Содержание: 1. Канатоходцы 2. Шекспир и его смуглая леди 3. Ной и его сыновья
Сергей Абрамов
Канатоходцы
Пролог
1
Красный глазок над дверью мигнул и погас. Ли подвинул кресло к пульту и включил микрофон внешней связи.
— Младший блок-инспектор Ли Джексон к смене готов.
На светящихся экранах над пультом появились расплывающиеся зеленые полосы. Ли подкрутил верньер настройки. Полосы исчезли, и четкий металлический голос произнес:
— Блок номер триста семнадцать. Двадцать часов ноль-ноль минут по меридиональному времени. Восемьсот шестьдесят каналов под контролем блока.
Ли, довольный, откинулся в кресле. Вот и началось его первое самостоятельное дежурство. В специальном отделе Системы с новичками долго не церемонятся. Краткий курс теории механического контроля сна, два сеанса гипнопедии, отведенных на заучивание Библии Спящего Человека или Всеобщего Каталога снов и час практической демонстрации аппаратуры. Только вчера старший инспектор Бигль показал ему весь подконтрольный им механизм аппаратной, а уже сегодня Ли сам сидит перед пультом. Конечно, обязанности блок-инспектора не так уж сложны: просматривай сны, отобранные автоконтролем как отклонения от каталогических норм, и сообщай о них начальству. А уж кто прав и кто виноват, без него разберутся.
2
Неоновая девица над входом в бар, периодически загораясь, сбрасывала с себя остатки одежды. Огненные буквы вспыхивали на черном стекле и фейерверком осыпались на горячий от зноя асфальт. Ли долго пытался понять этот оптический фокус, но, так и не разгадав его, подошел к двери и заглянул в ее большое, чистое и прозрачное, как воздух, стекло. Ему очень хотелось войти в зал, протолкаться к тому пустому столику около эстрады, который он заприметил, стоя у двери. Но он боялся. То был слишком фешенебельный для него ресторан: сюда приходили вернувшиеся из рейса космонавты, инженеры с рудников Второй Планеты, суровые отпускники с Луны. Он был не похож на пестрые забегаловки окраин Мегалополиса.
— Что задумались? Входите. — Чья-то рука легла ему на плечо.
Ли обернулся: на него ласково смотрел высокий рыжеволосый мужчина в черном селеновом свитере. Он ободряюще усмехнулся и подтолкнул Ли к двери:
— Пошли.
— Меня не пустят, наверное, — неуверенно проговорил Ли.
3
Ли посмотрел на часы: хорошо, что дежурство кончается. Он устало потянулся в кресле, закрыл глаза.
И снова в который раз перед ним возникло грустное лицо Дока. «Странное у нас время», — сказал он. Почему странное?
Ли машинально повернул верньер настройки экрана координационного центра. Изображение еще не возникло, но звук уже был: в привычной тишине блока раздался негромкий, так хорошо знакомый голос:
— Я к вашим услугам, сэр. Спрашивайте.
Изображение прояснилось, и сквозь розоватую дымку экрана Ли увидел огромный кабинет шефа и его самого за старинным, нелепым в этом царстве модерна столом, а напротив в овальном кресле — высокого рыжеволосого человека, который так внезапно и так тревожно ворвался в жизнь младшего блок-инспектора. Почему он возник в кабинете шефа? Что случилось? Ошибка диспетчера, забывшего выключить внешнюю связь, или заранее продуманный акт? Показательный допрос — Ли слыхал и об этом. Но при чем здесь доктор Стоун?
4
Бигль весело насвистывал что-то, искоса наблюдая за Ли, молча сидевшим у пульта.
— Включаю информационную запись блока, — сказал Ли.
На экране появилась диспетчерская космического корабля, и металлический голос произнес:
— Канал номер семьдесят три. Первая экспедиция на Вторую Планету. Космический корабль «Реджинальд» попал в метеоритный поток.
— Конец прошлого века, — сказал Бигль. — Гарроу тогда бы не выбрался, если б не корабль «Содружества». Какой дурак это смотрит?
Глава 1,
в которой Лайк учится ходить
Я тысячу тысяч раз видел это серое небо над Городом — низкое и влажное, как нависший над головой полог походной палатки. Я тысячу тысяч раз слышал душераздирающий визг монорельсовой дороги, грохот электрокаров, лязганье турникетов таможни, въедливый шепот рекламных аппаратов и поверх всего, владыкой этого странного, сумбурного, сумасшедшего, гремящего мира, ровный голос диктора: «Рейсовый Вторая Планета — Луна — Главная — Мегалополис совершил посадку на девятнадцатой полосе сектора В». Я знал наизусть запахи пота и косметики, бензина и табака, виски и машинного масла — запахи Города, сотен людей, механизмов, дыма, гари, пыли — черт знает чего еще!
