Я шагал по влажному от недавнего дождя асфальту, глухо постукивая каблуками. Вокруг — ни души. Впрочем, не удивительно, если учесть, что сейчас почти полночь.

Темно хоть глаз выколи. Разумеется, солнце уже давно село, а с искусственным освещением в нашем районе большие проблемы. Фонарных столбов вдоль улиц понатыкано хоть пруд пруди, но вот работающих из них можно пересчитать по пальцам. Недаром наш район «Темными дворами» кличут и не зря к нам из других областей города ездить боятся. Что ж, контингент здесь и вправду не самый дружелюбный: на всю округу славимся бандитскими группировками, ворами в законе и вне его, да и всякой хулиганской шушерой.

Сложилось так, что несколько лет назад именно сюда, в эти захолустные трущобы, мне пришлось переехать. Но я не жалуюсь. Привык, наверное. Каждый крутится, как может. Вот и я кручусь. Что ж поделаешь, сейчас девяносто восьмой, почти конец второго тысячелетия. Времена нынче непростые. Бандитская жизнь вовсю процветает. А здесь, у нас, так вообще, почти каждый мнит себя если не вором в законе, то претендентом на его роль — уж точно. Плюнуть некуда — всюду блатные. Иногда даже подумываю: а не податься ли и мне в эту прекрасную, наполненную убогой романтикой и забавным сленгом, бандитскую жизнь? Работать не надо, выколачивать честно заработанные копейки тоже не надо. Не жизнь, а сказка.

Я свернул под арку меж двух пятиэтажек, глухой стук шагов замедлился. Ступаю аккуратно, почти на ощупь. Тут быстро ходить нельзя — ушибиться можно так, что не поздоровится. Всюду обломки кирпичей, булыжники, доски с гвоздями — этот хлам детвора с местной стройки натаскала. Видишь ли, играют они. Видимо, нормальных человеческих игрушек с роду не видали, вот и забавляются с мусором. И еще интересно, куда смотрят дворники?

— А, черт побери! — эхом запрыгал мой возглас по стенам, быстро растворившись в тишине. Споткнулся о кирпич или что-то подобное.

Я оказался посреди огромной комнаты, аккуратно обитой ровными досками. Высокие стеллажи и полки, расставленные почти у всех стен, забиты разными книгами и толстенными фолиантами. У одной из стен расположен массивный камин, перед ним два кресла в шерстяной обивке.

— Поздравляю, друг мой, ты прошел испытание, — чуть улыбаясь, проговорил Яков Всеволодович. Скрестив руки, он стоял у камина и разглядывал меня с головы до ног.

— Какое испытание?

— Ты сообразил, как пользоваться браслетом. Это было твоим испытанием.

— Знали бы вы, чего мне это стоило. — Я сурово покосился на серебряную побрякушку, которую все еще сжимал в руке, с недовольством вспоминая, как несколько минут назад отчаянно пытался ее активировать.

Дни летели незаметно. Яков Всеволодович упорно пичкал мой несчастный мозг всевозможными знаниями, которые, впрочем, охотно усваивались. А вот заклинания, даже самые простейшие, давались с трудом. Да, в общем-то, пожилой страж и не настаивал на скорейшем их познании и, строго придерживаясь своего принципа, говорил, что, коли не получается, значит, еще не время. По правде сказать, все, что мне удалось изучить, так это лишь «Искру». Хотя, признаться, оно являлось не полноценным заклинанием, а всего лишь концентрацией энергии на низком уровне.

Да, насчет концентрации: Яков Всеволодович заметил, что она как-то странно у меня проявляется. Я как бы впитываю магию, но в ауре она почему-то не отражается, будто кто-то через меня ее перекачивает себе, но при этом я ее не теряю. Парадокс получается. Из-за чего это происходит — мой мудрый наставник не знает, но предполагает, что всему виной моя «травма», полученная от удара Темного.

Кстати, по поводу черного пятна, что расползлось по животу и груди, пожилой страж объяснил, что такие отпечатки получают несчастные жертвы дремоавцев, коей мне и «посчастливилось» оказаться. В общем, все выглядело примерно так, как я и предполагал — ничего пагубного для организма сия мрачная клякса не несла и со временем должна была рассосаться.

А сейчас, развалившись на крыльце, я любовался восходящим солнцем и вспоминал вчерашний день, который, к слову, прошел просто прекрасно. Ибо Яков Всеволодович показал мне потаенные недра жилища, то есть наконец-то открыл доступ в свою подвальную лабораторию. Сказать, что я был ошеломлен — значит, ничего не сказать, потому что увиденное произвело на меня поистине неизгладимое впечатление. Такого количества чудес, скопившихся в одном месте, мне еще видеть не приходилось.

