Хороша была Марта — кружевница, вдова старого Михала, ох, хороша!

И ни одной моднице не шли так яркие шелковые ленты, как к лицу ей был траурный наряд.

Многих, ох, многих молодых кутил и робких гильдейских подмастерьев сводил с ума строгий чепец на пшеничных крутых кудрях. Да и их почтенные отцы, прямо скажем, не далеко ушли, поедая на службе Марту греховными взглядами вместо того, что бы слушать внушительный глас отца Иеронима, глаголящий о Вечном Спасении.

Да только пока никто не мог похвастаться даже тем, что касался умиротворенно покоящихся на дорогой тисненой коже молитвенника пухлых белых пальчиков, весьма искусных в своем ремесле, что благосклонно взглянули на него безмятежные синие глаза.

Сурова была благочестивая вдова Марта.

Маленький Янош ничем не отличался от остальных монастырских сирот. Кроме, возможно, завидного здоровья. Детские хвори обходили его стороной. Не смотря на ограниченность рациона и суровость монастырского уклада, мальчишка рос крепким, сильным и ловким. Подобное обстоятельство почему-то только тревожило брата Бенедикта, который, собственно, и принес когда-то новорожденного младенца в монастырь.

Брат Бенедикт был молод, решителен и честолюбив. Незаконнорожденный сын дворянина, он был любим отцом за твердый ум и отсутствие ложной сентиментальности; сводными братьями — за искренне избранный путь служения Богу.

Юноше, принявшему обеты в шестнадцать лет, покровительство семьи дало необходимую почву под ногами, а собственная расторопность и трезвый расчет — помогли добиться того, что еще в довольно молодом возрасте брат Бенедикт был обличен доверием весьма высоких духовных санов.

Видимо, брат Бенедикт искренне привязался к сироте, крещенному его собственными руками, если продолжал трогательно принимать участие в его судьбе, не смотря на то, что подобная забота сослужила ему дурную службу.

Брат Бенедикт отличался педантичным соблюдением Устава ордена и монашеских обетов. Его нынешний покровитель, понимающе усмехался, принимая исповедь молодого монаха. Гордыня, которая и подвигла в свое время юношу к постригу, и честолюбие, — вот, что стояло во главе его грехов.