– Куда же это мы, к чертовой бабушке, попали? – злился Ши.

Внизу, за краем ковра, по-прежнему не было видно ничего, кроме скалистых горных вершин, поросших соснами склонов и обрывистых ущелий, между которыми то и дело металлически поблескивала поверхность воды.

– Летим уже несколько часов, а все одно и то же. По-моему, нужно остановиться у бензоколонки и спросить.

Бельфеба-Бельфегора слегка нахмурилась.

– Как и прежде бывало, сэр Гарольд, опять не уразумела я как следует, что молвил ты.

– А то и молвил: мы уже битый час летим в никуда, и лично я не отказался бы что-нибудь съесть.

Она посмотрела на него, а потом окинула быстрым взглядом проплывающую внизу землю.

– Дивлюсь я, что так жаждешь ты завершить приключенье наше; но коли так, то как раз пролегает под нами дорога, что, если не ошибаюсь, прямиком в Карену нас выведет.

– У тебя чертовски острое зрение, детка. Где?

Она показала рукой. То была обыкновенная горная тропа вроде тех двух-трех, что уже промелькнули перед их взорами. Тропа круто спадала на дно ущелья, пересекала по цепочке камней ручей и снова влезала на противоположный склон.

Ши заложил вираж и по спирали направил ковер вниз в сторону тропы.

Бельфегора углядела на ней четыре каких-то точки, которые по мере приближения превратились в человека, ведущего в поводу трех навьюченных ослов. Ши подрулил к нему и, оказавшись прямо у него над головой, крикнул:

– Эй, алле!

Человек поднял взгляд, и лицо его до неузнаваемости исказилось.

Испустив вопль ужаса, он бросился бежать, не разбирая дороги. Ослы неуклюже поскакали за ним. Ковер просвистел мимо крутого поворота тропы и накренился, когда Ши развернул его обратно, крикнув девушке:

– Лучше ты с ним поговори!

– Нет, отказаться нам лучше от этой затеи, – отозвалась она. – Столь тяжко напуган он обличьем твоим, что если приблизишься ты снова к нему, скорее с утеса прыгнет, предпочтя смерть ужасу неизвестности.

– Давай-давай, с нами Аллах! – оживился Медор, – Нет лучше утехи, чем поглядеть на кульбиты купца трусливого!

– Нет, она права, – рассудил Ши, опять набирая высоту. – Но проблема все равно остается. Как бы это с нашими рожами подъехать к кому-нибудь достаточно близко, чтобы задать парочку вопросов?

– А есть ли нужда в расспросах подобных? – возразила Бельфегора. – Уже дала я тебе основное направленье. Нужно лишь выждать ночи, поднять этого скакуна твоего диковинного повыше и парить, высматривая кольцо пламени вокруг замка.

Ши глянул вниз, чтобы убедиться, что следует вдоль дороги.

– Дело не только в том, чтобы найти замок, – пояснил он. – Нужно и тактику правильную выработать. Ведь где-то в округе герцог Астольф со своим чертовым гиппогрифом, а эта наша тряпка летает сравнительно медленно. Мне очень не хотелось бы, чтобы нас колдовством загнали прямиком в это самое пламя – особенно с тобой на борту, детка.

– Тронута я заботою обо мне, милосердный сэр, – заметила девушка, – но требую, чтоб на протяжении всего деянья нашего относился ты ко мне не как к подруге амурной, но как к компаньону полноправному!

Само по себе это заявление было довольно резким, но не показалось ли ему, что тон, которым она его произнесла, резким совсем не был? Вынести окончательное заключение он не успел, поскольку, перегнувшись через край ковра, углядел в выветрившемся камне на склоне очередной горы нечто вроде пещеры, которая могла оказаться входом в рудник или шахту.

– Попробуем там приземлиться, – объявил он остальным. – Бельфеба... то есть Бельфегора – по-моему, лучше тебе пойти первой и успокоить тех, кто там окажется.

Ковер совершил мягкую посадку перед шахтой, которая при ближайшем рассмотрении оказалась вовсе не шахтой. Как только Ши поднялся, потягивая застоявшиеся мышцы, из низкого входа показался какой-то человек. Был он стар, был он волосат, в грязной коричневой рубахе, подпоясанной обрывком веревки.

Мгновенье он изучал непрошеных гостей расширившимися глазами, после чего отступил назад, покрепче утвердил ноги на земле и воздел вверх правую руку, выставив два пальца.

