мужчина с пышными длинными усами, которого Грахам до того не видел.

Как только кто-то приходил, Соуза представлял сидящих в кабинете: «Это мистер Скляр, мистер Грахам и мистер Мюллер» (именно таким был псевдоним Варнипаза). Когда зашел последний человек, он представил его как «доктора Гессинга», произнеся последнее слово как «Жессинг», как это принято по-португальски.

Владелец этой фамилии вежливо поправил босса, пробормотав что-то вроде «Йессинг».

Приклеенная улыбка Вена стала еще шире:

— Рональд всегда просит, чтобы мы произносили его имя по-норвежски. А я уже давно оставил попытки научить людей правильно произносить мое имя. На самом деле оно звучит как «Ван», но они чаще говорят «Вен».

— Тогда почему ты произносишь его как «Ван»? — спросил Виейра.

— Потому что по-китайски буква «е» всегда произносится как «а», если только перед нею или после нее нет гласной…

Скляр выразительно кашлянул и прервал его:

— А теперь, джентльмены, мы побеседуем о кое-каких недавних событиях. Они связаны с вопросами веры. С вашего разрешения я подсоединю к вам этот метаполиграф и буду задавать вам вопросы, ответы на которые крайне важны. Вы понимаете, что не обязаны отвечать и даже соглашаться на подсоединение метаполиграфа. Но вы лояльные сотрудники Всемирной Федерации и, я уверен, готовы к сотрудничеству. Не так ли? — В последних его словах прозвучала легкая угроза.

Возражений не последовало. Скляр прикрепил датчики от детектора лжи к головам, запястьям и лодыжкам четырех человек. Потом он сел за стол Соузы и начал задавать вопросы:

— Известно ли кому-нибудь из вас о группе, возглавляемой инопланетянами, которая хочет вмешаться в работу над проектом?

Грахам, немного согнув шею, увидел, что стрелки всех четырех циферблатов остались на месте, когда испытуемые по очереди ответили:

— Nгo.

— Не вступали ли в контакты с какой-нибудь подобной группой?

— Nгo.

— Известна ли вам хоть одна группа, выступающая против проекта Гамановия?

— Nгo.

— Знаете ли вы о каких-либо планах взрыва капсул раньше предполагаемого срока?

— Nгo…

Стрелки по-прежнему стояли без движения. Через полчаса Скляр сдался и снял датчики.

— Ложный путь, — сказал он. — Похоже, следующее интервью у нас будет с Теофило Марчем, который разводит черепах. Он сейчас не на острове Вознесения?

— О, — воскликнул Соуза, — с синьором Марчем встретиться не получится.

— Почему? Он что, умер?

— Нет, он продал остров. Эти скалы купил один Americano do Norte по имени Аурелио, и вместе с ними наш договор. Думаю, черепашья ферма Марча сохранилась, как и хозяйство связистов на Зеленой Горе, но теперь вряд ли имеет смысл…

Скляр поймал взгляд Грахама, в голове которого словно вспыхнул яркий свет.

— Э! — вскричал Грахам. — Это человек, о к-к-к…

— Попробуй сначала, — сказал Скляр.

— О к-к-к…

— Сначала свистни.

— Человек, о котором говорили в банде. Ты помнишь, что это что-то вроде «Свана»? Конечно, они имели в виду доктора В-вена, судя по тому, как он произносит…

— Держите его! — Скляр потянулся к кобуре.

Но легче было остановить носорога. Огромный китаец оттолкнул руками Гессинга и выскочил в дверь, захлопнув ее за собой. Когда остальные подскочили к ней, то услышали лишь топот ног по коридору, а когда открыли, то успели увидеть, как он скрылся за углом.

— Похоже, он направляется к пункту связи. Ему нужен пульт управления, — предположил Соуза.

Грахам, самый молодой из преследователей, бежал впереди. Он по прошлым визитам в Рио знал, где находится пульт управления. Они пронеслись по коридору, обогнули два поворота и поднялись по единственной лестнице.

Дверь пункта связи была закрыта на замок.

— У кого есть ключ? — рявкнул Скляр.

Соуза прибежал последним, дыша, как астматик, и вытащил из кармана ключ. Он, несомненно, подходил к замку, но дверь не хотела открываться и подалась только на сантиметр. Они услышали, как внутри грохочет мебель, которую Вен подтаскивал к двери.

Потом послышался громкий щелчок.

Соуза крикнул:

— Mгe do Deus, он включает взрыватели капсул!

Скляр распорядился:

— Гордон, ты и Гессинг самые крупные. Толкайте.

Грахам и Гессинг, плечом к плечу, уперлись в дверь, которая подалась еще на несколько сантиметров. Внутри щелкнул еще один тумблер.

— А ну поднажми! — прохрипел Гессинг, и под их напором дверь приоткрылась еще немного.

— С дороги! — скомандовал Скляр, просовывая в щель руку с пистолетом.

Грахам, потирая ушибленное плечо, посторонился.

Раздался оглушительный треск и вслед за ним шум падающего тела.

Когда дверь наконец открылась, Вен лежал в лужи крови перед пультом управления с двумя с лишним сотнями тумблеров. Три из них были переведены в положение «вниз» вместо нужного «вверх».

Скляр спросил:

— Есть ли смысл снова поднять эти рычажки?

— Нет, — отозвался Соуза. — Процесс необратимый, и если он начался, то жар от термоядерной реакции сразу разрушает контрольное оборудование. Нагрев будет продолжаться несколько суток, пока высокая температура не уничтожит и механизм автоматической подачи топлива.

Скляр, не дослушав фразы до конца, нагнулся над Веном, который, казалось, силился что-то сказать. Грахам, прислушавшись, уловил слова:

— Моей вины нет. Я должен был включить тумблеры до того, как…

— Вот почему твой метаполиграф не сработал, — повернулся Грахам к Скляру. — Ты говорил, что глубокий гипноз против него бессилен. Ну а осирианский псевдогипноз просто…

— Тс-с! — шикнул на него все еще слушающий Скляр. — А где они сейчас?

— На Вознесении, — еле слышно прошептал Вен. — На ферме Марча. Остановите их… Ду бу чи, чинг… Во бу иау ши… Вай шин… — пробормотал он что-то по-китайски и замолк.

— Умер, — констатировал Скляр и повернулся к Соузе: — А что будет после включения этих тумблеров?

Соуза и другие специалисты сверили номера тумблеров с большой схемой на противоположной стене, которая показывала расположение всех капсул Гамановии, уже погруженных в магму под Южной Атлантикой. В коридоре у двери столпились привлеченные выстрелами и шумом люди. Виейра оттеснил их от двери.

Бенсон предположил:

— Если навскидку, то опустится океанское дно к востоку от острова Вознесения.

— На сколько? — спросил Скляр.

Грахам пожал плечами:

— Док Бенсон прав, но надо точно подсчитать. Может, на пятнадцать метров.

— И что потом?

— Скорее всего, это вызовет цунами.

— Что за цунами?

— Волна от землетрясения. — Грахам и Варнипаз посмотрели друг на друга, словно обоих одновременно осенила одна и та же мысль. — Бетти…

— Что ж, — пожал плечами Соуза, — если эти люди находятся на острове Вознесения, надо предупредить жителей ближайших побережий и потом подождать, когда волна успокоится. Если бандитов на острове затопит, туда им и дорога, хотя Зеленая гора на нем поднимается на целых 900 метров, и никакая цунами ее не захлестнет. Что это за пословица есть о людях, которые погибают от своих же хитростей?

— «Не рой другому яму — сам в нее попадешь», — сказал Грахам.

Скляр покачал головой:

— Прежде всего, надо предупредить связистов в Джорджтауне, они ни в чем не виноваты. Во-вторых, у бандитов в руках находится заложница, подруга двух моих помощников. И они столько для меня сделали, что я обязан ее спасти. Когда поднимется эта волна? — спросил он, переводя взгляд с одного лица на другое.

Вошел местный полицейский, проложив себе дорогу через толпу у входа.

— Точно ответить невозможно, — объяснил Бенсон. — Не раньше чем через шесть часов и не позже чем через сорок восемь. Если капсулы взорвутся последовательно, а не одновременно, то вообще резких толчков не будет.

Скляр и местный полицейский помахали друг у друга перед носом удостоверениями и заспорили. Тут же к ним присоединился еще один жандарм в униформе и тоже принялся энергично жестикулировать.

Скляру удалось прервать словоизвержение его коллег лишь на несколько секунд, чтобы сказать Грахаму:

— Эти остолопы еще несколько часов от меня не отстанут, пока не будут соблюдены все бюрократические формальности. Запомните: вы с Варни — помощники констебля. Отправляйтесь к полковнику Коэлхо и займитесь подготовкой полета на остров Вознесения с отрядом полицейских.

— А кто он такой?

— Начальник городской полиции. Я его знаю.

— Но послушай, н-не лучше ли взять… э-э… несколько твоих собственных сотрудников, из Бюро расследований Всемирной Федерации?