Я тысячу тысяч раз видел все это, слышал все это, обонял, чувствовал, наслаждался и проклинал. Тысячу тысяч раз я шел по горячему бетону космопорта к свистящим магистралям Города — к почету, к деньгам, к славе, к новым друзьям и новым врагам, к опасности, к ежесекундной готовности собраться, отразить нападение. А то, что над дверями постоянно мигает красный сигнал, что ж, привычное дело, не впервой. Если опасно измерять в каких-либо единицах, например «дейнджерах», то в моем случае число этих самых «дейнджеров» давно перевалило за норму.
Красивая цифра — тысяча тысяч! Она рождает память, набитую до отказа информацией, всякой — полезной и хламом. Но, увы, это не моя память, чужая, подаренная мне безвозмездно фотографиями, фильмами, цветными телеэкранами и, главное, живыми людьми, очевидцами — без волокиты: мнемозапись непосредственно на мои центры памяти. И вот вам фокус: человек, ни разу не подъезжавший к Мегалополису ближе чем на тысячу миль, становится чуть ли не коренным его жителем — с его знанием города, людей, их нравов, привычек, маршрутов и развлечений.
Словом, я никогда не был в Мегалополисе, и я знал его так же хорошо, как и свой родной город. Вот почему цифра «тысяча тысяч» ничуть не преувеличение. Я действительно все здесь видел, слышал и обонял, или кто-то там за меня, прежде, какая разница? Мою биографию мне предоставили так же любезно, как и память. И она тоже — как и память — была чужой, хотя и настоящей, начавшейся в порту Луна-СВК, а еще задолго до этого в маленьком городишке на севере материка в семье благопристойных родителей, не моих — моего двойника, кто считался отменным пилотом на внутренних лунных рейсах.
Мое настроение нисколько не способствовало желанию побеседовать с таможенниками в форме Системы Всеобщего Контроля. Всему свое время. Тем более меня все равно даже не выпустят из космовокзала без их лиловой отметки в паспорте. Время у меня есть, деньги тоже, а жаркая погода располагала к хорошей выпивке. Вот почему я решительно прошел мимо дверей таможни — стыдливое название местного охранного отделения — и направился в бар, где торчало уже с десяток бездельников.
Глава 2,
в которой Лайка вызывают на дуэль
— Рад познакомиться, — сказал я.
Вот так штука: мой сосед в баре — туповатый фермер или моряк-каботажник — оказался контрразведчиком. И не простым, а главным, так сказать, контрразведчиком номер один.
Я усмехнулся. Легко ругать себя за ошибку, когда она уже свершившийся факт. Угляди я в этом крепыше боровичке что-нибудь подозрительное, я бы его так просто не отпустил: поболтали бы, знакомых общих поискали — нашлись бы знакомые, как не найтись, выпили бы еще разок, а потом еще и еще — все это сближает. Сейчас самое время доставать шпаги — боевая стойка, клинок о клинок, выпад справа, укол — ну, кто кого?
Тейлор начал первым:
— Рад или не рад, все равно познакомились.
Глава 3,
в которой появляется Мак-Брайт
Далее все прошло благополучно. Автомат выбросил мой кофр незамедлительно — я только сунул в щель жетон с номером. Проверка документов тоже прошла без волокиты — таможенник изучил печать на паспорте и, козырнув, пропустил через турникет на движущуюся ленту тротуара, которая и донесла меня до станции монорельса.
Я помнил — опять помнил! — что скорость поезда не позволяет глядеть в окно — устают глаза, но все-таки не закрыл его шторкой телеэкрана. Меня мало волновали новости дня: кто-то куда-то приехал, кто-то кого-то встретил, кто-то что-то подписал — все это пестрой громкоголосицей долетало до меня из соседних купе — вагон был почти пуст. Только
в
кресле напротив спал — или делал вид, что спит, — высокий, длинноногий субъект лет под пятьдесят, что-нибудь вроде коммивояжера, человека вечной профессии, которая сохранилась еще с незапамятных времен и ничуть не думает уступать позиций в наш суетливый век автоматических распределителей.
Монорельс не подвозил к самому городу: труба-вагон плавно затормозила, за окном возникла бетонная стена станции с яркими пятнами реклам, и голос дикторши сообщил:
— Конечная станция — пятьсот девятый квартал. Отсюда в город вы сможете добраться на аэробусах или на электролях. С благополучным прибытием.