– Во имя святого Антония и девы Марии, – произнес он, возвысив голос, – сгинь, колдовство проклятое!

Ши почувствовал, что его лицевые мышцы как-то по-новому разгладились.

Протянув руку, он обнаружил, что клыки бесследно исчезли. Ши посмотрел на Медора – поэт тоже их лишился.

– Ничего не бойся, отец, – сказал он старику. – Сами-то мы никакие не колдуны, просто нас кто-то заколдовал, и мы немного сбились с пути.

Старик просиял.

– Воистину, воистину, сын мой! Есть множество великих и славных людей породы твоей, что ближе тянутся к господу, хоть и диковинным порой образом. И все они, заметить я должен, уваженье оказывают отшельнику, который ничего не имеет, помимо бедности своей. Куда изволите направлять вы стопы свои?

– В Каренский замок, – ответил Ши, в голове у которого промелькнула мысль, что даже если перед ними самый святой отшельник во всей Гишпании, своим торжественным заявлением относительно бедности он явно хватил через край.

– Тогда дорога перед вами, дети мои. За следующим перевалом раскинулась долина По, а в ней деревенька с тем же названием, где церковь стоит святой Марии Египетской, викарий коей – монах августинский. А еще дальше – развилка...

– Угу, – кивнул Ши, поворачиваясь к Бельфегоре. – Это, видать, та самая долина, по которой направился на охоту за Руджером мой напарник – как раз перед тем, как я повстречал тебя с герцогом Астольфом.

Он снова повернулся к отшельнику.

– В этих краях не показывались какие-нибудь христианские рыцари?

Физиономия старика приняла встревоженное выражение.

– Нет, дети мои, – ответствовал он, – не знаюсь я с людьми воинственными и далек от раздоров их. Тщета это и суета, равно как и золото.

Медор потянул Ши за рукав.

– Воистину, – зашептал он, – нет правды в человеке этом, и наверняка видал он больше, чем говорит. Давай-ка расспросим его с большим пристрастием!

С этими словами Медор нежно огладил рукоять своего кинжала.

Уголком глаза Ши заметил, что на лице Бельфегоры при этом отразилось отвращение.

– Не стоит, – сказал он. – Не знаешь ты этих христианских отшельников, Медор. Чем больше на них давишь, тем упрямей они становятся, а потом, это просто некрасиво. Во всяком случае, теперь мы избавились от этих шайтанских масок и запросто можем выяснить все, что нам надо, в любом другом месте. Счастливо оставаться!

Он махнул рукой отшельнику, который опять воздел два пальца и молвил:

– Господь благословит тебя, сын мой!

Троица заняла свои места на ковре, и Ши продекламировал:

Ничего не произошло.

Ши повторил четверостишье, потом попробовал переставить слова.

По-прежнему безрезультатно. Отшельник добро улыбнулся. Девушка сказала:

– Думается мне, что могу объясненье я дать, сэр Гарольд. Монах сей не только благословил нас, но и экзорсизм произнес противу колдовства, так что какой бы силою не обладал ковер благодаря чародейству твоему, сгинула теперь она, и возврата не будет ей. Не первое это чудо, святыми людьми сотворенное, и не последнее.

– Ты что, и вправду святой? – спросил Ши.

Отшельник смиренно сложил руки.

– В скромности своей, сын мой, стараюсь вести я безгрешную жизнь.

– О боже! – простонал Ши. – По-моему, теперь придется тащиться пешком!

Отшельник заметил:

– Куда полезней для души твоей угнетать плоть, тысячу миль прошагав стопами окровавленными, нежели проехать в праздности даже милю.

– Не сомневаюсь, – отозвался Ши. – Но в данный момент есть вещи поважней моей души, и главная из них – вызволить моего хорошего друга из одной передряги.

Говорил он это через плечо, развязывая Руджеру ноги и устраивая из связанных чалм петлю, дабы использовать ее в качестве уздечки.

В этот момент из пещеры донесся ужасающий рев. Ши навострил уши.

– А не найдется ли у тебя, отец, осла?

Смирение старика уступило место беспокойству.

– Не станешь ведь ты отбирать у меня моего верного и единственного товарища?

– Да нет. Я уже сказал – мы люди честные. Просто мне любопытно, не заинтересован ли ты его продать?

