Всех четверых безо всяких церемоний общей кучей побросали прямо на каменный пол. Ши услышал, как оглушительно громко захлопнулась массивная дверь и залязгали крепкие засовы. Он встал и помог подняться Бельфебе.

– Ты цела, детка? – спросил он.

– Вполне! – отозвалась она, потирая запястье, в которое кто-то из похъёльцев вцепился чересчур основательно. – Но обиталище явно предпочла бы я другое!

– Да уж, как есть клоповник, – согласился Бродский. – Если вам интересно, как отсюда свинтить, то я пока не при делах.

Ши тем временем разглядывал, куда они попали. Темница вполне оправдывала свое название: тусклый свет поступал внутрь только сквозь крошечное окошко, забранное вдобавок толстыми железными прутьями. Стены ее были из толстенных бревен – как, судя по всему, и потолок.

– Увы нам! – вздохнула Бельфеба. – А что ж приключилось с тенями иллюзорными, что столь недавно голову морочили недругам нашим?

– Об этом уже позаботился Уолтер, – горько ответствовал Ши. – Согласен, что я был бы только рад иметь одну-единственную жену, но, по-моему, он малость поспешил. Какого хрена ты все это затеял, Уолтер?!

Байярд не спеша ответил:

– Я всего лишь сделал попытку претворить в жизнь свой уже упомянутый план относительно предсказания будущего. И должен заметить, у меня получилось.

– Что ты понимаешь под «получилось», позволь тебя спросить? – язвительно уточнил Ши.

– Я пытался выяснить, кто выиграет дуэль. И прямо на земле возникла огненная надпись «Лем», четкая и ясная!

– Да уж, нам это здорово помогло, – с горечью заключил Ши. – Особенно если учесть, что аккурат в тот самый момент он напрочь снес другому парню башку.

– Моим делом было заложить основополагающие принципы! – защищался Байярд. – Откуда мне было знать, что это каким-то образом нейтрализует чары Лемминкяйнена? Никто меня о подобных последствиях не предупреждал. Кстати, а была ли между ними и моими действиями какая-либо логическая связь?

– Не имею ни малейшего представления! Может, когда-нибудь потом и вычислим – когда будем валяться пузом кверху где-нибудь на пляже! Но в данный момент важнее придумать, как отсюда выбраться. Местная публика настроена весьма решительно, а старая ведьма только что потеряла мужа.

Он подошел к крошечному оконцу и выглянул на улицу. Вернее, только попытался, поскольку поле зрения полностью перекрывала знакомая до боли личность Вуохинена, который не замедлил плюнуть недавнему попутчику в физиономию.

Ши ловко увернулся, вытер рукавом плечо, куда в итоге угодил плевок, и повернулся к Бродскому:

– Пит, это твой раб. Не прикажешь ли ему...

– Ха! – взревел Вуохинен. – Вот этот-то мне будет приказывать? Ныне свободен я от удела рабского, и задача моя следить, чтоб вы, ловкачи чужеземные, не удрали отселева, покуда Хозяйка Похъёлы кару вам должную не определит!

– Это ты о чем?

– Всего замысла вплоть до последних тонкостей я не ведаю, но будь уверен: надолго кара сия тебе запомнится! Вроде как задумала она шкуру содрать с вас живьем и в соль закатать, а после жарить на огне медленном!

Ши откинулся к стене и огляделся. Да, проектировщик и строитель этого деревянного мешка потрудился на совесть. Сработана была конструкция, хоть и достаточно незатейливая, действительно со знанием дела – что называется, не тяп-ляп. К примеру, кроме крепко запертой массивной двери, никакого иного выхода на волю здесь не имелось.

– Я знаю ваши имена! – крикнул Вуохинен сквозь крошечное окошко. – Чародейству вашему не будет силы надо мною!

В этом смысле он был абсолютно прав. Но вдруг Ши пришла в голову хорошая идея. Он вновь повернулся к окну.

– Слушай сюда, – объявил он. – Я – чемпион, и бросаю тебе вызов.

Вуохинен ехидно помотал головой:

– А сам-то я никакой более не чемпион – с той самой поры, как проиграл поединок борцовский с этим вашим Пийтом, – и права не имею вызов твой принять, покуда не будет он обезглавлен!