Мысленно поблагодарив невидимую девушку, я все-таки пожалел, что не взял электроль сразу у вокзала: дороговато, конечно, но пилоту в отпуске позволительна такая пустяковая роскошь. Я спустился по эскалатору на широкую и безлюдную площадь (рабочая окраина города, люди давно на заводах или в офисах, а для хозяек еще рановато) и пошел к стоянке электролей, машинально отметив, что большинство пассажиров монорельса предпочли аэробус-омнибус на воздушной подушке — пусть дольше, зато дешевле. Мой длинноногий спутник-визави тоже поплелся туда. Тем лучше, а то я стал было сомневаться в крепости его сна в вагоне.
Глава 4,
в которой не только танцуют
Бар «Семь футов под килем» я давно и прочно знал по кинолентам, прокрученным еще в Центре, но все же он поразил меня, как и рассчитывали его хозяева: неоновая девица над входом, разбрасывающая искры по нагретому асфальту, была ошеломительна. Линнет я ждать не стал, прошел сквозь светящиеся нити — оптический обман честных трудящихся! — и уверенно остановился у входа в огромный зал-раковину: не спеши, Лайк, не ищи никого, пусть тебя ищут, сегодня хозяин ты, у тебя деньги, у тебя слава, подожди секунду, вот уже торопится к тебе некто безликий и напомаженный, во фраке и белой бабочке — пингвин, да и только.
— Вы один? — Легкий поклон, скрытое любопытство во взгляде: сколько стоит этот клиент?
— Со мной дама. Столик на двоих и подальше от шума, — небрежно и изысканно, ленивым тоном — можно не бояться переиграть.
— Прошу вас. — Лавируем между столиками. — Этот устроит?
— Вполне. Мое имя — Лайк. Когда придет дама — проводите.
Артем и Сергей Абрамовы
Цикл "Версии истории"
Шекспир и его смуглая леди
INTRODUCTIO
— А ведь связь-то времен распалась, — сказал Уилл. — Ты говоришь: во мне живут два меня, но почему я не ведаю о втором? А второй обо мне знает, да? Скажи. Не томи неведением, оно страшнее костров Святой Церкви…
«Он, как обычно, спешит, — подумал Смотритель. — Распавшаяся связь времен — это его фраза, точно, но она — из дня завтрашнего, даже послезавтрашнего. Но тогда выходит, что Второй, если и покидает его, Первого, то не вовсе, не полностью. Он потихоньку становится совсем умницей, мой маленький актер. Слова и образы Второго оседают в нем и, представьте, живут вполне органично. Как свои. А ведь они свои, да?.. Похоже, что так… То-то будет славно, когда Второй и Первый станут одним целым! Но на то я здесь, чтоб приблизить это…»
— Где это ты видел костры папистов? — спросил Смотритель. — Они у вас в Англии, насколько мне известно, давненько не загорались.
— Я помню их, я слышал о них. Да и сколько у нас еще тех, кто их видел и неистово молился Богу, если пламя миновало родных и близких… Кстати, совсем не обязательно быть мотыльком, чтобы представить себе сожженные крьшышки. Разве я не прав, учитель?
— Прав, — согласился Смотритель. — Сколько раз просил: не называй меня учителем. Ты же всегда звал меня по имени. Память отшибло? Я напомню. Меня зовут Франсуа. Франсуа Монферье. И уж тем более я ничему тебя не учил и не учу… — Подчеркнул особо: —
Тебя
не учу!
FACTUM
1
Смотритель смотрел (тавтология естественна) на Уилла. Уилл смотрел на мальчишку, притащившего им две очередные кружки ячменного темного. Мальчишка смотрел на Смотрителя, явно ожидая мелкой монетки в благодарность за труды праведные. И дождался. Смотритель заметил (высмотрел, усмотрел) хлопоты работяжки, запустил руку в кошель и швырнул на мокрые от пива доски стола мелкую денежку. Мальчишка смел монетку неизвестно куда и исчез неизвестно как. Тоже род мистики.