С удивительной для его возраста прытью отшельник юркнул в пещеру и тут же появился вместе с ослом – крупным, крепким на вид животным, что здорово помогло бы им в предстоящем переходе. Ши поинтересовался ценой; отшельник ответил, что служение господу вряд ли совместимо менее чем с пятью византинами – суммой, от которой у Бельфегоры губы сложились в виде буквы «О».

Ши полез было в пояс, но тут же вспомнил, что трактирщик, обчистил его дочиста, и что он позабыл забрать деньги назад.

– Вот черт, – буркнул он. – Медор, у тебя есть какие-то деньги?

Мавр развел руками.

– О повелитель мой и брат, имей я хоть ломаный грош, он был бы к твоим услугам. Но увы – признать следует, что деньги мои, без сомненья, остались в шкатулке, в лагере Предводителя Правоверных, благословенно имя которого!

– Хм, – задумался Ши, – Ладно, тогда давай чего-нибудь из этих побрякушек.

С этими словами он показал на драгоценные браслеты Медора. Вид у Медора стал довольно кислым.

– Нельзя умолчать о том, о друг мой Гарр, что камень такой стоит дюжины столь паршивых, костлявых зверей вроде того, что стоит перед нами. Разве не заявил твой имам назарянский, что золото – только лишь суета для него?

– Это его проблемы, – откликнулся Ши, делая из ковра седло и укладывая его на спину ослу.

– Посвящено оно будет росту святости, – пообещал в свою очередь отшельник, суетясь вокруг со снятой с пояса веревкой и по собственной инициативе привязывая ее вместо подпруги.

Ши повернулся к Руджеру, который пока не произнес ни слова:

– Порядок, балбес, прокатишься на славу!

Прямое обращение, судя по всему, привело в действие некую скрытую пружину внутри гнезда всевозможных комплексов, служащего громиле в качестве мозга.

– Низкий мошенник! – заорал он. – Да покарает меня Аллах, если я не переломаю тебе все твои кости! Но хотя раз уж честь ты мне оказываешь, предоставляя место удобнейшее, милосердие мое встречное выразится в том, что умрешь ты последним!

– Очень мило с твоей стороны, – отозвался Ши, связывая ноги Руджера под брюхом осла. – Только ты не совсем уловил. Просто из этой позиции тебе не так просто освободиться и напасть на нас.

Они тронулись в путь. Тропа явно не предназначалась для колесного транспорта. Была она так узка, что два человека могли разойтись на ней лишь с большим трудом, и передвигаться таким способом было куда менее удобно, нежели на ковре-самолете. Ши двигался впереди, ведя под уздцы осла. Прошел почти час, когда он поднял руку, чтобы остановить остальных.

– Впереди какие-то люди, – объявил он.

Бельфегора присоединилась к нему, держа наготове лук и стрелы. «Люди» оказались тремя ослами, которые объедали молодые побеги кустарника на склоне утеса, и крепким, потрепанным непогодой дядькой, пристроившимся на отдых в тени. Человек при их приближении вскочил, схватившись за нож, но немного расслабился, когда Ши произнес:

– Доброе утро, мистер. Как делишки?

– Мир и удача тебе, друг, – отозвался человек. – Не было дел у меня никаких по сию пору, но рассчитываю, что к вечеру много их у меня появится. Чтоб понятней было тебе – спешу я в По, где послезавтра аутодафе* свершится над колдуном-нехристем, занятие это великую жажду обыкновенно вызывает, и есть у меня вино, дабы утолить ее.

Он махнул в сторону ослов, и Ши заметил, что все они навьючены бурдюками, в которых побулькивает некая жидкость.

Ши сразу пришли в голову Вотси с доктором Чалмерсом, и сочетание «колдун-нехристь» ему крайне не понравилось. Но прежде, чем ему удалось продолжить расспросы, Бельфегора взорвалась:

– Ни слова больше! Зри же, Медор, почему так люблю я свободные дикие леса – потому что только люди способны делать такое друг с другом! Эй ты, есть ли и другие у тебя известия?

– Да какие уж там известия, – откликнулся торговец без тени замешательства, – разве что мелочь мелкая, что послужить может сказкою, когда сказки уж все рассказаны. Будь я духом послабей, сказка сия, без сомненья, была бы куда короче и конец имела бы несчастливый, но...

Бельфегора топнула ножкой.