— Нет. Во-первых, ближайшая наша база находится в Бахии. Во-вторых, подразделения констеблей не имеют необходимого снаряжения для такой атаки. Оно есть у военных, но ими командует Всемирное Министерство обороны, мы же подчинены Бюро расследований Министерства юстиции. А Оборона всегда норовит забрать нас у Юстиции и проглотить. Поэтому мы друг друга недолюбливаем. С ними лучше не связываться — толку от них будет, как от бразильцев. А теперь поспешите, если только хотите спасти вашу зеленоволосую подружку.

Местный полицейский сперва не хотел отпускать двух таких важных свидетелей, но Скляр сумел его переубедить — в первую очередь благодаря своей луженой глотке.

Грахам и Варнипаз пробились сквозь толпу и быстро спустились на первый этаж. Они поймали такси и поехали к центру города, где располагалось здание городских властей. По пути они решили, что бразды правления возьмет Грахам, который лучше знает нравы земных чинуш, а кришнанец будет в основном говорить, потому что он на короткой ноге с португальским языком.

Удостоверения Всемирной Федерации проложили им дорогу в приемную полковника Коэлхо, где им пришлось прождать полчаса, пока начальник полиции соизволил их выслушать.

Полковник Коэлхо, крупный лысеющий мужчина в роговых очках, не сразу понял цель их визита. Им пришлось рассказать все с самого начала: как банда внедрилась в проект Гамановия и принудила одного из специалистов преждевременно взорвать капсулы, и так далее. Полковника, казалось, повергло в шок то, что они решили явиться именно к нему.

— Ну, мои дорогие молодые люди, — промолвил он, насупившись, как филин, — остров Вознесения не под моей юрисдикцией! Больше того, мои самолеты не того типа, чтобы выполнять такие задания. Глубоко уважаю синьора Рейнольда, но, скорее всего, он сошел с ума, если решил, что я возьму на себя такую ответственность.

Грахам и Варнипаз обменялись взглядами.

— Вам нужен другой человек, — продолжил полковник. — Это мой уважаемый коллега командор Шмиц из Федеральной полиции округа. Я дам вам записку для него. Найдете его в здании Федерального управления округа…

— Perdon, — сказал Грахам, — но это не то же самое, что Федеральная полиция?

— О, совсем нет! Это федеральный округ, вроде вашего округа Колумбия. В нем находится Рио-де-Жанейро. Но город занимает не весь округ, поэтому в нем есть собственная полиция. Я достаточно ясно выразился?

Они поблагодарили Коэлхо и отправились на поиски Федерального управления округа. Проплутав немного по узким улочкам, они вышли на величественный проспект, путем расспросов нашли нужное здание и скоро сидели в приемной командора Шмица.

На этот раз ждать пришлось сорок минут. Пока их приняли, Грахам успел даже почитать купленную на улице газету.

Маленький, с седовато-рыжими волосами, похожий на терьерчика командор Аффонсо Шмиц выслушал их историю и рявкнул:

— Наверное, Коэлхо совсем потерял голову, если послал вас ко мне! Не говоря уже о том, что у меня нет полномочий на такие действия, но нашего годового бюджета едва хватает для исполнения основных обязанностей. Молодые люди, вы не представляете, как тяжело работать нашей малочисленной полиции в гористой местности вокруг Рио! Если бы вы смогли убедить этих бюрократов из Законодательного собрания… Но сейчас на это нет времени. Я глубоко возмущен поведением Коэлхо! Как он смел сбагрить такое важное дело мне?! Но выход есть! Отправляйтесь к начальнику государственной полиции Рио-де-Жанейро де Андрада. Если кто-то и в силах вам помочь — то только он. Я дам вам для него записку…

— Прошу прощения, — сказал Грахам, — но разве есть какая-то разница между обеими полициями Рио и Федеральной полицией округа?

— О — да! У нас есть город Рио и штат Рио-де-Жанейро, так же как у вас есть город Вашингтон и штат Вашингтон, причем не один в другом, хотя наш штат Рио-де-Жанейро расположен в федеральном округе, который включает город Рио. Здесь…

Так как время обеда уже прошло, они почувствовали голод. До того как идти в управление штата Рио-де-Жанейро, Грахам и Варнипаз зашли в кафе перекусить и выпить чашечку кофе. Грахам заметил:

— Если мы в ближайшее время ничего не добьемся, цунами их накроет.

Варнипаз сокрушенно кивнул, и они двинулись дальше. На этот раз их продержали в приемной два часа, пока начальник полиции дремал после обеда.

Наконец их принял де Андрада — стройный, элегантный пожилой человек с ухоженными седыми усами. Он выслушал их, кивая головой и доброжелательно улыбаясь. Когда они закончили свой рассказ, он воскликнул:

— О, мое сердце разрывается на части и душа плачет оттого, что я не в силах вам помочь. И такая романтическая ситуация! Два храбрых молодых человека летят спасать принцессу с другой планеты! Будь я немного помоложе — непременно бы бросил все и отправился с вами. Но теперь, к моему глубочайшему сожалению, вынужден вам отказать. Понимаете, я должен получить согласие Законодательного собрания. Но, во-первых, у них сейчас нет сессии. Во-вторых, даже если к ним обратиться, потребуется несколько недель для получения их одобрения. В-третьих, сейчас у власти либеральная партия, а я, как всем известно, принадлежу к социалистам, и они сделают все, чтобы отказать… Но, думаю, вы меня прекрасно понимаете. Однако не смотрите так печально. Если вы придете через месяц, когда начнется сессия Законодательного собрания, я, Луис де Андрада, рискуя своей карьерой и будущей спецпенсией…

— Боюсь, что тогда будет слишком поздно, — объяснил Грахам.

— О, вы, Americano do Norte, всегда так спешите! Вы не представляете, какая здесь жизнь. Вам надо остаться в Рио и лучше нас узнать… Но не надо отчаиваться: настоящий бразилец никогда не захлопнет дверь перед носом у иностранца и не протянет ему камень вместо хлеба! Я напишу письмо генералу Васконселлосу из Федеральной полиции…

— Прошу меня извинить, — в очередной раз попробовал разобраться Грахам, — но разве она отличается от Федеральной полиции округа? Вы знаете, мы там уже были.

— О, конечно, тут большая разница. Федеральная полиция — это общенациональная организация. Это что-то вроде вооруженных сил, если бы отдельным странам снова разрешили держать свои войска…

Генерал Васконселлос продержал их в приемной всего двадцать пять минут и оказался приземистым негром с очень серьезным выражением лица. Подтянутый референт, судя по табличке на его столе, лейтенант Мануэль Гил, устроился рядом.

Когда Варнипаз в четвертый раз поведал их историю, генерал Васконселлос задумался:

— Так как вы уже были у Коэлхо, Шмица и де Андрады, полагаю, это ваша последняя остановка в Бразилии. Придется мне вам помочь, но…

Опять то же самое, решил Грахам.

— …но, — продолжал генерал Васконселлос, — мне не по душе идея посылать моих людей на эту скалу, когда вот-вот начнется землетрясение. Если их затопит…

— Это исключено, сэр, — заверил Грахам. — Цунами крайне редко поднимаются выше тридцати метров, а остров намного выше этого уровня.

— Но разве можно быть такими уверенными, если это первое землетрясение, вызванное человеком? И вспомните, что эта заложница не гражданка Бразилии, и даже не с Земли. Мне крайне симпатичны и такие отважные молодые люди, как вы, и юная леди, но вообразите, какой политический капитал получат мои противники, если при спасении одной-единственной инопланетянки прольется кровь нескольких бразильцев!

— Но… — начал Грахам.

Васконселлос поднял руку:

— Я знаю, что вы хотите сказать, но боюсь, что ничего не смогу сделать. Остров Вознесения вне юрисдикции Бразилии…

— Бразилия держит там пункт связи.

— Но это не означает нашей власти. Согласно договору с Марчем, власть на острове со временем перейдет ко Всемирной Федерации, а эти земли будут приведены в порядок и заселены. А пока остров Вознесения остается независимым. И никто не вправе помешать синьору Марчу продать остров хоть марсианам, если он только не заключил договора о продаже его вам, джентльмены.

Грахам и Варнипаз сидели и тупо молчали, пока наконец Варнипаз не предложил:

— Раз остров изначально был британским, думаю, что Великобритания должна нести какую-то ответственность за него, хочет она этого или нет. Не можем ли мы, в таком случае, обратиться за помощью к Великобритании? Она далеко от Рио?

Грахам покачал головой:

— Почти треть земного шара отсюда, и они пошлют нас по тому же кругу.

— Должен сказать, — заметил Варнипаз, — что до сегодняшнего дня у меня было довольно слабое представление о вашей так называемой цивилизованной планете. Бразилия не помогает нам по своим причинам, Великобритания по другим, а Всемирная Федерация по третьим. Будь мы на Кришне, я бы организовал свою собственную экспедицию. Наверное, и здесь мне придется это сделать, хотя времени совсем не остается.

