История войны в Афганистане делится на два периода — с вертолетами и без вертолетов.

С вертолетами — было в самом начале, когда вертолетами почти без страха перевозили солдат, имущество, наносили удары по позициям моджахедов, вели разведку. В восемьдесят первом — восемьдесят втором годах можно было еще видеть такую картину: кишлак, в кишлаке зачистка, с бронетехникой, с оцеплением — а над кишлаком завис вертолет и координирует действия солдат, ведет наблюдение, может и подержать огнем.

В восемьдесят седьмом просто невозможно было представить себе такую картину — беспечно висящий над кишлаком вертолет. Опасность была столь велика, что теперь все чаще силы спецназа поддерживались не «крокодилами», как обычно — а огнем артиллерии.

Между этими датами — восемьдесят первый и восемьдесят седьмой — много чего произошло. Советские вертолетчики освоили множество новых тактических приемов работы, высаживали массовые десанты работая одновременно пятьюдесятью и более машинами, стали летать ночью и охотиться на караваны, пробирались в такие места, куда мог забраться только сумасшедший. По всему ОКСВ ходила легенда о вертолетчике, который нанес удар НУРСами по позиции ДШК на скальной полке, пока духи пережидали в окопчиках — он сел, погрузил в вертолет два ДШК и улетел. Но такие истории были единичными, а вот проблемы были массовыми.

Первой проблемой было то, что советские вертолеты, в том числе и знаменитый Ми24 оказались уязвимы и несли потери даже от огня крупнокалиберных пулеметов. Вопрос был в том куда бить. Ми8 брони не имел вообще, недаром десант во время полета сидел на чугунных сковородах, которые держали даже пулю ДШК, а если врезать из засады по пилотской кабине — верная смерть. Ми-24 конечно имел броню — но было одно уязвимое место, общее для всех вертолетов — хвостовой винт и редуктор. Если туда попасть — а он ничем не защищен, длинный вал привода и редуктор, требующий смазки — вертолет терпит катастрофу либо сразу, либо через несколько минут, когда кончится масло в редукторе. Американские и пакистанские военные советники научили душманов, как бороться против вертолетов даже без ПЗРК — огонь надо сосредотачивать не на пилотской кабине, как инстинктивно хочется сделать, а на хвостовом винте. Точно так же надо бить и из засады — подождать, пока вертолет пролетит и бить вдогон ему. В любом крупном укрепленном районе было по двадцать и более пулеметов ДШК, часть из них была установлена так, чтобы бить в хвост выходящим из атаки вертолетам.

Пактика...

Мало у кого из пилотов вертолетов, летавших в Афганистане, не дрогнет в душе при упоминании этой провинции. Жуткие, смертельно опасные места.

Пограничная зона! Даже не то, что пограничная зона — самая, считай, граница. Пакистан — под боком. Горы — только не такие как на севере, лысые — а гораздо хуже — покрытые лесом. Спрятаться куда проще и ничего не видно. С той стороны — зона племен, большие лагеря боевиков, здесь они проходят экзамены. Стингеры — совсем недалеко порт Карачи, все Стингеры идет оттуда. Впрочем — знающие люди говорят, что Стингеры доставляют прямиком из США рейсами военно-транспортной авиации, с промежуточной посадкой в Китае. Как же на самом деле — ведомо одному лишь Аллаху.

Пактика находилась в зоне ответственности Асадабадского батальона спецназа. Он первый, учитывая постоянную угрозу вертолетам с земли, отработал поддержку не авиацией, а артиллерией с корректировкой огня в реальном масштабе времени, напрямую, а не через штаб. Этот батальон, не такой известный, как кандагарский и джелалабадский — воевал ничуть не меньше их, а может даже и больше. Фотографии запечатлеют пункт временной дислокации батальона — мертвая, насквозь простреливаемая зона, пушки и крупнокалиберные пулеметы в капонирах и блиндажи — учитывая интенсивность обстрелов, жить в нормальных модулях было нельзя...

В этот день, в одном из кишлаков уезда, в том самом, в котором было подозрительно тихо — договорная зона, племена сами решают здесь свои дела с моджахедами, сами охраняют свою землю — ждали гостей. Тех самых гостей.

Самолеты Y-7, которыми террористы воспользовались для переброски дополнительных сил в Кабул — были почти неотличимы от советских Ан-12, по крайней мере, внешне. Тем более — перед операцией, ЦРУ США передали китайской разведке все имеющиеся данные об окраске, бортовых опознавательных знаках самолетов советских транспортных эскадрилий. Поэтому — когда на захваченный аэродром начали заходить один из другим десантные «Ан» — захваченный советский персонал решил, что началась высадка советской воздушно-десантной дивизии.

Их всех согнали в один ангар, несмотря на то, что ангар был большим — там было так тесно, что стоять еще было где — а вот ложиться можно было лишь посменно, причем стоящие в этом случае должны были потесниться. Считалось, что из ангара ничего не было видно — но советский ангар есть советский ангар, пару щелей, в том числе и так, чтобы смотреть на поле — расковыряли быстро...