Сначала мы спускались по длинной винтовой лестнице, штопором уходящей вниз, потом долго шли по протяженному коридору с серыми каменными стенами, что были увешаны древними портретами. Изображены на них все предыдущие стражи границ нашей территории, ушедшие из жизни века, а то и тысячелетия тому назад.

Очнувшись, мой несчастный организм в полной мере ощутил давящую силу похмелья. Во рту царила пустыня, голова трещала так, словно готова была развалиться на две половинки. Руки судорожно дрожали, как у паралитика. Мне хотелось застрелиться или вскрыть себе вены, да сделать все, что угодно, лишь бы избавиться от этого ужасного ощущения. Но совершить суицид мне не дал Горбул. Заметив, как я страдаю, он решил смилостивиться над своим неосмотрительно накачавшимся вином гостем. Пара непонятных слов, активирующих, по-видимому, какое-то местное обезболивающее заклинание, и я снова стал чувствовать себя, как огурчик.

Проспал я, судя по всему, оставшуюся часть дня и всю ночь, потому что, как только я вышел из пещеры для медитации, меня приятно обласкали утренние лучи клораллийского солнца.

Небесное светило выглядело вполне обычно и совершенно ничем не отличалось от земного, поэтому мне даже на мгновение показалось, что я снова очутился в родном мире. Впрочем, ощущения, что я нахожусь не в своей вселенной, во мне не проявлялись и ранее. Только психологическое осознание и ничего более.

К полудню я занялся изучением клораллийской магии. Яков Всеволодович как в воду глядел, когда советовал мне начать познание этой непростой науки с основ циклопского чародейства. У меня действительно получалось. Плохенько и жиденько, конечно, но все равно — получалось. На вопрос, как же мне это удается, гигант пожал плечами и ответил, что колдовское искусство циклопов всегда считалось одним из самых легких разновидностей использования магии. Для успешной активации чар нужно всего лишь произнести текст с особой интонацией. Для правильного действия заклинаний моего родного мира (и многих других измерений) необходимо понимать заложенный в произносимых словах смысл, при этом нужно визуализировать тот образ, что заложен в тексте. А это не всегда под силу новичку.

На второй день мне удалось изучить одно полноценное боевое заклинание, которое на циклопском языке именуется как «Элап этд дат», а в переводе на русский означает «удар воздухом». Испытав его действие на себе, я убедился, что оно полностью оправдывает свое название. Горбул вложил в «удар» чуть больше энергии, чем требовалось. В результате дикий поток воздуха поднял чуть ли не всю пыль, за десятилетия скопившуюся в пещере, и с гулким ревом обдал меня ею с головы до ног. Мое бренное тело отбросило на добрых пару метров и потянуло по полу… Потирая зад и отплевываясь от забившейся в рот грязи, я пришел к выводу, что «Элап этд дат» очень полезное заклинание и мне безусловно пригодится в жизни.

Наступила осень. Надо признать, наступила внезапно. Я даже заметить не успел, как участились дожди, стали промозглыми ветра, укоротились дни и удлинились ночи. Только сосны, окружающие наш дом почти со всех сторон, оставались все в тех же несменяемых зеленых платьях.

С осенью ко мне явилась и тоска, холодная и гнетущая, с каждым днем вытягивающая по ниточке жизненных сил и ввергающая во все большее уныние. Я все чаще думал об Ольге, скучал. С каждым днем все сильнее и сильнее. В первое время, как только мы с ней расстались, и начался весь этот сыр-бор с ученичеством, мне было не до мыслей о ней. Но вот сейчас, когда минуло почти четыре с лишним месяца, воспоминания о моей последней любви снова ожили. Не скажу, что я страдал об утрате, но… я скучал. Скучал, как никогда прежде. Все же два с лишним года совместной жизни взяли свое. Я все чаще стал задумыватьсяо том, как она живет, хорошо ли ей с ее новым ухажером, не вышла ли замуж, не беременна ли. Но самое главное то, что я понял — теперь мне ее не вернуть. Никогда. Я страж границ, пусть еще недоученный, но все равно, у меня теперь совсем иная жизнь.

Но печаль пришла не только из-за воспоминаний об Ольге. Есть еще что-то. Какая-то внутренняя пустота.

