На мокром асфальте укрытый старой флотской шинелью и куском полиэтилена, лежал крупный, рыжий колли. Пёс был болен и стар. Правая половина морды изъедена язвами. Взгляд здорового левого глаза был тосклив и равнодушен. Ветер с яростью хлестал его дождем, но пес оставался неподвижен…

Когда месячным щенком его принесли в дом, то радовались все. Тогда колли были в моде. Дети забавлялись с ним, придумывая веселые игры, а на ночь, втайне от родителей, по очереди брали к себе в постель…

Но вот дети выросли. Прошла мода на колли. Интерес к нему со стороны домочадцев пропал. Пес состарился. Одолели болячки. И настала безрадостная, унылая жизнь — брошенной, за ненадобностью, живой игрушки.

…В тот ненастный день на лоджии было невыносимо холодно и сыро. Преодолев страх наказания, пёс поддел лапой балконную дверь, проковылял в комнату, опасливо юркнул за плотные портьеры, лег на мягкий, ворсистый ковёр, прижался к теплой батарее и заснул.

Хозяйка, обнаружив спящего в комнате пса, накинулась на него, требуя, чтобы тот немедленно убирался на балкон. Со злостью, огрев поводком по морде пригрозила:

Начало лета. Яхта, ошвартованная кормой к пирсу, плавно покачивается. В снастях посвистывает не злой ветер. Поскрипывает такелаж. В борт звонко плещется мелкая волна. Воскресенье. День отдыха перед очередным этапом путешествия. Молодежь ушла за рапанами. На яхте Малахов и его тринадцатилетний племянник Костя. Он в экипаже в качестве юнги. В ожидании ребят капитан решил подремать в каюте, а Костя занялся наведением порядка на палубе и ремонтом парусов.

Сквозь некрепкий сон, Малахов услышал всплеск упавшего за борт чего-то тяжелого, пьяный смех и топот по скрипучей сходне.

— Соседи веселятся, — решил он и повернулся лицом к переборке.

Но поспать не пришлось.

— Дядя Дима, за бортом тонет собака! — взволнованно прокричал Костя в проем входного люка.