Три иероглифа

Современное китайское чтение: Хань / хуань / цзи

Перевод каждого иероглифа: Связывать-сцеплять / звено цепи / стратагема

Связный перевод 1. Стратагема сочленения звеньев цепи 2. Сочлененная подобно звеньям цепи стратагема

Сущность

1. Стратагема парализующих противника следующих друг за другом сочленений; стратагема стреноживающего противника сочленения принадлежащих ему элементов; стратагема препятствия симбиозу; стратагема связи; стратагема цепи

2. а) Соединение нескольких, связанных подобно звеньям цепи стратагем в пределах целенаправленного действия; последовательность цепляющихся друг за друга или не зависящих друг от друга, направленных на одну и ту же цель стратагем; несколько связанных общей целью действий, осуществляемых каждое с помощью отдельной стратагемы; цепочка стратагем; цепная стратагема б) Осуществление нескольких стратагем одним действием; осуществляющее одновременно несколько стратагем действие; действие со смешением стратагем; наборная стратагема

 

35.1. Губительное сковывание цепью кораблей

Чжоу Юй, полководец царства У, перед битвой у Красной скалы (208) распорядился, чтобы Хуан Гай применил стратагему № 34. Испытав поначалу некоторое недоверие, Цао Цао все же принял предложение Хуан Гая, который захотел перейти на его сторону. Оба лазутчика Цао Цао в лагере Чжоу Юя сообщили ему о том, что и генерал Гань Нин собирается сдаться ему в плен (см. 34.1). Но у Цао Цао все еще оставались сомнения. Когда он спросил своих советчиков, готов ли кто-нибудь из них отправиться в лагерь Чжоу Юя, чтобы разведать, что же там происходит, вызвался Цзян Гань. Его последний визит в лагерь Чжоу Юя был неудачным (с. 33.11), и он до сих пор чувствовал себя посрамленным. «Цао Цао созвал своих советников и сказал им так: «…Кто из вас может пробраться в лагерь Чжоу Юя и разузнать правду?» «Разрешите мне поехать, господин чэн-сян, — вызвался Цзян Гань. — В прошлый раз меня обманули в Восточном У, и я до сих пор не могу забыть своего стыда. Но на этот раз я все разузнаю и сообщу вам. Прошу вас не сомневаться». Цао Цао дал свое согласие и приказал Цзян Ганю отправляться немедленно. Цзян Гань сел в свою лодку и вскоре прибыл в лагерь Чжоу Юя. Узнав о его приезде, Чжоу Юй радостно воскликнул: «Мой успех всецело зависит от этого человека!» Он тут же велел Лу Су пригласить Пан Туна, чтобы обсудить с ним план действий» [ «Троецарствие», гл. 47: Ло Гуаньчжун. Троецарствие. Пер. В. Панасюка. М.: Гос. изд-во худ., лит. 1954, т. 1, с. 587].

Пан Тун (178–213) по прозвищу Птенец Феникса [ «Фэн-чу»] был подобно Чжугэ Ляну незаурядной личностью. Он бежал с охваченного смутой севера Китая, найдя убежище в царстве У. «Лу Су как-то рассказал о нем Чжоу Юю, тот пригласил его к себе на службу, но Пан Тун не торопился с приездом. Тогда Чжоу Юй послал Лу Су к Пан Туну посоветоваться, каким способом легче всего разгромить Цао Цао» [ «Троецарствие», гл. 47: там же, с. 587]. Согласно источникам Цао Цао располагал 250-тысячным войском против 50 000 солдат союзных войск уского царства и Лю Бэя (Фу Лэчэн. Полное изложение китайской истории, 2-е изд. Тайбэй, 1979, с. 238). «Передайте господину Чжоу Юю, — сказал тогда Пан Тун, — что если он хочет разбить Цао Цао, пусть устроит огневое нападение. Но так как на великой реке Янцзы достаточно простора для того, чтобы суда могли разойтись в случае пожара на одном из них, единственно, что я могу посоветовать, — это план «цепи». Победы можно добиться лишь в том случае, если суда противника будут скованы между собой цепью». Лу Су передал этот разговор Чжоу Юю. Тот задумался, а потом сказал: «Этот план может выполнить для меня только сам Пан Тун». «Ему, пожалуй, ехать туда опасно, — усомнился Лу Су. — Уж слишком коварен и жесток Цао Цао».

Чжоу Юй погрузился в размышления. Он не знал, что предпринять. Но в этот момент ему доложили о приезде Цзян Ганя. Чжоу Юй послал людей встречать Цзян Ганя. Но тот уже сам направлялся в лагерь, не дождавшись ответа от Чжоу Юя.

«Почему ты меня в прошлый раз обманул?» — спросил Чжоу Юй, делая сердитое лицо. Цзян Гань с улыбкой отвечал: «Разве я вас обманул? Ведь я тогда приехал излить вам свою душу как другу детства».

«Хорошо, но предупреждаю: если ты ныне надеешься уговорить меня сдаться, так этому не бывать! Скорей высохнут моря и сгниют камни, чем я на это пойду! В тот раз ты поступил нехорошо. Я тебя угостил, уложил спать вместе с собой, а ты выкрал у меня письмо и уехал не попрощавшись. Мало того, ты донес Цао Цао, и тот убил моих верных союзников Цай Мао и Чжан Юня и расстроил мой план! Теперь ты опять явился! Ясно, что намерения у тебя недобрые. Я не посмотрю на нашу старую дружбу! Я одним ударом разрублю ее! Не знаю, что мне с тобой делать? Отправить обратно? Но через несколько дней злодей Цао Цао будет разбит… Оставить у себя в лагере? Ты начнешь выдавать мои секреты… Эй, слуги! Проводите Цзян Ганя в хижину в Западных горах! Пусть там отдыхает. А разобью Цао Цао — спроважу тебя обратно!»

Цзян Гань хотел что-то возразить, но Чжоу Юй уже удалился во внутреннее помещение шатра. Слуги подвели коня, усадили Цзян Ганя в седло и увезли его в горы. Только двое воинов остались при нем для услуг. Оказавшись в одиночестве, Цзян Гань не мог ни спать, ни есть. Ночью он потихоньку вышел из хижины, чтобы полюбоваться звездами, которые точно роса усыпали все небо. Цзян Гань остановился. Вокруг было тихо. Вдруг до него донесся размеренный голос человека, читающего книгу. Цзян Гань сделал несколько шагов в ту сторону и увидел небольшую соломенную хижину у самого склона горы. Внутри мерцал светильник. Цзян Гань подошел поближе и заглянул в щель. В хижине сидел человек и нараспев читал трактат Сунь-цзы о военном искусстве. Рядом со светильником лежал обнаженный меч. «Это необыкновенный человек!» — подумал Цзян Гань и постучался.

Дверь открылась, и человек вышел. Он действительно чем-то отличался от других людей. Цзян Гань извинился и спросил его имя. «Меня зовут Пан Тун», — ответил тот. «Вы, наверно, тот, кого еще называют Фын-чу — Птенец Феникса!» — воскликнул Цзян Гань. «Он самый…» «Я давно слышал о вас! — обрадовался Цзян Гань. — Но позвольте спросить, почему вы уединились здесь?» «Потому что Чжоу Юй упоен своими талантами и терпеть не может других способных людей, — сказал Пан Тун. — А вы кто такой?» «Я — Цзян Гань…» Пан Тун пригласил его в хижину. Завязалась откровенная беседа. «С вашими талантами вы можете уйти куда угодно — успех повсюду будет сопутствовать вам! — сказал Цзян Гань. — Не желаете ли вы перейти на службу к чэн-сяну Цао Цао? Я с радостью представлю вас…» «Охотно! Особенно если вы поговорите с ним, — согласился Пан Тун. — Признаться, мне самому уже давно хочется уехать из Цзяндуна. Но не будем медлить, иначе Чжоу Юй узнает и убьет меня».

Они тут же спустились к реке, сели в лодку Цзян Ганя и направились к северному берегу. Вскоре они прибыли в лагерь. Цзян Гань первым вошел к Цао Цао и рассказал обо всем, что с ним случилось. Узнав о приезде Пан Туна, Цао Цао сам вышел встретить его, ввел в шатер и усадил на почетное место. «Прошу ваших наставлений, — обратился к нему Цао Цао. — Я давно слышал о вас и счастлив, что наконец-то могу вас лицезреть! К вашим советам я отнесусь с должным вниманием. Ведь я не Чжоу Юй, который не внемлет мудрым словам и оскорбляет умных людей, возгордившись своими собственными талантами!»

«Прежде всего, господин чэн-сян, — начал Пан Тун, — мне хотелось бы взглянуть на расположение ваших войск, дабы убедиться, правильно ли говорят, что вы прекрасный стратег». Цао Цао велел подать коней и повез Пан Туна осматривать свои лагери. Они бок о бок поднялись на высокий холм. «Так, так, — бормотал Пан Тун, оглядываясь вокруг, — сбоку горы, к ним примыкает лес, есть проходы для наступления. Врагу пути отхода неудобны… Да! — заключил он. — Великолепно! Даже Сунь У и Сыма Жан-цзюй ничего лучшего не смогли бы придумать!» «Вы слишком меня не хвалите, а дайте мне ваши указания!» — попросил Цао Цао.

Стоя на берегу реки и разглядывая двадцать четыре шлюза, обращенных на юг, и большие корабли, за которыми, как за стеной, укрывались легкие суда, готовые в любой момент появиться оттуда, Пан Тун, улыбаясь, заметил: «Да, недаром идет о вас слава, господин чэн-сян! Вы великолепно используете свои силы! Ну, Чжоу Юй, тебе скоро конец!»

Цао Цао был очень польщен. Они возвратились в лагерь. Цао Цао пригласил Пан Туна к себе в шатер и угостил вином. Зашла беседа о военном искусстве. Пан Тун расхваливал храбрость и прозорливость Цао Цао, а тот в свою очередь оказывал ему всяческие знаки внимания и уважения. «Осмелюсь спросить, — продолжал Пан Тун, притворяясь пьяным, — есть у вас в войске хорошие лекари?» «А зачем они?» — спросил Цао Цао. «Во флоте люди часто болеют, и хорошие лекари необходимы», — пояснил Пан Тун. В эти дни Цао Цао был крайне обеспокоен тем, что в непривычном климате среди его войска распространилась какая-то болезнь, сопровождаемая рвотой. Многие от нее даже умирали. Как же ему было удержаться и не расспросить Пан Туна? «Система обучения на флоте у вас превосходна, — сказал ему Пан Тун, — но, к сожалению, в ней не все совершенно». «Так скажите же, что нужно исправить?» — «Хорошо. Я могу вам посоветовать, как добиться, чтобы ваши воины не болели и чтобы все они были готовы к совершению подвигов». Цао Цао чрезвычайно этим заинтересовался. «На великой реке Янцзы вода все время то прибывает, то убывает, волны и ветер не утихают, — продолжал Пан Тун. — Воины, рожденные на севере и никогда не плававшие на судах, болеют от непривычной качки. А вот если бы железными цепями соединить все суда по тридцать-пятьдесят в ряд, да наложить от одного к другому мостки, то не только люди, но даже кони свободно могли бы передвигаться по ним! Тогда никакие приливы и отливы, никакие волны и ветер не страшны!»

«Благодарю вас за прекрасный совет! — радостно воскликнул Цао Цао, вставая с циновки. — Если бы не вы, как бы я разгромил Сунь Цюаня?» «Не стоит благодарности, господин чэн-сян, — ответил Пан Тун. — Это всего лишь мое ничтожное мнение. Решать вы должны сами». Цао Цао, не теряя времени, вызвал войсковых кузнецов и приказал ковать цепи и скреплять ими суда. Воины, узнав об этом, радовались и ликовали. Потомки об этом событии сложили такие стихи: «Огонь применили они в сраженье у Красной скалы. Расчет Чжоу Юя совпал с расчетами Чжугэ Ляна. Без хитрого плана «цепи», который Пан Тун предложил, наверно, герой Чжоу Юй не выполнил бы подвиг свой бранный».

Затем Пан Тун сказал Цао Цао: «На том берегу многие герои недовольны Чжоу Юем. Я мог бы уговорить их покориться вам, господин чэн-сян. Если Чжоу Юй останется в одиночестве, вы сможете взять его в плен. А тогда и Лю Бэя нечего будет опасаться!» «Если вы действительно окажете мне такую великую услугу, я представлю доклад Сыну неба и вам пожалуют должность одного из трех гунов!» — воскликнул обрадованный Цао Цао. «Сделаю я это не ради титула, а ради спасения народа, — сурово ответил Пан Тун. — Но если вы, господин чэн-сян, перейдете реку, будьте осторожны и не чините насилий!» «Я действую от имени неба! — сказал Цао Цао. — Неужели вы думаете, что я допущу насилие над народом?» Пан Тун поклонился ему и попросил охранную грамоту для своей семьи. «А где живет ваша семья?» — спросил Цао Цао. «На том берегу. Я могу быть уверенным в безопасности семьи лишь в том случае, если получу такую грамоту», — заявил Пан Тун. Цао Цао повелел написать охранную грамоту, скрепил ее печатью и передал Пан Туну. Тот с поклоном поблагодарил его и сказал: «Я уеду, и вскоре вы можете выступать. Не ждите, пока об этом узнает Чжоу Юй».

Когда Пан Тун садился в лодку, он увидел какого-то человека в одеянии даоса, с плетеной бамбуковой шляпой на голове. Человек этот удержал Пан Туна за руку и молвил: «А вы и в самом деле храбры! Хуан Гай хитро придумал свое избиение и послал сюда Кань Цзэ с письмом, а теперь явились и вы со своим планом «цепи»! Но боюсь, что суда не сгорят и все ваши расчеты пойдут прахом! Правда, вам удалось ослепить Цао Цао, но меня-то вам не обмануть». У Пан Туна от таких слов душа ушла в пятки. Пан Тун испуганно обернулся. Перед ним стоял его старый друг Сюй Шу (род. 173). Это немного успокоило Пан Туна, он огляделся по сторонам — поблизости никого не было — и сказал: «Жаль, если вы расстроите мой план! Ведь от этого зависит судьба населения восьмидесяти одного округа Цзяннани». «А какова судьба восьмисот тридцати тысяч воинов, находящихся здесь?» — улыбаясь, спросил Сюй Шу. «Значит, вы действительно хотите расстроить мой план?» «Нет, я пошутил! — ответил Сюй Шу. — Лю Бэй в свое время осыпал меня милостями, и я не забыл, что должен его отблагодарить. Но я поклялся никогда не давать советов Цао Цао за то, что он обрек на смерть мою матушку. Не тревожьтесь, я план ваш не стану расстраивать» [ «Троецарствие», гл. 47, 48: там же, с. 587–593].

Здесь я прерву описание происходящих событий и замечу, что согласно изложенному в романе Троецарствие сторонний человек разгадывает задействованную стратагему и точно ее определяет. В западной литературе за ее многовековую историю подобных эпизодов мы не отыщем. Ни в одном западном произведении не найдется отрывков, где так вот разбираются и характеризуются стратагемы.

В декабре 207 г. все суда, большие и малые, были скованы цепью. «Цао Цао прибыл на свой корабль, созвал туда всех военачальников и приказал им выйти в учебный поход… Дул северо-западный ветер. Суда шли на всех парусах, разрезая волны и дробя налетавшие валы. Не чувствовалось ни малейшей качки — воинам казалось, что они находятся на твердой земле. Все были охвачены невиданным воодушевлением, упражнялись на копьях и мечах. По реке туда и сюда сновали легкие суда, наблюдая за порядком. Сам Цао Цао стоял на мостках, любуясь четким строем своих кораблей. Уж с таким-то флотом он победит! Он приказал убирать паруса, и все суда в том же строгом порядке возвратились в лагерь. В шатре Цао Цао сказал своим советникам: «Теперь вы убедились, что мне помогает небо? Иначе как бы я получил бесценный совет Пан Туна? На судах, скованных цепью, переправиться через реку — все равно что пройти по суше!» [ «Троецарствие», гл. 48: там же, с. 598–599]. Хотя советник Чэн Юй и предостерегал об опасности огневого нападения, но Цао Цао не прислушался.

Разумеется, Цао Цао хотел по возможности избежать битвы на Янцзы. Но для того, чтобы победить противника, ему в любом случае нужно было переправиться через реку и завладеть территорией на той стороне южного берега. Чжоу Юй, конечно, не позволил бы ему спокойно переправиться через реку, а всеми силами и средствами постарался бы помешать его высадке на южном берегу. Поэтому Цао Цао считал, что его солдаты, бывшие родом с севера и не привыкшие к пребыванию на воде, должны будут сначала в течение долгого времени выдерживать жестокую битву, находясь на раскачивающихся кораблях, пока они — в случае удачного исхода — не обретут под ногами твердую землю. Таким образом, Цао Цао должна была показаться блестящей сама мысль заранее обеспечить войско прочной почвой под ногами, чтобы качки не чувствовалось уже в ходе этой нелегкой переправы.

Когда наконец задул юго-восточный ветер, для Чжоу Юя пробил долгожданный час. Он, «не теряя времени, созвал своих военачальников и велел Гань Нину взять с собой Цай Чжуна и его воинов, сдавшихся в плен, проникнуть в расположение врага, дойти до самого Улиня, где находятся склады Цао Цао, и там зажечь огонь, который послужит для него сигналом…»

Воины доложили Цао Цао, что с южного берега прибыл какой-то человек. Цао Цао велел его позвать, и тот передал ему письмо от Хуан Гая. В письме сообщалось, что Чжоу Юй неусыпно следит за Хуан Гаем и что сейчас убежать нет никакой возможности. Однако, говорилось далее, скоро такой случай представится: не сегодня-завтра с озера Поянху должен прибыть провиант, и Чжоу Юй пошлет его, Хуан Гая, встречать караван. «Улучив момент, — писал в заключение Хуан Гай, — я убью одного из известных цзяндунских военачальников и перейду к вам, господин чэн-сян. Может быть, сегодня во время второй стражи у вашего лагеря появятся суда со знаменами Черного дракона; знайте, что это я везу провиант».

Обрадованный Цао Цао отправился в речной лагерь, чтобы с большого корабля наблюдать за прибытием судов Хуан Гая…

Дул сильный восточный ветер. На реке бушевали волны. Цао Цао со своего корабля наблюдал за рекой. При свете луны вода искрилась и блестела. Река напоминала огромную золотую змею. Обратившись лицом к ветру, Цао Цао рассмеялся. Он считал, что наконец-то достиг желаемого! Вдруг один из воинов, вытянув руку в направлении южного берега, сказал, что там показались паруса. Цао Цао поднялся на вышку. Ему донесли, что на судах виднеются знамена Черного дракона и на самом большом знамени можно различить надпись: «Начальник передового отряда Хуан Гай». «Небо помогает мне! — воскликнул Цао Цао. — Это Хуан Гай едет сдаваться!» «А мне кажется, что эти суда идут с вероломной целью! — вдруг произнес Чэн Юй, который стоял рядом и молча следил за приближающимися судами. — Не разрешайте им приближаться к нашему лагерю, господин чэн-сян!» «Из чего вы это заключили?» — спросил Цао Цао. «Тяжело нагруженные суда сидят глубоко, а эти так и прыгают по волнам, — сказал Чэн Юй. — Не забывайте, господин чэн-сян, что дует юго-восточный ветер, и, если у них действительно дурные намерения, как мы от них увернемся?»

«Кто остановит суда?» — обратился Цао Цао к военачальникам, убедившись, что опасения Чэн Юя не лишены оснований. «Разрешите мне!» — вызвался Вэнь Пин. Он спрыгнул в лодку и понесся навстречу приближающимся судам Хуан Гая, сделав знак своим сторожевым судам следовать за ним. «Эй, вы! — крикнул Вэнь Пин. — Чэн-сян запрещает вам подходить к лагерю и приказывает остановиться на середине реки!» «Спускайте паруса!» — кричали воины Вэнь Пина. В ответ зазвенела тетива, и в левое плечо Вэнь Пина вонзилась стрела. Он упал на дно лодки. Среди его воинов возникло замешательство. Они стали поворачивать свои суда и уходить обратно.

Когда Хуан Гай был всего в двух ли от лагеря Цао Цао, он приказал на своих передовых судах зажечь огонь. Ветер раздувал пламя. Словно огненные стрелы, горящие суда ворвались в расположение флота противника. Скованные цепями, корабли Цао Цао не могли разойтись, и вскоре на них перебросился огонь. Пламя охватило корабли. Великая река окрасилась в багровый цвет, по небу разлилось зарево» [ «Троецарствие», гл. 49: там же, с. 609, 613–615].

Подзаголовок 47 главы романа Троецарствие гласит: «Пан Тун предложил стратагему цепи». Под стратагемой цепи здесь понимается в буквальном смысле сцепление объектов, которые сами по себе являются независимыми. В данном случае это были корабли. Сцепление их Пан Тун обрисовал так, что, с точки зрения Цао Цао, который явно не разбирался в войне на воде, это казалось стратагемой. Ведь, как бы то ни было, с помощью этого действия он смог уравновесить преимущество Чжоу Юя, войско которого было привычным к сражениям на воде, и в известной мере превратить морское сражение в сухопутное, в полном объеме используя в нем все сильные стороны своей армии. Навязывая Цао Цао стратагему цепи, сам Пан Тун использовал стратагему творца 7, или стратагему двуликого Януса 10. Он предложил в качестве полезного некоторое действие, которое в действительности привело к гибели.

В свою очередь, вторжение Пан Туна к Цао Цао является звеном в целой цепи стратагем, последовательно использованных Чжоу Юем для достижения конечной цели — победы над Цао Цао в битве у Красной скалы. Важными стратагемами в этом ряду являются, в частности, обезвреживание Цай Мао и Чжан Юня, осуществленное при помощи стратагем 33 и 3, стратагема 34, которую провел в жизнь Хуан Гай, и, наконец, введение в заблуждение Цао Цао, что сделал Пан Тун, используя стратагемы 7 и 10.

Встреча Пан Туна и Цао Цао придумана, но правдивым является, во всяком случае, то обстоятельство, что в битве у Красной скалы (на северо-востоке района Цзяю, на месте современной провинции Хубэй) Чжоу Юй поджег весь флот Цао Цао и выгодно использовал последующее смятение в войске Цао Цао, численно намного превосходившем его собственную армию.

 

35.2. Окружение в открытом море

В 1409 г. отряд китайских кораблей отправился в путь, чтобы «усмирить варваров и собрать сокровища», как говорится в великолепном романе Ло Маодэна «Записки о путешествии евнуха по прозвищу Три Драгоценности по Западному океану» (ок. 1600). В этом романе речь идет об исторических событиях — морских экспедициях евнуха Чжэн Хэ в период между 1405 и 1433 гг. (см. 12.7, 34.8). На своем пути императорскому флоту пришлось выдержать несколько сражений, в которых китайцы победили отчасти благодаря лучшему вооружению, отчасти с помощью волшебства, а также используя стратагемы. Одна из стран, которые посетила китайская флотилия, называлась Лаво. Правитель Лаво решил подчиниться Китаю, но самовольные поступки одного из его военачальников и поспешные действия Чжэн Хэ привели к тому, что ситуация вышла из-под контроля. Правитель был взят в плен, его резиденцию заняли китайцы. Впрочем, вскоре к обоюдному удовлетворению это недоразумение разрешилось. К тому же упомянутый своенравный полководец проиграл битву с китайским войском, отдаленно напоминающую поражение Цао Цао в сражении с Чжоу Юем у Красной скалы, описанное в романе Троецарствие, Трехдневное морское сражение не привело к победе ни одну из сторон. Флот противника временно отступил. Перед тем как вступить в схватку во второй раз, Чжан Тяньши, советник Чжэн Хэ, встретился со своими военачальниками и спросил, есть ли у них план для предстоящего сражения. Те ответили, что пребывают в растерянности и надеются на указания самого Чжан Тяньши. Помолчав некоторое время, он спросил: «Вы подумали о сражении у Красной скалы?» «Да, — ответили военачальники, — но здесь есть препятствие, которое мы пока не преодолели». «Понятно, вы говорите о благоприятном ветре, — сказал Чжан Тяньши с улыбкой и, уверенный в своей волшебной силе, прибавил: — Эту задачу я возьму на себя. Но вот кто станет Птенцом Феникса, Пан Туном, и предложит противнику стратагему цепи?» Военачальники ответили: «На этот раз стратагема цепи будет применяться не на вражеских кораблях, а на наших». «Отлично, — сказал Чжан Тяньши. — В битве у Красной скалы стратагему цепи использовал противник, но в этот раз мы сделаем наоборот — применим ее сами». Военачальники сказали: «Не значит ли это, что и получится наоборот?» Все засмеялись.

Корабли были стянуты к четырем местам: на севере, юге, западе и востоке, и везде их сковали друг с другом. На следующий день началась атака противника. Вражеское войско пыталось поджечь китайские корабли, скованные друг с другом по борту, но Чжан Тяньши, обладавший волшебной силой, все время разворачивал ветер так, что горящий материал относило обратно в сторону поджигателей. Испытав такое невезение, корабли противника хотели развернуться и уйти в открытое море, но тут путь им преградила первая цепь китайских кораблей, длинная, как змея. Тогда флот повернул вправо. Но и там его ожидала длинная стена сцепленных китайских кораблей. Вражеские корабли повернули налево и снова столкнулись со стеной китайских кораблей. В конце концов сторона, начавшая сражение, оказалась внутри огромного четырехугольника, образованного цепями китайских кораблей. Чжан Тяньши рассмеялся, увидев такое расположение, и сказал: «На самом деле стратагема сцепления на наших кораблях подействовала! Как прекрасна стратагема наших генералов!»

Конечно, спасения вражескому флоту уже не было, полная победа была за китайцами. С помощью стратагемы сцепления им удалось окружить противника на море и поступить с ним согласно стратагеме 22.

 

35.3. Надзор за надзирателями

После того как Вэй Цзиншэн задумал свою статагему вместе с некоторыми китайскими ведомствами (см. 27.7), его 18 месяцев держали в тайном месте (разумеется, это уже не входило в совместно запланированную ими стратагему), и, по его словам, там его постоянно окружали 30 стражников, подчиненные трем различным ведомствам. «Некоторые держались со мной довольно дружелюбно, но некоторые вели себя враждебно. Они присматривали друг за другом точно так же, как и за мной» (Politique internationale. Париж, 1998, № 79, с. 203). Подобную организацию, где все служащие находятся под постоянным надзором друг у друга, возможно, также можно рассматривать как применение стратагемы цепи 35.

 

35.4. Ловушка сцепки

«Критический разбор стратагем на сцене Пекинской оперы происходит нечасто. Как правило, в спектаклях имеют место сцены, в которых решающее значение отводится физической силе, ловкости или объему бицепсов. Например, в спектакле Лян Хуань Тао герой Доу Эрдунь [1680–1720] сначала мерится силами в боевом искусстве с [придворным цинского императора Канси] Хуан Саньтаем, и тот терпит поражение из-за того, что его противник прибегает к тайному оружию. Позже обстоятельства складываются таким образом, что Доу Эрдунь сражается с [Хуан Тяньбой] сыном Хуан Саньтая, и тут у Доу Эрдуня крадут его оружие, так что он терпит еще более горькое поражение», — пишет в Жэньминъ жибао Юй Люй (Пекин, 27.11.1998, с. 12). Противостояние Доу Эрдуня и его противника, для которого характерно не использование стратагем, а владение боевым искусством, достигает своего апогея в местечке под названием Лянь Хуань Тао, которое и дало название этой опере.

Однако выражение «Ляньхуаньтао» (буквально: связанные / сцепленные друг с другом обстоятельства) можно рассматривать и как одно слово, которое будет иметь различные значения в зависимости от контекста: оно может означать «цепную реакцию» (например, в случае, когда наркотическая зависимость одного из членов семьи приводит к развитию наркомании у другого, затем следующего и так далее; см. Небеса и ад. Пекин, 1993, с. 205 и след.), «безвыходное положение» (в этом значении данное слово употреблялось в Жэнъминъ жибао (Пекин, 14.11.1998, с. 6) в связи с описанием отношений между Ираком и США, при этом имелись в виду их взаимно враждебные действия), а также и «взаимообусловленные соглашения». В последнем случае можно увидеть определенное сходство означенного положения со стратагемой 35. Так, например, 30 сентября 1978 г. пекинская газета Жэнъминъ жибао писала о западных деятелях, выступавших за то, чтобы предоставить Советскому Союзу ссуды и технические средства, обосновывая это тем, что таким образом возникнет «тесное и взаимовыгодное переплетение отношений» между западными странами и СССР и «взаимообусловленность договорных соглашений» будет сдерживать Советский Союз. За этим предложением стоял следующий расчет: Запад пойдет навстречу Советскому Союзу, а Советскому Союзу, в свою очередь, придется быть благодарным Западу.