В этот момент подтянутый лейтенант Гил начал что-то говорить своему шефу, но на таком беглом португальском, что Грахам не мог разобрать ни слова.

Когда он закончил, Васконселлос произнес:

— Возможно, еще не все потеряно, синьоры. Мой помощник напомнил мне, что нам все равно надо выполнить тренировочные полеты и мы собирались послать наши большие спасательные самолеты в дальний полет для навигационной практики. И если вы и синьор Рейнольд согласитесь рискнуть и сами предпринять атаку на остров, мы можем сбросить вас туда на парашютах…

— Мне это вполне подходит, — согласился Варнипаз.

Грахама не очень вдохновляла перспектива атаковать остров небольшой группой, неизвестно какой численности — может, по пальцам одной руки пересчитать. Но он не мог допустить, чтобы соперник превзошел его в отваге, и поэтому кивнул.

— И я тоже! — воскликнул Гил. — Я хочу, чтобы меня взяли в эту экспедицию добровольцем! Я устал от бумаг, устал от докладов, устал от рутины. Я хочу побывать в настоящем бою, даже если я там умру. Por favor, генерал…

— Paciencia, мой мальчик, — улыбнулся Васконселлос. — Если этим планам суждено сбыться, тебе тоже представится шанс. Как насчет вылета завтра днем?

— Слишком поздно, — возразил Грахам. — А почему не сегодня?

Генерал посмотрел на часы:

— Надо будет кое-что приготовить, но можем успеть. Так-так… Мы можем выбросить вас сегодня вечером и забрать завтра утром, если вы к тому времени еще будете живы, а остров не окажется под водой. Придумал! Если землетрясение причинит разрушения Скале, мы можем высадить там несколько человек в качестве гуманитарной миссии для спасения жертв природного катаклизма. Мы вправе так действовать в чрезвычайных ситуациях.

Грахам поинтересовался:

— А почему бы вам не высадить ваших людей до катастрофы, чтобы предупредить ее?

Васконселлос покачал головой:

— Как ни печально, но это незаконно. У моего предшественника начались большие неприятности с прокуратурой, когда он так поступил. Но мы сделаем все, что в наших силах. Послушайте, вам необходимо кое-какое снаряжение, но я не могу просто так передать вам на несколько тысяч долларов спасательных плотов, оружия и тому подобного. В моих силах только помочь вам заключить договор с исследовательским отделом, по которому вы получите в аренду снаряжение и будете обязаны не только вернуть все в целости и сохранности, но и подробно доложить, как оно использовалось. Согласны?

Грахам и Варнипаз кивнули.

— Хорошо, — резюмировал Васконселлос. — Гил, проводи наших гостей к генерал-коменданту и позаботься, чтобы какой-нибудь грамотный офицер помог им выбрать снаряжение. Потом подготовь текст договора и отнеси его в исследовательский отдел. Никто из этого здания вечером не уйдет, пока последняя бумага не будет подписана. Это приказ. И позвони капитану Дантасу по поводу навигационного полета. Я хочу, чтобы эти люди попали на остров до завтрашнего утра…

 

VIII

Лейтенант Мануэль Гил посмотрел через инфракрасный прицел автомата и спросил:

— Вы, джентльмены, когда-нибудь прыгали с парашютом?

— Н-нет, — ответил Грахам и решил не добавлять, что не хотел бы прыгать в будущем. Хотя он считал себя хорошо физически подготовленным, прыжок из летящего в небесах самолета никогда его не привлекал.

Все было подготовлено к сроку. Временами, однако, он в душе жалел, что самолет не сломался или что какие-то чиновники не запретили экспедицию вовсе. В то же время он горел желанием спасти Джеру-Бхетиру, а столкновение этих противоположных эмоций делало его несчастным. И скоро он сидел в арендованных у бразильской Федеральной полиции сапогах, рубахе и штанах, скрючившись в полутемном фюзеляже самолета, слушая монотонный гул двигателей и глядя, как Гил проверяет остальное арендованное снаряжение.

— А теперь, — зловещим голосом промолвил Гил, — лучше вам идти первыми. Мне надо быть уверенным, что вы прыгнули.

Скляр посмотрел на часы. Грахаму показалось, что лицо Скляра, еле видное в полумраке, было таким же бледным, как и его собственное.

— Когда надо быть готовыми? — спросил Скляр.

— В любой момент, — отозвался Гил. — Помните, мы все должны прыгать быстро, или нас раскидает по всему острову и мы никогда друг друга не найдем. Все изучили карты?

Грахам еще раз посмотрел на свою. Джорджтаун находился на северо-западном берегу, чуть к югу от северной оконечности крупного полуострова. На востоке полуострова точкой была отмечена черепашья ферма Теофило Марча. Им надо было выпрыгнуть над восточным берегом, примерно в километре к югу от этой точки.

Грахам уточнил:

— Насколько я понял, ты собираешься спрятать плот у восточного берега. Но это наветренная сторона, она находится н-на пути юго-восточных пассатов. Не лучше ли нам попробовать зайти с подветренной стороны?

Гил отрицательно покачал головой:

— Нет. На западной стороне острова Вознесения было что-то вроде формирования океанского дна, поэтому там такие страшные камни, каких ты никогда не видел. По три, четыре метра высотой. Нужна хорошая десантная команда, чтобы через них пробраться.

— Тогда почему Британия заложила свой Джорджтаун с той стороны?

Гил пожал плечами:

— Думаю, только там нашлась поблизости пресная вода и хорошее место для высадки. На Скале мало удобных причалов: повсюду острые обломки лавы и узкие каменистые берега, с которых надо карабкаться вверх по скалам, чтобы пройти вглубь острова. По-моему, вообще лучше бы его отдать обратно крачкам и черепахам.

Динамики что-то проквакали по-португальски, и Гил перевел:

— Скала уже видна впереди. Будьте готовы.

Все встали и проверили снаряжение. У каждого из четверых был пистолет и парашют. Вдобавок у Гила был автомат со снайперским прицелом, у Скляра шокер, у Грахама подзорная труба и кое-какая амуниция для Гила, а у Варнипаза сумка с взрывчаткой и запалами. Неуклюже двигаясь под своей ношей, они подтащили к дверям большую сумку со спасательным плотом.

— Осталось две минуты, — сказал Гил. — Арраез сделает круг перед выброской.

Грахам наклонился к ближайшему иллюминатору и прикрыл глаза руками от отблесков света в самолете. Впереди, на северо-востоке, светлая дорожка от недавно взошедшей луны упиралась в темную гору. Когда его глаза привыкли к темноте, Грахам увидел, что остров Вознесения намного больше, чем он думал, судя по прозвищу «Скала», — хотя с самолета определить размер точно невозможно, если не сравнивать с чем-то известным. Он вспомнил по своей работе над проектом Гамановия, что ширина острова километров десять, а длина — пятнадцать.

Когда они подлетели к северной оконечности острова, рокот двигателей стал глуше. Грахаму показалось, что он видит огоньки справа по борту. Это должен был быть Джорджтаун. Предстояло решить непростую задачу — как предупредить о цунами связистов, которые там живут. Если воспользоваться обычной радиосвязью, то бандиты тоже могут поднять тревогу. Грахам подумал, не послать ли сообщение по телеграфному кабелю, с предупреждением ничего не рассказывать обитателям черепашьей фермы. Джорджтаунцам следовало перебраться со всеми пожитками из своих домов в места повыше.

Где-то там, подумал Грахам, должна быть и черепашья ферма Марча. Когда самолет стал снижаться, Зеленая гора справа по борту закрыла звезды, а когда они повернули к югу, она оказалась у них впереди по курсу.

— Приготовиться! — скомандовал Гил. — Помните, что хотя я сейчас вам приказываю, как только мы окажемся на земле, командование переходит к Скляру.

Один из членов экипажа встал у дверцы, взявшись за ручку. Гил внимательно смотрел на свои часы. Из динамика раздался резкий свист, и дверца открылась. Самолет сразу наполнился потоками воздуха и гулом.

Гил сунул Грахаму ручку сумки с плотом. Он и лейтенант стояли у дверцы с тюком в руках, держась друг за друга.

Динамики свистнули во второй раз.

— Прыгаем! — скомандовал Гил, и они шагнули к выходу.

Сначала вниз полетел плот. Грахам почти выпал из дверцы и инстинктивно схватился за ее край, чтобы задержаться, но тут же был выброшен наружу сильным толчком пониже спины. Падая в темноту и несущиеся навстречу потоки воздуха, он успел услышать далеко вверху голос Гила: «Ты следующий…».

В первые секунды сердце у него едва не остановилось от страха, а все мускулы словно свело судорогой. Мир вокруг бешено вращался. Потом Грахам вспомнил, что надо выдернуть кольцо. Купол парашюта раскинулся над ним подобно лепесткам цветка, и мир вокруг перестал вращаться. Сумасшедший ветер снизу стих, а рев в ушах сменился тихим шелестом купола над головой. Снизу и сбоку от него луна освещала огромный купол парашюта со спасательным плотом.

