Прибежав в трактир, где хозяин уже почти пришел в отчаяние, потому что, как всякий трактирщик, он любил, чтобы то, что сготовлено, было съедено, а особенно, чтоб за это было заплачено, Сидуан, потеряв остаток сил от волнений и усталости, рухнул на стул и обхватил голову руками.

— Сударь, с чего угодно будет вам начать? — спросил хозяин.

— Спасибо, друг, я есть не буду.

Отчаяние трактирщика мы не будем описывать за недостатком места.

— Только немного выпью, — сказал Сидуан, и опорожнил кружку одним глотком.

Он снова схватился за голову, пытаясь найти наилучший способ добраться до Мака.

Кроме того, в голове у него теснилось множество важных вопросов: промолчать обо всех этих событиях, или, напротив, рассказать о них друзьям Мака?

И кто его друзья?

— Ну прежде всего, я, потом Лоредан. Есть Сара и еще есть донья Манча — и это все.

Но мадемуазель Сара и донья Манча должны были друг друга ненавидеть. Собирать их вместе было бы неблагоразумно. С другой стороны, мадемуазель Сара, может быть, любит капитана, но донья Манча любит его сильнее. Которую тут выбирать? И, может быть, донья Манча и не захочет ввязываться в дело, из которого ее родному брату живым и не выйти?

Это были трудные размышления, особенно для Сидуана, не привыкшего думать, тем паче что они проносились в его мозгу со скоростью вихря: времени терять было нельзя.

Может быть, Мак страдал!

Может быть, он звал его!

— Сударь, — осмелился побеспокоить его трактирщик, — уверяю вас, что лучшего цыпленка в белом вине вы нигде не попробуете…

— Вы же видите, я не похож на человека, который собирается ужинать. Попозже, может быть… если я его найду и если он жив!

— А что с господином, которого вы мне приводили, случилось какое-нибудь несчастье?

— Да разве в нем дело! Скажите, есть у вас веревки, лестницы, молотки, факелы, лопаты, кирка и большая скатерть?

— Что, что?

Бедный Сидуан в великом волнении, в самом деле, говорил очень быстро и невнятно. Пришлось начать сначала.

И тут он, решив взяться за дело сам, открыл большой шкаф, две верхние полки которого были заняты бельем, встал на стул, вытащил большую скатерть и, расстелив ее на земле, сказал ошалевшему хозяину:

— Быстренько ступайте и принесите все, что я сказал.

— Но у меня всего одна лестница!

— Поставьте ее у порога.

— И факелов у меня нет!

— Ну а свечи и фонари?

— Есть, конечно.

— Сойдут и они. Скорее, скорее!

Сидуан распоряжался так властно, что трактирщику и в голову не пришло возражать.

Минут десять в трактире стояла невообразимая суматоха: хозяин принес приставную лестницу и поставил ее у порога, потом две кирки и лопату, отыскал фонари, заправил их, дал Сидуану веревки и свечи, а тот складывал в расстеленную на полу скатерть все, что ему попадало под руку и казалось нужным для поисков несчастного Мака.

Проделывая все это с быстротой, на которую, казалось, толстый, обычно спокойный и неторопливый Сидуан, был попросту неспособен, славный малый без умолку говорил, отчасти для того, чтобы дать трактирщику какие-то разъяснения, ибо тот все же имел на них какое-то право, отчасти для того, чтобы выразить свое негодование и приглушить страх за жизнь своего хозяина.

— Предатель! А еще я был таким простаком, что поверил в его добрые чувства к капитану. А того уже, может, сейчас и в живых-то нет!

— Кого, сударь? Этого славного и щедрого господина?

— Да нет, этот-то просто настоящий разбойник; оставьте себе его деньги и кошелек, что он мне дал, но поспешите, приятель! Речь идет о жизни, и о жизни порядочного человека, уж это я вам говорю!

— Да что же все это значит? Вы ведь весь мой дом собираетесь унести.

— Все, что можно взять с собой, возьмем, мы ведь не знаем, в каком состоянии мы найдем моего хозяина! Прихватите водки, а я возьму вот эту бутылку бордо. А теперь дайте мне крепкую веревку, у меня появилась одна мысль.

Трактирщик принес веревку.

— Хорошо, — сказал Сидуан, — свяжем скатерть так, чтобы нам было удобно нести ее вдвоем; я на вас рассчитываю, приятель, ладно?