Однако словосочетание «ляньхуаньтао» может означать и «ловушку сцепки»: в этом случае обстоятельства, совершенно не связанные друг с другом, искусственно ставятся в зависимость друг от друга, причем без объяснения причин. Например, можно вставить в разумный парламентский проект некую абсурдную оговорку таким образом, что это разумное предложение может быть принято только вместе с этой оговоркой, которая погубит весь проект. Другой пример, возможный в КНР: дефицитный товар можно продавать только вместе с каким-то залежавшимся товаром («с нагрузкой»). В частности, о такой «ловушке сцепки» говорит Ван Жунцзю, рассматривая в июле 1981 г. предложение министра иностранных дел Вьетнама, состоящее в том, что Вьетнам выведет войска из Камбоджи (во всяком случае, частично) в том случае, если страны Юго-Восточной Азии будут оказывать усиленное давление на Китай, чтобы китайско-вьетнамские отношения пришли в норму. Таким образом, Китай в итоге предстал в этой ситуации государством, поведение которого по отношению к Вьетнаму якобы обусловливает длительное присутствие Вьетнама в Камбодже. В установлении «сцепки» (ляньхуаньтао) между давлением на Китай, которого Вьетнам ожидал от стран Юго-Восточной Азии, и перспективой вывода вьетнамских войск из Камбоджи, представленной в качестве ответного обязательства, Жэнъминъ жибао видит попытку посеять раздор между странами Юго-Восточной Азии и Китаем (Жэнъминь жибао. Пекин, 2.08. 1981).

 

35.5. Танцовщица по имени Соболий Хвост и Крылышки Цикады спасает династию Хань

Роман Троецарствие Ло Гуаньчжуна (около 1330–1400) относится к наиболее любимым в Китае произведениям. Сплошные козни и борьба последних десятилетий ханьской династии (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.) и последующей эпохи «Троецарствия» (220–265) проходят чередой в этом произведении исторической прозы. Здесь тесно переплетены действительность и вымысел, предоставляющие китайцам неисчерпаемые темы для разговоров.

«Начальник приказа просвещения (блюститель нравов) Ван Юнь ловко пользуется стратагемой цепи» — гласит название восьмой главы романа, согласно [издающемуся со дня основания в 1822 г. французским Азиатским обществом (Société asiatique) (на сегодняшний день вышло 290 номеров)] Journal Asiatique (Париж, ноябрь—декабрь 1851, с. 545) содержащей «одно из лучших мест китайской прозы» (нем. пер. Франц Кун (Kuhn), Die drei Reiche. Франкфурт-на-Майне, 1981, с. 115 и след.). В зале парчовых облаков втайне замышляют цепь уловок [ «Цзинь-юньтан аньтин ляньхуаньцзи», сокр. Цепочка интриг (Ляньху-аньцзи)] — четырехактная пьеса юаньского (1271–1368) анонимного автора, переведенная на немецкий язык (Мартин Гимм (Gimm) [Ред.]. Китайские пьесы юаньской династии («Chinesische Dramen der Yuan-Dynastie»). Пер. Альфреда Форке (Forke), серия Sinologica Coloniensia, т. 6. Висбаден, 1976, с. 109 и след.). При описании, пожалуй, самого известного примера стратагемы цепи пьеса и роман расходятся в деталях, но в основной сюжетной линии они едины. Главная роль в задуманной сановником Ван Юнем стратагеме цепи отведена танцовщице Дяо Шань («Соболий Хвост и Крылышки Цикады»). Этот персонаж отсутствует в официальных исторических сочинениях, но прочие действующие лица существовали в действительности. И само происшествие в основных чертах исторически достоверно. В борьбе за власть после вступления в 189 г. на престол ханьского императора Шао-ди [176–190] вначале одерживает победу правитель [области Хэдун] Дун Чжо (см. 19.9, 29.32). «С тех пор Дун Чжо еще более возомнил о себе и стал буйствовать безудержно. Он присвоил себе титул шан-фу и во всем старался подражать Сыну неба» [ «Троецарствие», гл. 8–9: Ло Гу-анъчжун. Троецарствие. Пер. В. Панасюка. М.: Гос. изд-во худ. лит., 1954, т. 1, с. 104]. Хотел даже стать императором с соблюдением видимости законности. Над династией Хань нависла смертельная угроза. Происходящие далее события я излагаю по современному китайскому комиксу, предназначенному прежде всего юным читателям.

«В двухстах пятидесяти ли от Чананя Дун Чжо заложил крепость Мэйу, на строительство которой согнали двести пятьдесят тысяч крестьян. Стены крепости по высоте и толщине не уступали чананьским. В Мэйу были дворцы и склады с запасами провианта на двадцать лет. Дун Чжо выбрал восемьсот молодых и красивых девушек из народа, нарядил их в золото и парчу, украсил жемчугами и яшмой и вместе с семьями поселил во дворце. В Чанань Дун Чжо наезжал один-два раза в месяц. Сановники выходили встречать и провожать его за стены дворца. Дун Чжо раскидывал тут шатер и устраивал пиры. Однажды Дун Чжо собрал сановников на дворцовой башне и усадил их около себя в два ряда. Когда чаша с вином обошла несколько кругов, вошел Люй Бу и что-то шепнул Дун Чжо на ухо. «Вот оно что!» — с усмешкой воскликнул Дун Чжо и приказал Люй Бу схватить сидевшего на циновке сы-куна Чжан Вэня и сбросить с башни вниз. Сановники изменились в лице. Через несколько минут слуга на красном блюде принес голову Чжан Вэня. У присутствовавших душа ушла в пятки, а Дун Чжо, улыбаясь, сказал: «Не пугайтесь! Чжан Вэнь связался с Юань Шу, чтобы погубить меня. Он послал к нему человека с письмом, но оно случайно попало в руки моего названого сына Люй Бу. Вот почему я казнил Чжан Вэня. Вам же нечего бояться, если на то нет причин». Чиновники, почтительно поддакивая, разошлись. Сыту Ван Юнь, возвратившись домой, стал размышлять над тем, что произошло во время пира, и не находил себе покоя. Глубокой ночью, опираясь на посох, Ван Юнь вышел в сад. Ярко светила луна. Ван Юнь подошел к цветам и, обратив лицо к небу, заплакал. Тут ему послышалось, что кто-то протяжно вздыхает возле беседки Пиона. Ван Юнь потихоньку подкрался и увидел свою домашнюю певицу Дяо Шань. Девушка эта, с малых лет взятая в дом Ван Юня, была обучена пению и танцам. Ей едва исполнилось шестнадцать лет, и она была так изумительно красива и искусна, что ее прозвали Цикадой. Ван Юнь обращался с нею, как с родной дочерью. Услышав ее вздохи в эту ночь, он с удивлением спросил: «Послушай, негодница, не завела ли ты шашни с кем-нибудь?» Дяо Шань испугалась и, упав на колени, воскликнула: «Смею ли я смотреть на кого-нибудь!» «Отчего же ты тогда вздыхаешь по ночам?» «Позвольте мне рассказать вам все от чистого сердца», — вымолвила Дяо Шань. «Не скрывай от меня ничего, ты должна говорить мне только правду», — ответил Ван Юнь. «Вы всегда были милостивы ко мне, — начала Дяо Шань. — Вы научили меня петь и танцевать и обращались со мной так хорошо, что если бы даже я умерла ради вас, и то я не отплатила бы и за десятую долю ваших благодеяний. С недавних пор я стала замечать, что вы, господин мой, сурово хмурите брови. Причиной тому, наверно, какое-то государственное дело, и я не осмеливаюсь спрашивать. Вот и сегодня вы опять чем-то озабочены. Я вижу это и потому вздыхаю. Если бы я могла вам чем-нибудь помочь, поверьте, я не пожалела бы своей жизни». «Кто знает! — воскликнул Ван Юнь, стукнув посохом о землю. — Может быть, судьба Поднебесной в твоих руках? Идем-ка со мной!» Дяо Шань последовала за Ван Юнем в его покои. Отослав всех служанок и наложниц, Ван Юнь усадил Дяо Шань на циновку и почтительно поклонился ей. «Зачем вы это делаете?» — испуганно вскричала Дяо Шань, падая перед ним ниц. «Сжалься над людьми Поднебесной!» — промолвил Ван Юнь, и слезы ручьем хлынули из его глаз. «По вашему приказанию я готова десять тысяч раз умереть», — отвечала Дяо Шань. «Народ наш на краю гибели, — продолжал Ван Юнь, опускаясь на колени. — Связь между Сыном неба и подданными так же непрочна, как груда яиц, — тронь ее, и она развалится. Дун Чжо посягает на императорскую власть, придворные не знают, как уберечь от него трон. Никто, кроме тебя, не спасет положение! У Дун Чжо есть приемный сын по имени Люй Бу. Он высокомерен и храбр необыкновенно. Но мне известно, что оба они питают слабость к женскому полу, и я придумал план «цепи». Вот что от тебя требуется. Сначала я просватаю тебя за Люй Бу, а потом отдам Дун Чжо. Находясь в его дворце, ты должна использовать каждый удобный случай, чтобы посеять между ними смертельную вражду. Ты должна добиться, чтобы Люй Бу убил Дун Чжо. Этим ты поможешь избавиться от злодея и укрепить государство. Все это в твоих силах. Не знаю, согласишься ли ты». «Отдавайте меня им хоть сейчас, — не колеблясь, заявила Дяо Шань. — А там уж я придумаю, как действовать». «Но если тайна раскроется, мы все погибнем», — сказал Ван Юнь. «Не печальтесь, господин мой, — повторила Дяо Шань. — Пусть я умру под ударами десяти тысяч мечей, если не исполню своего великого долга!» Ван Юнь поклонился ей с благодарностью» [ «Троецарствие», гл. 8: там же, с. 104–106].

И тут начинается претворение замысла в жизнь. «На другой день он приказал искуснейшему ювелиру сделать головной убор из бесценных жемчужин и тайно отослал его Люй Бу. Вскоре польщенный Люй Бу явился к Ван Юню с изъявлениями благодарности. А Ван Юнь в ожидании этого уж приготовил на красиво убранном столе самые богатые яства. Он встретил гостя у ворот, ввел во внутренний зал своего дома и усадил на почетное место. «Я — простой воин, — сказал Люй Бу, — а вы высокое лицо при дворе. Чем я заслужил такое уважение?» «Во всей Поднебесной нет сейчас героя, подобного вам! — воскликнул Ван Юнь. — Я почитаю вас не за ваше положение, а за ваши достоинства!» Продолжая превозносить таланты Люй Бу и расхваливая Дун Чжо, Ван Юнь щедро угощал гостя и непрерывно подливал ему вина. Люй Бу радостно смеялся и пил. Ван Юнь отослал всех приближенных, кроме нескольких служанок, подносивших вино, и сказал: «Позовите мое дитя!» Вскоре две служанки ввели Дяо Шань, необыкновенно прелестную и обаятельную, и сами удалились [стратагема красавицы 31, 1-я часть]. «Кто это?» — спросил пораженный Люй Бу. «Эта девушка — Дяо Шань, — сказал Ван Юнь. — Из уважения к вам и зная, как вы добры, я пригласил ее сюда». Когда Дяо Шань по приказанию Ван Юня поднесла Люй Бу кубок вина, они взглянули друг на друга. А Ван Юнь, притворяясь пьяным, говорил: «Девушка просит вас выпить! Как знать, может быть, вся семья наша будет зависеть от вас!» Люй Бу просил Дяо Шань сесть, но та сделала вид, что хочет уйти. «Дитя мое, ведь это мой лучший друг, — сказал Ван Юнь. — Ты можешь побыть с нами, в этом нет ничего плохого». Тогда Дяо Шань присела рядом с Ван Юнем. Люй Бу смотрел на нее, не сводя глаз. Когда он осушил еще несколько кубков, Ван Юнь сказал: «Я хочу отдать вам эту девушку. Согласны ли вы принять ее?» «О! — вскричал Люй Бу, вскакивая с Циновки. — Я буду вечно вам благодарен! Всегда готов служить вам, как верный пес и добрый конь!» «Мы выберем счастливый день, и я пришлю ее к вам во дворец», — пообещал Ван Юнь. Словно зачарованный, смотрел Люй Бу на Дяо Шань, и она тоже бросала на него выразительные взгляды. «Час уже поздний. Я попросил бы вас остаться у меня ночевать, — произнес Ван Юнь, — но боюсь, как бы тай-ши Дун Чжо не подумал чего-нибудь дурного». Люй Бу поблагодарил Ван Юня и, кланяясь, удалился» [ «Троецарствие», гл. 8: там же, с. 107].

Теперь делается следующий шаг по претворению замысла сановника Ван Юня. «Прошло несколько дней. Ван Юнь зашел во дворец и, воспользовавшись отсутствием Люй Бу, склонился перед Дун Чжо до земли и молвил: «Почтительнейше кланяюсь и прошу вас ко мне на обед. Не смею спрашивать, каково будет ваше решение». «Раз вы приглашаете меня, я буду непременно!» — отвечал Дун Чжо. Ван Юнь с благодарностью поклонился и возвратился домой. Он поставил стол в парадном зале и приготовил все лучшие яства, какие только существуют в Поднебесной. Узорчатые коврики устилали полы, везде были развешаны красивые занавесы. На другой день около полудня приехал Дун Чжо. Ван Юнь в полном придворном одеянии вышел ему навстречу и поклонился дважды. Дун Чжо вышел из коляски и, окруженный сотней своих латников, направился в дом. У входа в зал Ван Юнь опять дважды поклонился. Дун Чжо уселся на возвышении и указал хозяину место рядом. «Высоки ваши добродетели, господин тай-ши! — воскликнул Ван Юнь. — Даже И Инь и Чжоу-гун не смогли бы подняться до них!» Дун Чжо ухмылялся, чрезвычайно довольный. Внесли вино, заиграла музыка. Ван Юнь льстил гостю без всякой меры. Поздно вечером, когда вино сделало свое дело, Ван Юнь пригласил Дун Чжо во внутренние покои. Дун Чжо отослал охрану, а Ван Юнь, поднеся ему кубок, сказал так: «С малых лет я изучал астрологию и по ночам наблюдаю небесные явления. Судьба Хань уже свершилась! Ныне слава о ваших подвигах гремит по всей Поднебесной, как гремит слава Шуня, который наследовал Яо, и как слава Юя, продолжавшего дело Шуня, сообразуясь с волей неба и желаниями людей». «Э, да ты перехватил! Где уж мне с ними равняться!» — воскликнул Дун Чжо. «Разве я преувеличиваю? Ведь говорили же древние: «Идущие по правильному пути уничтожают сбившихся с него, и не имеющие добродетелей уступают место обладающим ими». — «Если по воле неба власть действительно перейдет ко мне, то быть тебе моим первым сподвижником!» Ван Юнь поблагодарил глубоким поклоном. В зале зажгли разноцветные свечи. Все слуги удалились, кроме прислужниц, подававших вина и яства. «Музыка, которую вы только что слушали, недостойна услаждать вас, — сказал Ван Юнь. — Но есть у меня одна танцовщица, и я осмелюсь обратить на нее ваше внимание». «Прекрасно!» — отозвался Дун Чжо. Ван Юнь приказал опустить прозрачный занавес. Послышались звуки бамбуковых свирелей. В сопровождении служанок явилась Дяо Шань и стала танцевать по ту сторону занавеса [стратагема красавицы 31, часть 2]. Окончив танец, Дяо Шань по приказанию Дун Чжо вышла из-за занавеса. Приблизившись к Дун Чжо, она дважды низко поклонилась. Пораженный ее красотой, Дун Чжо спросил: «Кто эта девушка?» — «Это певица Дяо Шань». — «Так она не только танцует, но и поет?!» Ван Юнь велел Дяо Шань спеть под аккомпанемент тань-баня. Дун Чжо восхищался безмерно. Приняв кубок из рук Дяо Шань, он спросил: «Сколько тебе лет, девушка?» «Вашей служанке только два раза по восемь», — ответила Дяо Шань. «Она восхитительна!» — воскликнул Дун Чжо. «Я хотел бы подарить эту девушку вам, — молвил Ван Юнь вставая. — Не смею спрашивать, согласитесь ли вы принять ее» [подготовка стратагемы раздора 33]. «Как мне отблагодарить за такую щедрость?» — произнес Дун Чжо. «Если вы возьмете ее к себе в служанки, это будет величайшим счастьем в ее жизни», — отвечал Ван Юнь. Затем он приказал подать закрытую коляску и лично проводил Дун Чжо и Дяо Шань во дворец. Там он откланялся, сел на своего коня и отправился домой. Но не проехал он и полпути, как увидел два ряда красных фонарей, освещавших дорогу: это ехал Люй Бу на коне с алебардой в руках. Он остановился и, поймав Ван Юня за рукав, сердито произнес: «Вы обещали отдать Дяо Шань мне, а теперь отправили ее к тай-ши. Вы подшутили надо мной!» «Здесь не место для таких разговоров, — перебил его Ван Юнь. — Прошу вас зайти ко мне». У себя дома после приветственных церемоний он спросил Люй Бу: «В чем вы упрекаете меня, старика?» «Люди сказали мне, что вы тайком отослали Дяо Шань во дворец тай-ши, — отвечал Люй Бу. — Что это значит?» «Вы неправильно поняли! — воскликнул Ван Юнь. — Вчера во дворце тай-ши сказал мне, что собирается посетить меня по делу. В его честь я устроил пир, и он во время пиршества сообщил мне: «Я слышал, что у тебя есть девушка по имени Дяо Шань, которую ты обещал отдать моему сыну Люй Бу. Я решил проверить, не пустые ли это слухи, и кстати взглянуть на нее». Я не осмелился ослушаться и позвал Дяо Шань. Она вошла и поклонилась князю князей. «Сегодня счастливый день, — сказал тай-ши, — я возьму эту девушку с собой и обручу ее с моим сыном». Судите сами, мог ли я отказать всесильному?» «Вы ни в чем не виноваты, — произнес Люй Бу. — Я действительно неправильно понял. Приношу вам свои извинения». «У девушки есть приданое, — добавил Ван Юнь. — Когда она перейдет в ваш дворец, я пришлю его». Люй Бу поблагодарил и ушел. На другой день он отправился во дворец Дун Чжо разведать, что там делается, но ничего не узнал.

Тогда он вошел во внутренние покои и стал расспрашивать служанок. «Вчера вечером тай-ши лег в постель со своей новой наложницей, — сообщили ему служанки, — и до сих пор еще не вставал». Люй Бу пришел в бешенство и прокрался под окна спальни. В это время Дяо Шань причесывалась, стоя у окна. Вдруг она заметила в пруду отражение высокого человека, на голове которого была шапка с перьями. Узнав Люй Бу, Дяо Шань скорбно сдвинула брови и стала вытирать глаза своим благоухающим платочком [стратагема нанесения себе увечья 34]. Люй Бу долго наблюдал за ней, затем отошел и вскоре появился в доме. Дун Чжо сидел в приемном зале. Увидев Люй Бу, он спросил: «Все благополучно?» «Да», — ответил Люй Бу. Он стал рядом с Дун Чжо и, оглядевшись, заметил за узорчатым занавесом Дяо Шань, украдкой бросавшую на него нежные взгляды. Люй Бу впал в смятение. Дун Чжо заметил это, и в его душу закралось ревнивое подозрение. «Если у тебя нет никаких дел ко мне, можешь идти», — сказал он. Люй Бу вышел быстрыми шагами. Больше месяца Дун Чжо предавался наслаждениям, забросив все дела. Когда он заболел, Дяо Шань не отходила от него ни на шаг, стараясь во всем угодить ему. Однажды Люй Бу пришел справиться о здоровье отца. Дун Чжо в это время спал. Дяо Шань молча смотрела на Люй Бу из-за спинки кровати, прижимая одну руку к сердцу, а другой указывая на Дун Чжо, слезы струились у нее из глаз. Люй Бу чувствовал, что сердце у него разрывается на части. Дун Чжо приоткрыл глаза и, проследив за взглядом Люй Бу, повернулся и увидел Дяо Шань. «Как ты смеешь обольщать мою любимую наложницу!» — гневно крикнул Дун Чжо. Он приказал слугам вывести Люй Бу и отныне не впускать его во внутренние покои. Жестоко оскорбленный, Люй Бу, возвращаясь к себе домой, встретил по дороге Ли Жу и рассказал ему обо всем. Ли Жу поспешил к Дун Чжо и сказал ему так: «Вы хотите завладеть Поднебесной, зачем же из-за малого проступка вы так обидели Люй Бу? Ведь если он отвернется от вас — одному вам великое дело совершить не удастся». «Как же быть?» — спросил Дун Чжо. «Позовите его завтра утром, — посоветовал Ли Жу, — одарите золотом и тканями, успокойте добрым словом, и все будет хорошо». Дун Чжо последовал его совету. Люй Бу явился во дворец, и Дун Чжо сказал ему: «Третьего дня я плохо себя чувствовал и необдуманно обидел тебя. Забудь об этом». Он тут же подарил Люй Бу десять цзиней золота и двадцать кусков парчи. Люй Бу вернулся домой исполненный благодарности к Дун Чжо, но сердцем его теперь владела Дяо Шань.

Оправившись от болезни, Дун Чжо явился в императорский дворец на совет. Люй Бу следовал за ним с алебардой. Воспользовавшись тем, что Дун Чжо вступил в беседу с императором Сянь-ди, Люй Бу вышел из дворца, вскочил на коня и поскакал к Дяо Шань. Привязав коня перед дворцом, он с алебардой в руке вошел во внутренние покои и отыскал Дяо Шань. «Идите в сад и ждите меня возле беседки Феникса», — сказала она. Люй Бу ждал довольно долго, и наконец появилась Дяо Шань. Она приближалась, словно маленькая волшебница из дворца Луны, раздвигая цветы и подымая ивовые ветви. Вся в слезах, она сказала Люй Бу: «Хоть я и не родная дочь сы-ту Ван Юня, но он обращался со мной, как с родной. Когда я увидела вас, мне захотелось служить вам. Это было единственным моим желанием. Но кто думал, что у тай-ши может возникнуть низкое желание опозорить меня! Я страдала, но откладывала день своей смерти, чтобы открыть вам всю правду. Теперь вы знаете все! Тело мое опозорено и не может служить герою. Я хочу только одного: умереть на ваших глазах и этим доказать вам свою верность». Сказав так, она ухватилась руками за ограду, чтобы прыгнуть в заросший лотосами пруд [провокационная стратагема 13]. Люй Бу подхватил ее и со слезами в голосе вскричал: «Я давно догадываюсь о твоем чувстве, но, к несчастью, мы не могли поговорить!» «Раз в этой жизни мне не суждено стать вашей женой, — прошептала Дяо Шань, отстраняясь от Люй Бу, — я хотела бы соединиться с вами в том мире». «Если я не женюсь на тебе, я недостоин быть героем!» — вскричал Люй Бу. «Для меня дни тянутся, как годы, — лепетала Дяо Шань. — Умоляю, сжальтесь надо мной, спасите меня!» «Сейчас я не могу остаться, — сказал Люй Бу. — Мне надо торопиться. Боюсь, что старый злодей хватится меня». «Если вы так боитесь его, — жалобно проговорила Дяо Шань, цепляясь за одежду Люй Бу, — я больше никогда не увижу восхода солнца!» «Дай мне время подумать!» — прервал ее Люй Бу. С этими словами он взял алебарду и собрался идти. «Прежде я слышала, что слава ваша подобна грому, и считала вас первым человеком в мире. Кто бы мог допустить, что вы повинуетесь власти другого!» — вскричала Дяо Шань, и слезы градом покатились у нее из глаз. Краска стыда разлилась по лицу Люй Бу. Он снова отставил алебарду и обнял Дяо Шань, стараясь утешить ее ласковыми словами. Так стояли они обнявшись, не будучи в силах расстаться.