— Самолеты! — закричал штатный наблюдатель, хохол из батальона охраны аэродрома со смешной фамилией Куница — самолеты садятся!

— Ну-ка, дай...

Старшие по званию моментально оттеснили наблюдателя-сержанта от щели. Было видно проносящиеся по полосе самолеты, садились кучно.

Поздно ночью, когда были закрыты все дуканы, когда замерла жизнь на афганских улицах, когда на них остались только патрули, да бронетранспортеры — из ворот дворца Арк стремительно выехал президентский кортеж. Это был Мерседес-560, бронированный, купленный в свое время у германского посла, за ним шли еще один Мерседес, попроще, потом черная Волга со спецаппаратурой в багажнике, которую предоставили советские друзья и замыкал колонну едва поспешающий за ней Газ-66 с солдатами президентской гвардии в кузове. Пропускавший колонну солдат удивился — президент очень редко выезжал так поздно, во дворце были жилые помещения, и президент там жил, хотя у него был дом и в городе. Но, в конце концов — это было не его дело, куда поехал глава государства: он поднял шлагбаум, приветствовал проносящиеся мимо машины салютом, а когда прошла последняя — снова закрыл шлагбаум и остался стоять на посту, будучи первой мишенью для тех, кто захочет захватить дворец. Такая уж у него была служба.

Кортеж президента, пронесшись по ночным улицам, чуть задержавшись перед воротами Старого города, уже закрытого на ночь — стремительно влетел внутрь того района города, где раньше жила афганская знать. Сейчас здесь жили партийные и военные деятели, и ничего почти не изменилось, даже то, что не до всех домов (вилл, так будет точнее) нельзя добраться на машине, нужно оставлять машину и идти пешком.

Брат президента и начальник президентской гвардии генерал Шапур Ахмадзай жил здесь, и у него было три дома — по одному для каждой семьи. У генерала, как и у многих высокопоставленных военных здесь жила одна бывшая жена, одна нынешняя жена и одна любовница, и у всех, кроме любовницы были от него дети. В Афганистане испокон веков процветало многоженство, положение в обществе мужчины обуславливалось, в том числе и тем, сколько жен у него было (сколько жен и детей он мог прокормить). Коммунистам многоженство было запрещено, исключение делалось только для «примкнувших» таких как генерал-губернатор Кандагара, он же кандагарский принц, который был генерал-губернатором и при короле. Но афганские коммунисты все равно находили выход из этой сложной ситуации, хотя генерала Ахмадзая уже дважды прорабатывали на партийных собраниях как аморального человека. Даже этих тех женщин ему не хватало, и он умудрялся «аморальничать» и с другими. Вот таким был этот человек — генерал Шапур Ахмадзай.

Охранявшие эти дома нафары вскинули автоматы — но начальник охраны президента прокричал пароль, и автоматы опустились, а один из охранников суетливо побежал открывать дверь. Было видно, что Наджибулла не в духе, и не дай Аллах кому попасться на его пути — бычью силу генсека знали многие...

— Где? — спросил президент

Тайна на Востоке — понятие растяжимое...

Тайны есть для чужих, для своих тайн нету, достаточно лишь покрутиться на базаре или зайти в чайхану — и ты узнаешь все, что ты хочешь знать. Об Абдуле, у которого сдох ишак. О Хафизулле, которому изменяет супруга. О губернаторе, который требует непомерно большую долю в любой торговле. О пакистанцах, которые намереваются делать в стране революцию...

Нужно только быть своим.

К восемьдесят восьмому году, к началу восемьдесят восьмого года — ситуация с Афганистаном окончательно начала напоминать гордиев узел. Американцы имели от шурави твердые заверения в том, что шурави уйдут из Афганистана между восемьдесят восьмым и девяностым годом — но вместо этого русские не только не ушли, но начали кампанию террора, как в Кабуле, так и в Пешаваре. Лидер Пешаварской семерки Раббани погиб, расстрелянный автоматчиками — террористами на улице — грозное предупреждение для всех. В Кабуле появились люди, шурави, которых местные звали «сыновья Шайтана» — они действовали самостоятельно, мелкими группами, никому не докладывая, получали разведывательную информацию и тут же ее реализовывали, примерно так же, как действовал СМЕРШ в годы Великой Отечественной. Человек в маске и с пистолетом Стечкина в руках стал кошмаром городского исламского подполья, которое до этого столь обнаглело, что листовки с призывами отмечаться в исламских комитетах и воевать против шурави, находили в туалете Арка! Все это стало ответом на взрыв у советского посольства... но моджахеды, и те кто заказал этот взрыв, пакистанские разведчики — не ожидали от Советского союза, ставшего в последние десять пятнадцать лет столь предсказуемым и благоразумным.

О том, что Наджибулла готовит переворот, пакистанская разведка конечно знала. Им не удалось отследить контакты посланника президента Афганистана с высокопоставленными американскими разведчиками — но об их наличии и обсуждаемых темах они знали. Откуда? Да Сулейман Лаек и сказал. А до этого — сказал один из генералов, которым верил президент Наджибулла и которые думали о будущем. О своем — будущем.