Три иероглифа

Современное китайское чтение: Мэй / жэнь / цзи

Перевод каждого иероглифа: Красивый / человек (мужчина/женщина) / стратагема

Связный перевод: Стратагема красавца/красавицы; стратагема привлечения красавца/красавицы; строящаяся на плотском прельщении стратагема

Сущность

1. Ловушка Адониса, Венеры; стратагема сирен; стратагема манка; стратагема плотского прельщения

2. Стратагема подкупа

 

31.1. Используя также и мальчиков для утех

Китайский знак с чтением «жэнь» большей частью переводится словом «человек». Поэтому дословный перевод выражения для стратагемы 31 таков: «стратагема красивого человека», где под человеком может подразумеваться и мужчина и женщина. «[Когда] красавец сокрушает старейшину [государя], красавица сокрушает увещевателя [государя], ([это] есть подрыв мощи)», говорится с привлечением обеих разновидностей стратагемы 31 в «Утраченной Книге Чжоу» [ «И Чжоу шу», гл. 6 «Мощь» («У чэнь»)], созданной до 221 до н. э., но ныне известной в редакции времени цзиньской династии (265–420). Так что уже в далекой древности Китая мы встречаем примеры обольщения правителя с помощью мужской красоты. Так, цзиньский государь [Сянь-гуну (правил 676–651 до н. э.)] перед своим вторым походом на Го посредством мальчика для утех вызвал приведшее к поражению отчуждение между юйским правителем и его сановником [дафу] Гун Чжици (VI в. до н. э.), но уже согласно не связанному со стратагемой 24 сообщению из Цзо-чжуани (см. 14.1), а созданному позднее трактату Планы сражающихся царств [ «Чжаньго цэ», раздел «Замыслы Цинь», гл. 1, рассказ 11] Лю Сяна (77—6 до н. э.).

 

31.2. Руки прочь от стратагемы «красавец»

«В последнее время появилось очень много фильмов и пьес, где показывается подпольная борьба Коммунистической партии Китая и Красной армии во время гражданской войны, т. е. до создания в 1949 г. Китайской Народной Республики. Такого рода произведения привлекают зрителя своим захватывающим и полным опасностей действием и потрясающей актерской игрой, и среди них достаточно много талантливых. Но есть и немало произведений низкого уровня, создаваемых по одному образцу: представитель нашей стороны вступает в связь с какой-нибудь женщиной из неприятельского лагеря — любовницей или дочерью одного из вражеских предводителей, прибегает затем к уловке, одурачивает врага и в итоге блестяще выполняет свое боевое задание.

В одной пьесе показывается, как Народно-освободительная армия освобождает древний город в Центральном Китае. Одному из наших разведчиков удается внедриться в состав высшего вражеского командования, после чего он начинает заигрывать с любовницей вражеского командира. В итоге ему удается раздобыть нужные сведения. Склонив любовницу к бегству, он с ее помощью покидает расположение врага и выполняет порученное партией задание. Разумеется, автор пьесы наделил разведчика твердостью убеждений, его не прельстят ни почести, ни богатство. Но зрителя мучает вопрос: благодаря чему этому доблестному разведчику удается завоевать «доверие» и любовь женщины? Один фильм показывает борьбу лазутчика нашей армии с реакционными гоминьдановскими силами в расположенном в горах городе. Благодаря своей красивой наружности он вызывает расположение у второй жены командующего вражеской армией, чья старшая дочь просто без ума от него. Нашему лазутчику остается лишь направлять ход событий в нужную сторону, в результате чего ему удается беспрепятственно появляться у противника и исчезать.

Подобного рода действия разыгрываются в фильмах, пьесах и телевизионных постановках. Создается впечатление, будто наши разведчики после внедрения к врагу не могут выполнить задание без того, чтобы не понравиться одной или нескольким женщинам вражеской стороны, воспользовавшись вытекающим из труднообъяснимых отношений мужчины и женщины «позиционным преимуществом». Здесь есть над чем поломать голову. Действительно ли это было важнейшим средством в нашей подпольной борьбе с врагом? Таковы ли были героические, умные и храбрые представители Коммунистической партии? В традиционной китайской пьесе «Дракон с фениксом являют доброе знамение [для брака]» [ «Лунфэн чэнсян»] есть такая сцена: мать уского правителя [вдовствующая княгиня У] узнает, что ее сын Сунь Цюань [182–253] хочет использовать в качестве приманки для завлечения Лю Бэя свою младшую сестру [Сунь Шансян], чтобы, породнившись с ним, завладеть Цзин-чжоу (см. 13.6). Престарелая госпожа от возмущения даже лишается чувств. Отсюда можно заключить, что в древности прибегать к «стратагеме красавицы» считалось зазорным. Раз уж нельзя было хвататься за «стратагему красавицы», заключает свою статью в столичной газете Бэйцзин жибао за 9.04.1981 Чжао Сяодун, «то прибегать к «стратагеме красавца», как это делают в некоторых фильмах и пьесах, тем более негоже».

 

31.3. Женские уловки

В подавляющем числе случаев в китайских текстах под стратагемой 31 подразумевается «стратагема красавицы». При этом речь идет не об уловке, на которую красавица или иная женщина в своем пресловутом основном занятии — завоевании мужчины — «пускается чаще всего: слезы, ложь, выражение отчаяния» (Сюй Гоцзин. «Женские уловки»: [выходящий раз в два месяца журнал] Женский вопрос [Фунюй яньцзю луньцун] и которую советует женщинам римский поэт Овидий (43 г. до н. э. — ок. 18 г. н. э.) в третьей книге «Науки любви» [Ars amatoria]:

Первое время любовник пусть наслаждается мыслью,

Что для него одного спальня открыта твоя.

Но, подождав, ты дай ему знать, что есть и соперник:

Если не сделаешь так — быстро увянет любовь…

Там, где опасности нет, всегда наслажденье ленивей:

Будь ты Лаисы (Thaide) вольней, а притворись, что в плену.

Дверь запри на замок, а любовник пусть лезет в окошко;

Встреть его, трепетный страх изобразив на лице;

Умной служанке вели вбежать и вскричать: «Мы погибли!»,

Чтобы любовник, дрожа, прятался где ни пришлось…

Стоном своим обмани, мнимую вырази сласть…

Но и в обмане своем себя постарайся не выдать —

Пусть об отраде твердят и содроганье, и взор,

И вылетающий вздох, и лепет, свидетель о счастье…

[Пер. М. Гаспарова; строки 591–594, 603–608,801- 804].

Подобное конкретное выражение искусства любви (см. также: René Khawam. «Les ruses des femmes». Париж, 1994) согласно китайским представлениям в стратагеме красавицы не выдвигается на передний план. Скорее там речь идет о достижении (чаще всего преследуемой мужчиной) цели ловким использованием опытной в искусстве любви женщины или — в более широком смысле — чего-то еще, что могло бы прельстить жертву стратагемы.

