Мы были еще далеко от него, хотя даже отсюда сквозь дымку сумерек, переполненную влагой, было видно, что это, собственно, никакой не замок, а три больших фахверковых норманнских дома, поставленные буквой «П». Но даже в непогоду и с темными окнами они выглядели такими уютными и ласковыми со своими кокетливыми островерхими фронтонами, что запросто могли бы сыграть роль ну пусть не замка – замку ведь полагаются стены и башни, – а дворца в сказочном королевстве из детского фильма. В центре двора между домами темнел силуэт фонтана. И я знала, нет, не видела, а именно знала, что скульптура фонтана мраморная и белая и что это огромный плывущий бык с красивой девушкой на спине…

…В ящике среди бабушкиных инструментов я нахожу необыкновенное сокровище – фотографию сказочного замка с фонтаном на переднем плане. Девушка на быке среди струй, бьющих из воды вокруг, меня просто завораживает.

– Это называется «Похищение Европы», – объясняет бабушка. – Древнегреческий миф. Девушку зовут Европа. Бог Зевс превратился в быка и похищает ее.

Я не знаю, что такое «миф». И вообще странно, что кроме общеизвестного Бога бывает еще какой-то. Но меня больше волнует судьба девушки по имени Европа.

– Бабушка, а зачем он ее похищает?

– Ну влюбился. Ты же видишь, какая она красивая.

– Влюбился? Хочет жениться?

– Ну примерно так.

– А разве он не мог ей об этом прямо сказать? В быка-то зачем превращаться?

– Вики, вы потом в школе будете проходить все эти мифы. А я давно в школе училась, сейчас точно все не помню.

И тут меня осеняет:

– Ой, бабушка! Я все поняла! Его заколдовали в быка, и она должна его поцеловать! И тогда он расколдуется! Как принц-лягушка! И они будут жить долго и счастливо!

Бабушкины глаза почему-то вдруг делаются влажными, и она крепко прижимает меня к себе…

Тут из-за угла «замка» вдруг вынырнула какая-то светящаяся изнутри прозрачная коробочка и бодро покатилась определенно навстречу нам.

– Ох, что это?

– Это кар, – нежно прошептал Сале, теплым дыханием обдавая мою щеку. – Такой автомобильчик для передвижения по полю для гольфа. Неужели никогда не видели?

– Я прекрасно знаю, для чего он! И вообще… – «Не дышите на меня так!» – хотела сказать я, но конь вдруг всхрапнул, будто призывая меня справиться с раздражением и еще немного потерпеть близость эротичного нотариального поверенного.

– По-моему, в каре – мсье Вариабль, – сказал Сале. – Это дворецкий самого шевалье де Ласмара.

Я уже хорошо видела водителя «коробочки». Он помахал нам рукой. Блэк заржал и самостоятельно зарысил ему навстречу. Седой мужчина с усиками, в поблескивающих очках без оправы, при бабочке и в смокинге смотрелся довольно курьезно внутри прозрачной спортивной машинешки.

– А что, тут несколько дворецких? – с улыбкой уточнила я.

– Собственно, один, конечно, но есть еще управляющий отелем, Тома Глиссе. И они недолюбливают друг друга. Как два петуха в одном курятнике. Не хочу опять показаться навязчивым, но я вам советую быть с ними осторожнее. Особенно с Вариаблем. Что называется, мягко стелет, да…

Сале не договорил. Кар и пофыркивающий конь остановились рядом, как если бы оба были живыми существами и приятелями. Кар светился изнутри, и Вариабль светился улыбкой. Он походил на благородного сенатора или дипломата высокого уровня и самого доброго в мире Пера Ноеля одновременно. До Пера Ноеля по возрасту ему, конечно, далековато, хотя наверняка хорошо за шестьдесят, но движения и стать, как у молодого, спортивного мужчины: Вариабль в своем смокинге и блеснувших начищенностью туфлях лихо выпрыгнул из кара на землю прямо под эту морось, и, словно по волшебству, в его руке раскрылся огромный зонт.

– Счастлив видеть вас, мадемуазель де Ласмар! Простите за бесцеремонность, но предлагаю мсье Сале, не теряя времени на представления, опустить вас ко мне на руки, учитывая… О, мадемуазель де Ласмар! Ну что же вы напрасно испачкали обувь! Какой же я стал старый и неловкий, – с доброй виноватой улыбкой закончил дворецкий, потому что к этому моменту его речи я уже спрыгнула на землю, и зонт сразу оказался над моей головой.

Старик распахнул передо мной дверцу кара так, будто это была дверца раззолоченной кареты.

– Неправда, – добродушно сказала я, усаживаясь в кар, – вы вовсе не старый и очень даже ловкий.

– О, мадемуазель де Ласмар! Какой незаслуженный комплимент старому слуге. О, простите! Мсье Сале, представьте меня маде…

– Мсье Вариабль, я уже знаю, кто вы. Пожалуйста, давайте не будем тратить время. Нам с мсье Сале все-таки хотелось бы сегодня еще успеть к нотариусу. И, пожалуйста, мсье Вариабль, мое имя Жюли-Виктория Брэбьи. Прошу вас, не называйте меня иначе!

Он стоял снаружи под зонтом и, слегка наклонив голову, внимательно, с ласковой улыбкой слушал меня. Неожиданно яркие для его возраста синие глаза за прозрачными стеклышками очков светились нежностью. Единственным человеком, кто когда-либо смотрел на меня так, была моя бабушка. В голове засуетились еще какие-то тени связанных с ней воспоминаний, но ни одно из них не давало вспышки.

– Мсье Вариабль, пожалуйста. Я – Жюли-Виктория Брэбьи. Хорошо? И садитесь за руль. Мы теряем время.

– Как вам будет угодно, мадемуазель Брэбьи. Только скажу мсье Сале, с вашего позволения, – дворецкий повернулся к поверенному вполоборота, но говорил, обращаясь ко мне, – чтобы мсье Сале не дожидался нас у входа, если Блэк привезет мсье к дому раньше, а сразу шел в апартаменты «Диана» и приводил себя в порядок перед ужином. Если что-то потребуется, по звонку придет Моник.

– Какой еще ужин? Какая Моник? – Я переводила глаза с Вариабля на Сале. – Нам срочно нужно к нотариусу! А потом я должна успеть на ночной поезд!

– Э-э-э… но… видите ли, мадемуазель Брэбьи… – неуверенно начал Сале, впрочем, очень уверенно гарцуя на Блэке.

Конь вдруг фыркнул, встал на дыбы и громко заржал, будто насмехаясь над ситуацией.

– Езжайте, езжайте Сале, – добродушно сказал Вариабль, складывая зонт, и на его левом мизинце заблестел перстень с прозрачно-голубоватым горизонтально расположенным камнем. – Вы определенно понравились Блэку, и он не прочь с вами побегать. И, хочу заметить, мадемуазель Брэбьи, Блэк непременно устроит скачки. Он ведь истинный скакун в душе, но, на свою беду, уродился слишком большим для профессионального спорта, как и его хозяин, мсье Номали, – добродушно рассуждал Вариабль, усаживаясь за руль кара, пристроив сначала в уголке зонт, и закрывая теперь дверцу.