«Карету мне, карету!»

Алексин Анатолий

После меня и мамы – или мамы и меня – папа сильней всех любил Марка Твена. Долгие годы он отдал не только нам с мамой, но и нам с Твеном. Правда, Твен имел в нашей семье и некоторые преимущества: мне и маме папа не посвящал исследований, книг и эссе, а ему посвящал. За нас папе не присуждали международных премий, а за Твена – вручали.

Папа был убежден, что никто не умел так, как его кумир, скрашивать и сглаживать юмором беды читателей. Не только американских, но еще больше – российских. Во-первых, российских бед было больше, а во-вторых, в России, как утверждал папа, Марк Твен издавался и был понимаем не меньше, чем у себя дома.

– У других есть иные точки зрения...

Зачем мне было верить мнению других, если было мнение папы?