 

31.4. За 31 год кинопроизводства ни одной сцены с поцелуем

Военный трактат «Шесть наставлений» [ «Лю тао»] времен Сражающихся царств в разделе о «гражданском наступлении» («вэнь фа») советует потворствовать вражескому предводителю в безудержном стремлении к наслаждениям, для чего среди прочего дарить ему красивых женщин. О том, что эта стратагема издревле пускается в ход — косвенно даже Конфуций пал ее жертвой (см. 19.11), — свидетельствует вышедшая в Пекине в 1994 г. книга Тянь Mo 5000 лет под знаком пленительной стратагемы красавицы. Даже в Китайской Народной Республике стратагема 31 не вышла вовсе из употребления. Иначе «в решении Центрального Комитета Коммунистической партии Китая, касающегося многих важных вопросов относительно ускоренного строительства социалистической духовной цивилизации» от 10.10.1996 не пришлось бы ведущим работникам заверять, что их не обольстить женской красотой. Здесь ниточка тянется к конфуцианским «Запискам о правилах благопристойности», предостерегающих удельных правителей: «Тот, кто любит охоту и женщин, погубит свое государство» [ «Ли цзи», гл. 11 «Единичное жертвоприношение небу и земле в кумирне южного предместья» («цзяо тэ шэн»)]. Насколько лихорадочно в КНР пытаются наверстать упущенное в сфере интимных отношений, а значит, создают простор для использования стратагемы 31, можно заключить из того, что за период с 1949 по 1980 г. ни в одном китайском фильме не было сцены с поцелуем (Китайская молодежь [Чжунго циннянь бао]. Пекин, 28.07.1994, с. 2; см. также: Харро фон Зенгер, «Партия, идеология и право в КНР» («Partei, Ideologie und Gesetz in der Volksrepublik China». Берн, изд. P. Lang, 1982, с. 236 и след.).

 

31.5. Покоряя города и царства

Великую власть, что может обрести красивая женщина, выразил странствующий певец Сыма Сянжу (179–117 до н. э.) в следующих строках: «Раз взглянет — сокрушит человеку город, два взглянет — свергнет человеку царство!» [пер. В. Алексеева]. Отсюда возникло употребляемое и доныне [в значении «всесокрушающая (женская) красота»] выражение «покорять города и государства» («цин-чэн цин-го») о женщине, своей красотой способной погубить город или целое государство.

Старейшим источником выражения для стратагемы 31 является роман Троецарствие (подробнее см. 13.6), где оно в этой связи упоминается дважды. Вначале о стратагеме красавицы говорит мать Сунь Цюаня, упрекающая сына в том, что тот воспользовался ею против Лю Бэя. Стратагема не удалась благодаря вмешательству матери, вдовствующей княгини У. Хитроумный обман для проводника стратагемы Сунь Цюаня обернулся неудачей: Лю Бэй женится на его сестре, которая как верная супруга последовала за мужем в его владение Цзинчжоу. После того как супружеская чета ускользнула от своих преследователей и была переправлена Чжугэ Ляном на лодке в безопасное место, тот крикнул прибывшим к реке воинам Сунь Цюаня: «Эй, вы, возвращайтесь-ка к своему Чжоу Юю (первому советнику Сунь Цюаня) и передайте ему от меня, чтобы он больше не расставлял ловушек с красавицами («мэйжэнь цзюй»)!» [ «Троецарствие», гл. 55: Ло Гуаньчжун. Троецарствие. Пер. В. Панасюка. М.: Гос. изд-во худ. лит., 1954, т. 1, с. 686]. Неудавшаяся попытка Сунь Цюаня применить стратагему 31 изображена в одной пекинской опере, исполняемой пекинской труппой под названием Стратагема красавицы. На ее основе появился детский комикс с фотографиями, вышедший в Пекине в 1982 г. под тем же названием.

Выражение «ловушка с красавицей» (мэйжэнь цзюй) с «цзюй» (ловушка, западня, силок) вместо «цзи» (стратагема) еще раньше сочинителя Троецарствия использовал поэт Чжоу Ми (1232–1298). В своей книге «Улиньская старина» [ «Улинь цзю ши»], где Улинь — не что иное, как Ханчжоу (столица нынешней провинции Чжэцзян), он сообщает о бездельниках, которые в оживленных местах города расставляют «ловушки с красавицами», стараясь с помощью непотребных девиц прельстить молодежь азартными играми. В этой же связи о «ловушках с красавицами» говорится даже в своде законов, а именно в датируемом 1318 г. тексте о «запрете на обман посредством сговора» в «Уложениях династии Юань» [ «Юань дяньчжан»; полное название «Да Юань чжэн гочао дяньчжань»].

 

31.6. Мягкостью одолевать жесткость

«Когда в далекие времена уведенная при набеге женщина впервые улыбнулась умыкнувшему ее мужчине, чтобы тем самым улучшить свою невольничью долю, она и стала зачинательницей стратагемы красавицы», — полагает Ли Говэнь ([ежемесячный литературный журнал] Дятел (Чжомуняо). Пекин, № 3, 1995, с. 133). В основе стратагемы 31 лежит мысль о том, чтобы «мягкостью одолеть жесткость» («и-жоу кэ-ган»). Эта мысль восходит к Дао дэ цзин Лао-Цзы, где так говорится о воде: «Вода — это самое мягкое и самое слабое существо в мире, но в преодолении твердого и крепкого она непобедима, и на свете нет ей равного» [гл. 78. Пер. Ян Хиншуна].

Стратагема 31 часто проводится с позиции силы, однако по своей сути является оружием более слабой, терпящей стороны. Противная сторона оказывается более слабой, когда соперник превосходит ее в физическом и умственном отношении, так что с технической и интеллектуальной стороны его нельзя одолеть. Стратагема 31 избирает своей мишенью нечто третье, а именно чувства противника. Чего нельзя достичь в жестком противоборстве, благодаря стратагеме 31 удается сделать в сфере страстей: противника подчиняют себе с помощью стратагемы плотского прельщения.

Ниже речь пойдет о политико-военном использовании стратагемы 31, где красавица выступает своеобразным оружием в руках проводника самой стратагемы. Китайский исследователь стратагем Юй Сюэбинь полагает, что при таком использовании стратагема 31 почти безопасна для ее проводника. Посредством стратагемы 31 можно извлечь наибольшую выгоду при крайне малых издержках, утверждает Ли Говэнь (указ. соч., с. 132). С помощью стратагемы противник ослабляется опосредованно, через подсылаемую к нему женщину. Эта женщина предстает для него чем-то положительным, возможно, даже подарком судьбы, но втайне она преследует цель ослабить, завоевать, обезвредить или даже уничтожить противника. Стратагема 31 не принуждает, напротив, противник по собственному почину становится жертвой стратагемы. Даже если он потом понимает, что скрывается за этой красавицей, обычно никакой злости не испытывает.

 

31.7. Нелегко героям преодолевать «женские рифы»

Благодаря своей притягательной силе женщины могут скрутить в бараний рог героев, против которых бессильно всякое иное оружие, полагает Юй Сюэбинь. Поэтому и говорят, что «тяжко героям преодолевать «женские рифы». Разумеется, тогда это уже не герои. «Ввод» женщин может осуществляться наряду с гражданским и на военном поприще. На гражданском поприще стратагема 31 связана с плотским обольщением противника, а на военном заключается в непосредственном выдвижении женщин на передний край, чем достигается особое психологическое воздействие на врага.

Красавицу можно задействовать на виду у всех или тайком. Так, противную сторону можно свести с очаровательной женщиной в качестве участника переговоров, вследствие чего противная сторона, возможно, станет более сговорчивой. При скрытом использовании красавицы она появляется на сцене неожиданно, чтобы никто не знал, откуда она сама и что у нее на уме. Если при проведении стратагемы 31 открытое привлечение красавицы направлено на смягчение и запутывание противной стороны или расположение ее к себе, в скрытом случае выступающие без очевидного поручителя красавицы действуют прежде всего в качестве манка, лазутчиц и соглядатаев.