– Минуточку, – вмешался Байярд, – а что если.

– Ага-га! – быстро отозвался Вуохинен. – Уразумел я, к чему ты клонишь! Так знай же: позабочусь я, дабы голова твоя слетела с плеч первою, а вот его – последней!

С этими словами он повернулся к ним спиной и отошел от окна. Ши обратился к Бродскому:

– Пит, ты наверняка много чего слышал о побегах из подобных мест. Какие, по-твоему, у нас шансы?

Бродский, который не спеша расхаживал по камере, разглядывая, ощупывая и простукивая, покачал головой.

– Действительно реальная хата! Просто не представляю, как можно отсюда подорвать. А если даже такое у нас и выйдет, на воле наверняка пасется целая команда цириков, у которых до дури всякого оружия.

– А что если как-нибудь подманить Вуохинена к решетке, схватить его и задушить? – внес предложение Байярд.

– А чё толку? – отозвался Бродский. – Чё ты с этого поимеешь, кроме хорошего настроения? Ключей-то у него один хрен нету!

– И все же, – сказала Бельфеба, – поелику чародей ты у нас испытанный, Гарольд, мыслится мне, что далеко не столь мы беспомощны.

Настал ее черед подойти к окошку.

– Эй, Вуохинен! – позвала она.

– Чего надобно тебе, жаба?

– Разумею я, насколько ты на нас зол! И впрямь не проявили мы к тебе сочувствия должного, руку тебе поломавши. Но готовы мы исправить свою оплошность. Ежели поведаешь ты что-нибудь о себе, то господин мой, что с волшебством знаком не понаслышке, не медля первую помощь тебе окажет!

Ши стиснул ей руку.

– Классный ход, детка! – чуть слышно шепнул он.

Но Вуохинен тоже оказался далеко не прост.

– И обретет надо мною власть магическую? Ха-ха, рука моя и без того заживет вскоре – едва только сподоблюсь я лицезреть головы ваши на кольях острых!

В разговор встрял Ши:

– А ты крепкий парень, Вуохинен, как я погляжу!

– Таков и есть я!

– Да, сэр, – продолжал Ши, – там, откуда мы родом, тоже попадаются крепкие ребята, но куда им до тебя! Видно, дело в диете или еще в чем-нибудь. Слушай, скажи по-честному: как ты такого добился?

– Ха! – ответствовал Вуохинен. – Речами льстивыми вздумал ты обезоружить меня, дабы размяк я да на волю тебя выпустил? Ищи дураков!

– Тебе не кажется, что он тоже неплохой психолог, а, Гарольд? – заметил Байярд.

Ши вздохнул:

– Психология прекрасно сработала в мире норвежских мифов, когда меня засадили в тамошнюю кутузку!

– Похоже, вся заморочка только в том, – сказал Байярд, – что этот поганец финн. В нашем собственном мире финны – одна из упрямейших наций на земле, примерно как голландцы или баски. Видно, есть что-то общее в строении культуры. Короче, я не думаю, что ты с ним особо продвинешься... Интересно, сколько у нас еще времени в запасе?

Бельфеба сказала:

– Гарольд, любовь моя, думается мне, что выход из положенья нашего незавидного прямо на поверхности лежит, покуда вглубь мы ныряем за мелочами мелкими и за всякой чепухою главного не видим. Разве не под силу нам покинуть сей мир негостеприимный сквозь ту же дверь, в кою мы вошли, – а именно посредством логики твоей формальной?

Ши хлопнул себя по ляжке:

– В самую точку! Минуточку, хотя... Любое магическое действие в этом континууме во многом сопряжено с соответствующим музыкальным сопровождением, а лично у меня, как тебе прекрасно известно, с этим делом просто беда. Именно по этой причине я с такой завидной регулярностью получаю тут мордой об стол.

– Увы, но опасаюсь я, что и от меня не более проку будет, – сказала Бельфеба. – Голос мой хоть и не столь похож на карканье воронье, как твой, – не сочти уж за обиду, любовь моя, – но все ж далеко мне до мастеров вокала истинных! Вот ту же арфу, к примеру, сумела бы я настроить, будь у нас под руками инструмент подобный. Тимиас, что женихался со мною в Царстве Фей, успел обучить меня сему искусству.