Он посмотрел на самолет, уже почти не различимый, если бы не быстро удалявшиеся бортовые огни. Однако он услышал, как снова взревели двигатели. Кто-то мигнул фонариком в воздухе выше него. Кто-то прокричал:

— Эй, Варнипаз? Ты там, Грахам? Все в порядке?

Они перекликались, пока не определили, кто под каким парашютом спускается. Взгляд вниз едва снова не поверг Грахама в шок. Ему показалось, что они падают в Атлантический океан.

— Эй, Гил! — воскликнул он. — Мы спускаемся в море!

Добраться до берега в такой амуниции было бы не просто. Грахам хорошо плавал, но все-таки он не дельфин.

— Ветер отнесет нас к острову, — успокоил его Гил. — Надеюсь только, что Арраез сделал правильную поправку на ветер, или нам придется тащиться на переполненном плоту до берега. Помните, что я вам говорил о приземлении: скорее, чем на Скале, ноги нигде не сломаешь.

Их несло ветром к острову, и берег с мерцающими бурунами все приближался. Грахам понял, что приземлится на камни. Он приготовил свой фонарик. Шум прибоя становился все громче.

Берег скользил под ногами, и из темноты внизу донесся стук от удара тюка с плотом о склон. Грахам включил фонарик и направил луч вниз. Навстречу ему летел остров — холмы из застывшей лавы. Скоро стали видны отдельные валуны и мелкие камни. Он согнул ноги перед приземлением, ощутил сильный удар и упал на спину. Купол парашюта опустился на скалы.

— О-ох! — пробормотал он.

Острый камень расцарапал ему левую руку, но в остальном все было в порядке. Гордон освободился от парашюта и встал.

В этот момент рядом с таким же стуком приземлились остальные трое. Грахам услышал, как они возятся в темноте, в сопровождении целой симфонии ругательств: Гил по-португальски, Варнипаз по-сотаспийски и Скляр не то по-чешски, не то еще на каком-то славянском языке.

Скляр перешел на английский:

— Я приземлился на кактус, будь он проклят! Идите все за мной к берегу. Разговоры прекратить.

Грахам почувствовал теплый влажный ветер, незаметный, пока они опускались со скоростью окружающих воздушных потоков, а теперь оказавшийся достаточно сильным, чтобы ворошить его волосы и одежду. Но, по крайней мере, шум ветра и волн помогал им оставаться незамеченными. В воздухе пахло гнездами крачек.

Освещая себе дорогу фонариками, они кое-как собрались вместе и начали спускаться к воде, придерживаясь небольшой лощины, которая выходила на берег. Идти было тяжело, местами приходилось огибать валуны, карабкаться по камням и помогать себе руками.

Плот лежал у подножья небольшой скалы. Скляр и Гил вытащили его из тюка и, после коротких переговоров, лейтенант открыл клапан для заполнения плота газом. Сжатый газ начал со свистом выходить из баллона, и плот как живой стал раздуваться, а его складки, заполняясь, с шелестом развертывались.

— Не хотелось мне делать это заранее, — пробормотал Скляр, — но, когда будем возвращаться, надувать его может оказаться некогда. Прикрепите плот как следует, чтобы его не унесло приливом в море.

Когда носовой фалинь был крепко привязан к ближайшему камню подходящего размера, они вытащили подвесной мотор из специального отсека.

— Лучше его тоже присоединить, — решил Скляр. — Потом не до того будет.

Гил установил мотор на место, и его киль с винтом повис с кормы плота причудливым хвостом. Между тем Скляр ехидно поинтересовался:

— Вы двое, как насчет того, чтобы снять с моих штанов эти колючки? Что-то мне не хочется спасать прекрасных дам с задницей, полной иголок.

Грахам и Варнипаз выполнили его просьбу, светя себе фонариками. Варнипаз задумчиво промолвил:

— Надо было мне получше выяснить, что представляет собой наш статус. Понимаю, что ты, Скляр и я, по земным законам, вправе производить аресты, но мне неясно, почему можно обойтись без ордеров. А что касается Гила…

— О-ох! — простонал Скляр. — Полегче там. Оставь свои лекции на потом.

— Мотор на месте, — доложил Гил.

— Тогда вперед, — приказал Скляр, и они пошли по берегу. Сначала идти было легко, но потом опять пошли валуны, через которые перелезали, кто как мог. Скала слева от них, вначале нависавшая над головами, опустилась до уровня глаз, потом снова поднялась и круто ушла в воду.

— Эй, берега дальше нет, — отметил Скляр. — Можем пойти вброд?

— Не знаю, — усомнился Гил. — Подержите-ка мой автомат. — И бразилец осторожно пошел вперед по мелководью, прижимаясь к скале. Однако через несколько шагов он погрузился почти по пояс в воду. Большая волна захлестнула его с головой. Он повернул лицо на свет фонариков:

— Здесь не пройти. Надо вернуться назад и искать дорогу через остров.

У Грахама неотвязно вертелась в голове мысль, что в любой момент вода может вздыбиться на несколько метров — а то и еще выше — намного выше своего обычного уровня. Единственным безопасным местом в такой ситуации оставалась возвышенность на острове. Можно еще выйти подальше в море, где валы цунами всегда слабее. Так как вода перед приходом цунами сначала опускается, то до ее подъема у них будет по крайней мере несколько минут, может даже полчаса, чтобы укрыться. Если они выйдут в море, как только начнется этот отлив, то успеют отойти на безопасное расстояние от берега, прежде чем накатит большая волна.

Держа эту мысль в голове, Грахам сказал:

— А почему бы нам не взять плот? Можем высадиться на берег как раз у черепашьей фермы?

— Нет, — возразил Скляр. — Никакого прикрытия. Может, и сработает, но если нас заметят с берега, то перестреляют, как куропаток.

Они вернулись, карабкаясь по валунам, назад, нашли другую расщелину в скалах и пошли по ней. Кое-где встречались редкие растения, но в целом камни были голыми и безжизненными.

Когда они огибали большой валун, впереди, на границе луча фонарика, мелькнуло что-то белое. У Грахама душа ушла в пятки, а Гил, с коротким нервным смешком, сказал:

— Коза. Бегают здесь дикими на свободе.

Они поднимались вверх по расщелине, вспотев от напряжения, пока не вышли на относительно плоскую равнину. После короткого отдыха снова двинулись в путь, уточнив направление по карте и звездам. Грахам шел за Скляром, и его тихо, но непрерывно обдувал ветерок.

Серп луны висел высоко в небе, и Грахаму показалось, что они прошли уже несколько километров, когда Скляр сказал:

— Выключите фонарики, мы приближаемся.

Грахам споткнулся о потек лавы. Поверхность острова здесь медленно шла под уклон к берегу справа, а не обрывалась внезапно в море, как в других местах. Когда они спустились ниже, Грахам увидел в лунном свете на земле что-то вроде следов, идущих от берега. Он услышал, как Гил за ним споткнулся и упал, шепча проклятия.

— Тихо, — негромко скомандовал Скляр. — Рассредоточьтесь.

Он вел группу по склону вниз, к берегу. Когда они подошли поближе, Грахам стал различать контуры черепашьей фермы: стоящие неподалеку от берега строения и дюжина чанов у воды, в которых Марч выращивал своих питомцев. Грахам бросил взгляд на море. По-прежнему никаких признаков цунами, этой ужасной водяной горы, не наблюдалось…

— Надо посмотреть в подзорную трубу, — распорядился Скляр.

Грахам протянул ее констеблю.

Пока Скляр осматривал местность через трубу, Гил делал то же самое с помощью оптического прицела на автомате. Спустя несколько секунд Скляр протянул подзорную трубу обратно Грахаму, который тоже через нее посмотрел. Гил предложил свой автомат Варнипазу, но он прошептал:

— Нет, спасибо. Сетчатая оболочка моих глаз чувствительнее к инфракрасному излучению, чем ваша, поэтому я хорошо все вижу.

— Похоже, они все спят, — заключил Скляр, — но если я не ошибаюсь, они наверняка держат мисс Джеру под замком и кто-то за ней присматривает. О том, что сталось с Веном, они еще не знают, поэтому, может быть, незваных гостей здесь не ждут. Варни, пойдешь со мной слева от чанов, а вы двое обойдите справа и попытайтесь найти охранника. Идите осторожно и держите головы пониже.

Он пригнулся, и остальные тоже. Грахам шел за Гилом, который через каждые несколько шагов поднимал голову над чанами и обозревал окружающую обстановку через свой прицел. Из чанов слышались слабые звуки, наверное, там двигались черепашки.

Они дошли до конца ряда чанов и едва успели повернуть влево, как услышали резкое: «Тс-с!». Они поспешили вперед, к Скляру и Варнипазу. Кришнанец прошептал:

— Мы нашли его! Перед небольшим домиком в южном конце фермы!

