В этот сумеречный предвечерний час в ресторане было пусто. Обедавшие уже ушли - то были люди деловые, озабоченные, евшие торопливо, на скорую руку, редко заказывавшие даже водку, не говоря уже о коньяке и шампанском, и обходившиеся чаще всего без десерта. В течение двух-трёх часов они быстро сменяли друг друга, а потом разом исчезли, оставив после себя лишь груды тарелок с недоеденными порциями, сухие бокалы, по положению выставленные возле их приборов, и некую атмосферу спешки и нервозности. А вот ужинающие ещё не пришли - те, которые сидят долго, не спеша, со вкусом отдыхая, веселясь и флиртуя, которым можно подать крупные счета, половину которых, а то и больше обычно составляют напитки. В высоком, ярко освещённом зале будет стоять неутихающий гомон, всплески смеха, весёлые выкрики и реветь, покрывая всё это, оркестр. Это самое горячее, самое напряжённое время для официантов и кухни и самое выгодное, конечно, самое прибыльное для плана и вообще.

Но сейчас было прохладно и пусто в огромном сумрачном зале с лепными украшениями на стенах, с роскошными пригашенными хрустальными люстрами, сонными, тяжёлыми гроздьями свисавшими с высокого потолка, с длинными рядами белоснежных столиков в окружении красных кресел. Огромные стрельчатые окна в сложных переплётах рам ещё не были затянуты тяжёлыми шторами из синего набивного бархата, и только лёгкие шёлковые занавесочки укрывали зал от любопытных взглядов прохожих. Окна эти выходили на суетливую, довольно широкую улицу, застроенную невысокими, четырёх- и пятиэтажными домами постройки большей частью начала века, с пилястрами, затейливыми балкончиками, полуколоннами и портиками, - любимейшая купеческая архитектура средней полосы России. И ресторан был под стать этим домам: здесь, наверное, когда-то кутили ещё их обитатели.

Сейчас сквозь окна видны были над душной суетой улицы, окутанной уже наступающими сумерками, безмолвные кровавые отсветы заката в стёклах домов напротив.

Около одного из окон, в глубине пустого ресторанного зала, расположились за столиком двое немолодых людей в неброских трилоновых костюмах, с галстуками изящными, но весьма спокойных тонов, в крахмальных, с фигурной выделкой, белоснежных сорочках самого модного покроя. У обоих седоватые небольшие бачки, глубокие залысины на висках. У одного короткие усики на мясистом, в грубых продольных складках лице и живые чёрные глаза под припухшими, набрякшими веками, у другого непомерно большие, слегка дымчатые очки, закрывавшие чуть ли не пол-лица, узкого, и колючего, как лезвие пилы. Человек с усиками был полный, неповоротливый и монументальный, он горой возвышался над столиком с заткнутой за ворот салфеткой и заполнял собой всё широкое кресло. А его собеседник, напротив, был худощав, невысок и изящен; он легко перекинул ногу на ногу, уютно устроившись в уголке кресла.

Встреча эта могла показаться со стороны самой тёплой и дружеской, и уж поначалу, во всяком случае, вполне безобидной, даже если бы нечаянный наблюдатель смог и услышать кое-что из их негромкой беседы. Но лишь кое-что и лишь поначалу. Впрочем, до конца разобраться тут не смог бы, пожалуй, и самый тонкий и заинтересованный наблюдатель, ибо беседа эта была полна намёков и недомолвок. Ну, а кончилась эта дружеская встреча несколько странно для постороннего наблюдателя, а на самом деле так опасно, что этого до конца не смогли оценить даже её участники.