Без нужды ребята в санаторий не ходили. Только Бориска спрашивал мать каждый вечер:

- Не приехал?

Хаджанова все не было. И неделю. И другую. Потом мама явилась с выпученными глазами:

- У нас такой скандал!

Оказывается, вернулся майор, и не один, с ним бригада человек десять, он говорит, строители. И вот эту бригаду он разместил в тире. Взял со склада старые - давно списать пора - матрацы, положил их в ряд и, никого не спросясь, устроил людей на ночевку. Однако кто-то настучал, прилетела милиция, оказывается, тир - это что-то вроде режимного заведения, подвал опечатали, Хаджанова с рабочими выгнали. Майор побежал по начальству.

В домике Горевых уже собирались спать, как в окно раздался стук -

громкий и непривычный, никто и никогда им в окно не стучал: брякали кольцом на воротах. В окно могли стучать только чужие.

Открыла мама, запричитала непонятно - с радостью и страхом. На пороге появился майор. И хотя зубы, как всегда, сияли даже в полумраке, речь его не была, по обычаю, четкой, да и выглядел он неуверенным, слегка под-растерявшимся.

- Як вам как к друзьям! - говорил он торопливо. - Извините, у меня кроме ваших ребят здесь друзей нет. Знакомых - уйма, а друзья только вы. Ольга! Мальчики! Мне дали людей. Здесь славные дела намечаются, вот я и привез работников. День-другой, я их устрою, но подлые люди настучали! Пришлось отступить. Прошу Аллахом - позвольте переночевать. Одну ночь! Век не забуду!

Бабушка растерянно схватилась за голову, ребята, наоборот, глядели с интересом, внутренне не только согласные, но и обрадованные: стало быть, не только они майору, но и он им доверял, надеялся на них, верил, что в трудную минуту может на них рассчитывать. Мама обернулась на бабушку, на ребят, улыбнулась как-то по-озорному и ахнула:

- Где же я места на десятерых-то найду? Майор уже переменился, стал прежним:

- Об этом не волнуйтесь! Гляньте в окно!

Все, кроме бабушки, припали к стеклам, и, не сговариваясь, захохотали.

В сумерках, уже довольно густых, возле дома стояла немаленькая толпа мужиков разного роста. Лиц их разглядеть было нельзя, да и не требовалось. Просто у каждого на плече - свернутый матрац.

Хаджанов потом объяснил: списанные эти матрацы он занял в санатории. В санатории голову ломали, куда их девать: жечь - дыму много, бросить просто так - некуда, а на свалку везти - дорого; теперь ведь за все платить надо, за каждый пук.

Мама и бабушка насобирали старых одеял, пальто и зимних шуб, подкинули несколько старых подушек без наволочек. И десять мужиков разлеглись на своих матрацах во дворе, даже в дом не вошли - хорошо, что еще тепло.

Наутро, когда Борис и Глебка проснулись, мужчин уже не было. Так и не успели мальчишки их разглядеть.

Когда Боря пошел умываться, услышал приглушенный разговор матери и майора. Он о чем-то просил, просто уговаривал. А она изо всех сил, жарко, хотя и негромко, чтоб не разбудить ребят, отказывалась.

Борис толкнул дверь и увидел, что майор держит в одной руке толстую пачку денег, а другой протягивает маме несколько бумажек. Она качала головой, прятала руки за спину.

Хаджанов, заметив Бориса, не смутился, не испугался. Не спеша спрятал деньги в карман, улыбаясь, сказал:

- Какие же вы странные, русские. Бедные, а денег не берете. А закончил удивленно:

- Прямо такие же, как мы! Бессребреники!

Мама молчала, оглядывалась на Бориса, а он не знал, что сказать. И вот тут-то майор сообщил им:

- А Борю я записал на соревнования. В областном городе. Подал заявку. Но это все ерунда, друг! Знаешь, что я тебе сейчас скажу: слушай сюда!

И произнес раздельными словами:

- Я - привез - настоящую - спортивную - винтовку! А к ней оптический - прицел!