Тем временем Дун Чжо, заметив исчезновение Люй Бу, заподозрил недоброе. Поспешно откланявшись, он сел в коляску и вернулся домой. Увидав привязанного перед домом коня, Дун Чжо спросил у привратника, где Люй Бу, и тот ответил: «Ваш сын вошел во внутренние покои». Дун Чжо проследовал туда, но никого там не нашел. Он позвал Дяо Шань, но и та не откликнулась. «Дяо Шань в саду ухаживает за цветами», — сказала ему служанка. Дун Чжо прошел в сад и возле беседки Феникса увидел Дяо Шань в объятиях Люй Бу; алебарда его стояла рядом. Дун Чжо закричал; Люй Бу мгновенно обратился в бегство. Дун Чжо схватил алебарду и бросился за ним. Люй Бу летел, как стрела, и тучный Дун Чжо не мог догнать его. Он метнул в беглеца алебарду, но тот отбил ее на лету. Пока Дун Чжо подобрал оружие и снова бросился в погоню, Люй Бу уже был далеко. А когда Дун Чжо выбежал из ворот сада, кто-то попался ему навстречу и так столкнулся с ним грудью, что Дун Чжо упал на землю. Человек, который сбил с ног Дун Чжо, был Ли Жу. Он помог Дун Чжо подняться, увел его в кабинет и усадил. «Как ты попал сюда?» — спросил Дун Чжо. «Проходя мимо вашего дворца, — отвечал Ли Жу, — я узнал, что вы в великом гневе направились в сад искать Люй Бу. Тут он сам выбежал с криком: «Тай-ши убивает меня!» Я тотчас же бросился в сад, чтобы вымолить у вас прощение для Люй Бу, и случайно столкнулся с вами. Поистине, я заслуживаю смерти!» «Он коварный злодей! — воскликнул Дун Чжо. — Он соблазняет мою любимую наложницу! Клянусь, я убью его!» «Всемилостивейший правитель, — молвил Ли Жу, — вы ошибаетесь… Дяо Шань только девчонка, а Люй Бу ваш близкий друг и храбрейший из военачальников. Если вы сейчас подарите ему Дяо Шань, он будет тронут вашей добротой и жизни своей не пожалеет, чтобы отблагодарить вас. Прошу, подумайте об этом». «Ты прав, — сказал Дун Чжо после длительного раздумья. — Я так и сделаю». Ли Жу, почтительно раскланиваясь, удалился, а Дун Чжо прошел во внутренние покои и позвал Дяо Шань. «Как ты посмела прелюбодействовать с Люй Бу?» — спросил он. «Я ухаживала за цветами в саду, — со слезами отвечала Дяо Шань, — и вдруг появился Люй Бу. Я хотела спрятаться, а Люй Бу и говорит мне: «Я ведь сын тай-ши, зачем тебе прятаться?» Потом он взял алебарду и погнал меня к беседке Феникса. Я догадалась, что у него нехорошие намерения, и хотела уже броситься в лотосовый пруд, но он поймал меня [стратагема создания 7]. Как раз в эту минуту явились вы и спасли мне жизнь». «Я собираюсь подарить тебя Люй Бу. Что ты на это скажешь?» — спросил Дун Чжо. Дяо Шань залилась слезами. «Мое тело служило благородному человеку, а теперь меня решили отдать рабу! — плакалась она. — Лучше мне умереть, чем быть опозоренной!» Она сняла со стены меч и хотела заколоть себя, но Дун Чжо выхватил меч у нее из рук и, обнимая, сказал: «Я подшутил над тобой». Дяо Шань упала ему на грудь и со слезами проговорила: «Этот совет вам дал Ли Жу. Он близкий друг Люй Бу, вот он и придумал все это ради него! Ли Жу не заботится ни о вашей славе, ни о моей жизни. Я съела бы его живьем!» «Я не вынесу разлуки с тобой!» — воскликнул Дун Чжо. «Хоть вы и любите меня, но, пожалуй, мне не следует оставаться здесь — Люй Бу все равно станет меня преследовать». «Успокойся. Завтра мы уедем с тобой в Мэйу и будем там наслаждаться счастьем», — сказал Дун Чжо. Тогда Дяо Шань вытерла слезы и, поклонившись, удалилась. На другой день пришел Ли Жу и сказал: «Сегодня счастливый день — можно подарить Дяо Шань Люй Бу». «Я связан с Люй Бу, как отец с сыном, — возразил Дун Чжо. — Мне нельзя подарить ему Дяо Шань. Я ограничусь тем, что не стану наказывать его. Передай ему это и успокой ласковыми словами. Вот и все». «Вам не следовало бы поддаваться влиянию женщины», — сказал Ли Жу. «А ты бы согласился отдать свою жену Люй Бу? — изменившись в лице, вскричал Дун Чжо. — Я не хочу больше слышать об этом! Скажи еще слово, и ты поплатишься головой!» Ли Жу вышел и, взглянув на небо, со вздохом молвил: «Все мы погибнем от руки женщины!» В стихах, которые сложили об этом потомки, говорится: «Доверившись женщине хитрой, Ван Юнь рассчитал превосходно: оружье и войско отныне Ван Юню совсем не нужны. Три раза сражались в Хулао, напрасно растратили силы, — не в башне ли Феникса спета победная песня войны?» На проводы Дун Чжо в Мэйу собрались все сановники. Дяо Шань уже сидела в своей коляске. Увидев в толпе Люй Бу, она закрыла лицо, делая вид, что плачет. Отъезжающие были уже довольно далеко, а Люй Бу все еще стоял на холме, устремив свой взор на столб пыли, клубившейся на дороге. Невыразимая грусть и досада наполняли его сердце. Вдруг он услышал, как кто-то спросил позади него: «Почему вы не поехали с тай-ши, а стоите здесь и вздыхаете?» Люй Бу оглянулся и увидел Ван Юня. Они поклонились друг другу. «Мне нездоровилось в последние дни, я не выходил из дому и потому давно не виделся с вами, — продолжал Ван Юнь, обращаясь к Люй Бу. — Сегодня мне пришлось превозмочь недуг, чтобы проводить тай-ши. Я рад, что вижу вас. Но о чем вы здесь горюете?» «О вашей дочери», — сказал Люй Бу. «Прошло уже столько времени, а она все еще не с вами!» — воскликнул Ван Юнь, притворяясь удивленным. «Старый злодей сам влюбился в нее!» — отвечал Люй Бу. «Я не верю этому!» — запротестовал Ван Юнь, выражая еще большее удивление. Тогда Люй Бу рассказал ему всю историю, Ван Юнь даже ногой топнул с досады. «Не думал я, что он совершит такой скотский поступок! — произнес он после продолжительного молчания и, взяв Люй Бу за руку, добавил: — Зайдемте ко мне, потолкуем». Ван Юнь провел Люй Бу в потайную комнату и угостил вином. Люй Бу снова подробно рассказал ему о встрече в беседке Феникса. «Он обольстил мою дочь и отнял у вас жену! — возмущался Ван Юнь. — Он опозорил нас! Вся Поднебесная будет над этим смеяться! И смеяться не над тай-ши, а надо мной и над вами! Я уже стар и бессилен, что я могу поделать? Но я скорблю о том, что вы, величайший герой нашего века, тоже подверглись позору» [провокационная стратагема 13]. Люй Бу в сильном гневе ударил кулаком по столу. Ван Юнь стал успокаивать его: «Простите меня, я не обдумал своих слов». «Клянусь, я убью этого старого злодея и тем самым смою свой позор!» — воскликнул Люй Бу. Ван Юнь поспешно прикрыл ему рот рукой. «Замолчите, — молит он, — я боюсь, что попаду с вами в беду!» «Может ли отважный муж, одухотворенный сознанием собственного достоинства, долго томиться под властью какого-то негодяя!» — все больше распалялся Люй Бу. «Талантами, какими обладаете вы, должен распоряжаться не такой человек, как Дун Чжо», — добавил Ван Юнь. «Я убил бы этого старого прохвоста, но он мой названый отец, как тут быть? — спросил Люй Бу. — Не вызовет ли это осуждение потомков?» «Вы происходите из рода Люй, а он из рода Дун, — с улыбкой промолвил Ван Юнь. — Разве он руководствовался отцовскими чувствами, когда бросал в вас алебарду?» «О, сы-ту, вы открыли мне глаза!» — воодушевился Люй Бу. Ван Юнь, видя, что почва уже достаточна подготовлена, продолжал: «Если вы восстановите Ханьский дом, то прославите себя как верноподданный, и ваше имя останется в истории на многие поколения. Если же вы станете помогать Дун Чжо, вас будут считать изменником, и вы на многие века оставите по себе дурную славу». «Я уже принял решение, — сказал Люй Бу, — и не изменю его». «Но если дело не завершится успешно, нас ждут большие бедствия, вот чего я опасаюсь», — сказал Ван Юнь. Люй Бу обнажил свой меч, уколол себе руку и поклялся на собственной крови. Ван Юнь, опустившись на колени, поблагодарил его. «Жертвоприношения в храме предков династии Хань не прекратятся, — сказал он, — и это будет вашей заслугой! Но вы должны строжайше хранить нашу тайну. Мы составим план действий, и я сейчас же извещу вас». Люй Бу ушел в сильнейшем возбуждении… Когда пришел тайно вызванный на совет [земляк Люй Бу] Ли Су (156–192), Люй Бу сказал ему: «В свое время вы уговорили меня убить Дин Юаня и перейти к Дун Чжо. Теперь Дун Чжо оскорбляет Сына неба и жестоко обращается с народом. Преступлениям его нет конца. Чаша терпения преисполнилась: и люди и духи возмущены. Не согласились бы вы отвезти в Мэйу императорский указ и объявить Дун Чжо, что его призывают ко двору? А мы тем временем устроим засаду и убьем его. Этим вы помогли бы восстановить Ханьский дом и оказали бы великую услугу династии. Мы ждем вашего ответа». «Я сам давно мечтал убить этого злодея, — сказал Ли Су, — но что я мог предпринять без единомышленников? Ваше вмешательство — это дар небес! Я не способен на измену династии!» И в подтверждение клятвы он сломал стрелу… На другой день Ли Су с десятью всадниками отправился в Мэйу. Он сказал, что привез императорский указ, и был проведен к Дун Чжо. Ли Су приветствовал его поклоном. «Какой указ прислал Сын неба?» — спросил Дун Чжо. «Сын неба выздоровел и созывает всех сановников, чтобы объявить им о своем желании отречься от престола в вашу пользу, — произнес Ли Су. — В этом и состоит указ». Дун Чжо возликовал… Приказав своим приближенным… охранять Мэйу, Дун Чжо в тот же день собрался в столицу… Перед отъездом он сказал Дяо Шань: «Когда я стану императором, ты будешь моей гуй-фэй (любимой наложницей)». Дяо Шань, догадываясь, в чем дело, притворилась обрадованной и весело простилась с ним. Дун Чжо вышел из дворца, сел в коляску и в сопровождении охраны отправился в Чанань… Когда Дун Чжо был у себя во дворце, Люй Бу явился его поздравить. «Когда я подымусь на пятую ступень из девяти, — сказал ему Дун Чжо, — ты будешь ведать всеми войсками Поднебесной!» На другой день Дун Чжо поднялся с рассветом и, приказав свите сопровождать его в столицу, отправился в путь в коляске. Все встречавшие его чиновники были в придворных одеждах. Ли Су с мечом в руке шагал рядом с коляской. Процессия остановилась у северных ворот. Из свиты Дун Чжо впустили только двадцать человек, охранявших коляску, остальных же оставили за воротами. Дун Чжо еще издали заметил, что Ван Юнь и другие вооружены мечами. «Почему все с мечами?» — спросил он с испугом у Ли Су. Ли Су ничего не ответил. Люди подвезли коляску прямо к входу во дворец, и Ван Юнь во весь голос закричал: «Мятежник здесь! Где воины?» С двух сторон выбежали более ста человек с алебардами и копьями и набросились на Дун Чжо. Раненный в руку, он упал в коляске, громко взывая: «Где ты, сын мой, Люй Бу?» «Есть повеление покарать мятежника!» — крикнул Люй Бу и своей алебардой пронзил ему горло [стратагема подставного лица]. Ли Су отрубил Дун Чжо голову и высоко поднял ее. Люй Бу вытащил из-за пазухи указ и объявил: «Таков был приказ императора!» «Ван суй!» — в один голос закричали чиновники и все начальники» [ «Троецарствие», гл. 8–9: там же, с. 107–123]. Поручение Дяо Шань оказалось выполненным. Наконец Люй Бу держал ее в своих объятиях. Желания обоих исполнились: он хотел обладать ею, а она жаждала спасения ханьской династии.

Основной стратагемой, на претворение которой нацелена была цепочка всех прочих, вспомогательных стратагем, здесь выступала стратагема 3 «убить чужим ножом». Для ее осуществления вначале посредством стратагемы сладострастия 31 сеется раздор между ненавистным основным противником и его главной опорой (стратагема 33), завершаемый стратагемой 3.

 

35.6. Музыка в качестве оружия

«Правитель жунов отправил Ю-юя в Цинь. Предки Ю-юя были цзиньцами, которые бежали к жунам, поэтому [Ю-юй] умел разговаривать по-цзиньски. Прослышав о мудрости Му-гуна, правитель жунов послал Ю-юя ознакомиться с Цинь. Когда циньский Му-гун показал ему свои дворцовые палаты и собранные в них богатства, Ю-юй сказал: «Если вы заставляли духов все это сотворить, то утомили духов, а если заставляли людей создавать это, то просто замучили народ!». Му-гун удивился этим словам и спросил: «Срединные государства осуществляют управление на основе стихов и [исторических] записей, обрядов и музыки, законов и установлений, но, несмотря на это, в них часто происходят беспорядки. Ныне у диких жунов ничего этого нет. Как же у них строится управление? Разве не возникает трудностей?» Ю-юй со смехом ответил: «Именно в этом причина беспорядков в срединных государствах, ведь с тех пор как мудрейший Хуан-ди выработал обряды и музыку, законы и установления, он лично подавал пример их исполнения, почти не прибегая к управлению. Его же потомки день ото дня становились все более высокомерными и развращенными. Они строго надзирали за низшими и наказывали их, опираясь лишь на силу законов и установлений, [в результате] низшие уставали до крайности и, ратуя за человеколюбие и справедливость, начинали роптать на высших. Так между высшими и низшими возникала взаимная борьба из-за [нанесенных] обид. Взаимные убийства с целью захвата власти и даже уничтожения целых родов — все это порождено этой причиной. Совсем не так у жунов и и. Высшие, обладая простотой и добродетелью, применяют их в отношениях с низшими, а низшие, сохраняя искренность и преданность, служат высшим. Управление целым государством подобно управлению собственным телом, когда не думают, с помощью чего оно управляется, и это действительно управление мудрых». Затем, уединившись со своим секретарем (нэйши} Ляо, Му-гун спросил у него: «Я слышал, что если в соседнем государстве живет мудрый человек, это — источник тревоги для соперничающего с ним княжества. Ныне мудрость Ю-юя опасна для меня. Как же мне поступить?» Нэйши Ляо ответил: «Правитель жунов живет в глухих, отдаленных местах и еще не слышал музыки срединных государств. Вы, правитель, попробуйте послать ему ваших певичек, чтобы сломить его волю, попросите также разрешения [оставить] Ю-юя, чтобы отдалить их друг от друга. Задержите Ю-юя и не отпускайте его, чтобы он нарушил сроки [возвращения]. Правитель жунов удивится задержке и непременно заподозрит Ю-юя. А коли между государем и его чиновником появится трещина, можно держать его [нашим] пленником. Притом если правитель жунов увлечется певичками, он непременно забросит дела управления».

Му-гун сказал на это: «Превосходно!» После этого он сел с Ю-юем на разостланные циновки и стал его угощать, лично передавая ему блюда с едой. Расспросив у Ю-юя подробно о характере местности и военной силе жунов, [Му-гун] приказал своему секретарю Ляо отправить правителю жунов шестнадцать певичек. Правитель жунов, получив их, очень обрадовался и целый год не возвращал [певичек]. Тогда циньский правитель вернул Ю-юя домой. [Вернувшись], Ю-юй многократно увещевал [правителя жунов], но тот не слушал его. Му-гун в то же время несколько раз посылал людей [к жунам], которые, пользуясь каждым случаем, просили послать Ю-юя [в Цинь]. В конце концов Ю-юй бежал и перешел на сторону Цинь. Му-гун оказывал ему почести как гостю и расспрашивал о возможностях нападения на жунов. На тридцать седьмом году (623) Цинь по плану Ю-юя напало на правителя жунов, присоединило к себе двенадцать царств, устроило земли на расстоянии в тысячу ли и стало главенствовать над западными жунами» [ «Ши Цзи», гл. 5: Сыма Цянь. Исторические записки, т. 2. Пер. Р. Вяткина и С. Таскина. М.: Наука, 1975, с. 30–32].

Этот случай передает Хань Фэй (288–233), важнейший представитель легистов, наряду с законами утверждавший приемы управления своей школы, в приписываемом ему сочинении Хань Фэй-цзы [гл. 10 «Десять ошибок» («Ши го»)] (см.: Вильмар Мёглинг (Mögling), Искусство государственного управления: сочинения наставника Хань Фэя («Die Kunst der Staatsführung. Die Schriften des Meisters Han Fei»). Лейпциг, 1994, с. 87 и след.). Му-гуну с помощью стратагемы красавицы (31) удается отвлечь правителя жунов от государственных дел, так что тот забрасывает все заботы о царстве и перестает прислушиваться к своему советнику Ю-юю. Тем самым удается осуществить стратагему раздора (33) и стратагему обескровливания (19), так что в итоге ю-юй переходит на службу Цинь, помогая этому уделу захватить царство жунов и существенно расширить свои владения.

 

35.7. Прикрытый нос

«Однажды вэйский царь подарил чускому царю [Хуай-вану (правил 328–299)] красавицу, которая очень тому полюбилась. Жена царя, царица Чжэн Сю, узнав, что государь полюбил красавицу, тоже ее полюбила — и даже еще больше. Чего, бывало, та ни пожелает — будь то наряды или украшения, — все ей дарила. «Супруга моя поняла, как я люблю молодую жену, — сказал государь, — и полюбила ее даже пуще, чем я. Именно так почтительный сын должен угождать родителям, а верноподданный — служить государю!» Царица же, убедившись, что царь не считает ее ревнивицей, сказала как-то молодой жене: «Государь от тебя без ума — но терпеть не может твоего носа! Поэтому, когда видишься с ним, — прикрывай нос, и государь всегда будет к тебе благоволить». Молодая жена послушалась ее совета и стала при каждой встрече с царем прикрывать нос. «Почему это молодая жена всякий раз при виде меня прикрывает нос?» — спросил государь супругу. «Сама не знаю», — ответила царица. Когда же тот стал настаивать, сказала: «Она мне как-то призналась, что не выносит вашего запаха». «Так отрезать ей нос!» — воскликнул разгневанный царь. А царица успела уже перед тем наказать царскому слуге: «Как только государь что прикажет — немедленно исполнить!» И слуга тут же выхватил нож и отрезал красавице нос» [ «Хань Фэй-цзы», гл. 31 «Собрание советов» («Нэй чжу шо»), ч. II «Шесть скрытых пунктов» («Лю вэй»): «Из книг мудрецов: Проза Древнего Китая». Пер. В. Сухорукова. М.: Худ. лит., 1987, с. 240–241].

Данная история имеется в трактате Хань Фэй-цзы, восходящем к III в. до н. э. Она показывает третий из шести скрытых пунктов, под которыми подразумеваются шесть на первый взгляд невидимых опасностей для власти правителя. Третий пункт относится к видимости и подобию. Подданные придают некой вещи ложный облик, который правитель из-за его мнимой достоверности принимает за действительный. Опираясь на ложное восприятие действительности, правитель принимает ложное, но угодное подданным решение.

В приведенном выше случае новая красавица, приглянувшаяся царю, угрожает существованию Чжэн Сю, которая ради своего выживания вынуждена прибегнуть к уловке. У нее просто нет выбора ввиду отсутствия юридических средств защиты. Красавица является новой наложницей, тогда как Чжэн Сю по праву старшей занимает место супруги царя. И, пользуясь правом сильного, она вмешивается в происходящее. «Обычный путь» заключался бы во враждебном отношении к новоявленной красавице. Но цель у Чжэн Сю — обезвредить красавицу и вернуть себе царскую любовь. Было бы глупо открыто нападать на красавицу, к которой столь благоволит царь. Тот лишь бы разозлился на супругу. Поэтому для устранения соперницы она пускается на хитрость.

Чжэн Сю выказывает дружеское расположение к красавице (стратагема 10) и, завоевав ее доверие, даёт ей ложный совет (стратагема 7). Проявляемое супругой дружелюбие к красавице столь впечатляет царя, что и он верит ей, становясь жертвой стратагемы 10. Хуай-ван не сомневается в правдивости лживого ответа Чжэн Сю, сумевшей тем самым внести смуту в отношения царя с красавицей (стратагема 33). Поначалу на вопрос царя, почему это молодая жена всякий раз при виде его прикрывает нос, царица отвечает: «Сама не знаю». Она как бы тянет с ответом. Когда же тот стал настаивать, сказала: «Она мне как-то призналась, что не выносит вашего запаха». Поначалу Чжэн Сю притворяется, будто не хочет отвечать (стратагема 27). В данном случае царь должен был заметить ее лукавство, поскольку тогда у него сложится впечатление, что ответ будет для него неприятен. Это еще больше укрепляет его в желании узнать, почему красавица прикрывает свой нос. Он вновь спрашивает. Тогда уже Чжэн Сю отвечает, но как бы против собственной воли. Здесь она привлекает стратагему 16: сперва истомить царя ожиданием, чтобы тот затем еще крепче уверовал в правдивость «вынужденного» ответа.

В рамках своего замысла Чжэн Сю наперед предупредила царского слугу. Здесь мы имеем дело со стратагемой 12. Чжэн Сю заранее известно, что царь разгневается и прикажет слуге что-нибудь сделать. Она целенаправленно пользуется этой благоприятной возможностью, своим наказом слуге предохраняясь от неудачи. Сама она остается в стороне, прибегая к стрататеме 3. Столь тщательный стратагемный разбор показывает, что Чжэн Сю воспользовалась целым рядом стратагем, переплетенных между собой. Значит, перед нами стратагема цепи.

«Знать разницу между важным и неважным» советует трактат III в. до н. э. «Весны и Осени господина Люя» [кн. 21, гл. 4 «Понимание деяний» («Шэнь вэй»)·. «Весны и Осени господина Люя» («Люйши чюньцю»). Пер. с кит. Г. Ткаченко. М.: Мысль, 2001, с. 363]. Это относится и к разбору стратагемы цепи. Не все стратагемы одинаково важны. Целью Чжэн Сю было отвратить царя от новоявленной красавицы. Поэтому главной стратагемой выступала стратагема 33, остальные же — 3, 7, 10, 12 и 27 — служили ей подспорьем.

 

35.8. Юдифь одолевает Олоферна

[460]

После двадцатидневной осады Олоферном положение в Ветилуе стало просто отчаянным (см. 19–19). «Сыны Израиля воззвали к господу богу своему, потому что они пришли в уныние, так как все враги их окружили их и им нельзя было бежать от них. Вокруг них стояло все войско ассирийское — пешие, колесницы и конница их — тридцать четыре дня; у всех жителей Ветилуи истощились все сосуды с водою, опустели водоемы, и ни в один день они не могли пить воды досыта, потому что давали им пить мерою. И унывали дети их и жены их и юноши, и в изнеможении от жажды падали на улицах города и в проходах ворот, и уже не было в них крепости. Тогда весь народ собрался к Озии и к начальникам города — юноши, жены и дети — и с громким воплем говорили всем старейшинам: суди бог между нами и вами; вы сделали нам великую неправду, потому что не предложили мира сынам Ассура; и теперь нет нам помощника: бог предал нас в их руки, чтобы погубить нас жаждою и великою погибелью. Пригласите же их теперь и отдайте весь город на разграбление народу Олоферна и всему войску его, ибо лучше для нас достаться им на расхищение: хотя мы будем рабами их, зато жива будет душа наша, и глаза наши не увидят смерти младенцев наших и жен и детей наших, расстающихся с душами своими. Призываем пред вами во свидетели небо и землю, бога нашего и господа отцов наших, Который наказывает нас за грехи наши и за грехи отцов наших, да соделает по словам сим в нынешний день. И подняли они единодушно великий плач среди собрания и громко взывали к господу богу. Озия сказал им: не унывайте, братья! потерпим еще пять дней, в которые господь, бог наш, обратит милость Свою на нас, ибо Он не оставит нас вконец. Если же они пройдут и помощь к нам не придет, я сделаю по вашим словам. И отпустил народ в свой стан, и они пошли на стены и башни своего города, а жен и детей отослал по домам их; и в великой скорби оставались они в городе. В эти дни услышала Иудифь, дочь Ме-рарии… Муж ее Манассия, из одного с нею колена и племени, умер во время жатвы ячменя… И вдовствовала Иудифь в своем доме три года и четыре месяца. Она сделала для себя на кровле дома своего шатер, возложила на чресла свои вретище, и были на ней одежды вдовства ее. Она постилась все дни вдовства своего, кроме дней пред субботами и суббот, дней пред новомесячиями и новомесячий, и праздников и торжеств дома Израилева. Она была красива видом и весьма привлекательна взору; муж ее Манассия оставил ей золото и серебро, слуг и служанок, скот и поля, чем она и владела. И никто не укорял ее злым словом, потому что она была очень богобоязненна. Услышала она о дурных речах народа против начальника, потому что они малодушествовали по причине оскудения воды, услышала Иудифь и о всех словах, которые сказал им Озия, как он поклялся им чрез пять дней сдать город ассириянам, и послала она служанку свою, распоряжавшуюся всем ее имуществом, пригласить Озию, Хаврина и Хармина, старейшин ее города. Они пришли, и она сказала им: выслушайте меня, начальники жителей Ветилуи! не право слово ваше, которое вы сегодня сказали перед народом и положили клятву, которую изрекли между богом и вами, и сказали, что сдадите город нашим врагам, если на этих днях господь не поможет нам. Кто же вы, искушавшие сегодня бога и ставшие вместо бога посреди сынов человеческих? Вот, вы теперь испытуете господа Вседержителя, но никогда ничего не узнаете; потому что вам не постигнуть глубины сердца у человека и не понять слов мысли его: как же испытаете вы бога, сотворившего все это, и познаете ум Его, и поймете мысль Его? Нет, братья, не прогневляйте господа, бога нашего! Ибо если Он не захочет помочь нам в эти пять дней, то Он имеет власть защитить нас в какие угодно Ему дни или поразить нас пред лицем врагов наших. Не отдавайте же в залог заветов господа бога нашего: богу нельзя грозить, как человеку, нельзя и указывать Ему, как сыну человеческому. Посему, ожидая от Него спасения, будем призывать Его к себе на помощь, и Он услышит голос наш, если это Ему будет угодно. Ибо не было в родах наших и нет в настоящее время ни колена, ни племени, ни народа, ни города у нас, которые кланялись бы богам рукотворенным, как было в прежние дни, за что отцы наши преданы были мечу и расхищению и пали великим падением пред нашими врагами. Но мы не знаем другого бога, кроме Него, а потому и надеемся, что Он не презрит нас и никого из нашего рода. Ибо с пленением нас падет и вся Иудея, и святыни наши будут разграблены, и Он взыщет осквернение их от уст наших, и убиение братьев наших и пленение земли и опустошение наследия нашего обратит на нашу голову среди народов, которыми мы будем порабощены, и будем в соблазн и поношение у тех, которые овладеют нами; потому что рабство не послужит нам в честь, но господь, бог наш, вменит его в бесчестие. Итак, братья, покажем братьям нашим, что от нас зависит жизнь их, и на нас утверждаются и святыни, и дом господень, и жертвенник. За все это возблагодарим господа, бога нашего, Который испытует нас, как и отцов наших… Озия сказал ей: все, что ты сказала, сказала от доброго сердца, и никто не будет противиться словам твоим… Но народ истомился от жажды и принудил нас поступить так, как мы сказали им, и обязал нас клятвою, которой мы не нарушим. Помолись же о нас, ибо ты жена благочестивая, и господь пошлет дождь для наполнения водохранилищ наших, и мы больше не будем изнемогать от жажды. Иудифь сказала им: послушайте меня, — и я совершу дело, которое пронесется сынами рода нашего в роды родов. Станьте в эту ночь у ворот, а я выйду с моею служанкою, и в продолжение дней, после которых вы решили отдать город нашим врагам, господь посетит Израиль моею рукою. Только не расспрашивайте о моем предприятии, потому что я не скажу вам, доколе не совершится то, что я намерена сделать. И сказал ей Озия и начальники: ступай с миром, и господь бог пред тобою на отмщение врагам нашим! И вышли из шатра ее и пошли к полкам своим. А Иудифь пала на лице, посыпала голову свою пеплом и сбросила с себя вретище, в которое была одета; и только что воскурили в Иерусалиме, в доме господнем, вечерний фимиам, Иудифь громким голосом воззвала к господу и сказала: вот, ассирияне умножились в силе своей, гордятся конем и всадником, тщеславятся мышцею пеших, надеются и на щит и на копье, и на лук и на пращу, а не знают того, что Ты — господь, сокрушающий брани… Воззри на превозношение их, пошли гнев Твой на главы их, дай вдовьей руке моей крепость на то, что задумала я. Устами хитрости моей порази раба перед вождем, и вождя — перед рабом его, и сокруши гордыню их рукою женскою [просьба бога о помощи в осуществлении стратагемы 3]; ибо не во множестве сила Твоя и не в могучих могущество Твое; но Ты — бог смиренных, Ты — помощник умаленных, заступник немощных, покровитель упавших духом, спаситель безнадежных. Так, так, боже отца моего и боже наследия Израилева, Владыка неба и земли, Творец вод, Царь всякого создания Твоего! Услышь молитву мою, сделай слово мое и хитрость мою раною и язвою для тех, которые задумали жестокое против завета Твоего, святого дома Твоего, высоты Сиона и дома наследия сынов Твоих. Вразуми весь народ Твой и всякое племя, чтобы видели они, что Ты — бог, бог всякой крепости и силы, и нет другого защитника рода Израилева, кроме Тебя» (Харро фон Зенгер цитирует Библию по книге: Немецкое библейское общество [издатель], Библия на современном немецком языке («Die Bibel in heutigem Deutsch»), 2-е изд., Ветхий Завет, Штутгарт, 1982, с. 868). Когда она перестала взывать к богу Израилеву и окончила все эти слова, то поднялась на ноги, позвала служанку свою и вошла в дом, в котором она проводила субботние дни и праздники свои. Здесь она сняла с себя вретище, которое надевала, сняла и одежды вдовства своего, омыла тело водою и намасти-лась драгоценным миром, причесала волосы и надела на голову повязку, оделась в одежды веселия своего, в которые она наряжалась во дни жизни мужа своего Манассии; обула ноги свои в сандалии, и возложила на себя цепочки, запястья, кольца, серьги и все свои наряды, и разукрасила себя, чтобы прельстить глаза мужчин, которые увидят ее [приготовление стратагемы сладострастия 31]. И дала служанке своей мех вина и сосуд масла, наполнила мешок мукою и сушеными плодами и чистыми хлебами и, обвернув все эти припасы свои, возложила их на нее. Выйдя к воротам города Ветилуи, они нашли стоявшими при них Озию и старейшин города Хаврина и Хармина. Когда они увидели ее и перемену в ее лице и одежде, очень много дивились красоте ее и сказали ей: бог, бог отцов наших, да даст тебе благодать и да совершит твои намерения на радость сынов Израиля и на возвеличение Иерусалима. Она поклонилась богу и сказала им: велите отворить для меня ворота города; я выйду для исполнения дела, о котором вы говорили со мною. И велели юношам отворить для нее, как она сказала. Они исполнили это. И вышла Иудифь и служанка ее с нею; а мужи городские смотрели вслед за нею, пока она сходила с горы, пока проходила долиной и пока не скрылась от их глаз. Они шли прямо долиною, и встретила Иудифь передовая стража ассириян, и взяли ее и спросили: чья ты, откуда идешь и куда отправляешься? Она сказала: я дочь евреев и бегу от них, потому что они будут преданы вам на истребление. Я иду к Олоферну, вождю вашего войска, возвестить слова истины и указать ему путь, которым он пойдет и овладеет всею нагорною страною, так что не погибнет из мужей его ни один человек и ни одна живая душа [стратагема создателя 7; стратагема червяка и рыбки 17]… И, выбрав из среды своей сто человек, приставили их к ней и к служанке ее, и они повели их к шатру Олоферна.