Итак, они сидели в пивной. Точнее, в некой харчевне…
(ресторан, трактир, кафе, столовка, забегаловка — каждый выбирает для себя)…
при некой гостинице, носящей странное имя «Утка и слива», расположенной в центре некоего города…
(то есть собственно в Сити, что и есть исторически — город)…
2
Уилла разбудил мальчик из трактира, принесший корзину, полную еды, плюс пару бутылок французского красного…
(ну не из Лангедока, ну из Бордо, так и это в Лондоне надо сильно постараться найти, спасибо пройдохе-трактирщику! Да Уилл и не знал разницы)…
потому что Смотритель, будучи простым французским графом, желал отметить Начало…
(первый звонок, первое причастие, первую брачную ночь)…
именно хорошим красным, пусть даже бордоским. Хотя последняя оговорка — она к графу, а Смотритель как раз предпочитал бордоское, а лангедокское он считал слишком жестким и с чересчур резковатым ароматом. Но это мнение он имел в двадцать третьем веке, а здесь, в шестнадцатом, он мог засунуть его куда следует и не выступать не по делу.
3
Смотритель спал и во сне видел, как работает Уилл. Такой, значит, сон его посетил — глубоко реалистичный. Но Смотритель…
(если бы его разбудили и потребовали объяснить сей sonmium phainomenum, то есть феномен сна)…
привычно знал: даже во сне, в этакой временной отключке (как бы!) он не прерывает менто-контакт с объектом, ибо прерви он его — что бы, любопытно, сочинил Шекспир, который еще не понял и не принял на бессознательном (или подсознательном) уровне проснувшийся (оттого, что разбудили) у него дар? Трудно представить. Это — как ребенку, вдруг впервые пошедшему, требуются поддержка (буквально) и внимательный контроль взрослого: упадет ведь. Потому что не знает, что пошел…
Так что сон Смотрителя был чутким, как у коренного жителя Нового Света, той же Вирджинии, к примеру, который всегда обязан быть начеку: не идет ли «на вы» очередной Колумб, очередной Веспуччи, очередной Писарро или, если ближе к веку шестнадцатому, очередной (и тоже совсем не мирный) британский производитель табачной отравы.
Поэтому, когда Уилл, молчаливо и таинственно скрипевший перьями…
4
Воспоминания — чудесный жанр! Они отвлекают вспоминающего от окружающей его действительности…
(приятной-неприятной, плохой-хорошей, богатой-бедной)…
и уводят в любое место и любое время — какое кому хочется, какое душа просит. Или какое более всего подходит к тому месту и тому времени, в коих и возникла вдруг необходимость (или потребность) вспомнить.
Кто-то может заметить, что Смотрителю пока и вспоминать-то особо нечего. Это неверно. Более того: слеп тот, кто так заметит. Ибо недлинная история взаимоотношений графа Монферье и актера Уильяма Шекспира, только-только вступившая в новый этап (теперь — творческий), есть, как уже упоминалось, лишь Начало (с прописной буквы) очень длинной (более двадцати лет!) истории, и в ней для Смотрителя важна любая мелочь…
(ну, вот даже монетки на мокром от пива столе, фокуснически сметенные с него ловким мальчишкой)…
5
А Бэкон, высокий и излишне худощавый человек, выглядящий немного старше своих тридцати двух, продолжал витийствовать, и все присутствующие слушали его с молчаливым почтением, не прекращая, однако, пить вино и есть зажаренное на открытом огне мясо…
(вон на таком, какой пылал в огромной каминной пещере, устроенной в каменной стене зала, пылал и шпарил жаром, несмотря на лето за окнами — открытыми, к слову, настежь. Так что огонь в камине нагревал не только зал, но и парк)…
слушали Бэкона с явно привычным почтением, привычным — до рутины, до зевоты посреди страстного его выступления, а чтоб не зевать — еда и питье, все обоснованно.
— Что суть призраки рода? — витийствовал Бэкон. — Это те, что рождены самой природой homo sapiens. Одержимые призраками утверждают, что только чувства человека суть мера всего. Но они бездарно ошибаются! Чувства относятся лишь к человеку, но не к миру вокруг него. Мир сам по себе, а ум человека ражает его в искривленном виде, поскольку чувства — субъективны…
Тут Смотритель внутренне согласился: банально, конечно, общеизвестно, но — верно. И устыдился тут же: общеизвестно-то как раз потому, что высказано семь сотен лет назад, если вспомнить, откуда пришел Смотритель.
PERFECTIO
лето, 1612 год
— Тебя давно не было, — сказал Шекспир.
Он стоял у окна и смотрел на парк. Парк выглядел как щеголь, который состарился и сильно поизносился. То есть видно было, что когда-то в парке работали садовники, расчищали дорожки, сажали цветы, стригли кустарник. Все вроде бы осталось — и дорожки, и цветы, и кусты, но первые поросли травой, мощно пробившейся сквозь песок и мелкий камень, вторые хоть и цвели, но как-то дико и нечастыми местами, а третьи выросли так, что казались непроходимым рослым подлеском вокруг высоких дубов — единственного, что осталось в щеголе неизменным.
