Итак, Лайби стала волонтером Колхауна Белленджера на время предвыборной кампании. Когда в субботу она явилась к нему, он радостно встретил ее почти при входе и подвел познакомиться к одной из дам, которую, как оказалось, Лайби знала. Но каково же было ее удивление, когда она увидела Виолетту.
— Виолетта, как замечательно, что ты здесь! воскликнула она, обнимая ее.
Виолетта тоже явно обрадовалась. Девушки стали осматривать друг друга, комплименты так и сыпались из их уст. Лайби действительно была потрясена преображением своей бывшей коллеги.
— Я скинула несколько килограммов, придется менять туалеты.
Лайби прищелкнула языком.
— Курт мне ничего не говорил. Ты совсем другая, и эти светлые волосы, они тебе очень идут.
В комнату вошел Кемп, и у Виолетты сразу потускнело лицо, хотя губы еще улыбались.
— Ты извини меня, я же пришла с Куртом, так что еще встретимся, — сказала Виолетта.
— Я рада за брата и за тебя, вы прекрасная пара, — успокоила ее Лайби.
— Значит, вам нравится работать у Дука Райта? — раздался сзади голос Кемпа.
Виолетта широко раскрыла глаза.
Ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Не может быть, мистер Кемп! Неужели вам это действительно интересно?
— Да… и вы… прекрасно выглядите. — Он беспокойно переминался с ноги на ногу. — Как поживает ваша матушка?
— Не очень хорошо, ее здоровье оставляет желать лучшего. Вы же знаете наши печальные новости?
Кемп кивнул.
— Да, у вас все определилось, а вот у Коллинзов пока ничего не ясно.
Виолетта посмотрела на Лайби и сочувственно кивнула ей.
— Мне жаль, неизвестность хуже всего. Вы согласны, мистер Кемп? — она подошла к нему поближе.
— Да… — его голос звучал как будто их глубины, и вдруг… он протянул руку и дотронулся до волос Виолетты, струившихся по плечам. — Мне нравится ваш цвет волос, они оттеняют ваши синие глаза.
— Правда?
Лайби улыбнулась, и, извинившись, отошла, оставив парочку наедине.
Постепенно прибывали другие приглашенные, стало шумно и весело. Однако Лайби улучила минутку и отозвала Колхауна в сторону: ей надо было уточнить свои обязанности и получить задание на ближайшее время. Она рассказала Колхауну, как безобразно вела себя Джулия Мерилл, о полученной пощечине и о попытке арестовать скандалистку.
Колхаун усмехнулся.
— Сенатору Мериллу крышка, никто не хочет, чтобы он остался на следующий срок на своей должности, даже отцы города уже критически настроены. А что вы скажете о нашем мэре? По-моему, он боится собственной тени.
— Это же племянник Мерилла, — вступил в разговор Курт.
— Тот самый, который пытался заставить офицеров, арестовавших сенатора, замять дело? — спросил Кэш Грайер.
— Ну, ни Карлос Гарсиа, ни Дана Холл не откажутся ни от чего.
— Дана Холл? — спросила Лайби. — Так ведь это она собиралась арестовать Джулию за нанесенные мне побои. Но я пожалела Джулию, она и так будет наказана.
— А как вел себя при этом Джордан? — спросил Колхаун.
— Как и в тех случаях: Ничего не видел, кроме «оскорбленной» Джулии. Она умеет очень убедительно внушить то, что ей выгодно. Пустила в ход все средства, вплоть до слез. — Лайби не хотелось обвинять Джордана.
Все стали обсуждать предстоящие выборы и свое участие в них.
Джулия Мерилл участвовала в кампании своего отца в качестве имиджмейкера и координировала всю печать, где появлялись статьи об отце. Она привлекла большое количество тинейджеров, многие из которых находились под надзором правоохранительных органов. Кэш Грайер устроил облаву на этих молодчиков, одного из которых удалось поймать. Подросток тут же признался, что мисс Мерилл наняла его, чтобы он уничтожал пропагандистские материалы, подготовленные для выборов. Страсти накалялись с каждым днем. Между тем криминалистическая лаборатория закончила, наконец, работу по исследованию тела Райдла Коллинза. В один из дней Кемп подошел к столу Лайби и присел рядом с ней.
