После сражения на Самарской Луке начались переговоры с викингами. Наследники европейской культуры требовали очистить Великие Русские равнины, угрожая новым нашествием. Границу они хотели провести по Уралу. Но зная горячую и хвастливую натуру пришельцев, чьи предки ещё полтораста лет назад обитали в арабских пустынях и африканских джунглях, никто из русаков не боялся этих угроз. Силы обеих сторон после двухгодичной войны пришли в расстроенное состояние. К наступлению никто не был готов.

Переговоры шли на самой Луке, там, где ещё недавно грохотали пушки и пулемёты, а в воздухе пластались меж собой пятнистые вертолёты.

Русаки и викинги общались в зале совещаний здания Жигулёвской ГЭС. Волжский ветер разворачивал над ним белый треугольный стяг европейцев с вышитым чёрным вороном и красное полотнище Евразии, обшитое белой каймой. Золотой орёл в центре флага надменно поглядывал на заносчивого ворона. Рядом с евразийским стягом хлопал по ветру палевый штандарт союзных калмыков. Восседавший там Дору — Тенгри внимательно наблюдал за грозными птицами на стягах, зная их суровую цену. Сама Лука считалась нейтральной зоной, и по ней лишь иногда проезжали верховые патрули. Около памятника Шойгу недавние враги встречались, передавая друг другу нарушителей. Бойцы и русаков, и викингов постоянно шныряли в окрестностях в поисках боеприпасов, оружия и других полезных вещей. Бронзовый спасатель, защитивший четверть века назад Самару от бешеной воды потопа, сурово глядел на плотину гидроэлектростанции, не замечая суеты.

Смуглые и чернокожие всадники, собираясь в тени памятника, смотрели презрительно на своих визави. В разговор они обычно не вступали, молча отстёгивая от стремян пойманного нарушителя и пинком в спину отправляя его к своим. Русаки глядели исподлобья, придерживая на толстых брезентовых поводках могучих псов — волкодавов. Калмыки, словно приросшие к своим иноходцам, бросали оценивающие взгляды на конных арабов. Только перемирие мешало им вновь, как несколько недель назад, схлестнуться в яростной схватке без правил.

Полуэскадрон пограничной стражи возвращался с трёхмесячного патруля. Солнце августа безжалостным жаром вышибало солёный едкий пот из людей и лошадей. Выскочив на шоссе, бывшее когда-то федеральной автотрассой «Урал», всадники перешли на шаг. Белошкурые волкодавы с высунутыми языками предпочли бежать среди невысоких берёз, укрываясь под их листвой от горячих небесных лучей. До Сызрани, где квартировал штаб Волжского округа, оставалось около десяти километров. Вдалеке виднелась Волга.

Конники не спеша ехали по изъеденному дождями, морозами, кустами и деревцами асфальту, переговариваясь о своих делах. Лошади ловко обходили ржавые каркасы автомобилей, гнивших на шоссе второй десяток лет. Под копытами хрустели сухие ветки, мусор, мелкие куски пластика от машин. Из кабины заваленного на бок большегрузного автомобиля чёрным облаком выпорхнул ворон. Жеребец комэска дёрнулся в сторону, испугавшись лесной птицы. Всадник нагнулся, и успокаивая коня, погладил его по шее. Пограничники засмеялись. Настроение было прекрасным, впереди их ожидал полугодовой отпуск.

Вдруг справа, из густых зарослей молодого березняка, донёсся выстрел, потом ещё один. Потом стрельба загрохотала очередями, над лесом взвились испуганные птицы.

Пограничники быстро повернули коней влево и укрылись в деревьях — таком же березняке, заполонившем за последние двадцать лет пустующие поля Великих Русских равнин. Вышколенные волкодавы прилегли на пузо и молча поглядывали на своих вожатых, ожидая команды.

Вскоре бойцы увидели, как на дорогу выбежал мужчина в изорванной камуфляжной куртке, брезентовых штанах и с автоматом в руках. Оглянувшись назад, он прыжком заскочил в промоину под осевшим на дисках железным скелетом микроавтобуса, и глянув по сторонам, притаился.

