Рауль и Лагир сидели на палубе шаланды и доверчиво болтали.

— Да, друг мой, — сказал последний, — если бы вы знали, как она любила меня!

— Меня тоже, милый мой!

— Но не так, как меня!

— Рассказывайте!

— Да неужели вы думаете, что женщина может любить несколько раз? Я согласен, что у женщины бывает много капризов, но истинная любовь всегда едина.

— И, разумеется, эта «единая истинная любовь» герцогини принадлежала вам, милый Лагир?

— Мне так казалось по крайней мере.

— Да вы просто наивны! Полно! В этом отношении женщины совершенно похожи на нас. А мы, мужчины, можем не только любить нескольких женщин подряд, но даже способны питать страсть одновременно к нескольким женщинам сразу!

— Со мною этого никогда не бывало! Но неужели герцогиня, по-вашему…

— По-моему, герцогиня одновременно с вами дарила своей «единой искренней любовью» графа Эриха Кренкера!

— Этого не может быть! — гневно крикнул Лагир.

— Уж не ревнуете ли вы к прошлому? — насмешливо спросил Рауль.

— Да, вам обоим несравненно целесообразнее ревновать ее к настоящему! — произнес вдруг сзади них чей-то иронический голос.

Лагир и Рауль обернулись и увидели Ноэ; он подсел к ним и продолжал:

— Да, добрые друзья мои, Бог мне свидетель, что я пламенно люблю наваррского короля и готов в любой момент отдать за него свою жизнь, но все же должен признаться, что теперь он немало сердит меня!

— В самом деле? Что же он сделал такого? — в один голос спросили молодые люди.

— Он у ног герцогини!

— То есть, иначе говоря, он смеется над нею?

— Нисколько! Он обожает ее…

— Ну уж пожалуйста! — вспыхнул Рауль. — Я много видел на свете необычного, но чтобы наваррский король мог полюбить герцогиню Монпансье, своего злейшего врага, этого…

— Э, полно, друг мой, вы еще увидите, что сама герцогиня окажется очень восприимчивой к нежным чувствам нашего короля! Рауль взглянул на Лагира и сказал:

— Знаете что? По-моему, опасно оставлять долее команду в руках мсье Ноэ! Он бредит!

— Мсье Рауль, — возразил Ноэ, — я не из тех, которые обижаются на шутку, потому что всегда могу отплатить той же монетой. Но я с удовольствием придержу вам сотенку пистолей на пари, что не пройдет и двух дней, как герцогиня полюбит нашего короля!

— Гм… — ответил Рауль, — в конце концов она всегда отличалась капризами и причудами!

— А я готов биться с вами на сто пистолей! — подхватил Лагир, не находя в себе силы допустить, чтобы герцогиня Анна была способна любить кого — нибудь другого, кроме него.

— А я готов придержать пятьдесят за то, что наш король никогда не полюбит герцогиню! — сказал Рауль.

— Господа, ваши пари приняты! — с комической торжественностью объявил Ноэ.

Тем временем Генрих Наваррский все еще был на коленях перед Анной Лотарингской.

Хотя герцогиня не без основания считалась самым выдающимся политиком в Европе, но все же была женщиной, а потому не могла остаться нечувствительной к ухаживанию красивого, ловкого человека, хотя бы то и был ее враг. А Генрих в этот день показался Анне особенно очаровательным. Прежде ей как-то не приходилось присматриваться к нему, но теперь она с удивлением видела, что Генрих был далек по виду от грубого мужика, одетого в сермягу, пахнущего чесноком и кожей, каким обыкновенно его изображали. И Анна рассыпала перед ним все чары своего кокетства.

— Да, прекрасная кузина, — продолжал между тем Генрих, — вот уже во второй раз мне приходится жалеть, зачем я родился принцем! В первый раз это было в пятнадцать лет, когда я влюбился в цветочницу Флеретту и хотел жениться на ней, чему, разумеется, воспротивилась моя матушка, а во второй раз…

— А во второй раз, кузен?

— Теперь! Герцогиня улыбаясь взглянула на Генриха и сказала:

— Разве ваше происхождение отдаляет вас от меня?

— Конечно! Нас разделяют политические интересы.

— Ну вот еще! — с очаровательной гримасой возразила Анна. — Похоже, что вы мало заботитесь о политике, раз вы похитили меня!

— Но это потому, что я люблю вас, кузина! Герцогиня принялась отчаянно хохотать.

— Хотите доказательство? — спросил Генрих.

— А ну-ка!

— Вот видите, шаланда остановилась. Видите ли вы на правом берегу селение?

— Вижу.

— Ну, так, мы сойдем на берег и остановимся в единственной гостинице, имеющейся там. Вы ведь считаете себя пленницей, не правда ли? Ну, так вы ошибаетесь! Вы спросите себе экипаж и лошадей в деревушке и вернетесь в Блуа.

— Но разве вы забыли, что вы — наваррский король? — с удивлением спросила Анна.

— В данный момент я помню лишь об одном: что я люблю вас!

— ответил Генрих. Анна задумалась, затем сказала:

— Пока еще я не желаю свободы, поэтому будем продолжать наш путь!