— Лайби, у меня есть новости. Криминалисты не нашли улик, подтверждающих, что твой отец умер насильственной смертью. Действительно, инфаркт.
— Этому можно верить? — Лайби все еще сомневалась.
— Безусловно. Там работают профессионалы. По крайней мере, медицинский диагноз остается прежним. Видимо, отец не говорил о своей болезни, не хотел вас расстраивать. Если Джанет и виновата, то только в том, что тянула из него силы и деньги. В его возрасте очень проблематично жить с молодой женщиной.
— Что ж, слава Богу. Мне трудно было бы примириться с тем, что она убила отца.
Кемп кивнул.
— Но у отца Виолетты все так, как мы и подозревали.
Лайби так и подскочила.
— Убит?
Да. Я встретился с ней у Дука и все рассказал. Потом мы поехали к ней домой, чтобы сообщить матери, которая ждала результатов. Не представляю, как Виолетта одна справилась бы с этим.
Лайби знала, что Кемп ходил к Виолетте, но, занятая своими мыслями, не придавала этому значения, а оказывается вот в чем дело!
— Надо сказать Курту, — вздохнула Лайби. Она все же сомневалась, что Джанет ни в чем не виновата, несмотря на уверения Кемпа. Ей захотелось поделиться своими сомнениями с братом. Она отпросилась у Кемпа, сказав, что у нее разболелась голова, и пошла домой.
Курт уже был дома, и она рассказала ему новости, в том числе и про отца Виолетты, хотя Кемп попросил ее пока не говорить об этом никому. Курт как мог успокаивал ее, но главное, им обоим было ясно, что вопрос о наследстве остается открытым. Джанет, которой отец поручил вести все дела по имению, скрывается, и у них связаны руки, они не имеют никаких прав.
Лайби пошла приготовить что-нибудь на ужин, и проходя мимо телефона, машинально посмотрела на автоответчик. Нажав кнопку, она услышала слова, от которых у нее все внутри задрожало. Чиновник Джексонвилльского земельного банка сообщал, что срок уплаты займа истекает через три дня. Он просил позвонить и сообщить, что они собираются предпринять.
Она села рядом с телефоном и заплакала. Денег у них нет, и занять не у кого. Все потеряно!
Она пошла в конюшню, где стояла их единственная лошадь, старый Бейли. Чтобы хоть немного отвлечься от тяжелых мыслей, Лайби достала тяжелую старинную скребницу и стала чистить Бейли.
Конюшня была старая, ее надо было чинить, а если честно, то сломать и построить новую, но где взять деньги? Начинался дождь, и кое-где с потолка уже капало. Надо хоть солому обновить, завтра скажу Курту, пусть привезет, подумала она. В конюшне царил полумрак, и ей казалось, что кто-то осуждающе смотрит на нее из угла.
— Что нам делать, Бейли? — Лайби потрепала коня по боку и прислушалась: ей показалось, что кто-то подъехал к конюшне. Выглянув в полуоткрытую дверь, она почувствовала, что у нее бешено заколотилось сердце: на дороге стояла машина, в которой сидел Джордан. Он вышел из машины, потянулся и так низко поклонился Лайби, что с широких полей его шляпы полилась вода.
— Джордан? Вот уж кого я не ожидала. Что тебе надо? — сухо спросила она, не отвечая на поклон.
Он остановился в дверях конюшни, облокотившись о притолоку.
— У меня пропали две чистокровные телки.
Она удивленно осмотрела на него.
— Ты думаешь, что это мы украли твоих телок? Ты действительно так думаешь? — Лайби была вне себя от унижения.
Джордан поморщился, как будто это его заподозрили в краже.
— Немедленно уезжай! Такого я от тебя не ожидала, — прошептала Лайби, еле сдерживая слезы.
Но Джордан засунул руки в карманы и подошел к ней.
