РАССКАЗ

Светлой памяти Валентины Сергеевны

Был вечер. Из плотного серого тумана выступали чёрные крыши изб и кроны деревьев, а остальное - не видать. Из печных труб вылетали искорки: наступивший в то лето холод понуждал селян топить печи. Из нескольких изб деревни не топилась печь лишь в одной. Я уже знал, что это дом Клавки Кукуихи, но ещё не знал, почему хозяйка не разводит огонь.

Было жутковато. Но я всё же решил не поддаваться всякой чертовщине и возле плетня продолжал путь в направлении леса. Очень хотелось доказать, прежде всего самому себе, что рассказы местных жителей о всякой нечисти, ютящейся поблизости, есть сущая ерунда, и не более того.

Сразу за огородами, отделяя их от леса, проходила грунтовая дорога. В то гнилое лето дорога превратилась в грязную канаву, так что перейти её можно было только в высоких резиновых сапогах. Кое-как преодолев эту преграду, я вышел на знакомую мне лесную тропку и с замиранием сердца углубился в чащу.

Ещё утром мы с женой шли по этой тропке. Поскольку в это лето грибов и ягод почти не было, мы решили запастись хотя бы корневищами калгана, или лапчатки. Отвар из них хорошо помогает при желудочных хворях. Возле тропки росло множество кустиков калгана, и корневища некоторых из них приятно поражали своими размерами.

Дорога вроде бы была знакома. Но - это днём. Сейчас же, в густых сумерках, показалось, что я сразу сбился с пути. Прошёл ещё немного, и всё,

дальше - не могу. Какая-то неведомая сила заставила остановиться. Стою, смотрю, слушаю.

Ждать пришлось недолго. Со всех сторон засветились и замельтешили точки-огоньки. Перемещались они по замысловатым траекториям и, как мне показалось, общались между собой. При этом слышался то ехидный смех, то недовольное ворчание, то нечто похожее на хрюканье.

Ну, хватит с меня! Твёрдо знаю, что всего этого быть не может! Но ведь вижу, ощущаю! Видимо, материалист я хренов. Понемногу начал пятиться, а вскоре кинулся прочь из леса. Всё время казалось, что за мной кто-то гонится.

У кромки леса я заставил себя оглянуться. Вакханалия мерцающих в туманной мгле существ продолжалась. Всё же хватило мне духа отчитать себя напоследок: "У страха глаза велики". Ну, и всё. Быстрей в дом. Хватит с меня этих экспериментов.

В деревенской горнице, освещённой тусклым светом керосиновой лампы, за столом сидели женщины и играли в карты.

- Ну, что? Подурили тебя малость? - очень буднично спросила одна из них, которую звали тётей Дуней. - Седай лучше к нам, целее будешь.

.Вообще-то я самый настоящий городской житель. И в детстве, и в юности, да и всегда жил и сейчас живу в городе. Помню, еще подростком завидовал ребятам, у которых в деревнях жили бабушки. Туда, на деревенское раздолье, уезжали многие из них на все лето. Вот это действительно каникулы: купайся, сколько хочешь, загорай, отсыпайся, ходи в лес за грибами. У меня тоже была любимая бабушка, но она была коренной москвичкой и знала о деревенской жизни не больше моего.

И вот я стал взрослым человеком. И даже женился. Моя жена Валя в детстве не раз гостила в далёкой деревне, откуда родом её бабушка. Правда, теперь бабушка жила в городе, но в деревне остались две её сестры.

- Нас примет тётя Дуня или тётя Нюша, - сказала Валя, зная о моей мечте детства. - Вот в отпуск и поедем.

.После мытарств долгой дороги - поезд, автобус, пеший путь, переправа через реку - наконец-то, околица нашей деревни.

У крайней избы стояла высокая старуха, прикрывающая рукой глаза от солнца. Это оказалась одна из сестер Валиной бабушки - тётя Дуня. Как она могла догадаться не только о дне, но и о часе нашего приезда?!