При осуществлении стратагемы 31 красавица действует по собственному почину, на свой страх и риск или же по заданию находящегося в тени проводника стратагемы. В последнем случае есть опасность, что красавица выйдет из повиновения и станет действовать не так, как задумывал проводник стратагемы (см. 13.6). В известных китайских историях, где задействована стратагема 31, красавица обычно поет с чужого голоса.

 

31.8. Увлекаясь до беспамятства предметом вожделения

Согласно китайской литературе по стратагемам выражение для стратагемы 31 выступает еще и в переносном смысле. «Красавица» в таком случае олицетворяет то, что способно преодолеть «духовный редут» (Юй Сюэбинь) противника. В расширительном толковании стратагема 31 тогда оказывается «стратагемой подкупа». О разлагающем действии людей и вещей говорит уже конфуцианский классический труд Книга преданий: «Пристрастие к человеку губит добродетель, пристрастие к вещам губит замыслы» [ «Шу цзин», раздел «Чжоу шу», гл. «Люйские псы» («Люй ао»)].

Падкие до наслаждений и развлечений люди наряду с восхитительными, притягивающими к себе внимание вещами подходят для преследуемой стратагемой 31 цели, то есть ослабления противника мирным путем, без выстрелов. Противник обнимает облаченную в восхитительную одежду и украшенную очаровательной маской пагубу. Вместо «красавицы» может равно выступать красивый дорогой предмет или просто солидная денежная сумма. Естественно, перед проведением стратагемы 31 следует установить, что более всего нравится противнику и чем легче всего привлечь его внимание. «Красавицу» нужно преподнести как можно убедительней, чтобы противник ничего не заподозрил. Но в конце концов стратагема 31 обычно не является решающей. По крайней мере, в военном противостоянии зачастую оказывается неизбежным столкновение, однако посредством стратагемы 31 оно смягчается.

 

31.9. Взятка в обличье игры в китайское домино (мацзян)

[426]

Есть люди, которые не прочь заиметь «красавицу», но их отпугивает возможность стать жертвой стратагемы в случае принятия «красавицы». В таком случае требуется крайне искусная подача «красавицы», чтобы у противника создалось впечатление, будто, принимая «красавицу», он не попадается на крючок стратагемы. Так, можно дать взятку в виде приза за победу в партии в маджонг, проигрывая ее намеренно. Если дело сорвется, грозит всего лишь смехотворный штраф за участие в запрещенной азартной игре. Либо не разрешенные законом огромные комиссионные выплачивают в виде выигрыша в вещевой лотерее, чтобы нельзя было затем придраться. Те, кто равнодушен к всевозможным «красавицам» или не осмеливается вести себя недостойно, благодаря подобным фокусам незаметно для самих себя могут оказаться пленниками «красавиц».

Однако и стратагемно сокрытая стратагема красавицы в конечном итоге обнаруживается. Немало заключенных в китайских тюрьмах оказались жертвами стратагемы красавицы, будь то с привлечением действительно красавицы или просто предметов культуры, с использованием денег и материальных ценностей или приманиванием видным положением. Одним словом, всякий, принявший «красавицу», становится жертвой стратагемы. И это верно почти всегда. Все же лучше придерживаться позиции, заключающейся в том, чтобы держаться от этой стратагемы подальше, чем уповать на возможность отыскать средство, позволяющее не только ускользнуть от задуманной стратагемы, но еще и насладиться красавицей, полагает газета Народно-освободительная армия [ «Цзефанцзунь бао»] (Пекин, 5.01.1995), где в статье под названием «Можно ли в случае «стратагемы красавицы» завладеть «красавицей», но при этом сделать так, что до самой «стратагемы» не доищутся?» речь идет о расширительном толковании «стратагемы красавицы», причем получается, что стратагема красавицы во всех ее разновидностях не останавливается даже перед военными кругами.

 

31.10. Все дело в крепости «внутренних редутов»

Подобно стратагеме 17 стратагема 31, прежде всего в ее расширительном толковании, имеет дело с подношением. В обоих случаях проводник стратагемы получает больше, чем дает. Различаются обе стратагемы тем, что при стратагеме 17 стремятся непосредственно выменять малое на большое, тогда как при стратагеме 31 цель состоит в расхолаживании (Erschlaffung) противника. С этой точки зрения «снаряды в сахарной оболочке» [ «танъи паодань»] (см. 17.52) следует отнести к стратагеме 31, а не 17.

Предохраняться от обеих стратагем следует осторожным отношением к подношениям, делаемым без видимой причины. При малейших сомнениях нужно проявлять бдительность.

В случае необходимости надо отклонять подношения, избегая тем самым кроящейся за ними стратагемы. Впрочем, ввиду возможного искушения посредством стратагемы 31 следует закалять свою волю, чтобы не стать заложником плотской похоти. Ведь стратагема 31 бывает действенной лишь при отсутствии крепких внутренних редутов у намечаемой жертвы стратагемы. Решающим фактором успеха стратагемы является не внешняя сила обольщения, а внутренняя слабина. Защитой здесь выступает внутреннее самовоспитание. Если в разгаданной вами стратагеме 31 задействована красавица, можно с помощью красавца обратить ее в двойного агента, работающего уже на вас (см. стратагему 33), и с ее помощью расстроить вражескую стратагему.

 

31.11. Три года обучения для последующей засылки с целью обольщения

В древнейшем трактате о 36 стратагемах в главе, отведенной стратагеме 31, говорится: «Нельзя противостоять открыто могучему войску и мудрому военачальнику. Нужно принимать обстоятельства и следовать им. Отдать противнику свои земли означает лишь увеличить его могущество… Заплатить противнику золотыми слитками или кусками шелка означает лишь увеличить его богатства… Единственное подношение, которым следует задабривать противника, — это красивые девы, ибо такой дар ослабит его волю, навредит его здоровью и породит ропот среди его подчиненных. Таков был подарок, который [правитель царства Юэ (на территории нынешней провинции Чжэцзян] Гоу Цзянь (ум. 465 до н. э.) преподнес Фу Ча (ум. 473 до н. э.). Так Гоу Цзянь сумел поражение превратить в победу» [ «Тридцать шесть стратагем. Китайские секреты успеха». Пер. с кит. В. Малявина. М.: Белые альвы, 2000, с. 159–160] (см. также 10.3).

Во главу угла своей направленной против уского правителя Фу Ча стратагемы Гоу Цзянь поставил Си Ши, «Елену китайской древности» (Вольфганг Бауэр (Bauer) /Герберт Франке (Franke)), которую можно также сравнить с ветхозаветной Эсфирь, согласно замечанию крупнейшей европейской газеты отдавшейся персидскому царю Артаксерксу [I Долгорукому (правил 465–424 до н. э.)] «ради своего народа» (Бильд. Гамбург, 26.03.1994, с. 5). Дословно «Си Ши» означает «западная Ши», где «Ши» — ее родовое имя, а «западная» указывает на расположение ее места рождения. Си Ши причисляют к четырем великим красавицам Китая, которым посвящена вышедшая в 1991 г. в Пекине книга. Кроме того, «Си Ши» служит в Китае синонимом красавицы и, соответственно, женской красоты и высочайшей похвалой, которой может удостоиться женщина. Естественно, образ Си Ши запечатлен во многих произведениях литературы и искусства, прежде всего во всевозможных онерах.

В хронике «Весны и Осени [владений] У и Юэ» («У Юэ чуньцю», гл. «Гоу Цянь», 20-й год) Чжао E (вторая пол. I в.), опираясь на исторические источники и присовокупляя к ним народные предания, описывает, как Гоу Цзянь задействовал прекрасную Си Ши в своей цепи стратагем против Фу Ча.

