А потом был вокзал. Мама и бабушка, - каждая то засмеется, то заплачет, - пятеро горевских дружбанов, на лицах которых улыбки сменяют-

ся растерянными гримасами, и Глебка, который не смеется и не плачет - он все выплакал тогда, только узнавши про Борин выбор.

Был он сух как вобла, что ли - все в нем сжалось, ссохлось уже давно и не осталось хотя бы капельки влаги на вокзальное прощание.

Случилась на вокзале и маленькая досада - в тот же, что и Боря, вагон села та длинная по кличке Дылда; оказалось, она тоже куда-то ехала. Глебка, знавший ее с младенческой, можно сказать, поры, поёжился, даже по-стариковски головой покачал, считая ее появление если и не приметой, то каким-никаким неудобством, но Боря… Боря-то его как раз и удивил. Он отчего-то зарделся, вежливо с Дылдой поздоровался, может, повлияло, что она теперь в библиотеке работает, и та доброжелательно кивнула в ответ. Но рассуждать особо было некогда, скоро все заколготились, парни стали Борю обнимать, жать ему руку, даже мама с бабушкой едва успели его расцеловать, а Глебка так просто замирал от страха до самой последней минуты прощания, ожидая, когда же брат обнимет его.

Они так и не сказали друг другу чего-то важного, что обязательно говорят братья при расставании. Вагон медленно поплыл перед ними, и Глеб сначала пошел, а потом побежал. Борис улыбался над плечом пожилой проводницы и торопливо говорил, будто спохватился, что не сказал этого раньше:

- Глебка, не горюй! Я тебе писать стану! Учись! Ходи к Гордеевичу, он поможет! Маму береги, слышишь! И бабушку!

Ничего старался не забыть, будто прощался навсегда! И Глебка снова зарыдал.

Опять из нутра его вырвался какой-то отчаянный вопль. Даже пожилая проводница, видевшая, наверное, на своем веку не одно прощание, похоже, поразилась и крикнула Глебке:

- Что ты, мальчик! Не плачь! Все будет хорошо!

Он сначала шел, потом легонько побежал, а когда вагон набрал скорость, изо всех сил помчался рядом и отчаянно кричал на ходу что-то бессмысленное и пустое.

И вот прибежал: край платформы, огражденный барьером, обрыв метра в полтора высотой, за краем ползут, переплетаются рельсы, сходятся в один путь. Куда он ведет?

Глебушка глядел туда с немым вопросом, с отчаянием, с тяжким предчувствием, и боялся обернуться, чтобы там, за спиной, не увидеть самое страшное: свое одиночество.