Белая бабочка, безмолвно вращающейся воронкой затягивалась в неподвижное зеркало освежающе чистой бирюзовой воды. Все ближе и ближе к источнику. Легкая рябь всколыхнула зеркальную гладь. Мотылек, уносимый другим вихрем прочь, был уже далеко, когда исчезла тишина…

Безмолвие взорвал гомон птиц, выпроваживающих из дупла своих оперившихся отпрысков. Три птенца, изгнанные родителями, еще долго кружили в вечернем небе, пока их не проглотили сумерки, а затем и чернильная ночная мгла.

Обагренное отблесками утонувшего Солнца одинокое облако кровавым шаром нависло над горами. Исполосованная глубокими шрамами от мелких ручейков каменистая дорога петляла вдоль русла Бакона. Сдавившие реку с обеих сторон горные хребты казались громадными тисками, которые вот-вот начнут сходиться и с неотвратимой медлительностью втирать в древние растрескавшиеся камни мягкую сочную живую плоть случайного путника.

Внезапно в покрытых густыми лесами цепях гор угадывались хребты исполинских мохнатых драконов, готовых впечатать в дорожные камни ничтожных людишек, дерзнувших осквернить своим присутствием тысячелетнюю гармонию.

Щемящее чувство собственной незначительности и бренности охватывало любого случайного путешественника. Он казался самому себе кощунством и остро осознавал, насколько жалок среди этого величия. В присутствии вечности, казалось, каждая клетка его тела томилась тягучей болью от ощущения скоротечности и мимолетности.

В тоже время человек словно впитывал здесь нечто удивительно восторженное и светлое. Живительная зелень всевозможных оттенков, напоминала кожу, затягивающую обнаженные кости скал. Необузданный разгул всеобщего цветения знаменовал собой продолжающееся торжество жизни над мертвой материей. Стремительное пикирование ласточек у самой поверхности дороги, порхание бабочек и величественное парение в поднебесье орлов заставляло замирать сердце в сладостном восхищении. Атмосфера была насыщенным коктейлем из трелей птиц, стрекотания кузнечиков и бесконечного шума Бакона. Вода тысячелетиями с яростью билась о гранитные валуны, распадалась в пыль, создающую волшебные радужные круги и полировала, полировала камень. Грудь не могла насытиться студеной чистотой воздуха. Словно обуреваемый жаждой, человек упивался кислородом и целебным ароматом высокогорного лесного воздуха.

Но все это было днем. А ночью… Затянувшие небо тучи заслонили звезды и придавили собой вершины гор. Новолуние превратило ущелье в погруженный во мрак тоннель, без начала и конца.

Тени медленно укорачивались, по мере подъема Солнца, с первыми лучами которого обычно объявлялось открытым Верховное Вече.

Двумя днями ранее мальчик неподвижно сидел рядом с убитыми родителями. Вселенная для него съежилась до размеров небольшой комнаты, в которой он их нашел. Юзмекор ожидал подобного, но в глубине его души жила надежда спасти их, хотя он знал, что это было невозможно. Ладонь отца была крепко сжата…

Обыскав дом Юзмекор нашел то, что искал и покинул селение…

— Даю вам слово князя, что я найду и жестоко покараю убийц моего брата. Пока жив я и мой сын, земля будет гореть под ногами этих выродков, — произнес Джут через день на Вече. Схуркуту незадолго до смерти все же удалось убедить оппонентов собрать Верховное Вече. Но действительность внесла в повестку дня свои коррективы. И теперь не взаимоотношения с внешним миром обсуждали ассоны, а другие вопросы. Доверенные лица всех свободных родов Таузера, одобрительно зашумели.

— Ассоны! Нас мало, поэтому мы давно отказались от кровной мести и заменили его выкупом за кровь. Но здесь особый случай! Только равный по происхождению имеет право поднять руку на князя! Не было на памяти нашего народа случая, когда чернь убивала князя! Чтобы подобное варварство не повторялось, я прошу вашего согласия на то, чтобы ответить кровью за кровь! — толпа согласно взревела.

А тем временем Священная поляна, где проходило Великое Вече, была переполнена подошедшим народом. Здесь, помимо участников Верховного Вече, собралось почти все мужское население Зукхура, включая детей и низшие сословия. Джут поднял руку. Вскоре, гул голосов сменился напряженной тишиной, а на возвышение поднялся Сирма из рода Зенду. Старейшина, имевший в народе кристальную репутацию, чьи советы высоко ценил покойный Схуркут. Но Зенду не были князьями, они были свободными общинниками. Это интриговало и немного пугало.

— Сразу после Собрания с подобающими почестями состоится прощание и погребение князя Схуркута, княгини Есенеи и их преданных слуг. Князь Джут уже дал на этот счет соответствующие указания. — Народ впитывал каждое слово Сирмы, каждую деталь происходящего.