Четвертая из следующих друг за другом девяти уловок, которые посоветовал юэскому правителю его сановник Вэнь Чжун, обговаривая долгосрочный замысел уничтожения царства У, звучала так: «Мы посылаем ускому правителю красивых дев. Тем самым мы затуманим его рассудок и приведем в расстройство его дела».

Затем Гоу Цзянь разослал по всей стране соглядатаев на поиски красивых дев. Наконец, у подножия горы Чжуло (в районе нынешнего города Чжуцзи, провинция Чжэцзян) отыскали двух прелестниц. Их отцы были дровосеками. Звались красавицы Си Ши и Чжэн Дань. Девиц доставили в столицу, нарядили в роскошные платья, обучили надлежащему обхождению, пляскам и пению и ознакомили с городской жизнью. По окончании их трехлетнего обучения Гоу Цзянь поручил своему старшему первому советнику [сянго] Фань Ли преподнести обеих красавиц ускому правителю. Тот крайне обрадовался, сказав: «Подношение юэским правителем мне двух красавиц в качестве дани доказывает его безграничную верность». Его советник У Цзысюй стал предостерегать от приема такого дара, указывая на прежних правителей, которые из-за своей плотской похоти лишились престола и царства: «Если вы примете этих дев, будет несчастье. Я слышал, что юэский правитель денно и нощно изучал книги и бумаги. Он набрал несколько десятков тысяч готовых умереть воинов. Этот человек, оставшись в живых, воплотит свои замыслы. Он прислушивается к советам и окружает себя способными людьми. Закаляя волю, он носит летом шерстяное платье, а зимой — дерюгу (см. также 34.13). Я слышал, что мудрые мужи — сокровище для страны, а вот красивые девы — бедствие для страны». Уский правитель не внял увещеваниям своего советника и принял обеих красавиц. Следы одной из дев, Чжэн Дань, после этого теряются.

Известие о том, что Фу Ча принял дар и тем самым стал жертвой его стратагемы, крайне обрадовало Гоу Цзяня. Отныне помыслы Фу Ча были больше заняты прекрасной Си Ши, нежели делами его державы. Чтобы развлечь Си Ши, он повелел возвести роскошный дворец, что легло тяжким грузом на его подданных, и развлекался там со своей возлюбленной. На горе Линъянь близ Сучжоу (в нынешней провинции Цзянсу) еще сегодня видны развалины строений Фу Ча, сообщают Ван Кэфэнь и его соавторы в Истории танцовщиков Древнего Китая ([ «Чжунго гудай удаоцзя-дэ гуши»] Пекин, 1983, с. 38). Дела в У шли все хуже. В 475 г. до н. э. все кончилось. Юэский правитель Гоу Цзянь напал на уское царство, рухнувшее как карточный домик. Фу Ча покончил с собой.

Си Ши вернулась обратно в Юэ, откуда бежала вместе с Фань Ли, советником Гоу Цзяна, после победы своего повелителя более не чувствовавшим себя в безопасности, и ее следы теряются. Впрочем, была ли вообще Си Ши и не является ли она просто историческим вымыслом, об этом спорят до сих пор. Однако надпись на обнаруженном недавно бронзовом сосуде, отлитом по приказу Фу Ча, служит свидетельством существования Си Ши (Литературное собрание [Вэньхуэй бао]. Шанхай, 13.10.1996, с. 3).

 

31.12. Стратагемная игра на тайваньской бирже

«Подумай, ведь, выходя замуж тридцатилетней за мужчину старше ее на двадцать с лишним лет, она уже не была простодушной девчонкой. Я хочу сказать, что она издавна вынашивала свой план, чтобы однажды, когда благодаря замужеству она сумеет весьма высоко забраться по служебной лестнице, погубить Гоминьдан [правящая на Тайване с 1949 г. политическая партия]. Если говорить выспренним слогом: подобно Си Ши, она воспользовалась стратагемой красавицы».

Этот стратагемный анализ деятельности министра финансов Го Ваньжун (род. 1930, именуемой также Ширли K° (Shirley Kuo) тайваньская писательница ЧжуТяньсинь (род. 1958) вкладывает в уста госпожи Цзя, беседующей с героиней рассказа «Девятнадцать дней новой партии» [ «Синь дан ши цзю жи»], тайбейской домохозяйкой, которая по наущению своей двоюродной сестры втихомолку от семьи стала играть на бирже. Лишь игра на бирже позволяла ей освободиться от участи домохозяйки и обрести новую, избранную ею самой судьбу. Ежедневно, когда все ее домочадцы уходили, она встречалась в закусочной с госпожой Цзя, которую знала всего две недели, и обменивалась с ней биржевыми новостями. Как раз в эту пору министр финансов Го Ваньжун высказалась за введение налога с выручаемой биржевой игрой прибыли, вызвав тем самым биржевой кризис. Как и многих биржевых спекулянтов, это весьма обеспокоило и обеих женщин, поскольку на кон ставилась их прибыль. Госпожа Цзя предположила, что за планами Го Ваньжун скрывается политический расчет. Она, дескать, кузина Пэн Минминя [род. 1923], одного из ярых противников го-миньдановских порядков. Долгие годы он провел в заключении, а затем был отправлен в изгнание. В 90-е годы это был один из последних тайваньских диссидентов, которым разрешили вернуться на Тайвань; в оппозиции он начал политическую карьеру. Го Ваньжун была замужем за Ни Вэнья (род. 1906), который был значительно старше ее. Он был видным гоминьдановским деятелем, занимавшим высокие посты. Так, с 1972 по 1989 г. он был главой [Лифаюань, ] законодательного собрания Тайваня.

Госпожа Цзя досадовала, что Го Ваньжун в свое время сочеталась браком с влиятельным человеком ради обретения политического веса. Своим налогом с выручаемой биржевой игрой прибыли, известие о котором в сентябре 1988 г. за последующие 19 дней привело к падению курса акций и вызвало многодневные антиправительственные уличные демонстрации возмущенных вкладчиков (который, однако, в последний момент не был введен), Го Ваньжэнь хотела навредить гоминьдановским властям и сыграть тем самым на руку Пэн Минминю. По мнению госпожи Цзя, подобно тому, как Си Ши, героиня стратагемы красавицы Гоу Цзяня, способствовала гибели уского царства, так и Го Ваньжун воспользовалась той же самой стратагемой для поддержания плана переворота в стране, который готовил ее двоюродный брат Пэн Минминь.

В мае 1998 г. я обсуждал с одним тайбейским страховым агентом заявление госпожи Цзя. Он считает, что обвинение Го Ваньжун в устроении стратагемы высосано из пальца, обвинив в свою очередь в стратагемном поведении Чжу Тяньсинь. Своей литературной напраслиной в адрес Го Ваньжун писательница, кстати в 1991 г. вступившая в борющуюся с Гоминьданом Социал-демократическую партию, пытается вызвать раскол в гоминьдановских рядах (см. стратагему 33).

 

31.13. Капли небесного дождя

Борьбу двух дворцовых партий описывает сопровождаемый песенными вставками роман в стихах Капли небесного дождя, созданный, по всей видимости, во второй половине XVII в. (см. 26.7). Главным действующим лицом является Цзо Вэймин, а его противником евнух Вэй Чжунсянь (1568–1627), занимавший высшие посты и одно время фактически правивший Китаем. Действие романа относится к концу правления минской династии (1368–1644), ознаменовавшемуся развалом империи и обострением общественных противоречий, проявившихся с особой силой в высших кругах.

