Остров Святой Маргариты благоухает лавандой. Вход в пещеру и край скалы ни о чем не говорят четырем людям, которые с взволнованным видом проходят мимо. Они не удостаивают взглядом источенную червями, почти окаменелую деревяшку, остаток древнего корабля, приставшего к этому берегу более двух тысяч лет назад.

Наташа и ее мать ведут журналистов по отделению гебефреников. Вокруг больные практически в вегетативном состоянии.

Все останавливаются рядом с одним из них, пускающим слюну. У него красный глаз, а к голове прикреплен полотняный шлем с электрическими проводами. Часть из них воткнута в предмет, покрытый белой тканью. Перед лицом пациента – экран компьютера и серьезное электронное оборудование. Внезапно монитор загорается. В центре его появляется текст:

«Это я – Никто».

Журналисты не могут понять. Неужели «это» – виновный? Инвалид, неспособный пошевелиться, даже не занимающий какую-нибудь специальную комнату.

Исидор, однако, понимает, что это не только наилучшее укрытие, но и самое твердое алиби. Кому бы пришло в голову подозревать существо, которое не в состоянии двигаться?

Это и есть убийца? Его невозможно даже в тюрьму посадить, он уже в худшей из тюрем, в тюрьме своего тела. К нему не применишь никакого наказания, ведь он уже получил самое ужасное из всех.

Несчастный человек в пижаме, окруженный зондами и датчиками, может совершать тягчайшие преступления, но никто не причинит ему больше страданий, чем он уже испытал.

Исидор Катценберг понимает, почему доктор Феншэ выбрал именно этого больного, чтобы получать стимул.

Это же чистый разум.

Компьютер очень быстро выводит текст:

«Браво. Красивая шахматная партия. Как игроку, мне понравилось то, как вы пробрались в крепость и проставили шах моим ферзям. Когда-то Феншэ так же атаковал Каминского. Хитрость Одиссея».

Лукреция спрашивает себя, как этому неподвижному человеку удается писать слова и предложения.

Шлем. Шлем преобразует его мысли в электронные сигналы.

На экране появляется новая надпись:

«Шах, но не шах и мат. Напротив, настает время окончательной развязки. Следователи, считающие, что поставили преступника на колени, сами оказываются в тупике. Потому что королю невозможно поставить мат. Он лишь мозг, который думает, и его никто не может потревожить».

– Вы убили Феншэ? – спрашивает Исидор.

«Здесь не вы задаете вопросы, месье. А я. Что вы знаете о том, что происходит в больнице?»

– Они знают все. От них надо избавиться, – говорит Наташа.

«Физическое насилие – последний аргумент слабых», – мысленаписал Жан-Луи Мартен.

– Тогда что с ними делать?

Глаз с экрана перемещается на журналистов. Исидор с вызовом отвечает.

– Глаз смотрел из могилы… – декламирует он.

«Вы ошиблись книгой, – парировал больной LIS. – Никто – из легенды об Одиссее, а не из Библии».

– Вы видите себя Одиссеем? – насмешливо продолжает Исидор.

Лукреция не понимает провокации своего друга. Глаз моргает.

«А я и есть Одиссей. Только вместо того, чтобы исследовать побережье Средиземного моря, я роюсь в тайнах мозга, пытаясь отыскать источник человеческого разума».

– Нет, – говорит Исидор, – вы не Одиссей.

– Что? Что на вас нашло? – удивляется доктор Черненко.

«Пусть говорит!» – откликнулся Жан-Луи Мартен.

Исидор набирает воздуха и выдает:

– У вас только один глаз. Значит, вы не Одиссей, а, скорее, Циклоп.

Молчание. Даже Лукреция изумлена самоуверенностью своего коллеги.

Во что он играет? Вот уж подходящий момент хитрить!

«Я Одиссей».

– Нет. Вы Циклоп!

«Одиссей! Я герой».

– Циклоп. Вы злодей.

«Вы заблуждаетесь!»

Ошарашенные перепалкой, ни Наташа, ни ее мать не осмеливаются вмешиваться.