— Лайби, не сердись, я просто пожаловался тебе, а ты сразу ощетинилась. — Он глянул на Бейли. — Ну и кляча…
— Этот конь — единственное, что осталось от отца, он еще послужит нам с братом и здесь. И вообще… — Но она не успела договорить, так как Джордан уже стоял почти вплотную к ней. Его руки обнимали ее плечи.
— Лайби, я слышал, что вам звонили из земельного банка, — начал он. — Президент банка близкий друг Мериллов и…
Лайби мгновенно вырвалась из его объятий и отскочила в сторону.
— Благодарю за внимание, но мне не нужна ни твоя помощь, ни помощь Мериллов. До тех пор, пока закладная на имение у Джанет, они ничего не смогут сделать с нами.
— Да знаю я все это, — с досадой сказал он. — Но банк найдет выход, как вернуть свои деньги, неужели ты этого не понимаешь? Они заставят тебя оплатить закладную, а у тебя нет денег!
— Но тебе-то какое дело?
— Повторяю, он друг Мериллов, и я могу договориться… мне пойдут навстречу. Не упирайся, Лайби, я хочу тебе помочь. В конце концов ты можешь продать оставшийся скот…
Мы не можем ничего продать. Все полномочия у Джанет, она единственный наследник, нам придется только смотреть, как… — у нее задрожали губы, и она замолчала, боясь расплакаться при нем.
Джордан обнял ее за плечи и прижал к своей груди. Лайби не сопротивлялась, она чувствовала себя такой несчастной, ей так хотелось, чтобы кто-нибудь взял на себя ее заботы и искренне пожалел ее. Она прижалась к широкой мужской груди, и громко зарыдала.
Он еще крепче обнял ее, ожидая, пока она выплачется.
— Детка, тебе надо еще немного потерпеть. Все уладится, я уверен, — шептал он ей в ухо.
Лайби судорожно всхлипнула. В объятиях этого желанного, но чужого мужчины, она испытывала облегчение и почти счастье. Она расслабилась и уткнулась в его грудь.
— Ну а что слышно из криминалистической лаборатории?
— Отец действительно умер от инфаркта, но отца Виолетты она отравила. Так что, как только ее найдут, то сразу же арестуют по подозрению в убийстве.
— Бедная Виолетта, — сказал он, поглаживая ее по голове. — Удивительно, и в грязной конюшне ты пахнешь розами. — Он наклонился, спускаясь все ниже и ниже, пока не нашел ее губы.
Лайби затрепетала, почувствовав его жар, она уже обнимала его, но вдруг ее обожгла страшная мысль. Что она делает? Ведь совсем недавно он безучастно стоял в стороне, наблюдая, как Джулия бесновалась… Он взял сторону Джулии, он встречается с ней, и тоже целует ее, так же задыхаясь от страсти. Она стала вырываться, но Джордан сжал ее еще крепче и прошептал:
— Зачем ты сопротивляешься? Ведь ты же хочешь меня, я уверен!
Она нашла в себе силы уколоть его.
— Я? Ты ошибаешься… А как же Джулия?
— Я хочу тебя, и ты не можешь мне запретить этого!
— А я, Джордан, хочу горячего шоколада, но у меня от него сразу начинается мигрень, поэтому я стараюсь не думать о нем.
— Очень остроумно, но ты не убедила меня и не охладила моего пыла. Кстати, а почему ты так дрожишь? Я склонен думать, что ты сгораешь от желания.
— Здесь довольно прохладно, — покривила душой Лайби.
Джордан весело расхохотался.
— Тогда мне придется тебя разогреть, — и не дожидаясь согласия, он прижался к ее губам и стал целовать все более страстно и нежно, пока ее стиснутые губы не раскрылись и не начали предательски оживать. Джордан почувствовал, что ее сопротивление сломлено и стал более настойчив и дерзок.
— Нет, Джордан, — слабо запротестовала Лайби под напором его губ, языка и рук. — Нет… — стонала она, стараясь вырваться.
— Да! — выдохнул он, просунув ногу между ее ногами, задыхаясь от желания. — Чего ты боишься? Я не сделаю тебе больно.
— Нет… нет… я боюсь тебя.