— Грустишь? — поинтересовался Яков Всеволодович, скрипнув дверью. Опять учуял мои эмоции. Впрочем, я уже привык. Хотя, поглядев на мое унылое лицо, можно и без всяких сверхъестественных способностей догадаться, что я сейчас далеко не в самом лучшем расположении духа.

На его вопрос я ничего не ответил, лишь тяжело вздохнул. Приподнял голову, мой взор устремился вдаль на желтеющий горизонт леса.

С тех давних пор, как я вернулся из затянувшегося путешествия по Дарну, минуло два с половиной года. Все это время я учился, пичкая мозг редчайшими знаниями и приобретая полезные навыки. Надо признать, Яков Всеволодович оказался на редкость прекрасным наставником. Если у меня что-то не получалось, то он спокойно и доходчиво все заново показывал и объяснял. Нам бы в школы таких учителей — несомненно, уровень образования вырос бы в разы.

Не без труда и упорства мне удалось овладеть несколькими сложными заклинаниями и ритуалами, я научился искать крупные места силы, читать ауры людей, животных и даже некоторых предметов. Наложить на себя неплохую антимагическую защиту мне теперь тоже не составляло труда. Но все равно в магическом плане я еще был не очень силен. Едва дотягивал до рядового середнячка.

Поначалу освоение новых знаний и умений давалось тяжело, но сам процесс затягивал, казался интересным. Но позже все приобрело оттенок однообразия. И я понял, что познание магии — это рутина, которая сначала увлекает, потом надоедает, а затем ты к ней привыкаешь и по-другому уже не можешь. Я теперь не представляю себе и дня без магической тренировки. Для меня это стало своеобразной утренней зарядкой — если ее не сделаешь, то весь день чувствуешь себя, как не в своей тарелке.

По другим измерениям мы больше не путешествовали, если не считать Ова. Потому что Ов — это нечто вроде тренировочного полигона для стражей из всех вселенных. Когда-то давно это был цветущий мир с довольно мирным гуманоидным населением. Они даже неплохо развились — добрались до уровня середины двадцатого века Земли. Но внезапно на их планету вторглись пришельцы из космоса, принеся с собой смертельную заразу. Одна половина обитателей Ова вымерла, другая же начала сильно мутировать. Дружный мирок раскололся на множество мелких псевдогосударств, войны между которыми вспыхивали чуть ли не каждые полгода. В результате через двадцать лет после инопланетного нашествия грянула ядерная война. Почти все население вымерло, а планета превратилась в обугленную пустыню. С тех пор прошло много столетий, но жизнь на Ове полноценно так и не возродилась. Потомки выживших овейцев одичали, уподобившись примитивным животным, да и природа толком так и не восстановилась.

По поводу Темных и Светлых мы с Яковом Всеволодовичем беседовали редко. Он неохотно говорил на эту тему и всегда пытался перевести разговор в другое русло. А я и не настаивал. Но мне всегда казалось, что сам он порой размышляет о нашей давнишней беседе и о предложенной мною идее. Возможно, у него есть какой-то план на этот счет, а может быть, ему просто неприятна сама тема. К сожалению, я еще не научился читать чувства людей, как это с легкостью проделывает мой мудрый наставник, и не могу сказать наверняка.

Спустя четыре дня от Хосе пришло сообщение, что он приступил к созданию заклинания-шпиона. Якова Всеволодовича это не особенно обрадовало, но и не огорчило. Пару раз я пытался заговорить с ним на тему слежки за Темными, но он все отмахивался. От совета — как от общего, так и от внутреннего — он явно ожидал другого решения.

Еще через неделю перуанский страж границ оповестил, что заклинание почти готово, осталось доработать кое-какие мелочи и можно будет испытать его в Ове на какой-нибудь духовной сущности. Через три дня он назначил встречу в упомянутом мире.

Ов — не самое приятное место из всего разнообразия вселенных, однако, находясь на Ове, чувствуешь некую энергетику, присущую только этому миру. Может быть, это происходит из-за того, что Ов стал тренировочной площадкой для магов и стражей границ и со временем наполнился остаточными магическим эманациями. Или же все дело в том, что его духовная составляющая на порядок сильнее, нежели в других физических вселенных, поэтому он буквально переполнен эфиром. Заклинания в нем действуют эффективнее, и магическая энергия восстанавливается куда быстрее.

С тех пор, как на Ове прогремела ядерная война, минуло несколько столетий. Радиационный фон давно пришел в норму, но мутанты с лица мира так и не исчезли. По большей части эти существа безобидны, но порой можно нарваться и на враждебное создание. Куда интереснее тот факт, что Ов по каким-то таинственным причинам притягивает низших духов. Их в этом полузабытом мире тысячи. Зачастую обычная тренировка для мага перетекает в охоту за призраками, легкодоступным источником эктоплазмы.