Во всем стане произошло движение, потому что весть о приходе ее разнеслась по шатрам: сбежавшиеся окружили ее, так как она стояла вне шатра Олоферна, пока не возвестили ему о ней; и дивились красоте ее, а из-за нее дивились и сынам Израиля, и говорили каждый ближнему своему: кто пренебрежет таким народом, который имеет таких жен у себя! Неблагоразумно оставить из них ни одного мужа, потому что оставшиеся будут в состоянии перехитрить всю землю.

Между тем спавшие при Олоферне и все служители его вышли и ввели ее в шатер. Олоферн отдыхал на своей постели за занавесом, украшенным пурпуром, золотом, изумрудом и драгоценными камнями. Когда ему доложили о ней, он вышел в переднее отделение шатра, и перед ним несли серебряные лампады. Когда Иудифь представилась ему и служителям его, все удивились красоте лица ее. Она, пав на лице, поклонилась ему, и служители его подняли ее.

Олоферн сказал ей: ободрись, жена; не бойся сердцем твоим, потому что я не сделал зла никому, кто добровольно решился служить Навуходоносору, царю всей земли. И теперь, если бы народ твой, живущий в нагорной стране, не пренебрег мною, я не поднял бы на них копья моего; но они сами это сделали для себя. Скажи же мне: почему ты бежала от них и пришла к нам? Ты найдешь себе здесь спасение; не бойся: ты будешь жива в эту ночь и после, потому что тебя никто не обидит, напротив, всякий будет благодетельствовать тебе, как бывает с рабами господина моего, царя Навуходоносора.

Иудифь сказала ему: выслушай слова рабы твоей; пусть раба говорит пред лицем твоим: я не скажу лжи господину моему в эту ночь. И если ты последуешь словам рабы твоей, то бог чрез тебя совершит дело, и господин мой не ошибется в своих предприятиях. Да живет Навуходоносор, царь всей земли, и да живет держава его, пославшего тебя для исправления всякой души, потому что не только люди чрез тебя будут служить ему, но и звери полевые, и скот, и птицы небесные чрез твою силу будут жить под властью Навуходоносора и всего дома его. Ибо мы слышали о твоей мудрости и хитрости ума твоего, и всей земле известно, что ты один добр во всем царстве, силен в знании и дивен в воинских подвигах [стратагема червяка и рыбки 17]. А что говорил Ахиор в собрании твоем, мы слышали слова его, потому что мужи Ветилуи оставили его в живых, и он рассказал им все, о чем говорил тебе. Посему, владыка-господин, не оставляй без внимания слова его, но сложи его в сердце твоем, потому что оно истинно: род наш не наказывается, меч не имеет силы над нами, если они не грешат пред богом своим. Итак, чтобы господин мой не был отражен и безуспешен и чтобы их постигла смерть, — овладел ими грех, которым они прогневля-ют бога своего, делая то, чего не следует; потому что у них оказался недостаток в пище и вся вода истощилась, — и вот они решились броситься на скот свой и думают питаться всем, что бог строго запретил в законе Своем употреблять в пищу. Даже начатки пшеницы и десятины вина и масла, которые, по освящении, хранятся для священников, предстоящих пред лицем бога нашего в Иерусалиме, они решились употребить; тогда как и руками касаться их не следовало никому из народа. Они послали в Иерусалим, так как и тамошние жители делали это, принести к ним разрешение на то собрания старейшин. И как скоро им дано будет известие и они сделают это, то в тот же день будут преданы тебе на погубление. Вот почему я, раба твоя, узнав обо всем этом, бежала от них [стратагема создателя], и бог послал меня сделать вместе с тобою такие дела, которым изумится вся земля, где только услышат о них, ибо раба твоя благочестива и день и ночь служит богу Небесному. Теперь, господин мой, я останусь у тебя; только пусть раба твоя по ночам выходит на долину молиться богу [приготовление стратагемы coram publico [лат. «в присутствии народа»] 1], — и Он откроет мне, когда они сделают свое преступление. Я приду и объявлю тебе, и ты выходи тогда со всем твоим войском, — и никто из них не противостанет тебе. Я поведу тебя чрез Иудею, доколе не дойдем до Иерусалима; поставлю среди его седалище твое, и ты погонишь их, как овец, не имеющих пастуха, — и пес не пошевелит против тебя языком своим [стратагема червяка и рыбки 17]. Это сказано мне по откровению и объявлено мне, и я послана возвестить тебе [стратагема создателя 7].

Понравились слова ее Олоферну и всем слугам его. Они дивились мудрости ее и говорили: от края до края земли нет такой жены по красоте лица и по разумным речам. Олоферн сказал ей: хорошо бог сделал, что вперед этого народа послал тебя, чтобы в руках наших была сила, а среди презревших господина моего — гибель. Прекрасна ты лицем, и добры речи твои. Если ты сделаешь, как сказала, то твой бог будет моим богом; ты будешь жить в доме царя Навуходоносора и будешь именита во всей земле. И приказал ввести ее туда, где хранились серебряные сосуды его, и велел ей пользоваться пищею от стола его и пить вино его. Но Иудифь сказала: не буду есть этого, чтобы не было соблазна, но пусть подают мне то, что принесено со мною. Олоферн сказал ей: а когда истощится то, что с тобою, откуда мы возьмем, чтобы подавать тебе подобное этому? Ибо среди нас нет никого из рода твоего. Иудифь отвечала ему: да живет душа твоя, господин мой; раба твоя не издержит того, что со мною, прежде нежели господь совершит моею рукою то, что Он определил».

«И ввели ее слуги Олоферна в шатер, и спала она до полночи; а пред утреннею стражею встала и послала сказать Олоферну: да даст господин мой повеление, чтобы рабе твоей дозволили выходить на молитву [приготовление стратагемы coram риbliсо 1].

Олоферн приказал своим телохранителям не препятствовать ей. И пробыла она в лагере три дня, а по ночам выходила в долину Ветилуи [приготовление стратагемы coram publico 1], омывалась при источнике воды у лагеря. И, выходя, молилась господу, богу Израилеву, чтоб Он направил путь ее к избавлению сынов Его народа. По возвращении она пребывала в шатре чистою, а к вечеру приносили ей пищу.

В четвертый день Олоферн сделал пир для одних слуг своих и не пригласил к услужению никого из приставленных к службам. И сказал евнуху Вагою, управлявшему всем, что у него было: ступай и убеди еврейскую женщину, которая у тебя, прийти к нам и есть и пить с нами: стыдно нам оставить такую жену, не побеседовав с нею; она осмеет нас, если мы не пригласим ее [начинает действовать замышленная Иудифью стратагема сладострастия 31].

Вагой, выйдя от Олоферна, пришел к ней и сказал: не откажись, прекрасная молодая женщина, прийти к господину моему, чтобы принять честь пред лицем его и пить с нами вино в веселие и быть в этот день как одною из дочерей сынов Ассура, которые предстоят в доме Навуходоносора. Иудифь сказала ему: кто я, чтобы прекословить господину моему? поспешу исполнить все, что будет угодно господину моему, и это будет служить мне утешением до дня смерти моей. Она встала и нарядилась в одежду и во все женское украшение; а служанка ее пришла и разостлала для нее по земле пред Олоферном ковры, которые она получила от Вагоя для всегдашнего употребления, чтобы есть, возлежа на них. Затем Иудифь пришла и возлегла. Подвиглось сердце Олоферна к ней, и душа его взволновалась: он сильно желал сойтись с нею и искал случая обольстить ее с того самого дня, как увидел ее. И сказал ей Олоферн: пей же и веселись с нами. А Иудифь сказала: буду пить, господин, потому что сегодня жизнь моя возвеличилась во мне больше, нежели во все дни от рождения моего. И она брала, ела и пила пред ним, что приготовила служанка ее. А Олоферн любовался на нее и пил вина весьма много, сколько не пил никогда, ни в один день от рождения.

Когда поздно стало, рабы его поспешили удалиться, а Вагой, отпустив предстоявших пред лицем его господина, затворил шатер снаружи, и они пошли к постелям своим, так как все были утомлены продолжительностью пира. В шатре осталась одна Иудифь с Олоферном, упавшим на ложе свое, потому что был переполнен вином. Иудифь велела служанке своей стать вне спальни ее и ожидать ее выхода, как было каждый день, сказав, что она выйдет на молитву. То же самое сказала она и Вагою [приготовление стратагемы coram publico l].

Когда все от нее ушли и никого в спальне не осталось, ни малого, ни большого, Иудифь, став у постели Олоферна, сказала в сердце своем: господи, боже всякой силы! призри в час сей на дела рук моих к возвышению Иерусалима, ибо теперь время защитить наследие Твое и исполнить мое намерение, поразить врагов, восставших на нас. Потом, подойдя к столбику постели, стоявшему в головах у Олоферна, она сняла с него меч его и, приблизившись к постели, схватила волосы головы его и сказала: господи, боже Израиля! укрепи меня в этот день. И изо всей силы дважды ударила по шее Олоферна и сняла с него голову [стратагема удара по голове 18] и, сбросив с постели тело его, взяла со столбов занавес. Спустя немного она вышла и отдала служанке своей голову Олоферна, а та положила ее в мешок со съестными припасами, и обе вместе вышли, по обычаю своему, на молитву. Пройдя стан [удавшаяся стратагема coram publico 1], они обошли кругом ущелье, поднялись на гору Ветилуи и пошли к воротам ее. Иудифь издали кричала сторожившим при воротах: отворите, отворите ворота! с нами бог, бог наш, чтобы даровать еще силу Израилю и победу над врагами, как даровал Он и сегодня. Как только услышали городские мужи голос ее, поспешили прийти к городским воротам и созвали старейшин города. И сбежались все, от малого до большого, так как приход ее был для них сверх ожидания, и, отворив ворота, приняли их, и, зажегши для освещения огонь, окружили их. Она же сказала им громким голосом: хвалите господа, хвалите, хвалите господа, что Он не удалил милости Своей от дома Израилева, но в эту ночь сокрушил врагов наших моею рукою. И, вынув голову из мешка, показала ее и сказала им: вот голова Олоферна, вождя ассирийского войска, и вот занавес его, за которым он лежал от опьянения, — и господь поразил его рукою женщины [бог как проводник стратагемы 3 «воспользовавшись чужим ножом, убить человека»]. Жив господь, сохранивший меня в пути, которым я шла! ибо лице мое прельстило Олоферна на погибель его [стратагема сладострастия 31], но он не сделал со мною скверного и постыдного греха. Весь народ чрезвычайно изумился; пали, поклонились богу и единодушно сказали: благословен Ты, боже наш, уничиживший сегодня врагов народа Твоего [стратагемное истолкование происходящего: не Иудифь, а бог — зачинщик освобождения]!

А Озия сказал ей: благословенна ты, дочь, всевышним богом более всех жен на земле, и благословен господь бог, создавший небеса и землю и наставивший тебя на поражение головы начальника наших врагов [опять стратагемное, подчеркивающее значение бога истолкование освобождения]…

Иудифь сказала им: послушайте же меня, братья, возьмите эту голову и повесьте на зубцах вашей стены. Когда же настанет утро и солнце взойдет над землею, возьмите каждый боевое свое оружие, идите все сильные за город и дайте им вождя, как будто намереваясь сойти на равнину против передовой стражи сынов Ассура, но не сходите [провокационная стратагема 13]. Тогда они, взяв все свое оружие, пойдут в свой стан, разбудят вождей войска ассирийского и сбегутся к шатру Олоферна, но не найдут его; оттого нападет на них страх [стратагема разброда 20], и они побегут от вас. А вы и все живущие во всяком пределе Израильском, преследуя их, поражайте их на пути…

Когда настало утро, повесили голову Олоферна на стену; каждый муж взял свое оружие, и вышли отрядами на всходы горы. Сыны Ассура, увидев их, послали к своим начальникам, а они пошли к вождям, к тысяченачальникам и ко всякому предводителю своему. Придя к шатру Олоферна, они сказали управлявшему всем имением его: разбуди нашего господина, потому что эти рабы осмелились выйти на сражение с нами, чтобы быть совершенно истребленными».

Вагой вошел и постучался в дверь шатра, ибо думал, чтo он спит с Иудифью. Когда же никто не отозвался ему, то, отворив, вошел в спальню и нашел, что Олоферн мертвый лежит у порога и голова его снята с него. И он громко воскликнул с плачем, стоном и крепким воплем, и разорвал свои одежды. Потом вошел в шатер, в котором пребывала Иудифь, и не нашел ее. Тогда он выскочил к народу и закричал: рабы поступили вероломно [запоздалый стратагемный разбор сложившегося положения]; одна еврейская жена опозорила дом царя Навуходоносора, ибо вот Олоферн на полу, и головы нет на нем. Когда услышали эти слова начальники войска ассирийского, то разорвали одежды свои, и душа их сильно смутилась, и раздался у них крик и весьма великий вопль среди стана.

Когда бывшие в шатрах услышали о том, что случилось, то смутились, и напал на них страх и трепет [действие стратагем 18 и 19], и ни один из них не остался в глазах ближнего [действие стратагемы 20], но все они бросились бежать по всем дорогам равнины и нагорной страны. И расположившиеся лагерем в нагорной стране около Ветилуи также обратились в бегство. Тогда сыны Израиля, каждый из них воинственный муж, погнались за ними.

Озия послал в Ветомасфем, Виваю, Ховаю и Холу и во все пределы Израильские, чтобы известить о совершившемся и чтобы все погнались за неприятелями для истребления их. Как скоро услышали об этом сыны Израиля, все дружно напали на них и поражали их до Ховы; равно и пришедшие из Иерусалима и из всей нагорной страны, так как им возвещено было о том, что случилось в стане врагов их, и из Галаада и Галилеи, со всех сторон наносили им большое поражение, доколе они не прошли за Дамаск и за пределы его…

Великий священник Иоаким и старейшины сынов Израилевых, жившие в Иерусалиме, пришли посмотреть, какое благо сотворил господь для Израиля, и видеть Иудифь и приветствовать ее. Как только они вошли к ней, то все единодушно благословили ее и сказали ей: ты величие Израиля, ты великая радость Израиля, ты великая слава нашего рода. Все это ты сделала твоею рукою; ты сделала добро Израилю, и да благоволит к нему бог; будь же благословенна от господа Вседержителя на вечное время. И весь народ сказал: да будет!..

И сказала Иудифь: начните богу моему на тимпанах, пойте господу моему на кимвалах, стройно воспевайте Ему новую песнь, возносите и призывайте имя Его; потому что Он есть бог господь, сокрушающий брани, потому что Он ополчился за меня среди народа и исторг меня из руки моих преследователей. Пришел Ассур с гор севера, пришел с мириадами войска своего, и множество их запрудило воду в источниках, и конница их покрыла холмы. Он сказал, что пределы мои сожжет, юношей моих мечом истребит, грудных младенцев бросит о землю, малых детей моих отдаст на расхищение, дев моих пленит. Но господь Вседержитель низложил их рукою жены [намек на стратагему 3]… Но после сих дней каждый возвратился в удел свой, а Иудифь отправилась в Ветилую, где оставалась в имении своем и была в свое время славною во всей земле. Многие желали ее, но мужчина не познал ее во все дни ее жизни с того дня, как муж ее Манассия умер и приложился к народу своему. Она приобрела великую славу и состарилась в доме мужа своего, прожив до ста пяти лет, и отпустила служанку свою на свободу. Она умерла в Ветилуе, и похоронили ее в пещере мужа ее Манассии. Дом Израиля оплакивал ее семь дней. Имение же свое прежде смерти своей она разделила между родственниками Манассии, мужа своего, и между близкими из рода своего. И никто более не устрашал сынов Израиля во дни Иудифи и много дней по смерти ее». (Иудифь 7:19–32; 8:1 — 36; 9:1 — 14; 10: 1-23; 11:1-23; 12: 1-20; 13: 1-18; 14:1-19; 15:1-10; 16:1-25).

Примечательно, что простые ассирийские воины встретили Иудифь более настороженно, нежели ассирийский полководец и его служители. Был бы Олоферн сведущим в стратагемах китайцем, то, при всем своем сладострастии, пожалуй, повелел бы одному из стражей наблюдать во время ночного пира за Иудифью через потайное окошко в шатре. Стратагему цепи Иудифи удостаивает похвалы Фома Аквинский (1225 или 1226–1274) в своей Сумме теологии, сводя при этом полное сложного стратагемного расчета деяние Иудифи к простой лжи:

«Иных… упоминают в Писании не за их совершенные добродетели, а за крайнюю тягу к добродетели: ибо в них проснулось достохвальное движение души, гюдвигшее оных на неподобающие дела. Вот и восхваляют Иудифь, но не оттого, что она солгала Олоферну, а по причине переживания оной о благополучии своего народа, ради коего подвергла себя опасности. Как бы то ни было, можно утверждать, что ее слова в переносном (mysticum) смысле были правдивы»1 ([Фома Аквинский. «Сумма теологии» («Summa Theologiae»), часть II, вопрос 110. «О лжи», статья 3. «Почему всякая ложь есть грех», возражение 3] Немецкое издание Фомы Аквинского: полное несокращенное немецко-латинское издание «Суммы теологии», т. 20-й: «Добродетели общежития» («Die Deutsche Thomas-Ausgabe: vollständige ungekürzte deutsch-lateinische Ausgabe der Summa Theologica», 20. Band: Tugenden des Gemeinschaftsleben). Гейдельберг, 1943, с. 148).

Если Фома Аквинский говорит не о хитрости, а лишь о лжи, то в комиксе Шэнъцзин Шэньхуа Гуши (Сказания и истории из Священного Писания. Шанхай, 1988) в уста Иудифи вкладывают такие слова: «Нам не надо открывать городские ворота и сдаваться. Если мы решимся на это, ассирийцы предадут огню наш город и уничтожат наш народ. Я замыслила одну стратагему («во сянчу и цзи»), которая заставит их самих отступить».

[43667] IIa-IIae q. 110 а. 3 ad 3: «…Quidam vero commendantur in Scriptura non propter perfectam virtutem, sed propter quandam virtutis indolem, quia scilicet apparebat in eis aliquis laudabilis affectus, ex quo movebantur ad quaedam indebita facienda. Et hoc modo ludith laudatur, non quia mentita est Holoferni, sed propter affectum quem habuit ad salutern populi, pro qua periculis se exposuit. Quamvis etiam dici possit quod verba eius veritatem habent secundum aliquem mysticum intellectum». — Прим. пер.

 

35.9. Божественная стратагема

«Приближался праздник опресноков, называемый Пасхою» (Лк 22:1). «Тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы, и положили в совете взять Иисуса хитростью и убить» (Мф 26:3–4).

«Вошел же сатана в Иуду, прозванного Искариотом, одного из числа двенадцати» (Лк 22:3) [Использование сатаной стратагемы паразитизма 14 и стратагемы заместителя 3; Иуда — лишь жертва стратагемы и как жертва невиновен; со стратагемной точки зрения за все происходящее в дальнейшем несет ответственность стоящий за Иудой сатана; собственно сама сцена искушения, где Иуда так или иначе имеет выбор {см. 17. IS), не описывается]. «И он пошел, и говорил с первосвященниками и начальниками, как Его предать им. Они обрадовались и согласились дать ему денег; и он обещал, и искал удобного времени, чтобы предать Его им не при народе» (Лк 22:4–6).

«И когда настал час, Он возлег, и двенадцать Апостолов с Ним, и сказал им: очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания, ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не совершится в Царствии божием. И, взяв чашу и благодарив, сказал: приимите ее и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе бог не завершит свое дело (Библия на современнм немецком языке, Штутгарт, 1982, Новый Завет, с. 95 и след.) (Лк 22:14–18) [итак, Иисус обозначает бога завершителем возвещенного «дела», а не человека; люди предстают лишь послушными орудиями при достигающем своей высшей точки в распятии божественном претворении в жизнь стратагемы 3].

«И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша [есть] Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается. И вот рука предающего Меня со Мною за столом; впрочем, Сын Человеческий идет по предназначению, но горе тому человеку, которым Он предается [этот человек — лишь жертва проводимых сатаной стратагем 14 и 3, см. выше; посредством стратагемы 11 ответственность с проводника стратагем сатаны удается свалить на их жертву, Иуду]. И они начали спрашивать друг друга, кто бы из них был, который это сделает» (Лк 19:23).

«Когда Он еще говорил это, появился народ, а впереди его шел один из двенадцати, называемый Иуда, и он подошел к Иисусу, чтобы поцеловать Его. Ибо он такой им дал знак: Кого я поцелую, Тот и есть [стратагема 10]. Иисус же сказал ему: Иуда! целованием ли предаешь Сына Человеческого? Бывшие же с Ним, видя, к чему идет дело, сказали Ему: господи! не ударить ли нам мечом? И один из них ударил раба первосвященникова и отсек ему правое ухо. Тогда Иисус сказал: оставьте, довольно. И, коснувшись уха его, исцелил его [первый и единственный раз, когда в ходе распятия Иисус творит чудо; далее в своих действиях он руководствуется стратагемой laissez-faire [невмешательства] 16]» (Лк 22:48–51).

«Первосвященникам же и начальникам храма и старейшинам, собравшимся против Него, сказал Иисус: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня? Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук, но теперь ваше время и власть тьмы бог утвердил надо мной (Библия на современном немецком языке, указ, соч., с. 97) [бог как проводник стратагемы заместителя 3 и стратагемы laissez-faire 16]»(Лк 22:52–53).

«Люди, державшие Иисуса, ругались над Ним и били Его; и, закрыв Его, ударяли Его по лицу и спрашивали Его: прореки, кто ударил Тебя? И много иных хулений произносили против Него [чудотворец Иисус, который мог бы положить конец своим гонениям, прибегает здесь к стратагеме laissez-faire 16, перекликающейся со стратагемой 27]» (Лк 22:63–65).

«И как настал день, собрались старейшины народа, первосвященники и книжники, и ввели Его в свой синедрион и сказали: Ты ли Христос? скажи нам [вместо молчания — как затем перед Иродом — Иисус говорит, давая как раз те ответы, которые вызывают возмущение у противной стороны: провокационная стратагема 13]. Он сказал им: если скажу вам, вы не поверите; если же и спрошу вас, не будете отвечать Мне и не отпустите [Меня]; отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы божией. И сказали все: итак, Ты Сын божий? Он отвечал им: вы говорите, что Я. Они же сказали: какое еще нужно нам свидетельство? ибо мы сами слышали из уст Его» (Лк 22:66–71).

«И поднялось все множество их, и повели Его к Пилату, и начали обвинять Его, говоря: мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем. Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он сказал ему в ответ: ты говоришь. Пилат сказал первосвященникам и народу: я не нахожу никакой вины в этом человеке. Но они настаивали, говоря, что Он возмущает народ, уча по всей Иудее, начиная от Галилеи до сего места».

«Пилат, услышав о Галилее, спросил: разве Он Галилеянин? И, узнав, что Он из области Иродовой, послал Его к Ироду, который в эти дни был также в Иерусалиме. Ирод, увидев Иисуса, очень обрадовался, ибо давно желал видеть Его, потому что много слышал о Нем, и надеялся увидеть от Него какое-нибудь чудо, и предлагал Ему многие вопросы, но Он ничего не отвечал ему [Вместо речей — как раньше перед синедрионом — чтобы с их помощью приблизиться к Ироду и по возможности склонить его на свою сторону, Иисус хранит молчание, сознательно вызывая у противной стороны наибольшее возмущение своим поведением: Иисус вновь обращается к провокационной стратагеме 13]» (Лк 23:1–9).

«Обвиняемому нужно бы лишь на многочисленные просьбы судьи отмежеваться от столь очевидно ложного обвинения в том, что он царь Иудейский…» Однако Иисус «упорствовал в своем молчании, тем самым подтверждая свое неповиновение». «В действительности… подобное поведение по отношению к римскому наместнику являлось неповиновением. К неповиновению, безусловно, относился и случай отказа обвиняемого отвечать на вопросы суда…» Неповиновение Иисуса «явилось непосредственной причиной его распятия» (см. Александр Демандт (Demandt) [Ред. ], Власть и право: знаменитые судебные процессы в истории («Macht und Recht: Große Prozesse in der Geschichte»). Мюнхен, 1990, с. 55 и след., 58).

«Первосвященники же и книжники стояли и усильно обвиняли Его. Но Ирод со своими воинами, уничижив Его и насмеявшись над Ним [без предыдущего молчания Иисуса они вряд ли бы зашли так далеко], одел Его в светлую одежду и отослал обратно к Пилату».

«И сделались в тот день Пилат и Ирод друзьями между собою, ибо прежде были во вражде друг с другом. Пилат же, созвав первосвященников и начальников и народ, сказал им: вы привели ко мне человека сего, как развращающего народ; и вот я при вас исследовал и не нашел человека сего виновным ни в чем том, в чем вы обвиняете Его; и Ирод также, ибо я посылал Его к нему; и ничего не найдено в Нем достойного смерти; итак, наказав Его, отпущу» (Лк 23:10–16). «Но первосвященники и старейшины возбудили народ [стратагема заместителя 3] простить Варавву, а Иисуса погубить» (Мф 27:20).

«Но весь народ стал кричать: смерть Ему! а отпусти нам Варавву. Варавва был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство. Пилат снова возвысил голос, желая отпустить Иисуса. Но они кричали: распни, распни Его! Он в третий раз сказал им: какое же зло сделал Он? я ничего достойного смерти не нашел в Нем; итак, наказав Его, отпущу. Но они продолжали с великим криком требовать, чтобы Он был распят; и превозмог крик их и первосвященников» (Лк 23:18–23).

«Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы [Пилат изображается невинным орудием толпы, которую тот косвенно обвиняет в использовании стратагемы 3, см. также Герхард Отте (Otte), «Новый суд над Христом?»: Neue Juristische Wochenschrift. Мюнхен, тетрадь 14, 1992, с. 1025]. И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших» (Мф 27:24–25).

«И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие» (Мф 27:31).

«И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли Его… Иисус же говорил: Отче! прости им, ибо не знают, что делают [Точное обозначение ничего не подозревающих исполнителей не распознанных козней; наивность жертвы стратагемы обусловлена самой природой хитрости]» (Лк 23:33–34).

«Было же около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого: и померкло солнце, и завеса в храме раздралась по средине. Иисус, возгласив громким голосом, сказал: Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух» (Лк 23:44–46).

«Иудеи или же в большей мере римляне повинны в смерти Иисуса? Теория убийства господа тянется кровавым следом через всю историю…» (Новая цюрихская газета, 22–23.03.1997, с. 104). «Четыре Евангелия явно склонны винить в смерти Иисуса не римлян, а иудеев» (Шпигель. Гамбург, № 14, 1997, с. 204). Евангелия «стремятся выгородить римлян как исполнителей смертного приговора Иисусу, представив иудеев закулисными заправилами случившегося» (Новая цюрихская газета, 3.11.1997, с. 26). Согласно единодушным в своем мнении сообщениям «четырех Евангелий в смерти Иисуса в первую голову виновны иудеи, тогда как с Пилата снимается ответственность за смерть Иисуса. Пилат в Евангелиях предстает лишь беспомощным орудием жаждущей расправы иудейской толпы…» (Уве Шульц (Schultz) [Ред. ], Знаменитые заговоры: право и справедливость в истории («Große Prozesse. Recht und Gerechtigkeit in der Geschichte»). Мюнхен, 1996, с. 42). «Вера церкви, что ответственность за распятие Христа до скончания века лежит на иудейском народе, глубоко укоренилась в христианстве и не поколеблется, как бы ни изменились представления, взгляды и привычки людей» (патриарх Антиохии и всего Востока [Игнатий IV (Хазим, род. 1920)] в одной из переданных сирийским радио речей, см.: Клара Обермюллер (Obermüller), «Антисемитизм и его корни в антииудаизме христианской церкви: незаживающая рана на теле господнем». Велътвохе. Цюрих, 14.06.1990, с. 33).

