Трех послала вождей Фортуна,- и всех их жестоко
Злая, как смерть, Энно погребла под грудой оружья.
Красе у парфян погребен, на почве Ливийской -
Великий, Юлий же кровию Рим обагрил, благодарности чуждый.
Точно не в силах нести все три усыпальницы сразу,
Их разделила земля. Воздаст же им почести слава.
Место есть, где средь скал зияет глубокая пропасть
В Парфенопейскон земле по пути к Дикархиде великой,
Воды Коцита шумят в глубине, и дыхание ада
Рвется наружу из недр, пропитано жаром смертельным.
Осенью там не родятся плоды; даже травы не всходят
Там на тучном лугу; никогда огласиться не может
Мягкий кустарник весеннею песней, нестройной и звучной,
Мрачный там хаос царит, и торчат ноздреватые скалы,
И кипарисы толпой погребальною их окружают.
В этих пустынных местах Плутон свою голову поднял
Пламя пылает на ней и лежит слой пепла седого).
С речью такою отец обратился к Фортуне крылатой:
«Ты, чьей власти дела вручены бессмертных и смертных,
Ты не миришься никак ни с одной устойчивой властью,
Новое мило тебе и постыло то, что имеешь;
Разве себя признаёшь ты сраженной величием Рима?
Ты ли не в силах столкнуть обреченной на гибель громады?
В Риме давно молодежь ненавидит могущество Рима,
Груз добытых богатств ей в тягость. Видишь сама ты
Пышность добычи и роскошь, ведущую к гибели верной.
Строят из злата дома и до звезд воздвигают строенья,
Камень воды теснит, а море приходит на нивы,-
Все затевают мятеж и порядок природы меняют.
Даже ко мне они в царство стучатся, и почва зияет,
Взрыта орудьями этих безумцев, и стонут пещеры
В опустошенных горах, и прихотям служат каменья,
А сквозь отверстья на свет ускользнуть надеются души.
Вот почему, о Судьба, нахмурь свои мирные брови,
Рим к войне побуди, мой удел мертвецами наполни.
Да, уж давненько я рта своего не омачивал кровью,
И Тисифона моя не омыла несытого тела,
С той поры, как поил клинок свой безжалостный Сулла
И взрастила земля орошенные кровью колосья».
121. Вымолвив эти слова и стремясь десницу с десницей Соединить, он разверз огромной расщелиной землю. Тут беспечная так ему отвечала Фортуна:
«О мой родитель, кому подчиняются недра Коцита! Если истину мне предсказать безнаказанно можно, Сбудется воля твоя, затем что не меньшая ярость В сердце кипит и в крови не меньшее пламя пылает. Как я раскаялась в том, что радела о римских твердынях! Как я дары ненавижу свои! Пусть им стены разрушит То божество, что построило их. Я всем сердцем желаю В пепел мужей обратить и кровью душу насытить, Вижу, как дважды тела под Филиппами поле устлали, Вижу могилы иберов и пламя костров фессалийских, Внемлет испуганный слух зловещему лязгу железа. В Ливии – чудится мне – стенают, о Нил, твои веси В чаянье битвы актийской, в боязни мечей Аполлона. Так отвори же скорей свое ненасытное царство, Новые души готовься принять. Деревозчик едва ли Призраки павших мужей на челне переправить сумеет: Нужен тут флот. А ты пожирай убитых без счета, О Тисифона. и глад утоляй кровавою пищей: Целый изрубленный мир спускается к духам Стигийским».