Еще Ов считается одним из тех миров, откуда чаще всего потусторонние существа пробиваются в другие вселенные, в том числе и на Землю. По большей части эти сущности слабы, но порой могут доставить неопытному магу много неприятностей.

Вернувшись на нашу грешную Землю, мы стали ожидать, пока Хосе не доработает Монтесинос. Впрочем, через несколько дней заклинание было готово, и каждый из стражей границ получил по формуле.

Темные пока не появлялись. Они словно раскусили наш замысел и решили пока что повременить с визитами на Землю.

Минуло два месяца. Хосе объявил, что заклинание-шпион он доработал снова, и теперь оно — само совершенство. Перуанец уверил нас, что Темные ни за что не заподозрят, откуда тянутся остаточные следы от заклинания. Он вновь раздал всем обновленные формулы, и стражи принялись осваивать новую версию Монтесиноса.

Параллельно мы с Яковом Всеволодовичем продолжали магические тренировки. Ов стал почти родной для меня вселенной — мы проводили там несчитанные часы. Я поднаторел в искусстве манипуляций со стихиями. Особенно хорошо мне давались огонь и вода. Не смотря на природную несовместимость этих стихий, я научился использовать их в связке. Например, на одной ладони я материализовал воду, на другой — огонь. Хлопнул в ладоши — образовалось густое облако обжигающего пара. Его можно пустить во врага, а можно скрыться под ним, дабы скоренько смыться с поля боя. Интересен тот факт, что пар несет заряд обоих компонентов, что в определенных ситуациях способно сыграть на руку.

Неплохо я продвинулся и в искусстве телекинеза. Я научился поднимать и швырять крупные предметы: бревна, каменные блоки, небольшие валуны. На Ове этого добра навалом. Правда, с левитацией не совсем все так хорошо, как хотелось бы. Несмотря на то, что телекинез и левитация — по сути одно и то же, поднять в воздух собственное тело мне дается с большим трудом. Яков Всеволодович говорит, что это происходит из-за энергетической несоразмерности тел. Например, я могу подкинуть камень на несколько метров, но сам подпрыгнуть на такую же высоту не сумею. Впрочем, законы элементарной и духовной составляющих — разные. Необходимо больше тренироваться.

Оказавшись дома, я окунулся в глубокую, томительную тоску. Без Якова Всеволодовича дом словно умер. Пустые комнаты… пустая лаборатория… пустая жизнь. За три года я прикипел к наставнику настолько, что сейчас, когда его не стало, я будто потерял часть себя. Бредя по коридору, ведущему в подвальную лабораторию, и глядя на суровые лица моих предшественников, взирающих со старинных портретов, я с глубочайшей печалью осознал, что мне предстоит повесить на стену еще одну картину.

Буквально месяца четыре назад наставник заказал у одного художника портрет. Несколько дней назад заказ был готов. Он как будто чувствовал, что скоро его придется повесить рядом с остальными. Рядом с изображением Федора Славомировича. Увы, но теперь это придется сделать посмертно.

Для меня это станет великой честью. И я воздам ее как можно скорее. Сто тринадцатый портрет. Сто тринадцатый страж границ нашей территории, прослуживший на благо Земли и закончивший свою жизнь на двести двадцать седьмом году жизни.

Вечная память вам, Яков.

Вечная скорбь.

— Зачем тебе в Индию? — спросил Чжи, когда я попросил его открыть портал в окрестности Дели.

— Есть одно дело. Я, конечно, мог бы и сам добраться самолетом, но ближайший рейс будет лишь через шесть дней. А мне бы не хотелось ждать столько времени.

Китайский страж границ изучал меня столь пристальным взглядом, будто пытался отыскать какой-то изъян. Левой рукой он поглаживал свою густую белоснежную бороду у подбородка, а правой подпирал бок.

— За несколько дней до смерти Яков тоже приходил ко мне с такой же просьбой, — после недолгих раздумий изрек он. — Я исполнил ее. А потом случилось… непредвиденное. Не знаю, связана ли его смерть с посещением Индии, но то, что ты идешь его дорогой — мне не нравится. Говори, что ты задумал?

Я вздохнул. Посвящать в свой план я никого не собирался. Пока. Но насколько я успел усвоить — Чжи очень упертый и вредный старик. Он запросто может отказать мне, если я не исполню его просьбу.