Смотритель купил этот старый дом, расположенный в получасе конной езды от Лондона еще в шестьсот первом.
Когда точно?
Ной и его сыновья
Пролог
Около 1600 лет после Сотворения Мира — XXIII век по Р.Х.
Смотритель стоял на скале, опершись спиной на старое раскидистое дерево с кривым стволом и мощными голыми корнями, которые словно пальцы гигантской руки вцепились в неподатливый каменистый грунт. Это дерево уже стало его другом — Смотритель живет рядом с ним четвертый месяц. Иногда он выходит сюда, на край скалы, и любуется акварельными, необычно тонкими и нежными небесными красками, молчаливым великолепием простирающейся перед ним долины, всматривается через вечную, никогда не рассеивающуюся, но все же прозрачную для взгляда дымку тумана в переплетение улочек большого города. Город разлегся внизу, вдоль реки, как странное чешуйчатое животное…
(реликтовое, разумеется)…
прилегшее отдохнуть у бегущей через долину синей воды.
Закаты в этом мире совсем не похожи на те, что Смотритель знает дома, здесь они, как и цвета неба, гораздо мягче, именно что акварельнее…
1
Временами такая жизнь…
(жизнь наверху)…
начинала Смотрителю надоедать. Сидишь целый день, как сурок в норе, пялишься в экран, учишь ранее неизвестные тонкости древнешумерского языка, вечером обрабатываешь информацию, подсмотренную камерами, подслушанную микрофонами, унюханную электронными «носами». Раз в неделю можно себе позволить прогулку по окрестностям — не чаще, иначе упустишь что-нибудь важное, потом пробел будет, неизвестно какая информация когда пригодится. В работе Смотрителя мелочей нет. В общем, пока Смотритель занимается, так сказать, неквалифицированным техническим трудом. Одно утешение — для себя. Если он всего этого не будет знать — никто не будет. Тяжело в учении — легко в «поле»: перефразированная на лад сотрудника Службы Времени русская поговорка помогала не вскипеть от скуки и вдохновляла на более вдумчивое изучение эпохи, в которой Смотрителю предстояло прожить еще непонятно сколько недель. Или месяцев. Или лет. Как фишка выпадет. Так что учеником нужно быть прилежным…
Сегодня был как раз такой день, когда по расписанию Смотрителю предстояла разведывательно-профилактическая прогулка. Внешние приборы слежения нуждались в регулярных уходе и настройке, да и собственными глазами иногда осматриваться не мешало.
Логово, где Смотритель обосновался, находилось на небольшой горе. Одна из множества замаскированных деревьями и обжитых летучими мышами пещер приглянулась ему своей глубиной — в случае чего можно будет быстренько эвакуироваться подальше от входа и отсидеться в какой-нибудь нише.
2
Сначала возникли звуки — несвязные и неясные. Потом… больно… они сложились в слова, звучащие ниоткуда:
— Кажется, очнулся…
— Пошевелился?
— Нет, стонет.
— Уже ладно. Налей холодной в кувшин.
3
А Хранитель Времени встретился им уже через пару дней.
В этом мире все происходило как по заказу: быстро, щедро и, полагал Смотритель, не всегда на высоком уровне. Fast food. Вот, к слову, захотел потребитель приобрести некий законный
местный
статус — и приобрел его немедля. Но побочные явления — налицо или, точнее, на лице: удар по башке оказался куда сильнее, чем потребитель
заказывал…
Издержки неприхотливого сервиса.
В тот день Смотритель ехал как раз на долбанувшем его паровичке вместе с Ноем и Симом по хозяйственным делам, в коих он принимал посильное участие…
(поднести, нарубить, уложить, перемешать, нанизать, снять, повесить — какие еще глаголы уместны? Да всякие, характеризующие
низкопрофессиональные
действия)…
4
«Отдельная история» была рассказана Ноем Смотрителю днем, после обеда и после того, как они вдвоем излазили вдоль и поперек весь корабль…
(читай: Ковчег. Так будет исторически корректно)…
который оказался точь-в-точь таким, как его представляли в Службе. И каким он был описан в Книге Бытия.
Полноценное трехпалубное судно длиной около ста пятидесяти метров и шириной около двадцати пяти было замуровано…
(видавший виды Смотритель ожидал все, что угодно, но только не это!)…