— Бетонный домик с маленькими окнами у крыши? — уточнил Гил.

— Совершенно верно.

— Скорее всего, это опреснительная установка.

Скляр распорядился:

— Нельзя взрывать эти дома, пока не узнаем, в каком из них находится девушка. Но можно произвести разведку. Варни, иди со своим снаряжением к северному концу фермы и приготовь там все для хорошего взрыва, и чтобы было побольше огня. Но ничего не взрывай, пока не услышишь с нашей стороны стрельбы. А потом возвращайся побыстрее к нам.

— Пусть лучше это сделает Гил, — предложил Варнипаз. — У меня нет опыта подрывника.

После этих его слов Гил взял сумку и скрылся в темноте. Остальные начали подкрадываться к охраннику у опреснительной установки.

— Он за углом, — выдохнул Скляр, протягивая подзорную трубу Грахаму. Констебль достал свой шокер, поднял его и протянул за угол здания, за которым они укрывались.

Послышался прерывистый треск.

Невидимый охранник вскрикнул, согнулся пополам, и пистолет из его руки со стуком упал на землю.

Трое разведчиков выскочили из-за угла, за которым укрывались, и увидели освещенного лунным светом человека, лежащего на земле, рядом со своим пистолетом. Глаза охранника были открыты, и он слегка шевелился — очевидно было, что разряд шокера он пережил. Это был Хэнк, служитель пляжа в Бей-Хеде.

Грахам осмотрел домик. Как и говорил Гил, это было бетонное строение, без настоящих окон, только с маленькими отверстиями наверху каждой стены, которые служили скорее для вентиляции, чем для чего-то еще.

Деревянная дверь оказалась очень прочной и была закрыта на замок.

Скляр пошарил по карманам охранника:

— Ключа нет. Этот Тейерхия не дурак. Позови, может, она ответит.

Грахам приложил губы к двери и проговорил:

— Бетти! Бетти!

Через полминуты таких окликов он услышал шепот:

— Это ты, Городон?

— Да. Держись, мы пришли тебя оттуда вытащить.

— А ну с дороги, сынок, — скомандовал Скляр и попробовал открыть замок своей отмычкой. После нескольких неудачных попыток он сокрушенно признался: — Не получается. Придется взрывать замок. Грахам, возьми подзорную трубу и найди Гила. Передай ему, чтобы устроил небольшой взрыв и возвращался к нам.

Грахам взял подзорную трубу и направил ее на дальний конец фермы. Он увидел, что Гил лежит у стены дальнего дома и готовит взрыв.

Гордон поспешил к нему и передал приказание Скляра. Бразилец задумчиво сказал:

— Надо взять с собой немного взрывчатки. На обратном пути она нам пригодится. Можно будет взорвать ту проклятую скалу.

Он закончил все приготовления, чиркнул зажигалкой и поднес огонек к концу бикфордова шнура. Когда пламя с шипением побежало по шнуру, они бросились к другому концу фермы.

Грахам у опреснительной установки спросил:

— Что будем делать? Взрывы подготовлены.

Скляр ответил:

— Когда они выскочат, хочу попробовать сбить замок вот этим. — Он похлопал рукой по автомату.

— А выстрелы не пробьют дверь? Не ранят Бетти?

— Я сказал ей, чтобы встала за охлаждающим змеевиком, так что она будет в безопасности.

Бба-ам!

В небо взметнулся сноп пламени, и через мгновение до них докатилась ударная волна. За основным взрывом последовало несколько маленьких, а по стенам дома заплясали отблески розового пламени.

Ночную тишину разорвали громкие голоса, но их заглушили новые взрывы. Захлопали двери, послышался топот ног.

— Идите сюда, — велел Скляр. — За угол, чтобы вас не задело рикошетом.

Констебль лег спиной на землю, ногами к опреснителю, и открыл огонь по замку деревянной двери. Грохот стрельбы поглотил остальные звуки.

— Сезам, откройся! — изрек Скляр, и трое членов его команды вышли из-за угла дома, где содержалась заложница. На месте замка зияла темная дыра. Дверь немного потрясли, и она распахнулась.

— Бетти! — позвал Грахам.

— Иду, — отозвалась она и вышла из-за змеевиков.

— Скорее, — поторопил ее Скляр.

Джеру-Бхетиру вышла из дома, и Грахам увидел, что весь ее наряд составляют огромные мужские штаны и пара легких босоножек.

— Эй! — послышался оклик, и к ним от дальних строений двинулся человек.

Скляр, не выпускавший из рук автомата, поднял его к плечу и дал очередь.

Человек упал. Тут же автомат клацнул в последний раз и затих. Его обойма была пуста.

— Перезаряди, — распорядился Скляр и кинул автомат Гилу, который снял с пояса запасную обойму и вставил на место.

Они побежали к югу тем же путем, каким пришли на ферму. Свет от пожара освещал дорогу, и фонарики пока не требовались. Словно в ответ на зарево пожара, горизонт на востоке начал светлеть перед восходом солнца.

Где-то сзади них прозвучали выстрелы. Потом снова. И еще раз. Пуля ударила в камень и вжикнула в сторону.

Скоро пламя пожара перестало их освещать, и они сбавили шаг. Гил сказал:

— Вы идите вперед, а я вас прикрою.

Он присел за камнем на одно колено и прицелился в темные фигурки, двигавшиеся со стороны фермы и выделявшиеся четкими силуэтами на фоне пожара.

Грахам понемногу успокоился. Его прежний страх прошел, и ему захотелось тоже пострелять. Он поставил рукоятку пистолета на ближайший камень и стал целиться. Автомат Гила продолжал стрелять, и фигурки вдали рыскали в стороны и пригибались. Грахам нажал на спусковой крючок. Его рука почувствовала отдачу, но расстояние до цели оказалось слишком большим для стрельбы из пистолета. Он даже не знал, попал ли в кого-нибудь. Противников было вообще не видно, только среди камней мелькали вспышки выстрелов и слышались хлопки.

— Пошли, — поторопил его Гил. — Надо стрелять по очереди, а не обоим вместе.

Грахам неохотно подчинился и скоро благодаря своим длинным ногам догнал остальных. Они быстро шли вперед, не включая фонарики, которые могли стать мишенью для выстрелов преследователей. Неожиданно к нему подошел Гил и предложил:

— Мистер Гордон, если хотите в свою очередь открыть огонь, вот вам. — И он протянул свой автомат. — Смотри не задерживайся, только останови их, чтобы они залегли.

Грахам выбрал местечко у двух валунов с удобной впадиной между ними. Он подождал, пока шаги его товарищей стихли вдали. Как жаль, подумал он, что шокер Скляра действует на такой короткой дистанции…

Скоро вдали показался свет. Кто-то медленно приближался, освещая себе дорогу мощным фонарем. Грахам прицелился на свет и нажал на спусковой крючок.

Свет погас. Послышались крики, топот бегущих и спотыкающихся людей. Грахам решил, что они могут открыть огонь по вспышкам его автомата, и нырнул за больший из двух валунов. И вовремя, потому что тут же прогремели выстрелы, и пули с омерзительным звуком зачиркали по камням. Потом раздался резкий треск, и издали протянулась голубая светящаяся лента, упиравшаяся в скалы справа от Грахама. Скорее всего, это был след от осирианского шокового пистолета. Кр-рак! Снова протянулась голубая лента, и так близко к Грахаму, что его слегка дернуло током.

Грахам обогнул валун, тщательно прицелился, пока не удостоверился, что держит на мушке вспышки пистолета одного из преследователей, и дал очередь. Потом, не тратя ни секунды, чтобы посмотреть на результат своей стрельбы, он нырнул за валун и начал карабкаться прочь. Бандитам понадобится время, чтобы понять, что он ушел.

Теперь он мог двигаться немного быстрее, потому что благодаря свету с востока стали видны контуры камней под ногами, хотя их цвет было еще не разобрать. Он догнал своих товарищей как раз тогда, когда они приблизились к расщелине, по которой несколькими часами раньше вышли к берегу, и которая теперь походила на мрачную дыру в темной отвесной скале.

— Сюда, — позвал Гил, подтягиваясь на руках и наполовину заползя в расщелину. Грахам протянул ему свой автомат.

В этот момент внизу посыпались камни, и из темноты раздался стон.

— Что случилось? — спросил Грахам, в свою очередь залезая в расщелину.

— Я подвернул ногу, — ответил Варнипаз. Потом добавил: — Все в порядке, идти могу.

Грахам, карабкаясь, словно обезьяна, пополз вслед за своими товарищами. К немалому своему удивлению, он обнаружил, что, как бы ни отличались внутри кришнанцы и земляне, вывихи и растяжения им были свойственны примерно те же.

Где-то сзади снова прозвучала автоматная очередь. Потом грохот осыпающихся камней перекрыл шум прибоя, и тогда Гил остановился, преградив дорогу Грахаму.