Исключительно между ответственностью со стороны римлян и иудеев за «величайшую утрату Запада» (Новая цюрихская газета, 8.09-1989, с. 67) снует подобно ткацкому челноку значительно затемняющая или загоняющая в узкие рамки стратагемную сторону новозаветного описания, а в остальном сугубо правово-историческая или богословская дискуссия (см. Джон Доминик Кроссан (Crossan). Кто убил Иисуса? Мюнхен, 1999; Жан Эмбер (Imbert), Le procès de Jésus, 2-е изд. Париж, 1984, особенно с. 88 и след., 114 и след.; см. также Иосиф Блинцлер, Der Prozeßjesu («Суд над Иисусом», 1955). Регенсбург, 1969; Розель Баум-Боденбендер (Baum-Bodenbender), Величие и низость: иоаннова христология в суде Пилата над Христом (Инн 18:28–19:17) («Hoheit in Niedrigkeit — Johanneische Christologie im Prozeß Jesu vor Pilatus (Jon. 18,28–19,16а)»). Вюрцбург, 1984; Мануэль Чико Кано (Cano), Суд над Иисусом; литературно-критическое и редакционно-историческое исследование Лк 23:1—25, («Prozeß Jesu; eine literarkritische und redaktionsgeschichtliche Untersuchung zu Lk 23,1 — 25»). Мюнстер (Вестфалия), 1980; Хаим Кон (Chaim Cohn), Осуждение и смерть Иисуса с иудейской точки зрения («Prozeß und Tod Jesu aus jüdischer Sicht»). Франкфурт-на-Майне, 1997; Гертруда Фуссенеггер (Fussenegger), Пилат: действия вокруг суда над Иисусом: с приложением отчета («Pila tus: Szenenfolge um den Prozeß Jesu: mit einem Rechenschaftsbereicht»). Фрайбург, 1982; Вернер Кох (Koch), Суд над Иисусом: опыт составления отчета («Der Prozeß Jesu: Versuch eints Tatsachenberichts»). Мюнхен, 1968; Teo Майер-Мали (Mayer-Maly), «Правово-исторические замечания о суде над Иисусом»: Живое право: от шумеров до современности: сборник в честь 65-летия Райнхольда Тринкнера (Trinkner) («Lebendiges Recht: von den Schumerern bis Gegenwart: Festschrift für Reinhold Trinkner zum 65. Geburtstag»). Гейдельберг, 1995, с. 39–44; Рудольф Пеш (Pesch), Суд над Иисусом продолжается («Der Prozeß Jesu geht weiter»), Фрайбург, 1988; Уве Везель (Wesel), История права («Geschichte des Rechts»). Мюнхен, 1997, с. 170–174).

«В убийстве Иисуса виновны не только иудеи», — говорится в направленных на борьбу с антисемитизмом «Зелисбергских десяти тезисах» 1947 г., которые были оглашены перед прессой по окончании международной религиозной конференции в швейцарском городе Зелисберге («Признание вины во враждебном отношении Церкви к иудеям». Новая цюрихская газеma, 7.03.1997, с. 15). Итак, «иудеи» по-прежнему «виновны в убийстве Христа». С другой стороны, утверждается: «раз уж мир смертью Иисуса примиряется с богом, то вина в его смерти лежит на всем человечестве, а не на одних иудеях» (Мартин Гунц (Gunz). «Жестокий бог?»: Антииудаизм в Новом Завете, дополнение: юбилейное приложение к еженедельнику «Реформатская пресса» («AntiJudaismus im Neuen Testament. Annex: Jubiläumsbeilage zur Reformierten Presse»). Цюрих, № 12, 1997, с. 18). Действительно ли это подвижки, когда, к примеру, китайцев тоже причисляют к виновникам гибели Христа?

Но если, кроме иудеев и римлян, существуют еще Третий и Четвертый Участники произошедшего Распятия, а именно Иисус и бог-отец? Действительно ли они были лишь безропотной жертвой либо иудеев, либо римлян, либо всего человечества? Было ли распятие Иисуса, «влиятельнейшего вождя мировой истории» (норвежский парламентарий Ларе Ризе (Riese): Kirchen-Bote. Базель, № 4, апрель 1998, с. 4) на самом деле «самым ужасным поражением и крайним самоунижением бога» (Уве Юстус Венцель (Wenzel). «Поражение бога»: Новая цюрихская газета, 29–30.03.1997, с. 65)? Был ли Иисус именно в ходе распятия на самом деле «бессильным царем», чья сила исключительно «покоилась на силе его любви» ([издающаяся с 1859 г. местная газета швейцарского городка Айнзидельн (Einsiedeln), кантон Санкт-Галлен] Einsiedler Anzeiger, 6.01.1998, с. 2)? Или же есть еще пятое действующее лицо? На это указывает высказывание о том, что якобы дьявол привел Иисуса «через иудеев на крест» (Раймунд Швагер (Schwager). Чудесный подлог: касательно истории и толкования учения о спасении («Der wunderbare Tausch: zur Geschichte und Deutung der Erlösungslehre»). Мюнхен, 1986, с. 34). Хотя сатана в Евангелиях и упоминается как водитель Иуды [Лк 22:3, Инн 13:2], более в новозаветных текстах о нем не слышно. Все происходящее, таким образом, сосредоточивается на четырех действующих лицах — «иудеях», «римлянах», «Иисусе» и «боге-отце». Следует поближе, сквозь призму стратагем, присмотреться к разыгрываемому этими четырьмя актерами представлению: «…Бог хочет смерти человеку, а именно смерти Иисуса на кресте, дабы этой смертью мир обрел искупление (Versöhnung). Искупление смертью, возжеланной богом смертью?» (Мартин Кунц (Cunz), там же). Такое же направление мысли должен придать обозначенный вначале стратагемный разбор повествования о ходе распятия. Далее я буду опираться на издание Библии, которым пользовался во время учебы в монастырской школе Айнзидельна (П. Иоганнес Перк (Perk), перевод и разъяснения: Новый Завет, Айнзидельн — Кёльн 1946 [на рус. яз. дается Синодальный перевод Библии]). Если рассматривать описание распятия в Евангелиях с точки зрения стратагемы цепи, мы приходим к присутствующему изначально в тексте оправданию как римлян, так и иудеев, а тем паче китайцев или же всего человечества. И единственно повинными в смерти Иисуса со всей очевидностью предстают сам Иисус и, соответственно, бог-отец. Они, как показывает проведенный стратагемный анализ, использовали невинных и наивных людей. Не оказались ли все они, будь то римляне, иудеи либо китайцы, жертвой божественной стратагемы 3 «чужим ножом убить человека», сцепленной с многочисленными вспомогательными стратагемами? Вспомним, что говорится в Коране: «Бог самый искусный из хитрецов», ([сура 3 «Семейство Имрана», аят 47 (54): «ва-ллаху хайру-л-макирине». Пер. Г. Саблукова, 1907], «Dieu est le meilleur des ruses»: Шейх Сы Хамза Бубакер (Si Hamza Boubakeur). Коран. Париж, 1985, с. 212 и след., см. также с. 598; Коран. Пер. на нем. Макса Хеннинга (Henning). Штутгарт, I960, сура 3, аят 47). Правда, согласно Корану, хитрость бога состоит в использовании стратагемы 11, так что Иисус сам избегает смерти [сура 4 Женщины, аят 156 (157)] (указ. соч., с. 598). Поведение Иисуса отчасти напоминает поведение Сократа (ок. 470–399), который спровоцировал суд приговорить его к смерти, но при этом Сократ открыто стремился к выбранной им смерти через служащее этой цели судейское посредничество (Ксенофонт. Сократические сочинения («Die sokratischen Schriften»). Пер. Эрнста Букса (Büx). Штутгарт, 1956, с. 305 и след.).

Порой, однако, выдвигают и иные виды жертвенной смерти Иисуса. Якобы Иисус привел своих учеников и некоторых уверовавших на гору, где обратился к ним с последними словами. И тут внезапно раздался голос свыше, глаголющий: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный. Ныне я жертвую им во спасение человечества». Затем в землю ударила молния, смертельно ранив Иисуса. Или вот: Иисус вынул меч либо взял чашу с ядом, чтобы лишить себя жизни. Его погребли, а на третий день он воскрес. Это было совершенно лишенное стратагемного замысла заклание себя. В таком случае никто не был бы виновен и не нес бы ответственность за случившееся. Тем самым чистая любовь бога изливалась бы столетиями на все незапятнанное человечество. И если бы Иисус избрал такую, лишенную стратагемного замысла, жертвенную смерть, то вряд ли бы мы читали такие вот строки.

«В каждом храме над алтарем висит образ крестных мук» (Шпигель. Гамбург, 1998, № 27, с. 79).

«Иудею тяжко стоять в храме перед крестом. Из-за креста он страдал столетиями, ибо многие погромы свершались во имя креста» (Мишель Боллаг (Bollag), помощник раввина еврейской общины Цюриха: Новая цюрихская газета, 12.06.1997, с. 15).

«Иудеи уже 2000 лет живут с виной за смерть Иисуса» (Шпигель. Гамбург, № 28, 1992. с. 6l).

«Христианство» на Западе на протяжении 2000 лет всячески мучило и преследовало иудеев…» (Клаус Бергер (Berger): Вольтвехе. Цюрих, 19.12.1996, с. 41).

«Христиане взвалили вину за смерть Иисуса на иудеев, что привело к антисемитским религиозным актам насилия» (Чжу Маньтин… «Ватикан просит прощения у иудеев». Жэнъминъ жибао. Пекин, 29.03.1998, с. 3).

«Христианская враждебность к иудеям подготовила почву современному расистскому антисемитизму, неизменно сопутствуя ему» (Эккехард Штегеманн (Stegemann). «Новый Завет: питательная среда для антисемитизма»: Антииудаизм в Новом Завете, дополнение: юбилейное приложение к еженедельнику «Реформатская пресса» («AntiJudaismus im Neuen Testament, Annex: Jubiläumsbeilage zur Reformierten Presse»). Цюрих, № 12, 1997, с. 4).

«Ныне я уверен, что действую вполне в духе творца всемогущего: борясь за уничтожение еврейства, я борюсь за дело божие» (Адольф Гитлер. Майн Кампф, гл. II «Венские годы учения и мучения». Гитлер. Майн Кампф. M.: T-OKO, 1992): Юлиус X. Шепс (Schöps). От призыва к убийству к массовому убийству. Цайт. Гамбург, 26.04.1996, с. 4).

Итак, зачем тогда совершенно в стратагемном ключе описанное в Евангелиях распятие с вовлечением невинных, которых затем в итоге преследуют как «убийц господа»? «Крест: должен ли он нас мучить?» (Билъд. Гамбург, 17.09.1992, с. 4). Велась или идет ли здесь речь о «нападении человеческой толпы»? Или же для обретения власти над человечеством требовалось дать почувствовать ему свою вину и убедить его в необходимости спасения, причем Спаситель или Его наместник на земле, естественно, вновь обретает власть над нуждающимися в спасении по принципу: «Раз согрешил, падай ниц!»? Эти вопросы выходят за рамки стратагемного замысла, который позволяет осознать лишь определенные, а именно хитроумные действия, оставив изучение мотивов использования хитрости иным предметам знаний, в данном случае богословию.

Об обсуждаемом здесь круге вопросов писал мне в одном из писем от 24.06.1990 г. отец Амеде Граб (Grab), в ту пору викарный епископ в Женеве, с 1 января 1998 г. глава католического Совета епископских конференций Европы (СЕЕК) и с 23 февраля того же года епископ Кура [главного города швейцарского кантона Граубюнден]: «В последние годы разбирают Библию со многих сторон. Стратагемный подход так же правомерен, как и психоаналитический или социологический… Я лишь спрашиваю себя, поможет ли данный подход лучше понять волю бога [даровать] спасение. Бог действует через людей с учетом их сильных и слабых сторон, при этом получается то, о чем говорит португальская пословица: «Бог пишет правильно кривыми линиями» ([Deus escreve certo роr linhas tortas] см. здесь 24.14). Касательно распятия отцы церкви единодушны: своими грехами люди привели Сына божьего на крест. Но таинственным образом мучители оказались и орудиями милосердия бога. Не оттого, что им двигала жажда мести или материального возмещения за невинные страдания Иисуса. Но по причине того, что эти добровольно принятые на Себя страдания Он избрал для проявления Своей любви и дарования прощения. Так понимает христианство пророческие строки Ветхого Завета: «Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, [что] Он был поражаем, наказуем и уничижен богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего [было] на Нем, и ранами Его мы исцелились» (Ис 53:3–5).

В своем письме от 3-04.1987 г. отец Амаде, к которому я 4.12.1998 г. еще раз устно обратился по поводу данного круга вопросов, написал мне несколько строк, которыми мы завершим затронутую тему. Но прежде разрешу себе сделать одно замечание: когда выставляют само орудие виновным или ответственным за что-либо, не упоминая при этом того, кто им воспользовался, вряд ли такой постановкой вопроса удовлетворится каждый, знакомый со стратагемой заместителя 3 и стратагемой козла отпущения 11. Подобный подход означал бы поощрение всякого рода закулисных заправил. Они могли бы ссылаться на христианского бога как на великий образец для своих действий! При умерщвлении Иудифью Олоферна (35.8) при любой возможности подчеркивается содействие бога, даже Его решающая роль, тогда как в убиении Иисуса ответственными предстают только люди. Божественный макиавеллизм: славные деяния подданных предстают заслугой их властелина, а совершенные с его воли и согласия злодеяния подданных оказываются исключительно их прегрешениями, совсем не касающимися их властелина?

Здесь не отрицается, что люди-преступники виновны, если действуют по собственному почину. Однако в Евангелиях, как кажется, не особенно ясно, виновен ли тот, кто позволил преступникам совершить злодеяние и воспользовался ими для его совершения, последствий которого не предвидел. Ведь сказано в Писании: «Величается ли секира пред тем, кто рубит ею? Пила гордится ли пред тем, кто двигает ее? Как будто жезл восстает против того, кто поднимает его; как будто палка поднимается на того, кто не дерево!» (Исайя 10:15). (Зенгер приводит слова из перевода Ветхого Завета Мартина Лютера. 2-е изд. Штутгарт, 1971, с. 661). И все же слова отца Амеде, написанные мне 3.04.1987 г., как мне кажется, подтверждают предлагаемое мной стратагемное толкование». Вот эти слова: «Главная вина в смерти Иисуса лежит на нас как на грешниках. И «римляне», и «иудеи» были орудиями».

 

35.10. На пути в Эммаус

Через три дня после смерти Иисуса «двое из них [учеников Иисуса] шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус; и разговаривали между собою о всех сих событиях. И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его [иными словами: Иисус не дает узнать себя; стратагема превращения 21]. Он же сказал им: о чем это вы, идя, рассуждаете между собою, и отчего вы печальны? Один из них, именем Клеопа, сказал Ему в ответ: неужели Ты один из пришедших в Иерусалим не знаешь о происшедшем в нем в эти дни? И сказал им: о чем? [Иисус притворяется глупцом; стратагема 27]. Они сказали Ему: что было с Иисусом Назарянином, Который был пророк, сильный в деле и слове пред богом и всем народом; как предали Его первосвященники и начальники наши для осуждения на смерть и распяли Его [ограничивающийся лишь человеческими действующими лицами разбор происходящего под углом зрения стратагемы заместителя 3, см. 35-9]. А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля; но со воем тем, уже третий день ныне, как это произошло. Но и некоторые женщины из наших изумили нас: они были рано у гроба и не нашли тела Его и, придя, сказывали, что они видели и явление Ангелов, которые говорят, что Он жив. И пошли некоторые из наших ко гробу и нашли так, как и женщины говорили, но Его не видели. Тогда Он сказал им: о, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании. И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее [провокационная стратагема 13]. Но они удерживали Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру. И Он вошел и остался с ними. И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них. И они сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание? И, встав в тот же час, возвратились в Иерусалим и нашли вместе одиннадцать Апостолов и бывших с ними, которые говорили, что господь истинно воскрес и явился Симону. И они рассказывали о происшедшем на пути, и как Он был узнан ими в преломлении хлеба» (Лк 24:13–35).

 

35.11. Одураченная Европа

«Агенор, сын Ливии и Посейдона… отправился из Египта и обосновался в стране Ханаан, где женился на Телефассе, которую также называли Аргиопой, родившей ему Кадма, Феникса, Килика, Фасоса, Финея и единственную дочь Европу. Влюбившийся в Европу Зевс [Грейвс Р. Мифы Древней Греции. Пер. с англ. К. Лукьяненко. М.: Прогресс, 1992, с. 153] превратился в быка и доставил ее на Крит на спине, переплыв море. Там овладел ею, после чего та родила ему сына, Миноса» (Греческие сказания («Griechische Sagen»). Введение и перевод Людвига Мадера (Mader). Цюрих—Штутгарт, 1963, с. 328). Как это произошло? Густав Шваб излагает эти события более обстоятельно (Сказания классической древности («Sagen des klassischen Altertums»). Новое издание Вальтера Келлера (Keller). Цюрих, 1943, с. 167–170).

Итак, «влюбившийся в Европу Зевс приказал Гермесу перегнать скот Агенора поближе к берегу моря у Тира, где Европа любила гулять в сопровождении своих подруг, а сам присоединился к стаду, превратившись в белоснежного быка с широким подгрудком и маленькими жемчужными рожками, между которыми пролегла единственная черная полоска [стратагема превращения 21]. Европа была поражена красотой быка и, убедившись, что он нежен, как ягненок, подавила страх и стала играть с ним. Она совала ему в пасть цветы, украшала рога венками и, наконец, решилась забраться к нему на спину и не испугалась, когда он пошел с ней в сторону моря [стратагема изоляции 15]· Неожиданно бык быстро поплыл, и ей осталось только с испугом смотреть на тающий вдали берег [стратагема тупика 28]. Одной рукой она продолжала держаться за правый рог быка, а в другой все еще держала корзину с цветами. Выйдя на берег около критского города Гортина, Зевс превратился в орла [стратагема превращения 21] и овладел Европой в ивовых зарослях у ручья. Некоторые утверждают, что это случилось под вечнозеленым платаном. Европа родила ему трех сыновей: Миноса, Радаманта и Сарпедона» [Грейвс Р. Мифы Древней Греции. Пер. с англ. К. Лукьяненко. М.: Прогресс, 1992, с. 153–154]. Когда Зевс овладел Европой, та хотела со стыда броситься в морскую пучину, но тут появилась Афродита и поведала ей, что она стала земной супругой непобедимого Зевса. Ее имя пребудет в веках, ибо чужой край, приютивший ее, впредь станет называться Европой.

 

35.12. Кобылица срывает возведение крепостной стены

«В те времена боги только начинали селиться, и когда они устроили Мидгард и возвели Вальгаллу, пришел к ним некий мастер и взялся построить за три полугодия стены, да такие прочные, чтоб могли устоять против горных великанов и исполинов, вздумай они напасть на Мидгард. А себе выговаривал он Фрейю в жены и хотел завладеть солнцем и месяцем.

Асы держали совет и сговорились с мастером на том, что он получит все, что просит, если сумеет построить стены в одну зиму. Но если с первым летним днем будет хоть что-нибудь не готово, он ничего не получит. И не вправе он пользоваться чьей-нибудь помощью в этой работе.

Когда они поставили эти условия, он стал просить у них позволения взять себе в помощь коня Свадильфари. И по совету Локи ему позволили это. С первым зимним днем принялся он за постройку. По ночам возил камни на своем коне, и дивились асы, что за глыбы тащил тот конь: он делал вдвое больше каменщика. Но договор был заключен при свидетелях и скреплен многими клятвами, ибо великаны думали, что иначе всего можно ждать от асов, когда вернется Тор. Он был тогда на востоке и бился с великанами. Шла зима, и все быстрее подвигалась постройка стены. Она была так высока и прочна, что, казалось, никому не взять ее приступом. И когда до лета оставалось всего три дня, дело было лишь за воротами.

Сели тогда боги на свои престолы и держали совет и спрашивали друг друга, кто посоветовал выдать Фрейю замуж в страну великанов и обезобразить небо, сняв с него солнце и звезды и отдав их великанам. И все сошлись на том, что такой совет дал не иначе, как Локи, сын Лаувейи, виновник всяческих бед. И сказали, что поделом ему будет лютая смерть, если он не найдет способа, как помешать мастеру выполнить условие сделки, и они насели на Локи.

А он струсил и поклялся подстроить так, что каменщик ни за что не выполнит условия. И в тот же вечер, лишь отправился мастер за камнями со своим конем Свадильфари, выбежала из лесу со ржанием кобыла навстречу коню. И лишь заметил конь, что это была за кобыла, он взбесился и, порвав удила, пустился за нею, а она ускакала в лес. Каменщик бросился вслед и хотел изловить коня, но лошади носились всю ночь, и работа не тронулась с места. И на следующий день было сделано меньше, чем обычно. И каменщик, увидев, что не закончить ему работу к сроку, впал в ярость великанскую.

Асы же, признав в пришельце горного великана, не посмотрели на клятвы и позвали Тора. Тотчас явился Тор, и в тот же миг взвился в воздух молот Мьёлльнир. Заплатил Тор мастеру за работу, да не солнцем и звездами, жить в Стране Великанов — и в том было отказано мастеру. Первый же удар вдребезги разбил ему череп, и отправился он в глубины Нифльхеля.

А был то Локи, кто бегал со Свадильфари, и спустя несколько времени он принес жеребенка. Жеребенок был серой масти и о восьми ногах, и нет коня лучше у богов и людей» [Снорри Стурлусон. «Младшая Эдда», часть 2 «Видение Гюльвы», глава «Асы нарушили клятвы, данные каменщику»: «Младшая Эдда». Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1970. Издание подготовили: O.A. Смирницкая; М.И. Стеблин-Каменский].

В этих событиях из жизни германских богов Локи соединяет стратагему превращения 21 со стратагемой сладострастия 31 и стратагемой обессиливания 19. Стратагема превращения и стратагема сладострастия служат предпосылкой для успешного приведения в действия стратагемы обессиливания. Все здесь держится на стратагеме 19.

Однако самому Снорри Стурлусону в его повествовании Видение Гюльв и невдомек это. У него в центре внимания находится не главенствующая в рамках стратагемы цепи стратагема обессиливания 19, обеспечившая сохранение готового рухнуть порядка, а волшебное, представляющееся предосудительным оборотничество и связь между кобылой и жеребцом. Подобное «согласно и германско-языческим, и христианско-средневековым представлениям было неприемлемым, считалось извращением, мужеложством» (Хайнц Клингенбергер (Klingenberger)). То, как Снорри Стурлусон излагает стратагемное решение задачи, наводит на мысль, что пораженный слепотой к хитрости, он не видит стратагемного содержания того, что взялся описывать. Не высокая крепость горного великана, а стена из нравственных установлений застила ему взгляд на стратагемное творение Локи.

 

35.13. План завоевания Цезарем деревни Астерикса

В [15-м выпуске знаменитой серии комиксов французов, автора текста Рене Госсини (Goscinny, 1926–1977) и художника Альбера Юдерзо (Uderzo, род. 1927), Склоки («La zizanie», 1970), в нем. переводе] Спор из-за Астерикса Цезарь пытается сломить сопротивление деревушки на севере Бретани (называвшейся в ту пору Арморикой), где живут Астерикс и Обеликс, тем, что сеет там смуту. Он использует изощренного интригана [Тулия Громилу (Tullius Détritus)], которому, рассорив жителей, почти удается привести деревушку к гибели, но только почти… Астерикс все же сумел сам одолеть кознодеев, после чего натиск римлян терпит крах. Но неудача не отбивает охоту у Цезаря. Спустя некоторое время римский полководец решается повторить свою попытку, но на этот раз «посредством иной хитрости», как пишут [голландский историк] Рене ван Ройен (Royen) и [его супруга, филолог-античник] Суннива ван дер Вегт (Vegt) в своей книге Правда об Астериксе ([ «Astérix en de Waarheid», 1997, на нем. яз. ] «Astérix — Die ganze Wahrheit»). Мюнхен, 1998, с. 111). Цезарь заключил, что сила кельтских галлов велика из-за отсутствия у них культуры.

Зная, что культура смягчает нравы, Цезарь рядом с деревней Астерикса возводит великолепное современное поселение по римскому образцу, в котором живут воспитанные римляне. Хитрость, похоже, ему удалась, поскольку селяне стали втягиваться в полную удобств жизнь римлян. Но в итоге культурный натиск терпит поражение, потому что селяне все же остаются верными принятому у них укладу жизни, прогоняя пришельцев. Однако могущественнейший римский муж не сдается: он надеется на силу денег. Ведь еще в ту пору знали: «при богатстве немногих воцаряется продажность и непомерность притязаний. Если весь народ подвержен этому, то подтачивается сам [его] корень» (Бото Штраус). Способствуя огромному спросу на ритуальные камни, Цезарь сделал так, что в деревню Астерикса хлынул поток денег. В итоге всех жителей поразили зависть и соперничество, подточив тем самым их боевой дух. Но и в данном случае успех Цезаря оказался кратковременным. Асте-риксу с его друзьями вновь удалось отвести грозящую односельчанам пагубу. Цезарю пришлось признать свое поражение.

Цезарь приводит в действие одну за другой стратагемы раздора и дважды стратагему обессиливания 19, лишь бы поставить на колени галлов.

 

35.14. Брак, который должен стать произведением искусства

Роман Зебра («Le zèbre», 1988) Александра Жардена (Jardin) появился в 1988, получил награду «Prix femine» и целую неделю с 3 по 8 августа 1988 г. входил в тройку французских бестселлеров (на нем. яз. Das Zebra, Дюссельдорф, 1990). В 1992 г. Жан Пуаре перенес роман на экран. О большей, по сравнению с немецкоязычным миром, восприимчивости к стратагемам французов данное литературное произведение свидетельствует тем, что там (в оригинальном тексте) одиннадцать раз встречается слово «stratagème» (с. 22, 26, 34, 68, 75, 91, 116, 143, 1б7, 174, 202) и пять раз — слово «ruse» (хитрость) (с. 51, 58, 72, 105, 113). Но и французскому автору свойственна присущая Западу нехватка понимания хитрости, поскольку все ограничивается простым упоминанием «стратагемы» и «хитрости». Отсутствует всякий анализ используемых героями повествования стратагемных приемов или более подробное их объяснение. Приведем краткое изложение содержания романа.

Гаспар по прозвищу Зебра служит нотариусом в небольшом городке. Уже пятнадцать лет он женат на Камилле, школьной учительнице. И вот он обнаруживает, что их отношения с женой стали обыденными, из них исчезла всякая страсть или влюбленность. Видя, как иные мужчины его лет в подобном положении начинают посматривать на сторону, ища связи с более молодыми женщинами, Гаспар решает как бы заново завоевать свою жену, которую он крепко любит. Он хочет пробудить прежнюю страсть с помощью изощренных стратагем. К такому решению его подталкивает и случай, когда он видит свою жену без сознания в больнице, куда та попала после аварии. Как раз тогда ему становится ясно, что он в любой момент может потерять свою жену и поэтому столь важно в отпущенное еще судьбой время любить друг друга, а не довольствоваться поостывшими чувствами. «Всякий раз, когда ты засыпаешь, меня охватывает страх, что ты уже не проснешься», — говорит он ей. Гаспар любит читать биографии великих людей, и по сравнению с ними он кажется себе ничтожеством. И он решает, что его творением должен стать брак. Он говорит Камилле, что для ее завоевания собирается прибегнуть к стратагемам.

Первая стратагема: однажды утром он сообщает еще полусонной супруге: «Я покидаю тебя и детей», мигом собирает вещи из шкафа, укладывает их в чемодан. Камилла долго не может взять в толк происходящего. Она не понимает своего мужа, ведь ничего особенного не случилось между ними. Когда же он объясняет ей, что не в состоянии более жить с ней при столь остывших отношениях и поэтому предпочитает оставить ее, та начинает рыдать. И тут Гаспар заявляет: «Не плачь, дорогая, все уже в прошлом. Это был лишь дурной сон». Он спрашивает ее, действительно ли она поверила в его уход. Затем он говорит: «Мне хотелось лишить тебя кислорода, чтобы ты вновь смогла оценить прелесть свежего воздуха» («Je voulais te priver doxy-gène pour te réapprendre a goûter lair frais»).