Но он не слушал ее и стал покусывать ее губы, осторожно ласкать затвердевшие соски. Лайби вздрагивала и почти не сопротивлялась, позволяя ему самые откровенные ласки. Он посмотрел на ее запрокинутое лицо, ждущее и сладострастное, и снова стал целовать ее, вкладывая в поцелуй всю страсть, которая накопилась в нем за последнее время и все больше пьянея от запаха ее волос и тела. Он чувствовал, что ей нравятся его бесстыдные ласки.
Лайби чувствовала, что она больше не в силах сдерживать себя, что вот-вот она отдастся ему прямо на соломенной подстилке, лишь бы он только не кончал свою любовную игру. Она обвила его бедра ногами и застонала, ритмично двигаясь вместе с ним. Ее губы были послушными, грудь выскользнула из блузки. Где-то в подсознании она уже отдавалась ему, она ждала…
— Да, Лайби, сейчас… здесь я возьму тебя. Я доставлю тебе такое наслаждение, что ты забудешь этого проклятого Чарли.
Чарли? Причем здесь Чарли? Она сразу отрезвела и еще затуманенными глазами глянула на Джордана. Причем здесь Чарли, если она целуется с Джорданом?
— Чарли? — повторила она.
— Но он же хочет тебя! Я видел, как он пожирал тебя глазами, там, в кафе. — Он попытался притянуть ее к себе, весь во власти неутоленного желания, распаленный и злой. — Зачем ты мучаешь меня и себя? Дай мне губы! Цыпленок неопытный!
— Разумеется, я не могу сравниться с Джулией. Лайби продолжала вырываться из его железных объятий. — Вот бы она увидела тебя сейчас!
Джордан разомкнул руки и посмотрел на нее, прищурив глаза. Если она хотела причинить ему боль, то добилась своего. Но с каким бы наслаждением он сейчас швырнул бы ее на эту соломенную подстилку и изнасиловал. Да, именно изнасиловал! Что она себе позволяет? Она, что, слепая? Не видит, как он мучается? Он больше не хочет слышать ни о Джулии, ни об ее отце… Ему нужна Лайби, и только она.
— Лайби, какая же ты неопытная дурочка. Ну что можно сделать с природой? Что может сделать Джулия, если мне нужна ты? Разве тебе не ясно?
— И давно ты это понял? Насчет природы, я имею в виду?
Он закрыл глаза, чтобы не видеть свою мучительницу. Ему вдруг стало страшно: а может она, действительно, равнодушна к нему?
— Я не хожу быть объектом одноразовой любви, даже с тобой. — Она сверкнула в его сторону своими зелеными глазищами, которые сейчас казались особенно яркими.
Джордан алчно посмотрел на нее, еще весь во власти желания.
— Уходи, пожалуйста. — Она показала ему рукой на дверь. Потом скрестила на груди руки, чтобы придержать спадающий бюстгалтер. — Мне стыдно за то, что я вела себя так разнузданно.
— Но пять минут назад тебе очень нравилось то, что я делаю с тобой.
— Ты умеешь хорошо обольщать… а я глупая, неопытная… как там ты меня еще называл… поддалась твоим чарам, — улыбнулась она. — Ну а теперь уходи, Бейли заждался, когда я его поскребу.
— Бейли? Общество этой старой развалины тебе нравится больше, чем мое? — Он не терял надежды, что она смилостивится и… Нет, он не уйдет, пока не добьется своего. — Лайби, какой у тебя, оказывается, тяжелый характер. Я не думал, что ты такая упрямая и несговорчивая.
— Только потому, что я не уступила тебе, ты считаешь меня упрямой? Значит, ты ничего не понял, Джордан. Тебе нужно только мое тело, а что я чувствую… да что с тобой говорить! — Она вздохнула, наклонилась за скребницей и пошла к стойлу.
Слава Богу, что я устояла, подумала она, с облегчением услышав шум мотора. Вряд ли он захочет еще раз потерпеть фиаско, а значит больше не придет к ней. Лайби стало стыдно, когда она вспомнила, что он с ней делал минуту назад. Она чувствовала себя разбитой, грязной… Боже мой, на кого я похожа?