Президент Евразии Ложкин обедал вместе с председателем Высшего Совета и послом Джунгарии Мергеном Ягурином. В большой чашке горкой были навалены огурцы с помидорами, рядом лежали пучки зелёного лука, зубчики чеснока, веточки укропа. Возле чашки притулились солонка, горчичница и перечница. Из эмалированной, разрисованной красненькими цветочками пятилитровой кастрюли государственные мужи наливали себе парящий борщ. На краю стола мятая алюминиевая крышка прикрывала огромную чугунную сковороду с жареной картошкой с грибами. Тут же, на деревянной доске лежал двухкилограммовый кусок вареной говядины.

Вошедший Руслан Набоков поздоровался, и не теряя времени, взял от стены стул, и присел к обедающим. Высмотрев чистую тарелку, комэска налил себе борща, поперчил и забелил его сметаной.

— Приятного аппетита! — он кивнул мужикам и принялся за еду.

— И тебе того же, — пожелал ему председатель Высшего Совета. А Мерген улыбнулся и подвинул поближе к Набокову плетёнку с пахучим ржаным хлебом.

— Хороший гость всегда к обеду поспеет, — ворчливо заметил президент Евразии. — Водки нет, водка вечером.

Вечером, около полуночи, когда солнце ушло на запад, президент вместе с командиром информационной службы сел на катерок, который быстро покатился вниз по Волге. Хотя опасаться вражеских шпионов не приходилось, но разведчик, хмурый мужик с парализованной правой щёкой, соблюдал конспирацию. «Если люди чего-то не знают, то это их и не волнует», считал он. Поэтому о своих делах он понапрасну не распространялся, да и подчинённых набрал неболтливых. И о делах евразийской разведки мало кто знал, да никто не ими не интересовался — у каждого своих забот хватало.

Через пару часов хода по ночной тёмной Волге — берега сливались с водой, и чёрт его знает, как на ней ориентировался капитан катерка — судно ткнулось в берег. Матрос сбросил сходни, по которым на хрумкающий под ногами мокрый песок спустились Ложкин и хмурый командир разведки.

Их встретил кто-то неразличимый в темноте и подсвечивая дорогу узким лучом фонарика, повёл за собой.

В доме, стоявшем метрах в четырёхстах от берега, были плотно занавешены окна и двери. Внутри же, в гостиной, уставленной креслами, диванчиками и маленькими полированными столиками, горели два торшера с зелёными абажурами. Под одним из них сидел Борис Гриншпун.

Ложкин искренне обрадовался, увидев его. Вскоре после катастрофы, опомнившись от ужаса, арабы собрались и атаковали Израиль. Победа была полной. Граждане страны, просуществовавшей около ста лет, понеся огромные потери от катаклизма, не смогли дать отпор. Ведомые застарелой злобой арабы смерчем прошлись по Сиону. Не щадили никого.

Руслан Набоков прилетел в родной город во второй половине дня. «Лидия» приземлилась около здания драмтеатра на площадку, где много лет назад били цветные фонтаны. Поблагодарив экипаж вертолёта, спросил у них, когда они обратно в Казань.

— Да попозже, — ответил командир. — Сейчас здесь пара эскадрилий наших соберётся, будем решать, кто с вами в Сибирь пойдёт. Шесть машин надо, со сменными экипажами, техниками, запчасти. Завтра наш вертолётный царь прибудет и начнём думать.

Комэска вспомнил, как в Казани его познакомили с директором вертолётной службы — невысоким, юрким, абсолютно лысым Ионой Заббаровым. Царём его прозвали за неожиданно мощный при такой комплекции бас и склонность в трудных разговорах переходить с «я» на «мы».

Машина отвезла Набокова в Мотовилиху, где он разместился в одной из многоэтажек. После давней катастрофы оставшиеся в живых специалисты, придя в себя, смогли сохранить в рабочем состоянии Камскую ГЭС. Она давала достаточно энергии для пушечного завода, десятка других предприятий и обеспечивала электричеством около тысячи многоэтажек.