– А если опустить рассужденья сии – когда шел я дорогою короткой чрез горы из Доредано, напали на меня демоны летучие с рогами и клыками преогромными, насланные, без сомненья, колдуном тем самым, коего вскоре зажарят столь восхитительно. Не отбейся я от них одним-единственным клинком своим, не повстречали бы вы меня здесь, и потерял бы я барыш свой. Опасайтесь их в пути! А за что же в полон вы взяли господина этого?

– Возвращаем его даме сердца, – быстро ответил Ши. – Наплодил четверых детишек, а алиментов не платит. Кстати, ей наверняка при этом понадобится телохранитель, который ничего не боится, так что мы тебя порекомендуем. Пока!

Не обращая внимания на гневное рычание Руджера, он двинулся дальше.

На то, чтобы добраться до перевала, ушел целый день. Привалы по просьбе Медора делались все чаще и чаще, а в конце концов он еще и натер себе водяную мозоль, которой Бельфегоре к великому негодованию Ши пришлось заниматься. Она объявила, что рана столь тяжела, что ему следует ехать верхом, отчего на сей раз и впрямь чуть не случилась ссора, поскольку Ши твердил об опасности здоровяка и его умении обращаться с оружием, а девушка с неменьшим пылом расписывала ценность Медора, якобы представлявшего собой равноправную треть их боевой мощи, и доказывала, что в случае чего без него они никак не управятся.

Победила, ясное дело, она. Медор взгромоздился на осла, а Руджеру развязали ноги и набросили на шею скользящую петлю, которую Ши смастерил из тех же чалм, так что при любом неожиданном рывке громила моментально лишился бы воздуха для дыхания. Между обоими воцарилось нечто вроде молчаливого перемирия. Ши заговорил было с ним, но вскоре об этом пожалел, поскольку единственной темой, которую Руджер был склонен обсуждать, являлись проломленные черепа и вырванные кишки. Уже в полном отчаянии Ши повернул разговор на Брадаманту, что недавно уже произвело столь необычайный эффект на здоровяка. Результат и на сей раз превзошел все ожидания. Руджер уткнулся взглядом в землю и хихикнул.

– Как она выглядит? – пытал Ши. – Лично я никогда ее не видел.

В Руджере, видно, происходила какая-то внутренняя борьба. Наконец, не без некоторого усилия, он выдал:

– Нет благолепия, кроме как в Аллахе и пророке его! Руки ее, как ясеневые ветви, ягодицы ее – как полные луны. Заключи я только союз с нею, надел бы я доспехи праздничные, чтобы сразить тебя! Однако заметить следует, что смерть твоя не сделает меня хозяином над франкийской наложницей твоей с волосами, беду предвещающими, ибо охотней связался бы я узами брачными с последними дщерьми Иблиса!

Таким образом, в некотором роде они поменялись ролями, и Ши оставил его в относительном покое до тех пор, пока они не одолели перевал и через милю-другую не обнаружили поблизости от ручья место, пригодное для бивака.

Еще не совсем стемнело, но Бельфегора заявила, что позже на дичь рассчитывать уже не придется. Поэтому они с Медором отправились на охоту, пока Ши разводил костер.

Где-то через полчаса они вернулись, весело хохоча и неся с собой четырех кроликов. Она еще раз продемонстрировала свое столь памятное ему искусство, ловко освежевав и зажарив их. Ши подумал, что он в жизни не пробовал ничего вкуснее, равно как не видывал ничего уморительней сцены кормления Руджера Медором, пихавшим ему в пасть мясо кусок за куском. Тот заглатывал его с такой неуловимой быстротой, что казалось, будто он пытается откусить кормильцу пальцы.

Подкрепившись, все почувствовали себя получше. Руджер почти перестал доставлять им беспокойство, за исключением разве того, что его пришлось сводить в кустики, а Медор положительно сиял. Он импровизировал комические рифмы, он блестяще пародировал плац-парадные манеры Дардинеля; он великолепно изобразил Атланта в момент сочинения некоего заклятья, включая переполошный испуг сочинителя, когда оно привело не к тем результатам. Дошло до того, что и сам Ши расхохотался весело и беззаботно – после чего Медор внезапно посерьезнел.