— Ассоны! Как не может живое создание жить без головы, так не может народ жить без правителя! Верховное Вече избирает правителя, и сегодня все старейшины находятся здесь. Пропустите их вперед! Остальные покиньте площадь, таков закон! — продолжал Сирма. Людское море забурлило, но делегаты довольно быстро отвоевали свое место, а остальные нехотя, но все же ушли.

Когда Сирма продолжил свою речь, волнение постепенно стихло, и стали слышны его слова.

— Почтенные старейшины! Братья мои! Согласно законам, доставшимся нам от предков, правители Таузера выбираются на Верховном Вече самыми уважаемыми представителями свободных родов. Но многие поколения, князья из рода Бергли передавали власть от отца сыну. Сегодня мы должны вспомнить закон, завещанный нам предками и выбрать Главу народа. Ассоны, настало время выбора! Желаю нам мудрости и терпимости! — с этими словами Сирма отошел в сторону.

Шум толпы постепенно стихал. Глашатаи уже известили народ о вновь избранном правителе. Практически все мужское население трех ближайших селений успело подтянуться к Священной поляне, которая давно не видела столько людей.

Верхушка Вече — наиболее авторитетные представители самых родовитых и богатых княжеских родов собралась на помосте. Джут стоял в центре.

Князь Кенгеш поднял руку с посохом и еще раз оповестил затихший народ о принятом решении. Он, как и все выступавшие после него князья, пожелал новому правителю здоровья, мудрости, силы и долгих лет жизни. Знать выразила надежду, что его правление увенчается процветанием ассонов.

Речь взявшего слово нового правителя Таузера призывала к единству, к соблюдению заветов предков. Князь посокрушался о жадности, о падении нравов, о том, что семейные и личные интересы стали выше интересов общины. И заверил присутствующих, что приложит все усилия, дабы обеспечить благополучие народа, возрождение его исконных обычаев.

— Я не пожалею ни сил, ни здоровья, ни самой жизни чтобы улучшить жизнь Таузера. В этом я торжественно клянусь! — слова поглотил одобрительный рев.

Три года минуло со дня исторической встречи, после которого часть ассонов приняла добровольное изгнание. Неуловимый миг даже в жизни отдельного человека — мгновенье в истории народа.

Изорванные осколки Таузера кровоточили. Пройдет еще немало времени, когда начнет затягиваться эта рана. Быть может к тому времени вернутся потомки ушедших. Вернутся ли они вообще и сохранят ли себя в чуждом окружении. А если вернутся, то какими? Надломленные лишениями или наоборот — излишествами, покорные чуждой воле? Или можно надеяться на воссоединение с гордыми, закаленными ассонами? Людьми, которые идут к своей цели, огибая или сметая препятствия.

Миллет с размахом отмечал новый праздник — День Первого Веретена. Ровно двадцать лет назад девять детей в возрасте от 4 до 12 лет с веселым гомоном установили на единственном свободном пятачке хутора на Утаде три примитивные прялки.

А сегодня просторная площадь возле рынка, специально вымощенная к этой дате, вместила десятки тысяч людей. Выросшие герои праздника находились здесь же, на небольшой трибуне. Наряду с остальными они внимательно наблюдали за разворачивающимся военным парадом. Вот с пронзительным воем сирен проехала колонна из двадцати тракторов. Мирные машины, предназначенные для созидания в этом мире, они превратились в грозное оружие. Сорок пар стальных колес оглушительно прогрохотали по брусчатке, размалывая отдельные камни в крошку. Восторженный рев миллетцев при виде техники, скрыл хмурое молчание инородцев, который набралось едва ли не половина от присутствующих. Многие из них видели эти изрыгающие дым шумные железные чудовища. Собранные одновременно в одном месте, эти колдовские изделия миллетцев подавляли своей мощью. Многочисленные лазутчики, обильно представленные среди толпы, жадно поедали взглядами невзрачные приспособления, что тянули за собой трактора. Впервые артиллерия ассонов предстала чужим взорам. От строгих линий и угрожающей изящности ощутимо веяло холодком смертоносной функциональности. Соглядатаи пришли в уныние от созерцания лишенного малейших намеков на украшения вооружения. Как разительно отличалась эта аскетическая убийственность от вычурно изукрашенного оружия их родины. Следом за техникой прошли маршем колонны пехотинцев. Облаченные в пятнистую униформу, увешанные малознакомым оружием ассонские воины уверенно попирали тяжелыми сапогами брусчатку. Но не сталь привлекла враждебные взоры. Лица. Уверенные и спокойные. Не яростные и не злые. Ощущение грозной силы исходило от колонн. Не злой и не доброй. Единая и могучая сила сильных сплоченных людей.