Первым делом Набоков проверил, как устроились его пограничники. Эскадрон разместился в зданиях бывшей семинарии, ставшей в советское время военным училищем, а затем скопищем разных фирм и компаний. Удобные помещения для личного состава, а для лошадей и волкодавов инженерная рота уже начала строить деревянные конюшни и псарни.

Эшелоны растянулись от Слюдянки до станции Байкал на путях старинной Кругобайкальской железной дороги. После труднейшего перехода, с боями и потерями в Бердске, Кемерово, Тайге, Междуреченске, Новосибирске Набоков решил дать отдых бойцам. Почти два месяца они бились в Кузбассе с неизвестными злобными животными, перекрывшими путь на восток. По мнению ветеринаров и биолога, вскрывавших убитых зверьков, это были очень изменившиеся лисицы.

Лаврентьев припомнил, что когда-то, очень давно, в новосибирском институте цитологии с ними ставили эксперименты, пытались очеловечить, привить навыки общения с людьми. Сейчас они полностью властвовали на территории в четырёхугольнике Барнаул — Новосибирск — Юрга — Артышта. У них были даже свои фермы, где содержались захваченные ими животные. Их бывшие лисы откармливали, видимо, на убой. По всем признакам, на Земле появился новый разумный, но чуждый человеку вид. Но разбираться с ними было пока некогда.

Сейчас, в июне, на южном берегу Байкала, походники приходили в себя. Около двух сотен раненых в боях с лисицами грелись на солнце, успокаивали нервы. У всех проявились симптомы болезни, в марте описанной ханом Батырбаем — болели суставы, отекали руки и ноги. После многих исследований врачи конвоя пришли к выводу, что это симптомы чинги — зверовой цинги. Покусанных кололи антибиотиками, укутывали повязками, пропитанными содой. Про компрессы им подсказали абаканцы. В благодатной минусинской котловине, несмотря на соседство с опасными лисами, вполне процветали местные жители, и те, кто успел убежать к ним от боевых зверьков. Они нашли достаточно простой способ охраниться от них. Лисы не переносили электричество. Даже находиться вблизи от проводов и кабелей под напряжением они не могли. Лет пятнадцать назад, когда звери ещё только набирали силу, проволокой, с пропущенным через неё током, опутали границы. Поставки электроэнергии шли с Саяно — Шушенской ГЭС. Вообще, на востоке за адским квадратом Новосибирска шла вполне нормальная, спокойная жизнь. Походники даже позавидовали местной благодати.

В Красноярске им рассказали, что они было наладили общение с Братском и Иркутском, но последние года четыре оттуда никто не приходил. По мнению красноярцев, тамошние жители перебрались на Дальний Восток, поближе к океану. Такое мнение бытовало. После переговоров и они, и абаканцы, и тувинские нойоны дали добро на заключение союза с Евразией. Всего, по примерным подсчётам штаба Сибирской Экспедиции, здесь проживало около ста тысяч человек.

Чтобы не обременять их нежданным постоем, Набоков увел эшелоны в Иркутск. Сейчас, в прибайкальских сосновых борах, походники поправляли здоровье. Два «Фантомаса» пробежались до Улан — Удэ. Людей там, как и на линии Тайшет — Иркутск, не было. Везде царило полное безлюдье. Хотя следов пребывания человека было множество и сравнительно недавних. Вертолёты несколько раз проходили над южным берегом гигантского озера, но так никого и не заметили. Потом комендант запретил полёты, чтобы экономить топливо.

