Еде успела сказать, как, пробита молнией яркой,

Вздрогнула туча – и вновь пресекла прорвавшийся пламень,

В страхе присел повелитель теней и заставил сомкнуться

Недра земли, трепеща от раскатов могучего брата.

Вмиг избиенье мужей и разгром грядущий раскрылись

В знаменьях вышних богов. Титана лик искаженный

Сделался алым, как кровь, и подернулся мглою туманной,

Словно дымились уже сраженья гражданские кровью.

В небе с другой стороны свой полный лик погасила

Кинфия, ибо она освещать не посмела злодейства.

С грохотом рушились вниз вершины гор и потоки,

Русла покинув свои, меж новых брегов умирали.

Звон мечей потрясает эфир, и военные трубы

В небе Марса зовут. И Этна, вскипев, изрыгнула

Пламень, досель небывалый, взметая искры до неба.

Вот среди свежих могил и тел, не почтенных сожженьем.

Призраки ликом ужасным и скрежетом злобным пугают

В свите невиданных звезд комета сеет пожары,

Сходит Юпитер могучий кровавым дождем на равнины,

Знаменья эти спешит оправдать божество, и немедля

Цезарь, забыв колебанья и движимый жаждою мести,

Галльскую бросил войну и войну гражданскую начал.

В Альпах есть место одно, где скалы становятся ниже.

И открывают проход, раздвинуты греческим богом.

Там алтари Геркулеса стоят и горы седые,

Скованы вечной зимой, до звезд вздымают вершины.

Можно подумать, что пот над ними небес: не смягчают

Стужи ни солнца лучн. ни теплые вешние ветры.

Все тал сдавлено льдом и покрыто инеем зимним.

Может вершина весь мир удержать на плечах своих грозных.

Цезарь могучий, тот кряж попирая с веселою ратью,

Это место избрал и стал на скале высочайшей,

Взглядом широким кругом Гесперийское поле окинул.

Обе руки простиран к небесным светилам, воскликнул:

«О всемогущий Юпитер и вы, Сатурносы земли,

Что ликовали со мной победам моим и триумфам,

Вы мне свидетели в том, что Марса зову против воли

И против волн подъемлю я меч, лишь обидою движим:

В час, когда кровью врагов обагряю я рейнские воды,

В час, когда галлам, что вновь стремились взять Капитолий,

К Альпам я путь преградил, меня изгоняют из Рима.

Кровь германцев-врагов, шестьдесят достославных сражений -

Вот преступленья мои! Но кого же страшит моя слава?

Кто это бредит войной? Бесстыдно подкупленный златом

Сброд недостойных наймитов и пасынков нашего Рима!

Кара их ждет! И руки, что я занес уж для мщенья.

Трусы не смогут связать! Так в путь, победные рати!

В путь, мои спутники верные! Тяжбу решите железом.

Всех нас одно преступленье зовет п одно наказанье

Нам угрожает. Но нет! Должны получить вы награду!

Я не один побеждал. Но если за наши триумфы

Пыткой хотят нам воздать п за наши победы – позором,

Пусть наш жребий решит Судьба. Пусть усобица вспыхнет!

Силы пора испытать! Уже решена наша участь:

В сонме таких храбрецов могу ли я быть побежденным?»

Только лишь вымолвил он, как Дельфийская птица явила

Знаменье близких побед, разрезая воздух крыламп.

Тут же послышался слева из чащи ужасного леса

Гул голосов необычных, и сразу блеснула зарница.

Тут и Феба лучи веселей, чем всегда, засверкали,

Вырос солнечный круг, золотым овит ореолом.