Игорь Адамацкий (1937–2011) зрячим пережил времена «кукурузы», эпохи «зрелого социализма» и «перестройки», пережил как иронист и тонкий наблюдатель, как резонер-теоретик несвободной страны. Он оказывался там, где в обществе ощущался сквознячок независимости и рискованное приближение к ГУЛАГу, став ярким представителем «второй культуры». Свои решения принимал по совести и убеждениям, а социальный статус его определяли наблюдательные органы.

С одной стороны, он отличник Библиотечного института, посещает семинар В. Е. Максимова — одного из лучших знатоков литературы «серебряного века», с другой, он попадает в поле зрения КГБ как автор стихов в студенческом самиздатском журнале «Ересь», знакомится с диссидентом Револьтом Пименовым, который объясняет студенческой молодежи, что при демократическом строе преступный сталинский режим был бы невозможен.

С этого времени Игорь Адамацкий вступил на путь российской интеллигенции новой формации — Валерий Попов назовет ее «интеллигенцией с бицепсами», — из института его изгоняют «в народ». Он увидит мир снизу — из положения грузчика, кочегара, гальваника и пр. И сверху — но глазами не «партии и правительства», а культуры, прежде всего «большой русской литературы».

Добивается восстановления своих прав на получение высшего образования. С отличием заканчивает филологический факультет 

ЛГУ

 и поступает в аспирантуру при Пушкинском Доме. Но в 1970 г. привлекается свидетелем по второму судебному процессу Р. Пименова. Итог: из аспирантуры отчислен

… В

 дальнейшем в основном он учитель русского языка и литературы в школах, где училась рабочая молодежь…

Познакомились мы случайно: на выставке художников-неофициалов Игорю понравились картины Игоря Иванова. Спросил Юрия Новикова: «Как можно познакомиться с Ивановым?» — «Нет проблем, я завтра с ним встречаюсь». Ивановых много: Новиков привел Адамацкого ко мне. Впервые от меня он услышал, что есть журналы самиздата, а я узнал, что предо мной 

непечатаемый плодовитый

 писатель. Осталось только узнать, «свой человек» или нет. Обмениваемся «визитными карточками»: «О! Вы тоже знакомы с Револьтом Пименовым!..»

Егор говорил так долго, с такой убежденностью, так пылко и страстно, что телефонная трубка возле уха вспотела. На том конце дыхание было сначала вопрошающе-удивленным, затем взволнованно-учащенным.

— А с кем вы говорите? — услышал 

он

 наконец незнакомый женский голос и обмер: ошибся абонентом.

— Извините. — И положил трубку.

Лицо горело стыдом: признавался в любви незнакомой женщине. Возможно, она в жизни уже слышала такие слова.

Вошла сотрудница, Инесса Наумовна, с Егором делившая кабинет за столом визави, очень умная и милая особа. Она ни разу не была замужем, но вместо этого была возлюбленной режиссера Театра комедии, а после его 

недавней внезапной

 смерти стала любовницей серьезного и крупного партийного функционера. Скорее всего, об этом не знал никто, кроме Егора и ее партнеров. Все по-честному, считал он, милым умницам негоже оставаться в небрежении и без присмотра. Своих детей у нее не было, из родственников только мама и, стало быть, толпа племянников и племянниц, как это у них полагается.