— Погоди-ка минутку! — попросил бразилец шедшего впереди Варнипаза. — Прежде чем идти дальше, дай мне пару динамитных шашек.

Кришнанец остановился и вытащил из своего ранца взрывчатку. Гил и Грахам прикрепили к ним бикфордовы шнуры, подожгли и бросили их как можно дальше вверх по расщелине.

После этого они побежали. Скляр и Джеру-Бхетиру уже были далеко впереди. Грахам обогнал Варнипаза, который прихрамывал на одну ногу. Теперь надо было спешить. До этого момента сама природа была на их стороне. Валуны помогали держать оборону, дорога под ногами была хорошо видна в предрассветных сумерках, которые все же мешали стрельбе их преследователей. Но скоро беглецы будут видны как на ладони в лучах солнца.

Подойдя к тому месту на берегу, где они оставили спасательный плот, Грахам увидел, что Скляр уже отвязал фалинь и положил на суденышко свой шокер.

— Ты и Варни, — распорядился он, — берите за корму, потому что она тяжелее. Я понесу за нос. Смотрите, чтобы винт не ударился о камни.

Они подняли плот, а Гил в это время устроился у основания скалы и нацелился из автомата туда, где расщелина выходила на берег.

Когда они подошли к тому месту, где должно было быть море, Грахам с ужасом увидел, что воды там нет. Начался отлив, и пока они приближались к воде, она все быстрее отступала.

— Цунами! — воскликнул Грахам. — Надо догнать воду и скорее выходить в море! — Он оглянулся назад: — Гил, давай сюда! Приближается волна!

Раздалась короткая очередь, и Гил бросился к ним. Со стороны ущелья послышалось глухое «бу-ум», и Грахам краем глаза увидел взметнувшиеся в воздух пыль и камни. Он не мог сказать, причинили ли взрывы вред их врагам. Гил бежал к ним со всех ног. Беглецы тащили плот по пологому склону, по щиколотку в тине, обходя холмики застывшей лавы. На обнажившемся морском дне лежали водоросли и били хвостами рыбы.

Резкий хлопок и светящийся электрический луч заставили Грахама обернуться. В зыбком утреннем свете он увидел неясные контуры на вершине скалы и другие, спускающиеся на берег. Ему показалось, что среди них была высокая коренастая рептилия — Тейерхия. Раздались выстрелы, и вокруг угрожающе засвистели пули.

Гил повернулся, скакнул за камень и прицелился из автомата — но вдруг скорчился и выронил его.

— Подержите! — крикнул Грахам, отпуская свой край плота.

Он вернулся на несколько шагов. Одного взгляда на Гила оказалось достаточно, чтобы понять — молодой человек был мертв, так как ему снесло изрядную часть головы.

Грахам поднял автомат и выстрелил в движущиеся фигурки. После короткой очереди оружие дало осечку. Грязь попала, подумал Грахам, и несколько раз передернул затвор, пока он не стал двигаться свободно. Потом выстрелил еще несколько раз. Преследователи укрылись за камнями или бросились плашмя на землю.

Пули и электростатические дуги свистели за спиной Грахама. Он почувствовал резкий толчок в правую руку, казалось, ее чуть не оторвало ударом, а затем сильную боль. Он посмотрел вниз: пуля пробила рукав его рубахи и слегка задела предплечье. К счастью, это была лишь небольшая рана, хотя ужасная современная разрывная пула могла оторвать руку напрочь. Он дал еще одну очередь. Ну почему враги всегда кажутся такими маленькими в прорези прицела, гораздо меньше, чем когда просто на них смотришь? Затвор еще раз клацнул, и раскалившийся автомат снова замолчал. Патроны кончились.

Грахам встал и побежал за своими товарищами. Уже совсем рассвело, и морское дно под ногами было хорошо видно. Он обогнул большой валун и перескочил через маленький.

Варнипаз все еще хромал, и Джеру-Бхетиру подхватила край плота, который выпустил Грахам.

— Гил? — коротко спросил Варнипаз.

— Ему конец, — ответил Грахам.

Они почти догнали уходящую воду. Скоро Скляр шагнул в прибой и бросил передний конец плота. Остальные тоже отпустили его и забрались через борта внутрь. Грахам швырнул автомат на дно утлого суденышка и следом вскочил сам. Он осмотрел двигатель и нашел кнопку запуска. Мотор взревел, из-под быстро вращающегося винта побежали назад буруны воды. Плот разогнался, а быстро уходящая от острова Вознесения вода добавила ему скорости. Казалось, что они летят на самолете.

Позади все еще слышались выстрелы. Грахам сменил пустую обойму на запасную и открыл ответный огонь по берегу, хотя преследователи были теперь так далеко от раскачивающегося плота, что он мог лишь посылать пули веером в сторону острова в надежде ослабить ответную стрельбу. Скляр и Варнипаз добавили к его заградительному огню несколько выстрелов из своих пистолетов.

— Э-эй! — крикнул Скляр с носа. — Приближается твоя волна. Кто-нибудь умеет молиться?

Грахам поставил автомат на предохранитель и посмотрел вперед. Он привык обсуждать такие явления, когда изучал цунами, но ему вовсе не хотелось сталкиваться с ними в реальной жизни. Однако теперь, похоже, такая встреча была неизбежной, хотел он этого или нет.

Вызванный землетрясением вал двигался отнюдь не в виде волны прибоя, пусть и размером со скалу. Вместо этого, казалось, весь горизонт приблизился к ним на расстояние вытянутой руки и постепенно поднимался к небу. По мере подъема плот замедлял движение. Обнажившееся морское дно и берег за их спинами, наоборот, опускались ниже и ниже. А впереди водяной склон расширялся во все стороны подобно большой горе.

— Смотрите! — крикнула Джеру-Бхетиру, показывая на берег.

Они уже были на высоте небольшой скалы и поднимались все выше. Вода перестала отступать и двигалась к острову. Далеко позади и внизу пенящаяся волна катилась к берегу по обнаженному морскому дну. Они продолжали подниматься и скоро оказались на уровне самой высокой точки северной оконечности острова, откуда хорошо просматривалась поверхность океана вокруг. Справа Грахам видел ферму Марча, пока ее не накрыла волна, освободив тысячи черепашек. Теперь плот на вершине огромного водяного холма быстро двигался к острову.

На берегу маленькие фигурки, казавшиеся с такого расстояния крошечными пятнышками, отчаянно взбирались на уступ. Вода с ревом ударила в скалы и через мгновение полностью их поглотила. Затем склон водяной горы накрыл всю сушу впереди. Плот двигался все быстрее к северу и в сторону берега, и его начало крутить как волчок. Мощное течение огибало северную оконечность острова Вознесения, поднимаясь все выше, пока все вокруг не превратилось в один бушующий поток несущейся воды. Грахам крепко схватился за фальшборт и надеялся, что их не перевернет. Отовсюду слышался рев воды.

Плот швыряло как щепку. Вокруг кипели буруны, разбрасывая в воздухе фонтаны брызг. Вода уже поглотила северную оконечность острова Вознесения, мимо которой их сейчас проносило. Одна струя обходила остров с северной стороны, а другая с южной, и они встречались, поднимая многометровые волны.

Грахам во всю силу легких крикнул: «Держитесь!», но сам не услышал своего голоса.

Вся северная часть острова была под водой, кроме нескольких самых высоких скал, вокруг которых она бешено вращалась. Плот начал скользить вниз по склону к водовороту на подветренной стороне, который, хоть и уменьшался, но продолжал кипеть бурунами.

Потом они попали в водоворот. Грахам вдохнул поглубже и задержал воздух в легких. Казалось, их несет по стене воды, и через несколько секунд вокруг не было ничего, кроме зелено-белой пены. Потом, когда уже казалось, будто легкие вот-вот взорвутся, Грахам обнаружил, что может дышать свободно. Плот вынесло на поверхность, и их вместе с ним, кашляющих, насквозь мокрых и отчаянно сжимающих свои веревки. Плот все еще был во власти волн, и вода плескалась у ног его пассажиров, но, по крайней мере, они могли дышать. Однако автомат и другое снаряжение утонули, а двигатель замолк.

Когда они выкашляли воду из легких и вытерли глаза, Грахам увидел, что их несет к острову. Воздух был наполнен криками тысяч крачек, гнезда которых поглотила вода. Взошедшее солнце освещало красно-коричневые контуры острова Вознесения и его сорока вулканов, самым высоким из которых была Зеленая гора.

Северный полуостров начал появляться из-под воды — сперва вершины холмов тут и там, потом гребни и, наконец, более мелкие скалы с камнями вокруг них.

Между тем обратный поток первой волны потянул их мимо конца полуострова. Через несколько минут он полностью показался из воды, которая стекала с него, вздымая фонтаны брызг. Скоро уровень моря понизился до обычного, потом новая волна снова пронесла их мимо острова, и это еще раз повторилось. Однако эта и следующая волны уже почти не поглощали полуострова, а просто накатывали на него, подобно приливу и отливу.

