Часы пробили тринадцать…

Не подумайте, что я шучу. Я рассказываю вам вполне правдивую историю, которая случилась в Касриловке у нас в доме и которой я сам был свидетелем.

У нас были стенные часы, старые-престарые часы; отец получил их в наследство от деда, дед от прадеда, и так они переходили от поколения к поколению с незапамятных времен. Право, жаль, что часы – не живое существо, что у них нет языка и они не умеют говорить: они бы многое могли порассказать… В городе наши часы пользовались славой первых часов – «часы реб Нохума!..» Они так хорошо, так верно шли, что люди ставили по ним свои часы. Можете себе представить, даже Лейбуш-Мудрец, еврей-философ, который определял заход солнца по самому солнцу и знал наизусть календарь, даже он говорил (я слышал это из его собственных уст), что хотя наши часы… по сравнению с его часами и ерунда, понюшки табака не стоят, но по сравнению с другими часами, наши часы – все-таки часы… А уж если Лейбуш-Мудрец сказал, то на его слова можно было положиться, потому что каждую субботу под вечер, между предвечерней и вечерней молитвами, он не ленился взбираться на крышу женской молельни или на вершину холма возле старой синагоги и, затаив дыхание, следить за солнцем, ловить мгновение, когда оно сядет. В одной руке держал он часы, в другой – календарь и, когда солнце спускалось за Касриловку, реб Лейбуш говорил: «Поймал!» Часто он приходил к нам сверить часы. Войдя, он никогда не скажет «добрый вечер», а только взглянет на наши стенные часы, на свои карманные часы и на календарь, потом еще раз на наши стенные часы, на свои карманные часы и на календарь – и нет его.