С тех пор как констебль лондонской полиции Питер Грант обнаружил у себя неординарные способности, его прежде размеренная жизнь круто изменилась. Теперь ему приходится иметь дело с необычными преступлениями и сталкиваться со странными людьми. И не только людьми…
Осматривая труп саксофониста Сайреса Уилкинсона, который скончался от сердечного приступа в одном из клубов Сохо, Питер Грант уловил старую джазовую мелодию, исходящую от тела покойного. А это верный признак того, что смерть наступила не совсем естественным образом. С помощью своего наставника, шеф-инспектора отдела по расследованию убийств и по совместительству — последнего волшебника Англии, Томаса Найтингейла, Грант пытается распутать это загадочное происшествие. Однако на пути молодого человека возникает шикарная женщина, которая окончательно сбивает его с толку…
ТЕЛО И ДУША
Если долго ехать в одну сторону, то рано или поздно оставишь Лондон за спиной — такова печальная особенность современной жизни. А если двигаться на северо-восток по трассе А12, то неминуемо окажешься в Колчестере. Этот город был первой римской колонией на территории Британии, и его же первым сожгла рыжая хулиганка из Норфолка по имени Боудикка.
[1]
Я знаю все это, поскольку «Анналы» Тацита входили в мою программу по латыни. Этот автор, как ни странно, сочувствовал восставшим бриттам и иронизировал по поводу плохой подготовки римских военачальников, которые «думали об удобстве в ущерб целесообразности». Блестяще образованные оболтусы, командовавшие бриттской армией, очевидно, приняли это к сведению: теперь в Колчестере базируется самое крутое подразделение британских войск — воздушный десант. Когда я проходил стажировку, то не один субботний вечер провел на Лестер-сквер, разнимая дерущихся десантников, и теперь, удостоверившись, что двигаюсь по главной дороге, проехал мимо этого города, не оглядываясь.
После Колчестера я повернул на юг и с помощью GPS-навигатора нашел съезд на трассу В1029, что проходит по узкому перешейку между рекой Кольн и водоотводным каналом. В конце этой трассы и лежит городок Брайтлинси — рассыпавшись по побережью, как говорила Лесли, словно мусор, вынесенный на берег приливом. Но мне он показался довольно приятным. В Лондоне шел дождь, но после Колчестера небо прояснилось, и теперь проглянувшее солнце озаряло спускающиеся к морю ряды чистеньких, ухоженных коттеджей в викторианском стиле.
Коттедж семейства Мэй было нетрудно заметить — построенный где-то в семидесятых, он выделялся огромным количеством уличных фонарей и садовыми дорожками, тщательно выложенными галечником. С одной стороны от входной двери висело на крюке кашпо с голубыми цветами. С другой, на стене, — керамическая тарелка с изображением яхты в море. Задержавшись у крыльца, я оглядел сад: возле изукрашенной купальни для птиц тусовалась компания садовых гномов. Глубоко вздохнув, я нажал кнопку дверного звонка.
Изнутри немедленно послышался разноголосый девичий визг. Сквозь витражное стекло в двери мне было видно только размытые силуэты, мечущиеся туда-сюда по коридору. «Там твой парень пришел!» — завопил кто-то, в ответ послышалось сердитое шиканье и приглушенный шепот. Потом в конце коридора появилось белое неясное пятно; оно приближалось, пока не заполнило собой весь витраж. Я сделал шаг назад, и дверь открылась. На пороге стоял Генри Мэй — отец Лесли.
Генри был мужчина крупный. По долгу службы ему приходилось водить грузовики и перетаскивать тяжести, что добавило ширины его плечам и объема бицепсам. Однако завтраки в придорожных кафе и зависания в пабах обеспечили ему изрядное брюшко. Лицо у него было квадратное. С выпадением волос он, похоже, боролся просто — стриг их под ноль, и сейчас они топорщились коротким темным ежиком. Взгляд голубых глаз был ясным и умным. У Лесли, похоже, были папины глаза.
«ВКУС К ЖИЗНИ»
Вообще понятия общества относительно того, с какой скоростью продвигается расследование преступления, несколько искажены. Непосвященные любят воображать себе допросы с пристрастием в кабинетах с опущенными жалюзи и небритых, но мужественно красивых следователей, целеустремленно и самоотверженно доводящих себя до стресса, пьянства и развода. Правда же состоит в том, что в конце рабочего дня, если на тебе не висит срочная проработка какой-нибудь версии расследования, ты спокойно отправляешься домой, дабы приобщиться к жизненно необходимым вещам вроде выпивки и сна. И, если повезет, контакта с кем-нибудь интересующего тебя пола и сексуальной ориентации. Утром я бы непременно сделал бы хоть что-то из этого списка — да вот только на территории Англии, так уж совпало, не осталось, кроме меня, ни одного ученика волшебника. И, соответственно, я посвящал все свободное время изучению магии, зубрежке мертвых языков и чтению книг типа «Очерки по метафизике» авторства Джона «даешь-побольше-слогов-в-словах» Картрайта.
Ах, да, и еще изучению магии — ради которого все и затевалось.
Заклинание звучит так: «Люкс-Иактус-Скиндере». Можно прочитать его тихо, можно громко, можно принять выпендрежную позу в эпицентре грозы и драматично продекламировать — толку не будет. Потому что слова — всего лишь символы формы, которую создаешь мысленно: «Люкс» — чтобы возникло свечение, «Скиндере» — чтобы придать ему неподвижность. При правильном исполнении этого заклинания получишь фиксированный источник света. При неправильном — обгорелую дыру в лабораторном столе.
— А знаете, — сказал Найтингейл, — сдается мне, я в жизни ничего подобного не видел.
Я в последний раз пшикнул на столешницу из баллона с углекислым газом и заглянул под стол, чтобы проверить, как там пол. Отметина осталась, но дырки, слава богу, не было.