Слева плескались байкальские волны, справа поднимались горы Хамар — Дабана. Свежий после ночного дождя воздух врывался в открытые окна эшелонов. Поезда шли рядом, по параллельным путям, проложенным почти на берегу Байкала, поэтому и потери стали практически двойными. Железнодорожные мосты взорвались, когда эшелоны проходили по ним. Стальные фермы, разорванные могучей силой тротила, разлетелись в стороны. На переезде от Байкальска до Мурино эшелоны попали в засаду. Справа сверху, с бывшей автострады «Байкал» внезапно обрушился плотный пушечно — пулемётный огонь. Снаряды безоткатных орудий корёжили вагонные бока, невидимые потоки пуль стегали по тепловозам, по бойницам. Грохот взрывов, дробный стук свинца о сталь разнеслись над Байкалом. Кусты, подлесок и множество ветвей на деревьях, отделявших трассы от железной дороги, мгновенно выкосило. Лес в одночасье стал голым. На эшелоны как будто дунул кто-то могучий и бросил на них бурю из обломанных веток, листьев, иголок, снарядов и пуль. Прижатые к озеру, лишённые всякого манёвра, составы оказались в тяжелейшей ситуации. На поезде тяжёлого вооружения «Мортира» бросились было к системе залпового огня «Прима», но командир закричал: «Всем залечь! Огонь!!!». Развернуть установку никто бы не успел, тем более спустить на землю «Тюльпаны». Артиллеристы прятались за вагонами, рельсами, камнями на берегу. Они попытались вести ответную стрельбу из автоматов, пулемётов, но были быстро подавлены превосходящей огневой мощью неизвестного врага. Спрятаться всем тоже не удалось. С близкого расстояния, сверху, их закидывали гранатами. Вскоре вагоны загорелись. Дважды раненный, в ногу и голову, Иван Иванович, командир «Мортиры», с трудом выбросившийся на насыпь, приказал всем бежать подальше. Его заместитель, самый старый артиллерист Евразии, мёртвый, лежал рядом. Взрывом гранаты ему оторвало руку по плечо. Пламя охватило вагоны с боеприпасами. Тепловоз, отброшенный взрывом тротила в озеро, тоже загорелся. Выскочить из него машинист с помощником и кинологом так и не успели.

Артиллерийские башни на двух «Фантомасах», четырёхстволки в их кабинах и пулемёты развернулись в сторону берега и открыли шквальный огонь по невидимому, скрывавшемуся в густых зарослях противнику. Их оранжевый собрат, лёгкий бронепоезд, получивший боевое крещение ещё зимой, под Кунгуром, валялся на боку. Фугас разорвался прямо под его средним вагоном. Немногие уцелевшие из экипажа пытались вылезти наружу, но были тут же скошены огнём.

Комброн «Урала» Сева Курилович, задремавший было в командном посту, пробудился от звонких ударов по бортам, будто в них лопатами кто-то быстро и много швырял гальку. Едва он открыл глаза, как кумулятивный снаряд прожёг дыру в дальнем конце вагона. Быстро подвинув в сторону окуляры перископа, Курилович скинул задвижку с бронелюка и высунулся наружу. Грохот, свист пуль и снарядов из безоткатных горных пушек, огонь. Командир рухнул вниз.

— Всем расчётам! — закричал он, отжав тангету громкой связи. — Пушки на три часа! Огонь по команде! Готовсь!!!

Артиллеристы ещё до этой команды уже зарядили двухсотмиллиметровые пушки и сейчас прокручивали стволы, наводя их в упор на лес, поливающий их огнём. Кумулятивные снаряды выжигали вагоны, дико кричали раненые и обожжённые. Чтобы бронепоезд не опрокинуло при такой стрельбе, когда пушки развёрнуты под углом девяносто градусов по ходу состава, необходимо было установить упоры, стальные укосины, но времени на это не осталось. Курилович ещё на миг выглянул в люк, увидел, что орудия смотрят в сторону гор, и прокричал в микрофон:

Солнце уже показалось, раскинув мягкий свет в прозрачном воздухе Сибири, когда «Ястреб» раскрутил винты и взял курс на восток. В кармане лётной куртки командира вертолёта лежал пакет с запиской Набокова пехотному начальнику Гилёву, командиру группировки в Улан — Удэ. Руслан вкратце сообщал ему о бое, потерях и велел аккуратно, очень внимательно и осторожно подойти к Мурино, и помочь в восстановлении железной дороги. Также там было распоряжение об установлении негласного контроля за Николаем Манжурой.