В девятой главе описывается, как могущественный Фан Цунчжэ, чтобы свалить своего противника Цзо Вэймина, заставляет певичку Цзя Сюин выдать себя за его, Фан Цунчжэ, дочь. На пиршестве, куда был приглашен и Цзо Вэймин, он приказывает своему слуге умертвить певичку, чтобы обвинить Цзо Вэймина в том, что тот якобы убил ее при попытке овладеть ею. В 22-й главе евнух Вэй Чжунсянь склоняет четырех придворных дам к убийству Цзо Вэймина, но в итоге погибают сами женщины. В 26-й главе, где не раз упоминается выражение стратагемы 31, один из соглядатаев евнуха подсылает двух наложниц, чтобы те заманили в ловушку сыновей и зятьев Цзо Вэймина. Но Цзо Вэймин вновь разгадывает их замысел и повелевает удушить обеих красавиц.

Неудивительно, что в предисловии изданного в 1984 г. в Пекине романа мы находим такие строки: «Надувательство своих врагов с помощью стратагемы красавицы для китайских политиков феодальной эпохи было обыденным делом. В период Сражающихся царств (475–221 до н. э.) Си Ши по поручению Гоу Цзяня отправилась ко двору уского правителя Фу Ча в целях его обольщения (см. 31.11). Это древнейший пример использования стратагемы 31. Но в романе Капли небесного дождя подобного рода истории повторяются снова, всякий раз оканчиваясь смертью самих женщин. Так всегда и бывает, что стоящие в тени кукловоды благодаря своему высокому положению избегают наказания, а козлами отпущения становятся слабые, подневольные женщины». Лишь однажды в романе праздновали победу три красавицы. Заманив в западню плотских утех трех разбойников, им удалось тех напоить, а затем убить. В этом единственном случае, где красавицы покидали поле сражение не жертвами, а победительницами, собственно женщин-то и не было, под их обличьем искусно скрывались мужчины (гл. 22 и 23).

Если на Западе хитрость нередко представляется сугубо женским делом, то в связанных с хитростью китайских историях очень часто жертвами мужской хитрости, и не в последнюю очередь стратагемы красавицы, оказываются сами женщины. Недаром жалуется самый прославленный китайский писатель XX в. Лу Синь (1881–1936): «На протяжении тысячелетий притесняли китаянок, вовлекая их в различные козни».

 

31.14. Представлять такую же ценность, как и Великая Китайская стена

«Браки между представителями Вьетнама и Камбоджи связаны с политикой ассимиляции, проводимой Вьетнамом в Камбодже после ее оккупации в 1979 г.», — утверждает Ли Чжи в пекинском журнале Всемирное знание [ «Шицзе чжиши хуабао»] (№ 17, 1985, с. 29), употребляя в этой связи выражение стратагемы 31. Он пишет: «Вьетнам действует двояко. Во-первых, вынуждает простых камбоджиек выходить замуж за вьетнамцев… Во-вторых, подбивает высокопоставленных камбоджийских чиновников жениться на вьетнамках… Тем самым посредством «стратагемы красавицы» Вьетнам намеревается обеспечить политико-идеологическое руководство камбоджийским марионеточным режимом…»

На примеры использования стратагемы 31 китайскими правителями прошлого при заключении браков с чужеземцами указывает Юй Сюэбинь, особенно выделяя придворную даму Ван Чжао-цзюнь (см. 17.26). В 33 г. до н. э. она согласилась выйти замуж за Хуханье (ум. 31 до н. э.), могущественного вождя (шаньюй) в 58–31 гг. до н. э. племени сюнну [иначе хунну].

Этот брак даровал китайцам и хунну 70 лет мирной жизни. Вот так можно было бы с помощью красавиц улаживать противоречия, мечтательно вздыхает Юй Сюэбинь и замечает: «Востребованная в нужный момент красавица по своей значимости оказывалась равноценной Великой стене в циньскую эпоху (221–207) или 140-тысячному войску в ханьскую эпоху (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.).

 

31.15. Исподволь извести своего соперника в облавных шашках

Уже в шестнадцать лет Хуан Лунши (1651 — 1690-е) стал лучшим китайским игроком в «го». Го — японское наименование вэйци [ «облавных шашек»], зародившейся в Китае древней настольной игры, где белые и черные камни стремятся захватить наибольшее пространство на доске. Через Японию эта игра приобрела международную известность, чем и объясняется закрепившееся за ней название «го». В середине правления императора Канси (у власти 1662–1722) Хуан безраздельно господствовал в облавных шашках. Исследователь конфуцианских сочинений Янь Жоцюй (1636–1704) причислял Хуан Лунши к «четырнадцати мудрецам» цинской династии, где остальных представляли высокочтимые ученые и литераторы. Все это указывает на то, сколь высоким уважением пользовались тогда облавные шашки, весьма приспособленные к тому же к выработке стратагемного мышления.

Время и обстоятельства смерти Хуан Лунши неясны. На основании некоторых свидетельств можно заключить, что он ушел из жизни достаточно молодым. Газета Вечерний Пекин [Бэйцзин ваньбао] от 30.01.1994 г. поместила два старинных текста, согласно которым Хуан Лунши пал жертвой стратагемы 31. В соответствии с одним текстом три соперника Хуан Лунши, терзаемые завистью, «прельстили его непристойной музыкой и плотскими утехами, отчего у него помутился рассудок, он заболел и умер». Если верить другому источнику, то некий Сюй Синъю [род. 1644], пробившийся в ряды сильнейших китайских игроков, не мог смириться с тем, что Хуан Лунши затмевал его своей славой. Сюй Синъю был очень богат, он пригласил Хуан Лунши жить к себе. Там он устраивал для своего гостя обильные угощения с выпивкой, окружал его красавицами. Спустя три года силы Хуан Лунши были подорваны, и он вскоре умер. Отсюда можно заключить, пишет Пекинская вечерняя газета, что Хуан Лунши погиб от вина и плотских излишеств.

 

31.10. Месть посредством эротического романа

Успех самого знаменитого эротического китайского романа Цветы сливы в золотой вазе, которому на протяжении многих сотен страниц удается приковывать внимание читателя, с самого начала породил слух о его создателе, на место которого, впрочем, претендует ныне около пятидесяти человек (Каталог новых книг. Шанхай, 30.07.1993). Согласно этому слуху сочинителем романа является ученый муж Ван Шичжэнь (1526–1590).

