Когда клянусь душой моей: «Клоринда, всех милей ты, право», Ты мне ответствуешь лукаво: «Нагая, я еще милей». Но в бане у твоих дверей Я приглашенья ждал напрасно, Чтоб увидать, сколь ты прекрасна. Иль боязно очам твоим, Что, увидав меня нагим, Ты отвернешься безучастно?

Твои товары хоть куда: Наряды, гребни, перец, мята, Но, заплатив тебе, Мората, Увы, уносят их всегда, Что, впрочем, тоже не беда, Иным товаром ты богата. Хоть за него берется плата, Но, как его ни отдаешь, Он остается. Узнаешь? Моратой славится Мората!

Когда Орфей за Эвридикой В Аид спустился, бог Плутон Был беспредельно возмущен Такою дерзостью великой. Запел пленительный Орфей, Как никогда не пел. Однако, Хотя Плутону в царстве мрака Вдруг стало на душе светлей, Багровый от негодованья, Вернул Орфею он жену, Что было даже в старину Тягчайшей мерой наказанья. Засим смягчился грозный бог И смертному в вознагражденье За удивительное пенье Вновь потерять ее помог.

«Здесь спит, кто ближнему не сделал в жизни блага». «Наверное, какой-нибудь сутяга?» «Нет, не было ни в чем ему удачи». «Идальго был он, не иначе». «Нет, был он богачом, к тому же прохиндеем». «Коль так, наверняка был иудеем». «Нет, был разбойником, погряз в разврате мерзком». «Так был вдовцом? Банкиром генуэзским?» «Нет, слишком уж был глуп да и болтлив не в меру». «Все ясно мне: покойник — кабальеро». «Секрет открою вам: он был поэт, и вместе Все эти доблести в одном собрались месте».

Покоится в земле холодной Та, чей талант незаурядный Воспет у нас, что подвиг ратный, Она была прекрасной сводней. Блаженство среди звезд вкушать Не пожелала, понимая, Что там, где святость всеблагая, Дев даже ей не замарать.

Прожорливым червям наверняка И зад его по вкусу, и бока, Но, право же, не чают в нем души Отведавшие гноища души.

Я под тяжелою лежу плитой. Будь милосерд, прохожий, и пятой Не наступи на камень сей плиты, Ведь лишней тяжестью меня придавишь ты. И только жены родины моей Плиту не смогут сделать тяжелей, О, наконец, за благо я сочту Их пустоту.