— Черт возьми, сударь, не могу же я вас бросить в таком затруднительном положении; но может быть, мы позовем на помощь двух-трех соседей, — они охотно нам пособят. И прежде всего, скажите, что мы собираемся делать? Я до сих пор так ничего и не понял.

— Не нужно никого будить, я даже отказался от мысли предупредить лучших друзей моего хозяина. Это могло бы нам повредить. Теперь-то я знаю, что теряешь, когда много болтаешь, и больше уже на этом не попадусь, а что и как нам придется делать, я объясню вам по дороге.

Пока Сидуан говорил, он успел сделать на каждом конце веревки, которую ему принес трактирщик, по петле как раз такого размера, чтобы обхватить руку человека, и спрятать ее под камзол.

— Теперь пошли, — сказал он.

— Предупредить служанку, чтобы она приготовила к нашему возвращению ужин?

— Вы только об ужине и думаете! Оставьте вашу служанку в покое; ей, наверное, лет шестьдесят, раз весь этот шум и грохот не заставил ее встать с постели хотя бы из любопытства!

— Вовсе нет, вовсе нет. Она молодая и хорошенькая!

— Ах вот как! Вы хитрец, как я посмотрю!

— Ах, во всем свои радости. Это — самая честная девушка на свете, но ее и пушками не разбудишь.

— Ну и пусть себе спит, а мы — в путь!

Выйдя из трактира и дожидаясь, пока хозяин запрет дверь на два оборота, Сидуан вдруг заметил под окном большое деревянное корыто на ножках; кучера, почему-либо не пожелавшие ставить лошадей в конюшню, засыпали в него овес и кормили их прямо под окнами.

Сидуан почесал за ухом.

— Надо бы его захватить с собой!

— Да что вы, сударь, его уж больно нести неудобно.

— Я сам его потащу; взвалите мне его на плечо и живо вперед!

— А нам далеко идти?

— Ну, четверть часа, минут двадцать, и мы там. А теперь слушайте, что я вам скажу: дворянин, которого вы видели — изменник и заговорщик; он — испанец и замыслил гнусный заговор против короля.

— Ах он чудовище! — закричал трактирщик, — где он есть? Я его своими руками задушу! До того, как стать поваром, я служил в армии; посмотрит он, как я расправляюсь с врагом!

— Прекрасно, — ответил Сидуан, — мы вдвоем с ним расправимся, но сначала нужно найти моего хозяина.

— А кто он, ваш хозяин?

— Так знайте же, что этот испанец коварно завлек в ловушку моего дорогого капитана, моего хозяина, истинного француза и храброго солдата, в чем я готов вам поклясться. Из мести, благодаря своей дьявольской хитрости, он завлек его в катакомбы и обрушил на него свод, погребя его там.

— Но тогда, бедный парень, твой хозяин мертв.

— Боюсь, что так, — печально ответил Сидуан, — но Бог помогает хорошим людям, надо все же посмотреть…

Тут они подошли к колодцу, и Сидуан остановился.

— Ну, что будем делать? — спросил трактирщик, — я надеюсь, вы туда спускаться не вздумаете?

— Здесь не так глубоко, как вы думаете, и я к тому же знаю дорогу. Вы со мной?

— Черт, знаете…

— Да нам тут некогда разводить церемоний. Да или нет?

— Да, черт его побери, и смерть испанцам! Да и у вас весь мой инструмент.

Сидуан уже привязал скатерть, в которую были завернуты все принесенные им с собой инструменты, к веревке, заботливо вытащенной им из колодца после того, как он сбросил туда дона Фелипе, и собирался спустить этот сверток, но вдруг передумал.

— В самом деле, — размышлял он, — этот плут там остался с пистолетом. Если хоть малейший шум предупредит его, что я спускаюсь, я погиб. Он меня убьет и поднимется по веревке. Это не совсем то, что я хочу. Тсс… ни слова, — прошептал он на ухо трактирщику.

Сначала он осторожно спустил веревку, а потом беззвучно соскользнул по ней сам. Поистине, это была ночь, в которую Сидуану пришли в голову все счастливые мысли, когда-либо посетившие его за всю его двадцативосьмилетнюю жизнь.