- А так, - незамысловато ответила она на мой вопрос. Что ж, пришлось удовлетвориться.

В первые дни нашего пребывания в деревне стояла солнечная погода, или, как говорила тётя Дуня, "вёдро". Потом небо затянули свинцовые тучи, и пошли дожди. Такое состояние природы тётя Дуня называла "погода".

Несмотря на солидный возраст, тётя Дуня выглядела статно: высокая и худая, с волевым выражением лица и уверенными движениями. Обладала она жёстким и колючим характером, была крайне самоуверенна и изрядно жадновата. Её младшая сестра тётя Нюша ростом была почти вдвое ниже. Суетливая, но при этом тихая, наивная, добрая-предобрая. Обе сестры были вдовицы. Муж тёти Нюши погиб на фронте, а муж тёти Дуни, хоть и вернулся с войны, но вскоре умер от перенесённых ранений и контузий.

Всего в деревне осталось семь домов. Жили в них преимущественно старухи. Лишь в самом центре высился добротный двухэтажный дом, в котором жила "полная" семья Кокиных: муж, жена, трое детей и мать-старуха. Имелись у них две коровы, тёлка, овцы, домашняя птица. В общем, жили они зажиточно. А ещё все местные считали, что старуха в семье Кокиных настоящая колдунья. Впрочем, и помимо этой старухи, Насти, сверхъестественного в деревне было предостаточно.

Меня очаровала здешняя речка: чистейшая вода, отмели, перекаты и омуты.

- Чего ты всё полощешься в воде? Нашёл себе дело, - недовольно говорила тётя Дуня. - Да и ходишь потом без порток. Не робёнок ведь. Срамота, да и только.

- Так я же купаюсь! А как иду в избу, так сразу и оденусь, - отвечал я.

- Действительно, тётя Дуня, не купаться же в одежде, - поддерживала меня Валя.

- Купаться, купаться… Можно и не купаться. Ведь мужик уже. От реки до избы рукой подать!

- Ну а зачем тогда река, если в ней не купаться?

- А затем! - Тут наступила пауза, после которой тётя Дуня въедливо спросила: - А тебя ишо никто в реке не покусал?

- Кто меня должен покусать?

Тут вступила в разговор тётя Нюша:

- Ой, а ты ишо не знаешь? Ведь у нас в реке нечисть водится - молокосос. Дуняш, расскажи!

Тетя Дуня опять строго держала паузу. Мы терпеливо ждали.

- Узнала я об нём ишо до войны. Стала наша корова приходить каждый вечер пустая, без молока. Мы к пастуху, мол, кто смеет её доить? А он божится, что никто. Стали мы тогда все следить за коровой, - окая, рассказывала тётя Дуня. - Пастуха звали Егором. Он и углядел. Когда стадо шло через реку по броду, наша корова остановилась посередке и ласково так замычала. Егор уверял, что до брода вымя коровы было полное, а опосля - пустое. У него глаз намётан. Ну а сам мужик он был ничаго, видный.

- Всё к тебе, Дуняша, приставал, - заметила тётя Нюша.

- Тебе на зависть, - строго обсекла младшую сестру тётя Дуня. - Углядел Егор, что какая-то сволочь в воде вытягивает молоко из нашей коровы. Чего делать? Пошли к катюхиному Ефиму. Рыбак он был ловкий. Говорим, мол, так и так. Помоги. Ефим, похоже, уже слыхал, что завёлся у нас в реке оборотень-молокосос. Обещал изловить эту нечистую рыбину. С неделю, наверно, он охотился. Не одну курицу извёл на приманку. И вот однажды перехитрил Ефим молокососа. Тот цапнул курицу, а в ней большой крючок. Стал Ефим тащить за веревку свою добычу, а сил не хватает. Заорал: "Помогите!" Прибегла Катюха. Тянут вместе, а всё никак. Тут как вода забурлит, а из неё явилась голова как у сома, но с рогами. Ефим и сам не рад: чего связался с нечистой силой. Рыбина вся извивается и жутко кричит. Бросились Ефим с Катюхой наутёк.