Вторая стратагема: в течение нескольких недель Гаспар посылает своей жене анонимные любовные письма. Она и не подозревает, кто ее тайный воздыхатель. И настолько привыкает к изысканным посланиям, что каждый день с нетерпением ожидает почтальона. Теперь она с большим тщанием относится к одежде и тому, как выглядит, лишь бы не разонравиться столь щедрому на похвалы незнакомцу. Порой она спрашивает себя, а не муж ли это, но затем полагает, что это кто-то из ее учеников. В дни, когда перестают приходить долгожданные письма, она не находит себе места. Несколько дней Гаспар отсутствует, будучи на каком-то совещании. Но любовные письма приходили каждый день и были отправлены из их же города; поэтому она исключает мужа в качестве их посланника. Ей все больше не терпится знать, кто же этот незнакомец. И вот однажды тайный воздыхатель в письме просит о встрече в тот же день у ратуши. Предложение страшит Камиллу, стоит ей представить, что произойдет при встрече с незнакомцем или кем он окажется: стариком, инвалидом, слепым и т. д. И она не идет на встречу, после чего письма перестают приходить. Это заставляет ее досадовать и еще больше подогревает страсть к незнакомцу. Стараясь разжечь их любовное чувство, Гаспар ночью пристает к жене. Он хочет разыграть с ней их первую встречу в Париже в студенческие годы. Но Камилла сыта по горло его стратагемами — все это скорее настраивает ее против мужа. Чуть позже после уроков она встречает возле школы своего мужа, поджидающего ее с букетом цветов. Он преподносит ей еще украшение, которое давно ей хотелось иметь. Она воспринимает это как знаки любви и выказывает неподдельную радость.

Третья стратагема: вскоре Гаспар признается ей, что это в последний раз он хотел сделать ей приятное. Он говорит ей, что раз уж все его старания вернуть их браку былую страсть не нашли у нее отклика, то отныне им предстоит жить четой необратимо состарившихся супругов, с полностью охладевшими друг к другу чувствами. Они должны осознать, что представляет собой такая жизнь. На самом деле он надеется, что в итоге вся эта игра с ее ужасным действием вернет их на путь любовных отношений. И он сразу принимается осуществлять свой замысел. Кровати становятся отдельными, в стакан с водой опускаются зубные протезы. Гаспар напоминает, что впредь они должны звать друг друга «батюшка» и «матушка». Разговаривать и смотреть друг на друга они не будут. Перед кроватями ставится телевизор, чтобы сделать излишними разговоры. Камилла пытается убедить мужа, что подобная инсценировка не имеет ничего общего с любовью и попросту нелепа, что не бывает «любви по приказу». С печалью она вспоминает о нежных письмах незнакомца. Гаспар с отчаянием понимает, что все его стратагемы обречены. Но он стоит на своем, горя желанием добиться своей цели. Неожиданно к Камилле вновь начинают приходить любовные письма. Через несколько дней незнакомец опять предлагает ей встретиться, на этот раз в кафе. На нем будет красный галстук. Теперь Камилла соглашается. Она отправляется на свидание. И кого же она видит в красном галстуке? Собственного мужа, Зебру. Она возмущена, чувствует себя совершенно обманутой, стыдится себя. На протяжение месяцев она красилась, красиво одевалась, чего не делала уже 15 лет, ради него, своего мужа. Своими письмами он разбудил в ней страсть. Гаспар надеялся, что на этот раз достиг своей цели. Но Камилла воспринимает все иначе. Но все же она сознает, насколько любит ее Гаспар. Она поражается тем усилиям, которые прикладывал ради ее любви муж.

Четвертая стратагема: Гаспар предлагает своей жене спать в разных комнатах. Это должно разжечь их страсть. Несколько раз за ночь он, скрипя половицами, подходит к ее комнате, так и не войдя туда. Этим он хотел возбудить в ней любовное волнение. Отнесшись поначалу крайне недоброжелательно к затеянной мужем игре, она в итоге, сама того не сознавая, втягивается в нее.

Пятая стратагема: Гаспар однажды не приходит домой ночевать, сказав ей затем, что напился у приятеля, но его объяснение после расспросов Камиллы оказывается неубедительным. К тому же Камилле кажется, что Гаспар постоянно думает о некой Анне, знакомом адвокате. Камилла испытывает нешуточную ревность, чего он и добивался. Он выдумывает, что ему якобы нужно на два дня уехать в Париж по делу о наследстве. Камилла уверена, что это лишь предлог для приятной поездки туда с Анной. Неожиданно она решает проводить Гаспара на вокзал, чтобы развеять свои подозрения. Гаспар, совсем не собиравшийся ехать в Париж, тем более с Анной, вынужден сесть в поезд, доехать до ближайшей станции и торчать там целый день. Гаспар считал, что, вернувшись, найдет Камиллу освободившейся от ревности. Однако все оказалось гораздо хуже. Камилла ушла от него вместе с детьми, оставив на столе записку: «Гаспар, я ухожу от тебя, поскольку поняла тебя. Покидаю тебя из любви, ради того, чтобы наши чувства никогда не обратились в привычку. Покидаю тебя, как не досматривают кинофильм, лишь бы не видеть смерти героев. Покидаю тебя, ибо Ромео и Джульетте не суждено дожить до серебряной свадьбы… Гаспар, мы не состаримся». Камилла поняла его, но, в отличие от него, отважилась прожить до конца его мечту. Этот уход сохранял в неприкосновенности их историю.

В отчаянии Гаспар думает, что этот уход — только хитрый ход жены. Однако он не находит вещей ни жены, ни детей, даже игрушек — ничего. Значит, все обстоит как нельзя серьезно. От соседей он узнает, что его жена перебралась к своей престарелой матери. Гаспар тотчас отправляется туда. При встрече Камилла объясняет ему, что жизнь с ним стала невыносимой и что она никогда к нему не вернется. Долгое отсутствие вестей о муже тревожит ее, ибо она все еще любит его. И вот она узнает, что Гаспар смертельно болен. Это побуждает ее после многих месяцев отсутствия вернуться в их дом. У Гаспара на самом деле лейкемия. Это приводит Камиллу в отчаяние. А у него на уме то же самое. Он сомневается, заладится ли у него вопреки всему жизнь с Камиллой. Но, с другой стороны, сама мысль, что в нем поселилась смерть, пьянит его. Ведь наконец он будет жить с Камиллой так, словно каждый час может оказаться последним, не разыгрывая для этого ничего. Гаспар знает о приближающейся смерти. Вместе с соседом, Альфонсом, он предпринимает меры, чтобы и после его ухода жена оставалась возлюбленной. Последние две недели его жизни проникнуты пылким единением с Камиллой. «Не покидай меня», — таковы его слова перед смертью.

Просидев долгое время у постели умершего мужа, Камилла выходит в сад. Вернувшись домой, она видит, что ее мертвый муж облачен в свадебный костюм. Камиллу охватывает жуть, она спрашивает себя, а не игра ли сама эта смерть, не очередная ли стратагема? Но нет, это дочери переодели отца. Спустя несколько дней Камилла поражена, слыша по телефону голос своего мужа, который говорит: «Дорогая, приходи завтра утром в десять к водопаду в лесу. Ты найдешь свидетельство того, что я все еще жив. Я люблю тебя». Камилла никак не может прийти в себя. Она то и дело прослушивает запись телефонного звонка. Это его голос. Действительно ли он жив? Камиллу обуревает смятение, в котором смешаны радость и горе. Она скрывает от детей это сообщение на автоответчике. Она мучается вопросом, как муж сумел разыграть свою смерть. Она начинает верить, что он жив. В назначенный час она отправляется на свидание. Там она встречает обеих дочерей, получивших письмо от отца, где тот просит их прийти в определенный день в условленное место, не уведомляя об этом мать. Когда улеглось волнение, Камилла понимает, что имел в виду Гаспар, говоря, что будет продолжать жить. Затем она получает открытку от Гаспара, на сей раз в конверте страхового общества. Лишь позже до нее доходит, что посылкой писем, как это было некогда с любовными посланиями, он хотел поддержать в ней страсть. Итак, теперь она каждый день с нетерпением открывает свой почтовый ящик — до того самого дня, пока не получает пакет с видеокассетой. Там он объясняет ей, почему затеял все это и задействовал столько стратагем. Он говорит о своем честолюбивом замысле совершить нечто значительное и о своем крахе. Он убедился, что в свои 45 лет так и не приблизился ни к Шекспиру, ни к Бетховену, ни к Ганди. Поэтому и поставил перед собой цель сотворить из собственного брака произведение искусства. Это его последняя весточка. Он просит ее подойти к экрану и поцеловать его. Позже сознается и сосед, Альфонс, как он ради своего друга Гаспара взялся исполнять его желания. А Камилла? Опечаленная, она решает записать свою историю, чтобы поведать ее остальным супружеским парам.

Гаспар посредством всякий раз новой стратагемы добивается одной цели — предотвратить сползание брака к чему-то обыденному и оживить сильные чувства, свойственные молодым годам. Ввиду единой цели все стратагемы оказываются сцепленными друг с другом. После краха, а значит, завершения одной, Гаспар без всякой связи прибегает к другой. Подобно сменяющим друг друга стратагемам Цезаря против Астерикса (см. 35.13), следующие друг за другом стратагемы Гаспара также не дополняют искусно друг друга, когда несколько подготовительных стратагем в итоге способствуют осуществлению основной стратагемы. По сравнению с китайским использованием стратагемы цепи усилия француза по нанизыванию стратагем выглядят беспомощными. Возможно, Зебра оказался бы более удачливым, если бы имел перед собой французский перевод 36 стратагем!

 

35.15. Мальчики с именами девочек

Поскольку дьявол (или злой дух) достойными своих происков считает лишь мальчиков, а па девочек не обращает внимания, то сообразительный китаец старается перехитрить глупого дьявола. Он украшает мальчиков серьгами и иными женскими побрякушками, даже дает им девичьи имена; и тогда дьявол должен принять столь дорогого его сердцу юношу за никчемную девчонку. И юноша тем самым будет спасен.

Данное описание отца Карла Марии Босслета (Bosslet) из его книги Китайское девичье зерцало («Chinesischer Frauenspiegel») (Ольденбург, 1927, с. 105) в июле 1998 г. я показал Гуй Цяньюаню, профессору Шанхайского института иностранных языков. Он вспомнил, как в юности, еще до создания КНР, слышал о подобных обычаях. Если китайский мальчик часто болел, случалось, что его суеверные родители ходили к предсказателю или шаманке, которые советовали дать мальчику новое, девичье имя. Для полного успеха мальчика даже наряжали в девичье платье и соответствующим образом подстригали. Ведь частую хворь и слабость мальчика объясняли тем, что он понравился какой-либо волшебнице или дьяволице и та собирается его забрать к себе. Девичье имя и девичье облачение (стратагема 21), остудив пыл (с. 19) неземной женщины, которая, как считалось, интересуется исключительно мужским полом, должны были помочь юноше избежать грозящей ему опасности (с. 21).

 

35.16. Расстроенный брак по расчету

Мать, Филаминта, хочет выдать замуж свою младшую дочь Генриетту за остроумца [ «латиниста и заодно поэта»] Триссотена. Однако дочери милее ее возлюбленный Клитандр. Отец, Кризаль, одобряет выбор дочки. Но мать уже пригласила нотариуса для заключения брачного договора. Присутствуют все: отец с Генриеттой и Клитандром, мать с Триссотеном [и каждый из супругов просит занести в договор своего жениха]. Возникает неразбериха. Нотариус: «Целых два! Но как с законом быть?.. Согласитесь же во мнениях своих, чтоб знал я в точности, какой из двух — жених». Тут появляется Арист, дядюшка Генриетты и брат Кризаля. Он сообщает, что принес два письма с плохими новостями. В одном стряпчий Филаминты сообщает, что она проиграла процесс и суд приговорил ее к оплате суммы в 40 000 экю. Из другого письма Кризаль узнает, что два его приятеля, которым он доверил свое состояние, обанкротились. После таких горестных сообщений Триссотен спешно заявляет, что ввиду чинимых браку препятствий неволить сердце невесты не будет, и уходит. Клитандр же от своих намерений не отступает. И тогда Арист открывается: «Вас всех смутил сейчас я ложными вестями. То был лишь вымысел, обдуманный расчет, который, я считал, вас к счастью приведет. Хотел я показать сестре моей наглядно, какой ее мудрец до денег падкий, жадный». Аристова стратагема цепи в комедии Мольера Les femmes savantes (Ученые женщины: [Мольер. Полное собрание сочинений в 3 тт., т. 3- Пер. М. Тумповской. М.: Искусство, 1987]) состоит из одного, но в стратагемном отношении многоцелевого действия, а именно в подаче двух подложных писем (стратагема создателя 7). Тем самым он вспугивает затаившуюся в траве змею (стратагема 15) и выводит остроумца, единственно желавшего заполучить деньги родителей невесты, на чистую воду. Триссотена лишают оснований для женитьбы (стратагема 19), и он ретируется. Одновременно становится очевидной настоящая любовь Клитандра к Генриетте. Генриетта и Клитандр добиваются своей цели.

 

35.17. Ранение головы как шаг к завоеванию доверия

В 1948 г., когда еще шла гражданская война (1945–1949) между гоминьдановским правительством и Коммунистической партией Китая (КПК), на студенческой сходке в университете г. Чунции удалось разоблачить правительственного шпика. Тот сразу же бежал из помещения, где размещался секретариат. Студенты стали преследовать его. Неожиданно падает от удара камнем в голову чуть было не догнавший соглядатая Ли Цзиган. Кровь залила ему лицо. Свидетелем происшедшего стал Чэнь Сунлинь. Этот бывший заводской рабочий по поручению подпольной ячейки КПК содержал книжную лавку. Каждый понедельник, как и в тот день, она была закрыта. Чэнь Сунлинь отправлялся в чунцинский университет для передачи сотрудничавшему, как и он, с находившейся в подполье КПК студенту Хуа Вэю запрещенных листовок. Торговля книгами на самом деле служила прикрытием для встречи членов КПК. Раненый студент Ли Цзиган состоял главным редактором считавшейся прогрессивной газеты Комета («Хузйсин бао»). Случайно он с недавних пор живет в помещении с двадцатью двухъярусными кроватями, где обитает и Хуа Вэй. Ненароком Чэнь Сунлинь встречает окровавленного Ли Цзигана в общежитии у Хуа Вэя. Случившееся вызывает у Чэнь Сунлиня доверие к Ли Цзигану. При очередном посещении общежития он вступает в разговор с Ли Цзиганом и замечает у него в кармане пиджака оттиск запрещенной коммунистической подпольной газеты Вперед («Тинцзинь бао»). Вскоре у Ли Цзигана в общежитии поселяется его безработный двоюродный брат [Чжэн Кэчан], которого заприметил у себя в лавке Чэнь Сунлинь, где он целыми часами читал книги, но не покупал их, не имея на это денег. Чэнь Сунлинь подружился с обоими братьями. Однажды Чжэн Кэчан продал свое пальто и отдал деньги Чэнь Сунлиню на создание прогрессивного литературного журнала. Затем он и сам втягивается в торговлю книгами, помогая Сунлиню.

В шестой главе романа Красный утес [ «Хун янь», 1961] Ло Гуанбиня [1924–1967] и Ян Ияня [род. 1925] (китайское издание — Пекин, 1965, немецкое издание — Пекин, 1972) неожиданно меняются декорации. В здании тайной службы министерства обороны появляется Ли Цзиган со своим «двоюродным братом» для беседы с генерал-майором от инфантерии Сюй Пэнфэем. Выясняется, что оба юноши являются соглядатаями гоминьдановского правительства. Ли Цзигану поручено следить за революционным студенческим движением в чунцинском университете. Ему показался подозрительным Хуа Вэй. По приказу своего начальника Ли Цзиган проникает в комнату к Хуа Вэю, где находит свидетельства связи Хуа Вэя с деятельностью Чэнь Сунлиня. Происшествие с бежавшим шпиком и последующим ранением Ли Цзигана было разыграно. Ли Цзиган «воспользовался стратагемой нанесения себе увечья для завоевания доверия подпольной партии», говорится в романе. При обсуждении подробностей предстоящего задержания раскрытой благодаря стараниям Ли Цзигана и его «двоюродного брата» ячейки КПК было решено арестовать и Чжэн Кэчана, чтобы тот и в заключении мог следить за коммунистами-сокамерниками. «Итак, «стратагема нанесения себе увечья, — говорит Сюй Пэнфэн, — пригодилась и для повторного использования».

Оба соглядатая, из которых один бросил камень в голову другого, осуществили стратагему нанесения себе увечья, которая в данном случае носит смешанный характер. С одной стороны, она служит для утаивания (соглядатайство Ли Цзигана достоверно скрывается) и, соответственно, для притворства (Ли Цзиган предстает крайне мужественным оппозиционером). С другой стороны, стратагема 34 выступает и в качестве информационной стратагемы: своим ранением Ли Цзиган выманивает из зарослей коммунистических «змей», доверчиво приблизившихся к нему. Таким образом, Ли Цзиган благодаря стратагеме 34 получает сведения, до которых иначе он бы не добрался.

 

35.18. Право человека, которого страшатся на Западе

«Насколько переплетены между собой различные культуры и как зависят друг от друга самые непримиримые правительства, сумел показать своим западным гостям китайский председатель Госсовета Ли Пэн одним-единственным вопросом. По долгу службы министр защиты окружающей среды и охраны природы [1994–1998] Германии Клаус Тёпфер (Töpfer), будучи в апреле 1992 г. с визитом в Пекине как посредник между Севером и Югом накануне конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро, говорил о необходимости Срединного государства соблюдать права человека. «Подобные права можно было бы уже предоставить своему народу, — ответил китайский стратег власти. — Но готова ли Германия ежегодно принимать 10–15 миллионов китайцев и заботиться о них?» Неожиданный ответ лишил дара речи проповедника западной демократии. Этот «невероятный цинизм», вспоминает Тёпфер, его просто обескуражил» (Ганс-Петер Мартин (Martin), Харальд Шуман (Schumann). Враги мы сами. Шпигель. Гамбург, № 2, 1993, с. 103).

На самом деле ответ Ли Пэна не имеет ничего общего с цинизмом. Ли Пэн прибегает не к цинизму, а к хитрости. Разбирая его ответ посредством китайского списка из 36 стратагем, выясняется, что китайский председатель Госсовета обезоружил своего европейского собеседника с помощью стратагемы 35, иначе говоря, стратагемы цепи, причем здесь выхвачены две соединенные Ли Пэном друг с другом стратагемы. Вначале Ли Пэн прибег к стратагеме 2, то есть стратагеме ахиллесовой пяты. Ли Пэн из многочисленных, провозглашенных во Всеобщей декларации прав человека 1948 года взял право, которое более всего неудобно для западного собеседника, а именно право человека на свободу местожительства. Статья 13.1 Всеобщей декларации прав человека [ВДПЧ] от 10.12.1948 г. гласит: «Каждый человек [ «человек», а не «подданный»] имеет право свободно передвигаться и выбирать себе местожительство в пределах каждого государства» (исходный английский текст: «Everyone has the right to freedom of movement and residence within the borders of each [sic!] state»). Статья 13.1 Всеобщей декларации прав человека распространяется и на иностранцев. В свое время Египет и Куба при ратификации статьи 13-1 предлагали ограничить право свободно передвигаться и выбирать себе местожительство подданными своих стран. Но подобное предложение было отклонено (Неемия Робинсон (Robinson). Всеобщая декларация прав человека («Universal Declaration of Human Rights»). Нью-Йорк, 1958, с. 119). Так что, согласно статье 13-1 Всеобщей декларации прав человека, каждый человек в каждом государстве, куда бы он ни прибыл, имеет право на местожительство.

Подспудным указанием на статью 13.1 Всеобщей декларации прав человека китайский собеседник угодил в самое уязвимое место своего европейского оппонента. Ничего так не боятся западные политики, как буквального исполнения статьи 13.1 Всеобщей декларации прав человека. Посредством нелегальных перевозчиков, берущих за человека до 35 тысяч американских долларов, десятки тысяч китайцев перебрались в Европу и США, где они, большей частью внутри китайских общин, нелегально живут и работают в зачастую далеких от человеческих условиях. Целью этих китайцев, число которых в мире пошло уже на миллионы, является не жажда демократии и политической свободы, а единственно, как меня заверяли китайские собеседники, желание заработать и экономически преуспеть, чего им не достичь в КНР. Они любят блеск доллара, а не вкус свободы. Стоит им попасться, как они выдают себя за «лиц, преследуемых по политическим мотивам».

Вникая в притягательную силу прав человека для китайцев, на примере подобных «экономических беженцев» мы видим, что для них, наряду с правом человека на свободу местожительства, на передний план выдвигается также право человека на развитие. Впервые право на развитие было подтверждено в Декларации о праве на развитие, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 4 декабря 1986 г. 146 голосами при 1 против (США) и 8 воздержавшихся (среди которых и Германия). Это право гласит: «Человек является основным субъектом процесса развития и должен быть активным участником и бенефициарием права на развитие» (ст. 2.1). Есть основания полагать, что свобода местожительства (ВДПЧ, ст. 13.1) и свобода экономического развития для очень многих китайцев — и людей из других стран Юга — представляют большую ценность по сравнению с другими правами человека. Опираясь на право человека на развитие и право человека на свободу местожительства, Китай мог бы изменить состав населения многих стран Запада. «Крупнейшая иммиграционная держава в мире, США занимает равную с Китаем площадь, но располагает населением всего чуть более 200 млн человек [по сравнению с 1,2-миллиардным населением Китайской Народной Республики], и плотность населения составляет лишь одну пятую от китайской. Стоит 200 млн жителей Китая перебраться в США, и что станет тогда с превосходством США» (Хао Цзайцзинь. Эмигранты переполняют мир. Пекин, 1994, с. 246). А если еще в четыре крупнейшие державы Евросоюза (Францию, Англию, Италию и Германию) переселится по 50 млн китайцев, то и тогда в Китае останется свыше полумиллиарда жителей, но зато существенно облегчилась бы тяжкая внутренняя задача, а именно перенаселение. Мир, однако, выглядел бы совершенно иначе — и все это благодаря последовательному проведению в жизнь двух общепризнанных прав человека!

Со стратагемой 2 из китайского списка китайский собеседник связал стратагему 19: вытаскивание хвороста из-под очага. Ответ Ли Пэна оказался той иголкой, что спустила воздух из тёпферского шара с надписью «права человека». Этот ответ подействовал так, что убрал ветер из-под немецкого паруса с названием «права человека». Вот вам итог столкновения западной глухоты к хитрости с китайской сноровкой в управлении с хитростью: европейский собеседник промахнулся, куда метил, тогда как его китайский визави без труда достиг своей цели, а именно быстрее отделаться от надоевшего вопроса по правам человека.

Реакция господина Тёпфера, особенно занесение им ответа Ли Пэна в разряд «цинизма», наглядно показывает, насколько западный собеседник со своим сугубо юридическим представлением неспособен в политической беседе заранее и, соответственно, верно оценить поведение китайской стороны. Недостаточность сугубо юридического, да еще невосприимчивого к хитрости взгляда тогдашнего министра проявилась в его неготовности рассматривать проблематику прав человека не только чисто юридически и чисто политически, но и стратагемно. Наряду с чисто юридическим или чисто политическим взглядом истинный знаток перед тем, как вступать в разговор с китайцами, должен вовремя произвести стратагемный разбор по меньшей мере щекотливых вопросов.

Раз уж мы затронули стратагемные приемы, с помощью которых Ли Пэну удалось выбить из колеи и лишить дара речи расторопного Клауса Тёпфера, то здесь можно написать целый «стратагемный роман» («strategemic fiction»). Из огромного числа соответствующих западных высказываний Китай мог бы, выбрав отдельные места, составить приведенные ниже два текста (см. 35.19, 35.20). Эти тексты Китай мог бы предоставить Генеральной Ассамблее ООН и утвердить в качестве резолюций ООН, естественно, при солидном перевесе голосов. Ведь причисляемые Китаем к «третьему миру» «более чем 120 стран Азии, Африки и Латинской Америки» (заглавное слово «Различие трех миров». Словарь по научной выработке решений. Пекин, 1995, с. 534), которые только бы выиграли от обеих резолюций и число которых преобладает на Генеральной Ассамблее ООН, несомненно, поддержали бы оба предложения. Одним ударом Китай мог бы убить нескольких зайцев.

Прежде всего, своим требованием свободного перемещения граждан по всему миру и утверждения всемирной демократии Китай угодил бы в ахиллесову пяту западных стран (стратагема 2). Именно требование по созданию демократической мировой республики затронуло бы самое уязвимое место значительной части западного общества, поскольку осуществление подобного замысла ужало бы Запад в мировых масштабах до уровня меньшинства, над которым прочно удерживало бы верх незападное большинство. Уже, похоже, и «имперской Америке» (Эрик Израелевич (Izraelewicz). «Север-Юг, Восток-Запад, вновь воздвигаются стены». Le Monde. Париж, 2.09.1998, с. 13) мерещится призрак мирового правительства ООН: «В республиканской партии [США] широко бытует мнение, что большинство стран — участниц ООН стремятся лишить США положения сверхдержавы и образовать своего рода мировое правительство» (Berktingske Tidende. Копенгаген, 2.08.1999, с. 27). И в Германии Юрген Хабермас выступает за «мировую внутреннюю политику» («Против выхолащивания политики: Юрген Хабермас исследует послегосударственное (postnationale) положение». Новая цюрихская газета, 6.10.1998, с. 18; Ален Цукер (Alain Zucker). «Огораживание капитализма: Юрген Хабермас вмешивается в спор относительно глобализации». Вельтвохе. Цюрих, 11.02.1999, с. 27). Неудивительно, что западное понимание демократии предстает крайне размытым, стоит только выйти за узкие государственные (nationale) рамки. Типичным для такого состояния дел является ответ бывшего шведского премьер-министра Ингвара Карлссона (Carlsson), председателя созданной главным образом при содействии Запада комиссии, которая в начале 90-х годов занималась выработкой предложений по реформированию ООН. В одном интервью он сказал, что будущее мировое правительство должно строиться «на демократической основе», однако на вопрос, как он это себе конкретно представляет, он дал совершенно беспомощный ответ: «Центральное место отводится неправительственным организациям (НПО). Мировая политика более не может быть отдана на откуп правительствам и парламентам» («Ингвар Карлссон видит ООН в качестве будущего мирового правительства»: [основанная в 1850 г. либеральная ежедневная газета] Der Bund. Берн, 1.05.1993, с. 5). Посредством вызванных к жизни главным образом Западом НПО, иначе говоря, частных объединений, которые никоим образом не подвластны демократическим народам, а их «власть не обусловлена никакими выборами» (Томас Фишерманн (Fischermann), Уве Ян Хойзер (Heuser). «Как мы управляем миром?». Цайт. Гамбург, 29.07.1999, с. 37), предстоит ввести мировую демократию! И «Лиссабонская группа», уповающая на «глобальное гражданское общество» (Лиссабонская группа. Пределы конкуренции: глобализация экономики и будущее человечества. Мюнхен, 1997, с. 187, 190), на «просвещенную элиту» (указ, соч., с. 190) и «города» (там же), избегает слов вроде «мировые выборы» и «мировая демократия», как и Осип Курт Флехтгейм (Flechtheim) (Можно ли еще спасти будущее: всемирная федерация — третий путь в 21 век («Ist die Zukunft noch zu retten?: Weltföderation — der dritte weg ins 21. Jahrhundert», 1987). Франкфурт-на-Майне, 1995). А если и упоминается вскользь мировое правительство, то лишь для того, чтобы его тут же обозвать «недееспособным» (Ульрих Эрнст (Ernst). «Глобализация во Всемирной Паутине: власть по ту сторону национального государства». Новая цюрихская газета, 4.06.1999, с. 59) или «утопией» (Томас Фишерманн (Fischermann), Уве Ян Хойзер (Heuser), там же) либо, кратко, без всяких умственных усилий показав путь в будущее, констатировать его нынешнее отсутствие («Во имя глобального ответственного сообщества: накануне всемирного экономического форума в Давосе президент Германии Герцог предлагает восемь правил для плодотворной мировой внутренней политики/полный текст». Франкфуртер альгемайне цайтунг, 29.01.1999, с. 8).

В отношении глобального защитного пояса из уст вполне компетентных западных лиц раздаются, впрочем, в основном слова, похоже, вдохновленные старонемецким вождизмом и ограничивающиеся американским мировым лидерством (см., например, Роберт Каган (Kagan). «Удача для мира: лишь гегемония Америки обеспечит минимум стабильности». Цайт. Гамбург, 9.07.1998, с. 11 и след.).