Дон Фелипе, со своей стороны, был не тем человеком, который стал бы тратить время на бесполезные крики, если он мог употребить его с большей пользой.

Поэтому, как только он решил, что Сидуан ушел от колодца, он стал размышлять:

— Несомненно, слуга, настолько преданный своему господину, не оставит его тело под обломками и будет его искать, — подумал он, — значит, нужно ожидать, что он вернется, и, вероятно, один, потому что у него не хватит времени добраться до Парижа за серьезной помощью, или в худшем случае, он вернется с каким-нибудь таким же увальнем, как и он сам.

Излишне говорить, что прежде всего дон Фелипе проверил, поднята ли веревка.

— Чтобы спуститься, — подумал он далее, — у него нет другого пути, кроме этой дыры, и другого способа, кроме веревки. Значит, как только я услышу, что веревка спускается, я буду наготове и буду ждать этого дурака. Даже если он не один, а с товарищем, с двумя деревенскими мужиками у меня хватит сил справиться.

И дон Фелипе зарядил пистолет и стал ждать.

Но он строил свои планы, считая что Сидуан остался прежним — простоватым и наивным, а перед ним был совершенно новый Сидуан — сообразительный и изобретательный.

Поэтому испанец страшно закричал, почувствовав, что чьи-то руки зажали его, как в тиски, хотя он до этого не слышал ни малейшего шороха.

— Здравствуйте, дон Фелипе, вы ждали меня, я надеюсь? Тихо, не двигайтесь. Если вы приняли меры предосторожности, я их тоже принял.

И Сидуан продел руки дона Фелипе в петли веревки, приготовленной им еще в трактире и висевшей у него на шее. Дон Фелипе оказался таким образом запряженным, как это делают друг с другом дети, когда играют в лошадки, с той только разницей, что сзади Сидуан завязал веревку узлом, почти не позволявшим дону Фелипе двигать руками.

— А теперь, негодяй, отдай мне пистолет, — сказал Сидуан, по-прежнему стоя у испанца за спиной. — Давай, давай, сам же видишь, что тебе со мной не справиться.

Он отнял у дона Фелипе пистолет и щелкнул курком.

— Так я и думал, ты хотел меня убить. Ага, теперь-то я тебя хорошо знаю!

Он стал подталкивать дона Фелипе впереди себя.

— Ну, каналья, стой спокойно. Если ты пошевелишься я выстрелю. Теперь ты знаешь, что тебе грозит, веди себя смирно.

Сидуан подошел к колодцу.

— Вы тут, товарищ? — крикнул он.

— Да, да. Что надо делать? — ответил трактирщик.

— Поднимите веревку и спустите мне сверток… Хорошо. А теперь лестницу и корыто… Прекрасно. А теперь, если ничего не имеете против, спускайтесь сюда сами, и не бойтесь. Веревка крепкая. Я вас тяжелее и уже два раза она меня выдержала.

Через пять минут трактирщик уже стоял рядом с Сидуаном. Он зажег два фонаря и взял их в руки.

— Но здесь очень опасно! — воскликнул он, увидев, что нижние ступени лестницы завалены обломками штукатурки и камнями.

— Очень даже возможно, но приняв какие-то меры…

— Вы что, хотите пойти на розыски вашего хозяина среди этих обломков?

— Да, приятель, вы сами все сейчас увидите, но если вы боитесь, возвращайтесь, — веревка-то еще висит.

— Я боюсь? Я — старый сержант?! Да ничего подобного! Вперед!

— Ну насчет «вперед», поступим немного иначе. Вот этот добрый господин обидится, если мы пройдем перед ним. Что вы на это скажете дон Фелипе?

Испанец уже несколько минут бросал на трактирщика умоляющие взгляды.

— Я скажу, — ответил он, — что вы оба — дураки; во-первых, потому что рискуете жизнью, чтобы вытащить из-под этого завала труп, а во-вторых, потому что наживаете себе в моем лице богатого и могущественного врага. Оставьте Мака лежать в его могиле. Давайте все трое поднимемся, и завтра же я вам заплачу ту сумму, которую вы сами назначите.

— Не будем терять драгоценные минуты. Сейчас не время пустым речам.

Тогда дон Фелипе попытался обратиться отдельно к трактирщику:

— Друг мой, у вас же нет никаких причин на меня гневаться. Двадцать тысяч франков! Я дам вам двадцать тысяч, если вы мне поможете избавиться от этого сумасшедшего.