«О том, как была написана эта книга, существует много легенд… Рассказывают, например, что в середине XVI в. в Китае жил крупный сановник Янь Шифань (ум. 1665), любитель древностей и коллекционер старинных картин. Он прослышал, что у военачальника Ван Шу хранится знаменитая картина художника XII века Чжан Цзэдуаня «Праздник Поминовения на реке Бянь», и решил во что бы то ни стало заполучить свиток, на котором была изображена целая панорама жизни восточной столицы при Великой Сунской династии. Но Ван Шу, не желая расставаться с редчайшей картиной, нашел искусного живописца, заказал с нее копию и поднес могущественному сановнику. Однако в этот момент в доме Янь Шифаня оказался Тан [Шуньчжи (1507–1560)], он взглянул на свиток и сказал: «Это не подлинник, я видел картину собственными глазами. Взгляните — вот воробей, как неуклюже стоят его лапки — сразу на двух черепицах, ясно, что это подделка». Янь Шифань разгневался и на Ван Шу, и на Тана. Впоследствии при первой же возможности он добился того, что Ван Шу обвинили в государственном преступлении и казнили. Сын Ван Шу — известный поэт и эссеист Ван Шичжэнь — задался целью отомстить за отца, но не мог найти подходящего случая. Однажды Янь Шифань спросил у Ван Шичжэня, нет ли сейчас в книжных лавках какой-нибудь увлекательной книги. «Есть!» — ответил Ван Шичжэнь. «Какая же?» — спросил сановник. Ван Шичжэнь оглянулся, случайно бросил взгляд на золотую вазу с цветущей веткой дикой сливы и ответил: «Она называется «Цзинь, Пин, Мэй» — «Цветы сливы в золотой вазе», присовокупив, что напечатана книга плохо, но он готов переписать ее и прислать почтенному сановнику. Вернувшись домой, поэт несколько дней раздумывал, потом взял эпопею XIV века «Речные заводи» и, дочитав до того места, где была кратко рассказана история торговца Симэнь Цина, стал сочинять ее дальше. Дело было в том, что Янь Шифань жил подле Западных Ворот — Симэнь, а детское имя его было Цин. Теперь оставалось лишь изобразить своего героя разнузданным распутником и таким образом высмеять заклятого врага, сгубившего отца. Дальнейшие события старинные источники описывают по-разному. Одни утверждают, будто Ван Шичжэнь, зная о привычке своего недруга слюнить пальцы, листая книгу, пропитал углы страниц романа ядом, и Янь Шифань якобы отравился и умер. Другие говорят, что Вань Шичжэнь подкупил цирюльника, холившего ногти на ногах Янь Шифаня, тот воспользовался моментом, когда сановный клиент зачитался увлекательным романом, и незаметно втер в маленькую царапину зелье. С тех пор нога сановника стала болеть, он не мог более являться ко двору, и карьере его пришел конец. Третьи рассказывают, что вовсе не Янь Шифань был виновником гибели отца Ван Шичжэня, а совсем другой сановник, известный сочинитель XVI века Тан Шуньчжи. По этой версии Ван Шичжэнь поднес свой роман именно Тан Шуньчжи, который на склоне лет, выйдя в отставку, пристрастился к чтению всяких увлекательных повествований. Тан Шуньчжи будто бы имел привычку, перелистывая страницы, слюнить пальцы, и именно поэтому Ван Шичжэнь пропитал бумагу мышьяком. Получив книгу, старый сановник с увлечением принялся читать ее и не заметил, как наступила ночь. К утру он дочитал роман до конца и тут почувствовал, что его язык одеревенел. Глянул в зеркало — язык уже весь черен. Он велел позвать сына и с трудом сказал: «Кто-то замыслил против меня зло. Я умру. Кроме близких родственников, никого не пускайте в мои покои». Тан Шуньчжи скончался. Вскоре явился человек в белом траурном одеянии и белой шапке, причитая так, что казалось, рухнет небо и разверзнется земля. Незнакомец распростерся ниц перед сыном покойного и сказал, что некогда был обласкан Тан Шуньчжи и хотел бы взглянуть на лик покойного. Когда же его допустили к телу, он упал на труп и зарыдал. Рыдал долго, потом поклонился и ушел. И вдруг при положении покойника в гроб обнаружилось, что у него исчезла одна рука. Тут всем стало ясно, что приходил не кто иной, как сочинитель той самой злосчастной книги: ему показалось мало отравить Тань Шуньчжи, он решил еще надругаться над трупом».

Стратагема красавицы в данном примере выступает в образе изобилующего соблазнительными сценами эротического романа, благодаря которому намеченная жертва попадает в силки данной стратагемы.

О слухе, что при написании романа Ван Шичжэнь пропитал ядом его страницы в целях умерщвления своего врага Янь Шифаня, упоминает в книге «Очерк истории китайской повествовательной прозы» («Чжунго сяошо ши дай», 1924) Лу Синь. Перевод этой книги на английский A Brief History of Chinese Fiction был издан в Пекине в 1976 г. Вполне возможно, что Умберто Эко читал это сочинение Лу Синя, поведала мне на европейском съезде синологов в Веймаре (5–9.09.1988) одна туринская ки-таеведка, знавшая автора мирового бестселлера Имя розы («H nome délia rosa». Милан, 1980). «Изобретательность Умберто Эко состоит в том, чтобы убийство поручить отравленной книге… Читатель, слюнявя пальцы, чтобы лучше было перелистывать страницы, тем самым отравлял себя», поскольку убийца «пропитал страницы ядом» (Буркхарт Крёбер [Ред.]. «Знаки в романе Умберто Эко «Имя розы». Мюнхен—Вена, 1987, с. 265, 93). «Новаторство Эко в криминологии» (указ. соч., с. 93). Но, как свидетельствует ходящий уже несколько столетий в Срединном государстве слух о возникновении романа Цветы сливы в золотой вазе, пресловутая находка Умберто Эко была известна китайцам уже давно.

 

31.17. Приманивать покупателей красавицами

Потребители чуть ли не на каждом шагу сталкиваются со стратагемой 31. С листков календарей и обложек журналов, равно как и с рекламных щитов, на них призывно смотрят статные девицы. Большие тиражи бульварных газет держатся во многом благодаря двум стратагемам. Опираясь на стратагему стервятника 5, там во всех подробностях описывают чудовищные преступления и человеческие заблуждения, зачастую в сопровождении фотографий с кровавыми сценами, а руководствуясь стратагемой сладострастия 31, украшают страницы изображениями красавиц и печатают сведения похотливого свойства. И на телевидении полагают, что с помощью стратагемы 31 можно повысить свой рейтинг: «Показы мод, телевизионные шоу, реклама: ныне они уже нуждаются в «кварталах красных фонарей» в качестве декораций» (заголовок фоторепортажа в газете Бильд. Гамбург, 21.11.1998, с. 2). В центре при этом стоят вовсе не красавицы. Они всего лишь помогают заманить покупателя и тем самым заработать денег. Красавица выступает средством в достижении цели, каковой она выступает и в самой стратагеме. Здесь речь идет не об устранении жертвы стратагемы, а о выманивании через нее денег.

 

31.18. Веснушчатая китаянка

Один китайский юноша уже год как был влюблен, только вот веснушки на лице его пассии ему не нравились. Поэтому, прочитав в газете объявление о высылаемом почтой средстве для отбеливания кожи, действующем в течение десяти дней, он тотчас отправил требуемые тридцать юаней и стал ждать. Получив уведомление о подорожании почтовых услуг, молодой человек хоть и с зубовным скрежетом, но внес дополнительную сумму. Наконец средство было получено. Однако после трех дней применения состояние кожи на лице его подружки заметно ухудшилось. Пришлось обратиться в больницу, где выяснилось, что пресловутое средство по уходу за кожей является самой настоящей липой. Юноша, будучи сотрудником газеты, написал письма в общество защиты потребителей и в журнал, где было напечатано объявление. Позже он узнал, что за распространение негодного косметического средства был задержан один шестидесятилетний мужчина, прежде судимый. Обо всем этом сообщает Китайская молодежь [Чжунго циннянь бао], печатный орган Коммунистического союза китайской молодежи, в статье под названием «Ставшие из-за доверчивости жертвой стратагемы красавицы» (Пекин, 20.02.1992, с. 3). Пожалуй, правильней здесь было бы говорить о «стратагеме [обещанной] женской красоты».

 

31.19. Любовник спасает человечество

[429]

«Не думал бедный Думузи, что долгожданный брак с прекрасной Инанной принесет ему столько бед и приведет его к гибели.