Четверо на плоту — двое землян и двое инопланетян — смотрели на мрачный, пустой остров. Грахам взял привязанное веревкой ведро и начал вычерпывать воду.

— Что это? — спросил, кашляя, Варнипаз.

— Где? — переспросил Скляр.

— Похоже на крики, словно кто-то зовет на помощь. Где-то там. — Варнипаз показал направление.

— Не думаю, что кто-то после всего этого мог выжить, — усомнился Скляр. — Может, одна из этих морских чаек.

Грахам возился с двигателем, который никак не хотел запускаться. Наконец он взялся за весла.

— Если вы немного подвинетесь, я попробую погрести, — предложил он. — Мистер Скляр, возьмите рулевое весло на корме.

— Ты умеешь грести? — вскинул брови Скляр.

— Я… э-э… у меня есть небольшой опыт.

— Туды-растуды, тогда будешь капитаном.

Солнечный диск к этому времени наполовину поднялся над горизонтом. Грахам посмотрел на Джеру-Бхетиру, которую ее неприкрытая полунагота делала самым желанным для него существом на Земле. Он осведомился:

— Бетти, кто все это на тебя надел?

Она объяснила:

— Когда в Рио меня сажали в самолет, я попыталась сбежать. Они поймали меня, но моя одежда была настолько изодрана, что вместо нее мне дали это. Но что это с твоей рукой? Ты ранен?

— Всего лишь царапина, — бросил он, но дал ей перевязать руку.

Крики повторились, теперь уже все могли их расслышать. Скляр повернул плот. Когда волна подняла его, они увидели две темные точки между ними и берегом. Грахам нажал на весла, и скоро они подплыли к утопающим. Один оказался толстым лысым Варшауэром, а другой лемуроподобным инопланетянином — Адзиком с Тота.

— Ну, — усмехнулся Гордон Грахам, — чрезвычайно рады вас здесь видеть. Н-не бойтесь, вы среди д-друзей.

Он потянулся за пистолетом, но Скляр остановил его:

— Эй! — Он кашлянул. — Не стреляй из такого мокрого пистолета. Его разорвет.

После этого Грахам порылся в отсеках плота, пока не нашел складной гарпун из трех секций. Когда плот приблизился к Варшауэру, который отчаянно бил по воде руками и цеплялся за фальшборт, Грахам взял наизготовку гарпун. Он обратился к толстяку:

— Отлично, а теперь говори, что все это значило?

— Я не буду ничего говорить, пока не встречусь со своим адвокатом, — заявил Варшауэр.

— Да? — Грахам направил гарпун ему в лицо. — Хочешь, чтобы я воткнул острие тебе в живот и повернул его несколько раз?

— Ты не сделаешь этого!

— Скоро увидишь. И к тебе относится то же самое, — сказал он Адзику, который подплыл вместе с Варшауэром и тоже держался за фальшборт.

Варшауэр выкашлял немного морской воды и буркнул:

— Ладно, твоя взяла. Особенно если учесть, что банда Адзика нас кинула. Адзик, — он откашлялся, — возглавлял этот синдикат на Земле, а Тейерхию просто наняли как гипнотизера для нас. Меня он тоже взял под свой контроль, поэтому я ничего не мог сказать, пока почти не утонул, и это, похоже, освободило меня от клятвы.

— Какая ставилась цель?

— Заселить Гамановию тотианцами, дубина.

— Как?

— Адзик — член тайного синдиката, большинство его членов тоже входят в правительство. Они обо всем договорились на Тоте. Они хотели сделать так, чтобы Гамановия поднялась из воды до начала действия договора в Марчем, тогда он стал бы владельцем всего континента. Или Аурелио, который купил Скалу у Марча.

— И что потом?

— Джо подписал соглашение о продаже континента синдикату, который, в свою очередь, с фантастической выгодой продал его тотианскому правительству. До того как на Земле разобрались бы во всей этой каше, на континенте уже жило бы выше крыши тотианцев, прилетевших на космических кораблях.

— Это им даром не пройдет!

— Ты так думаешь? А вспомни судебную тяжбу Земли с Тором? Тогда земляне так же захапали целый континент, а потом говорили, что это старая ошибка и теперь они свою собственность не отдадут.

— Это не совсем то же самое…

— С точки зрения закона — одно и то же. В тот раз суд установил прецедент, что легальных иммигрантов нельзя выселить, если только кто-то из них не совершил преступления.

— Но, во-первых, Всемирная Федерация не пускала сюда этих иммигрантов!

— А как они могли их остановить? По нашей конституции право ограничивать иммиграцию принадлежит национальным правительствам — а Всемирный Суд постановил, что это относится и к иммигрантам с других планет.

— Но здесь же все основано на мошенничестве! Похищение людей, гипнотизирование ученых, работающих над проектом…

— Конечно, но землянам потребовалась бы уйма времени, чтобы что-то доказать после начала переселения.

— Выходит, Всемирная Федерация потратила миллиарды долларов только для того, чтобы эти крысоподобные обезьяны обрели здесь свой дом! Так, Адзик? — Грахам направил гарпун на тотианца.

— Да, — проквакал Адзик. — Но я заявляю протест в связи с употреблением вами слов «крысоподобная обезьяна»! Можно нам наконец забраться на плот? Я устал плавать.

— О'кей, но одно лишнее движение — и вы отправитесь обратно в воду. А где остальные?

Варшауэр хмыкнул:

— А ты что думаешь? Утонули. Лундквист получил пулю еще до прихода волны. Тейерхия плавает как топор, а мы остались живы только потому, что я слишком толстый, чтобы утонуть, а Адзик чувствует себя в воде как тюлень. Что это, черт возьми, было? Землетрясение?

— Узнаете все в тюремной камере, — отрезал Скляр. — Слушайте, нас не относит?

Действительно, легкий ветерок отогнал плот на несколько километров к северо-западу. Грахам сделал еще одну тщетную попытку завести двигатель, потом достал инструкцию по мореплаванию и выживанию.

Через полчаса они установили парус — простой треугольный кусок материи, прикрепленный к невысокой мачте. Грахам, который по крайней мере в теории знал основы мореплавания, хотя и не имел практики, решил, что сможет повести плот обратно к острову Вознесения. Однако скоро он обнаружил, что, несмотря на все его манипуляции с рулем, мелко сидящее в воде суденышко относило ветром все дальше от острова.

— Надо грести, — велел он. — Мистер Скляр, возьмите гарпун и держите его наготове рядом с этими двумя. Варшауэр, бери одно весло, а я возьму другое. Бетти, садись за руль. Мистер Скляр, хлопайте его каждый раз, когда он начнет ловить крабов.

— Как это я могу здесь ловить крабов? — непонимающе пробормотал Варшауэр.

Скляр, оставив тщетные попытки закурить промокшую сигарету, спросил:

— Как долго мы продержимся на этой лодке?

— У нас в отсеках есть на несколько дней еды и воды. А если запасы кончатся, останутся наши друзья. — Грахам кивнул в сторону Варшауэра и Адзика.

— Я читал в земном законодательстве статьи о каннибализме, — сказал Варнипаз. — Убить человека с целью употребления в пищу — нарушение закона, но съесть его, если он умер по другим причинам, можно. Так что если мистер Варшауэр заставит нас своим буйным поведением убить его…

Судя по выражению лица Варшауэра, он расценил эти слова как не совсем удачную шутку.

Благодаря веслам плот понемногу приближался к острову. Они все еще были примерно в километре от берега, когда громкий звук вверху заставил их поднять головы — словно шипела большая паяльная лампа. Грахам узнал шум двигателей космического корабля.

— Вон он! — показал Скляр.

К ним приближался космический корабль. Из точки он превратился в пятнышко, а потом в ракету, движущуюся хвостом вниз. Он опускался на северную оконечность острова Вознесения. Грахам заметил, что он не похож ни на обычный корабль компании «Вигенс Интерпланетарис», ни на осирианский…

— Это они! — проквакал Адзик. — Мы спасены! Варшауэр, все-таки мы этого добились! Договор лежит в сейфе Марча, то есть все еще в его доме, хотя, наверное, и промок!

— Эй! — Скляр взял наизготовку гарпун.

Космический корабль подлетел к острову, замедлил ход, и пилот, видимо, стал выбирать ровную площадку для посадки. Затем он приземлился, взметнув вихри пара и пыли. Двигатели в последний раз взревели и замолкли.

Тотианец завопил:

— Если мы доберемся до моих друзей и они уничтожат этих людей, больше свидетелей не останется! Только они все знают! Прыгай за мной!

Адзик сиганул за борт, и его не успели схватить. Плот качнулся еще раз — это Варшауэр метнулся вслед за тотианцем.

— Бросай гарпун! — заорал Варнипаз.