Сказать, что эти слова совершенно не соблазнили трактирщика, значило бы солгать. Но нужно отдать ему должное он не дрогнул. Ах, если бы дон Фелипе не хотел предать Францию!..

— Перейти на сторону врага, — ни за что на свете! — ответил этот превосходный человек.

Сидуан взял в руки конец веревки, которой были связаны руки несчастного испанца.

— Давай, двигай, — сказал Сидуан, — да осторожненько. Вы-то знаете, где оставили моего бедного капитана, вот и ведите нас.

И он стал подталкивать дона Фелипе в спину. Так они дошли до рухнувшей лестницы.

— Вы же видите, что дальше нам не пройти, — сказал испанец.

— А ты забыл, что у нас есть приставная лестница, она нам прекрасно заменит эту, — прервал его Сидуан. — Приладьте-ка лестницу, товарищ, — добавил он, повернувшись к трактирщику, который тут же повиновался ему. — Ну, золото мое испанское, давай, спускайся.

И все трое спустились.

— Но нас же сейчас раздавит, — простонал дон Фелипе. — Поднимемся, я дальше не сделаю ни шага.

И в самом деле, их положение среди всех этих обломков было очень опасным. Время от времени откуда-то сверху срывались камни и с глухим стуком падали на кучи штукатурки.

Сидуан изо всех сил вслушивался, надеясь уловить стон или вздох, который подтвердил бы ему, что Мак жив, но потом понял: кричи — не кричи, здесь за шумом падающих камней под гулкими сводами все равно ничего не слышно.

— Постойте, — сказал он. — Вы правы, дон Фелипе: нужно поберечь вашу драгоценную жизнь, да и нашу тоже, но я обо всем позаботился.

Он вернулся назад, нашел деревянную кормушку и одел ее на голову дону Фелипе, поставив его впереди; потом, сделав знак трактирщику влезть под другой край, сам встал посередине.

— Ну, теперь что вы на это скажете? — спросил он. -По-моему, замечательная каска. Можем идти вперед.

И в самом деле, кормушка имела в разрезе форму седла и служила им крышей, по которой камни скатывались.

Сидуан, сам о том не зная, воскресил знаменитую «черепаху» древних, которая могла безо всякого вреда выдерживать ужасные удары.

— Дон Фелипе, ведите нас, вы знаете место, где должен быть капитан. Ну, пошли!

И пользуясь веревкой, которой были связаны руки дона Фелипе, как вожжами, он сильно встряхнул его.

И они начали медленно и с трудом продвигаться вперед среди куч земли и штукатурки.

Чем дольше они шли, тем большую тревогу ощущал Сидуан.

Как он найдет хозяина? И все это произошло по его вине!

При этой мысли на его толстой физиономии появилось выражение печали, и он сильнее встряхивал упряжь дона Фелипе.

Наконец испанец произнес:

— Это где-то здесь. Он стоял там, у стола, значит он должен быть где-то под этой кучей, направо.

И он указал на то место, где свод был разрушен больше всего.

— Ах, негодяй, ах, презренный! — стонал Сидуан. — Такой добрый был хозяин!

Трактирщик позеленел от страха, он с удовольствием побросал бы все свое добро и убежал, но было слишком поздно.

Камни, потревоженные шагами троих мужчин, падали на кормушку и отскакивали от нее со зловещим шумом.

— Ни слова больше, — шепотом сказал дон Фелипе, — мы в самой опасной части; даже звук голоса может стоить нам жизни.

Они подошли к самому завалу, на который указал дон Фелипе.

Сидуан был вне себя от горя. Может быть, там, под этой кучей камней, покоится тело бедного капитана… Пренебрегая опасностью, он вышел из-под защиты, которую давала кормушка, и медленно, но решительно направился к тому месту, где рассчитывал найти своего хозяина.

Осторожно разбирая камни, он старался понять, почему завал принял форму купола, видя в этом благоприятный признак, как вдруг из-под груды камней раздался взрыв хохота.

И Сидуан, обезумев от радости, увидел Мака, скорчившегося под столом, куда он успел залезть, не потеряв присутствия духа в момент обвала.

Этот стол, прикрыв его от камней, спас от ужасной смерти но обрек бы на еще более мучительную, если бы у славного Сидуана не теплилась надежда, заставившая его решиться на столь опасное предприятие.