Байярд горестно замотал головой. Бродский заметил:

– Не хочу зря подымать волну, но если мой шнобель привести в порядок...

Ши оживился:

– Минуточку! Вроде как я начинаю соображать. Ты когда-нибудь уже удалял этот свой полип, Пит?

– Не-а.

– А почему?

– Занят был... А если по-честному, просто побоялся, что какой-то лепила полезет мне в харю со своими острыми железками!

Несмотря на столь откровенное признание, Ши не отставал:

– Ладно, а как посмотришь на то, чтоб удалить этот твой полип не хирургическими, а магическими средствами? Чары, по-моему, здесь нужны не ахти какие, но если мы вернем тебе голос, то сможем взяться за более сильное колдовство.

– Слышь, а это похоже на дело! Но только как ты собираешься раскочегарить все это хозяйство без музыки?

– Думаю, для пустякового заклятия хватит голоса Бельфебы и пары аккордов на арфе. А после, когда под ее аккомпанемент петь будешь уже ты, я смогу приняться за что-нибудь посерьезней. Погоди-ка, сейчас попробую.

Он вновь подступил к окну.

– Алле, Вуохинен!

– Ну чего тебе опять надобно?

– Знаешь, что такое кантеле?

– Это и дитё малое знает!

– Отлично. Тебя не затруднит принести нам его сюда, чтобы мы скрасили себе последние минуты жизни?

– С какой это стати скрашивать мне последние минуты ваши?

Вуохинен опять демонстративно отвернулся от окошка. Ши вздохнул.

– Никогда никому не верь – вот главный принцип этого сволочного континуума! – в сердцах воскликнул он.

– А что это за кантеле такое? – уточнил Байярд.

– Арфа в самом своем примитивном варианте. В какой-то из рун оригинального текста этот музыкальный инструмент изобрел Вяйнямёйнен, соорудив его из рыбьей челюсти, но я точно не знаю, в какой именно руне мы оказались, – вот и спросил у этого мерзавца, знает ли он, что это такое.

– Стало быть, будь у нас рыбья челюсть...

– ...То мы бы и сами сделали это чертово кантеле! И без тебя знаю. Но наши шансы разжиться рыбьей челюстью у этой упрямой деревенщины приблизительно такие же, как пробить эти бревенчатые стены лбом.

– Я в курсах, как развести этого лоха, – заявил вдруг Бродский совершенно неожиданно для всех.

– Да ну? – опешил Ши.

– В самом деле? – почти хором с ним вопросил Байярд.

– Об чем базар! – уверенно подтвердил Бродский, опять направляясь к окошку.

– Эй ты, мудила! – позвал он. – Короче, завтра вы нас замочите. Ну и хрен с вами. А как же прощальный банкет?

– Кой толк кормить вас, коли скоро не будет вам вовсе нужды в пище?

– Слышь, мы из Огайо, понял? У нас в стране, когда осужденному к вышке не дают пожрать последний раз в жизни, евонное привидение приходит к тому козлу, который его обломал, чтоб съесть его, – и тот потом всю жизнь сидит на измене!

– Брехня! – высокомерно отозвался Вуохинен, хотя от окошка не отошел и завертел головой, внимательно приглядываясь к остальным. У Ши забилось сердце. Он торжественно кивнул, подтверждая слова детектива.

– Это полная правда! – подтвердил в свою очередь Байярд.

– Эй, братан! – радостно выкликнул Бродский. – Я уже заранее приглядел твои пальчики!

– Уши и нос – вот настоящий деликатес для привидений! – возразил Ши самым что ни на есть серьезным тоном.

– Только не для меня, – тут же откликнулся Бродский. – Жареные свинячьи уши – жрачка на любителя. Мне бы сейчас рыбки!

Башка в окне незамедлительно исчезла. Ши повернулся к Бродскому.

– А ты психолог почище меня! Как это ты вычислил, чем его зацепить?

– А-а, не видывал еще такого качка, который не купился бы на примитивное фу-фу, – скромно отмахнулся Бродский. – Они так боятся всяких непоняток, что сразу поджимают хвост.