Скляр замешкался, сомневаясь, что сможет попасть в беглецов незнакомым ему оружием. Варшауэр схватился за хвост хорошо плававшего тотианца.

— Держи второе весло! — крикнул Грахам Варнипазу.

Они начали яростно грести, но скоро стало ясно, что встречный ветер делает их усилия напрасными.

Джеру-Бхетиру сообщила:

— Из корабля выходят маленькие существа вроде Адзика.

— Точно, тотианцы, — подтвердил Скляр. — Смотрите!

Наверху показались еще шесть кораблей, движущихся по кругу и маневрирующих двигателями.

— Остальные тотианские колонисты, — констатировал Скляр.

Грахам, перемежая слова гребками, промолвил:

— Они не смогут… приземлиться пока… первый корабль… не разметит для… них посадочные площадки, а это… займет на Вознесении… какое-то время.

Джеру-Бхетиру тем временем описывала происходящее на острове:

— Варшауэр и Адзик уже доплыли до берега. Выходят. Большая волна сбила Варшауэра с ног, но он встает… Тотианцы из корабля бегут к берегу… Они разговаривают…

Скляр сказал:

— Лучше нам снова уходить подальше в море. Они готовят какое-то оружие.

Плот развернулся, и они поплыли на северо-запад, куда быстрее, чем перед этим к острову, потому что парус теперь им помогал. Остров Вознесения снова стал уменьшаться, а тотианцы скоро превратились в маленькие точки. Посмотрев на берег, Грахам действительно увидел, что они готовят какое-то оружие, хотя было уже слишком далеко, чтобы разглядеть детали. Оставалось только надеяться, что корабль, полный колонистов, не мог взять с собой никакого тяжелого груза.

Раздался свист, а потом громкий плеск. Рядом с плотом взметнулся вверх столб воды.

Снова свист и плеск! Еще раз, ближе.

— Взяли на прицел — пристреливаются, — пропыхтел Грахам. — Следующий будет наш…

Свист — плеск. Но на этот раз дальше, а не ближе.

— Боже мой! — крикнул Скляр. — Смотрите!

Над поверхностью Атлантики поднялся серый корпус, вода ручьями стекала по нему вниз, он двигался все стремительнее. Благодаря атомным двигателям подводная лодка развила скорость шестьдесят узлов и двигалась по направлению к острову Вознесения, разрезая волны своим заостренным носом. Фонтан от последнего взрыва после выстрела с острова поднялся в кильватере лодки.

На ее палубе распахнулся купол, и из него поднялась большая труба. С громким свистом к острову Вознесения понеслась ракета. Она быстро набрала огромную скорость, а механизм наведения на цель вел ее зигзагами к космическому кораблю.

— Закройте глаза! — предупредил Грахам.

Яркую вспышку на острове не помешали увидеть даже опущенные веки. За ней последовал оглушительный рев и взрывная волна, которая пронеслась над морем и едва не перевернула плот. Когда они открыли глаза, над островом поднимался столб дыма и пыли. Космического корабля не было видно.

Они сидели полуоглушенные, в то время как шесть космических кораблей в небе над ними взяли курс на запад и быстро скрылись из виду. Подводная лодка двигалась теперь в сторону плота.

Джеру-Бхетиру взволнованно спросила:

— Это не означает войны между нашими планетами?

Скляр покачал головой:

— Война между планетами в принципе невозможна, юная леди. Кроме того, тотианское правительство обязательно заявит, что это была частная инициатива, и планета в целом не несет за нее никакой ответственности. А может, на Тоте скоро будет другое правительство.

Подводная лодка подошла ближе, на флагштоке над ней развевался клетчатый флаг Всемирной Федерации. На рубке виднелась надпись «Нигерия», а на палубе появилась команда с блестящими черными лицами. Струя масла выровняла поверхность моря, и моряки помогли им подняться на лодку.

Офицер-африканец с нашивками майора произнес:

— Я капитан, и меня зовут Нвафор. Это вы — Рейнольд Скляр?

Скляр представил себя и своих товарищей. Майор Нвафор пояснил:

— Мы шли обычным рейсом из Фритауна, когда получили радиограмму от генерала Васконселлоса из бразильской Федеральной полиции. Он передал, что предполагает кое-какие проблемы в районе острова Вознесения, и попросил нас сделать здесь остановку. Мы приказали этим ребятам прекратить стрельбу, а когда они открыли огонь по нам, вынуждены были защитить себя.

Скляр посмотрел наверх:

— А куда улетели остальные тотианские корабли?

— Я велел им направляться в Бахию, чтобы их там арестовали и разоружили. А теперь, пожалуйста, спускайтесь вниз. Когда обсохнете, надо будет выслушать ваш рассказ.

Звук реактивных двигателей заставил их поднять головы. С запада к ним приближался самолет с опознавательными знаками Соединенных Штатов Бразилии.

— Как всегда, поздно, — пробурчал Скляр и повел их вниз.

 

IX

На борту самолета, следующего в Нью-Йорк, Джеру-Бхетиру сидела лицом к Грахаму и Варнипазу. На ней был земной наряд, купленный в Рио, и выглядела она в нем весьма привлекательно, хотя ее грудь и не была так открыта, как в прежнем платье. Волосы остальных начали понемногу подрастать, после того как они сняли защитные шлемы и парики. Она сказала:

— Мне так жаль бедного мистера Гила! Не стоило меня спасать, если ему суждено было при этом погибнуть.

Варнипаз угрюмо кивнул:

— Он говорил, что хочет побывать в настоящем деле, прежде чем умрет. — Кришнанец повернулся к Гордону Грахаму: — Я должен тебе больше, чем в силах заплатить, Гордон. Если окажешься на моей родной планете, где я пользуюсь кое-каким влиянием, то получишь все, что хочешь, если я смогу это устроить. Назови свою цену.

Грахам оторвал глаза от технического доклада, который он готовил для Бразильской федеральной полиции, и обменялся взглядами с Джеру-Бхетиру. Кришнанец оказался именно таким хорошим парнем, каким он представлялся с самого начала, и невозможно было прямо ему сказать, что Грахам хочет его девушку.

— Ну, давай, — подбодрил Варнипаз. — Все, что хочешь.

— Хорошо… ну… — протянул Грахам.

— Будь откровенным.

Грахам глубоко вздохнул и решился:

— Если ты и правда хочешь знать, я люблю твою невесту.

Варнипаз слегка поднял свои брови-антенны:

— Интересно. Однако это ей решать. Что скажешь, Джеру-Бхетиру?

— Я тоже люблю Городона, — ответила она. — Безумно. Но, конечно, я выйду замуж за тебя, Варнипаз, как обещала.

— Что? — воскликнул Грахам. — Как ты это себе представляешь?

Она вежливо объяснила:

— В моей стране то, что вы называете любовью, ни имеет никакого отношения к браку. Мы считаем, что в брак должны вступать те, кто связан общими интересами и планами на будущее, а не те, кто испытывает временное сексуальное влечение. Но если все же такое случается, то жертвы подобной «любви» только вызывают жалость. Романтические идеи земного Запада не имеют для нас никакого смысла. А помолвка между Варнипазом и мной — крайне важное государственное дело, наш брак укрепит связи между Катай-Ихогораи, самой культурной страной Кришны, и Сотаспе, самой технически развитой. Мы нравимся друг другу, нам будет хорошо вместе и, конечно, мы не разрушим этот блестящий план из-за временной короткой страсти, особенно к землянину. Ведь у нас с тобой, Городон, даже не может быть детей.

— Мы м-могли бы усыновить… — начал мямлить Грахам, но кришнанка остановила его:

— Усыновить — кого? Осирианца с его чешуей или вишнанца с шестью конечностями? Нет, дорогой Городон, ты и сам прекрасно знаешь, что это совсем не то, что…

Скоро они прилетели в нью-йоркский аэропорт. Варнипаз пожал руку Грахаму, а Джеру-Бхетиру горячо его поцеловала, и они ушли — кришнанка вместе с ее женихом.

Грахам повернулся к Скляру:

— Как насчет пропустить рюмашку перед тем, как ехать в город?

— Нет возражений, — отозвался констебль, и они направились к бару. — Не вешай нос, приятель. Помимо всего прочего, ты настоящий герой.

— Да я и не думаю опускать руки. Конечно, приятно, когда тебе жмет руку президент Бразилии, а Соуза предлагает постоянную работу над Проектом, и тому подобное. Но я надеялся…

— Кое-что устроить с этой маленькой осьминожкой, да? Сам когда-нибудь поймешь, что все хорошо кончилось. Когда пробудешь в браке столько, сколько я, начнешь смотреть на эти вещи проще. Кроме того, ты спас целый континент для Всемирной Федерации, разве не так? Чего ты хочешь? Подводную лодку?

— Думаю, что да.

— Фокус-покус. — Рейнольд Скляр повернулся к бармену: — Марсианское специальное мне, и кружку легкого пива для моего друга. И опусти туда аккуратно рюмку кюрасао.