– Владыка мой Гарр, – проговорил он, – теперь, когда расширилась грудь твоя, ищу я твоего совета, как у старейшины или ученого великого в законах. Согласно блистательнейшей книге пророка, имя коего милосердие, которая Книгою Коровы именуется, законным признается для мусульманина взять в жены ту женщину, что возжелает он. И говорится также, что одной жены никак не достаточно, а будь их две, ссориться будут они между собой, будь три две объединятся противу третьей, так что нет иного спокойствия, кроме как в четырех. И все же та женщина, с коей желаю сочетаться я браком, получит меня лишь как одна-единственная жена.

Ши криво улыбнулся. Нашел что у него спрашивать? Однако, подумал он, пусть катится все, как катится, поэтому ответил:

– М-да, случай не из простых. Если ты женишься на ней таким образом, то нарушишь законы своей религии, а если она выйдет за тебя на других условиях, то нарушит законы своей религии, если она вообще верующая. По-моему, вам обоим лучше податься в зороастристы. Такой выход должен быть близок и тебе, и ей.

Вмешалась Бельфегора:

– А кто такие эти зо-ро-астристы?

На последнем слове она малость запнулась.

– О, на мой так вкус, теория у них весьма удобная! Они верят в существование двух совершенно равномочных сил добра и зла – Агурамазды и Ангро-Манью. Сразу снимаются все проблемы, над которыми веками бьются доктора теологии. Ведь если бог всемогущ, откуда тогда зло?

Девушка сказала:

– Не настолько это... – И тут же примолкла при виде задохнувшегося от ужаса Медора.

Рот его бессильно хлопал, то открываясь, то закрываясь, как у карпа в пруду. Когда он наконец подобрал слова, оказались они следующими:

– В гебры* зовешь ты меня?! Стать алхимиком, огню поклоняющимся? Они же каннибалы грязные, что голыми пляшут и плоть человеческую поедают! Ну уж нет, не заключил бы я союза брачного с самой царицею Бриллиантовых Островов, будь у нее даже вся мудрость и все искусство постельное эфиопов, ибо из гебров она! Будь даже она прекраснейшей из женщин смертных на взгляд посторонний, держал бы я ее за грязнейшую из шлюх, что кости глодает крысиные и арапских прислужников нанимает для услады своей!

Бельфегора сделала глубокий вдох.

– Лорд мой Медор, – заметила она, – довольно невежливо сне с твоей стороны! Заклинаю тебя получше все это обдумать, покуда готовим мы ложа свои.

Единственным грациозным движением она оказалась на ногах.

– Я – на дерево.

На следующее утро они позавтракали остатками охотничьих трофеев девушки. Медор слегка поворчал насчет отсутствия соли, а Руджер жаловался, что нет имама, дабы назвать точный час молитвы.

Ши сказал:

– По-моему, весьма сомнительно, что мы доберемся до замка сегодня, если не разживемся в По лошадьми.

Медор поглядел на девушку.

– Клянусь Аллахом, если мы даже вообще не доберемся до замка, и то это будет слишком рано для меня, если не отыщется там добрый казий со свидетелями, дабы сочетал нас узами брачными!

Ши открыл было рот, но сразу вмешалась девушка.

– Нет-нет, прекрасный Медор, – возразила она, – не планируй наш брак столь поспешно! Ты же знаешь, что по-прежнему связана я обещаньем своим, как и рыцарь любой, и обещала я сэру Гарольду оставаться с ним до той поры, покуда деянье наше не завершится успехом. Пока существует верность, каждый обязан хранить ее!

Упадок духа у Медора оказался явлением временным. К тому моменту, как они приготовились вновь отправиться в путь, он опять был весел и бодр. Когда Ши подвел Руджера к ослу с намерением повторить вчерашнюю операцию, поэт метнулся вперед и уселся на осла первым.

– Алле! – крикнул Ши. – Твоя очередь была вчера. А теперь давай-ка...

Медор важно поглядел на него с высоты ослиной спины.

– Да сожжет Аллах мою печень, если и сегодня я не поеду на осле! – ответствовал он. – О сын греха...

Шлеп! Дотянуться было трудно, но Ши все-таки достал его правой, и Медор жабой плюхнулся на землю. Приподнявшись на локте, он обалдело поглядел на Ши, который в это время изучал свои занывшие от удара суставы, гадая, что же заставило его выдержку удрать в черт знает какие далекие края.

Когда он поднял взгляд, Бельфегора уже встряла между ними, положив руку на рукоять ножа.