«Ястреб» шёл над Байкалом, примерно в километре от берега, вскоре справа показалось место вчерашнего боя, там ещё дымились обломки вагонов и тепловозов. Правый пилот вглядывался в разорванный взрывами берег, где-то там, он знал, скрывались разведдозоры. Но никого заметить не удалось.

— Хорошо маскируются парни, — он поднял взгляд и увидел невдалеке, над горным хребтом характерный силуэт вертолёта. — Опа! А что это наших туда занесло? Командир, справа кто-то из наших вертушек.

Командир «Ястреба» вгляделся в приближающийся вертолёт и щёлкнул кнопкой, переключаясь на внешнюю связь.

— «Клумба», «Клумба», я «Ястреб»! Я «Ястреб»! — забубнил он. — На траверзе Выдрино заметил вертушку, идёт к нам со стороны гор.

Вертолётчики бросились к «Горынычу». Ситуация непонятная, а в таком случае надо уносить ноги, а разбираться в безопасном месте. Потом.

Бежавшие к ним люди замахали руками, но пилоты уже завели ещё не остывший движок вертолёта. Лопасти закрутились, кабина задрожала, и «Горыныч» медленно поднялся вверх и тут же, развернувшись, полетел над озером, уходя подальше от неизвестных автоматчиков. Быстро пройдя вдоль берега, вертушка вскоре приземлилась в Слюдянке.

— Вот это новость! — Набоков поцокал языком. — Вертолёт неизвестный, «сдохните, белые твари»! Да это, никак, чёрные викинги объявились. Надо базу у них искать, раз, и срочно связь с нашими в Улан — Удэ, два. Иона, когда «Юнкерс» вернётся?

— Вместе с «Фантомасом», — вертолётный царь, похудевший и очень усталый, сидел в мягком кресле салона «Акбаста». — Я как услышал про нападение, забыл, что они в Братск ушли, БАМ смотреть, вызываю их, команды даю, а они не слышат, потому что далеко.

Зейдлиц с повязкой на шее, отчего он не мог поворачивать голову, а разворачивался сразу всем туловищем, что-то просипел. Его не поняли. Он взял карандаш и написал на листе бумаги большими буквами — ПВО. «Фантомас» ушёл на Братск сегодня без командира, его знобило и трясло.

На зорьке два вертолёта ушли в Улан — Удэ. Вернувшийся с Братска «Юнкерс» и срочно отремонтированный «Горыныч» шли на максимальной высоте, пилоты сторожко наблюдали за небом. Задача была — во что бы то ни стало прорваться к Гилёву и вернуться обратно.

Выставленные возле Выдрино заставы уже вступили в огневые контакты с викингами. Ершов не атаковал, а пытался выведать силы противника. Его бойцы сняли с разрушенного «Ястреба» пулемёты и другое вооружение. Восстанавливать же пути под огнём возможности не было. Набокова тревожило и то, что со стороны Улан — Удэ никто не подходил. Комендант предполагал, что группа Гилёва уже разгромлена, захвачена врасплох. Командиры конвоя сомневались в этом. Пехотный начальник был старый, опытнейший боец, и всегда настороже.

— Тогда почему он не послал лёгкий бронепоезд или любой паровоз к нам? — хмуро спросил Набоков на утреннем совете. — Ведь должен он предполагать, что беда какая-то произошла. Мы вовремя не пришли, вертолёт к нему не вернулся. Вполне достаточно оснований для беспокойства. Сутки ни слуху, ни духу. Ладно, узнаем скоро всё. Что пленные говорят? — он обратился к Львовой.

Начальник контрразведки встала, держа в руках несколько исписанных мелким аккуратным почерком листов бумаги.

— Викинги здесь уже четыре года, — Татьяна Сергеевна посмотрела на командиров, опустила взгляд на листы и продолжила доклад. — Их экспедиция имеет цель пройти на Тибет, где в ожидании друзей и соратников спит великий Конан — Амра, отец викингов. Флотилия пришла по Енисею из северных морей. Взорвали все гидроэлектростанции на Ангаре, прошли в Байкал. Предварительно высаживали десант, уничтожали на берегах местное население.