Мак тоже не терял мужества, хотя его уже начинал мучить голод.

Он верил в свою звезду!

— Ах, капитан, мой дорогой капитан! — закричал Сидуан.

И слезы радости покатились по его толстым щекам.

— Да, Сидуан, это я, и счастлив тебя видеть, потому что меня всего свело. Быстро, вытаскивай меня отсюда!

— Слушай, товарищ, — сказал Сидуан, поворачиваясь к трактирщику, — пособи немного, тут всего дел-то на одну минуту. Вылезай ты из-под корыта; теперь-то, раз мой хозяин жив, мы наверняка не умрем.

За несколько минут вдвоем они расчистили проход, и капитан Мак, живой и невредимый, оказался лицом к лицу с доном Фелипе.

У бедного дона Фелипе был весьма жалкий вид. Поскольку он судил о Маке по себе, то считал, что тот заставит его дорого заплатить за несколько кошмарных часов, проведенных под землей.

— Здравствуйте, дон Фелипе, счастлив обрести вас в добром здравии. Ах, милостивый государь, вы что же это, людей хороните заживо, а?!

— Увольте меня от ваших шуточек. Мы на войне, я — в вашей власти и признаю себя побежденным.

— Да, вы даже связаны, — заметил Мак, разглядывая странную сбрую на доне Фелипе. — Ну что же, идите вперед, мы сейчас все обсудим.

— Ах, дорогой хозяин, убейте вы его, как собаку, это он вполне заслужил.

— И у меня точно такое же намерение, но это будет уж слишком просто и быстро. Око за око, и зуб за зуб; пусть он испытает хоть немного на себе то, что я испытал.

— Что вы хотите этим сказать? — потрясенно прошептал дон Фелипе.

— Я хочу этим сказать, дорогой кузен, что вам будет полезно поразмыслить над вашим прошлым и что я дам вам время вручить вашу душу Богу.

Сидуан понял и потер руки.

— Ох, и славно же мы сейчас отужинаем; весь ваш погреб опустошим, куманек, — приговаривал он, обращаясь к трактирщику, пока Мак засовывал дона Фелипе под стол, под которым прятался сам во время обвала.

— И больше не двигайтесь! — произнес капитан, привязывая конец веревки, которая стягивала руки дона Фелипе к ножке стола таким образом, что при малейшем движении испанца все, что еще было цело, должно было рухнуть.

— А теперь, друзья мои, — воскликнул Мак, — вернемся той же дорогой, какой вы пришли! Я умираю с голоду!

Приставная лестница стояла на том же месте. Первым поднялся трактирщик, с теми же предосторожностями, что при спуске.

Сидуан все еще держал пистолет дона Фелипе. Он протянул его Маку.

Мак уже приготовился выстрелить. Дон Фелипе следил за его движениями со вполне понятным волнением. Но, уже щелкнув курком, Мак остановился.

— О чем вы думаете, капитан? — спросил Сидуан, уже поднявшийся на верхнюю площадку, — вам что, жалко этого негодяя?

— Нет, друг мой, видит Бог, нет! Это самый презренный человек из всех, которых я видел!

— Так стреляйте и пойдем ужинать.

— Послушай меня: мы можем безо всяких опасений оставить его на некоторое время здесь; он с места не двинется, в этом я не сомневаюсь, а кардинал благодаря ему узнает всех участников заговора, потому что этот трус продаст всех своих братьев; а за то, что он заставил меня вынести, он заплатит позже.

Сидуан покачал головой. Он стоял за решительные меры.

— До свидания, дон Фелипе, — крикнул Мак, — до скорого, мы сейчас вернемся.

И он догнал Сидуана и трактирщика.

Выбравшись, наконец, из колодца, Мак шумно втянул в себя воздух и, хлопнув Сидуана по плечу заявил:

— Давай поцелуемся, мой мальчик. Я должен за тебя Богу молиться.

— Ах, дорогой мой хозяин, я-то как счастлив!

— Ты мне все расскажешь за столом, ведь мы идем ужинать, да?

— И съедим моего цыпленка в белом вине, я его вам отдаю, — сказал трактирщик.

— Ну, так пошли скорее!

И все трое пошли к трактиру, где Сидуан воскресил дона Фелипе.