– Де Ши! – проскрежетала она. – Переходит это границы всяческого терпенья. Что за дремучее невежество пейзанское? Больше ты мне не рыцарь, а я тебе не дама, ежели не принесешь ты немедля извинения!

В общем, Медор поехал на осле. Ши, плетясь по грязи и камням и ведя под уздцы Руджера, угрюмо гадал, действительно ли столь ярок свет его жизни.

Придавленные тяжким грузом взаимного несогласия, который держал всех в молчании, они добрались уже почти до самого По, когда перевалило за полдень, и Бельфегора коротко объявила, что если они собираются сегодня есть, то она отправляется на охоту. На сей раз Медор не составил ей компанию. Как только он слез с осла, то тут же прикрыл глаза ладонью и ткнул куда-то рукой.

– Иншалла! – воскликнул он. – Владыка мой Гарр, взгляни-ка скорей на это диво! Дерево сне, без сомненья, персиковое, и, пророк свидетель, будут у нас сегодня фрукты на сладкое!

Безо всяких признаков какой-либо хромоты он куда-то ускакал и через несколько секунд вернулся с полными руками спелых персиков.

В этот момент Гарольду Ши пришла на ум некая идея.

– Посиди и последи за Руджером, пока я их приготовлю, – сказал он.

Медор подозрительно прищурился.

– Ладно-ладно, не волнуйся, – успокоил его Ши. – И вообще – извини, что я тебя утром обидел.

Физиономия поэта расплылась в блаженной улыбке.

– Воистину сказано, повелитель мой Гарр, что франки страшны во гневе, но если смириться с ними, в дружбе – благородны.

Взявшись за тюрбаны с петлей, он отвел Руджера в сторонку.

Ши снял свой шлем и воткнул его шишаком в землю – получилась превосходная чаша для пунша. Туда полетели четыре персика. На оставшихся Ши вырезал острием ножа буквы «С», «Н» и «О» и расположил их так, как проделал это док Чалмерс, когда столь неожиданно произвел в Царстве Фей шотландское виски. Тогда это было случайностью, твердил себе Ши, но на сей раз, что бы ни вышло, все пойдет в дело. Он склонился над шлемом и, навострив одно ухо в ту сторону, где Медор, довольно вяло придерживая поводок, внимал очередной перегруженной подробностями истории о штурмах и побоях, тихо повторил все, что сумел припомнить из заклинания дока:

На миг его поразило ужасное опасение, что персики просто превратятся в склизкую закисшую массу, но когда он открыл глаза, шлем был уже до краев полон некой золотистой жидкостью, в которой плавали персиковые косточки и съежившаяся кожица. Ши повылавливал отходы и попробовал основной продукт.

Оказался он самым настоящим персиковым бренди, с совершенно потрясающим ароматом, и когда попало оно поглубже в глотку, выяснилось, что и крепость у него из тех, какой редко достигают в его собственном мире – по оценке Ши, градусов под шестьдесят.

– Эй! – позвал он. – Тащи его сюда, Медор! Я вам тут немного шербета сделал.

Поэт поднялся, волоча за собой пленника. Он наклонился над шлемом и принюхался.

– Клянусь Аллахом, какое прекрасное благоухание, владыка Гарр! Настоящий шах ты среди кулинаров! Но чтоб прекрасней получился шербет сей, остудить его снегом следует.

Медор, опустившись на колени и потянувшись губами к краю шлема, сделал изрядный глоток.

– Аллах! – поперхнулся он. – И взаправду необходим снег, поскольку шербет сей жжет, как огонь. Ежели отравлен он...

Он поглядел на Ши.

– Тогда я тоже отравлюсь!

И Ши сам отхлебнул из шлема. Напиток и впрямь согревал пищевод, опускаясь вниз.

– Дайте, ради Аллаха, и мне немного этого шербета! – взмолился Руджер.

Ши осторожно вытащил шишак из земли и держал шлем перед ним, пока тот делал сначала маленький глоток, а потом довольно основательный. Когда Руджер оторвался от чаши, Медор сказал:

– О повелитель мой и брат блаженный, для вящей пользы выпил бы я еще шербета твоего франкийского, ибо вечер прохладен, а он так приятно согревает внутри!