Властной и гордой оказалась Инанна [богиня плотской любви и утренней звезды Венеры]. Мало ей было владычества на небесах и на земле, она захотела господствовать и в подземном мире, где царствовала ее старшая сестра Эрешкигаль. Хорошо знала Инанна, что никого из небесных богов не пускает ее сестра в свое царство, и решила хитростью проникнуть под землю и разведать о порядках страны, откуда нет возврата. Она узнала о том, что муж ее сестры, великий властитель Гугальанна, погиб, и Эрешкигаль совершает погребальные обряды. Задумала Инанна спуститься в гости к старшей сестре, чтобы выразить ей свое сочувствие. Неужели та откажется принять ее в такой день и не разделит свою скорбь с нею?

Но все-таки опасалась Инанна, что ее свирепая сестра, безжалостная богиня смерти, не поверит ей и захочет ее погубить. И надумала она предупредить на всякий случай своего верного везира Ниншубура:

— Если я не вернусь через три дня и три ночи, будь готов выручить меня. Обратись за помощью к владыке богов Энлилю, к моему отцу Наннару и к премудрому Энки.

Распорядившись так, Инанна покинула небо и землю, где она была владычицей, и направилась к входу в мрачный подземный мир. Семь волшебных амулетов, заключающих в себе божественные законы, взяла она с собой». На вопрос [Нети] главного стража подземного царства, зачем та пришла к «Стране без возврата» [шумер. «кур-ну-ги»], Инанна ответила: «К великой владычице Эрешкигаль, ибо мертв Гугальанна, ее супруг. Погребальные травы ему воскурить, погребальное пиво ему излить». Этот явно основанный на стратагеме 7 ответ ввел в заблуждение главного стража, и тот ее впустил.

Оказавшись перед владычицей подземного царства Эрешкигаль, Инанна сталкивает ее с трона и усаживается туда сама. Но семеро судей-ануннаков бросают на нее взгляд смерти, и она умирает. Ее труп вешают на крюк. Проходит семь лет, семь месяцев и семь дней. Отсутствие богини плотской любви тяжко сказывается на рождаемости зверей и людей на земле. И тогда Ниншубур предпринимает меры к спасению Инанны. Помощь Инанне согласился оказать лишь «хитроумный» Энки, как пишет Адам Фалькенштайн (Falkenstein) в статье «Шумерский и аккадский мифы о нисхождении Инанны в подземный мир» (в кн. Эрвина Грефа (Graf) [Ред. ] Юбилейный сборник в честь Вернера Каскеля [1896–1970, известный немецкий семитолог и арабист] («Festschrift Werner Caskel»). Лейден, 1968, с. 103). Он «прибегает к уловке, добиваясь у Эрешкигаль разрешения достать воду жизни, что было равносильно возвращению к жизни Инанны» ([издаваемая Фрайбургским университетом, Швейцария, с 1973 г. научная серия (до 10 выпусков в год, на 2003 вышло 193 номера)] Orbis Biblicus et Orientalis 63. Фрайбург, 1985, с. 125). «Энки достает грязь из-под ногтей, выкрашенных красной краской, и лепит два загадочных существа — «кургара» и «калатура» (по-видимому, евнухов или уродцев), снабжает их «травой жизни» и «водой жизни» и, научив магическому заклинанию, отправляет в подземное царство. Появившиеся в подземном царстве посланцы Энки застают Эрешкигаль в родовых муках. «Кургар» и «калатур», смягчив заклинательной формулой муки царицы, добиваются у нее обещания выполнить их желание. Они просят труп Инанны, а затем оживляют его травой и водой жизни. Но ее останавливают судьи подземного царства ануннаки: Инанна не может покинуть подземный мир, не оста вив там замены, таков закон «страны без возврата», одинаковый для богов и для людей. После трехкратных поисков выбора (Ниншубур, бог Лулаль и сын возлюбленный Шара) Инанна приходит в Кулаб — пригород Урука, где застает своего супруга Думузи сидящим на троне в царских одеждах. На него она и устремляет «взгляд смерти». Думузи обращается к своему родичу богу Уту с мольбой о помощи, бежит, сообщив место своего убежища только сестре Гештинанне и неизвестному «другу»… Но друг, подкупленный гала (демонами, преследующими Думузи), открывает им место убежища Думузи, тот бежит дальше, Уту превращает его в газель (или ящерицу), но в конце концов демоны все же настигают его и разрывают на части, [унося остатки в царство своей повелительницы]» [ «Мифологический словарь». Под ред. Е. Мелетинского. М, Советская энциклопедия, 1991, с. 244–245].

Согласно более позднему, аккадскому изводу этого восходящего к XIX–XVIII вв. до н. э. шумерского мифа, на который обратил мое внимание профессор Хорст Штайбле (Steible) и который разъяснили мне профессор Буркхарт Кинаст (Kienast)) и госпожа д-р Ева Домради (Domradi) (востоковедческое отделение Фрайбургского университета, Швейцария), Эа [аккад. ] (= Энки [шумер, «владыка земли», «владыка низа»]) сотворил «любовника» (ассину, порой переводится как «мальчик для утех») из «света». «Ему надлежало спуститься в преисподнюю и обольстить Эрешкигаль» (Фолькер Мауль (Maul). «Кургару и ассину и их положение в вавилонском обществе»: Фолькерт Хаас (Haas, род. 1936) [Ред.]. Изгой и маргинальные группы («Aussenseiter und Randgruppen»), 32-й [выпуск издаваемой с 1982 г. университетом немецкого г. Констанц исторической серии (всего появилось 45 выпусков)] Kenia, Констанц, 1992, с. 161). «Владычица подземного царства крайне обрадуется тебе!» (взято из статьи Герфрида Г.В. Мюллера (Müller) «Аккадские мифы о преисподней»: О. Кайзер (Kaiser) [Ред.]. Тексты, соприкасающиеся с Ветхим Заветом («Texte von Umfeld des Alten Testaments»), т. III, 4. Гютерсло [земля Северный Рейн-Вестфалия], 1994, с. 764). Однако этот любовник не походил ни на мужчину, ни на женщину (Стефан М. Мауль, там же). Его невозможно определить как личность, он выступает как бесполое существо и не подчиняется подобно злым духам законам преисподней, которую он может беспрепятственно посещать и покидать (Стефан M. Мауль, там же; Жан Боттеро (Bottero, род. 1914), С. Н. Крамер (Kramer, 1897–1990), Когда боги сотворили человека: мифология Месопотамии («Lorsque les dieux faisaient l'homme: mythologie mésopotamienne»). Париж, 1989, с. 292 и след.; У. Дж. Ламберт (Lambert), «Проституция»: Фолькерт Хаас (Haas) [Ред. ], указ. соч., с. 151). В ином месте и тоже в связи с [сакральной] проституцией или женской проституцией упоминается ассину (Стефан М. Мауль, указ. соч., с. 162). Пленив владычицу подземного царства, любовник берет с нее клятву исполнить его желание. Засим он требует сосуд с живой водой. Владычица негодует, но вынуждена подчиниться. Везир богини окропляет Инанну водой, делая возможным ее возвращение на землю при условии, что та оставит себе замену (см. также Анн Драффкорн Килмер (Draffkorn Kilmer). «Как удалось провести владычицу Эрешкигаль»: Ugarit-Forschungen № 3, Нойкирхен-Флюйн [земля Северный Рейн-Вестфалия], 1971, с. 299 и след.).

Этот насчитывающий около четырех тысяч лет древний миф Передней Азии, пожалуй, является одним из старейших письменных источников, где по меньшей мере есть зачатки стратагемы сладострастия 31. Благодаря удавшейся стратагеме человечество смогло продолжать плодиться, и это длится по сей день.