Как вскоре выяснилось, детектив, выражаясь его собственным языком, действительно «попал в жилу». Снаружи послышался топот множества ног и зазвучали приглушенные голоса. Брякнули отворенные засовы, тяже ленная дверь распахнулась, и в светлом проеме возник Вуохинен собственной персоной – в окружении целой фаланги чернобородых похъёльских вояк. В руках он держал большое деревянное блюдо.

– Поведал я Хозяйке про обычай ваш чужеземный, – объявил он, – и хоть убеждена она, что чары ее волшебные достаточно сильны для любой защиты, кое-что готова она вам подкинуть!

Швырнув блюдо на пол, он с громким топотом удалился. Ши склонился над блюдом, изучая его содержимое. Вне всякого сомнения, им действительно принесли рыбу – и более того, довольного крупного представителя семейства лососевых.

– Ну что ж, вот вам и арфа, – сказал он. – Уолтер, помоги-ка мне вытащить из этой твари челюсть.

– Чем? Они же отобрали у нас ножи и все такое!

– Пальчиками, Уолтер, пальчиками! Сейчас не до хороших манер. Ш-ш, дайте подумать! Мне нужно сочинить текст для Бельфебы.

– А теперь, – сказал Ши наконец, – тебя не затруднит выдернуть несколько волосков, дорогая?

Бельфеба повиновалась. Ши принялся одну за другой привязывать прядки волос к лососевой челюсти – так, чтобы они заполняли разверстую пасть подобно струнам арфы. В полумраке камеры это отняло порядочно времени.

Наклонив голову поближе, Бельфеба тронула «струны».

– Ужасно мала арфа сия, и голос слаб у нее, – с сомнением проговорила она. – Вряд ли...

– Я уже об этом подумал, – перебил Ши. – А теперь слушай внимательно и запоминай, детка, потому что тебе придется все проделать самой. Петь надо совсем тихо, почти про себя, чтобы не заглушать арфу. А я буду делать пассы – только чтобы лишний раз подстраховаться. Скорее всего без них можно и обойтись.

Бельфеба уселась на пол, задрав коленки, пристроила на них крошечную арфу, склонилась к ней ухом и тихонько затянула:

Ши тем временем торопливо делал пассы, которым обучился в Царстве Фей. Поскольку она была оттуда родом, наверняка это должно было помочь. Наконец Бельфеба закончила:

И тут же завалилась на спину, придавленная пятифутовой арфой из рыбьей челюсти. Ши помог ей подняться, и она принялась перебирать струны.

– Настроить надобно!

– Ладно, тогда настраивай, а я пока сочиню заклинание для полипа. Пит, как зовут твою мать и в какую церковь ты ходишь?

Очень скоро все было готово. Пит расположился прямо перед парочкой, Бельфеба тронула струны арфы и легким, чистым сопрано пропела заклинание, долженствующее удалить полип.

– Ух! – вскричал Бродский. – Чуть башку не оторвало!

Он потрогал себя за нос, и в полутьме (летний день уже клонился к закату) по его физиономии расплылась блаженная улыбка.

– Ну, Ши, да ты...

Однако закончить свою мысль ему так и не удалось. Оконный проем внезапно потемнел, и все четверо опять узрели в нем бородатую физиономию Вуохинена, который был вне себя от злости.

– Откуда вы это взяли? – завопил он. – Волшебство! Волшебство! Я знаю ваши имена! Да я сейчас...

Физиономия мгновенно исчезла.

– Пой! – заорал Ши на Бродского. – Пой первое, что тебе придет в голову! Быстро! Я займусь силлогизмами. Бельфеба, аккомпанируй ему, а ты, Уолтер, держи его за руку. Итак, если класс А...

Пит Бродский закинул голову и чистым тенором, который оказал бы честь и самому Джону Маккормаку, завел:

Снаружи, заглушая пронзительный тенор и бряцанье арфы, донеслись крики и топот.

Стены камеры стали все быстрее кружиться вокруг них, словно на невидимой оси, – на месте оставалась только четверка путешественников, сгрудившихся в центре. Голос Пита забирал все выше и выше, и крепкие стены на глазах у них принялись расплываться в серую муть, пока в конце концов окончательно не рассыпались в прах – а вместе с ними и весь мир «Калевалы».