Шлем пошел по кругу. Ши не стал себя ограничивать, когда подошла его очередь. Злость на Бельфегору слегка отступила на задний план. Со всем этим будет покончено, как только она осознает, кто она такая на самом деле. А он уж наверняка способен выдумать хоть десять, двадцать, тридцать способов достижения этого желанного результата, надо лишь продумать ряд совсем мелких деталей для завершения общей картины. С этим-то он в любой момент справится, будьте покойны! В то же самое время Медор оказался одним из превосходнейших собеседников, которых он когда-либо встречал, да и Руджер далеко не такая сволочь, когда узнаешь его поближе. Сарацинский паладин поведал им историю своих похождений в Китае, по мотивам которой Медор тут же сплел балладу в каком-то довольно странном размере. Правда, в третьей строке каждого куплета от него упорно ускользала рифма, и Ши его поправлял. В разгар этого совместного поэтического творчества в середину тесного кружка неожиданно вступила Бельфеба, держа в руке двух птиц с черными перьями.

Медор поднял взгляд, и челюсть у него отвалилась.

– Пусть же ифриты перенесут меня в глубочайшие глубины моря, ежели не влюблен я в девицу сию! – завопил он и, сделав суматошную попытку вскочить, тут же рухнул обратно. Исказив от напряжения физиономию, он попытался подняться снова, и это ему удалось. Бельфегора выронила птиц.

– Люблю я тебя за прелесть твою чрезвычайную и красоту превосходную, – пробулькал Медор, – и предоставь ты мне желанье тела своего, как Али-Бин-Хайят говорит:

Он хихикнул прямо в переполненное ужасом лицо девушки, икнул, растопырил руки и набросился на нее.

Шлеп! Медор так и сел.

– Что за дремучее невежество пейзанское! – в полном восторге завопил Ши.

Юный мавр, цепляясь за что попало, поднялся вновь. Красивые черты его до неузнаваемости исказились.

– Клянусь Аллахом! – заорал он. – Ты вонючейшая из обманщиц и грязнейшая из шлюх, что отвергла любовь представителя рода Хасанов ради арапов низкородных! Прощай же! Возвращаюсь я в лагерь, где мальчики есть в тысячу раз прелестней и вернее тебя!

Прежде чем до них окончательно дошел смысл этого заявления, он сделал три неверных шага к ослу, влез ему на спину и, отчаянно колотя его саблей в ножнах, галопом умчался туда, откуда они пришли.

Бельфегора секунду стояла в оцепенении, потом выхватила лук и послала ему вслед стрелу – но слишком поздно.

– Шер Харол, – подал голос Руджер с совиной важностью, – как раш так и молвил я. Эти крашные франкийшкие волошы шулят беду! Лушше утонуть тебе в море, чем оштавить шебе эту налошницу!

Ши не обратил на него внимания и поднес шлем Бельфегоре.

– Давай-ка сделай глоточек, – предложил он. Она обвела его долгим, неторопливым взглядом и слегка подрагивающими руками приняла шлем. Вскоре дрожь прекратилась.

– Благодарность моя и прощенье тебе, сэр Гарольд, – произнесла она, – ибо чувствую я, что обязана принести его. Это прямо... прямо...

Она словно беспомощно барахталась в попытках уловить что-то давно позабытое и постоянно ускользающее. Ши проговорил:

– Да-а, не зря латиняне говорили – «In vino veritas...»*

– О да. Не насмехайся надо мною; следовало бы мне увидеть его ясными глазами, еще когда собирался бросить он тебя в шатре или подвергнуть мучениям отшельника. Лютня да речи красивые не делают из ничтожества мужчину истинного!

Она присела и прижала ладони к глазам. Ши пристроился рядом и приобнял ее за плечи, но она стряхнула его руку. Откуда-то сзади проквакал Руджер:

– Беги прошь от девки этой дурноприметной!

Ши так и не узнал, плакала она или нет. Сердце его бешено заколотилось, когда он принялся соображать, что же им делать. Теперь он жалел, что слегка перебрал персикового бренди – в голове явно царил полный туман.

Прижатые к глазам ладони опустились, и Бельфегора повернула к нему удрученное лицо.

– Да, ошибка только моею была, – произнесла она бесцветным голосом, – а ты, как рыцарь мой истинный, спас меня от злодея. Ох-хо-хо!

Она вздохнула и поднялась на ноги.

– Уж падает сумрак, и должны мы трапезу завершить поскорее, если желаем завтра поход свой продолжить. Нет, никаких целований рук – чужда я пустых учтивостей!