 

31.20. Будда и женские перси

Шесть лет, на протяжении которых Гаутама, исторический Будда, упражнялся в аскетизме [санскрит тапас, пали тапа], злой бог смерти Мара пытался тщетно прельстить его радостями жизни. И вот когда Будда, обретя просветление, сидел в окружении света, собрал Мара свое воинство и напал на одиноко сидящего под деревом Бодхи и погруженного в себя Будду. Вначале Мара напустил страшную бурю, пытаясь шквалами ветра, камней, стрел, горящих углей, пепла, песка, грязи и тьмы прогнать Будду, но безуспешно. Как к последнему средству он прибег тогда к помощи своих дочерей, повелев им сломить сопротивление Будды. Красавицы отправились к сидящему в окружении света Будде, приблизились к нему и стали тридцатью двумя способами обольщать его [Лалитавистара, гл. 21]:

«Те наполовину открыли свое лицо. Те показывали свои высокие тугие перси. Те, сдержанно улыбаясь, показывали два ряда зубов. Те вздымали вверх руки, представляя взору свои подмышки, иные свои губы, алые, подобно плодам бимбы. Те с полузакрытыми глазами бросали взоры на бодхисаттву [имеется в виду исторический Будда], после чего тотчас смыкали веки. Те выставляли напоказ наполовину прикрытые перси, иные свои бедра, едва опоясанные. Те обвязали прозрачной тканью свои бедра, те звенели своими кольцами на ногах. Те показывали ему, что меж их полными персями едва поместится нитка жемчуга. Те являли наполовину голые бедра. Те держали на голове или плечах [птицу] паттагутту, попугая или священную ворону. Те бросали искоса взгляд на бодхисаттву. Те, опрятно одетые, поправляли будто бы платье. Те понуждали трястись опоясывающий чресла пояс. Те, словно в испуге, сновали туда-сюда. Те танцевали. Те пели. Те играли. Те изображали стыдливость. Те трясли чреслами подобно раскачиваемым ветром трубчатым листьям банана. Те со сбившимся платьем прыгали вокруг и ударяли по поясу с бубенцами. Те роняли платье и украшения на землю. Те увешались украшениями, являвшими стыд их во всей красе. Те натерлись благовониями, иные носили надушенные серьги. Те то прятали, то открывали свой лик. Те рассказывали друг другу, как недавно смеялись, веселились и играли, затем стыдились и останавливались. Те являлись в виде девушек, иные — в виде женщин, еще не родившихся, третьи — в виде более зрелых женщин. Те приглашали бодхисаттву испытать радости любви. Те осыпали его свежесорванными цветами, становились подле него и пытались прочесть его мысли» (Эрнст Вальдшмидт (Waldschmidt) [переводчик с санскрита, пали и китайского]. Предания о жизни Будды в извлечениях из священных писаний («Die Legende vom Leben des Buddha: in Auszügen aus den heiligen Texten», 1929). Грац, 1982, с. 159 и след.).

Но лик Будды оставался чистым, подобно диску луны, и неподвижным, подобно горе Меру. Обольстительными речами пытались теперь дочери Мары распалить Будду. Они говорили: «Друг, предадимся любви! Мы рождены даровать блаженство. Скорей вставай! Насладись своей чудесной младостью! Взгляни на этих пригожих небесных дев! Взгляни, наш господин, сколь они обольстительны! Взгляни на их высокие, тугие и полные перси, взгляни на любвеобильные широкие чресла! Они рождены для наслаждения!»

Но Будда не шелохнулся. Его чувства остались безмятежными. Он был лишен двуличия, страсти, низости, сумасбродства. Он улыбался. Из своего укрепившегося знания он обратился к дочерям Мары: «Желания — скопища многочисленных страданий и корни несчастья. Они ведут неразумных к уходу от погружения в себя, от совершенства и подвижничества. Все мудрецы говорят, что нельзя утолить жажду женской любви… кто предается желаниям плоти, лишь усиливает свою жажду… Ваша плоть подобна пене, водяным пузырям, сродни наваждению обманчивых чувств… Она подобна игре в забытье, мимолетной и эфемерной… Я вижу лишь, сколь нечисто, грязно и полно червей тело. Оно хрупко, жалко, подвержено тлену и преследуемо несчастьями… Желания непостоянны, подобно утренней росе на кончике былинки… Они схожи с быстро рассеиваемыми осенними облаками…»

Когда же Мара услышал слова Будды, недовольно сказал своим дочерям: «Как же вам не удалось заставить Будду покинуть круг света? Ведь он не глупец, он мудр, так отчего же пренебрег вашей обольстительной красой?» Дочери Мары отвечали: «Он прозревает глубоко сокрытое… ему неведома глупость… Его чувства свободны от желаний, а страсть не волнует его… Отец, те способы обольщения, к которым мы прибегли, должны были бы распалить его сердце и вселить в него страсть. Однако их вид ни разу не смог взволновать его чувства. Непреклонный, подобно горе, он остался сидеть».

В данной истории Будду отличает прозорливость в отношении стратагемы красавицы, к которой прибег Мара. Тем самым в глазах своего врага, Мары, он предстал мудрецом, а не глупцом. Мудрость в данной связи со всей очевидностью включает способность различать хитрость, т. е. содержит стратагемную составляющую. Поскольку с буддийской точки зрения являемый чувствами мир необходимо разоблачать как некое наваждение, то и отвергающий хитрость как образец поведения буддизм (его разновидность Хинаяна) предстает религией с четко выраженным, обширным стратагемным мировосприятием (см. также 19.4).

 

31.21. Женщина как наказание Зевса

В древнегреческой мифологии Зевс отнял у людей огонь. Прометей перехитрил Зевса, спрятав тлеющий уголек внутрь стебля огромного фенхеля и передав его затем людям. Зевс поклялся отомстить. Он приказал Гефесту вылепить из глины подобие девы стыдливой, названной Пандорой. Афина украсила ее как можно пышнее. Гермес снабдил ее знанием уловок ([французский толковый словарь] Le Petit Robert 2. Париж, 1990, с. 1362). «После того как создал Зевс прекрасное зло вместо блага, Деву привел он, где боги другие с людьми находились… Диву бессмертные боги далися и смертные люди [состоящие в ту пору сугубо из мужчин], как увидали приманку искусную, гибель для смертных» [Гесиод. Теогония, с. 585–589. Пер. с др. — гр. В. Вересаева]. Затем в Теогонии Гесиода (VIII–VII вв. до н. э.) следуют 22 строки поношения женщин, где мы читаем: «…высокогремящим Кронидом на горе мужчинам посланы женщины в мир, причастницы дел нехороших» ([там же, с. 600–601]. Пер. на нем. Альберт фон Ширндинг (Schirnding)).

Если серьезно отнестись к описанию Гесиода, то для греков женщины являли собой гибельную для смертных «искусную приманку», созданную для наказания мужчин. При этом «женская сила вкрадчивой хитрости, обмана, притворства, лести» (Клаудиа Хонеггер (Honegger). «Положение полов. Наука о мужчине и женщине» («Die Ordnung der Geschlechter. Die Wissenschaften vom Menschen und das Weib»). Франкфурт-на-Майне, 1991, с. 34) выходит, пожалуй, на передний план, способная лишить разума и благоразумного мужчину. Итак, Зевс отплатил Прометею за его хитрость, позволившую дать людям огонь, той же монетой, сотворив женщину. Сведя тем самым до скончания века мужчин с женским полом, Зевс осудил их на то, чтобы постоянно оказываться жертвами стратагемы красавицы.