Поэтому вполне возможно, что нынешний натиск Запада на Китай по поводу демократии и прав человека после двух резолюций ООН захлебнулся бы (стратагема 19). И тогда уже Китай и страны третьего мира стали бы наседать на Запад, а не наоборот (стратагема 30). Несомненно, кто-то на Западе горестно всплеснет руками, вспомнив строки из [драмы «Дантон»] Георга Бюхнера (1813–1817): «Последуйте за своими лозунгами до конца, до того момента, когда они воплощаются в жизнь. Оглянитесь кругом — все это вы говорили. Все это — мимическое воплощение ваших слов» [Бюхнер. Пьесы. Проза. Письма. Пер. А. Карельского. М.: Искусство, 1972, с. 124], а также Поля Валери (1871–1945) [из его эссе «Кризис духа», письмо второе]: «Nous avons étourdiment rendu les forces proportionnelles aux masses» («Мы безрассудно предоставили массам пропорциональное представительство»: Paul Valéry. Œuvres I. Париж, Gallimard, 1957, с. 998). Правда, некоторые круги на Западе согласятся с обеими резолюциями, что вызовет ожесточенное сопротивление (стратагема 33), создав положение, благоприятное для использования стратагемы 20. А в случае, если западные страны неожиданно одобрят обе резолюции и начнут проводить их в жизнь, то центр тяжести мировой политики тотчас в значительной мере и надолго переместится в Китай и на Юг, а Запад окажется на обочине, поверженный собственным же оружием — демократией и правами человека (стратагемы 12 и 30).

 

35.19. [Воображаемая] резолюция ООН по поводу «открытого мира для свободных людей»

Генеральная Ассамблея,

принимая во внимание, что «мы, люди, являемся 5 млрд иммигрантов» (Андре Лангане (Langaney), специалист в области популяционной генетики, заведующий Лабораторией биологической антропологии в Парижском музее человека и профессор Женевского университета: Вельтвохе. Цюрих, 29.10.1992, с. 67), что «все мы пришлый люд (Fremde)» (Новая цюрихская газета, 4.02.1998, с. 43), что «все мы всюду иностранцы» (Zeitmagazin. Гамбург, 2.04.1993, с. 44) и что наша «родина — земной шар» (Уве Ян Хойзер). «Колесо истории». Цайт. Гамбург, 14.05.1998, с. 1);

принимая во внимание утверждения: «нет ничего, что находилось бы вне сферы происходящих событий. Мир замкнулся. Земной шар стал единым» ([Карл Ясперс. «Истоки истории и ее цель» (1948), вторая часть «Настоящее и будущее», II. «Ситуация в современном мире»: К. Ясперс. Смысл и назначение истории. Пер. с нем. М. Левиной. М.: Политиздат, 1991, с. 141;]. Карл Ясперс (1883–1969), Хайнер Билефельд (Bielefeldt). «Права человека согласно ООН: колониализм в облачении гуманизма?». Стефан Бацли (Batzli) и др. Облик человека, права человека: ислам и Запад: столкновение культур («Menschenbilder, Menschenrechte: Islam und Okzident: Kulturen im Konflikt»). Цюрих, 1994, с. 44);

памятуя, что писал немецкий философ Гегель (1770–1831): «Значение человека в том, что он человек, а не в том, что он еврей, католик, протестант, итальянец и т. д. Это сознание… бесконечно важно…» [ «Философия права», § 209В «Отправление правосудия»: Гегель. «Философия права». М.: Мысль, 1990, с. 246]; и что уже первый космополит мировой истории Гиппий [из Элиды] «провозгласил: «Мужи, собравшиеся здесь!.. вы все тут родственники, свойственники и сограждане — по природе, а не по закону» [Платон. Протагор, 337d. Пер. Вл. Соловьева: Платон. Собрание сочинений, т. 1. М.: Мысль, 1990]» (Андреа Кёлер (Köhler), «Глобализация с космополитической целью: устарела ли идея космополитизма?». Новая цюрихская газета, 9— 10.08.1997, с. 39);

ссылаясь на утверждение христианского учения о том, что «природа объединяет, [а] не разъединяет людей» ([Бартоломе де Лас Касас (1474–1566), прозванный Карлом V «защитником индейцев», первый] епископ Чьяпаса [Мексика] на диспуте 1550 г. в Вальядолиде [устроенном императором Римской Священной империи Карлом V по поводу того, считать ли туземцев цивилизованным народом, достойным человеческого обращения и души которого можно обратить на путь христианского спасения]: «Призрачная победа Шейлока, обсуждение книги Потерянное человечество («L'humanité perdue», 1997)) Алёна Финкелькраута (Finkielkraut)». Der Bund. Берн, 2.05.1998, с. 5); что «все люди чада божьи» (перевод из статьи «Comme prévu, le Vatican a blanchi le pape Pie XII [1876–1958]» («Как и ожидалось, Ватикан оправдал папу Пия XII»): 24 Heures. Женева, 17.03.1998, с. 4); что Библия христиан утверждает: «Нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал 3:28); и что христианское представление о единстве человеческой расы чудесно выражено в следующих строках:

«О если б образ наш святой

Любой в любом берег [в оригинале: в язычнике, иудее либо турке]!

Где Мир, Терпимость и Любовь —

Там, собственно, и бог!».

(Уильям Блейк (1757–1827) [цикл «Песни Невинности и Опыта», стихотворение «Святой образ», последнее четверостишие. Пер. С. Степанова]. Новая цюрихская газета, 29.04.1997, с. 47)

соглашаясь с представлением о том, что «все люди в мире, как выразился Эразм Роттердамский [1469–1536] — это «cives totius mundi»», что «мы имеем гражданские права повсюду в мире» (Изо Камартен (Camartin). «Гражданин в музее: об опыте инакового». Новая цюрихская газета, 2.08.1994, с. 37);

руководствуясь девизом французского писателя, гуманиста и космополита Ромена Роллана (1866–1944), яростного противника всякой «ложной идеализации отчизны»: «Государство еще не отчизна… Моя отчизна — великое сообщество людей» («Совесть Европы: к 50-летию смерти Ромена Роллана». Новая цюрихская газета, 30.12.1994, с. 37); и установив, что «фашист — человек, который проводит различия между людьми» (Эрвин Лайзер (Leiser): Велътвохе. Цюрих, 24.02.1994, с. 83);

с удовлетворением принимая к сведению следующие высказывания:

«представление о управляемости перемещениями населения следует оставить. Страны должны стать культурными тиглями» (Филипп Буа (Bois) [1942–1991], профессор факультета права и экономических наук университета Невшателя [административного центра одноименного кантона]: Цайт. Гамбург, 7.10.1988, С. 18);

«Нынешний человек» начинает «освобождаться от своей географической и исторической привязанности, чтобы ничем не обременять себя» («Ален Финкелькраут» и утрата человечности: катастрофический итог столетия». Bücherpick. Цюрих, апрель 1998, с. 15);

«Цель не должна находиться в твердыне Европе, напротив, необходима обращенная к мировому рынку политика открытого общества» (д-р Юрген Штрубе (Strube), председатель правления германского химического концерна «Басф» (BASF), глава Союза химической промышленности: Институт Вальтера Ойкена (Ред.), Годовой отчет за 1996 г., с. 4);

«Перестанем быть косными. Нам не надо бояться влияния чужих культур» («Нет, я не боюсь чужой культуры»: беседа с известным политиком в области культуры Жаком Лангом (Lang) о ЕЭС, Америке и старых предрассудках». Велътвохе. Цюрих, 4.06.1992, с. 53);

«Инобытие» — благо и способствует процветанию и обогащению нашей страны идеями. Поэтому инобытия нядо не страшиться, а приветствовать его» (Роберт Б. Гольдман (Goldmann), [в 1980–1986] глава [основанной в 1913 г. ] американо-еврейской лиги по борьбе с клеветой [на евреев (Anti-Defamation League — ADL); председательствует с 1987 г. Абрахам Фоксман (Foxman, род. 1940)], «Видеть в инобытии положительную альтернативу». Allgemeine Jüdische Wochenzeitung. Бонн, 25.06.1992, с. 15);

«[Странам] не надо возвращаться к этнически определяемой самоидентификации (Selbstverständnis)» (Юрген Хабермас. «Твердыня Европа и новая Германия». Цайт. Гамбург, 28.05.1993, с. 3);

«Вырисовывающееся будущее, похоже, всерьез воспримет слова о том, что появляющиеся на свет дети появляются для всего света. Права человека… не замечают границ» (Гуго Лёчер (Lötscher). «Патриотизм как добродетель». Новая цюрихская газета, 11.11.1996, с. 19);

«Люди [должны] опять жить на земле, а не в государствах. Проще говоря, в мире с границами вскоре будет невозможно проведение Олимпийских игр» (Петер Бихсель (Bichsel): Beobachter. Цюрих, № 24, 1992, с. 41);

«Никакая страна не принадлежит одному народу, она принадлежит людям, которые живут там и мирно трудятся…» (Ганс Кон (Kohn), пражский историк [точнее, американский историк чешского происхождения]. «Сионизм: пламенные сердца». Шпигель. Гамбург, № 28, 1997, с. 133);

«Наибольшее счастье для наибольшего числа людей дается лишь открытостью» (Фриц Болькештайн (Bolkestein)), председатель Народной партии за свободу и демократию (Нидерланды), комиссар ЕС по валютным и экономическим вопросам: Новая цюрихская газета, 4.05.1998, с. 7);

указывая на то, что «национальная (völkisch) идентичность неизменно дается лишь проведением четкой границы между собой и другими и собственной однородностью, получаемой исключением чужих» (Дитер Оберндёрфер (Oberndörfer). «Националистическое (völkisch) мышление». Цайт. Гамбург, июнь, 1994), и сожалея, что «народы цепляются за унаследованную идентичность, несовместимую более с новыми требованиями» (Чарльз Тейлор (Taylor). «Будущее демократии: венская встреча». Новая цюрихская газета, 17.06.1997, с. 45);

вместе с бывшим французским президентом Франсуа Миттераном (1916–1996) отвергая понятие культурной идентичности, «которая — при ее злоупотреблении — ведет к расизму, оголтелому национализму и воинственной ненависти», и вместе с Миттераном выступая за всемирное «смешение культур» («métissage des cultures»: «Мировая академия культур: Эли Визель (Wiesel) как президент Миттерановой республики ученых в Париже». Новая цюрихская газета, 1.02.1993, с. 17) и за «смешение народов» (Михаэль Вольфсон (Wolffsohn). «Германия уже давно является многонациональным государством». Бильд. Гамбург, 5.08.1996, с. 2);

подчеркивая, что «территория, на которой действуют права человека, не ограничивается пределами национального государства» (Вольфганг Керстинг (Kersting), «Всеобщий мир и демократический разум: 200 лет назад появился трактат Иммануила Канта [1724–1804] К вечному миру». Новая цюрихская газета, 30.09—1.10.1995, с. 69); что «понятие прав человека… подразумевает равноправие всех в мире» (Хайнер Билефельд, указ. соч., с. 48); что «гражданские права и гражданское общество лишь в том случае обретают полноту, когда становятся всемирными правами и всемирным гражданским обществом» («Ральф Дарендорф (Dahrendorf). «Свобода и принадлежность: перемены на Востоке и на Западе». Новая цюрихская газета, 15–16.02.1992, с. 69); что «права человека не ограничены повсюду, всегда и для всех людей»; что, в частности, «индивидуальные права человека по определению носят всеобщий характер, не знают исключений [и] относятся к каждому человеку, и каждый может на них сослаться» (Йорг Фиш (Fisch), ординарный профессор всеобщей новейшей истории в Цюрихском университете, «Последний оплот дискриминации: несовместимость гражданского общества и естественно-правового (naturrechtlich) равенства». Новая цюрихская газета, 13–14.12.1997, с. 17); что верны слова: «Human rights have no borders» («права человека не знают границ»: Эмнести Интернэшнл [Ред.]. Беженцы: права человека не знают границ («Refugees: Human rights have no borders»). Лондон, 1997); что это, в частности, верно и для записанного в статье 13.1 Всеобщей декларации прав человека на свободу местожительства, «по сути вненационального» (Флориан Коулмас (Coulmas), Юдит Штальперс (Stalpers). Новая Азия: Материк обретает себя («Das neue Asien: ein Kontinent findet zu sich selbst»). Цюрих, 1998, с. 159);

считая, что «космополит (гражданин мира) не испытывает более никакой особой привязанности к какому-то определенному сообществу и селится там, где сможет воспользоваться наибольшими привилегиями» (Вальтер Резе-Шефер (Reese-Schäfer), приводит Андреа Кёлер, там же); что «Открытость мира и самоопределение… составляют существо космополитического существования» (Андреа Кёлер, там же) и что все человечество должно стать одной «безгосударственной общностью» («Иов и судьба еврейского народа». Новая цюрихская газета, 14.08.1997, с. 43), состоящей из человеческих существ, которым определено «to share this planet with you and all others as brothers and sisters» (Обращение к Конгрессу США: «Мирный план из пяти пунктов по Тибету» Его Святейшества Далай-ламы. Вашингтон, O.K., 21.09.1987);

принимая во внимание, что «понятие родины является отвлеченным, своего рода пережитком, ошибкой [ибо] везде, где находится человек, находится и его родина» (слова Анри Дюна-на (Dunant, 1828–1910), основателя Красного Креста, «Путешествие во времени к одному памятнику: роман Эвелин Хаслер (Hasler) об Анри Дюнане». Новая цюрихская газета, ,8.09.1994, с. 47); что «всякий, наделенный чувством собственного достоинства, наделен и родиной» и что «только беспомощные прибегают к чувству родины в качестве опоры» (Пауль Парин (Parin). «Родина, своеобразная пломба». Цайт. Гамбург, 23.12.1994, с. 43); что родина — «всеобщее наваждение» (Адольф Оги (Ogi), президент Швейцарской конфедерации [в 1993 и 2000]: Wir Brückenbauer. Цюрих, 28.07.1993, с. 37);

надеясь, что «в будущем о всяком можно будет сказать: его родиной было не иметь никакой родины» (Христиан Зайлер (Seiler) к 100-летию известного австрийского рассказчика Йо-зефа Рота (Roth). Велътвохе. Цюрих, 1.09.1994, с. 57);

считая, что верны следующие утверждения:

«Тоска по родине… играет опасную роль: старый миф языческого мира, упрямо отгораживающийся от неумолимого бега времени, привносится в современность. На самом деле более всего беспомощно цепляются за него те, кто чаще всего пытается удержать его или замкнуться в нем. В этом бушующем мире есть лишь один способ вновь обрести спокойствие и уверенность: открытость ветру перемен» (Христиан Лутц (Lutz), директор Института Готлиба Дутвайлера по прогнозированию. «Тоска по родине». Wir Brückenbauer. Цюрих, 11.01.1995, с. 31);

«Родина — это то, где я живу, учусь, работаю!» («Молодые чужестранцы: наречие плюс внешвейцарские впечатления». Новая цюрихская газета, 21–22.05.1994, с. 23);

«Ubi liber tas, ibi patria [где свобода, там и отчизна]» (Дитер Оберндёрфер: Варнфрид Детлинг (Dettling). «Безмолвная дисциплина». Цайт. Гамбург, 4.11.1994, с. 50);

«Глобализация означает… что группы, страны и культуры, а также индивиды более не могут отгородиться друг от друга… Склонность к индивидуализации [означает] конец коллективной идентичности (Identität)…» (Ульрих Бек (Beck). «Что такое и каковы шансы на «второй модерн»? Беседа с социологом Уль-рихом Беком». Новая цюрихская газета, 20.05.1997, с. 48);

«Мы давно живем в мировом обществе. Представление замкнутых пространств давно является выдумкой. Национальное государство как «политический биотоп (среда обитания)» не имеет будущего» (Ульрих Бек. «Есть ли у него будущее: по поводу тяжкого спора о Европе и глобализации». Цайт. Гамбург, 13.06.1997, с. 3);

«Ни от чего более не укроешься. Демагог тот, кто ныне играет на страхе перед будущим и решительно выступает против открытости и без того открытых границ» (Христоф Найдхард (Neidhard) об исчезновении границ. «Конец географии», передовая статья. Вельтвохе. Цюрих, 21.03.1996, с. 1);

«Твердыня Швейцария» или «твердыня Европа» ввиду многочисленных всемирных связей… оказывается просто выдумкой» (Петер Арбенц (Arbenz), бывший председатель Федерального ведомства (Германия) по делам беженцев (1990–1993), «Миграционная политика с гуманитарным уклоном». Новая цюрихская газета, 15.04.1997, с. 48);

«Германия для немцев — несбыточно» (Ханс Магнус Энценсбергер (Enzensberger). Бильд. Гамбург, 11.06.1993, с. 2);

спрашивая, реалистично ли представление «Европа для европейцев», «Америка для американцев» и т. д.;

указывая на неизбежность перехода к «Европе мулатов» (Ханс Магнус Энценсбергер, там же) и — что еще вероятней — к Европе, Америке, Австралии и т. д. метисов;

учитывая следущие факты:

переселение в XIX в. «крайне разгрузило» Европу — с 1800 по 1914 гг. из Старого Света выехало «60 млн. человек» (Вернер Шпириг (Spirig). «Миграция — известная и ограниченная? Относительность исторического обзора». Новая цюрихская газета, 14.07.1997, с. 25) — переселение в XXI в. крайне разгрузит Юг, который ввиду перенаселенных южных областей оживит «почти необитаемые огромные территории» (Рудольф фон Альбертини (Albertini). «Бурная история переселений народов». Новая цюрихская газета, 4–5.01.1992, с. 16) Севера, основываясь на «праве человека на свободу перемещения» (Отфрид Хёффе (Hoffe). Разум и право: мостки к межкультурному правовому диалогу («Vernunft und Recht: Bausteine zu einem interkulturellen Rechtsdiskurs»). Франкфурт-на-Майне, 1996, с. 248);

«ныне, в обстановке всемирного экономического и культурного переплетения, появляется оптация гражданина мира уже не как возможность развития, а… как необходимость. Действительно: индивиду во многих случаях приходится выходить за узкие рамки своего происхождения, чтобы выжить в будущем» (Карл Отто Хондрих (Hondrich). «Пугающая поездка на незаселенную землю? Об ограниченности наших представлений о будущем». Новая цюрихская газета, 27–28.12.1997, с. 57);

указывая на противоречие того, что «мир становится единым рынком и единым местом торговли», но одновременно растут и укрепляются границы: «между Соединенными Штатами и Мексикой; между средиземноморскими странами Европы и исламским Магрибом [Тунис, Алжир и Марокко]; вдоль линии, где некогда проходил железный занавес…» (Жан-Кристоф Руфен (Rufin) в книге Империя и новые варвары [ «L'Empire et les nouveaux barbares» (1996)]: Тео Зоммер (Sommer). «Будущее пока не вырисовывается». Цайт. Гамбург, 30.12.1994, с. 1; см. также «Сизифов труд на границе Мексики и США: Стальной забор и датчики против нелегальных иммигрантов». Новая цюрихская газета, 8.07.1998, с. 7), и что страны Севера ввиду намечающегося глобального внутреннего рынка, с одной стороны, благословляют «свободный приток капитала, услуг и товаров», а с другой — хотят защититься от свободного потока людей и «закупориться» (Бруно Шлеппи (Schläppi), «Русские идут». Wir Brückenbauer. Цюрих, 16.01.1991, с. 3);

решив преодолеть это противоречие незамедлительным осуществлением права человека на свободу перемещения, «снести межгосударственные границы» (Макс Хоркхаймер: Уве Юстус Венцель (Wenzel), «В чаяниях совершенно иного»: Новая цюрихская газета, 11/12.02.1995, 67) и противодействовать повсюду тем, «кто пламенными речами о расе, народе или религии хочет нас расколоть» (из речи президента США Била Клинтона у Бранденбургских ворот в Берлине: Зюддойче цайтунг. Мюнхен, 13.07.1994, с. 6);

выдвигая требование, чтобы «целью была интеграция, а не разъединение. Лишь те общества сохранят в будущем стабильность, которые проявляют достаточную гибкость для присоединения к себе тех, кто приходит и будет приходить извне в большом количестве» (Уве Везель. «Мы хотим иметь два паспорта: парламент должен, наконец, ввести двойное гражданство». Цайт. Гамбург, 21.11.1997, с. 1);

учитывая утверждение западных националистов, что «ни один из нынешних перечней прав человека не содержит всеобщую свободу перемещения даже в качестве отдаленной цели» (Йорг Фиш. «Последний оплот дискриминации». Новая цюрихская газета, 13–14.12.1997, с. 17); учитывая утверждение приверженцев партикуляризма на Севере, что «человек — коллективное существо [и] живет в коллективах, отличающихся основными чертами друг от друга» (Йорг Фиш, там же), и противопоставляя этим антигуманистам как раз на Севере превозносимое «главенство индивидуальных прав над правами коллективными» (Юрген Хабермас согласно статье Херфрида Мюнклера «Сила свободно изъявленного довода: дискурс как гарантийное письмо этики: Новые изыскания Юргена Хабермаса по политической теории». Цайт. Гамбург, 6.12.1996, с. 24);

памятуя, что «вопрос справедливости [решается] в положении исключенных и поставленных в наихудшее положение» (Райнер Фрост (Frost). «Справедливость как провокация: Джон Роулз (Rawls) ратует за политическую философию без конечных истин». Цайт. Гамбург, 7.05.1998, с. 43) и что таковыми в глобальном масштабе ныне в особенности являются жители Южного полушария;

сожалея, что пока право на свободный въезд в любое государство еще недостаточно обеспечено, что играет на руку занятым нелегальной переправкой людей преступным группировкам и ущемляет человеческое достоинство; считая, что никакое иное индивидуальное право человека не в состоянии создать больше возможностей каждому в отдельности, нежели право человека на свободу перемещения;

при полном согласии с выраженным в песне Джона Ленно-на «Вообрази» («Imagine») желанием:

Imagine theres no country, It isnt hard to do; Nothing to kill or die for… Imagine all the people Sharing all the world…

(Вообрази, что нет государств, / это не такое уж трудное дело; / не за что убивать или умирать… / вообрази, что всем людям / принадлежит весь мир);

призывая все человечество взяться за руки и претворить в жизнь последние строки песни «Вообрази»: «And the world will be as опе»(«и весь мир будет единым»);

торжественно постановляет:

1. Придерживаться дословно текста статьи 13.1 Всеобщей декларации прав человека от 10.12.1948 («Каждый человек имеет право свободно передвигаться и выбирать себе местожительство в пределах каждого государства»), но при этом для внесения полной ясности в текст ст. 13.2 («Каждый человек имеет право покидать любую страну, включая свою собственную, и возвращаться в свою страну») изменить ее следующим образом: «Everyone has the right to leave and to return to any country, including his own» («Каждый человек имеет право покидать и возвращаться в любую страну, включая свою собственную»).

2. Обязать правительства всех государств мира, особенно малонаселенных государств Севера, включая Австралию, в соответствии со статьей 13.1 Всеобщей декларации прав человека в течение года упразднить полностью и окончательно все законоположения по иммиграции, предоставлению жительства и убежища, а также визовый режим.

 

35.20. «Демократия для нынешнего мира» — [воображаемое] решение Генеральной Ассамблеи ООН по созданию Всемирной Республики

Генеральная Ассамблея,

учитывая законность следующих утверждений:

«Ныне отсутствует ясное разделение внутреннего и внешнего — мировая экономика, окружающая среда, мировая эпидемия СПИДа, гонка вооружений во всем мире затрагивают нас всех… Мы нуждаемся друг в друге. И мы обязаны заботиться друг о друге» («Обращение президента Клинтона к Америке: инаугурационная речь в дословном изложении». Новая цюрихская газета, 22.01.1993, с. 4);

одни только «угрозы экологии со стороны всемирной индустриализации сделали всех людей друзьями по несчастью» (Георг Колер (Kohler), профессор философии в Цюрихском университете, «Конец национальной государственности». Новая цюрихская газета, 28–29.09.1991, с. 25), однако «решить проблемы экологии можно лишь всем миром» (Отфрид Хёффе). «Индивид и дух общественности: положения социальной этики XXI века». Новая цюрихская газета, 20–21.05.1995, с. 65);

земля неделима. «Огромные экономические, экологические и общественно-политические задачи нашего времени более не признают государственных границ» (из воззвания Макса Билла (Bill), Курта Фурглера (Purgier), Элизабет Копп (Корр), Филиппа де Века (Weck) и др. «Верно наметить направление!» Вельтвохе, Цюрих, 19.11.1992, с. 1);

«технико-экономический процесс, разросшийся по всему миру, не удержать на одном-единственном политическом клочке земли (вроде Германии, Франции или Швейцарии)» (Петер Глоц (Glotz), специалист по СМИ. «Почему [нужно] противопоставлять Жан-Поля банку данных [Интернета, согласно заявлению писателя Адольфа Мушга «Одна глава Жан-Поля даст мне больше, нежели весь Интернет»]?». Т ages-Angezeiger. Цюрих, 15.08.1996, с. 2);

«Национальное государство как «политический биотоп» не имеет будущего» (Ульрих Бек. «Есть ли у него будущее: по поводу тяжкого спора о Европе и глобализации». Цайт. Гамбург, 13.06.1997, с. 3);

«Ввиду неуклонного роста интернационализма в экономике, науке и политике национально-государственный провинциализм… все заметнее… отстает от быстро принимающей глобальные очертания политической реальности» (Вольфганг Керстинг, профессор Кильского университета. «Всеобщий мир и демократический разум: 200 лет назад появился трактат Иммануила Канта [1724–1804] К вечному миру». Новая цюрихская газета, 30.09—1.10.1995, с. 69) и складывается «впечатление, что правительства национальных государств оказываются беспомощными перед лицом глобализации экономики» (Курт Мюллер (Müller), «Факты и опасения как замена идеологии: политическая шаткость (Glatteis) после падения Берлинской стены в 1989 г.». Новая цюрихская газета, 18.03.1998, с. 15) и что «мировая экономика нуждается во все большем государстве» (Роже де Век (Weck). «Новое суеверие». Цайт. Гамбург, 2.09.1999, с. 10);

«Современные проблемы больше не решить на национально-государственном уровне» (Клаус Хенш (Hänsch), председатель Европарламента [1994–1997]. «Реформа Евросоюза: политические требования и институциональные проблемы». Институт Вальтера Ойкена, Фрейбург (Ред.): Годовой отчет 1996 г., с. 1), даже «европейское мышление» является «локальным мышлением» («Big is beautiful: Хельмут Маухер (Maucher), президент фирмы Нестле, о глобализации…». Цайт. Гамбург, 9.07.1998, с. 21);

«национальное государство отжило свой век… Его более… не должно быть…» (из речи немецкого президента Романа Герцога, произнесенная 17.09.1996 г. перед 41-м съездом немецких историков);

принимая во внимание, что «касающееся всех можно решить лишь сообща» (Фридрих Дюрренматт (1921–1990) [пьеса «Физики», 17-й пункт из приложения к пьесе «21 пункт к Физикам»]; что «определенные задачи можно решить лишь на глобальном уровне» (Ганс Ру (Ruh), профессор отделения социальной этики Цюрихского университета. «Ладится ли жизнь в мировой деревне?». Magazin UNI ZÜRICH 3, 1996, с. 58); что «появляются многочисленные проблемы, выходящие за национальные границы» (документ Либерально-демократической (Freisinnig-Demokratische) партии кантона Цюрих: Новая цюрихская газета, 1.09-1995, с. 53) и в одиночку с ними не справиться, как в случае с обеспечением всеобщего мира и международной безопасности; предотвращением и улаживанием локальных конфликтов на земном шаре; разоружением, в частности, ликвидацией оружия массового поражения; ростом населения; глобальным экономическим развитием; всеобщей борьбой с безработицей; обузданием разрушительной гонки за экономическим господством посредством обязательного для всех права о конкуренции, труде, картелях, а также всеобщего контроля за слиянием [компаний] и налогообложения биржевого капитала (Spekulationskapital) и создания нового, справедливого экономического и социального мирового порядка; обеспечением продовольствием всего мира; сглаживания повсеместного перекоса в уровне образования и благосостояния; энергетическими и экологическими проблемами (нехватка воды, загрязнение Мирового океана, повсеместное загрязнение воздуха, вырубка влажных тропических лесов, угроза многообразию живого); климатическими проблемами, потеплением земной поверхности; пандемиями; международными катастрофами; контролем за вредными химическими производствами; глобальными последствиями научно-технического прогресса, прежде всего в области атомной, генной и вычислительной техники; международной преступностью, в частности торговлей людьми, оружием и наркотиками, вывозом [радиоактивных] отходов, отмыванием денег, международным терроризмом; потоками беженцев и переселенцев; коренной реорганизацией информации и связи в мире и обмена данными; мирным использованием космоса и т. д.;