- Ну, а что потом? - поторапливала рассказчицу Валя.

- А то! - Только матом его надо покрывать, только матом. В ентих случаях только матерщина помогает.

Но старшая сестра и тут урезала её:

- Кто был, говорить нельзя! Поняла?

- Куда потом делись и крючок, и веревка, и курица? - с насмешкой поинтересовался я.

- Куда, куда? Небось, сожрал всё. Зато вот корова образумилась.

- А вот прошлым летом на Казанскую прихватил он лодку, на которой мы с бабами плыли, - сказала тётя Нюша.

- Ой, тётя Дуня, расскажите, пожалуйста, - Вале понравились такие рассказы.

Тётя Дуня неспешно повела речь об очередной встрече с нечистью.

- Плывём, значит, мы с бабами. Праздник престольный - Казанская. Все в праздничном состоянии… Только минули поворот у Филиппова ручья, а лодка раз - и осела, и никак. Гребём-то в две пары вёсел, а всё ни с места. Бабы заволновались, закричали. А ему хоть бы что! Вцепился сзади и держит лодку. Ладно бы озоровал молча, а он-то всё по-козлиному ещё блеет. Бабы голосят, а всё без толку. Все от страха враз забыли, чего делать надобно.

- И что в таких случаях надо делать? - не утерпел я.

- А то! Только матом его надо покрывать, только матом. В ентих случаях только матерщина помогает.

Хочу сказать, что первое, чем удивила меня эта деревня - полное отсутствие сквернословия. Бранной речи здесь никто не использовал. Ни стар, ни млад, ни мужчина, ни женщина, ни пьян, ни трезв. Говорили, конечно, на особый деревенский манер. Но чтоб матом - никогда!

- И вы ругались матом? - изумилась Валя.

- А то! Заорал он дурниной, да и отпустил лодку-то. Против русского мата он не устоит. Истинное средство против всякой нечисти.

Скромница тетя Нюша покраснела и при этом согласно кивала головой.

Унылыми тусклыми вечерами все садились за стол и играли в карты. Как назло, начались проблемы с электричеством: частенько гас свет. Приходилось спасаться керосиновой лампой. В сумраке деревенской избы рассказы тети Дуни о встречах с нечистью звучали жутковато.

- Были как-то на ярмарке. А вот на обратном пути получилась лихая встреча.

- С ним? - спрашивала Валя, уже поднаторелая "в дьявольщине".

- С кем же ишо? - Тетя Дуня глубоко вздохнула и немного помолчала. - Припозднились мы малость, но ночь, слава Богу, была светлая. Ехали прытко. Лошадь бежала проворно.

- Лошадь-то Мальчиком звали, - добродушно вставила тетя Нюша. Тетя Дуня ее будто и не услышала.

- Едем, значит, мы, едем. Уже приехали к оврагу, и с того края виден дом Катюхи. И тут как вцепится он в задок телеги - и всё. Лошадь, бедная, ржёт, бьётся, а всё на месте. Чего тут не понять, всё ясно. Полютовать ему захотелось. А меня злость такая взяла: и так поздно едем, а он ишо вздумал озоровать.

- А вы бы матом! - в один голос выкрикнули мы с Валей. Тётя Дуня строго взглянула на нас.

- То-то и верно. Тогда понесло меня изрядно. Порассказала ему про матушку всё, что знала. При том хлещу его кнутом, хлещу. Тут он перестал орать блажью, захрюкал по-свинячьи и убёг куда-то.

Хотя я сомневался в правдивости рассказа, всё же шепнул на ухо жене:

- Какое чудо вершит русское слово против нечисти.

