Дом актера. Дамский туалет.
Слегка нервничаю. Это понятно. Крашу ресницы дрожащей рукой. Я годами искала тушь для ресниц, которая бы не растекалась. Когда я нашла ее — черную, от «Oil of Olaz», — фирма обанкротилась, и мои мытарства начались заново. Те же проблемы с карандашом для губ, который вечно заезжает мимо цели. Существование каждой женщины омрачено целым рядом косметических товаров, с которыми не просто работать.
Иногда, например, я спрашиваю себя, сколько денег за свою жизнь я угробила на шелковые чулки, которые ползут под рукой в первый же день. Причем ползут особенно активно, когда у меня нет запасной пары, а я приглашена на шикарный прием. Иногда у меня создавалось впечатление, что шелковые чулки появляются на свет с заранее спущенной петлей.
Похожим образом складываются и мои отношения с воском для волос и тенями для век. Мне никак не удается рассчитать дозу. С воском в волосах я смотрюсь так, будто мою голову ненадолго окунули во фритюрницу со старым использованным маслом. А тени для век, все равно какого цвета, выглядят, как последствия драки, которая закончилась моим поражением.
Рядом со мной красит губы Сандра Маишбергер. Она ловко орудует контурным карандашом. Зато у нее проблемы с пинцетом, потому что мне кажется, что ее брови — не образец формы. Что ж, каждый несет свой груз. И это справедливо.
Во всяком случае, она не выше меня. Это делает ее симпатичной. Но, возможно, она намного умнее, чем я. Это делает ее несимпатичной. Женщины, которые прекрасно выглядят и умеют беседовать с политиками, меня пугают. В их присутствии я чувствую себя неуютно, они напоминают мне, что я хотела закончить курсы усовершенствования английского языка и каждый день читать фельетоны в газете «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг». Я часто решаю, что вечером займусь своим образованием. Но, как назло, по телевизору обязательно покажут что-нибудь стоящее.
Я достаю заколку для волос, а фрау Маишбергер смотрит на меня отчужденно, как будто я вознамерилась с ее помощью соорудить какую-то неимоверную прическу. Она, наверное, думает, что я просто помешана на внешности и являюсь позором для всех эмансипированных женщин. Вы правы, фрау Маишбергер. А я уверена, что вы придаете слишком большое значение тому, чтобы самой зарабатывать деньги, ездить на машине, которую оплатили из собственного кармана, и чтобы у вас был мужчина, готовый делить с вами декретный отпуск. Вы то, что называют независимой женщиной. Я не такая. Я зависимая. И получаю от этого удовольствие. Мне нужен кто-то, кто меня любит, хотя я всего лишь такая, какая есть. Кто-то, кто будет меня утешать и у кого хватит на меня терпения.
Я хочу, чтобы тому, кого я люблю, можно было смело сказать: «Ты мне нужен», и он бы, услышав это, не испугался и не сбежал в другой город. Нет, я не независима. И может быть, поэтому я намного эмансипированнее, чем все эти эмансипе вместе взятые. Потому что я перестала делать вид, что я независима.
Я достаю шпильку, как обнажила бы меч в борьбе за свою зависимость. Сандра Маишбергер уходит.
Я глубоко вздыхаю, пытаясь успокоиться. Чистая случайность, что я вообще сюда попала.
В четверть восьмого я припарковалась в запрещенном месте, взяла из багажника пару вещей и, конечно, мою мисс Марпл на поводке.
Я мчалась по пустой красной ковровой дорожке. Марпл не любит быстро бегать, но в этой ситуации я не могла ей потакать. Церемония награждения уже началась, а выход Бенте Йохансон, если бы ее наградили, я не могла пропустить ни в коем случае. Я была обязана испортить ей радость и от премии и от г-на фон Бюлова.
Когда я его увидела, сразу поняла, жди неприятностей. Этот сотрудник службы безопасности смотрел на меня очень недоверчиво: на мне все еще были светло-голубые бермуды и футболка с цветочком.
«Я приглашена», — сказала я как можно увереннее.
«Тогда у вас должно быть приглашение».
«В принципе да, но я только что с самолета, прилетела с острова. А оно лежит на письменном столе в моей вилле на берегу Шлахтензее».
«Без приглашения нельзя».
«Я обручена с одним из награжденных».
«Я слышал это сегодня уже пять раз». Два метра мускулов безразлично смотрели на меня, как будто сверху я была вообще неразличима. «Иди отсюда, девочка, я повторять не буду».
Пожалуйста, не сейчас! Ведь я так близка к цели! Сейчас мой замечательный последний выход! Дебют ангела в роли мести и фурии. Что же, мне сорвать выступление из-за твердолобого кретина, который показывает власть и самоутверждается за мой счет? Я уже готова была разрыдаться, как вдруг тяжелая рука опустилась мне на плечо и отодвинула меня в сторону.
«Пропусти-ка меня, малышка».
Я обернулась. Позади меня стоял — узнаваемый по темной коже и тонированным очкам-каплям — Негеркалле Швенсен, бывший гамбургский сутенер и осужденный король улиц красных фонарей.
Когда несколько лет назад его подстрелили, он, лежа на носилках, показывал знак V и не давал снять с себя очки.
Угрожающим тихим голосом Негеркалле спросил охранника:
«Ты меня знаешь?»
«Ммммм».
«Хочешь иметь спокойный вечер?»
«Дааа».
«Тогда пусти меня. И малышку тоже. Или я тебе новое лицо сделаю».
Охранник посторонился и зло посмотрел на меня, как будто я была виновата в его унижении. Я улыбнулась ему так язвительно, как только могла. Потом Негеркалле потащил меня к входу, пожелал приятного вечера и исчез в направлении зрительного зала. Я смущенно, удивленно и благодарно смотрела ему вслед, потом стала искать туалетную комнату.
Марпл взволнованно сопела, как будто искала местечко, где бы сделать свои дела. Я подумала, что собакам вход в зал воспрещен, но мне показалось излишним возвращаться и уточнять это у охранника.
Бросаю в зеркало последний взгляд. Вид, что называется, на крайний случай, но, в общем, я довольна. Филипп сказал бы, что я выгляжу «естественно». Что ж, он прав: черное платье на тоненьких бретелях, золотые босоножки на шпильках, свежие веснушки на носу и красный мстительный рот. Дав пятьдесят марок уборщице, я уговорила ее последить за Марпл.
«Не больше чем на полчаса. Мне только нужно уладить там кое-что».
«Вы получаете награду?»
«Что-то вроде».
Как хорошо, что всю свою жизнь я почти всех любила. Безобидная, любящая, глупенькая Амелия куколка Штурм. Все злое, что во мне накопилось за тридцать два года, я выплесну за один этот вечер. С днем рождения, куколка!
Настал час Икс.
Глубокий вдох.
Вперед. Я не могу проигрывать. Слишком далеко я зашла.