принимая во внимание, что «отказ от решения глобальных задач» для «связанного навеки единой судьбой человечества» («Год после Рио-де-Жанейро — например, Индия: отрезвляющий опыт в странах третьего мира»): Новая цюрихская газета, 21.06.1993, с. 3) будет иметь «катастрофические последствия» («Страсти господни: права человека в западно-восточном диалоге». Новая цюрихская газета, 4.07.1996, с. 40);

принимая во внимание, что пока «финансовые авантюристы на мировые рынки ссудного капитала ежедневно выбрасывают два миллиарда долларов» (Бартоломей Грилл (Grill). «Выявлять нерасторопность». Вельтвохе. Цюрих, 7.05.1998, с. 5) и ежегодный доход организованной преступности в мире превышает 700 миллиардов франков («Заложники международной преступности: угроза государственным структурам со стороны мафии». Новая цюрихская газета, 7.07.1998, с. 5), на обширной территории Юга царит крайняя нищета, 1,3 млрд людей вынуждены обходиться в день менее чем одним долларом (Берн-хард Фишер. «Миграция в странах третьего мира». Nord-Süd aktuell. Гамбург, № 2, 1995, с. 225; Рихард Герстер (Gerster). «Мы наверху, вы внизу». Велътвохе. Цюрих, 9.04.1998, с. 14) и уже в 1998 г. 1,3 млрд людей жили в полной нищете («Фидель, субсидируемый Си-эн-эн». Tages-Angezeiger. Цюрих, 15.05.1998, с. 6); что «800 млн. людей голодают» и что «ежедневно от голода умирают 20 тысяч детей» (Велътвохе. Цюрих, 8.10.1998, с. 15); что на самых богатых 20 процентов населения приходится 86 процентов общего личного потребления, а на самую бедную пятую часть населения приходится лишь 1,3 процента и «что обеспеченная четвертая часть населения потребляет 58 процентов производимой энергии» («Призыв ООН к взвешенному потреблению». Новая цюрихская газета, 10.09.1998, с. 27); что на страны третьего мира приходится 97 процентов заболеваний, а располагают они лишь 11 процентами приходящихся на здравоохранение средств («По-прежнему низкая продолжительность жизни у бедняков: новый отчет Всемирной организации здравоохранения требует увеличения помощи странам третьего мира». Новая цюрихская газета, 11.05.1998, с. 7); что «около 1,7 млрд людей — более трети населения планеты… не имеют доступа к гигиенически чистой воде» («Экологическая программа ООН предостерегает от «войны за воду». Франкфуртер алъгемайне цайтунг, 28.02.1998, с. 1) и что «миллиарду людей в 70 странах ныне приходится обходиться меньшими средствами, нежели 25 лет назад» (Ульрика Мейер-Тимпе (Meyer-Timpe), Фриц Форгольц (Vorholz). «Последняя ложь». Цайт. Гамбург, 10.09.1998, с. 23); что «не подъем и благосостояние, а упадок, ухудшение экологии и культурное вырождение определяют ныне жизнь трех пятых человечества» (Ганс-Петер Мартин, Харальд Шуман. Враги мы сами. Шпигель. Гамбург, № 2, 1993, с. 103); что «на обширных территориях земли грубо попирается человеческое достоинство и свобода» (из [программного документа] «Изложение целей» («Statement of aims») общества Мон-Пельрена (Mont-Pèlerin Society) [основанного знаменитым экономистом Фридрихом Хайеком (1899–1992) в 1947 г. в швейцарском местечке Мон-Пельрен близ гор. Веве у Женевского озера вместе с приглашенными им туда 36 учеными]: Новая цюрихская газета, 3–4.05.1997, с. 29); что нужно помешать превращению мира в повсеместную деревню с «расползающимися по ней трущобами» (Элиза Фухс (Fuchs), глава службы содействия развитию при благотворительной организации евангелической церкви Швейцарии — HEKS [Hilfswerk der Evangelischen Kirchen der Schweiz]. «Церковь как общественный институт в повсеместной (global) деревне». Новая цюрихская газета, 21 — 22.09.1996, с. 16), тогда как западные промышленные страны, где потребление энергии и сырья на человека «примерно в шестнадцать раз выше по сравнению с остальным миром» и куда с «населением, составляющим одну пятую жителей земли, уходит четыре пятых всех ресурсов» (Томас Кессельринг). «Демографическое будущее Европы — запретная зона». Новая цюрихская газета, 25–26.07.1998, с. 69), уподобляются «лимузину, едущему через район боевых действий» (Уильям Шокросс (Shawcross), британский публицист. «Власть и хаос». Цайт. Гамбург, 18.11.1994, с. 10);

принимая во внимание верность следующих утверждений:

«человечество вступает в эпоху послегосударственного (postnational) мира» (из аннотации к книге Дидье Лапейронни (Lapeyronnie) Индивид и меньшинства («L'individu et les minorités»): Presses Universitaires de France [Изд. ], Nouveautés. Париж, № 255, ноябрь—декабрь, 1993, с. 26), где «национальное цеховое мышление (Kästchendenken)» (Цайт. Гамбург, 9.07.1998, с. 21) нужно заменить чувством «планетарной ответственности» (Андреа Кёлер. «Rien ne va plus — tout va bien [Ничего не клеится — все в порядке] — немецко-французская встреча писателей во Фрейбурге». Новая цюрихская газета, 3-05.1991, с. 27) каждого;

«жизнь не протекает более в раз и навсегда заданном территориальном государстве, а проходит через него наискосок — техникой, культурой и экономикой» («С 1291 г. царят здесь заграница и техника: Бит Каппелер (Kappeier) о чужестояньи (Fremdbestimmung) в Швейцарии». Велътвохе. Цюрих, 28.03.1996, с. 1);

считая, что людская ответственность «является повсеместной ответственностью» (Вацлав Гавел. «Европа на перепутье». Шпигель. Гамбург, № 48, 1992, с. 174), а значит, наконец можно осуществить «идею всеобщего единения людей» (Эрнст Никиш (Niekisch, 1889–1967). Штефан Бройер (Breuer). «Неудавшаяся жизнь? Биография Эрнста Никита». Новая цюрихская газета, 20.08.1997, с. 40);

сознавая, что «земля — наша планета» (Пьер Санэ (Sané), [с 1993] генеральный секретарь Эмнести Интернэшнл, редакционная статья [издающегося этой общественной организацией два раза в месяц на нескольких языках] журнала Amnestie! Берн, март, 1998, с. 1) и «у человечества один земной шар и у нас одно на всех будущее» («Ли Жуйхуань цзешоу Баси цзичжэ ляньхэ цайфан» [«(Глава Народного политического консультационного совета КНР и член постоянной комиссии политического комитета ЦК КПК) Ли Жуйхуань принимает бразильских журналистов для совместной беседы]». Жэнъминь жибао. Пекин, 26.06.1995, с. 6) и что больше нельзя пребывать в неведении относительно того, «куда надо держать курс мировому сообществу» (Мартин Мейер (Meyer). «Еще раз о немецкой республике: эссе Юргена Хабермаса». Новая цюрихская газета, 5–6.08.1995, с. 53);

указывая на то, что, наконец, наступает эпоха «civitas maxima, объемлющего землю целиком всеобщего государства» (Отфрид Хёффе. Разум и право: мостки к межкультурному правовому диалогу («Vernunft und Recht: Bausteine zu einem interkulturellen Rechtsdiskurs»). Франкфурт-на-Майне, 1996, с. 107), о котором говорил Христиан Вольф (Wollf, 1679–1754) (Христиан Вольф. Право народов, научным способом исследованное («Jus Gentium, Methodo Scientifica Pertractatum» в 8 частях, 1749, Предуведомление (Praefatio)); что «уже Кант [1724–1804] назвал всеобщее государство принципом разума» (из разговора с философом Витторио Хёсле (Hösle). «Нам потребна нравственная энергия». Шпигель. Гамбург, № 46, 1997, с. 252); что наступает эпоха «правового единства человечества» (Ганс Кельзен (Kelsen) [1881–1973]: Отфрид Хёффе), указ. соч. с. 108); что предсказание 1964 г. канадского профессора литературы Герберта Маршала Маклуэна (McLuhan, 1911–1980) о «повсеместной деревне» («Интернет — вызов времени». Новая цюрихская газета, 14–15.06.1997, с. 21) становится действительностью, отчего «эгоцентризм людей в природе должен уступить место общинному сознанию (Weltdorfbewusstsein), а непомерные потребности людей надо заменить приличествующими случаю» («Чжэнфу дэ бэйсицзюй» [ «Трагикомедия порабощения»]. Китайская молодежь [Чжунго циннянъ бао]. Пекин, 19.12.1995, с. 7);

задаваясь вопросом, из какого собственного политико-философского загашника появляются выражения вроде «ведущая мировая держава» (из сообщения о положении страны, сделанного американским президентом Джорджем Бушем 28 января 1992 г., приведенного Вернером Л инком (Link), «Равновесие и господство». Франкфуртер алъгемайне цайтунг, 19.09.1997, с. 13), а также «превосходство», «преобладание», «гегемония» (Роберт Каган (Kagan). «Благо для мира: лишь господство Америки обеспечит минимум стабильности». Цайт. Гамбург, 9.07.1998, с. 11), «главенствующее положение на земном шаре», «единственная ведущая держава с мировым влиянием» («Долларовая дипломатия Клинтона и ее последствия». Новая цюрихская газета, 18–19.07.1998, с. 1) и кто уполномочил хоть какую державу производить себя в мирового гегемона;

подчеркивая, что понятие leadership хоть и подходит «отменно к выражению чаяний», но что leadership нужно рассматривать «как отрицание теории демократии» (Антон Пелинка (Pelinka). «Leadership: о дееспособности понятия». Osterreichische Zeitschrift für Politikwissenschaft, том 26. Вена, 1997, с. 369 и след.);

памятуя, что еще в 1979 г. Организация Объединенных Наций ясно отвергла глобальный гегемонизм («Объяснение недопустимости политики гегемонизма в международных отношениях», заявление Генеральной Ассамблеи ООН от 14.12.1979: Ежегодник ООН 1979, том 33. Нью-Йорк, 1982, с. 149 и след.) под видом так называемой «мировой ведущей державы» («Заслуживающий доверия ООН». Basler Zeitung, 27.03-1998, с. 9); что «история показывает, что те, кто постоянно прибегает к гегемонизму, будь то на мировом или местном уровне, в конечном итоге пожинают противоположное своим чаяниям, и ничего хорошего это не сулит» (Жэнъминь жибао. Пекин, 18.05.1998, с. 4) и что «время, когда одна сверхдержава властвовала над миром, уходит в прошлое» (Жэнъминъ жибао. Пекин, 13.05.1998, с. 7);

памятуя, как, например, Томас Манн, немецкий лауреат Нобелевской премии по литературе, жаловался на «космополитический радикализм» и на «заблуждение наших нынешних врагов, что стоит только объединиться демократиям отдельных стран… в мировую демократию, и тогда уж, при полном объединении демократий отдельных стран в мировую демократию, и следа не останется от немецкого духа (Wesen). Мировая демократия будет носить скорее романский или англо-саксонский характер — немецкий дух растворится и исчезнет там, он истребится, его более не будет» (Томас Манн. Размышления аполитичного. 1918, переиздание. Франкфурт-на-Майне, 1956, с. 31); находя удивительным, что в западных демократиях после Второй мировой войны более не заводят речь о мировой демократии и «сама вероятность создания «всеобщего государства» представляется «довольно малой» (Лиссабонская группа. Пределы конкуренции: глобализация экономики и будущее человечества. Мюнхен. 1997, с. 25); что «всемирные выборы» на Западе, «хоть и желательны по демократическим соображениям», отклоняются на основании представляющихся из-за тяжести стоящих мировых проблем смехотворными причин вроде того, что они «полны неизвестности», «дорогостоящи», «связаны с политическими трудностями», «сложны в обеспечении» и т. д. (Осип Курт Флехтгейм. Можно ли еще спасти будущее: всемирная федерация — третий путь в 21 век. Франкфурт-на-Майне, 1995, с. 271);

задаваясь вопросом, а не одолевают ли западных «космополитов» те же страхи, что мучили некогда Томаса Манна, только теперь по поводу не немецкого духа, а западных ценностей, «как они утвердились в западно-христианско-гуманистической традиции» (Изольда Пич (Pietsch), «Демографы бьют тревогу». Новая цюрихская газета, 25–26.07.1998, с. 70);

заверяя, что жителям Севера нечего бояться, поскольку идея парламентской демократии по принципу «один человек, один голос», идея всемирных выборов, идея создаваемого на этой основе мирового парламента и демократического мирового правительства являются лишь блестящим обобщением драгоценного наследия западного Просвещения и буржуазного общества, которое «делает разноименное сопоставимым тем, что редуцирует его к абстрактным величинам» (Макс Хоркхаймер, Теодор В. Адорно. «Диалектика Просвещения. Философские фрагменты» [Пер. с нем. М. Кузнецова. М.-СПб: Медиум, Ювента, 1997, с. 21; на нем. яз.]. Франкфурт-на-Майне, май, 1988, с. 13);

обещая, что над человечеством, которое в состоянии «старую европейскую идею демократии увидеть в свете глобальной эпохи» (Ульрих Бек. «Космополиты всех стран, объединяйтесь!» Цайт. Гамбург, 16.07.1998, с. 43), взойдет новая, демократическая заря и что гениальные идеи малых государств от великих европейских мыслителей XVI–XVIII вв. засияют новым, глобальным блеском в XXI в.;

касаясь факта, что это соответствует неумолимому ходу истории и развитию мировой цивилизации, поскольку стремление к мировому государству просматривается во всех человеческих цивилизациях и древнейший образ объединения людей дан в Китае: представление о великом единении («Да тун», см. Введение, § 1), описанном в конфуцианских Записках о правилах благопристойности и на протяжении веков воодушевлявшем китайцев, включая видного мыслителя Кан Ювэя (1858–1927) с его Датун шу, Книгой Великого Единения; Сунь Ятсена (1866–1925), основателя Китайской Республики; и китайское предложение 1944 г. о создании всеобъемлющей федерации государств с правом голоса соответственно количеству их населения (упоминается в кн.: Чжу Баоцзинь, Веллингтон Ку [кит. Гу Вэйцзюнь (1888–1985)]: Исследование касательно китайского дипломата и китайской националистической дипломатии 1912–1966 (Chu Pao-chin, «V. K. Wellington Koo: A Case Study of Chinas Diplomat and Diplomacy of Nationalism 1912–1966»). Гонконг, 1981, с. 164);

пребывая в убеждении, что заверения американского президента Вудро Вильсона (1856–1924) 1918 г. «сделать мир пригодным для демократии» («to make the world safe for democracy») лучше всего претворить в жизнь можно «обращением мира в демократию» («to turn the world into a democracy»);

призывая людей всего мира «освободившись от уз вроде звания, сословия, религии, национальной принадлежности (Nation) и пола» (Карл Отто Хондрих. «Пугающая поездка на незаселенную землю? Об ограниченности наших представлений о будущем». Новая цюрихская газета, 27–28.12.1997, с. 57), стать хозяевами собственного будущего и поставить индивидуализацию во главу угла при рассмотрении любого вопроса, чтобы каждый человек повсюду в мире стал «субъектом мировой внутренней политики» («Речь о внешней политике президента Германии Герцога в Бонне: время прихлебательства прошло»);

сознавая, «что от глобализации никуда не деться» и что «теперь можно и стоит замахнуться на многое» (Уве Ян Хойзер). «Колесо истории: За кем завтра последнее слово, за концернами или за политикой?» Цайт. Гамбург, 14.05.1998, с. 1);

соглашаясь с утверждением, что «нет ничего могущественней», как некогда сказал Виктор Гюго (1802–1885), «идей, чье время пришло» (Роберт Ляйхт (Leicht). «Сделать холопов гражданами…» Цайт. Гамбург, 28.06.1996, с. 1) и что ныне пришло время идеи демократической мировой республики;

подчеркивая, что ушло время «господствующих государств («a bunch of gods»), которые при этом повсюду кричат о демократии, но к истинной демократии среди народов не готовы» (Джулиус Камбарадже Ньерере (Nyerere), [(1922–1999), президент Танзании в 1964–1985]: «Ньерере против всеобщего социального стандарта: Доклад о равноценности народов». Новая цюрихская газета, 27.05.1998, с. 14), и что ушло время, когда «во всемирном масштабе отсутствовала демократически управляемая, подотчетная обществу власть» (Патрик Суттер (Sutter). «Глобализация — ответственный взгляд». Handelzeitung. Цюрих, 5.06.1998, с. 39);

с полным пониманием относясь к следующим строкам:

Мир объемлет людей, Люди объемлют мир, Обнимем же мир С Востока и Запада, С Юга и Севера.

(стихи японского посла в Швейцарии, произнесенные по случаю открытия недели Японии в июне 1993 г. в Цюрихе: Nachrichten aus Japan («Сообщения из Японии»). Берн, апрель/май/июнь, 1993, с. 4 [две последние строки слегка изменены]);

Одно только солнце,

Одна только луна,

Только пять миллионов жителей

Населяют землю.

(газета Китайские пионеры [ «Чжунго шаонянь бао»]. Пекин, 4.06.1997, с. 4);

чтобы высказанные выше соображения не оставались «пустой болтовней» (Тони Блэр, британский премьер-министр. Новая цюрихская газета, 15.05.1998, с. 3), торжественно постановляет:

1. провести под руководством создаваемой Генеральной Ассамблеей избирательной комиссии в течение двух лет свободные и равноправные всеобщие выборы по принципу «один человек — один голос» для формирования описанного в § 2 мирового парламента. Имеющие право голоса граждане каждого государства, подписавшего эту резолюцию, составляют участвующий в мировых выборах мировой народ, а значит, мирового суверена. Жители каждого государства, подписывающего позднее предлагаемую резолюцию, принимают участие в следующих мировых выборах.

2. Мировой парламент состоит из 1000 человек и переизбирается каждые десять лет. Он уполномочен издавать всеобщие законы касательно задач, отнесенных к началу принятия данной резолюции или последующими решениями Генеральной Ассамблеи ООН к глобальным. Для проведения в жизнь всеобщих законов мировой парламент избирает мировое правительство.

3. Наряду с мировым парламентом, представляющим мировое население, Генеральная Ассамблея ООН выступает как парламент законных государств мира. Государства в отношении своих внутренних дел остаются суверенными, но обязуются исполнять всеобщие законы.

4. Для утверждения решений мирового парламента и выборов в него достаточно простого меньшинства.

5. Совет Безопасности ООН реформируется на демократической основе.

6. Порядок работы мирового парламента, правила организации мирового правительства и правила по координации действий мирового парламента, мирового правительства, Генеральной Ассамблеи и Совета Безопасности ООН принимаются отдельно на пленуме ООН простым большинством голосов.

 

35.21. Две саранчи на одной веревке

В появившемся 500 лет назад старейшем трактате по 36 стратагемам о стратагеме 35 говорится следующее: «Если войско противника слишком многочисленно и противостоять ему открыто нет возможности, нужно заставить его связать самого себя и так погубить свои силы» [ «Тридцать шесть стратагем. Китайские секреты успеха». Пер. с кит. В. Малявина. М.: Белые альвы, 2000, с. 176].

В качестве первого примера использования стратагемы 35 трактат упоминает сковывание судов цепью. «Пан Тун убедил Цао Цао связать цепями свои корабли (см. 35.1), и они не смогли избежать огня, предназначенного для них. Стратагема цепей заключается в том, чтобы противник каким-то образом сковал сам себя и стал уязвимым для нападения. Одна хитрость — связать, другая хитрость — напасть. Связь двух этих хитростей способна погубить даже самое могучее войско» [там же, с. 177].

Рассуждения о стратагеме 35 в старейшем трактате по 36 стратагемам завершаются примером, где главным героем предстает военачальник Би Цзайюй (XII–XIII вв. н. э.). В одном из походов против чжурчжэней он в течение дня то наступал, то отходил, сбивая противника с толку. Когда же сгустились сумерки, Би Цзайюй повелел на выбранном им поле брани рассыпать в изобилии сваренные со специями черные соевые бобы. После этого он вновь двинулся вперед, словно хотел вызвать противника на бой. Вскоре он притворно бежал, чжурчжэни же бросились в погоню. Проголодавшиеся к тому времени их лошади вдруг почуяли запах вареных бобов и поскакали туда, где бобы были рассыпаны. Они набросились на еду, и даже плеткой всадники не могли их сдвинуть с места. Тут Би Цзайюй вновь поворотил свое войско и напал на чжурчжэней, одержав блистательную победу.

Разбирая эти два примера, можно видеть, что суть стратагемы цепи состоит в запутывании противника и тем самым его изматывании. Этого достигают, сковывая его силы таким образом, что тот утрачивает свободу движений (см. 35.1), или подрывая стратагемой имеющийся у противника симбиоз — например, всадника с лошадью — настолько, что он распадается и противник выводится из строя. В китайской литературе по стратагемам принцип действия стратагемы 35 поясняется следующим образом: если привязать веревку к саранче и отпустить ее, саранча улетит, увлекая за собой веревку. Но если ко второму концу веревки привязать еще одну саранчу, они едва ли полетят в одну сторону, а устремятся в разные, тем самым стреножив друг друга.

Вражескими элементами, которые при их связывании друг с другом обездвиживают противника, могут выступать предметы или животные, а также люди. К стратагеме 35 относятся и те случаи, когда люди или установления ставятся в такие отношения между собой, что мешают друг другу. Так, разделение властей в западных демократиях можно рассматривать как удачное, лишающее возможности злоупотребления властью использование стратагемы 35. Само «привязывание» Германии к Евросоюзу и НАТО вполне может быть объяснено стратагемой 35. Когда же противоречия между враждующими сторонами разжигают до такой степени, что те рвут друг друга в клочья, подобный образ действий относится скорее к стратагемам 33 и 3.

Если в отношении врага стратагему обращают подобной разрушительной стороной, то в собственном стане она может послужить созидательным целям. Исследователь стратагем Юй Сюэбинь разъясняет это на примере одного небольшого научного института. Принятый недавно в институт очень способный молодой специалист был всем недоволен, критиковал даже институтское начальство, которое на общеинститутском собрании высказалось следующим образом: «Мы приветствуем способные молодые кадры и прислушиваемся к ним. Но они должны доказывать что-либо на деле. Мы приглашаем их старших товарищей, не желающих ударить в грязь лицом, показать, что они могут на равных тягаться с молодежью и даже способны утереть им нос». Эти слова побудили нашего брюзгу все свое внимание сосредоточить на научных занятиях. Другие сотрудники института, не желая отставать, тоже с головой ушли в работу. Институтское руководство старалось поддерживать соревновательный дух в коллективе, так что скучать было некогда. В глазах всех работников, включая новоприбывшего, руководство института предстало судьей в развернувшемся между ними соревновании. Тем самым руководство, на которое поначалу набросился молодой специалист, лишь укрепило свои позиции.

В другом примере научная Академия решила возвести новое административное здание. Государственное строительное предприятие, которое Академия хотела бы подрядить на эту работу, поскольку благодаря техническим и людским ресурсам и имеющемуся опыту оно занимало ведущее место среди строительных организаций, никак не соглашалось с предлагаемой оплатой. И тут Академия отыскала местное предприятие, предлагавшее значительно более выгодные условия. Тогда Академия приглашает представителей местного предприятия и столь желанного для них государственного строительного треста на совместные переговоры. Все произошло так, как и рассчитывали в Академии. Государственное предприятие, опасаясь потерять уже лежавший у них в кармане подряд, стало торговаться с представителями местного предприятия по поводу цен, и цены поползли вниз. Когда руководство Академии посчитало, что предложенная государственным предприятием цена их устраивает, оно тотчас поспешило заявить о передаче подряда государственному предприятию.

Без вспомогательной стратагемы, обойдясь одним приглашением, руководство Академии усадило представителей государственного и местного предприятий за стол переговоров. Однако чаще для осуществления стратагемы цепи привлекаются и другие стратагемы, как в случае сковывания судов — стратагема 7 (см. 35.1), а в победе Би Цзайюя над чжурчжэнями — сочетание стратагем 12 и 17. Руководство института использовало стратагему 35 как руководство к действию, привлекая при этом стратагему 17 — обещанные награды — и стратагему 33 («разделяй и властвуй»). К стратагеме цепи в этом смысле относится ловко сочиненная сцепка (35-4). В романе Речные заводи, написанном Ши Найанем около 1330 г., в названии одной из глав речь идет о стратагеме цепи [гл. 49 «рассказывающая о том, как У Юн осуществил сложный замысел…»]. Речь там идет вот о чем: Ху Чэну [по прозвищу Летающий тигр («Фэйтяньху»)] из деревни Ху, чью сестру [Ху Саньнян, по прозвищу «Зеленая в один чжан длиной» (Ичжанцин)] разбойники с Ляншаньских болот взяли в плен, обещали освободить ее при условии, что он окажет им встречную услугу: поместье Ху больше не станет поддерживать воюющее против разбойников поместье Чжу, «а если кто-нибудь оттуда прибежит к вам в поместье и будет искать у вас убежища, вы должны взять таких людей и передать нам» [ «Речные заводи», гл. 49: Ши Найань. «Речные заводи», т. 2. Пер. с кит. А. Рогачева. М.: Гослитиздат, 1959].

В 16-й главе романа Вэнь Кана (см. 30.10) «Повесть о героях и героинях» применительно к тщательно подготовленному разговору, когда различным персонажам отводятся неодинаковые роли и в итоге удается переубедить упрямую героиню романа, чтобы та отказалась от своей опасной затеи, кровной мести, речь идет о стратагеме цепи. Здесь название стратагемы указывает на искусно связанные, как в пьесе, снабженные различными ловушками реплики собеседников.

Для стратагемы цепи в ее первом значении необходимы по меньшей мере две стратагемы. Одна обездвиживает противника, другая помогает собственно при нападении. Но помимо стратагемы 35 часто требуется сочетание стратагем, если цели одной стратагемой не достичь. Подобной связки стратагем, согласно Юй Сюэбиню, оказывается достаточно. Все требующие учета обстоятельства нужно рассмотреть со всех сторон; необходимо выяснить все плюсы и минусы. Далее надо рассмотреть все варианты возможного развития событий. Сами стратагемы допускают различные связки, например:

— опору друг на друга: предыдущая стратагема подготавливает следующую (см. 35.1, 35.5, 35-7);

— смена стратагем: после первой неудавшейся стратагемы затевают новую («и цзи бу чэн, ю шэн и цзи»), причем между следующими друг за другом стратагемами отсутствует всякая внутренняя связь; стратагемы объединяет лишь остающаяся неизменной преследуемая цель;

— параллельность: две или более одновременно задействованные стратагемы дополняют и поддерживают друг друга;

— пучок: с учетом всевозможных случайностей задейству-ются сразу две или более стратагемы, так что при неудаче одной продолжает дело оставшаяся стратагема (пожалуй, как в случае 32.17);

— одновременность: одним действием одновременно запускают две или более стратагем, или, другими словами: одно и то же действие одновременно соответствует, в зависимости от угла зрения, под которым на него смотрят, событийной канве различных стратагем (см. 35.16–35.20).

Стратагемная связка обусловливается стремлением обезопасить себя от неожиданной смены обстановки и учесть различные повороты событий. Речь вовсе не идет о привлечении как можно большего числа стратагем на авось. Ведь для определенного момента времени, определенных условий и определенного объекта оптимальными оказываются весьма немногие стратагемы. Согласно правилу «посредством многих уловок способствовать одной хитрости» («и шу цзи сян и цзи»). Итак, сцепленные стратагемы необходимо оценивать и затем распределять по их значимости, иначе может случиться так, что они будут просто мешать друг другу, и вся затея провалится. Действие стратагем можно уподобить часовому механизму с шестеренками из стратагем, точно входящих в сцепление друг с другом.

Оказавшись жертвой цепи из вражеских стратагем, необходимо как можно быстрее ретироваться в безопасное место. Ведь если и дальше упорствовать в своем желании противостоять врагу, давая втянуть себя в распри, пожалуй, удастся отразить некоторые стратагемы. Но невозможно будет ускользнуть от всех стратагем. Достаточно небольшого просмотра — и вы повержены. В подобном положении советуют прибегнуть к стратагеме 36. Бегство — лучшая из 36 стратагем.