Уже подходил к концу наш отпуск. Теперь мы не знали, как выбраться из нашего деревенского заточения. Всё кругом было затоплено, даже по единственной деревенской улице приходилось передвигаться с трудом. В отдельных местах грязная жижа доходила почти до колен. Машины и в погожее лето приезжали сюда редко, а сейчас не ходили и подавно. Оставалась единственная транспортная артерия - река. Приходилось надеяться на оказию; бывали случаи, когда приходили по реке моторные лодки в нашу деревню.

- В воскресенье должон заехать Михаил, егерь с района, так что вас и захватит, - с радостью, что может нам помочь, уверяла тётя Нюша.

В последний наш деревенский вечер мы с Валей, невзирая на хляби, решили прогуляться. Тётя Дуня с тётей Нюшей неожиданно для нас согласились составить компанию. Дорога деревенская мало подходила для пеших прогулок, но в некоторых местах между избами лежали деревянные мостки. Мы не спешили. Шли под аккомпанемент разговоров на случайные темы.

Когда оказались против дома Клавки Кукуихи, моя Валя громко вскрикнула. Вскрикнула и обеими руками указала на небо над лесом. По тёмному небу летел огненный шар. Был он ярко-оранжевого цвета и в диаметре не меньше футбольного мяча. Когда он оказался над деревенскими крышами, тут и я вскрикнул. Тётя Нюша тоже замерла. Правда, без страха. А тётя Дуня буднично и спокойно сказала:

- Кукуй прилетел к своей Клавке.

Оказывается, муж Клавки Кукуихи, стало быть, сам Кукуй, как большинство деревенских мужиков, был убит на фронте во время Великой Отечественной войны. Однако, в отличие от погибших земляков, не канул в вечность, а стал прилетать в деревню в таком необычном виде. Огненный шар сделал небольшой полукруг над избой Клавки и юркнул в печную трубу.

- Под утро должон улететь восвояси, - добавила тетя Дуня. - Это щас он как шар, а войдёт в горницу и станет как человек. Нинка Кокина видала, как он выходил на крыльцо - в гимнастёрке, в сапогах.

- А что, он даже разговаривает с Клавкой? - в смятении спросил я.

- Стал бы он для разговоров прилетать. Спит он с Клавкой как с женой. Мужик, он и есть мужик. Только вот сколько лет он наведывается, а Клавка так и не брюхатела.

- А почему?

- А потому!

Я больше не стал задавать вопросов. Даже не узнал, откуда взялось это слово - Кукуй? Похоже, и Валя была так изумлена, что не нашлась, о чём спросить непреклонную тётю Дуню.

В воскресенье приплыл в деревню на моторке егерь Михаил. Мы перенесли свои пожитки в лодку, стали прощаться с гостеприимными хозяйками.

- Тётя Дуня, почему в вашей местности чудеса творятся? Существа какие-то, сила нечистая? Чертовщина разная. В городе такого нет.

- В городе люди хуже чертей! - отрезала тётя Дуня. А тётя Нюша улыбнулась и покивала головой.

Когда мы забрались в лодку, тётя Дуня и тётя Нюша вошли в воду и помогли сдвинуть лодку с прибрежного мелководья. Я сел за вёсла, стал выгребать на середину реки, а Михаил возился с мотором.

Валя сзади прислонилась ко мне и тихо спросила:

- Ну как, доволен? Посмотрел на глухую русскую деревню?

- Как в русской сказке побывал, - искренно ответил я. - Да, я вот посчитал число жителей в деревне, и, представляешь, получилось тринадцать. Опять мистика!

Михаил, наконец, завёл мотор. Нас оглушил рёв. И Валя почти в самое ухо прокричала мне:

- Не тринадцать, а четырнадцать! Кукуя не посчитал.

Лодка сделала полукруг и легла на курс. На берегу, у околицы деревеньки, затерянной среди русских просторов, остались две фигурки: высокой и властной тёти Дуни и маленькой доброй тёти Нюши.

h()}l l',{