* * *

Мой город, мой ковчег,

Где львы теснят грифонов,

Где сфинксов и медуз на битву собрала

Невидимая власть. И ветер полон стонов,

И ангелы крыла сложили в купола.

Здесь гордые мосты, согнув повинно спины, Что прачки, небеса трут о костей гранит И высекают ночь холодным шпилем длинным. Над арфою Невы стотонный храм парит…

И не затронет след, что оставляет гений, — Ни Герострата смех, ни инженера гимн. Вот слышен Божий глас в миру столпотворений: "Куда плывёт ковчег? И кто спасётся им?"

МОСКВА. ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВА ЛАВРА

Душа моя, расправи плечи! В тебе во славе говорит Листвы весенней красноречье В молчании святых молитв.

День светлый нежными руками Благословение принёс, Тёмно-зелёными платками Одеты головы берёз.

А в храме — образ человечий И негасимый Божий глас… Душа моя, расправи плечи! Под сводами молись за нас.

РУСЬ

Безнадёжная Русь!

Безнадёжно любимая Русь!

Узнавая сынов за версту,

Ты, увы, не даёшь им стареть.

Безнадёжная Русь!

Я боюсь, ты похожа на ту

Чародейницу глаз и волос,

За которую мне и не жаль умереть.

Безнадёжная Русь!

Безнадёжно любимая Русь!

Здесь лучина безвинной вражды

Вновь и вновь обращала в золу храмы и терема,

Но над полем, где грусть,

Свет твоей одинокой звезды

И надежда и вера заблудших сводили с ума.

Безнадёжная Русь!

Ты, как я, целый век влюблена!

Посмотри: позабыл я про стыд

И руками бесстыжими рвусь

Той в объятья, которая вечно одна

И что нынче грустна, словно реки твои,

А над реками ветер летит…

Безнадёжная Русь!

Как любовь обрести? Подскажи…

Ночкой наворожи:

При свече твоих светлых широт

Пригласи духов скованных род,

Поклонюсь им до горькой Земли,

Поутру этот грех замоли,

И, авось, всё простится. И вот

Я к тебе обернусь.

Санкт-Петербург

ТАТЬЯНА ЗЫКИНА

* * *

Раскрытое окно впустило звуки

прохлады, летнего дождя и лёгкой скуки,

гитары, мата, льющейся воды,

бибиканья, любви и прочей ерунды.

Такое ощущенье, что нет места

мне в этом воздухе,

что тесное пространство

меня выплёвывает в знак протеста,

а может, из обычного упрямства

обратно в черноту бетонных тюрем,

отгородившись белоснежным тюлем.